Королевский Совет

Боги, каким же медленным меня делали эти доспехи!

Пусть это был не мой способ сражаться, но хотя бы раз я должен был попасть в цель.

В самом конце она дала мне тренировочный меч, поставив против четырёх смеющихся Морских Змей, у которых в качестве оружия были только деревянные кинжалы. Я должен был продержаться против ни до тех пор, пока Реллин не досчитает до тридцати. «С этим я справлюсь», ― подумал я. Да не тут-то было. Морские Змеи рассыпались в стороны, потом направились ко мне. Я заметил натянутую между ними верёвку, а они уже подбежали и верёвкой сбили меня с ног. Дуб упал с громким лязгом, я лежал в шлеме лицом вниз в глубокой грязи, а один из Морских Змеев позволил себе подшутить надо мной, щекоча и тыкая концом кинжала между пластинами доспехов. А другой снял с меня шлем и со смехом влепил затрещину.

― Ты умер, новобранец, ― объявил он и помог встать. Я бы предпочёл остаться лежать.

― На сегодня хватить, ― сказала Реллин. ― Теперь ты знаешь, что это такое.

Когда я вечером добрался до своих апартаментов, я посчитал каждую ступеньку широкой лестницы; каждая клеточка моих мышц горела, и я чувствовал себя как мёртвая улитка. На этот раз Серафина отсутствовала, мне пришлось самому вылезать из доспехов, и я взглянул в зеркало. Я был весь в синяках, хоть доспехи и защищали от каждого удара. Реллин дала мне чистящие средства, приказав к утру отполировать доспехи так, чтобы в них были видны все её бородавки. Что было затруднительно, поскольку у неё их не было.

И лучше мне поскорее начать их чистить, потому что доспехи были совершенно грязными, но я отвернулся и, словно срубленное дерево, упал на свою кровать. На прикроватной тумбочке я увидел три журнала, которые я должен был дополнительно изучить. Я повернулся на другой бок и решил, что если финальная битва богов должна начаться сегодня, то пусть начинается без меня.

Серафина пришла позже, разбудила и показала, как лучше всего чистить доспехи. На самом деле, она почистила намного больше, чем я, но больше молчала, не сказав почти ни слова, и избегала мой взгляд. Она дала мне масло от боли в мышцах, но не предложила втереть его.

Искоренителя Душ она поставила рядом с моей кроватью и сказала, что собирается помолиться в храме.

Теперь я проснулся. Доспехи блестели, как и было приказано, за окнами ещё царила тьма, но я не находил покоя. Я полистал журналы, которые дала мне Реллин, но не смог ничего запомнить. Меня тяготила не усталость, а что-то другое, как будто весь свет был приглушён, и каждый вздох давался с трудом.

Я услышал скрип двери Серафины, когда она вернулась, и постучал к ней. Она открыла с полу-расстёгнутым лифом.

― Прости, Хавальд, ― тихо произнесла она. ― Сегодня я не в настроении, чтобы быть хорошей компанией. Кроме того, я также хочу спасть.

Не дав мне времени ответить, она закрыла дверь перед моим носом.

Я снова постучал. На этот раз она только приоткрыла её, я увидел длинную ногу и подол её нижней рубашки.

― Что такое? ― спросила она.

― Мы должны найти того проклятого, о котором говорила Асела.

― Да, Хавальд, ― устало промолвила она. ― Должны. Но не сегодня же ночью. ― Она снова закрыла дверь, оставив меня стоять.

Утром я ждал её, но она не пришла, и мне пришлось поспешить, потому что я так долго надевал эти проклятые доспехи, что едва успел поесть. Серафина нашла меня в столовой, как раз, когда я уходил.

― Я здесь только для того, чтобы взять Искоренителя Душ, ― сообщила она, не глядя на меня. Мне хотелось спросить её, в чём дело, но у меня не было времени. Я отдал ей клинок, и она, не сказав ни слова, ушла.

В этот день Реллин сочла нужным дать мне поупражняться с пиками, прежде чем затоптать лошадью. Я узнал, что боевой конь может подбросить человека в воздух даже в доспехах и в них больно катиться по каменному склону. После этого генерал-сержанту показалось разумным заставить меня балансировать десять шагов по невысоко над землёй натянутому канату. Когда я потерпел неудачу и пожаловался, что в доспехах это нереально, она позволила одному отделению с щитами и мечами пройтись по нему сразу два раза, а в какой-то момент, чтобы привлечь моё внимание, так сильно ударила мечом по моему шлему, что он зазвенел как колокол.

― Рекрут, не знаю, что с тобой не так, но с меня достаточно, ― сказала она холодным голосом. ― Ты должен научиться, иначе другие погибнут из-за твоих ошибок. Сходи сегодня вечером выпить, помолиться или к шлюхе, если тебе это поможет, но завтра утром ты должен быть бодрым и мыслями здесь, а не где-то ещё, иначе я порекомендую коменданту найти другого генерала для Второго легиона.

Я пообещал, что исправлюсь, но она была непреклонна, сняла свой шлем и объявила, что служба окончена, хотя ещё даже не наступил полдень.

Когда я запротестовал, она огрызнулась холодным голосом.

― Мне всё равно, кто вы ― генерал Копья или сам Борон! Вы потратили моё время. Вы можете разбрасываться своим, как дешёвой монетой, но у меня есть дела поважнее, чем вразумлять быка! То, чему вы должны у меня научиться, может спасти жизни. Подумайте над этим, а теперь уходите и больше не беспокойте меня! ― Своей рукой в бронированной перчатке она указала на ворота тренировочной площадки, и я потопал прочь. Мне казалось, что со мной плохо обращаются, и во мне забурлили смутный гнев и грусть, значение которой было мне не ясно.

С тех пор, как мы добрались до Аскира, дни были пасмурные, солнца мало, зато ночи ясные и холодные. Но в этот день небо было безоблачным, светило солнце, словно заставляя нас забыть о зиме. Даже на окружённых камнями грядках в цитадели появились первые ростки. Другие люди наслаждались прекрасной погодой, и куда бы я не посмотрел, на лицах были улыбки, словно не существовало ни войны, ни императора-некроманта, который хотел сокрушить мир.

Меня мало радовали хорошая погода и приветливые лица. Каждый услышанный смех, и все эти лучи солнца ещё больше тяготили меня, пока я не почувствовал желание броситься головой вперёд в крепостную стену. Какой бы абсурдной не была эта мысль, она отражала то, что я чувствовал: как будто всё, что я делал, не имело никакого смысла.

Такие чувства были мне чужды. Ещё в детстве я понял, что есть вещи, которые угнетают, но также и то, что нет смысла им поддаваться. Просто делай, что должен, в ожидании лучшего дня. Реллин положила тому начало, я принял эстафету и сам себя корил идиотом, но это не очень помогало. Мне хотелось затеять ссору, что, однако, было не лучше, чем разбить себе голову о стену.

17. Яблочный табак

Сантер нашёл меня во дворе цитадели, около моего приятеля, карпа, который всё ещё игнорировал меня.

― На вашей родине холодно, ― заметил он с улыбкой, садясь рядом со мной на скамейку. ― Я рад, что вернулся, хотя был впечатлён Громовой крепостью. Там наблюдается хороший прогресс, а если становится скучно, есть хороший спорт. Охота на пауков. Это не совсем в моём вкусе, зато я встретил эльфа, который считает себя оборотнем. Ваш друг Эберхард заведует столовой, и туда ежедневно прибывают бойцы и беженцы.

― Хм, ― хмыкнул я, наблюдая за карпом.

― Прошлая ночь была лучшей: олени танцевали на стенах, в столовой обслуживали медведи, а женщины-солдаты, несмотря на холод, купались в фонтане.

― Это хорошо, ― согласился я, удивляясь, почему карпы как будто всегда что-то жуют на поверхности воды.

Сантер громко рассмеялся.

― Вы вообще слышали хоть одно моё слово? ― спросил он, когда я удивлённо посмотрел на него. ― Послушайте, что с вами такое? Можно подумать, что у вас любовная лихорадка.

Я вздохнул, возможно, это действительно правда.

― Наверное, вы правы, ― признал я. ― С тех пор, как моя спутница надела корону, появилась черта, которую нельзя переступать. Без сомнения, это меня огорчает.

Он удивлённо посмотрел на меня.

― Но это же маэстра Лиандра ди Геранкур будет теперь носить корону Иллиана, я прав?

― Так и есть, ― устало ответил я. ― Хоть это и было моё решение, но мне трудно отказаться от неё.

― Вот и пойми человека, ― заметил он, качая головой. ― Я мог бы поклясться, что вы любите сэру Хелис. Даже Дезина считает, что видеть вас вместе одно удовольствие.

― Вы ошибаетесь! ― возмущённо сказал я. — В свою очередь, можно было бы подумать, что вы любите Дезину.

Он медленно кивнул.

― У вас плохое настроение, сэр генерал. Если вам от этого легче, можете спокойно лягаться, но если толку от этого нет, то перестаньте. У меня толстая кожа, и я могу многое вынести, но выбирайте слова, когда говорите о женщинах. Особенно в случае с Дезиной я желаю, чтобы вы сдерживали себя.

― Почему? ― холодно спросил я. ― Я задел больное место?

― Да, ― ответил он, вставая, и выглядел совсем недружелюбно. ― Если хотите, и вам это поможет, я с удовольствием брошу вас к карпу, с которым вы так стремитесь поговорить. Возможно, это охладит ваши чувства. Всё так, как вы предположили, и это больно, потому что решения нет. Так что избавьте меня от своих колкостей! Но и я тоже прав, не так ли? Что бы вы там ни сделали, сэра любит вас и простит, если вы попросите её об этом.

― Нечего прощать, она ― королева, и наши пути разделяются. ― Я устало поднял на него глаза. ― Простите, Сантер, я был несправедлив, я сам не знаю, что со мной случилось.

― Вы глупы, вот ваша проблема, ― жёстко заметил он. ― Но я не сильно от вас отличаюсь. Женщина может просить всё, но только не то, что ты не знаешь о своей любви.

Сказав эти слова, он повернулся и ушёл, оставив меня сидеть, что в последнее время случалось слишком часто.

― Он прав, ― сказала Зокора позади меня. ― Ты глуп. Поскольку твоя трубка помогает тебе думать, я принесла её с собой. ― Она протянула мне трубку и полный кисет табака. ― Кажется, она тебе нужна. Трубка была в твоей комнате, табак я украла у Хелис. Вчера на рынке она потратила почти три отрезка свечи, в поисках бессаринского яблочного табака, а теперь не решается отдать его тебе.

― Что ты здесь делаешь? ― спросил я, принимая табак и трубку. Серафина искала мой табак в течении трёх отрезков свечи?

― Ты хотел меня видеть, по крайней мере, так мне сказали. ― Она прислонилась к скамейке рядом со мной. ― У нас тоже есть такая рыба. ― Она указала на карпа. ― Выглядит точно также, только бледная, у неё нет глаз и есть длинные зубы.

― Тогда она не точно такая.

― Такая, только другая. Ты просто неправильно смотришь на вещи. ― Она повернулась ко мне. ― Если ты ищешь меня, тебе, без сомнения, что-то от меня нужно. Если нет, то мне лучше уйти, прежде чем ты заставишь плакать ещё и меня. Конечно, это маловероятно, но в случае с Лиандрой и Хелис тебе это удалось.

― Зачем им плакать? ― удивлённо спросил я.

Зокора покачала головой.

― Лиандра плачет, потому что ей приходится отказаться от мечты, но она уже давно это знала. Просто всё произошло слишком быстро, и она знает, что этого не избежать. Серафина плачет, потому что потеряла надежду и думает, ты её не любишь. Может мне тоже стоит начать плакать, потому что твоя глупость причиняет мне боль. Для моего народа любовь под запертом, но я всё же поняла её. Ты же, напротив, проповедуешь её повсюду, а сам слепее этой рыбы.

― Она не слепая.

Она сверкнула на меня взглядом.

― Ты ничего не понимаешь. Или просто не хочешь? Все это увидели. Лиандра первая, Наталия тоже поняла, Зиглинда узнала раньше всех. Дошло даже до меня. В тот момент, когда душа Хелис вернулась в своё тело, ты был обречён. Может ты настолько привык противостоять своему богу, что отказался принять и благословение Астарты. Ну, вперёд, посмотрим, к чему это приведёт! Но если хочешь поплакаться, не зови меня, у меня для этого нет терпения. ― Она продолжала сердито смотреть на меня. ― Я не собираюсь повторяться. Мне всё равно, что ты делаешь, но если из-за тебя все ходят так, словно их грибы заражены мукоедом, то в долгосрочной перспективе меня это тоже беспокоит. Итак, если ты хочешь от меня что-то полезное или помочь в поисках Погибели Страха, то добро пожаловать, но если просто действовать на нервы и обременять своей глупостью, держись от меня подальше.

Высказавшись, она скрылась у меня за спиной, но когда я обернулся, её уже там не было. Я посмотрел на карпа, не зная, что и думать, когда её голос снова напугал меня.

― Хелис в своей комнате отчаянно ищет этот табак. Ты мог бы её успокоить.

― Я…, ― начал я и обернулся, но она уже снова исчезла, ―…тебе благодарен.

― Я знаю, ― сказала Зокора позади меня. Я снова взглянул назад, но её там не было.

Я посмотрел на карпа, который по мнению Зокоры, так же мало понимал в любви, как и я. Возможно, она была права. Что я мог о ней знать?

В день моего рождения началась осада моего родного города Келара. Как раз, когда я стал достаточно взрослым, чтобы называть себя мужчиной, я получил меч Сольтара и прошёл через ворота. После этого всё стало по-другому. Люди называли меня героем, и это вскружило мне голову. Мне понравилась одна девушка, и я ухаживал за ней.

Я откинулся на спинку скамейки и попытался вспомнить, как она выглядела. Я увидел перед собой её улыбку в тот момент, когда она протягивала мне яблоко, и её золотистые волосы, но так и не смог вспомнить её имени. Она родила мне ребёнка. Именно этот ребёнок умер от чумы в Верлмонте или это был его внук? Тридцать два года сэра с золотистыми волосами была моей женой. Я помнил её запах, вечера, проведённые в нашем маленьком доме, где над каминной полкой висел почти забытый Искоренитель Душ. Я помнил, как она состарилась, а я нет, как она слёзно умоляла меня не смотреть на неё, уйти и оставить её на произвол судьбы. Она, женщина с золотистыми волосами, была первой, кого я любил, а теперь я забыл её имя.

Но что я не смогу забыть, так это могилу, которую вырыл для неё среди яблонь и боль, которая почти сломила меня, когда я клал её, завёрнутую в чистый лён, под первое посаженное мной для неё дерево. Именно тогда я впервые начал ропать на Сольтара. Я выполнил свой долг, спас Келар, почему он не позволил мне уйти? Почему я не состарился и не умер вместе с ней?

Она была красивой, молодой и весёлой. Плохо было не только то, что я пережил её, но и то, что возраст на мне не отражался, и я оставался молодым, в то время как она дряхлела. Это разделило нас ещё до того, как она умерла.

Я оплакивал её потерю задолго до смерти и потерю любви, потому что знал, что она ненавидит меня за то, что я остался, тем самым напоминая об утрате молодости и красоты.

Я издал короткий резкий смешок. Она была первой и последней, кто называл меня красивым, но в то время Искоренитель Душ ещё возвращал мне юность. Когда мне исполнилось сто лет, я всё ещё выглядел как юноша, который прошёл чрез врата Сольтара.

После её смерти ничто не удерживало меня на моей старой родине. Я отправился в путь, шёл туда, куда меня гнали ветер и воля Сольтара. Когда я встречал любовь и чувствовал, что женщина вот-вот покорит мои чувства и сердце, я бежал.

Может я и забыл её имя и лицо, но боль, которую чувствовал, когда хоронил сэру с золотистыми волосами вспоминать не было надобности. Я чувствовал её ещё сегодня, она была вездесущей.

Я поклялся больше не любить. Когда после этого искал женского общества, то только там, где оно было безопасным, где я знал, что она не сможет меня удержать. Я узнал, что существует тысяча видов любви и утраты. Я вступил в ряды рыцарей Завета, которые отказывались от всего, кроме чести и долга.

Следовать правилам нашего ордена для меня было бегством, для других ― призванием. Никто из них не колебался отдать свою жизнь за королевство, а когда они умерли, то гордились тем, что жили и умерли именно так. Они оставили меня в рядах мертвецов на том перевале, где я поднимался снова и снова, пока варвары не обратились в бегство.

Я не хотел этого признавать, но я любил и Элеонору; существует лишь тонкая грань между дружбой и любовью, и её потеря усугубила эту всеобъемлющую боль. Она присоединилась к длинному списку тех, кто снился мне по ночам, кого я любил и не смел оплакивать, пока бодрствовал. Только во сне я видел их. Я никогда не забывал ни одного лица, знал обо всех, кто они ― и что они меня ждут.

В самом начале этого списка находилась сэра с золотистыми волосами, и если я видел её улыбку, то только лишь во сне.

Потом, годы спустя, когда я хотел умереть, потому что ничто в жизни больше не имело для меня смысла, в дверь вошла Лиандра. Она не позволила ослепить себя, не позволила отвергнуть и игнорировать. Она соблазнила старика и этим покорила моё сердце. Она не была человеком и будет жить долго, возраст её не коснётся; она была той, кого я мог любить. Наконец-то, казалось, что я спасён.

Но прежде чем она познакомилась со мной, она уже была занята Каменным Сердцем, своей клятвой, войной, которая не касалась меня, потому что я думал, что за долго до того, как она достигнет Колдена, я уже буду у Сольтара.

Она соблазнила меня не потому, что любила, а потому что я был ей нужен. Она знала, что это единственный способ завоевать меня. Это была единственная монета, которой она владела, и единственная сделка, которая могла заставить меня вернуться к жизни. Она знала это, и я тоже.

Значит ли это, что я испытывал к Лиандре фальшивую любовь?

Нет, мне было слишком больно, когда она сообщила, что пожертвует мной ради своей мисси. Иногда глубину любви можно измерить по боли.

Лиандра сдержала своё обещание и предложила меня место подле себя и даже королевскую власть. Будущее с женщиной, которая не умрёт от старости. Я так долго этого ждал: любви, которая преодолеет века и для которой смерть не ставит границ.

Фиалковые глаза Лиандры, которые так часто открыто демонстрировали её чувства ― любовь, раздражение, гнев, беззащитность. Да, я любил свою королеву, и ни один мужчина не мог бы гордиться больше, что она его спутница жизни.

На этой скамейке в саду сидел старый дурак. Откуда мне было знать, что я тоскую по любви, которой уже обладаю? Откуда мне было знать, что под этим холодным постоялым двором, в глубинах ледяной могилы, лежат кости женщины, которой я обещал именно это? Любовь, которая переживёт смерть.

Говорят, что нет клятвы сильнее, чем та, которую человек произносит перед лицом смерти.

А Джербил… боги, как он мог пообещать Серафине, что всё исправит? Он был обладателем Ледяного Защитника, изгоняющего меча, о возможностях которого Зиглинда не распространялась. Меч изменился за те века, в течение которых хранил души Первого Горна для вечности. Но в одном все изгоняющие мечи были одинаковыми: они были посвящены богам и наполнены самой могущественной магией, которую мог соткать Асканнон. На них лучше не клясться легкомысленно.

Джербил знал, что делал, теперь я начал это понимать.

Именно он заложил свою душу Сольтару и поклялся сделать что угодно, вытерпеть что угодно, пройти через всё, стать орудием нашего бога, лишь бы сдержать одно — это обещание: посмотреть в глаза Серафине перед лицом её смерти и сказать, что он всё исправит, что изменит законы богов и земного диска, восстанет против самих богов, а затем понесёт их знамя на войну.

Только бы она жила дальше и все закончилось хорошо!

Как там сказал брат Джон? Никто не может дать такого обещания. Но Джербила называли Столпом Чести, потому что он никогда не нарушал обещаний.

В книгах богов было написано, что они создали человека по своему образу и подобию, что наделили его божественной волей и что для человека существует только один предел ― его собственная воля.

Так что самым важным является воля. Как в магии, по словам Дезины и Лиандры, так и во всём остальном. Именно воля определяет всё и управляет судьбами.

Я почти помнил его клятву, как он обещает свою душу Сольтару, и не только ему. Сольтару, потому что тот управлял смертью, Борону, потому что то, что произошло там, в ледяном подвале, было против всякой справедливости и даже Астарте, потому что та управляла любовью. Каждому из этих богов он принёс одну и ту же клятву: что отдаст им свою душу, отныне и навеки, что будет их дланью, их орудием и сделает всё, что они ему прикажут, если только они позволят ему выполнить свое обещание даже после смерти.

Для себя он ничего не просил. В таких делах за себя не просят, кроме того, это противоречило бы самоотверженности, которую требуют такие клятвы. Я почти мог чувствовать его слова. Если бы я только знал их, всё бы объяснилось, я бы всё понял. Но я их не слышал, лишь знал, что они были произнесены.

Как и Лиандра, боги сдержали своё слово. Какими бы извилистыми путями Серафина не вернулись из мёртвых, оставалось тайной Сольтара.

Когда Хелис коснулась Ледяного Защитника, и Серафина нашла путь обратно к себе, а я впервые увидел душу в глазах Хелис, я узнал её, как бы сильно не сопротивлялся.

Конечно, я был не единственным кто жаждал вечной любви, но теперь я испытал её. Я хотел проклясть Джербила, ведь именно мою душу он отдал в залог богам. Но в то время она принадлежала ему, и он имел на это полное право. Если не тело, а душа являлась сущностью человека, тогда это был мой выбор, моё обещание, которое связывало меня и сейчас.

По правде говоря, я бы принял точно такое же решение. И, как я узнал на Огненных островах, это было решение, которое я не собирался менять.

Лиандра, получеловек, возможно, полуэльф, маэстра, связанная мечом, моя королева ― она была почти идеальна. Даже её готовность отдать всё, пожертвовать честью и любовью ради одной клятвы, даже это вызывало восхищение. Если когда-либо и существовала женщина, достойная любви, то это была она.

И всё же я чувствовал и знал, что чего-то не хватает, что что-то внутри меня было предназначено другой, и эта часть ждала, чтобы быть заполненной ею. Когда я впервые заглянул в глаза Серафине, даже когда она ещё говорила через Зиглинду, я почувствовал, что это она.

Как это часто бывает, когда получаешь то, на что так сильно надеешься, я не поверил. Я закрылся от того, что говорила мне Серафина, не желая признавать, что был лишь своей собственной тенью. Я упрекал Сольтара за то, что он возложил на меня свои обязанности, и восстал против него. Потому что не хотел платить по счетам, потому что у меня никогда не было выбора.

Имел ли Джерибл право вместе со своей душой заложить и мою? Была ли это его клятва или всё-таки моя?

Я горько рассмеялся, когда понял, как на самом деле всё просто. Я любил Лиандру, а он Серафину, и именно он принял решение за меня, и всё же нас было не двое, мы были одним целым. И лишь благодаря его клятве я смог полюбить Лиандру.

Это его клятва связывала меня, его клятва предназначила для меня меч Сольтара, его клятва позволила мне жить достаточно долго, чтобы старик мог сидеть на том постоялом дворе, когда молодая маэстра распахнула дверь и изменила для него мир.

Воля Джербила связала меня, его любовь была валютой, оплатившей сделку, которую он заключил с богами ― основой его воли. Я почти мог видеть его, как он последний, оставшийся в живых, стоит там внизу с инеем на коже и слепыми глазами и, держа в руках Ледяного Защитника, клянётся богам: этого нельзя допустить!

Как часто я уже думал о том же, в последний раз, когда Наталия погибла на острие Искоренителя Душ.

Но Джербил нашёл способ, и теперь мне предстояло заплатить вместо него. В другой жизни я бы встал перед Лиандрой на колени и отдал ей своё сердце. В другой жизни Лиандра также была бы королевой моего сердца, но в этой ― моё сердце уже давно было заложено.

Я вздохнул и встал. Как мне объяснить всё то, что я чувствовал, но знал лишь отчасти, сам с трудом верил, а ещё меньше понимал? Я лишь знал, что Лиандра страдает и Серафина тоже. Может Лиандра и отдалась мне, чтобы получить мои услуги, но это не меняло того факта, что она всегда была честной. Она держала своё слово. Но я не мог, потому что уже отдал его другому.

Я долго сомневался в том, что любовь Лиандры была искренней, но теперь знал лучше. Она ничем не отличалась от меня. То, что у неё осталось после клятвы, она отдала мне…

И что такого было в любви, что чем сильнее она была, тем больше причиняла боли? Лиандра страдала и плакала, Серафина тоже, а внутри меня плотина лопалась по швам, готовая в любой момент прорваться.

Нельзя было допустить, чтобы Лиандра и Серафина страдали. Для Лиандры у меня не было решения, но я его найду.

Для Серафины… Пришло время признать то, о чём она знала уже давно, а я отрицал.

Я стоял в саду, глядя на этого глупого карпа. Оторвав от него взгляд, я посмотрел на солнце. За ночью всегда следует день, таково было обещание и надежда Сольтара: после смерти начинается новая жизнь. Когда я выплачу свой долг ― долг Джербила ― возможно, тогда снова смогу найти Лиандру.

Но не в этой жизни.

Я поднялся в наши апартаменты, дверь Серафины была открыта, и она стояла посреди комнаты, озираясь по сторонам.

Когда я постучал в открытую дверь, она испуганно обернулась.

― О, хорошо! ― воскликнула она с облегчением. ― Я уже начала думать, что кто-то украл Искоренителя Душ…

Если она и плакала, то этого видно не было.

― Я здесь, чтобы поблагодарить тебя за яблочный табак, ― соврал я, подняв вверх небольшой мешочек. ― Зокора сказала, что ты купила…

― Пустяки, я всё равно была на рынке, ― отмахнулась она. ― Почему ты уже здесь? Я думала, что твоя служба продлиться до шестого колокола?

― Генерал-сержант Реллин считает, что я невнимателен, и отказалась продолжать тратить на меня своё время. Если завтра я буду вести себя также, она грозится обвинить меня в глупости.

― Наверное, ты сам виноват. ― Она подошла и окинула меня взглядом. ― Ты выглядишь странно.

― Ничего такого, ― быстро сказал я. Она кивнула и отвернулась, но я коснулся её плеча. Иногда не следует быть трусом. ― Нет, есть кое-что, ― тихо промолвил я. ― Я столкнулся с Сантером. Он назвал меня глупцом. Зокора тоже назвала меня так и сказала, что я слеп.

― Почему? ― в изумлении спросила она. ― Кстати, Хавальд, я должна тебе кое-что сказать…

― Выслушай меня до конца. Ты ведь любила Джербила, верно?

Она моргнула, тень легла на её улыбку, которая тут же померкла.

― Твоя тактичность поистине ошеломляет, Хавальд. Да, я любила его. Чего ты хочешь?

― Я не Джербил, ― сказал я.

― Я знаю, ― вздохнула она. ― Ты говорил мне об этом столько раз и доказал.

― Когда мы были у первосвященника, ты видела его во мне и обвинила в том, что я не выполняю своих обещаний.

― Да. ― Она убрала волосы с лица и посмотрела мимо меня на дверь, которая всё ещё была открыта. Сделав один большой шаг, я оказался там и закрыл её громче, чем намеревался.

― А теперь ты любишь меня, потому что всё ещё любишь его. Но я не…

Больше я ничего не успел сказать. Искоренитель Душ вовремя предупредил меня, но я остался стоять на месте. Звук от её пощёчины, был громче, чем от хлопнувшей двери, и она развернула мою голову.

― Убирайся! ― крикнула она, указывая дрожащим пальцем на дверь. ― Уходи, пока я не забыла себя!

Я осторожно пошевелил челюстью, та всё ещё была на месте, и упрямо покачал головой.

― Я не хочу причинять тебе боль.

― Я рада, что ты это сказал, ― промолвила она. ― Потому что у тебя это отлично получается! Ты меня ещё и не слышишь. Я сказала тебе уйти!

― Я не хочу быть заменой мёртвому человеку. Мне нелегко видеть, что ты ещё любишь его, и я всегда уступаю в сравнении с ним. Ты смотришь на меня такими глазами, а имеешь в виду его. Если думаешь, что это не больно, тогда ты тоже ошибаешься!

Она моргнула.

― Тебе больно?

― А ты как думаешь? ― сердито ответил я. ― Неужели, по-твоему, я настолько слеп, что не вижу, как ты ищешь моей близости? Хуже того, я сам не могу держать тебя на расстоянии. Ты с лёгкостью прорываешься сквозь мои стены и перепрыгиваешь мои рвы. Ты молчишь, когда слова не нужны, и всегда говоришь то, что нужно сказать. Заставляешь меня смеяться, просто находишься рядом, а когда тебя нет, мне чего-то не хватает. Я не знаю, что со мной не так, почему я не могу быть верным. Я люблю Лиандру, или любил её, или, по крайней мере, думал, что любил, и всё же, ты для меня словно магнитный камень. Ты стоишь рядом со мной, улыбаешься, я смотрю на твои волосы и глаза, чувствую твой запах, ощущаю мягкое прикосновение… Я не камень, Финна, да и будь я им, это не помогло бы, потому что ты как вода, которая пробивается сквозь самые твёрдые породы. Потом я вижу этот взгляд в твоих глазах, слышу твои тихие вздохи, вижу твои губы и понимаю, что ты думаешь о мёртвом. Твой Джербил был хорошим человеком, по крайней мере, так кажется, но иногда мне хочется проклясть его.

― Хавальд, ― начала она и подняла руку, чтобы указать на дверь. ― Подожди. Там…

― Нет, я не хочу ждать! ― горячо возразил я. ― Клянусь богами, мне трудно вынести то, что ты сравниваешь меня с этим призраком, и я могу лишь проиграть! Если уж ты любишь, Финна, ради богов, тогда люби меня!

Кто-то хлопнул в ладоши позади меня.

― Хорошо сказано, старик, ― услышал я глубокий, весёлый голос старого друга. ― Теперь поцелуй её, брось на кровать, и, если пожелаешь, я объясню, как сделать её там счастливой!

― Рагнар, ― простонал я и повернулся.

Он стоял там, опираясь на топор обеими руками, в тяжёлой кольчуге и толстых мехах, с рыжей бородой, заплетённой в три косы, и ухмылкой на лице, которая подошла бы любому демону.

18. Рагнар

В два шага он приблизился и поднял меня, чуть не раздавив. Я почувствовал запах льда и снега в его мехах, и медовухи ― в дыхании.

Держа меня перед собой за плечи, он засмеялся, пока я пытался дотянуться ногами до пола.

― Ради всеотца, тебя всегда окружает драма. Клянусь, ты ничего не можешь сделать так, чтобы это не превратилось в сагу! ― Он поднял меня повыше, чтобы лучше рассмотреть. ― Так это правда, что о тебе говорят? Что ты помолодел и носишь в своём кожаном узле изгоняющий меч?

― Да. Как видишь! Но ты всё равно можешь меня отпустить.

― О, ― сказала он и отпустил. Я потёр плечи. ― Разве ты не рад меня видеть? ― спросил он с широкой ухмылкой.

― Конечно рад, Рагнар, ― очень серьёзно ответил я. В этом долгом путешествии у меня появились новые друзья, но Рагнара я знал уже давно, а он меня не как владельца проклятого меча. Мы стали друзьями не потому, что нас сблизили враги или угрожали наездники душ, а потому, что мы хотели быть друзьями и наслаждались обществом друг друга. Об Искоренителе Душ он понятия не имел. В то время я прятал клинок, завернув в кожу, кроме того, я был стар, когда мы виделись в последний раз. Много лет назад я одолжил ему золото на его мечту о собственной кузнице. Кровать, на которой он спал и производил на свет детей, была сделана моими руками; он знал меня как плотника, а не как мясника Сольтара.

Увидев его здесь, счастливого и здорового, я чуть не разрыдался. И всё же…

― После стольких лет мог бы и подождать пол отрезка свечи дольше, ― пожаловался я, взглянув на Серафину, которая, к моему удивлению, улыбалась.

― Рагнар, ― сказала она. ― Пожалуйста, подожди снаружи. Я не хочу упустить эту возможность.

― У вас у обоих не хватит сил, чтобы вытолкнуть меня за дверь, ― возразил Рагнар, указывая на меня пальцем с золотым кольцом. ― Этот человек был когда-то стар, как сам отец богов, и всё же вмешался в мою жизнь. Он использовал злую хитрость, напоив и заставив меня жаловаться ему о том, насколько сильно я потерял своё сердце, отлично зная, что прекрасная дева стоит прямо позади и слушает всё, что моё пьяное, потерянное сердце изливает ему, а также ей. Теперь посмотрите на меня, старика, укрощённого нежной женской рукой, связанного и очарованного не только голубыми глазами, но и семью, слышите, семью детьми. И счастливее, чем я смел когда-либо мечтать! Только он один виноват в этом, сэра, и если…

― Да замолчите вы, наконец, Рагнар! ― сказала она, шагнула ко мне и крепко поцеловала, отчего у меня перехватило дыхание и помутился рассудок. Она набрала в лёгкие воздуха. ― Ты идиот, Хавальд. Мне с трудом удаётся вспомнить Джербила. То, что я любила в нём, я уже давно вижу в тебе. Когда я думаю о его губах, я вижу твои, когда пытаюсь представить его глаза, это твой взгляд, Хавальд. Я любила его, и он умер, но ты ― нет, и он ― часть тебя. Я люблю тебя, а не его!

― Но…

Она снова поцеловала меня, и я словно оказался дома.

Её тело, волосы, запах, губы, мягкие и требовательные одновременно. Она коснулась чего-то глубоко внутри меня, и все вокруг исчезло. Это длилось вечно и в то же время недостаточно долго, и когда поцелуй закончился, мне стало трудно дышать.

― Ради богов, ― воскликнул Рагнар, радостно хлопая себя по ляжкам. ― Вот что я называю поцелуем! Когда ты был стариком, я не верил, что когда-то ты мог пленить женщин, но теперь вижу, что не лгал. Ты полностью её охмурил, а она тебя. Давайте выпьем за это!

Оглушённый, я неохотно отстранился от Серафины, которая улыбалась как кошка, и в замешательстве посмотрел на него. В руке он держал небольшой бочонок, который показался мне знакомым, но в данный момент я не мог думать.

― Вот! ― крикнул он, бросая его мне. ― Я нашёл его в твоих апартаментах. Боги! Ты что, даже ловить разучился?

Я среагировал слишком поздно, бочонок пролетел мимо меня и разбился о стену. Тёмный Кронскрагер пролился на пол, и под пеной что-то блеснуло золотым цветом.

― Посмотри, что ты наделал! ― возмущённо крикнул он. ― Прошли годы с тех пор, как я пил этот дар богов, и теперь он пропал! ― Он бросился к бочонку, поднял его и обвиняюще протянул мне. ― За глоток этого тёмного варева я готов убить… Всеотец! Где, ради всех адов Сольтара, ты это взял?

Внезапно на его лице появились боль и гнев, а в глаза прокрался опасный блеск. Я, конечно, знал, что фарлендцы любят своё пиво, но это уже было слишком.

― Это всего лишь пиво, ― осторожно промолвил я. Хоть Рагнар и являлся моим другом, но у фарлендцев был переменчивый нрав. Иногда с ними лучше быть осторожным.

― Нет, дело не в этом, ― пророкотал он. ― Я хочу знать, где ты это взял!

― Бочонок подарил мне друг…

― Не бочонок, а то, что было в нём спрятано! ― гневно воскликнул он, двумя руками разорвал бочку и сунул мне в лицо широкий браслет из чеканного золота, украшенный фарлендскими рунами и усыпанный драгоценными камнями, толщиной с большой палец. ― Скажи, какую могилу ты разграбил, и я, возможно, оставлю тебя в живых!

Слишком многое произошло за последние несколько дней. Сообщение о том, что я должен умереть перед ложным богом, информация, откуда он взялся, отчаяние из-за Серафины, радость от встречи с Рагнаром… и теперь это!

― Ты называешь меня осквернителем могил? ― гневно воскликнул я, отстраняясь от Серафины. ― Ты смеешь так оскорблять меня? Я считал тебя другом, Рагнар, но теперь ты зашёл слишком далеко! ― Когда он крепче сжал свой могучий топор, Искоренитель Душ завибрировал в ножнах. Выкованный богами топор Рагнарскраг наконец-то был равным противником для меча, и, хотя в последнее время он стал более спокойным, теперь, казалось, жаждал сразиться.

― Боги! ― гневно воскликнула Серафина и встала между нами, разъединяя нас и сверкая взглядом.

― Ангус ― друг Хавальда, от него он получил бочонок, но он ничего не говорил о том, что в нём спрятано! Хавальд не осквернял могил, вы должны это знать; кроме того, Ангус ещё жив, хоть и недолго! Если вы знаете этого человека, Рагнар, вам лучше поспешить к нему, потому что его собираются казнить. ― Она угрожающе посмотрела на нас. ― И если вы не помиритесь, я вышвырну вас обоих из моих комнат. Если думаете, что я для этого слишком слаба, увидите, на что я способна!

На этот раз она действительно топнула ногой.

Рагнар уперся кулаками в бока, откинул голову назад и громко засмеялся.

― Боже, какая женщина! ― воскликнул он и подмигнул мне. ― Если бы я уже не был приручен, я бы стал ухаживать за вами!

― Не стал бы, ― пророкотал я, но и сам не смог сдержать улыбки. Буря закончилась так же быстро, как и поднялась.

― Хорошо, ― согласился Рагнар. ― Тогда пошли!

― К Ангусу? ― спросил я.

― А куда ещё? Я хочу знать, в чём его обвиняют. Я не могу поверить, что он преступник.

― Значит ты его знаешь? ― спросил я, хотя должен был догадаться.

― Он был моим знаменосцем, одним из моих хирдов, телохранителем, ― сообщил Рагнар. ― Так что я должен его знать, верно? Где его казнят, и за что он должен умереть?

Теперь мне многое стало ясно. Принц, который отправился в путешествие со своими людьми и не вернулся, был не кто иной, как…

― Место казни могу назвать вам я, ― сказала Серафина, беря с кровати плащ. ― Это будет божья битва, и она состоится сегодня в полночь во дворе посольства Фарленда. Они не пускают чужаков, иначе я была бы там.

― Почему ты ничего не сказала? ― спросил я.

― Потому что это бесполезно. Я же сказала, они не пускают чужаков.

― И за что он должен умереть? ― спросил Рагнар, взвешивая в руке золотой браслет.

― Потому что не выбрал самоубийство после твоей смерти, ― проинформировал я его, поворачиваясь к Серафине. ― Ты знаешь дорогу к посольству Фарленда?

― Да, конечно.

― Я тоже знаю, я уже бывал здесь раньше. Но зачем ему умирать? Я ведь вовсе не мёртв! ― запротестовал Рагнар.

― Этого, друг мой, никто, кроме тебя, не знал, ― ответил я.

― Ты знал, ― упрекнул он меня. ― Почему не остановил эту казнь?

Я вздохнул.

― Потому что Ангус никогда не упоминал твоего имени. И потому что у меня были сомнения, действительно ли ты наследный принц Фарленда.

― Только принц, мой друг, ― исправил он меня. ― Младший из пяти и совершенно бесполезный.

― Уже нет, ― заверил я его. ― Твои браться все умерли, и отец, как я слышал, тоже не блещет крепким здоровьем.

Он уже открыл дверь, но теперь остановился как вкопанный.

― Что ты такое говоришь? ― спросил он, побледнев. ― Ты ведь не серьёзно. Ты не знаешь моих братьев, они как зубры, глупые, сильные и несокрушимые!

― Видимо, всё-таки нет, ― промолвила Серафина. ― Он говорит правду, Рагнар. Он просто ещё не знает, что и ваш отец отправился недавно к богам. Теперь для нового короля идёт борьба за трон, который принадлежит вам.

― Нет! ― воскликнул он, решительно качая головой. ― Я не могу быть королём. Мне придётся отказаться от моей жены и детей… и от кузницы… от всей моей жизни! Я не могу! ― Его кулак сжался вокруг браслета Ангуса. ― Но и Ангуса оставить на произвол судьбы ― тоже, поэтому собираюсь его освободить. Ты мне поможешь? ― Он умоляюще посмотрел на меня. ― Ты ведь поможешь мне, друг, верно?

― Да, но только если ты перестанешь называть меня расхитителем могил, ― произнёс я с улыбкой.

― Мне жаль. Я должен был знать лучше, но я слишком сильно удивился, ― сокрушённо сказал он и вздохнул. ― Боги… мои братья и отец… все умерли, а я ничего об этом не знал… ― Он покачал головой. ― Все они были упрямы, как волы, а трое из них пытались меня убить. Мне их совсем не жаль, но клянусь всеотцом, сейчас моя жизнь принадлежит мне! ― Он умоляюще посмотрел на меня. ― Мой дом ― Колден, там моё будущее. Помоги мне, Хавальд, я не хочу быть королём! Ты понятия не имеешь, какой может быть сквозняк в тронном зале в Кримстинслаге зимой.

Серафина засмеялась.

― Это звучит как действительно веская причина, чтобы отказаться от королевской власти.

Рагнар обиженно посмотрел на неё.

― Вы не представляете, как там может быть холодно. И тогда, сидя на этом троне, может случиться, что яйца примёрзнут к железу. Унгар Бесполезный пел об этом песню… очень высоким голосом!

Серафина фыркнула сквозь смех, и я при этой мысли тоже не смог сдержаться, но дело было слишком серьёзным, чтобы веселиться.

― Хорошо, ― тихо сказал я. ― Но учти одно: Кримстинслаг находится за тысячу миль от Талака. Колден может пасть, если на это будет воля императора-некроманта.

― Это мой дом, и Эриса не захочет уезжать оттуда, ― сказал он, поднимая свой топор. ― Моё место рядом с ней. Если этот наездник душ посмеет приблизиться, Рагнарскраг покажет ему, где раки зимуют.

― Будем наедятся, что этого не потребуется, ― заметил я. ― Пошли к штаб-полковнику Орикесу. Посмотрим, что он сможет сделать для освобождения Ангуса.

― Зачем? ― непонимающе спросил он.

― Мы же не можем просто вломиться туда силой, ― объяснил я. ― Меня просили придерживаться дипломатического пути.

― Это относиться к тебе, ― заметил Рагнар. ― Однако этот вопрос не касается Аскира. Ты можешь сопровождать меня или нет.

― Каким бы я был другом, если бы не помог? Я только имел в виду…

― Хорошо, ― промолвил он, выпячивая подбородок, его борода дрожала от решимости. ― Тогда давайте вытащим его из тюрьмы сейчас!

― Сейчас? ― удивился я. ― Прямо в этот момент?

― А что, есть причины ждать? ― спросил он.

Я не смог придумать ни одной.

― Тогда пошли, ― сказал он, шагая к двери. ― Будем молиться, чтобы никто всерьёз не посмел встать на моём пути.

19. Дипломатия на манер северян

― Как ты сюда попал? ― спросил я Рагнара, когда мы протискивались мимо тяжёлой повозки, проезжающей через ворота цитадели. ― В своих шкурах и большим топором он, как обычно, притягивал множество взглядов, которые игнорировал.

― Королевский совет, ― ответил он. ― Хочу посмотреть, что происходит в империи.

Он был ещё выше и шире Ангуса. В течение четырнадцати лет он изо дня в день поднимал тяжёлый молот в своей кузнице, и это сказалось на его теле. Верхняя часть его руки была в объёме шире, чем моё бедро.

Он выглядел так, словно мог одной рукой передвинуть гружёную повозку, а его топор усиливал это впечатление. Предположительно, топор был выкован богом и наделял своего владельца силой десяти человек.

Рагнар научил меня сражаться топором, мы также тренировались с мечами. К его силе добавлялась скорость, которую от него никак не ожидаешь, а также хитрость и проницательность.

Если бы мы не знали, что императора-некроманта нельзя победить иначе, как предначертанной судьбой, я бы думал, что Рагнар вполне способен убить наездника душ. Многие фарлендцы часто вели себя невежественно и грубо, Рагнар тоже так мог, но у него была голова не только для того, чтобы носить шлем, он был образован до такой степени, что ему не нужно было прятаться даже в изысканном обществе.

Теперь он шёл впереди, люди поспешно уступали ему дорогу, и даже Быки у ворот посмотрели на него весьма скептически. Он не обратил на них внимания и прошёл мимо, казался расслабленным, но я знал его достаточно хорошо, чтобы понять, что он всё видит и запоминает.

Он счастливо жил со своей женой, которая была такой же миниатюрной, как Зокора и такой же волевой. Можно было бы подумать, что работая кузнецом, он впустую растрачивает своё время, потому что если кто и был достоин королевской власти, так это Рагнар. Но ему не нужна была корона; он оказывал на людей такое воздействие, которое заставляло их склонить колени, хотя они даже не знали, почему.

В Колдене он не занимал никаких должностей, а только входил в совет ремесленников, где его, однако, редко можно было встретить. Он не навязывался в руководство, и всё же в свой последний визит я заметил, как люди часто обращаются к нему за советом. В Колдене, самом молодом городе моей родины, и по всему краю за Громовым перевалом он уже был правителем, но ему не нужны были ни корона, ни власть. Люди ценили и уважали его за советы.

Громовой перевал также должен был стать трудно преодолимым препятствием для императора-некроманта и его легионов. Наш план заключался в том, чтобы те, кто смог сбежать от императора-некроманта, могли собраться в Колдене. Было очевидно, что там Рагнар был в большей безопасности, чем в Кримстинслаге.

Пока он шагал вперёд, словно его ничто не могло остановить, я увидел, что на горизонте собираются тучи. Я знал, как мыслит Лиандра, а поскольку Рагнар был моим другом, она будет надеяться, что сможет оказывать на него влияние. Друг на одном из тронов Семи королевств был для неё важнее всего остального. Она будет ожидать, чтобы я надавил на него принять королевскую власть. Если бы его можно было вынудить без моей помощи, она бы так и сделала.

Фарлендское посольство находилось в верхнем городе. Поначалу там было не так уж много интересного: высокая стена, ограждающая удивительно большую территорию, имперские Быки, охраняющие широкие ворота, и два фарлендских гвардейца, которые по виду мало чем отличались от Рагнара в своих шкурах и тяжёлых кольчугах, разве что он выглядел более ухоженным.

Эти двое выглядели так, словно считали своей задачей пугать маленьких детей. Мне показалось, что они спали стоя; я не удивился бы, если бы услышал храп.

Когда Рагнар появился в поле их зрения, они обратили на него внимание и с любопытством посмотрели в нашу сторону. А когда их соотечественник подошёл ближе, они всё же зашевелились. В то время как имперские Быки продолжали стоять, как статуи, один из фарлендцев вышел вперёд и сказал что-то на языке, который прозвучал так, будто у него болело горло, и он, одновременно с приветствием, объявил войну.

Рагнар не ответил. Он схватил мужчину за шею и бросил так, что тот, пролетев высоко над землёй, врезался в стену дома на другой стороне улицы, соскользнул вниз и оглушённый, остался лежать. Когда другой стражник потянулся за своим топором, Рагнар схватил его и с силой бросил на землю, а затем поставил тяжёлую ногу ему на горло.

― Я Рагнар сын Хральдира, ― сообщил он незадачливому парню в подчёркнуто дружелюбной манере. ― Теперь доложи о моём прибытии.

Когда оглушённый охранник попытался подняться, Рагнар снова опрокинул его ногой и рявкнул что-то на своём языке, что заставило охранника поспешно уползти на четвереньках.

― А я-то думала, что Ангус ужасен, ― высказалась Серафина.

― Так надо, ― прошептал он уголком рта, всё ещё глядя так мрачно, словно собирался снести стену посольства голыми руками. ― Такую дерзость может позволить себе не каждый, сэра Хелис, и именно она подтверждает мои притязания. Кто ещё, кроме сына короля, может осмелиться так обращаться с заслуженными ветеранами?

― Но, похоже, тот заслуженный ветеран смотрит на это иначе, ― услужливо сообщил я ему. Охранник, которого Рагнар отбросил к стене дома, встал на ноги. Но Рагнар не нуждался в моём предупреждении. Учитывая то, как громко взревел мужчина, когда бросился на Рагнара с топором, его трудно было не заметить.

Мы с Серафиной обменялись взглядами, а затем вежливо отошли в сторону. Рагнар ждал до последнего момента, затем повернулся, выхватил топор из руки парня и перебросил того через высокую стену.

Мы с Серафиной проследили взглядом за полётом несчастного, увидели, как он исчез за стеной и оба скорчили рожицы при звуке падения.

― Должно быть, это было больно, ― сухо заметила Серафина.

― Может сможете спросить его об этом позже, ― ответил Рагнар, и на его преувеличено мрачном лице дёрнулся уголок рта. ― Он будет утверждать, что его мать гладила его жёстче, чем я только что. ― Он взвесил в руке топор стражника, размахнулся и бросил его в тяжёлые ворота, где остриё вонзилось в твёрдое дерево по самую рукоятку: удар получился таким громким, что прозвучал как раскат грома.

― Разве вы не можете просто поговорить друг с другом? ― с любопытством спросила Серафина. ― Вам обязательно разбивать друг другу головы?

― Да, мы можем поговорить, ― согласился Рагнар, с видимым трудом сдерживая смех. ― Но сначала им нужно набить шишки, чтобы они позволили мне что-то сказать! ― Он бросил на нас быстрый взгляд. ― Отойдите ещё немного, потому что если сейчас они воспримут меня всерьёз, то пришлют четверых человек. Если повезёт, придёт восемь, это сократит процесс.

Они восприняли его всерьёз, потому что ворота распахнулись, и добрый десяток разъярённых фарлендцев бросился на Рагнара с топорами и мечами. Мы поспешно метнулись в сторону, их вида было достаточно, чтобы даже зашевелились Быки. Они хорошо знали фарлендцев и теперь лишь напутствовали любопытных граждан обходить территорию стороной.

Рагнар благоразумно не использовал свой топор, зато сломал мечи, бросил в ворота ещё четыре топора, и раскидал нападавших, словно те были куклами. Он перебросил через стену ещё двоих, но перестал, когда его третий бросок не дотянул в высоту, и мужчина врезался в верхнюю часть стены. Мы услышали, как ломаются кости, когда воин застрял наверху, а потом упал на землю.

Ему не потребовалось много времени, чтобы закончить, после чего у Рагнара появилось много порезов, из которых шла кровь. На руке топор порвал кольчугу и повредил мышцу, но именно этой рукой он поднял самого старшего из нападавших, чтобы встряхнуть его как молодого пса.

― Я Рагнар сын Хральдира, ― объявил он. ― Кто здесь говорит от имени короля? ― Он тряс мужчину с такой силой, что его зубы громко стучали.

― Скутильвин, Олиф сын Скавона, ― с трудом выговорил мужчина.

Рагнар отпустил его и дал ему пинка.

― Хорошо, скажи барону прийти. Приведи его и скажи, чтобы он был вежливым!

Вокруг него северяне начали подниматься. Тяжело качая головой и пошатываясь, они пошли прочь, однако не ушли далеко, встали или сели поблизости. Казалось, драться им уже не хотелось, они просто с любопытством наблюдали и разговаривали друг с другом.

Как бы ужасно не выглядела потасовка, до сих пор погибших не было, только сломанные кости. Что было сделано намерено. Какая Рагнару польза наживать себе здесь врагов?

Человек, вышедший из ворот на этот раз, был облачён в тяжёлую кольчугу и держал в руке рог вола, но не оружие. Его длинная седая борода была переплетена золотой проволокой, а тщательно расчёсанные распущенные волосы удерживались обручем.

Он подошёл к Рагнару, поднял рог, сказал что-то на фарлендском и протянул рог Рагнару. Взяв его, Рагнар крикнул что-то, от чего у меня заложило уши, после чего все фарлендцы в поле зрения взревели, засмеялись и выкрикнули имя Рагнара, затем мой друг поднёс рог к губам и выпил, в то время как пена и хорошее пиво стекали по его бороде. Он триумфально поднял пустой рог, после чего все бросились к нему, похлопывая его по плечам и приветствуя громкими криками и широкими улыбками.

Один из Быков вежливо обратился к нам.

― Простите, сэра, сэр, вы не могли бы сказать, кто этот человек? ― спросил он.

― Рагнар сын Хральдира, ― ответил я, и солдат кивнул.

― Это мы слышали, но кто он такой? Мне нужно это для отчёта.

― Принц фарлендцев.

― Это всё объясняет, ― заметил солдат из Быков, вежливо кивнул и вернулся на свой пост.

За высокой стеной фарлендцы чувствовали себя как дома. Это было не просто посольство, скорее небольшая деревня с большим общинным домом и множеством хозяйственных построек, включая кузницу, на которую Рагнар посмотрел с некоторой ностальгией, когда нас вели к общинному дому.

Там нас усадили на скамью возле большой чаши с углями, которую разжигала старуха, и вручили пенистое тёмное пиво и жаркое, пока хозяева дома бурно спорили друг с другом. Рагнар сидел молча, пил тёмное пиво и капал кровью из руки.

― А что насчёт Ангуса? ― тихо спросил я. Насколько я понял, его имя ещё не упоминалось.

― Я жду, когда кому-нибудь из них придёт в голову, что Ангус должен меня узнать. И что он не лишился чести, когда я так очевидно жив.

Нас с Серафиной в основном игнорировали, так что мы могли спокойно наблюдать за зрелищем. Это не заняло много времени, всё началось со спора между двумя, всплыло имя Ангуса, потом присоединился ещё один, потом четвёртый…

Спор становился всё громче, в который вступало всё больше участвующих. Один из фарлендцев швырнул свою кружку через всю комнату, что-то прорычал, а затем демонстративно ушёл.

― Что происходит? ― тихо спросил я.

― Тот, кто только что ушёл, был обвинителем. Теперь, когда выяснилось, что обвинение было ложным, ему придётся сойтись с Ангусом. Мужчина рассердился и говорит, что не мог знать, что я жив. Но тот старый воин заметил, что и о том, что я мёртв, он тоже не мог знать. Так что сейчас мы снова увидим Ангуса. ― Он поморщился. ― Проблема в том, что обвинитель ― сын борона, который выступает здесь от имени короля, и пользуется хорошей репутацией. Теперь они совсем не рады тому, что я жив.

― Человек, который недавно приветствовал тебя рогом с пивом?

― Да, ― мрачно ответил Рагнар. ― С этого момент нам больше не следует пить то, что не попробовала, по крайней мере, собака.

Мы с Серафиной обменялись взглядами. Самое позднее сейчас я бы поверил, что он сын короля. Так думать можно научиться, очевидно, только при дворе.

Обвинитель вернулся обнажённый, не считая набедренной повязки. Он встал перед нами в круг зала и бросил ненавидящий взгляд в сторону Рагнара. Затем двое мужчин помогли войти третьему, в котором я едва узнал Ангуса.

― Боги, ― воскликнул я. Рагнар негромко выругался, даже Серафина издала сдавленный крик.

Бороду Ангусу сбрили, и он был избит так, что всё его тело покрылось синяками, кроме того, он был таким грязным, что было трудно определить, где кончаются кровавые струпья и начинается грязь. Его опухшие глаза были сощурены, как будто тусклый свет в зале сиял ярче солнца.

Я посмотрел на Рагнара, по лицу которого не было заметно, что он потрясён, но то, как он сузил глаза, было мне знакомо.

Старый воин встал, в его руках было два коротких меча, и громко обратился ко всем в зале. Затем шагнул к Ангусу и заговорил с ним, указывая на Рагнара.

С трудом подняв глаза, Ангус моргнул. Затем его губы медленно скривились в широкой ухмылке, обнажив раздробленные зубы.

― Клянусь всеми кругами ада! ― крикнул он. ― Что ты сделал, Хавальд? Ты воскресил Рагнара из мёртвых?

Поднялся гул голосов, но Рагнар поспешно вскочил на ноги.

― Нет, друг мой, он нашёл меня там, где я живу, ― крикнул он и добавил: ― Что с твоей бородой?

― Меня обвинили в том, что я жив, в то время как ты умер, принц, ― отозвался Ангус. ― Это просто чудо ― видеть тебя!

― Такое же, как видеть тебя, ― согласился Рагнар и залез под накидку. ― Но если ты ещё раз явишься мне на глаза вот без этого, я разозлюсь.

Золотой браслет пролетел по воздуху, и, несмотря на своё состояние, Ангусу не составило труда поймать его. Один момент он держал его с благоговением, затем надел.

― Признаёшь ли ты в этом человеке своего принца? ― спросил старый воин у пленника на ломаном имперском языке, вероятно, чтобы включить в разговор нас.

― Да, и как не признать. Ни у кого другого нет такого топора.

― А если он лжёт, чтобы спасти свою шкуру? ― заговорил другой, его обвинитель. Теперь мужчина указал на меня. ― Он и этот человек знакомы друг с другом, это мы знаем. Может это просто обман, чтобы уберечь Ангуса от его судьбы.

― Очень может быть, ― согласился старый воин, поднимая мечи, которые принёс. ― Давайте выясним.

Сказав это, он швырнул на землю оба клинка и поспешно отступил назад, в то время как обвинитель Ангуса бросился к ним. Он оказался быстрее Ангуса, который всё ещё выглядел оглушённым, и схватил оба меча.

― Да, Ангус, Волчий Брат, сейчас мы увидим! ― насмешливо сказал он, поднимая клинки для атаки, которая чуть не стала гибелью Ангуса. Он с трудом избежал зияющей раны в боку, но его улыбка стала шире, а потом он даже громко рассмеялся.

Когда его противник снова атаковал, Ангус не стал уклоняться, а шагнул ему навстречу, один меч ударил и пронзил его, другой рассёк левое плечо, но Ангус достиг своей цели: он схватил своего противника за шею. С рычанием он голой рукой выдрал ему глотку. И пока тот стоял ещё мгновение, а затем рухнул, истекая кровью, Ангус уже встал на колени перед Рагнаром.

― Принц, ― крикнул он. ― Я никогда не был так счастлив! ― Затем он повалился на бок.

Рагнар медленно встал, отставил в сторону рог и спустился на две ступеньки, чтобы схватить Ангуса одной рукой и перекинуть через плечо.

― Идёмте! ― прошептал он нам и пошёл вперёд, прямо на тех, кто был перед ним. Они уступили ему дорогу, но по выражению их лиц было ясно, что они не рады. Мне показалось, что у покойника было здесь больше друзей, чем у принца.

Мы с Серафиной поспешили за Рагнаром, который не останавливался, продолжая спокойно и размеренно идти дальше, как будто ничего особенного не было в том, чтобы вот так нести истекающего кровью товарища, прямо из общинного дома к воротам.

За нами следили только взгляды.

― Он ещё жив? ― спросила Серафина, когда мы завернули за угол, и фарлендское посольство скрылось из виду.

― Я не знаю, ― ответил Рагнар. ― Если и жив, то долго не протянет. Он крепкий орешек, но был слишком сильно ранен. Его нужно отнести к целителю.

― К Орикесу, ― сказал я. ― Я слышал, что штаб-полковник лучший медик в городе, он сможет помочь.

― Он в цитадели, верно? ― осведомился Рагнар. Я лишь кивнул.

Рагнар оглянулся ― нас никто не преследовал.

― До туда не так уж и близко, но если этот человек лучший врач… ― Он посмотрел на меня и усмехнулся. ― Надеюсь, ты снова хорошо держишься на ногах, старик! ― крикнул он и пустился бежать.

― Значит вы Рагнар сын Хральдира, ― поинтересовался Орикес, выходя из комнаты с окровавленными руками, где Ангус лежал на холодной каменной плите.

Орикес подошёл к раковине и жестом попросил меня накачать ему воды.

― Да, ― ответил Рагнар, бросив на штаб-полковника непроницаемый взгляд. ― Это я.

― Хм, ― хмыкнул Орикес, снимая с себя окровавленный халат и бросая на пол, а затем тщательно моя руки. ― Рагнар, который исчез вместе со своим кораблём пятнадцать лет назад? Последний сын Хральдира сына Эрульфа?

― Да, именно он, ― спокойно ответил Рагнар. ― Что с Ангусом?

― Ваш друг будет жить, хотя это чудо. Небольшой отдых не повредит ему. Может ли быть, что сырое мясо поможет его выздоровлению?

― Может и так, ― бесстрастно ответил Рагнар. ― Но он ценит и жареное.

― Это так? ― теперь Орикес повернулся ко мне. ― Наша Сова говорит, что он ваш друг, сэр Родерик, и привела его сюда, потому что таково было ваше желание. Вы знали, что он сын короля, имеющий право на трон Кримстинслага?

― Нет. Не точно.

― Но вы догадывались. Ваша королева не слишком этому обрадовалась, и, похоже, она также не особо ценит вашего друга Ангуса.

― Она знала о Рагнаре.

― Как мне кажется, недостаточно, ― вздохнул Орикес. ― Вы ведь знаете, что ещё усугубили ситуацию. Фарленды ― хорошие союзники, но останутся ли они ими зависит от того, кто завладеет троном. ― Он посмотрел на Рагнара. ― Возможно, это звание и принадлежит вам по праву, но я задаюсь вопросом, достаточно ли у вас друзей, которые смогут вас поддержать.

― Нет, ― бесстрастно ответил Рагнар. ― Мои друзья сопровождали меня в путешествии, в Фарлендах остались лишь мои враги. Значит Ангус будет жить. За это я благодарю вас, штаб-полковник.

― Не стоит благодарности. Дайте своему другу два дня отдыха. И ради всех богов, я надеюсь, что вы знаете, что делаете, генерал Копья.

― А причём тут я? ― удивлённо спросил я.

― Вы пригласили к себе Рагнара, а всё остальное вытекает из этого. ― Он проницательно взглянул на меня. ― Комендант надеялся, что вы будите сидеть смирно, и я тоже. Но как я слышал, вы с удивительным усердием раскапываете прошлое и будоражите мир. Поверьте, иногда лучше оставить мёртвых в покое. ― Сказав эти слова, он вышел за дверь и тихо закрыл её за собой.

― Он один из твоих новых друзей? ― спросил Рагнар.

― Я точно не знаю, ― ответил я. ― До сих пор я думал, что это так.

― Аскир ― это нечто большее, чем кажется на первый взгляд, ― заметил Рагнар и отошёл в сторону, когда два солдата из Перьев вынесли Ангуса на носилках. Они отнесли его в апартаменты, где он сможет восстановиться. ― Убедись в том, что не преградишь имперскому городу путь к их цели, иначе он даже не заметит, что растоптал тебя.

20. Новое начало

Не было ничего удивительного в том, что теперь Лиандра нашла для меня время. Она стояла в моей комнате, словно пылающее пламя из холодного льда, с Каменным Сердцем в руках, чьи красные глаза гневно мерцали.

― Оставьте нас, ― властно сказала она Серафине и Рагнару, которые вошли вместе со мной, но Рагнар лишь покачал головой и скрестил руки на груди.

― Я остаюсь. Он мой друг.

― Я тоже не уйду, Лиандра, ― тихо ответила Серафина.

― Хорошо, ― отрывисто сказала она. ― Тогда не надо. ― Она посмотрела на меня своими фиалковыми глазами, в глубине которых пылало тёмное пламя. ― Я думала, ты верен мне, ― открыла она перепалку, заставив Рагнара фыркнуть.

― А я и верен, ― устало ответил я.

― Но я что-то этого не вижу. Если это действительно сын короля, последний из выводка Хральдира, тогда я должна была об этом знать. Было бы полезно возвести его на трон. Теперь же это застало меня врасплох, и то, о чём я договорилась, оказалось под угрозой.

― Какое отношение ты имеешь к наследованию фарлендского трона? ― раздражённо спросил я, направляясь к кровати, чтобы поставить там Искоренителя Душ.

Лиандра повернулась вместе со мной и разочарованно покачала головой.

― Думаешь, я бездельничала? Пока ты исследуешь древние гробницы и сотрясаешь храмы, я делала свою часть работы. Я в процессе создания альянсов, и мне не нужно, чтобы ты за моей спиной плёл заговоры.

― Лиандра, ― начал я, но она в гневе подняла руку.

― Я здесь не для того, чтобы слушать, что ты хочешь сказать, а чтобы потребовать то, что ты мне обещал: что ты будешь верно служить короне Иллиана! Ты многое для нас сделал, но здесь, в Аскире, начинается новая игра, правил которой ты не знаешь. Королём ты не захотел стать, теперь я знаю почему. ― Взгляд, которым она одарила Серафину, был отнюдь не дружелюбным и разозлил меня.

― Моё решение от неё не зависело, ― возмутился я.

― Я так не думаю.

― Лиандра, это несправедливо, ― также возразила Серафина.

― Он был твоим, пока между вами не встала корона.

― Что тебя вполне устраивает, ― холодно ответила Лиандра. ― Или ты будешь отрицать, что была этому рада? Что ж, от короны ты отказался, значит ты просто солдат, ― снова обратилась она ко мне, не дожидаясь ответа Серафины. ― Солдаты выполняют приказы, а не занимаются дипломатией.

Я не совсем понял её.

― К чему ты клонишь?

― Бездействие не идёт тебе на пользу, поэтому я попросила коменданта поручить тебе задание, которое соответствует твоим навыкам, и так ты будешь занят делом. Здесь, в городе, есть некроманты, и мне кажется правильным, если ты позаботишься о них, а не будешь лезть в то, чего не понимаешь.

Я старался сохранять спокойствие.

― Лиандра, ― начал я. ― Ты во многом ошибаешься. Рагнар здесь…

― Пусть делает то, что считает нужным, ― заметила она, гордо взглянув на него. До сих пор он лишь молча наблюдал за ней. ― Я тоже так поступаю. Нужно победить врага. Хавальд, это не игра! Дипломатия подчиняется не тем правилам, что битва; воин ещё никогда не был хорошим дипломатом.

― Ты не понимаешь… ― начал я, но она снова перебила меня.

― Королевство нуждается в твоих навыках, генерал Копья. Я желаю, чтобы ты был полезен здесь и больше не мешал мне. Ты вызываешь ряб там, где я хочу, чтобы вода была гладкой.

― Не могла бы ты убрать Каменное Сердце? ― настоятельно попросил я. ― Слишком много стоит между нами, чтобы…

― Стояло, ― ледяным тоном прервала она меня, вцепившись крепче в Каменное Сердце. ― Вот почему так трудно тебя простить. У тебя есть приказ, так выполняй работу, которую требует от тебя королевство. ― Она бросила на нас последний величественный взгляд и вышла.

Я смотрел ей вслед. Было больно.

― Она это не нарочно, Хавальд, ― первой нарушила молчание Серафина. ― Всё это время она цеплялась за Каменное Сердце, как будто сломается без меча.

― Она даже не рассердилась, ― удручённо заметил я. ― По ней не пробежала ни одна искра. ― Я вздохнул. ― В мои намерения не входило причинять ей боль, по крайней мере, это она должна знать.

― Она знает, ― нежно произнесла Серафина. ― Я в этом уверена.

Как бы и мне хотелось быть уверенным.

― Это новая королева Иллиана? Маэстра, о которое рассказывают в Громовой крепости, Лиандра Ди Гиранкур? ― недоверчиво спросил Рагнар. ― Что ты сделал? Выкинул её из своей постели?

― Она предложила мне место рядом с собой, но я отказался, ― устало сказал я. ― Но мне казалось, она это поняла.

― Ага, ― промолвил он, глядя на Серафину. ― Корона ― это одно, но ты также отверг её как женщину. Удивительно, что она не вцепилась тебе в горло.

― У меня не было выбора, ― сказал я, массируя виски.

― Неправильно. Ты выбрал, и это будет иметь последствия. ― Рагнар окинул взором бледную Серафину, которая неподвижно стояла у окна. ― Но я могу понять твой выбор. ― Он перевёл взгляд на меня. ― Что она имела в виду, сказав, что ты сотряс храм?

― Мы нашли следы старого злодеяния, ― объяснила Серафина вместо меня. ― По правде говоря, вряд ли в этом виноват Хавальд. Он просто был там вместе с другими. ― Она вздохнула. ― До сих пор мы ещё не обсуждали то, что обнаружили там. Мы и сами пока не знаем, как к этому относиться. Недавно мы узнали, что много веков назад некромант, достаточно могущественный, чтобы противостоять даже самому Асканнону, смог преодолеть влияние храма и сбежать.

― И кто это? ― с любопытством спросил Рагнар. — С тех пор о нём было что-нибудь слышно?

― Нет, ― ответил я. ― На мгновение я даже подумал, что это был сам император-некромант, но влияние этого некроманта уходит корнями ещё дальше. Он ― камень в мозаике, картину которой мы ещё видим не полностью.

― Но вы знаете, кто оттуда сбежал?

― Мы пока не знаем его имени, только то, что этот проклятый один из старейших и самых могущественных наездников душ, ― сообщила Серафина. ― Человек, которого Асканнон однажды победил, но не смог убить. Вместо того, чтобы умереть самому, наездник душ отдавал жизни, которые украл. Поэтому его заточили под храмом отца богов в надежде, что там он умрёт. В отместку за справедливое наказание и из-за безумия, его освободил ученик Сов, которые изгнали его из башни после того, как он изнасиловал женщину. Хуже того, проклятый незаметно от всех сбежал. Прошло более восьмисот лет, прежде чем мы обнаружили это преступление. ― Она подошла ко мне и села рядом со мной на кровать. ― Однако мы можем с уверенностью предположить, что он является частью целого. Император-некромант нацелен на Аскир, и то, что наездник душ был так долго заключён здесь в страданиях, не может быть совпадением. Он не успокоится, пока Вечный город не будет уничтожен.

― Тогда ему есть чем заняться, ― согласился Рагнар, горько рассмеявшись. ― То, что вы рассказали мне о проклятом… ― Он вздохнул. ― Полагаю, всё всегда начинается с малого и до поры до времени незримо.

― Совершенно верно, ― тихо сказал я. ― Это напомнило мне о другом. Мы получили предупреждение о том, что некромант маскируется под посланника королевского совета твоей родины. Мы пока не знаем, кто это, но собирались позаботиться об этом.

― Мне помочь вам убить его?

― Нет, ― ответил я. ― Ты не знаком с таким врагом и не знаешь, какой тёмной магией он владеет. Тут не поможет даже твой топор. Но, возможно, с надлежащей осторожностью, ты смоешь выяснить, кто это.

― Как же удачно вышло, что сегодня мы завели так много новых хороших друзей среди моих соотечественников, ― с горечью заметил он.

― Может тебе ещё всё-таки удастся усмирить бурю. Мы знаем, что проклятый прибудет в Аскир только в свите нового короля. Так что у нас ещё есть немного времени. Если тебе удастся что-нибудь выяснить, не нападай на него сам. Обратись к нам или к Лиандре.

― К ледяной королеве? Зачем мне это?

― Потому что она знает, как поймать некроманта, и у неё есть изгоняющий меч. Она совсем не такая, как показала себя сегодня.

Он вздохнул.

― Мне следовало бы пожаловаться, что теперь я вовлечён в эту войну, Хавальд, но её не избежать. Я хочу, чтобы мои дети жили и не были рабами. Так что это и моя борьба тоже. И если это будет стоить мне жизни, так тому и быть.

― Лучше тебе оставаться живым и быть хорошим отцом для своих детей, ― сказал я. ― Будь осторожен, потому что всё, что ты слышал о наездниках душ ― правда, если не хуже.

― Посмотрим, что я смогу выяснить, но Хавальд, мне действительно не нужна корона, даже если она принесёт тебе пользу. Это уже слишком.

― Я знаю, друг. Я очень хорошо тебя понимаю.

Он кивнул и на мгновение его взгляд устремился в неопределённую даль, затем он расправил плечи.

― Вы, наверное, хотите побыть наедине, а мне ещё нужно проведать Ангуса, ― солгал он, направляясь к двери, но остановился, положив руку на ручку. ― Я бы предпочёл провести с тобой больше времени. Кажется, здесь появилась целая сага, которую я ещё не знаю.

― Позже. Возможно, будет лучше, если ты пока вернёшься к своей жене, ― предложил я. ― Мы как-нибудь найдём некроманта, а ты нужен в Колдене. И благодаря порталу, нас разделяет всего один шаг. Будет время пообщаться и выпить хорошего пива. А что насчёт Ангуса?

― Я как можно скорее отвезу его в Громовую крепость. Пусть восстанавливается там и завидует, что у меня такая замечательная жена, пока я выясняю, кто некромант в свите Фарлендна.

Удачи и благословение богов на охоте, Хавальд! ― Он поклонился Серафине. ― Вы достойная уважения женщина, раз смогли пленить Странника. И ему очень повезло, что я уже занят! ― Он широко улыбнулся, подмигнул мне и закрыл за собой дверь.

― Он впечатляет, ― заметила Серафина. ― Ты прав, во многом он похож на Ангуса, но в тоже время нет. ― Она вздохнула. ― Мне жаль, что Лиандра восприняла всё так. Ты не мог знать, что она ведёт переговоры с Фарлендами. Или она что-то об этом упоминала?

― Ни слова. Но дело не в Рагнаре или Ангусе… Она расстроена.

― Я тоже, ― заметила Серафина, прислонившись ко мне. ― Мы все уязвимы, особенно по отношению к нашим друзьям.

― Я не уверен…

― Хавальд, ― тихо сказала она, наклонившись ко мне. ― Тебя я не спрашивала, ― прошептала она, и её губы заставили меня забыть о любом возражении. Но потом, когда я начал задыхаться, она отступила и печально посмотрела на меня. ― Слишком рано, верно? Между нами всё ещё стоит Лиандра.

― Это неправильно, ― нерешительно промолвил я. ― Мужчина не должен переходить из рук одной женщины в руки другой. Это неприлично, нужно, чтобы прошло время. Послушай, Финна, я не лгал, я люблю её или любил. А она меня… ― Я провёл рукой по своим коротким волосам. ― Всё сложно!

Она вздохнула.

― Я вернулась к жизни и увидела тебя в её объятьях. Я убеждала себя смириться. Ты достаточно часто был со мной холоден. Я уже сдалась, но тут ты пришёл ко мне в комнату и снова всё всколыхнул. Чего ты хочешь, Хавальд?

Я призадумался. Чего же я хотел?

― Чтобы Лиандра простила меня. И тебя. И дала нам своё благословение.

― И ты будешь ждать? Даже если этого никогда не случится?

― Это правильно. ― Я взял Искоренителя Душ и уже собирался встать, но она удержала меня.

― Куда ты идёшь?

― Найти Лиандру. Объяснить ей всё.

― Сейчас? ― Она покачала головой и фыркнула. ― Даже сами боги не смогли бы объяснить ей всё сейчас. В данный момент одна должна злиться на тебя, чтобы разорвать с тобой связь.

― С какой стати? ― в изумлении спросил я.

― Боже, какой же ты наивный. Сколько тебе лет? Неужели у тебя действительно так мало опыта в любви?

― Откуда ему взяться? Когда-то я любил одну женщину, она состарилась и умерла. Сегодня я даже не смог бы вспомнить её имени. Только боль, которая осталась. Лиандра была первой, кого я осмелился полюбить после неё.

― Боги, ― промолвила она, ошарашенно глядя на меня. ― Ты ей вот так всё и объяснил?

― Да, почему бы и нет? Это правда.

Она встала и внимательно посмотрела на меня.

― Мы поговорим с ней вместе после того, как пройдёт некоторое время. Лучше молчи, прежде чем разрушишь ещё больше. Боги, Хавальд, ты словно рубишь топором грубое бревно! ― Она беспокойно зашагала по комнате туда-сюда, затем остановилась. ― Ты не можешь хотя бы раз солгать? ― спросила она. ― Это всегда должна быть правда?

― Я больше не могу запомнить свою ложь, ― объяснил я. ― Лучше говорить правду.

― Но её нужно давать небольшими порциями, а не топором! ― пожаловалась она. ― Лучше я сейчас пойду, Хавальд, а то совсем впаду из-за тебя в отчаяние. Встретимся позже. ― Сказав это, она выбежала из комнаты и с силой захлопнула за собой дверь.

Я попытался успокоиться, а потом пошёл к штаб-полковнику Орикесу. Его не было в апартаментах, поэтому я спустился в его кабинет. Он оказался там, но был занят, и мне пришлось долго ждать, так что я немного остыл.

― Входите, ― сказал он, когда сам открыл передо мной дверь.

Он указал рукой на простой стул и сел за свой письменный стол. Я оглядел скромно обставленную комнату, которая своей простотой напоминала келью. Одна стена была полностью закрыта полкой для книг и свитков, на другой висела большая карта с границами Старой империи. Рядом была прикреплена новая поменьше, на которой был изображён Иллиан и другие королевства моей родины.

Он проследил за моим взглядом и улыбнулся.

― Подарок от эльфов, ― заметил он. ― До вас уже дошла весть о том, что стены вашего королевского замка ещё держатся?

― Нет, ― ответил я, почувствовав облегчение. ― Но это приятно слышать. Какая там ситуация?

― Если бы я не знал, что эльфы умеют считать, я бы сказал, что они ошиблись. Они сообщили, что столица осаждена огромным войском. Армия перед её волами насчитывает более тридцати тысяч человек. Там есть река, которая служит вашей столице в качестве оборонительного рва. Она полна трупов, и приспешники Талака вырезают ваших людей и насаживают их головы на копья. Но вы сами знаете лучше, что там сейчас происходит.

Я вопросительно посмотрел на него.

― Ваша королева рассказала мне о сне, который вы видели. То, что сообщили нам эльфы, подтверждает каждую деталь. Вам часто сняться вещие сны? Возможно, это даже божий талант?

― Если и так, то талант не мой, а королевы, ― тихо сказал я. ― Я всегда видел сны только о ней.

― Жаль, это было бы очень полезно. ― Он посмотрел на карту и сделал глубокий вдох. ― Стены, похоже, ещё держатся, и, возможно, простоят достаточно долго, чтобы вы смогли провести туда свой легион. Должно быть, столица хорошо построена, чтобы выдержать такую осаду.

― У нас был король, который любил строить. Кроме строительства, он ничего не делал, но в этом деле был хорош. ― Я скрыл тот факт, что он хотел покрыть зубцы башен позолотой, потому что считал, что это придаст им красивый блеск.

Он задумчиво кивнул.

― Как оказалось, есть огромная польза в порталах и наших новых союзниках. Новости проходят через портал в Громовую крепость, как вы называете старую крепость, а оттуда передаются наездникам грифонов. Сейчас мы рассматриваем возможности, как лучше всего установить контакт со столицей, но эльфы осторожны и не хотят, чтобы их видели, тем более, что там сейчас тоже появились виверны. Но мы оптимистичны по поводу того, что скоро сможем обмениваться сообщениями со столицей.

― Это хорошо, ― отметил я. ― Но мне бы хотелось сделать намного больше.

― Мы уже делаем больше, но пока это не слишком заметно. Эльфийские наездники грифонов усилили свои атаки, и после того, что произошло на Огненных островах, похоже, больше эльфов перешло к действию. ― Он тихо засмеялся. ― Возможно, их королева даже приедет на Королевский совет, это было бы впервые за много веков.

― Там может говорить любая коронованная особа? ― удивлённо спросил я.

― Говорить да, но место в совете есть только у наших союзников. ― Он улыбнулся. ― Поскольку союз между империей и эльфами никогда не был расторгнут, можно утверждать, что это не новый, а старый союз. И то, что у эльфов есть собственное место в зале совета, станет подспорьем. Там тринадцать лож, но до сих пор использовалось только восемь.

― Тринадцать? Восемь? ― спросил я в изумлении. ― Я думал, что Старая империя состоит только из семи королевств.

― Восьми вместе с Аскиром, ― подтвердил Орикес. ― В последние столетия совет проводили там только мы и Семь королевств, но когда-то здесь собирался альянс, задолго до того, как Асканнон заключил договор с Семью королевствами. С нами, эльфами и Иллианом стало десять.

― Для кого предназначены остальные три ложи? ― с любопытством спросил я.

Орикес рассмеялся.

― Насколько я знаю, тринадцать лож для совещаний было построено в тронном зале, потому что это счастливое число. В году тринадцать лун, когда-то существовало тринадцать боевых кланов. Это число считается священным с незапамятных времён, вы можете встретить его повсюду. ― Он наклонился вперёд. ― Я попрошу проверить в архивах, заключал ли народ тёмных эльфов свой собственный союз с империей или они были представлены светлыми эльфами. Ваша подруга, жрица Соланте, говорит, что ей ничего не известно о таком союзе, но она подумывает заключить его с нами. Но я не поэтому попросил вас прийти сюда, возможно, вы сможете помочь мне кое с чем другим?

Я даже не осознавал, что он хотел меня видеть, но, наверное, мы разминулись с его посыльным. Или он предположил, что мне об этом расскажет Лиандра. Что она и сделала в некотором смысле.

― С чем? ― спросил я.

― Жрица Соланте наведывалась к коменданту и сказала, что склоняется к союзу с нами. Если дело дойдёт до этого, она обещала послать нам пятьдесят женщин-воинов. Против нас выступают тысячи, а она хочет дать нам пятьдесят? Генерал Копья, вы знаете её лучше всех, чего на самом деле стоит это предложение?

― Штаб-полковник, ― медленно промолвил я. ― Я знаю только Зокору, но скажу вам следующее: без неё никто из нас не смог бы остаться в живых. Масштаб её способностей поражает, а её знания превосходят всё, что можно себе представить.

― Светлые эльфы готовы полностью встать на нашу сторону, ― сказал Орикес. ― Они тоже стары и обладают большими знаниями.

― Между двумя расами есть разница, ― объяснил я, приводя мысли в порядок.

Почему, ради всех адов Сольтара, Зокора не сочла нужным сообщить мне, что ищет союза? Нет, она говорила об этом. Я вздохнул про себя, вспомнив разговор, который состоялся ещё в «Молоте». Я просто плохо слушал.

― Послушайте, штаб-полковник, светлые эльфы живут так, будто у них есть всё время мира, что, кстати, правда. Они подходят ко всему тщательно, всё обдумывают и принимают решение после длительного рассмотрения вопроса. Можно было бы подумать, что они терпеливы, но это не так. Просто они не торопятся. То, что они не сделают сегодня, они могут выполнить завтра, что не закончат сегодня, можно будет завершить и через год.

― Таковы эльфы, ― сказал он с улыбкой. ― Конечно, это сбивает с толку, но в этой войне они не колебались.

― Потому что это война, на которую они уже решились. Нужно предотвратить возрождение бога, которого они победили в давние времена.

― Омогора, я слышал об этом. Эльфийский бог, который ближе всего по аналогии к нашему Безымянному. Я также уже слышал предположения, что это тот же самый бог или его аспект, как Соланте у Астарты.

― Нет, ― убеждённо возразил я. ― Насколько я понял Зокору, это не тот же самый бог. Даже близко нет. Безымянный ― дитя отца богов, Омогор ― нет.

― Но если отец богов ― отец всех богов…

― Нет, ― снова перебил я. ― Он ― отец наших богов. Поверьте, штаб-полковник, их больше тех четверых, которым поклоняемся мы здесь. Но дело не в этом. Вернёмся обратно к тёмным эльфам: хотя они живут так же долго, как и светлые, они другие. Зокора превосходит в нетерпении многих людей, которых я знаю, и она прямо-таки жаждет учиться и понять вещи, окружающие её. Ей семьсот лет, но я сомневаюсь, что она когда-либо откладывала на следующий день то, что могла сделать в тот же. На самом деле, я понимаю её лучше, чувствую себя ближе к ней, чем к светлым эльфам, которых я тоже очень ценю, как вы знаете. Если Зокора хочет дать нам пятьдесят женщин-воинов, тогда это будут те, кто готовился и был испытан каждый день своей долгой жизни, кто искусен не только в бою, но и в тысячи других техниках. И ещё кое-что: таких, как она, осталось не так много, по крайней мере тех, кто служит свету. Если Зокора хочет прислать нам пятьдесят своих сестёр, это всё, что она может себе позволить, и каждая из них стоит столько же, сколько целая рота. Зокора ― жрица, а не маэстра, но каждый из эльфов владеет магией и прежде всего знанием. ― Я запнулся, а потом тихонько засмеялся, потому что теперь знал, как объяснить ему. ― Посмотрите на это иначе, штаб-полковник, а именно, как если бы она послала нам пятьдесят Сов. Это сравнение подходит лучше всего.

― Она действительно так хороша? ― спросил он с явным недоверием.

― Скажем так, если бы она соревновалась лично с Асканноном, можно было бы ожидать, что она заставит его попотеть, ― сказал я с едва заметной улыбкой.

Потому что в этот самый момент я понял кое-что, о чём мне говорила Серафина, и, да, она была права. Император был ещё жив, и не собирался оставаться в стороне в этом конфликте, хоть и играл в игру, которую я не понимал.

― Вы так думаете? ― скептически спросил он.

― Да. Я даже в этом уверен. Скажите, штаб-полковник, раз мы уже заговорили об императоре, Асканнон ― это его имя или титул?

― Титул и имя, ― ответил Орикес. ― На древнем языке, если я правильно помню. Тот, кто повелевает Аском. Это могучая река, которая протекает через наш город. Это также название холма, на котором стоит цитадель. То есть просто правитель Аскира.

― А у него были другие имена? ― спросил я.

― Хм, ― ответил он. ― Есть очень старые записи, в которых его иногда называют именем, происхождение которого не ясно даже мне. Если это вообще имя… В нём не менее четырнадцати слогов, и его трудно произнести, и хотя я хорош в таких вещах, я так и не смог его запомнить. Мой учитель в академии предположил, что на другом языке это скорее не имя, а описание. Так же, как меня, например, можно было бы назвать Тот-кто-следит-за-правилами-и-письменами. ― Он пожал плечами. ― По этой причине мы и говорим на имперском языке, поскольку от произношения некоторых из этих древних языков можно сломать язык.

― И что означает это имя?

Он засмеялся.

― Я лишь знаю, что учёные всегда спорили по этому поводу. Предположение, которое больше всего приходится по вкусу мне ― это то, что он был не человеком, а драконом. В старых легендах говориться, что они носили такие имена… Оно также подошло бы к нашему флагу, верно? Но многое говорит против этого. Считается доказанным, что он родился как человек, в хижине неподалёку отсюда. Там до сих пор стоит камень с его именем. Кроме того, он взял себе жену и зачал от нее ребенка…

― Дочь? ― напряженно спросил я.

― Да, ― ответил он, удивлённо глядя на меня. ― Откуда вы знаете? ― Затем он насторожился и покачал головой. ― Я догадываюсь, на что вы надеетесь. Но, к сожалению, вы ошибаетесь. Это не она. Но неудивительно, что вы ничего об этом не знаете, ведь после трагедии император попросил нигде об этом не упоминать, и его просьба была удовлетворена. Сегодня мало кто знает, что у него была когда-то жена, которая делила с ним трон.

― Какая трагедия? ― спросил я.

Глаза Орикеса потемнели.

― Асканнон был или является, возможно, самым могущественным человеком, который когда-либо жил. Его жена была почти такой же могущественной, но не совсем. Я знаю, что она была мудрой и покорила его сердце. Он встретил её в походе в далёкой земле, и она тоже была могущественным воином. Настолько могущественным, что её почитали там как королеву или даже богиню. Но трудно сражаться, когда ты вот-вот родишь. Это было покушение на жизнь императора, месть некроманта. Он не осмелился приблизиться к Асканнону, но вполне к беременной на последних месяцах императрице. ― Орикес вздохнул. ― Документация скудна, мои предшественники уважали желание императора, и написали об этом не так много. Известно только одно: Асканнон слишком поздно прибыл на место битвы. Он нашёл там свою жену, она ещё смогла победить наездника душ и его армию, но была смертельно ранена и умерла у него на руках.

― А дочь? ― спросил я.

― Он знал, что это будет девочка, но она так и не родилась, а умерла вместе с матерью. ― Штаб-полковник сложил руки вместе и посмотрел на них. ― И, как говорят, после этого Асканнон стал другим. Я читал об этом, он был опечален и говорил о том, что это цена, которую ему пришлось заплатить. Дорогая цена, даже если учесть всё то, чего он уже достиг. И затем, примерно через сорок лет, он отрёкся от престола. Многие, кто знает эту историю, считают, что именно она стала причиной его ухода. Что его сердце было разбито и то, чего он смог добиться здесь для людей, больше не приносило ему радости. ― Он сделал глубокий вдох. ― Знаете, генерал Копья, Асканнона отличала не его огромная власть, не его знания и не его корона. Все Перья, принимающие присягу, читают о нём, копаются в древних архивах, хотят узнать, чьему наследию служат, когда принимают присягу Перьев. Именно он вдохнул в нас жизнь, был первым Пером, так сказать. Вооружён, но в качестве оружия только знания и справедливость. Из того, что я о нём знаю, именно это характеризовало его: желание понять смысл вещей и нести в мир справедливость. Ибо ни того, ни другого не было, когда он родился.

Страной правил некромант, поддерживавший самые мрачные суеверия, а справедливость была словом, которого никто не знал. В некоторых вещах император всегда оставался простым человеком. Он всегда был учёным и никогда воином, радовался тому, что в стране процветают искусства и науки и царит мир. Эта радость была отнята у него этим трусливым убийством, потому что он больше так и не обрёл покой. ― Он посмотрел мне прямо в глаза. ― Я адепт Борона, как и ваш друг Варош. Когда через семь лет я закончу свою службу, я войду в его храм священником. Поэтому также знаю пророчества. В писаниях Борона оно тоже есть. Так что если вы ищите дочь дракона, я могу проводить вас к её могиле, где она ещё сегодня покоиться в утробе своей матери. Если бы она была жива, было бы понятно, почему она может стать концом Коларона, но она умерла ещё в чреве матери.

― Это печальная история, ― согласился я. Это также объясняло, почему Асканнон проводил так много времени с дочерью друга. Неудивительно, что от так нравился Серафине.

Если он был тем, кем я теперь его считал, то словам Орикеса тоже можно было верить. А именно, что могущественный император этого города в глубине души никогда не был воином.

― А есть статуи, изображающие его? ― спросил я.

― Одна. Она стоит пред императорским мостом, а женщина на другой стороне ― его императрица. Она спроектировала этот мост. ― Он слегка улыбнулся. ― Я же говорил, что она была умна. Все другие статуи он убрал, остались стоять только эти две. Сегодня многие даже не знают, что они представляют старую правящую пару. ― Он сделал глубокий вдох. ― Давайте обратимся к настоящему, сэр генерал Копья. Если хотите поговорить об истории, можете прийти ко мне в нерабочее время или обратиться к Сове. Она одержима ей так же, как и я. Но я пригласил вас сюда по другой причине.

― Я должен охотиться на некромантов.

― Да. Именно так. ― Он открыл папку, лежавшую перед ним на столе, и достал из неё лист бумаги. На нём был рисунок женщины, которую я очень хорошо знал.

Он поднял голову.

― Вы хотели что-то сказать?

Я покачал головой.

― Кто это?

― Это некромант Асела, женщина, которая годами дурачила нас под видом куртизанки и имела доступ к высшим кругам общества. Один из наших командиров тоже стал её жертвой. Этот портрет был нарисован по его описанию. Говорят, одного взгляда достаточно, чтобы влюбиться в неё. Она единственная пережила битву в Палате гильдии, когда Коларон напал на Аскир, и с тех пор бесследно исчезла, но мы уверены, что она всё ещё орудует где-то здесь. Найдите её и отправьте к её богу. Раньше было защитой то, что талант наездников душ был ещё более редким, чем талант к магии, но теперь, когда мы знаем, что этот проклятый Коларон нашёл способ создавать других наездников душ, в городе могут скрываться десятки этих проклятых. Найдите их, всех до единого, поймайте, вырвите их чёрные души и отошлите домой, к их проклятому богу. Ваша королева считает, что у вас есть к этому талант. Сейчас нет ничего более важного, чем подготовка к королевскому совету. Если император-некромант хочет нарушить наши платы, то полем боя станет сам королевский совет и дипломатические балы, которые предшествуют ему. Так что вам придётся побывать и на них. Я заказал для вас парадную униформу. ― Он слегка наклонился вперёд. ― Далее следует ещё одна просьба от коменданта, а также от меня ― призыв, пока что не приказ. Дипломатия, как нас заверили, не ваша сильная сторона. Предоставьте заниматься ей тем, кто был этому обучен. Одно неверное слово может нанести больше вреда, чем десять проигранных сражений. Найдите Аселу и всех других некромантов, разрушьте планы нашего врага, сожгите храмы Безымянного, если найдёте таковые, но, пожалуйста, генерал Копья, держитесь подальше от словесной битвы.

Он позволил себе лёгкую улыбку.

― Да, сэр, ― сказал я, вставая и отдавая честь. Он ответил на приветствие, тоже встал и подтолкнул портрет Аселы ко мне.

― Не забудьте портрет, чтобы вы смогли её узнать. Да пребудет с вами удача богов, генерал Копья.

21. Шипы

Когда я шёл к своим апартаментам, мне навстречу вышла Лиандра, за ней несли ящики трое Быков. Увидев меня, она вздёрнула подбородок и остановилась.

Я шагнул ближе, хоть и не знал, что сказать.

Трое Быков остановились, а неподалёку от нас стояли охранники у двери коменданта.

Всё, что я буду говорить услышит слишком много ушей.

― Лиандра, ― осторожно начал я. ― Я не могу быть твоим королём. Мужчина, который желает тебя, должен преклонить колени в храме вместе с тобой. Любовная связь ниже твоего достоинства.

Она посмотрела на меня своими фиалковыми глазами, которые блестели от слёз, и крепче сжала Каменное Сердце.

― Правда? ― спросила она. ― Разве это не должна решать королева?

― Наша королева ― образец для подражания, ― просто сказал я. ― Ты могла бы оставить свою судьбу и отказаться от короны?

― Нет, ― ответила она. ― Это мой долг. ― Она глубоко заглянула мне в глаза. ― Хочешь сказать, что у тебя тоже нет выбора?

― Мы оба давно сделали свой выбор, Ваше Высочество, ― ответил я, подошёл ближе и взял её за руку.

На этот раз она позволила этому случиться.

― Предположим, что всё именно так, граф фон Тургау, тогда бы я страдала, ― тихо сказала она. ― Но вряд ли больше, чем уже сейчас. ― Она посмотрела на солдат, которые делали вид, что оглохли, и вымученно улыбнулась. ― Хочешь, чтобы они написали про нас баллады? ― прошептала она.

― Почему бы и нет? ― Я улыбнулся. ― Ты того стоишь. Я хочу сказать, что получил послание в храме Сольтара. Оно, как и все другие откровения: ты понимаешь только половину и, скорее всего, неправильно. Но две вещи достаточно ясны: я паду в этой битве, чтобы дочь дракона могла позже убить Коларона. После этого… ― Я крепче сжал её руку. ― После этого наступит будущее, которое ты сможешь формировать вместе с другими. Такое, где ты сможешь восстановить нашу родину и залечить её раны. Но если я отвернусь от своей судьбы, а в этом слова моего господина были однозначны, этой надежды больше не будет.

― Ты умрёшь? ― тихо спросила она уже не так холодно.

Я сдержанно рассмеялся.

― Такова судьба каждого человека, и моя настигнет меня гораздо позже, чем я думал. Если уж я должен умереть, то зная о том, что есть будущее, в котором ты будешь жить и приведёшь к новому расцвету нашу страну, мне становится легче.

― А что насчёт Серафины? ― спросила она так тихо, что даже я едва её расслышал.

― Джербил любил её даже после смерти, и я люблю. Не знаю, судьба это или нет и мог ли я на неё повлиять. Но я также люблю и мою королеву, насколько это ещё возможно для меня. ― Я взял её руку в обе свои руки. ― Если бы Серафина не вернулась к жизни, если бы это чудо не произошло, скажи, что было бы иначе? Ты по-прежнему была бы королевой, а моя судьба ― такой же, как сейчас.

Она медленно отпустила Каменное Сердце, которое держала другой рукой, и взяла меня за руки.

― Ты обманывал меня, когда говорил о своей любви ко мне? ― спросила она.

― Нет, ― серьёзно ответил я. ― Она слишком дорога мне.

Она кивнула, затем поднесла руку к шее и достала тонкую цепочку, на которой висело тяжёлое кольцо. Она осторожно отцепила его.

― Элеонора знала, что ты любил её, хотя и вернул ей это кольцо. Оно служило ей поддержкой в тяжёлые времена. Прими его сейчас, чтобы оно могло стать поддержкой и для тебя.

Я хотел встать на колени, но она остановила меня.

― Нет, ― прошептала она, ― не приклоняй колени, просто дай мне руку.

― Оно мне маленькое, она изменила его размер.

― Ты забыл, кто я, ― возразила она, проводя ладонью по кольцу, которое на мгновение вспыхнуло и расширилось. ― Кольцо ещё знает, кому оно когда-то принадлежало. — Ещё один момент она держала его, колеблясь, затем одела на средний палец моей левой руки. ― Будь моим паладином, ― промолвила она со слезами на глазах. ― И обещай, что не отдашь его обратно.

― Обещаю.

Она набрала в лёгкие воздуха, подняла голову и отступила, величественно обводя взглядом солдат, которые отчаянно делали вид, что их здесь нет.

― Тогда давай следовать своей судьбе, ― решительно произнесла она. ― Что касается Серафины… пожалуйста, дай мне немного время.

Я поклонился, она слегка улыбнулась, затем прошла мимо меня. Солдаты с тяжёлыми ящиками молча последовали за ней.

― Я спросила отца, почему вы носите розу на пальце, Родерик, ― промолвила она, наблюдая, как я вырезаю для неё воробья.

― Что ответил Его Величество? ― осторожно спросил я.

― Он сказал, что я цветок с чарующим ароматом, красавица.

― И он, пожалуй, прав.

― А вы являетесь шипами. ― Она посмотрела на меня своими внимательными глазами. ― Что он имел в виду?

― Иногда розы должны колоться, ― объяснил я. ― Чтобы не были уничтожены цветки.

― А бывают розы без шипов?

― Только после того, как их обрежут.

Долгое время она молчала.

― Разве вам не кажется печальным, что розе нужны шипы? ― спросила она.

― Да, Ваше Высочество. Даже очень.

― Это красивый воробей. Большое спасибо. ― Она послушно сделала небольшой реверанс, когда я вручил ей деревянную птичку, и подняла её вверх, как будто та полетела. ― Я предпочла бы быть воробьём, а не розой. Он может летать, куда захочет, и ему не нужны шипы. А что насчёт вас, Родерик?

― Да, Ваше Высочество. Я бы тоже предпочёл быть воробьём.

― Что держит вас здесь?

― Роза.

Я посмотрел ей вслед, затем повернулся к двери в свои апартаменты, которая в этот момент тихо закрылась. Я толкнул её и оказался лицом к лицу с Рагнаром, который впервые за всё время нашего знакомства выглядел смущённым. У большого стола на стуле сидела Серафина, подперев голову руками. Она плакала.

― Я как раз собрался уходить, друг, ― хрипло сказал Рагнар. ― Приходил лишь для того, чтобы спросить, где мы можем вместе выпить хорошего пива, не столкнувшись с фарлендцами. Но для этого можно собраться и позже.

Я огляделся.

― Зокора тоже была здесь?

― Тёмная эльфика, которую боится Ангус? Нет, её я не видел.

Серафина подняла голову, вытерла глаза и сдержанно улыбнулась.

― Рагнар, ― промолвила она. — «Серебряная Змея» ― хорошее место, чтобы выпить пива. Может встретимся там позже. Таверна находится справа сразу за главными воротами цитадели.

― Тогда я проверю, умеют ли в имперском городе ещё варить пиво, ― заметил Рагнар, кивнул нам и ушёл.

― Я же просила тебя не разговаривать с ней, ― высказала она, вставая и подходя ко мне.

― Я очень плохо выполняю приказы, ― ответил я.

― Я знаю. Лиандра только что выросла в моих глазах. Не так уж много женщин хотят услышать твои оправдания. ― Она взяла мою руку, на которой теперь было кольцо с розой. ― В моё время не было паладинов. Как ты им, собственно, стал?

― Отец Элеоноры в молодости был очень болезненным и страдал от произвола отца. В то время я часто бывал в королевском замке, старый король слышал обо мне истории и неправильно их понял. Он приказал мне обучить принца военному искусству и сделать из него мужчину. Полагаю, он думал, что для это будет достаточно частенько укладывать его на лопатки.

― Ну и? ― тихо спросила она. ― Ты так и поступил?

― Укладывал принца на лопатки? ― Я улыбнулся. ― Иногда. Но он и без этого был больше похож на мужчину, чем когда-либо его отец. Старый король был жестоким тираном, который обычно принимал благоразумие за слабость. Принц выбрал другой путь, и когда стал королём, попросил меня стать его паладином. Позже, когда родилась Элеонора, он отвёл меня в сторонку и заставил взять на руки свою дочь, которая смотрела на меня широко распахнутыми глазами, и поклясться её защищать.

― В этом ты преуспел, ― заметила Серафина, но я покачал головой.

― Меня не было рядом, когда произошло покушение. То, что она выжила, не моя заслуга, а лишь её собственная. Мужество ― вот что поддерживало её жизнь… хотя это уже была не жизнь. В детстве она была быстроногой и любила танцевать, была полна веселья и жизни. Меня до сих пор тяготит то, что преступников так и не удалось обнаружить.

― Возможно, в этом преступлении тоже виноват император-некромант, ― предположила она. ― Мы знаем, что он строит долгосрочные планы.

― Не всякая злоба или жажда власти исходит от него. При дворе Иллиана всегда хватало интриг, даже Лиандра страдала от них. ― Я вздохнул. ― Она попросила дать ей немного времени, ― хрипло сказал я.

― Я знаю, ― ответила она. ― Мы с Рагнаром подслушивали.

― Половина цитадели, должно быть, уже знает, ― вздохнул я. ― Но это была возможность, которую я не хотел упускать.

― Да, ― сказала она, подняв на меня глаза. ― Что там с Орикесом? Я недавно была внизу, чтобы проведать тебя, и услышала, что ты у него. Писцы сказали, что это будет длинное совещание.

― Он дал мне работу, ― ответил я, доставая из куртки сложенный лист и раскладывая его на столе. ― Нам нужно найти и убить Аселу и всех остальных некромантов здесь, в городе.

― Разве ты ему не сказал, что она больше не некромант?

― Нет, ― ответил я. ― Только не спрашивай почему. Я сам до сих пор не доверяю ей, но я не хотел её предавать. Я всё ещё ощущаю ту боль, которую она испытывала, когда бог избавлял её от этой боли, но ещё слишком многое остаётся открытым. Мы, без сомнения, знаем, что она была некромантом, однако до этого времени не было случаев, когда боги прощали подобные деяния. И всё же Сольтар не осудил её, а очистил…

Я посмотрел на портрет этой прекрасной женщины, это была та самая женщина, которая стояла перед нами, и всё же что-то было другим. Губы на этом портрете улыбались соблазнительно. Асела, которую я знал, кажется, уже не знала, что такое улыбка, у неё были более глубокие морщинки и холодный взгляд, который совсем не казался мне многообещающим. Она была далеко от того, чтобы быть соблазнительной.

― Я во многом с тобой согласна, ― задумчиво промолвила Серафина. ― Она знает то, что может знать только она, но в ней многое изменилось. Я бы даже сказала всё. Смотри, Фелтор молился Борону, Асела ходила в храм Астарты, Бальтазар был, как и ты: если он вообще молился, то ходил к Сольтару. Он не особо жаловал богов и считал, что людям самим необходимо исправлять этот мир. В прежние времена Асела бросилась бы на пол перед Астартой и со слезами умоляла о пощаде. Я знаю только двух людей, которые являлись к твоему богу с таким высокомерием: ты и Бальтазар. А теперь и она. Это совсем на неё не похоже. И всё же я чувствую в ней прежнюю дружбу, только странно изменившуюся. ― Её взгляд устремился в далёкое прошлое. ― Мы были друзьями, Бальтазар, Фелтор, Джербил, Асела и я. Они сопровождали Асканнона на миссию, и когда он на обратном пути навестил моего отца, мы познакомились. Бальтазар уже тогда был старше, ему было больше ста лет, но Фелтор и Асела были молодыми Совами, выполнявшими своё первое задание. Она была… ― Серафина вздохнула. ― Это трудно описать, можно сказать, что в качестве Совы она была не совсем на своём месте. Ей подобало бы стать жрицей в храме Астарты. Ей не хватало жёсткости, она была терпелива и много улыбалась… Они оба были влюблены в неё, но Бальтазар был слишком сдержан, и ему мешало то, что она была его ученицей. Фелтор добился её руки, и позже они вместе предстали перед богиней и стали парой. Бальтазар произнёс речь. Они стали лучшими друзьями. ― Она подняла на меня взгляд. ― Вот почему так невероятно то, что он или кто-то из них перебежал на сторону Коларона. Теперь мы знаем, что они сделали это не по собственной воле. Бальтазар всегда был аутсайдером. Я уверена, что он любил Аселу, но не показывал этого и никогда не нарушал границ. Его мы тоже по-своему любили, он был удивительным человеком, спокойным и задумчивым, но с жёсткостью, которая иногда проявлялась. Он был примусом Башни и самым могущественным человеком в Старой империи после Асканнона, а этого не добиться без определённой требовательности. Асела, напротив, была готова отдать последнюю рубашку, если это могло кому-то помочь. ― Она замолчала, призадумавшись. ― Помнишь, как она сказала, что её доброта была её самой большой и единственной ошибкой? Странно слышать от неё такое, но она права. Окажись она без поддержки, её бы только использовали, поэтому Фелтор и Бальтазар так заботились о ней. Теперь я знаю ещё одного. ― Она вздохнула. ― Прежде я не знала, что этот Эринстор изнасиловал её. Я бы на её месте никогда не смогла бы простить такого, и сама направляла меч, чтобы отрубить ему голову. ― Она посмотрела на портрет Совы, затем подняла влажные от слёз глаза на меня. ― Она стояла перед нами, так что я знаю, что она ещё жива. Но она уже не такая, какой была прежде. Она жива, и всё же кажется, что она умерла. Я хочу знать, что случилось, и не позволю ей больше отделаться отговорками. Она единственная из моих друзей, кто ещё жив.

― Не считая эльфов, ― заметил я.

― Да. Но это эльфы, и они так сильно отличаются от нас. Послушай, Хавальд, мы с Аселой делились друг с другом женскими сокровенными мыслями… она рассказывала мне о Фелторе и Бальтазаре, я ей о Джербиле. Мы менялись одеждой и подшучивали друг над другом, держали друг для друга фоту, когда стояли в храме перед богами с нашими мужьями. Такая дружба встречается редко, потому что она возникла не из-за нужды, а просто потому, что мы были близки. Я хочу знать, что произошло.

― У меня тоже есть к ней вопросы, ― заметил я, пододвигая к себе портрет, чтобы лучше видеть Аселу. ― Она знает о нашем враге больше, чем кто-либо ещё. Ей должно быть ясно, что эти знания будут для нас полезны. Почему бы ей не поделиться ими с нами?

― Пойдём и спросим её, ― сказала она и встала. Я посмотрел в окно, там уже давно стемнело. У меня не было особого желания бродить в темноте в поисках тени. На сегодня было достаточно.

― Прямо сейчас? ― с сомнением спросил я. ― До восьмого колокола осталось недолго, и мы не сможем найти её так просто. Весь город ищет её, почему ты думаешь, что нам повезёт больше?

― Потому что есть место, которое мы все любили, ― отозвалась она. ― Если её там нет, мы можем дать ей знать, что хотим её видеть. Тогда она сама нас найдёт. Пойдём, Хавальд, ― позвала она. ― Это недалеко.

22. Императорский сад

― Что это за место? ― спросил я, встряхнув тяжёлую решётчатую калитку, ведущую в парк. Стены были слишком высокими и прочными, чтобы защищать только цветы, но сквозь решётку я смог разглядеть вдалеке лишь небольшую открытую постройку, а ещё деревья и клумбы, по виду которых нельзя было сказать, что скоро наступит весна.

Серафина подошла к решётчатой калитке.

― Помоги мне подняться, ― попросила она, и я предложил ей свою руку в качестве ступеньки. Плавным движением она ловко взобралась на стену. Я вздохнул и подпрыгнув, схватился за край, подтянулся и сел рядом с ней.

― Это императорский сад, ― объявила она, прислонившись ко мне и свесив ноги. ― Когда я впервые приехала в Аскир, император лично устроил мне экскурсию. Это было то место, которое он показал мне первым.

― Сколько тебе было лет?

― Восемь. Я была ребёнком и мне было любопытно увидеть большой город. Я приехала с отцом, и мы не задержались надолго, но потом, во время медового месяца, мы заглянули сюда ещё раз.

― Что такого важного в этом месте? Разве не было других, которыми он гордился бы настолько, чтобы показать тебе?

― Этот сад был подарком, кто-то посадил его, чтобы он мог найти здесь покой и уединение. Отсюда видно, что клумбы и дорожки выложены узором, который следует древнему ритуалу. Каждый камень, каждая травинка, каждый цветок здесь тщательно размещены и служат определённой цели. Идём, ― крикнула она и спрыгнула вниз. ― Я покажу тебе, что нужно делать.

Она веселилась, как маленький ребёнок. Я улыбнулся, спрыгивая со стены.

― Дорожка начинается здесь, ― проинформировала она меня. ― Не следует бежать, а идти по ней неторопливым шагом и позволить своему разуму блуждать. Видишь то круглое здание в центре?

― Павильон?

― Да. Он наша цель, но ты не сможешь добраться до него, если будешь спешить.

Дорога требует определённого времени. Давай пойдём вместе. ― Она повернулась и с улыбкой посмотрела на меня. ― Есть только одно правило: нельзя разговаривать.

Она была права. Это место с его высокими стенами и клумбами, с тщательно проложенными дорожками, даже ранней весной излучало умиротворение, которое проникало внутрь.

Я представил его себе летом, когда всё будет в цвету, и воздух станет тёплым. Тогда здесь станет ещё красивее. Мы медленно шли по извилистой тропинке. Серафина, казалось, глубоко задумалась, и я не стал ей мешать. Павильон то приближался, то удалялся от тропинки ― цель, которая, казалось, находится близко, и всё же была дальше, чем можно было подумать. Как и в жизни.

Теперь мне казалось, я знаю, кто такой Вечный Император. Если я прав, то мы уже встречались.

Но кем он был на самом деле, оставалось загадкой. Я многое о нём узнал: он вёл войны, объединил империю силой, магией и кровью, принёс ей тысячу лет мира, он любил и потерял любимых, и не без основания ненавидел наездников душ. И всё же я не понимал его. Всегда находились люди, которыми я восхищался за их доброту. Но сам был слишком корыстным, слишком заботился о себе.

Существовали вещи, которые я не стал бы делать, потому что не смог бы их стерпеть: например, если бы меня назначили священником или лекарем, которые всё время сталкивались со страданиями других людей и могли помочь им принять боль и нести её… как Девон, судовой врач со «Снежной Птицы», который неустанно пытался спасти то, что можно спасти в своём обагрённом кровью логове под палубой, который и меня вернул к жизни.

Откуда эти люди находили силы постоянно проявлять самоотверженность и отдавать себя на служение другим? Учитывая то, что я слышал об Асканноне, он должен был стать священником или врачом. Когда Серафина приехала сюда ребёнком, он правил империей, где процветало искусство и царил мир. Каким же он был человеком, раз первым делом показал Серфине этот сад? Я открыл рот, чтобы спросить её, но потом вспомнил о правиле. Ещё успею сделать это, когда мы доберёмся до павильона.

Мы двигались вперёд, медленно и уверенно. Наши шаги в тишине ночи, сияющие звёзды на тёмном полотне Сольтара ― всё это переплелось и постепенно успокоило меня. Я почти удивился, когда вдруг увидел перед собой белые ступени павильона, а когда ступил на них, почувствовал, что воздух стал тепле, и над нами в плоском куполе мягко засветился один из магических шаров, позволив увидеть каменную скамью, стол и фигуру в широкой тёмной мантии, сидящую на скамье с притянутыми к груди ногами, которые она обхватила руками.

Она повернула голову, без удивления посмотрела на нас и тихо вздохнула.

― Финна, почему ты нарушаешь мой покой? ― спросила Асела.

― Ты уже давно увидела, что мы идём, ― с улыбкой ответила Серафина и села напротив на неё на каменную скамью.

Я сделал то же самое и поставил рядом Искоренителя Душ.

― Если бы ты не хотела нас видеть, могла бы легко ускользнуть.

― Это правда. ― Она выпрямилась. ― Полагаю, вы пришли ко мне с вопросами.

― Да, ― ответил я. ― Мне поручили поймать вас и казнить.

― Казнить, ― хрипло повторила она. ― За ту вину, что я несу на своих плечах, вам пришлось бы казнить меня тысячу раз, и всё равно этого было бы недостаточно. ― Она слегка улыбнулась. — Преступайте к делу, генерал Копья. Вы застали меня в момент слабости. У меня больше нет желания сопротивляться. Мне встать на колени, чтобы облегчить вам задачу?

― В этом нет необходимости, ― ответил я. ― Моё задание заключается в том, чтобы казнить некроманта. Но вы больше не прокляты. Аскир хочет вашу голову, но я думаю, будет лучше, если она останется на ваших плечах. Ваши знания о враге могут изменить исход войны.

― Вы так думаете? ― спросила она. ― Я могу ответить на некоторые из ваших вопросов, но очень сомневаюсь, что вам от этого будет польза.

Она указала на кубки и бутылку на столе, которых я не заметил раньше. ― Эльфийское вино Лунная Роса, ― объявила она. ― Если я правильно помню, ты любила его, Серафина.

Серафина кивнула и потянулась за бутылкой. Мы молча ждали, пока она нам нальёт.

― За Сов, империю и нашего императора, ― произнесла тост Асела, поднимая свой кубок. ― Да прибудет с нами мир. ― Она отпила большой глоток. ― Я забыла, каково оно на вкус. Такое сладкое, но зубы всё-таки не слипаются. Итак, у меня есть ещё немного времени, так что задавайте свои вопросы.

― Прежде всего, ― начала Серафина, ― я хочу знать, что с тобой случилось?

― Для этого придётся начать издалека, Финна, ― ответила Асела с кривой улыбкой. ― Вы же знаете, что есть точки пересечения потока миров?

― Да, ― сказал я.

― И то, что поток миров можно перенести, так что он изменит местоположение?

Мы снова кивнули.

― Одна из таких точек находилась на далёком маленьком острове на юге. По-настоящему унылое место, образовавшееся из вулканической породы, вдали от всего, на краю света. Маленький остров, необитаемый и бесплодный, называемый Талаком. Туда вела всего одна ветвь потока миров. Её как раз было достаточно для того, чтобы Асканнон мог возвести портал. Этот остров был так далеко, что он подумал: что бы там не случилось, это не коснётся империи. ― Она покачала головой. ― Он редко ошибался, но здесь допустил огромную ошибку.