Королевский судья

Глава девятнадцатая

— А, доктор Фоконе, проходите. Лорд просит вас секунду подождать в его кабинете, пока он проводит посетителя, — сказала горничная, открывшая Иеремии входную дверь. Указывая ему дорогу, она с готовностью прибавила: — Я принесу вам графин рейнского вина, или вы предпочитаете настойку из бузины, сэр?

Иеремия выбрал вино. В ожидании он с интересом осматривал кабинет сэра Орландо. Панели темного дуба в осеннее время года, когда солнце садилось рано, казались особенно мрачными. Под потолком, тоже деревянным, шел резной фриз. На стенах висели фамильные портреты в роскошных витых золотых рамах и несколько простых гравюр, в том числе с изображением короля-мученика Карла I. В камине весело горел огонь, и языки пламени, танцуя, отражались на темных стенах. Горящие поленья лежали на латунном колоснике, увенчанном массивными шарами, которые, отражая огонь, вспыхивали золотом. Над дымоходом, также украшенным резьбой, висел портрет судьи в красной мантии.

Вернувшись, горничная зажгла восковые свечи в настенных латунных подсвечниках, отражавших и усиливавших свет. На лестнице раздались шаги. Трелоней лично проводил своего гостя до двери.

— Так я жду вас завтра к обеду, мистер Холланд. И мы поговорим о приданом, — сказал сэр Орландо на прощание.

Довольно потирая руки и улыбаясь, судья вошел в кабинет и поздоровался с Иеремией.

— Кажется, вам наконец-то удастся повести вашу племянницу под венец, милорд, — улыбнулся и Иеремия.

Трелоней многозначительно посмотрел на него:

— По счастью, мистер Холланд, будучи пуританином, не настаивает ни на пылкой любви, ни на смиренности будущей супруги. Я уверен, он вправит ей мозги.

— А что думает по поводу предстоящей помолвки ваша племянница?

— Я не спрашивал ее мнения, так как она ни разу не поблагодарила меня за мои усилия в прошлом. Но на сей раз хочет не хочет — она выйдет замуж.

— Она сказала вам, где была в день процессии?

Тень неудовольствия пробежала по лицу Трелонея.

— Нет, даже палкой не удалось заставить ее заговорить. Я не знаю, в кого она родилась такой упрямой. Точно не в свою мать. Она все еще под домашним арестом, но этим ее не сломишь. Не могу вам передать, как я счастлив, что мне больше не придется с ней мучиться.

— А кто будет вести ваше хозяйство?

— Недавно овдовела моя дальняя родственница. Я просил ее переехать ко мне. Она согласилась.

— А вы не думали о женитьбе? Вам бы это не повредило!

— Вы, разумеется, правы. Тем более у меня есть тайное желание иметь детей. Но возможно, Господу оно неугодно.

— Не попытавшись, вы не можете знать наверняка. Не теряйте мужества!

Трелоней тепло улыбнулся Иеремии:

— Мне кажется, я начинаю понимать, почему вы стали священником. Вы, как никто, умеете утешать. — Он взял со стола графин и налил два стакана вина. — К сожалению, мы должны вернуться к более серьезному предмету. Вы просили меня составить список юристов, умерших за последние два года. Я так понимаю, вы хотите проверить, были ли случаи насильственной смерти.

— Именно так. Наш убийца до сих пор действовал очень хитро. Вполне возможно, он нанес уже не один удар, не возбуждая подозрений. Пройдемся по списку, милорд, и сперва исключим тех, кто умер в преклонном возрасте в своей постели. Подозрительны в первую очередь несчастные случаи и внезапные болезни.

Сэр Орландо вычеркнул из списка имена тех, кто, по его убеждению, умер своей смертью. Остались три адвоката, один королевский адвокат и один судья.

— Вот этих придется проверить, — подытожил Трелоней. — Все случаи разные и довольно странные.

Иеремия посмотрел на список:

— Сэр Роберт Фостер. Это ведь предшественник нынешнего лорда верховного судьи Хайда?

— Да, он умер в прошлом году во время выездной сессии в западных графствах.

— Вы можете туда послать кого-нибудь навести справки об обстоятельствах его смерти?

— Да, я немедленно займусь этим. Но даже выявив признаки насильственной смерти, как мы это докажем?

— Вероятно, мы не сможем этого доказать, но добытые факты помогут нам понять мотив преступления. А это, в свою очередь, приведет нас к убийце.

— Вашими бы устами да мед пить!

— Разделим эти четыре случая, — предложил Иеремия. — Тогда у меня появится повод воспользоваться услугами юного Джеффриса.

— Я думал, вы включаете его в число подозреваемых.

— Включаю, но, дав ему поручение, я смогу наблюдать за ним и кое-что у него выведывать.

— Тогда позвольте мне дать вам аванс на покрытие расходов, которые у вас возникнут при расследовании, — предложил сэр Орландо и открыл створки шкафа эбенового дерева, не дожидаясь ответа Иеремии.

— Разве судья Королевской скамьи может оказывать материальную помощь проклятому Богом иезуиту? — лукаво спросил Иеремия.

— Сомневаюсь, что папа с помощью незначительной суммы, какой бы щедрой она ни была, сможет снарядить армию для вторжения в Англию, — засмеялся Трелоней, — даже если ему будут помогать все демоны ада. Нет, мой друг, я доверяю вам безгранично. А вы можете доверять мне. Я никому не выдам вашей тайны. С одной стороны, я считаю, что вы легкомысленны и играете с огнем, и предпочел бы, чтобы вы покинули Англию, с другой — благодарен вам за то, что вы здесь и пытаетесь защитить меня от врага.

Раздался стук в дверь. Трелоней откликнулся, и вошел Мэлори, сообщив, что пришел некий человек со срочным поручением для доктора Фоконе:

— Он говорит, это очень срочно.

— Тогда пригласи его сюда, Мэлори, — решил судья. Когда камердинер ушел, сэр Орландо вынул из шкатулки кожаный кошелек и протянул его священнику. — Скажите мне, когда вам понадобится еще.

Благодарно кивнув, Иеремия убрал кошелек. Скоро Мэлори привел посыльного. Им оказался Бреандан, весьма неохотно переступивший порог. Не глядя на судью, он односложно поздоровался и тут же обратился к Иеремии, выжидательно смотревшему на него:

— Мастер Риджуэй отправился к мистрис Бленкинсоп и просит вас прийти туда как можно скорее. Его позвала акушерка. Ребенок, кажется, здоров, но с матерью что-то не в порядке.

— Тогда не будем терять времени, — сказал Иеремия и попрощался с Трелонеем.

По дороге Бреандан удивленно и с любопытством спросил у иезуита:

— Вы не боитесь так тесно общаться с королевским судьей? Он может узнать, что вы священник.

— Он это уже знает.

— И вы считаете, это не опасно?

— Нет. Этот человек ответственно относится к своему долгу, но вместе с тем он искренний друг. Вы ведь знаете, законы в первую очередь созданы для устрашения, а не для того, чтобы следовать каждой их букве, по крайней мере, пока позволяют обстоятельства.

— А если обстоятельства изменятся?

— Тогда мы поймем, сколько стоит его дружба.

Возле дома сапожника Бленкинсопа Иеремия отправил ирландца обратно на Патерностер-роу. В доме царила мрачная тишина, прерываемая лишь сдавленными мужскими рыданиями. Иеремия увидел на табурете сапожника, закрывшего лицо мокрыми от слез руками. Маленькая девочка лет восьми молча стояла возле него и, утешая, гладила по плечу. Иезуит мрачно осмотрелся и, поскольку никто не обращал на него внимания, поднялся по лестнице на верхний этаж. У двери в спальню он увидел Алена.

— Я пришел слишком поздно, — вздохнул Иеремия. — Мне очень жаль.

Но цирюльник убежденно покачал головой:

— Нет-нет, не упрекайте себя! Вы не могли помочь.

По обе стороны кровати сидели женщины — подруги и родственницы матери, присутствовавшие при родах. Стояла нестерпимая духота: все окна были закрыты, а в камине горел жаркий огонь — так было принято. Спертый воздух, сильный запах пота и крови почти не давали дышать. В углу комнаты находилось кресло для родов с подлокотниками и вырезанным сиденьем. Оно принадлежало акушерке, которая как раз укладывала ребенка в деревянную колыбель, обмыв его губкой, смоченной в вине.

Мать лежала под тяжелым одеялом, лицо ее запало и побелело как снег, словно в теле не осталось ни капли крови. Так оно и было. Откинув одеяло, Иеремия увидел, что под телом расплылась широкая лужа крови. Иезуит то бледнел, то краснел от боровшихся в нем чувств — гнева и ужаса.

— Отошлите женщин! — приказал он Алену.

Присутствующие молча повиновались. Осталась только акушерка, собиравшая свои инструменты.

В миске возле кровати лежал послед. Не обращая внимания на кровь, текущую по рукам, Иеремия сначала осмотрел плаценту, затем тело женщины. Наконец он выпрямился с глубоким вздохом, слишком потрясенный, чтобы говорить. Только когда подошла акушерка взять амулеты и тигель, он пришел в себя. Резким движением он схватил ее за руку и поднес ее к свету.

— Глупая женщина! Ты не знаешь меры! — набросился он на нее. — Вместо того чтобы предоставить все природе, ты решила помочь и своими грязными ногтями вырвала плаценту! Из-за твоей безбожной горячки бедная женщина истекла кровью!

— Но так всегда делают, сэр, — оправдывалась акушерка. — Если бы я не достала плаценту, она бы отравила тело матери. А мне нужно еще к одной роженице.

— Которую ты тоже замучишь, если ребенок не появится, когда тебе хочется. Да сохранит ее Господь!

Ален похлопал друга по плечу, пытаясь ободрить его:

— Пойдемте! Мы ничего больше не можем сделать.

Выходя из дома, они видели, как соседи сапожника окружили заботой совершенно беспомощного вдовца и его детей. Он потерял жену, но по крайней мере не остался один в своем горе.