Король казино

Папочка! Мамуля! Успокойтесь, — прервала спор дочка. — У нас уже было распределение, и я дала со­гласие.

Куда-а?! — в один голос выкрикнули родители.

В Московский городской профсоюз. Должность — юрисконсульт отдела. Зарплата — девяносто рэ. Се­годня не ждите. Пока!

Через неделю Лариса сидела в крохотной комнатке на двоих и принимала посетителей. Дела на первый взгляд были мелкие, кляузные, но Лариса знала — так была воспитана, — что мелких дел не бывает, если за ними стоят людские судьбы. Вскоре среди профсоюз­ных деятелей покатился слух, что сидит в комнатенке на Ленинском проспекте симпатичная девушка-юрист, и умница такая, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Позже она сидела уже в просторном кабинете и вела дела не очень крупные, но и не мелкие. Шагать бы и шагать Ларисе по служебной лестнице вверх, но произошла заминка. Однажды она привела в дом голе­настого паренька и объявила: «Петр Иванович. Акаде­мик. Муж». — «Чей муж?» — справедливо поинтере­совался папа-генерал. «Мой. И мы послезавтра улета­ем в Лондон». — «Что-то мне дурно», — схватилась за голову мама, но папу не так-то легко было сбить с тол­ку. «А этого не хошь?!» — взялся за генеральский ре­мень папа. Здесь выступил вперед Петр Иванович. «Па-азвольте. Я действительно академик. Вот документ. Я возглавляю целый отдел в Дубне. А вот второй доку­мент. Свидетельство о браке. Лариса моя жена, и я не позволю...» Ну и так далее и тому подобное. Наспех выпили, отметили торжественный, самый торжественный момент в жизни, и молодожены улетели в Англию. На работу. Задержались они там ни много ни мало три года. Правда, в Москву наезжали частенько, то в отпуск, то в командировки. Там, в Лондоне, на одном из академических приемов Лариса познакомилась с Анатолием Павловым и тут же, как мы знаем, раскусила его. Павлов зачастил в дом академика, всегда с букетом цветов, дорогим вином, новыми анекдотами, вежливый, подтянутый, красивый и, разумеется, вызывал у мужа-академика справедливую ревность. «Шляется, — расхаживая по квартире, бормотал Петр Иванович. — Цве­точки, винцо, анекдотики... Не позволю!» «Глупец, — думала Лариса. — Какой глупец!» В отличие от мужа она давно догадалась, что Павлов интересуется ею как женщиной, с которой неплохо было бы и переспать, постольку поскольку, но главный интерес для капита­на госбезопасности представлял Петр Иванович, в чьей голове роились мудреные формулы, за знание которых английская или любая другая разведка выложила бы немалые деньги.

А в России тем временем последовали события, по­трясшие весь мир. Грянул август девяносто первого. Каждые глобальные изменения в стране влекут за со­бой изменения — в лучшую или худшую сторону — это уже другой вопрос — судеб людей. Коснулись они и Ларисы. Отец вынужден был подать в отставку, мужа срочно отозвали в Москву, сама Лариса не то чтобы растерялась, но задумалась. И задумалась крепко. Здесь-то и возник Анатолий Павлов. «Я в ресторане Дома писателей, — сообщил он по телефону. — Приезжай».

Они сидели за столиком вдвоем. Было испанское белое вино, свежая зелень, фрукты и цветы.

Не журись, девочка, — улыбчиво сказал Пав­лов. — Все будет о’кей!

Пока я не вижу причин для особой радости.

Хочешь стать депутатом?

Почему бы и нет?

Будешь.

И Павлов четко и толково объяснил, куда и кому надо подать заявление о желании гражданки Стрель­никовой Л.И. стать кандидатом в депутаты, предло­жил на выбор пять округов, в том числе один москов­ский, пообещал, что необходимое количество голосов для прохождения в кандидаты будет несомненно со­брано, за выступления на радио, телевидении и в га­зетах платить из собственного кармана не придется. Наконец, работать она будет в здании ВЦСПС, то есть там, где и работала, но в другой должности.

Ив какой же? — поинтересовалась Лариса.

Заведующей социальным отделом. Зарплата в два раза больше, чем сейчас.

Лариса, как бы не услышав последних слов, продол­жала медленно потягивать вино из высокого бокала.

Ты согласна?

Долго же ты тянул с вербовкой, дорогой мой пол­ковник.

Ты уже знаешь? — после продолжительного мол­чания задумчиво спросил Павлов.

Ты, вероятно, забыл, что я дочь генерала КГБ, хотя и отставного. Лихо взлетел. Поздравляю.

Я опоздал?

Не имеет значения. Доставай свою бумагу на вер­бовку, я подпишу.

Подождем.

Тоже правильно, — пожала плечами Лариса. — Зарплата зарплатой, но меня интересует суть самой работы.

Завотделом — это, конечно, величина, и тебе придется заниматься социальными вопросами проф­союзов столицы. Но не только. В наших верхах ре­шили, что твоя кандидатура наиболее других подхо­дит для роли лидера женского общероссийского дви­жения...

Ты уже в верхах, Павлов?

Давай не будем, Лариса, — строго ответил Ана­толий. — Тебе верят, на тебя надеются, и надежды эти ты должна оправдать.

Извини.

Посмотри, сколько различного рода движений, партий и прочего рода сборищ возникло в России! И все чего-то хотят, чего-то требуют, чего-то добиваются!

Они хотят хлеба с маслом, а лучше с черной ик­рой. Как говаривала моя старая нянечка, баба Груша, царство ей небесное, не учи меня жить. Ты лучше скажи, Толя, на какие деньги мы отгрохаем движе­ние, да еще общероссийское?

Деньги будут.

Лариса впервые назвала Павлова уменьшительным именем, и это не ускользнуло от его внимания.

Государство не даст ни копейки, — продолжала Лариса. — А ведь надо платить и платить, если уж движение общероссийское... Погоди, не перебивай. Я знаю, о чем ты хочешь сказать.

Любопытно...

Если у государства нет денег или если они и есть, но оно не расположено финансировать какое-то там оче­редное движение, то возникает вопрос: кому выгодно это сделать? А выгодно это сделать коммерсантам, ком­мерческим банкам, совместным фирмам и просто бога­тым людям, современным нуворишам. Почему? Пото­му что движение может стать крышей для устройства их дел. Но дела их, как хорошо тебе известно, нередко попахивают, а вернее, воняют уголовщиной...

Здесь ты перегнула, Ларочка, — возразил Павлов.

Ларочка? — удивленно вскинула брови Лариса.

Но ты же назвала меня Толей.

Да? Не помню.

Перегнула, — повторил Павлов. — Страна раз­вернулась, или ее развернули, на сто восемьдесят гра­дусов. Вперед к капитализму! Все коммерческие бан­ки существуют на законных основаниях. Даешь част­ную собственность, землю — помещикам и личное обогащение!

Я в глаза не видела подобных законов, напеча­танных черным по белому.

Законы могут быть и вовсе ненапечатанными, но действительность такова.

Государство без законов жить не может.

Значит, придут и законы.

Я не договорила, — обратилась к прежним мыс­лям Лариса. — Ты сказал, что деньги будут?

Они уже есть.

Источники те, о которых я говорила?

Да, — решительно ответил Павлов.

Вот теперь начнется разговор посерьезнее, — удов­летворенно вздохнула Лариса. —- Не тебе объяснять, что кто платит, тот и заказывает музыку. Рано или поздно нам представят счет. Но мы должны, обязаны предупредить всякие претензии.

Каким образом?

Создать собственные коммерческие структуры, спой банк, заиметь недвижимость и землю как в Мос­кве, так и в других областях. И оставь, пожалуйста, мысли о чистых деньгах. Деньги пойдут нам крими­нальные.

Ты очень откровенна со мной...

Значит, пришел час.

Какова твоя конечная цель?

Богатство, власть, свобода духа.

Я, кажется, недооценивал тебя, — не сразу заго­ворил Павлов. — Ты не только умная, но и опасная женщина.

Ты сейчас недооцениваешь себя.

Понял, но не совсем.

Тебе нравится маска этакого Джеймса Бонда российского разлива, однако она тебе не очень-то подхо­дит- Россия — не Запад. Здесь другие законы жизни.

И это говаривала твоя старая няня, которая — «не учи меня жить»? — широко улыбнулся Павлов.

Не обижайся. Знаешь, подобного разговора я, может быть, ждала всю жизнь.

Мне он тоже очень и очень интересен.

Видишь, между нами появилась уже некоторая общность... Угадай, кто из знаменитых женщин мой кумир?

Теперь уж я и не знаю, что ответить... Кто? Мо­жет, Терешкова?

Тьфу! — сплюнула Лариса. — Мата Хари. Это Пыла необычайная женщина, необыкновенной красо­ты, независимая и умная. Работала на три разведки одновременно и ни разу не прокололась.

Ты забыла, что она долго не прожила, — напом­нил Павлов.

Разве это важно... Доживем ли мы? В России такая заваруха, что всякое может случиться.

Выпьем, — предложил Анатолий.

Что ж, выпьем и поедем к тебе, — вздохнула Лариса. — Утро вечера мудренее...

В эту ночь она не явилась домой, а утром начала собирать вещи. Петр Иванович расхаживал по комна­те, махал руками, что-то говорил, вначале угрожаю­ще, потом сник, расплакался, упал на колени.

«Прощай, Птибурдуков, — спокойно, даже ласково сказала Лариса. — Я ухожу. Навсегда». — «Какой Пти­бурдуков?!» — несмотря на свое жалкое положение, удивился Петр Иванович. «Читай Ильфа и Петрова», — усмехнулась Лариса, направляясь к двери. Сквозь окно Петр Иванович видел, как высокий, элегантно одетый мужчина взял чемодан из рук его жены, распахнул перед ней дверцу, сел за руль, и машина уехала.

Дела по созданию движения под названием «Про­грессивные женщины» сразу же пошли круто. Как и обещал Павлов, деньги нашлись быстро, были созда­ны отделения в крупных городах, выделены участки земли в ближнем Подмосковье, недвижимость в сто­лице, куплены дома, предназначенные под снос или под реставрацию, набраны штаты. На одном из собра­ний лидером движения была единогласно избрана Стрельникова Лариса Ивановна, и в Госдуму она вош­ла уже как крупный политический деятель.

Первую взятку в сто тысяч долларов Лариса получи­ла после разговора с Павловым. Анатолий предложил передать небольшой участок земли в районе Садового кольца, числившийся по документам собственностью женского движения, совместной российско-американс­кой строительной фирме «Феникс». В планах движе­ния предусматривалась реставрация обветшавших зда­ний с дальнейшим использованием их в качестве жи­лья для москвичей, а также для сдачи в аренду под административные помещения, но тон Павлова не да­вал Ларисе никаких возможностей для возражений. Во­обще Анатолий заметно изменился, и, хотя манеры его остались прежними — приветливыми и мягкими, он всегда добивался от Стрельниковой того, чего хотел. К примеру, под крышей движения работали теперь не­сколько коммерческих банков, расширявших сферу сво­его влияния и оттеснявших на второй план коммерчес­кие структуры самого движения, которые по настойчивым требованиям лидера были все-таки созданы и худо-бедно покрывали расходы. Лариса уже раскаива­лась, что рассказала в ресторане Дома писателей о сво­их планах, но потом поняла, что дело не в этом. За шиной полковника Павлова стояла могучая сила, гло­бальные задачи которой не шли ни в какое сравнение с задачами депутата Госдумы Стрельниковой. И Лариса махнула рукой. «С волками жить, по-волчьи выть», — решила она. Получение взятки прошло обыденно, про­сто и даже скучно. В кабинет Ларисы зашел кругленький, плотненький человечек, представился заместителем генерального директора фирмы Ефимом Аронови­чем Фишки- ным и протянул бумагу. Лариса подписала. Фишкин раскланялся и ушел, оставив на столе тонкий «дипломат», в котором оказались деньги, французские духи и золотой перстень с бриллиантом в красиво офор­мленной коробочке. После визита Фишкина бразды правления перешли к Павлову. Лариса и он давно были любовниками и уже успели надоесть друг другу. И од­нажды Павлов прямо сказал: «Ларочка, а не сменить ли тебе мужчину?» — «Разве в целом мире найдется мужчина, подобный тебе?» — постаралась было отшу­титься Лариса, но Анатолий шутки не принял. «Надо, милая, надо. Ясинский, Егоров, Борисов... Чем не муж­чины? Выбирай любого!» — «Личности известные. И псе как на подбор лидеры демократических партий». — «Да, нас сейчас интересуют именно лидеры демократи­ческих партий. Демократия — это хорошо, но лучше, если она будет в пределах нормы. Неплохо бы сбли­зиться с замами лидеров. Вожди, как правило, использу­ют их идеи». — «И что, со всеми спать?» — «В этом смысле тебе пока о-очень далеко до Мата Хари... Что с тобой, Ларочка?! Ты плачешь?!» Лариса не плакала, она рыдала. Павлов заметно растерялся. «Я пошутил, Ларочка! Пошути-ил! Что ты, в самом деле?!» Рыда­ния прекратились так же внезапно, как и начались. «Информация будет», — сказала Лариса. «Черт с ней, с информацией! Пропади она пропадом!» — «И без вся­ких постелей. Даю слово». — «Лара, ты любишь меня?» — наконец-то дошло до Анатолия. «Нет», — сухо ответила она. Через несколько дней Лариса похо­ронила отца. Умер он от внезапного сердечного присту­па. Мать переехала жить на дачу, а Лариса пересели­лась в родительскую квартиру. Любовные отношения между Павловым и Ларисой пошли на убыль, а со вре­менем и вовсе прекратились. Остались лишь деловые, и это, как ни странно, положительно повлияло на дея­тельность организации. Были сделаны большие денеж­ные вливания в коммерческие структуры, создан нако­нец собственный банк, через который были приобрете­ны акции нескольких крупных предприятий по долевой системе. Но и чужаки развернулись вовсю. Теперь она не имела даже представления, что творится под кры­шей движения «Прогрессивные женщины», но была уверена в том, что дела творятся крупные. Через год Павлов объявил ей, что на счет госпожи Стрельниковой в одном из швейцарских банков переведен первый мил­лион долларов...

...Андрей Васильев приехал на такси, расплатился с водителем и подошел к глухой калитке дачи, памят­ной ему с детских лет. Нащупал кнопку звонка, ту самую, тоже знакомую, с щербинкой, и нажал. В зам­ке щелкнуло, калитка отворилась.

Лариса стояла на крыльце. Была она в белом пла­тье, с ярко-красной розой на груди, в белых туфлях, ныглядела удивительно молодо, глаза блестели, и Ан­дрею припомнилось, что именно так была она одета на выпускном вечере после окончания школы.

Ты очень возмужал, Андрюша, — улыбаясь, про­говорила Стрельникова.

В смысле постарел?

Нет. Возмужал. И выглядишь настоящим джен­тльменом.

Лариса легко прижалась высокой твердой грудью к Андрею, поцеловала в щеку.

Ну, вспомнил? — Она крутнулась на каблучке.

Ты была в этом платье на выпускном.

Верно. Хотела тебя удивить. Сделать так, чтобы ты вспомнил меня прежнюю.

Ты и осталась такой.

Пойдем к маме. Она хотела тебя видеть.

В комнате Людмилы Васильевны они задержались недолго и, выслушав слезливые воспоминания, жалобы на здоровье и восхищения по поводу цветущего, здорового вида Андрея, ушли в столовую и присели за прекрасно сервированным столом.

Что пьешь?

Водку.

Отлично. Я люблю вино, но с тобой выпью водки.

Зачем же? — возразил Андрей. — Если лишь ради меня, то не стоит.

«Ого, — подумалось Ларисе, — ты не только возму­жал, но и приобрел характер. Что же, примем твой тон».

Считаешь, что ты слишком мелкая рыбешка для меня?

Я так не считаю, — спокойно, даже равнодушно ответил Андрей.

В таком случае выпьем водки на равных, — улыб­нулась Лариса, хотя улыбка у нее получилась несколько деланная. — За встречу!

С удовольствием!

После рюмки-другой разговор начал налаживаться. Припомнились школьные и университетские товари­щи, смешные случаи из студенческой жизни, Валер­ка Саргачев...

Где он? Как? — спросила Лариса.

Был в Афгане, теперь в Чечне. Подполковник. Командир части.

Боже! Почему мы потеряли друг друга? Выпьем за Валерку. Чтобы жив был. Он женат?

Развелся.

Дети остались?

Дочка.

Жена, конечно, вышла замуж вторично?

Да. За Пашку Рыжова, полиглота. Помнишь Пашку?

Я всех своих ухажеров помню.

Ухажеров было много, — серьезным тоном про­говорил Андрей.

В том числе и ты.

Я никогда не был ухажером. Я тебя любил.

А теперь?

Выпьем за Валеру, — помолчав, ответил Андрей, залпом опрокидывая рюмку.

Куришь?

Курю. А ты?

Стараюсь держаться, но не получается. Они за­курили и некоторое время молчали, посматривая друг на друга.

«Что там говорил про оглушенную рыбу Павлов? — подумала Лариса. — Деревянной колотушкой по льду, сачок в руки и на берег? Пора глушить».

Наливай! — весело сказала она. — Есть тост!

Андрей наполнил рюмки, спокойным тоном спросил:

За «короля казино»?

Дрогнула от неожиданности рука Ларисы, выплес­нулась из рюмки водка на белоснежную скатерть, но растерялась женщина лишь на какое-то мгновение.

За «короля казино», — подтвердила она.

С удовольствием.

Закусывай. Опьянеешь.

Я не пьянею. Особенно в присутствии женщины.

Вижу перед собой не мальчика, но мужа.

Думаю, ты не ошиблась. — Андрей покрутил рюмку в тонких нервных пальцах, глядя, как колы­шется недопитая водка, потом поднял глаза на Лари­су. — Тебя мучает мысль, почему я догадался?

И нет, и да.

Хороший ответ. «Нет» потому, что ты знаешь обо мне не все, но, вероятно, немало. А «да»... Ну распи­рает тебя любопытство! Спрашивай, я отвечу.

Догадаться было нетрудно. Ведь я не звонила тебе целых десять лет. Значит, был не нужен. Это во-вторых. Позвонила на дачу, телефон которой никому не известен...

При твоем положении...

Никому известен, —повторила Лариса, — кроме лиц, для которых не существует подобных тайн. :)то во-вторых. И в-третьих, ты ведешь жизнь, связан­ную с риском, стал осторожен, просчитываешь всевоз­можные варианты. Одним словом, третья причина — твоя математическая голова.

Ты права. Селяви, — рассмеялся Андрей.

Насчет любопытства ты не прав. Я совершенно

не любопытна.

Выпьем за тебя, Лариса!

Посиди немного. Я быстро. — Лариса зашла в спальню, распахнула шкаф, выбрала строгий серый костюм, переоделась и вернулась в столовую.

Теперь перед тобой депутат Госдумы, политик и лидер одного из крупнейших движений госпожа Стрель­никова! — весело объявила она. — Можно и выпить.

За вас, госпожа Стрельникова! — вставая и га­лантно кланяясь, поднял рюмку Андрей.

Они еще пошутили, перекидываясь едкими словеч­ками, а потом Лариса резко повернула разговор в дру­гое русло.

Ты с охраной?

Еле отделался. Возле одного знакомого дома бро­сил машину, вошел в подъезд, потом черным ходом во двор, поймал такси и — поминай как звали!

Прощай, машина!

Да она давно уже стоит в гараже.

Понятно. Альберт Георгиевич хозяин строгий. Свору свою держит в узде.

Андрей закурил, молча налил водки в большой бо­кал, выпил, долго смотрел в глаза женщины, наконец задал вопрос:

У вас все в Думе такие?

Какие?

Как ты.

А какая я?

Не знаю.

Про всех ничего не скажу. Ты слышал, я нелю­бопытна. Про себя... Дай сигарету! Спасибо. А про себя расскажу. Слушай и не перебивай. — Лариса глубоко затянулась несколько раз подряд и смяла сигарету в пепельнице. — Люди приходят к власти различными путями, — начала она и усмехнулась, припомнив, что точно такие слова произнес Павлов. — Да, различны­ми, — повторила она и умолкла.

Андрей, разом охватив взглядом напряженную фи­гуру женщины, ее отрешенные, смотрящие куда-то в глубь себя глаза, приметив резкую продольную мор­щину на лбу, вдруг почувствовал к ней острую жа­лость, уснувшая было любовь к этой женщине вдруг проснулась в нем — ведь она была первой у него. И явственно припомнилась ему та ночь, когда он бес­сильно плакал от своего неумения, а она ласкала его, терпеливо ожидая, когда все наладится. И все было хорошо, удивительно, прекрасно, к утру они лежали, изможденные от ласк, и он чувствовал себя настоя­щим мужчиной.

Лариса, — позвал Андрей.

А все водка! — встряхивая головой, почти вы­крикнула женщина.

Начни с меня, — сказал Андрей. — Так будет проще.

Хорошо. Ты в опасности, Андрей Андреевич. Сегодня ты должен принять решение, от которого будет зависеть твоя дальнейшая жизнь. Знаю о тебе немного, но достаточно для того, чтобы сделать такой вывод.

И кто же мне угрожает?

А кто страшнее всех на свете?

Люди.

Вот они и угрожают. За такого человека, как ты, начинается борьба. Кто же не желает заиметь дойную корову, дающую, кстати, не молоко, а очень ценные зеленые купюры?

ФСБ?

Почему ты так решил? — спросила Лариса. — И кто сообщил тебе подобную чушь?! Городецкий?!

Она высказала это предположение спонтанно, но по глазам Андрея, в которых на мгновение метнулась ра­стерянность, угадала, что попала в точку. Однако и Андрей понял, что совершил оплошность, и быстро взял себя в руки.

У меня есть глаза, голова и чутье. Ведь недаром же я «король», — усмехнулся он.

Ну, положим, чутье в твоей работе ни при чем, — медленно заговорила Лариса. — А вот голова... Твой метод игры основан на точных математических расче­тах. Он почти не дает сбоя. Один мой хороший знако­мый назвал тебя даже инопланетянином.

Он видел мою игру? — заинтересовался Андрей.

Об этом он мне не говорил, да я и не спрашивала.

Жаль. Может быть, он сидел со мной за одним столиком?

У Ларисы вдруг мелькнула мысль, а не показать ли Андрею фотографию Павлова, все равно рано или по­здно они познакомятся, и, если «король» опознает Ана­толия, кроме пользы ничего не будет, он может при­открыть тайную жизнь полковника.

Может быть, — ответила она, поднялась, поры­лась в ящике небольшого столика, стоявшего возле окна. — Нашла!

Этого человека я не знаю, — внимательно рас­смотрев фотографию, заметил Андрей. — И вообще, разговор наш напоминает мне какую-то странную игру в кошки-мышки. Я ведь тебе сказал: спрашивай что хочешь, я отвечу.

Мы так давно не виделись. И оба сильно измени­лись.

Тогда разреши задать вопрос мне?

Я тоже отвечу. И отвечу честно.

Почему твой знакомый назвал меня иноплане­тянином?

Ты был знаком с картежным шулером по кличке Ильич? — подумав, спросила Лариса.

Никогда.

Вспомни. Седенький, с бородкой клинышком, в потертом пиджачке...

А-а, — протянул Андрей. — Это человек, кото­рый перевернул мою жизнь. Он угадал мои способнос­ти, предрек головокружительный успех. Говорят, по­весился.

Повесили.

И ко мне приходила такая мысль, — не удивил­ся Андрей.

Он был не только известный шулер, но и писа­тель, — улыбнулась Лариса.

И каков же псевдоним?

Писатель в кавычках. Вел своего рода дневник, куда записывал свои мыслишки, случаи из жизни, впечатления от знакомых. Кое-что было написано и о тебе.

И что же?

Дословно не помню, но мысль та же, что он сооб­щил и тебе. Да, он назвал тебя великим человеком. Ты не шулер и не игрок. Я хорошо запомнила после­днюю строчку записи, да вот думаю, говорить тебе или не говорить.

Говори.

«Но долго ли проживет сей человек?» — после продолжительного молчания ответила Лариса. — Ес­тественно, я не могла не позвонить тебе.

Спасибо, — откликнулся Андрей. — Я хоть и плохой юрист, многое перезабыл, но все-таки помню, что убийствами занимается уголовный розыск.

И прокуратура.

И прокуратура, — повторил Андрей. — Из этого выходит, что у тебя хорошие связи с МУРом и проку­ратурой?

Неплохие.

Вопрос второй и последний. Почему крупный политик и депутат Госдумы, занимающийся совершенно другими проблемами, связан с уголовным розыском, ФСБ и делами Алика Попа?

Лариса взяла сигарету, покрутила, положила обрат­но в пачку, провела ладонями по лицу.

Я уже начинала, но не получилось. Начну снова.

Да, Лариса. И хорошо бы откровенно. Я кое-что сообразил, но лучше все услышать от тебя.

Все тебе знать рановато, Андрюша, — рассмея­лась женщина. — Но постараюсь сказать многое... Что на данный момент мы наблюдаем в России?

Бардак.

Совершенно верно. Не буду повторять истин, ко­торыми пестрят газеты, о том, что старая система от­мерла, а новая не создана, и потому бардак, как ты выразился, неизбежен. С этим можно было бы согла­ситься, если бы бардак не был полным! Произошло это потому, что государство утеряло впасть над людь­ми и обществом. Но свято место пусто не бывает. «Бе­рите самостоятельности столько, сколько хотите!» — возгласил Президент. И взяли. Но кто? Поначалу боль­шой кусок оторвали государственные органы. Явле­ние нормальное. Оторвали, и что дальше? Работать по старой системе? Нельзя. Пошла капитализация стра­ны. А по-другому они не умеют. Нашлись люди дру­гие. Хваткие, жесткие, беспощадные. Новые богачи, которых прозвали «новыми русскими», и уголовный мир, воры в законе. Первые жаждут сверхприбылей, вторые тоже спешат получить местечко под капитали­стическим солнцем, взошедшим над Россией. И те и другие считают себя спасителями России. Но спаси­телями считают себя и люди, работающие в государ­ственных органах и президентских структурах, одна­ко возможности их сильно ограничены. Нет Денег. И тут возникает самая страшная, могучая и, видимо, не­победимая сила — чиновничество. Если государство платит гроши, а имеются люди, которые заплатят за нужную подпись, за то, что кто-то на что-то закроет глаза, продаст чахлый заводик, но вместе с землей, почему не удружить? Чиновник тоже кушать хочет. Возникло взяточничество, махровым цветом расцвела коррупция, все покупается и продается...

Все это очень интересно и знакомо, — заметив, что Лариса умолкла, сказал Андрей, — но мне хоте­лось бы услышать нечто другое.

Услышишь, — успокоила Лариса, затягиваясь си­гаретой. — Может, нальешь?

Вина?

Нет уж, с чего начали, того и наливай... Да ты ешь! Не нравится? А я-то старалась!

Все очень вкусно.

И куда деваться новоиспеченному лидеру? Где взять деньги? Расходы огромные. Выделили копейки. Спасибо умным людям, подсказали. Нашла.

У Альберта Георгиевича?

И у него тоже.

И чем пришлось платить?

Чем, спрашиваешь? — тихонько и как-то злове­ще переспросила Лариса. — Сказала бы я тебе, но пока помолчу... Впрочем, у нашей организации много та­кого, что можно продать. И за хорошие деньги. Могу и тебе устроить, скажем, персональный коттедж в цен­тре столицы.

У меня все есть. — Андрей помолчал, раздумы­вая, задать или не задать возникший у него вопрос, и решился. — Может, я тебя оскорблю, Лариса, и все- таки хочу спросить...

Да не бойся ты ничего, спрашивай что хочешь!

Ты брала взятки?

А ты как думаешь? — вопросом на вопрос отве­тила женщина.

Я ничего не думаю, я спрашиваю.Да.

И много взяла?

Как посмотреть.... Чистыми взятками, думаю, мелочь. Что касается других доходов, они неизмеримо выше.

Ясно.

Что тебе ясно, милый мой мальчик Андрюша? — грустновато проговорила Лариса. — А разве ты не от­стегиваешь своего рода взятки господину Попову-Го­родецкому?

Здесь другое. Я не на государственной службе. И не слуга народа.

Везде одно и то же, Андрюша. Одно и то же.

Господин Попов-Городецкий настоятельно про­сил побеседовать с ним после любого звонка, а уж пос­ле беседы... Сама понимаешь.

И побеседуй. Почему не поговорить с умным че­ловеком, а заместитель председателя правления ком­мерческого банка «Диана» далеко не дурак! Он даже зарплату там не получает!

Почему? — удивился Андрей.

Потому что не дурак. Переводит свои денежки на счет патриархии. Сильно он у нас верующий.

И все-таки, что мне сказать Алику?

Беседы может и не быть.

Что-то не соображу...

Захочешь — пожалуйста, не захочешь — пере­бьется.

Выходит, есть люди более могущественные, чем Алик и его свора?.. — Андрей умолк, ожидая ответа, не дождался и продолжил: — И эти люди хотят, что­бы я работал на них.

Ты сказал точно. Точнее некуда.

И что это за люди?

Не глупи, Андрей. Если ты ведешь переговоры со мной, значит, я с ними связана. А мне-то, полагаю, ты веришь?

Отвечу твоими словами: «Я не звонила тебе це­лых десять лет».

Ты стал слишком осторожным, — нахмурилась Лариса. — Тебе известно, откуда получает основные доходы господин Городецкий?

Работая в казино, иногда узнаешь вещи совер­шенно удивительные.

Можешь покороче?

Наркотики.

Верно. Господа Городецкий и Фишкин получают основные доходы через каналы распространения нар­котиков: казино, сеть ночных клубов, дискотек, мод­ные кафе и рестораны, холлы гостиниц. Но наркоти­ки нужно достать, переправить через границу и про­везти по стране... Тебе ничего не говорит имя Вани Иванова по кличке Бурят?

Краем уха слышал. Говорят шепотом и с боль­шим уважением.

И не зря. Ваня — глава многих мафиозных струк­тур, вор в законе, держит в руках наркобизнес, пуб­личные дома и торговлю. В последнее время ему поче­му-то перестали нравиться господа Городецкий и Фиш­кин. И он их раздавит. Ты спросил, кто тебе угрожает. Ваня Бурят. Слух о «короле казино» достиг его ушей. И если бы он оказался сейчас здесь, в России, ты бы давно работал на него. Впрочем, в Москве найдутся люди, которые выполнят любой его приказ... Думай, Андрей Андреевич.

Здесь думать нечего. Выход у меня один. Я буду работать на тебя, но лучше бы с тобой.

Так и будет. Со мной.

Сила, способная противостоять империи Бурята, одна — ФСБ.

И тут ты попал в точку!

В ФСБ работают разные люди, — припомнил Ан­дрей слова Городецкого.

Да, разные, — согласилась Лариса. — Но у тех, с которыми будешь работать ты, биографии чистые. Цель благородная. Не угрожает тебе ФСБ, а спасает. О том, что наплел Алик Поп, плюнь и забудь.

Интересная у тебя работа, — прозрачно улыб­нулся Андрей.

Твоя не менее интересна. Я поняла, куда ты кло­нишь. Немногие приходят в большую политику без помощи больших денег. Я не из их числа. Мой путь, как говорится, непрост и извилист. И таких, как я, большинство. Ты видишь, какие люди сидят в Думе?..

Миллионеры, мультимиллионеры и даже миллиардер! А за каждым крупным состоянием стоит преступле­ние... Кто сказал?

Бальзак.

Все знаешь.

Хорошо бы еще послушать о благородной дели ФСБ, — серьезным тоном сказал Андрей, но в нем слышалась насмешка.

Зря ты так, Андрюша. Куда идут деньги, полу­чаемые тем же Городецким? На собственное обогаще­ние. Куда пойдут средства, заработанные, предполо­жим, тобой? К примеру, на создание Диснейлендов в Москве, Петербурге, Нижнем, других крупных горо­дах. Разве плохо?

Очень даже плохо. Детишкам радость, а с моло­чишка чьи пенки?

Какая ты умница! — рассмеялась Лариса. — Не соскучишься. С молочишка? Ты, я, он, — она ткнула в фотографию Павлова, — под крышей движения «Про­грессивные женщины».

Диснейленды, — задумчиво произнес Андрей. — Миллионы и миллионы... В России не осилить.

Кто тебе сказал, что ты будешь работать в Рос­сии? Хватит. Наработался. В твоем распоряжении от­ныне все казино мира. Поедешь с ним, — Лариса сно­ва указала на фотографию Анатолия, — или со мной.

Лучше с тобой! — быстро сказал Андрей.

Мы обо всем договорились?

Я платил господину Городецкому сорок про­центов.

Ты можешь вообще ничего не платить, но деньги должны работать, а не лежать в чулке. Прибыль, а она будет немалая, делится поровну, — тоном, исключаю­щим возражения, ответила Лариса.

С Городецким встретиться я обязан. Он был со мной честен.

Хозяин — барин!

Пора прощаться, — глянув на часы, поднялся Андрей.

Оставайся. Тебе постелено в той комнате, где ты н свое время ночевал не раз. И давай выпьем по послед­ней за начало нашего сотрудничества. А если что не так — извини.

Все нормально. С волками жить — по-волчьи выть.

Послу-ушай! Откуда-а?! Это же моя присказка! — удивленно протянула Лариса.

Твоя. Давным-давно слышал от тебя. Теперь вспомнил.

Спасибо, Андрей. Ты все понял, как надо. На брудершафт?

Она пришла к нему, когда он, уже раздетый, лежал на кровати. Тускло горел ночник. В окно сквозь проем шторы лился лунный свет. Было тихо. Она разделась, встала перед зеркалом возле ночника, по­правила волосы, некоторое время постояла неподвиж­но, закинув руки за голову, спиной к Андрею, — женственная, стройная, как статуэтка, потом повернулась, подошла к кровати, откинула одеяло и легла рядом...

Лара, — прошептал Андрей.

Она не откликнулась. Андрей склонился над ней, полено стал целовать глаза, губы, одновременно лаская крепкие груди, руки его спускались все ниже и ниже, он уже мог овладеть женщиной, но медлил, ожидая ответных движений. Лариса часто задышала, приник­ла к нему всем телом. «Что же ты, Андрюша?..» — х рипло шепнула она. И тут же сладостно, томно засто­нала. Давно она не отдавалась мужчине с таким жела­нием, дрожа, трепеща. Впиваясь губами в губы Анд­рея, она лишь повторяла: «Еще, еще!..» — «Ларочка... Милая... Я люблю тебя! Люблю...» — бормотал Андрей. Не было ничего грубого, животного в их любви, быть может, оба они в эти мгновения истинно любили друг друга. Еще не раз будил Андрей свою первую женщи­ну, и хотя Лариса не противилась, но уже и не отвечала на ласки так яростно, как впервые. Она проснулась раньше Андрея и долго смотрела на его лицо. Оно по­казалось ей скорбным и величественным. Лариса пыта­лась вызвать в себе нежность к мужчине, которому она с таким упоением отдавалась, но ей это не удалось. Обычное чувство холодного расчета овладело женщи­ной. «С тобой, милый, надо быть поосторожнее», — лег­ко и окончательно решила она, неслышно встала и ушла. Андрей спал долго и крепко. Поднялся он во втором часу дня. Оно и понятно, работал Андрей ночами, от­сыпался днем. Открыв глаза, он не сразу понял, где находится, а припомнив, блаженно растянул губы в улыбке. Потом встал, прошелся по спальне. На столике александрийского стиля лежала визитная карточка, на обороте которой было два слова: «Жду. Лариса».

Охранники встретили Андрея как всегда: с улыбка­ми и показным подобострастием.

Поднявшись к себе, Андрей щелкнул кнопкой авто­ответчика. Послышался голос Альберта Георгиевича. «Добрый день. Памятуя о нашем разговоре, сообщаю: ты свободен. Но если есть желание, визит возможен. Будь здоров». Андрей размышлял недолго, повинуясь первому чувству, быстро набрал номер банка. «Я при­еду, Алик». — «В восемь у меня». И в трубке щелкну­ло. До восьми оставалось еще больше трех часов, и Анд­рей подумал, что он вполне успеет попариться в бань­ке, поплавать в бассейне, а заодно и обдумать свои дальнейшие действия. Что он и сделал.

Вопросы, возникшие после беседы с Ларисой, после долгого и тщательного обдумывания сформулировались всего в один, но наиважнейший: кто такая на самом деле Лариса Ивановна Стрельникова? Берет взятки? А кто их сейчас не берет? Да и берет-то, как она сама выразилась, по мелочи. Откуда доходы неизмеримо боль­шие? «А не стыдно тебе, Андрей Андреевич, загляды­вать в чужой карман?» — подумалось «королю». Нет, не то. Действительно, откуда? Недвижимость, земля, коттеджи... Да, это деньги. «В ФСБ работают разные люди...» Мудрый ты все-таки человек, Алик Поп! Дис­нейленд... Ха-ха-ха! Здесь собака зарыта! Люди с чис­тыми биографиями не Диснейленд будут строить. Они будут кормить людей, строить жилье или в худшем слу­чае переведут деньги в детские дома. Да, снова прав господин Попов-Городецкий, попал ты, Андрюша, в руки не тех, что служат идее, а тех, что набивают карманы. «А ты разве лучше? — спросил сам себя Андрей. —Ты такой же. Разве не тебя преследовала и преследует мысль об огромном богатстве, о собственном острове в океане и белоснежных «линкольнах» и яхтах? В самом деле, луч­ше уж создавать Диснейленды, чем класть миллионы в кармины Попа, Фишкина и Бурята. Это значит отдать (страну на растерзание бандитам в шикарных костю­мах?» Но, подумав так, Андрей тут же и поморщился от собственной фальши. С волками жить — по-волчьи ныть... А почему, собственно? Да, он заработает много, очень много денег, там, в западных казино, он покажет псом заграничным штучкам, что такое русский ум, вер­нется в Россию, откроет свое большое дело, он будет делать крупные благотворительные вклады, как Савва Морозов, как Рябушинский, он может создать свою Тре­тьяковскую галерею, и она будет называться Васильев­ской, он выкупит все украденные и проданные карти­ны великих русских художников, он... «Остановись», — проговорил про себя Андрей. Он припомнил ночь, жар­кую, пахнущую дорогими духами Ларису, себя, неис­тового в страсти, и теперь не только блаженно, но и довольно улыбнулся. «Все будет так, как будет», — ре­шил он.

* * *

Они сидели в комнате первой их встречи и молча курили. Андрей рассказал, что позвонил ему человек незнакомый, попросил быть без лишних людей, вот почему он скрылся от охранников, беседовали на ули­це, под деревьями «Эрмитажа».

Так всю ночь и просидел под деревом? — ух­мыльнулся Алик, помолчал и добавил: — Можешь не отвечать. Что бы ты ни сказал — излишне.

У тебя вскоре могут начаться неприятности, Алик.

Уже начались. Если ты знаешь что-либо другое, кроме Бурята, скажи.

Ничего не могу добавить. Разве что посоветовать.

Посоветуй.

Нет ли смысла стать под крыло ФСБ?

Спасибочки! — съязвил Городецкий.

Теперь они сидели, курили и молчали.

Ты утопил свой компьютер? — внезапно спросил Альберт Георгиевич.

Нет. Вылетело из головы! — честно признался Андрей.

Раз не слушаешь дельных советов, так что уж говорить о твоих дурацких.

Выброшу. Слово даю.

Для чего мне теперь твое «честное пионер­ское»? — хищно приоткрыл в улыбке вставные алмаз­ные зубы Поп. — Иди попрощайся с ребятами.

Ты убираешь охрану?

Их четверо.

Не беспокойся. Не обижу. — Андрей встал. — Я очень благодарен тебе, Алик...

Альберт Георгиевич.

Выражаю вам, господин Городецкий, самую ис­креннюю благодарность. Говорю без дураков.

Алик долго смотрел в глаза Андрея, скупо улыб­нулся, слегка приобнял:

Шагай, «король»!

Возле «БМВ», на которой приехал Андрей, стоял Гришуня. Увидев подходившего «короля», распахнул дверцу. Андрей отсчитал двадцать бумажек по сто долларов.

Достаточно?

Вполне.

На четверых, — уточнил Андрей.

Само собой.

Ты был хорошим товарищем, Гриша. Спасибо.

Не за что.

Андрей сел за руль, включил двигатель. Гришуня просунул голову в кабину, подмигнул:

Не боись, «король». Земля круглая. Встренемся.

Мне нечего бояться, Гришуня.

И я о том, — оскалил зубы в доброй улыбке па­рень. — Ты мужик что надо. Не боись.

Андрей помахал рукой и тронул машину. По при­езде в Москву он остановился возле первого телефона- автомата. Трубку подняли почти мгновенно.

Сняли охрану, — сказал Андрей.

Не беспокойся, — ответила Лариса, и в трубке зазвучали частые гудки.

Через три недели в средствах массовой информа­ции, по телевидению, радио, в газетах появились со­общения о назначении Стрельниковой Л.И. вице-пре­мьером российского правительства по социальным про­блемам.

4

В кабинете старшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры Турецкого Александра Бори­совича, кроме хозяина, находились следователь Лилия Федотова и директор частного сыскного агентства «Гло­рия» Вячеслав Грязнов. Последний был в смокинге.

Начнем со смокинга, — сказал Турецкий. — Док­ладывай, Слава.

Лиля, — обернулся Грязнов к Федотовой, — мо­жет, вначале ты?

Все равно, — пожала плечами Лиля.

Бабочка мешает? — подмигнул Турецкий. — Да­вай, Лиля.

Следователь Федотова коротко и толково сообщила, что в издательстве побывала, разговаривала с директо­ром, который, глядя честными глазами, подтвердил наличие в штате сотрудников специального корреспон­дента по Западной Европе Павлова Анатолия Сергее­вича, характеризуется он положительно, имеет значи­тельное количество статей на международную тему. Сам директор был чрезвычайно удивлен посещением представителя прокуратуры и дал понять, что ему очень не хотелось бы иметь неприятности. Лиля успокоила его, разъяснив причину своего появления.

И что же ты сказала? — поинтересовался Турец­кий.

Сказала, что мы проверяем правильность начис­ления гонораров редакторам, в том числе и Павлову.

И все?

Все, если не считать шутливого скепсиса сотруд­ников по поводу Павлова.

А твой вывод?

Однозначен. Работает на смежников под кры­шей издательства.

Однозначен — значит однозначен. Так и запи­шем. Остальное не в нашей компетенции... Созрел, Слава?

Да как сказать. Вроде созрел, — рассмеялся Гряз­нов.

Расскажи. Посмеемся вместе.

Лиля, будучи на конференции, ты узнала «коро­ля казино»?

Какая еще конференция? — нахмурился Ту­рецкий.

Всероссийская. По социальным проблемам. Свя­занная с хроническими неплатежами зарплаты. Вела вице-премьер Стрельникова, — пояснил Грязнов.

Ты-то что на ней забыла? — удивился Александр, обращаясь к Федотовой.

Пригласили. Видимо, по привычке. Как-никак четыре годика у них пахала. Остались друзья, подру­ги, ну и зашла. «Король» там был. Но теперь снова в ранге корреспондента телевидения.

Снова, — подтвердил Слава. — Что любопытно. В прошлом разговоре я дал осечку. Не ошивается Ро­берт Вест, а ошивался. За последние три месяца, на­сколько мне известно, он побывал в казино не более четырех-пяти раз. Охрана заменена. Раньше были люди Алика Попа, чьи теперь — не знаю. Играл крупно. Думаю, не стоит говорить...

Но стоит, — перебил Турецкий. — Гони дальше.

Роберт Вест стал не только снова спецкором те­левидения, но особой, приближенной к вице-премье­ру. Госпожа Стрельникова дает интервью только Вес­ту, он присутствует на великосветских и официаль­ных приемах...

В чем разница-то? — заинтересовался Турецкий.

Великосветские — значит вроде как семейные, а официальные по телевизору показывают...

Грязнов, теребя черную бабочку, поднял глаза к потолку.

О чем задумался, дитына? — с усмешкой спроснл Александр.

Думаю, по какой такой причине «король казино» стал личностью, особо приближенной к вице-премьеру?

Вопрос, конечно, интересный, — растягивая сло­ва, произнес Турецкий. — Не ответишь ли ты, Лиля?

Я же говорила. Друг детства.

Почему обязательно друг детства должен быть приближенной особой?

Так повелось. Он же всего спецкор. А какой сол­дат не мечтает стать генералом? К слову, госпожа Стрель­никова может и не знать, что Роберт Вест — «король».

Лиля говорила тоном, из которого невозможно было понять, серьезно она излагает свои мысли или подшу­чивает, заводит мужчин.

Ну ты даешь, Лиля! — поверив в серьезность, проговорил Грязнов.

Не знал же, к примеру, Александр Борисович, пока ты его не просветил. А уж если Турецкий не знал!..

Не интересовался, — отбил укол Турецкий.

Вопросик, — поднял руку Грязнов. — Почему он не стал этой особой раньше? Скажем, тогда, когда посиживал во дворе с алкашами?

Вижу, ты всерьез занялся «королем», — улыб­нулся Турецкий.

Работаем потихоньку.

Лиля промолчала, лишь в глазах ее засветилась до­вольная смешинка.

Пусть так, не знала она, — махнул рукой Сла­ва. — Но о том, что друг детства — владелец загород­ного дворца со всеми удобствами, двух новеньких ино­марок и квартиры, где живут-поживают «бобры» ско­роспелого помета, Стрельникова не знать не могла.

Дама шутит, — сказал Турецкий. — Заводит нас... дураков.

Не до шуток, друзья, не до шуток, — важно от­ветил Слава и поправил бабочку.

Ты-то куда собрался? На какой прием? — спро­сил Турецкий. — Ха-а-ро-ош...

На творческий вечер Андрея Васильева. Только для избранных. Форма одежды — смокинг, белая ру­башка, бабочка. Дом кино. Белый зал.

Попал, значит, в избранные...

Работаем, — снова повторил Слава.

Там и встретимся. В Белом зале, — сказала Лиля, вставая.

С ног до головы Грязнов оглядел женщину в проку­рорской форме.

В этом и пойдешь?

Лиля достала пригласительный, развернула.

Про одежду вроде ничего нет.

Турецкий взял пригласительный, осмотрел со всех сторон.

Красиво состряпан. Ишь ты, золотые буквы... Работайте. И ждите от меня привета. Из Гонконга.

Летишь один? — заинтересовался Слава.

С полковником Саргачевым.

А я?

Ешь ананасы, рябчиков жуй! После вечера не­бось банкет закатят. На то и избранные.

Ты полмира объездил, а я нигде не бывал!

Кто тебе мешает? Прокатись.

Хочу с тобой.

Можно со мной, — подумав, согласился Турец­кий. — Но за собственный счет.

Когда летим? — деловито задал вопрос Слава.

Я — послезавтра. Ночным. Ты — не знаю.

Значит, я тоже послезавтра и тоже ночным, — решил Грязнов. — Ты же знаешь, что визы теперь для меня не проблема.

Ладно, — отмахнулся Турецкий, не приняв все­рьез слова друга. — Правильным путем идете, товари­щи, — перешел он на прежнюю тему. — Вопрос, кото­рый задал Слава по поводу особой приближенности «ко­роля» к вице-премьеру, очень и очень любопытен. Если хорошенько вдуматься, нехорошие мысли возникают...

Тем более что для этого у меня имеются некото­рые основания, — вставила Лиля.

Поделилась бы.

Я как-то сказала, что Ларису Ивановну в тесном кругу мы называли Мата Хари, а у вас все — мимо ушей.

Я запомнил, — сказал Грязнов.

Турецкий открыл ящик стола и молча выложил кни­гу Черняка «Пять столетий тайной войны».

Прошу извинить, — удивилась Лиля.

Меня больше интересуют основания, — сказал Турецкий.

Когда меня включили в вашу бригаду, Александр Борисович, вице-премьер отпустила меня с видимым облегчением и нажала на свои связи, чтобы я стала именно вашим помощником, а не помощником како­го-нибудь другого «важняка». Она даже звонила зам-прокурора по кадрам.

Это называется — без меня меня женили! — рас­смеялся Александр.

Еще женят, — буркнул Грязнов, посмотрел на женщину, на «важняка» и заметно смутился. — Это я так, без задних мыслей.

Было что-то неладное в документах вашей орга­низации? — посерьезнел Турецкий.

Документы были и, надеюсь, остались в полном порядке.

Широко стала жить госпожа Стрельникова?

И этого не скажу. Но уверена, может жить ши­роко.

Запахло жареным, — потер ладони Грязнов.

Турецкий раскрыл книгу, нашел главу и прочел:

«Легенда о Мата Хари». Легенда! — Александр перевернул страницу. — Ага! «После смертного при­говора, вынесенного Мата Хари, прокурор Морине за­метил одному другу: «Ба, все улики в этом деле гроша ломаного не стоят!» Вот тебе и Мата Хари!

Разве я в чем-то официально обвинила госпожу Стрельникову? — спросила Лиля. — Она действительно может жить широко на средства, скажем, любовников.

Значит, у вице-премьера имеются любовнички? — хохотнул Слава.

Она незамужняя женщина. Имеются. И где тут криминал?

Лиля, ты вначале нас заинтриговала, а теперь повернула на все сто восемьдесят градусов. Как пони­мать? — нахмурился Турецкий.

Кроме документов, неплохо изученных мною, можно кое-что прочесть и по глазам того или иного человека, о многом догадаться по его поведению, невзначай брошенным словам, особенно когда обстанов­ка располагает...

Судя по семейным фотографиям, обстановка рас­полагала, — обронил Слава.

Располагала, — подтвердила Лиля. — Я говори­ла вам, Александр Борисович, что Лариса Ивановна человек толковый. Возможно, я вызвала у нее какие- то подозрения. Потому она, вероятно, так облегченно н вздохнула, когда я уходила от нее.

И помогла устроиться в нашу следственную часть, ко мне в помощники? Неувязочка!

Но разве она могла предполагать, что убьют Кузьминского, что дело поведете вы и тут же возникнет Саргачев? А Валерий — это уж совсем близко от нее. Ближний, как говорится, круг.

Госпожу Стрельникову никто ни в чем не подозревает – нет оснований, —возразил Турецкий. — Но согласись, она не очень-то разборчива в связях, друзья вице – премьера, мягко говоря, не шибко подходят к роду ее деятельности. Редактор издательства, он же сотруд­ник ФСБ, спецкор телевидения и по совместительству «король казино»... А откуда взялось это ее прозви­ща — Мата Хари?

Однажды она заказала в Белых Столбах кинокар­тину с Гретой Гарбо в главной роли и пригласила на просмотр всех сотрудников...

Понятно, — сказал Турецкий и обернулся к Грязнову. — Ты подумал, по какой причине «король» стал особо приближенным?

Госпожа Стрельникова создает «королю» имидж спецкора телевидения, но на более высоком уровне.

Для чего?

Время покажет, — уклончиво ответил Слава.

Я свободна? — спросила Лиля.

Иди, Лиля, иди.

Да переоденься! — как бы шутя крикнул ей вслед Грязнов. — В прокурорской форме ты мне всю «мали­ну» распугаешь!

Отвык ты от баб, Грязнов, — обернулась в дверях Лиля. — А это для здоровья мужчины о-очень вредно!

Чего это она? — глядя на закрывшуюся дверь, спросил Грязнов.

Сам слышал.

Ну баба! — восхитился Слава. — Сквозь землю видит!

Ты тоже шагай, — сказал Турецкий.

Есть у тебя русско-китайский разговорник?

Спасибо. Напомнил. У Кости лежит.

Захвати два экземплярчика.

Ты что, в самом деле летишь?

Послезавтра. Ночным. Я тебе, дружище, мешать не буду, — улыбнулся Слава. — И по-китайски чири­кать буду получше, чем твой Саргачев! Лететь долго.

А загранпаспорт? Виза?

Грязнов вытащил из кармана смокинга паспорт, в который была вложена виза, и старшему следователю по особо важным делам пришлось только развести руками.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Москва

1

Примерно через месяц после назначения вице-премьером Лариса Ивановна, сидя в кабинете, просмат­ривала список посетителей — был приемный день. В глаза бросилась знакомая фамилия. «Саргачев Вале­рий Степанович. Полковник внутренней службы».

— Пригласите Саргачева, — нажав кнопку вызова, приказала Лариса.

В кабинет вошел крепкого сложения полковник с орденами и медалями на груди, с бледным лицом, ка­кое бывает у людей, подолгу не бывающих на свежем воздухе.

— Здравствуй, Валера, — поднимаясь из-за стала и подходя к мужчине, сказала Лариса.

— Здравствуй.

У нее вдруг возникло желание обнять друга детства но, глянув в строгие, почти мрачные глаза офицера. Лариса даже несколько смутилась, села за стол, отели задать вопрос. Валера опередил ее.

— Мне нужна работа, — сказал он.

— Ты в отставке? — спросила она, садясь и пригласила его в кресло напротив.

— Нет.

— Знаю, работал в системе МВД, вижу — воевал, — кивнула Лариса на ордена и медали. — Что тебя инте­ресует конкретно?

Конкретно меня интересует Восток. Я владею китайским. Если помнишь.

Я ничего не забыла, Валерий. Хорошо, позвоню кое-кому...

Кое-кому я могу позвонить и сам. Необходим раз­говор с министром внутренних дел, — перебил Сарга­чев, глядя прямо в глаза вице-премьера.

Теперь Лариса почувствовала не смущение, а нечто похожее на растерянность, на оцепенение — до того был глубок и всепонимающ взгляд полковника.

У тебя есть предложение? — беря себя в руки, спросила она.

На Огарева, шесть, в управлении международ­ных связей освободилась должность специалиста по Ки­таю и Гонконгу. Претендентов много. Должность на­зывается: «начальник отдела по странам Азии».

Где твое личное дело? — помолчав, задала вопрос Лариса.

В управлении кадров МВД.

Хорошо, я поговорю с министром, — сказала Стрельникова.

Саргачев поднялся, козырнул, повернулся и пошел к двери.

Валерий Степанович! — окликнула полковника хозяйка кабинета. — Вас не интересует этот разговор и ответ министра?

Адрес тот же, телефон прежний, — ответил Сар­гачев и вышел.

«Черта тебе лысого, а не ответ!» — в сердцах поду­мала вице-премьер.

Она закурила, нервно зашагала по кабинету. Такой встречи с другом детства Лариса явно не ожидала. Что это? Самомнение, гордость, своего рода защита от уни­жения — ведь пришел он все-таки не требовать, а про­сить. А она тоже: «Я ничего не забыла, Валерий...» И разумеется, он вспомнил Крым, деревянный домик в Коктебеле, куда они махнули вдвоем после студенчес­кой вечеринки, и разумеется, между ними было все, что случается с молодыми, полными энергии людьми. Нет, Саргачев не из тех, кто использует давнее чувство жен­ской слабости, а то, что это была всего лишь слабость, он смог убедиться почти сразу по возвращении в Москву: Лариса вела себя так, словно ничего и не произошло, тут же заведя новый роман с внуком маршала Подгорбунского. Однажды Валерий увидел в вечернем сумраке своего двора целующихся Ларису и этого внука, влепил девушке звонкую оплеуху, подождал ответных действий маршальского отпрыска, не дождался, ушел и уже боль­ше никогда не подходил к ней. А после получения дип­лома уехал с отцом в Китай. И теперь, припомнив мрач­ные, глубокие глаза полковника, короткие рубленые фра­зы, больше похожие на команды, чем на просьбы, Лариса поняла, что перед ней стоял, мужчина, каких она не видывала давно, решительный, много переживший, ко­торому в принципе все равно — позвонит она министру или не позвонит, он не пропадет и без помощи вице-премьера. Женским чутьем она смутно ощутила, что в ее жизнь ворвался человек, на которого можно положить­ся, который все поймет и, если потребуется, защитит, хотя бы и ценой своей жизни...

Лариса Ивановна, —секретарша приоткрыла дверь.

Приглашай, — быстро сказала Лариса.

Через несколько дней, в одиннадцатом часу вечера, Саргачев позвонил, произнес одно слово «спасибо» и по­ложил трубку. Лариса обозлилась не на шутку, тут же набрала номер Валерия и почти выкрикнула: «И только- то?!» — «Что ты хочешь?» — «Ничего не хочу! Но так порядочные люди не делают!» — «Сколько?» — спросил Саргачев. На некоторое время Лариса лишилась дара речи, а потом разразилась такой заковыристой матерной бра­нью, какой позавидовал бы и сам Ваня Бурят. Отведя душу, она замолчала. Тишина была и на противополож­ном конце телефонного провода. «Да не молчи ты!» — не выдержала Лариса. «Все понял», — сказал Саргачев. «Ничего ты не понял, — успокаиваясь, ответила Лари­са. — Приезжай». — «Когда?» — «Сейчас». — «Куда?» Лариса назвала адрес дачи. «Тормознут». — «До ворот доедешь, а там разберемся». — «Еду».

Они просидели за столом и проговорили до восхода солнца. Повинуясь безотчетному чувству откровеннос­ти, которое вызывал Саргачев, Лариса не скрыла ниче­го, кроме ночи на отцовской даче, проведенной с Анд­реем. Она рассказала, как Павлов прозрачно намекал на то, чтобы она переспала с лидерами демократичес­ких партий, дабы получить информацию. О связях с Поповым-Городецким и Фимой Фишкиным, как, буду­чи вместе с Павловым в Гонконге, познакомилась с Ва­ней Бурятом, чья криминальная империя охватила всю Россию, страны СНГ, проникла на Запад и в Соединен­ные Штаты Америки. Не стала скрывать, что дело не ограничилось простым знакомством. По требованию Пав­лова подписала кое-какие бумаги, облегчающие провоз груза с Востока до Воронежа. При этом признании мол­чавший до того Саргачев спросил: «Наркотики?» — «Да». И вновь замолчал Валерий, уткнулся в стол, катая вил­кой в тарелке соленый скользкий масленок. Теперь, когда она стала вице-премьером, криминальные связи заметно потускнели, видимо, тоже не без влияния Пав­лова, зато он настойчиво начал предлагать сблизиться с Андрюшкой Васильевым, «королем казино», карточным гением, мотивируя тем, что необходимы крупные на­личные деньги. «Андрюшка-то?! Кто бы мог поду­мать?!» — по-бабьи всплеснула руками Лариса. Сарга­чев даже не приподнял головы. По словам Павлова, про­должала Лариса, каждая математическая система, находящаяся в человеческом мозгу, может быть запрос­то заложена в компьютер. Он убежден, что «король», как человек далеко не глупый, наверняка это сделал. Дело за небольшим: найти это досье гениального кар­тежника, если таковое существует, или сделать так, чтобы эта информация существовала и обязательно ока­залась в их руках.

Все тебе рассказала, — жалко улыбнулась Лари­са. — Можешь хоть сейчас разбудить Президента, — она швырнула на стол красиво оформленный секрет­ный телефонный абонемент.

Я вхожу в игру, — поднял глаза Саргачев. — Роль «шестерки» меня не устроит.

Я знала, что ты все поймешь, — облегченно вздох­нула Лариса. — Какое-то чувство подсказывало мне, что я не могу, не имею права молчать.

Ты любила Павлова?

Любила.

А теперь ненавидишь?

Он мне мешает.

Саргачев закурил, окутавшись дымом.

По поводу Городецкого, Бурята и прочих фишкиных — вопросов не имею. Меня интересуют пол­ковник Павлов и силы, за ним стоящие. Их задачи и конечная цель.

Анатолий Павлов, сотрудник гэбэшного отдела «К». О его деятельности в этом отделе мне ничего не­известно, но известна другая сторона жизни. В орга­нах создан центр, следящий за новой номенклатурой, основной задачей которой является овладение всей соб­ственностью, как на территории России, так и в стра­нах СНГ, склоняющихся к сближению с нами. Имеет ли к этому отношение отдел «К», не знаю, но дога­даться нетрудно. При центре создана структура, за­нимающаяся досугом масс, а также особый отдел, ку­рирующий забавы «новых русских». Казино, игорные и публичные дома, рестораны, кафе. Предполагаю, что в отделе появилось лицо или группа лиц высокого ран­га, которые клюнули на шальные деньги, связанные с наркобизнесом, торговлей и коммерцией. Дальше — больше. Наладились связи между империей Бурята и кланом, будем так говорить, безопасности. А что за связи? Пока довольны друг другом, отстегивает им Бу­рят положенное — порядок. Чуть что не так — война. Случались перестрелки, аресты боевиков Бурята или Алика Попа, но срабатывали деньги, и людей отпус­кали. Однако два медведя в одной берлоге не живут. Развязка недалека. Ты спрашиваешь о задачах, ко­нечной цели?.. Она проста. Живут прекрасно, хотели бы жить так и дальше. Они будут вполне удовлетворе­ны, если в верхах власти станут их люди. В любом случае они — в стороне. Ответ придется держать лишь тем, кто наверху, чья подпись на документах, те, под крышей которых обделывались делишки.

Они добились немалого, — сказал Саргачев. — Похоже, дела твои неважные?

Хочешь сказать, коготок увяз, всей птичке про­пасть? — усмехнулась Лариса.

Что лично ты хочешь от жизни? — вопросом на вопрос ответил Валерий.

Совсем недавно, года два назад, на подобный воп­рос я ответила так: богатство, власть, свобода духа. Теперь скажу несколько иначе: хочу жить. Просто жить, ни от кого не завися.

Наши идеалы одинаковы, — скупо улыбнулся Саргачев, глянул в окно и добавил: — Светает. Пора ехать.

Дача большая. Две спальни, — прозрачно намек­нула Лариса, но Валерий, словно не услышав ее слов, поднялся, заметив при этом:

Андрея необходимо отправить за границу. Вояж должен принести большие деньги. А ехать Андрей дол­жен обязательно с Павловым.

Мы собирались втроем.

Ты лучше займись своими прямыми обязанно­стями.

И когда прикажешь их отправлять? — съехид­ничала Лариса.

Не раньше, чем разберусь со своими и твоими делами, — словно бы и не заметив ехидства в ее голо­се, ответил Саргачев.

А если поторопит полковник Павлов?

Перебьется. До встречи.

Саргачев уехал, а Лариса, лежа в постели, смотрела и высокий потолок, освещенный солнечным отраже­нием от зеркала, и впервые за долгое время ей было покойно, словно нездешний горный дух проник в душу, и снова подумалось о том, что наконец-то явился тот человек, которого она втайне ждала: он не даст в оби­ду, умрет, но защитит.

2

В Гонконг прилетели в четвертом часу утра. Турец­кий как сел в кресло, так сразу и уснул. Позволил себя разбудить лишь в Монголии, в аэропорту Улан-Патора, где самолет совершил посадку.

Прилетели?

Вылезай. Верблюд подан, — весело откликнулся Грязнов.

Какой верблюд? — спросонья плохо соображая, спросил Турецкий.

Двугорбый! Или тебе одногорбого подавай?

Турецкий уткнулся в иллюминатор, прочел назва­нии монгольской столицы, голубеющее крупными неоновыми буквами на фасаде аэровокзала, обернулся к Славе.

— А ты, смотрю, ха-аро-ош, — щелкнул он себя по горлу.

— На холяву почему не выпить? — расплылся в улыбке Слава. — Несут и несут. Вино, водка, конь­як... Хочешь? — достал он откупоренную бутылку ко­ньяка. — И закусончик имеется.

Бутылками вроде не положено...

Кому как! Капнуть?

Капни.

А тебе, Валера? — обратился Грязнов к Саргачеву.

С Турецким выпью. Давно не выпивал, — от­кликнулся Валерий.

Валера... — усмехнулся Турецкий. — Снюхались. А пьем не на холяву. Спиртное входит в цену билета. Но не такими дозами, — постучал он по бутылке.

То-то, смотрю, скривилась стюардесса, когда я бутылочку цапнул! — рассмеялся Грязнов. — Будем!

А по-китайски чирикаешь? — спросил Турецкий.

Не заглядывая в разговорник, Слава произнес не­сколько фраз по-китайски.

Сечет, — сказал Саргачев. — И сечет неплохо.

Ну, Грязнов! — только и смог ответить Алек­сандр.

Несмотря на ранний час, в Гонконге их встретили, привезли в гостиницу, разместили в отдельных одно­местных номерах, вежливо поинтересовались о планах на день и, узнав, что русские начнут работу в десять утра, откланялись и удалились.

В десять утра к подъезду гостиницы подкатила бе­лая «хонда». Турецкий и Саргачев поехали к следова­телю, ведущему дело об убийстве Кузьминского, а Гряз­нов решил пройтись по Гонконгу.

Господин Ши, так звали следователя, оказался че­ловеком в годах, очень вежливым, с постоянной улыб­кой на губах и понятливым взглядом. Как и предпо­лагал Турецкий, следователь склонялся к версии убий­ства на бытовой почве. По его словам, Кузьминский был заколот после полуночи бывшим любовником де­вушки, имя любовника Цзэн, девушку зовут Ляньсан. Цзэн в розыске, Лянь, разумеется, на свободе. Госпо­дин Ши говорил по-английски и по-китайски, после­днее Валерий переводил. Турецкий понимал по-анг­лийски, но решил не афишировать этих своих зна­ний. Поэтому он говорил и отвечал по-русски.

Вопрос первый, — выслушав сообщение, сказал Турецкий. — Где была охрана Кузьминского?

Охраны не было, — господин Ши повернулся от Валерия к Турецкому.

Не может быть. На толчке сидел — охраняли, а уж в борделе... Сам Бог велел, — грубовато возразил Турецкий.

Так и переводить? — поинтересовался Саргачев.

Так и переводи.

В ответ господин Ши улыбнулся и коротко сказал что-то на родном языке.

Охраны не было, — повторил Саргачев.

В таком случае спроси, была ли вообще у него охрана?

Была. Четверо китайцев, двое русских.

Не известны ли господину Ши имена русских?

Известны. Петр Евгеньевич Грачев и Дмитрий Николаевич Скворцов.

Птички-невелички, — пробормотал Турецкий, до­ставая из кейса лист бумаги. — Где они тут? Та-ак... Грачев, Скворцов... Клички Грач и Скворец. Эти люди да л око не из охраны Кузьминского. Они пташки из другого гнезда.

Переводить?

Не стоит. Любопытно, где они? Еще в Гонконге?

По данным господина Ши, Грачев и Скворцов nut летел и в Россию.

Когда?

Сейчас уточнит.

Господин Ши набрал номер телефона, поговорил, и через несколько минут Турецкий узнал, что Грач и Скворец вылетели в Хабаровск.

—А надо бы в Москву, вместе с телом вождя, коли уж они охранники, — проговорил Турецкий. — Вале­рий, следует ли говорить с господином Ши, скажем, о триадах?

При последнем слове господин Ши едва заметно на­сторожился. Он ответил, что ведет дела чисто уголов­ные, в политику не вмешивается, убежден в правиль­ности своей версии, и он это докажет, как только возьмет Цзэна. Делами же, связанными с триадами, занимает­ся шеф спецслужбы господин Би Иань, которому изве­стно о прибытии русских, он с нетерпением ожидает встречи, и, если господам угодно, телефон к их услу­гам. Из всего словоизвержения господина Ши Турец­кому стало ясно, что ничего, больше услышанного, он не добьется: господин Ши или сам действительно уве­ровал в бытовуху, или ему приказали уверовать.

Пусть наберет номер шефа, — сказал он Саргачеву. — Едем.

Господин Ши проводил гостей до машины. Води­тель услужливо распахнул дверцы. Саргачев по-китай­ски обратился с каким-то вопросом к следователю, тот подумал, сказал несколько слов водителю. Водитель пожал плечами и с улыбкой протянул ключи от маши­ны Валерию.

Без свидетелей как-то уютнее, — сказал Сарга­чев, садясь за руль.

Город-то знаешь?

Не заблудимся, — подмигнул Саргачев. — Гос­подин Би Иань довольно бойко говорит по-русски. Так что можешь обойтись и без меня.

Зачем же? — возразил Турецкий. — Ты мне не мешаешь.

Би Иань честный службист. Шефом назначен недавно. Взялся рьяно. Насколько его хватит, другой вопрос.

Знаком?

Да. Познакомились.

И когда успел?

Месяца не прошло.

В Москве? Здесь?

Здесь.

Что скажешь по поводу версии господина Ши? — помолчав, спросил Турецкий.

Туфта.

Ия догадался.

Ты догадался о большем.

Имеешь в виду пташек, Грача и Скворца?

Именно.

Надо навести справки об этих пташках в МВД. Не исключено, что убийство Кузьминского дело рук кого-то из паханов. Может, даже самого Бурята.

Выходит, так.

Причина? Как думаешь? — исподлобья глянул Турецкий на Валерия.

Надоело кормить, поить, одевать и обувать.

Зачем же убивать? Мог бы и отпустить, хотя бы и голодного и без штанов...

Значит, не мог. Или не счел нужным.

Лично мне в Гонконге делать нечего, — вздох­нул Турецкий. — Надо лететь в Хабаровск, брать Гра­ча со Скворцом, от них и плясать.

Так уж и нечего? — усмехнулся Валерий. — А для чего меня к тебе пристегнули? Делов у тебя тут много, Саша... Приехали.

Господин Би Иань оказался высоким, подвижным китайцем. Одет он был по-европейски, в темный кос­тюм и белоснежную рубашку.

Я скажу так, господа, — расхаживая по кабинету и беспрестанно дымя сигаретой, говорил шеф. — Мы совершенно не понимаем, что происходит в спецслуж­бах России. Но можно сказать и наоборот. Мы прекрас­но понимаем все, что происходит. То и другое верно. Посудите сами. Русские проживают в Гонконге почти постоянно. Завели связи с местными крестными отца­ми наркобизнеса. Мы не однажды предупреждали ваше самое высокое начальство об опасных последствиях сра­стания русского и гонконгского наркобизнеса, но чет­кого предложения о совместных действиях так и не получили.

А что бы вы хотели получить? — поинтересовал­ся Турецкий.

Например, информацию о желании создать совме­стную группу по борьбе с нашими и вашими мафиози. А если еще конкретнее, то ответ на вопрос: до каких пор в Гонконге будет проживать господин Иванов?

Турецкий вытащил лист бумаги, просмотрел.

У меня в списке трое Ивановых. Кого конкретно вы имеете в виду?

Я имею в виду вашего вора в законе Ваню Буря­та, — отчеканил господин Би Иань.

Так дайте ему пинка под зад и — вон из страны.

Но мы не имеем права его выслать!

Почему? — удивился Турецкий.

У нас демократия.

У нас тоже.

Но он же вор в законе!

Гражданин Иванов прежде всего человек свобод­ный. Да, он сидел в тюрьмах, лагерях, был освобож­ден по закону, официально считается владельцем стро­ительной фирмы, что у нас не только не запрещено, но даже одобряется. Налоги платит. Вероятно, он и в Гонконге проживает по делам фирмы?

Да, — согласился шеф. — Он закупает наши стройматериалы.

Вот видите, — вздохнул Турецкий, — он даже пополняет вашу казну. Чего ж обижаться? Вы долж­ны быть ему благодарны.

А связи? — напомнил господин Би.

Если вы докажете, что, скажем, партия героина, перехваченная нашими спецслужбами в Хабаровске, принадлежит Буряту, мы немедленно примем соответ­ствующие меры.

Прямых доказательств нет.

Мы с вами почти в одинаковом положении, гос­подин Би, — улыбнулся Турецкий. — У вас триады, имеющие сотни лет опыта обхода законов, у нас воры в законе с опытом неизмеримо меньшим, однако опас­ность от них исходит большая.

Вы справитесь с ними, — уверенно сказал шеф, глянул на собеседника и усмехнулся. — Русский кри­минал совершает большую ошибку.

И какую же?

Ваши воры хотят сразу и все. Они заглотят, но проглотить не смогут. На этом и погорят.

Вы очень хорошо изучили русский...

Я родом из Шанхая. Учился в Советском Союзе. Судьбе было угодно, чтобы оказался здесь, в Гонконге.

У вас нелегкая жизнь, господин Би, — вздохнул Турецкий, обдумывая, каким образом китаец, полу­чивший образование в Стране Советов, оказался в Гон­конге и получил такой ответственный пост.

Я понял вас, Александр Борисович, — тонко улыбнулся шеф. — Тайвань и Гонконг ожидают боль­шие события. Территория при любых раскладах пе­рейдет к Китаю. Это неоспоримо. И я, как человек, знающий китайские порядки, сижу на своем месте. Я не рвался на этот пост, мне его предложили.

На Территории имеются силы, заинтересован­ные в присоединении к Китаю? — осторожно задал вопрос Турецкий.

В каждой стране есть силы, противоборствую­щие друг с другом, — уклончиво ответил господин Би. — Но мы отвлеклись. Как вы любите говорить, вернемся к нашим баранам!

С удовольствием! Вообще-то основной моей зада­чей является расследование убийства Кузьминского. Из разговора с господином Ши я понял, что непосред­ственным убийцей считается некий Цзэн, любовник девушки, с которой он застал Кузьминского при са­мых пикантных обстоятельствах... Что вы имеете со­общить по этому поводу?

Имя парня по имени Цзэн было произнесено Ляньсан сразу же после убийства. Выли опрошены под­ружки Лянь. Никто из них не имел понятия о парне по имени Цзэн. Конечно, были у Лянь клиенты, нося­щие такое имя. Но то клиенты! Надо сказать, что де­вушки, занимающиеся ремеслом, известным у вас как проституция, очень остро воспринимают сообщения о том или ином мужчине, который искренне, по-насто­ящему влюбляется в них, по крайней мере, желает добра. Нечасто, но бывает, мужчины женятся на де­вушках из массажных салонов с красными фонарями. Обычно такой мужчина встречается лишь с одной де­вушкой, с той, что понравилась. Ухаживает, дарит цве­ты, делает подарки. Это происходит у всех на виду, это событие. Не странно ли, что никто не приметил Цзэна?

Очень даже странно, — согласился Турецкий. — И потом, пойти на убийство какого-никакого, но вож­дя, которого охраняют, согласитесь, дело рискованное...

Охрана была снята.

Вы предполагаете русский след? — задал пря­мой вопрос Турецкий.

Я в этом убежден. Если найдут парня по имени Цзэн и он признается — дело одно. Если не найдут — совсем другое.

Господин Ши уверил нас, что найдет.

Шеф улыбнулся и развел руками:

Вы хотите знать мое личное мнение?

Был бы признателен.

Думаю, что вообще в этой истории никакого Цзэ­на не было.

А как же признание Лянь?

Деньги делают не все, но многое, — сказал шеф и глянул на часы.

Мы вас задерживаем, господин Би?

Вместо ответа шеф протянул Турецкому папку.

Здесь оперативные и следственные документы, вернее, копии документов, которые кое-что прояснят в действиях и жизни русских в Гонконге. В основном на английском языке. Вы читаете? Тогда жду звонка завтра, в пять вечера.

Спасибо, — поблагодарил Александр, принимая папку.

А вы, господин Саргачев, оказывается, молчун, — с улыбкой обратился к Валерию хозяин кабинета. — В прошлый ваш приезд я этого не заметил.

Я был без шефа, — кивая на Турецкого, тоже улыбнулся Саргачев. — Субординация.

Я так и понял, — продолжал улыбаться господин Би.

Турецкий лежал на кровати и размышлял. Он толь­ко что ознакомился с содержимым папки, в которой были собраны копии материалов следствия, другие до­кументы, и теперь, так сказать, переваривал прочи­танное. Поначалу он путался в именах, разных там Ванах, Санах, Гэнах, Чжанах, но потихоньку-полегонь­ку разобрался. В оперативных документах были тща­тельно, с указанием времени и места, обрисованы встре­чи Вани Бурята с деловыми людьми Гонконга, но даже и намека не было на наркотический бизнес. Вероят­но, господин Би понадеялся на догадливость и сметку русского следователя. Имеются фамилии, адреса, сло­во «товар», что еще надо? Да, всюду Ваны и Чжаны, гонконгские воротилы, китайские мандарины, черт бы их подрал! И тут же русский Иванушка, но не дура­чок, далеко не дурачок...

Стоп! Что такое? Госпожа Стрельникова! Турец­кий вначале не поверил своим глазам, но прочитан­ное говорило само за себя. «17 авг. 95 г. В ресторане «Виктория» состоялась встреча г. Иванова с лиде­ром общероссийского движения «Прогрессивные жен­щины» госпожой Стрельниковой Л.И. На встрече присутствовал г. Павлов Анатолий, редактор изда­тельства «Прогресс». Беседа длилась сорок семь ми­нут». И все.

Турецкий не нашел еще ответа, почему госпожа Стрельникова приезжала, хотя бы инкогнито, на по­хороны Кузьминского вместе с теми же Павловым и Саргачевым, а тут новая закавыка, да какая: буду­щая вице-премьер — и вор в законе! «Самая короткая дорога — прямая», — говаривал Турецкому старый адвокат, у которого он в студенческие времена прохо­дил практику. Нужно показать документы Саргачеву и посмотреть, как он воспримет известие о встрече госпожи Стрельниковой с Ваней Бурятом. А кстати, почему он сам об этом факте не обмолвился? И с Гряз- новым неплохо бы посоветоваться. Но где он, Слава Грязнов? Куда пропал? Как ушел в город с утра, так и не появлялся. Александр несколько раз набирал номер телефона Грязнова, и постоянно в ответ слы­шались продолжительные гудки. Часы показывали двенадцатый час ночи, и Турецкий забеспокоился все­рьез. Чужой, незнакомый город, притоны, прости­тутки, аферисты, жулье на каждом углу. Ну, Гряз­нов, явишься — мало не будет! В Москву отправлю! Турецкий позвонил Саргачеву:

Не спишь?

Ловлю кайф.

Пьешь, что ли?

Заходи — увидишь.

Саргачев сидел в кресле, смотрел порнографичес­кий фильм. На низком столике стояла большая бу­тылка коньяка, в тарелках лежали разнообразные фрукты.

Прочти, — подавая папку, сказал Турецкий.

Хочешь — наливай, — предложил Валерий.

Смотрю, коньячок у тебя в почете.

Других напитков не признаю.

Чтение документов заняло у Саргачева минут со­рок. Аккуратно сложив бумаги, он вопросительно по­смотрел на товарища.

Что скажешь? — спросил Турецкий.

Бумаги толковые.

Если над ними покумекать.

Что ж, давай покумекаем, — Саргачев встал, вы­ключил телевизор, присел к столику, плеснул в рюм­ки коньяку. Чокнулись, выпили.

Тебя ничего не насторожило? — кивнул на доку­менты Турецкий.

Ты, видимо, насчет госпожи Стрельниковой? Нет. Не насторожило. А что здесь такого? Приехала женщи­на в Гонконг, зашла в ресторан: заметь, не одна, с муж­чиной, побеседовала с другим мужчиной, который ока­зался вором в законе. Ты видел когда-нибудь Бурята?

К сожалению, лишь на фотографиях. Анфас и в профиль.

Действительно жаль. Увидишь — не узнаешь.

А ты встречался с ним?

Да. В прошлый приезд. Познакомил Джек Кан. Тот самый — полурусский-полукитаец, респектабель­ный господин, миллионер, владелец игорных и пуб­личных домов, он же руководитель основной ветви ма­фиозной структуры, занимающейся наркобизнесом.

Турецкий подумал о том, а не задать ли вопрос пря­мо в лоб: по какой такой причине Саргачев оказался на похоронах Кузьминского вместе с Ларисой Иванов­ной и Павловым, но, видно, долго раздумывал, Вале­рий предупредил его.

Не мучайся, Саша, — усмехнулся он. — Спра­шивай.

Турецкий молчал.

Тогда спрошу я. — Саргачев снова налил конья­ку, выпил не чокнувшись. — Меня интересует следу­ющее. Я, так сказать, считаюсь твоим помощником по гонконгским вопросам. Но почему-то ты ни разу не позвонил мне, не встретился, не поговорил. Или тебе все ясно?

Мне многое неясно, Валерий. Однако вопросы, зависящие от тебя, вижу довольно отчетливо.

Видишь в общих чертах. Имеются и частности.

О частностях ты предпочел умолчать, а я пока и не настаивал.

Всему свое время. Многое мне было неизвестно.

А теперь?

Кое-что прояснилось.

Поконкретнее не можешь?

По-настоящему, с первой нашей встречи, ты мне не доверял, — не отвечая на вопрос, сказал Саргачев.

Было, — согласился Турецкий. — Искал лохма­тую руку, что вознесла тебя в кресло на Огарева.

Нашел?

А ты как думаешь?

Впрочем, для тебя это семечки, — помолчав, от­ветил Саргачев. — Я люблю Ларису. И в этом все дело.

Хорошо, если любовь взаимна.

Хочу надеяться... Поконкретнее, говоришь? А я ведь сказал — спрашивай.

Ладно, — решился Александр. — Ты знаком с Анатолием Павловым, редактором «Прогресса»?

Была встреча. Чисто случайная. Ларисе вдруг ни с того ни с сего захотелось поехать на похороны Кузь­минского. И тут как тут он полковник госбезопаснос­ти Павлов... Не делай удивленный вид, Саша! Ты же следователь по особо важным делам! И поехали. Сиде­ли в машине, поглазели, послушали и уехали.

Турецкий в самом деле удивился, но не тому, о чем подумал Саргачев, а тому, как легко и просто тот сооб­щил о поездке на похороны.

Тебе не кажется странным, что вице-премьер Рос­сии едет навеки прощаться с телом оголтелого нацио­налиста?

Нет. Не кажется.

Почему?

Да чисто по-человечески. Они сидели в Государ­ственной Думе почти рядом. И потом... все мы смертны.

Вот об этом я как-то не подумал... Но ведь чело- век-то государственный. Вице-премьер.

Она прежде всего женщина. Всколыхнулась душа, и поехала. Нацепила очки, надела широкополую шля­пу— и вперед! Хорошо!

Охрана-то где была?

А полковник Павлов на что?

Твоя встреча с Бурятом в документиках этих, между прочим, не отмечена, — постучал по папке Ту­рецкий.

Вопрос не ко мне. К господину Би.

Ты-то как считаешь?

Думаю, не с руки, даже шефу спецслужбы, обо­стрять отношения с Джеком Каном.

Большое внимание уделяет полковник Павлов гос­поже Стрельниковой. И уже давно, — снова постучал по папке Турецкий.

Тебе ли не знать, если человека продвигают — ищи мужика в погонах, — усмехнулся Валерий. — Пол­ковник Павлов уделял внимание госпоже Стрельнико­вой. Теперь он заинтересован другим человеком.

Имя, отчество, фамилия? — как бы пошутил Александр.

Андрей Андреевич Васильев. Друг детства. Что- нибудь слышал?

Гениальный картежник?

Он самый.

И что понадобилось Павлову от Роберта Веста?

Разве Андрей под твоим «колпаком»? — удивил­ся Саргачев.

Не под моим. Все нувориши под «колпаком» грандиозным, имя которому — народ. Земля слухом полнится. Вот и до меня дошел слушок.

Павлов — сотрудник ФСБ. Вероятно, казино вхо­дят в сферу его деятельности.

И коню понятно, — равнодушно ответил Ту­рецкий. — Любопытно другое: куда пойдут денеж­ки Веста?

Вот бы знать! — усмехнулся Валерий, наливая коньяк.

Турецкий набрал телефонный номер, услышал длин­ные гудки, бросил трубку.

Где же все-таки Грязнов?!

А где, по-твоему, был бы в данной ситуации, скажем, комиссар Мегрэ?

На месте преступления, — подумав, ответил Ту­рецкий.

Едем.

Но-очь! — постучал по часам Александр.

Настоящая жизнь в Гонконге начинается ночью.

Едем.

...Ас директором частного сыскного агентства Вя­чеславом Ивановичем Грязновым история получилась прелюбопытная.

Расставшись с друзьями возле гостиницы, он огля­делся и, приметив небольшое кафе, бодро зашагал к нему. За стойкой бара стоял китаец, на лице которого при виде посетителя разлилась привычно-ласковая улыбка. За столиком сидел лишь один человек, по виду американец, так, по крайней мере, решил Слава, по­тому что мужчина курил сигару и время от времени потягивал пиво из высокого бокала. Слава вытащил разговорник, открыл страницу на букву «П».

Пива. Два, — показал он два пальца. — И сто пятьдесят. Водки.

Китаец наполнил бокалы пивом, капнул в фарфоро­вую чашку водки, вопросительно посмотрел на посе­тителя, еще добавил.

И-эх! — вздохнул Слава, отобрал у бармена бу­тылку, безошибочно налил свою норму. — Вот так, господин Ли!

Ли! Ли! — широко заулыбался китаец, тыча себя в грудь.

Ты смотри! — искренне удивился Грязнов. — И в самом деле Ли!

После пива и ста пятидесяти Слава повеселел. Он шел по улице, заглядывал в крохотные магазинчики, барчики, кафе, располагавшиеся почти сплошь, вплот­ную друг к другу; остро пахло китайской кухней, и, почувствовав голод, Слава заказал в ближайшем заве­дении что-то вроде наших сосисок, обильно политых соусом и обложенных зеленью. И лишь после того, как сосиски исчезли в Славином желудке, он подумал, а не змею ли слопал. Долго изучал Слава меню, пытаясь разобраться в нем с помощью разговорника, не разоб­рался, махнул рукой и пошел дальше. Улица привела его на берег моря. Вдалеке стояли морские суда, вид­нелся огромный порт, покачивались на воде белоснеж­ные яхты. Вдоль берега высились большие здания.

Слава остановил проходившего мимо китайца, кото­рый тут же оскалил зубы в улыбке и поклонился.

«Виктория»! Гостиница «Виктория»! Где?

Китаец залопотал по-своему, знаком приглашая сле­довать за ним.

Гостиница оказалась рядом, не прошли и двухсот метров.

Спасибо, — поблагодарил Грязнов и даже покло­нился.

Китаец, однако, не уходил, искательно улыбаясь, смотрел на Славу.

А-а, — догадался Грязнов, подавая китайцу доллар.

В холле гостиницы к Славе сразу же подошел вы­сокого роста китаец в белом костюме и обратился к нему по-английски. Грязнов в ответ гулко кашлянул в кулак.

Что угодно господину? — по-русски, с мягким акцентом спросил китаец.

Выпить, — не придумав ничего лучшего, бряк­нул Слава.

Ресторан, бар, кабинет?

Бар.

Пожалуйста, — повел рукой китаец. В баре было прохладно, играла негромкая музыка. Грязнов зака­зал коктейль, присел за столик возле окна, выходяще­го в сторону моря. Слава завернул в гостиницу «Вик­тория» недаром, он знал, что убили Кузьминского именно в этой гостинице, и еще в Москве решил про себя, пока бегают Саргачев с Турецким по начальству, побывать в этой самой «Виктории», авось на что-ни- будь и набредет. Тайной мыслью Славы было завести знакомство с девушкой, на которой закололи вождя, а уж с путаной-то он разберется, повидал на своем веку всяких. Там, глядишь, и поведет следок куда надо. Но теперь он затосковал. Предположим, выйдет он на девушку. И что дальше? Она жучит по-китайски, он по-русски. Разговорник тут не поможет. Переводчик нужен. Саргачев, к примеру. «Нет уж, не надо, — по­думал про себя Слава. — Как-нибудь сам. А может, она и по-русски чешет? Вон китаец в белом, портье небось, как стрижет!»

За столиками в баре сидели в большинстве своем люди белой расы. Доносился смех, непонятная речь, какая-то молодая парочка млела в танце. При мысли, что девушка может понимать по-русски, Грязнов не­сколько взбодрился, допил коктейль и вернулся в холл. И снова предупредительно подошел к нему китаец в белом, портье, как предположил Слава.

Господину угодно отдохнуть?

«Была не была! — подумал Грязнов. — Иду на вы!»

Господину угодно узнать подробности убийства русского гражданина Кузьминского, — решительно произнес он, протягивая китайцу удостоверение. — Агентство частное. Я веду расследование.

Ни одна жилка не дрогнула на лице портье, взгляд остался таким же привычно-предупредительным, прав­да, удостоверение он просмотрел внимательно, возвра­щая, тонко улыбнулся.

Мне ничего неизвестно, господин директор.

Даже было убийство или его не было вовсе? — съязвил Слава.

Простите.

Портье хотел было уйти, но Грязнов, дотронувшись до рукава его костюма, знаком отозвал в сторону. «Сколь­ко же ему дать? — подумал Слава. — Полтинник?» Они зашли в тень огромной пальмы, и Грязнов, не мешкая, сунул китайцу бумажку в пятьдесят амери­канских долларов.

Убийство было, — сказал китаец.

И при весьма интересных обстоятельствах. Вы не могли бы подсказать адресок девушки?

Прошу, — вместо ответа пригласил портье, под­вел к столику, на котором вразброс лежали журналы и газеты, указал на кресло. — Посидите, пожалуйста.

Ждать Грязнову пришлось недолго. Китаец появил­ся в сопровождении рослого детины с лицом чисто­кровного русака. «Мишка Слон! — ахнул про себя Сла­ва. — Он. Вот и на ногу припадает. Кто в него тогда шмальнул? Уж не я ли? Попа-ал...» Мишка не спеша спускался по широкой ковровой дорожке, скосил гла­за на портье, и тот взглядом указал на Грязнова. Сла­ва прикрылся журналом, сделав вид, что не приметил Слона, который тяжеловато опустился в кресло напро­тив и закурил. Так они сидели некоторое время и мол­чали, один курил, второй читал.

Открой личико, господин директор, — не выдер­жал Слон.

Здорово, Миша, — бросая журнал и протягивая руку, широко улыбнулся Грязнов.

Здорово, — не сразу ответил Слон. — Постой... Где-то я тебя видел...

Напоминаю. Востряково. Вас трое. Ты, Скворец и Грач. Нет чтоб руки вверх, а вы когти рвать...

Товарищ подполковник! Здорово! — И Мишка, обхватив Грязнова ручищами, прижал его к широчен­ной груди. — Во где встретились-то, а?

Бывший подполковник.

Погнали? А за что?

Видать, хорошо ловил таких, как ты.

Могёт быть, — осклабился Слон. — Теперь при­личные менты не в моде.

Верно говоришь, Миша, — согласился Грязнов.

А в какие директора-то записался?

Частное сыскное агентство. Ксиву показать?

Надо будет — посмотрим, — подмигнул и Миш­ка. — Ну, пошли.

Куда?

Ты же адреском интересовался. Брякну шефу, прикажет — и с нашим удовольствием!

На лифте они поднялись на третий этаж, и Мишка распахнул высокую красного дерева дверь. Видел Гряз­нов шикарные номера в столичных гостиницах, в «Мос­кве», «Славянской», но, глянув на просторный зал, обставленный дорогой мебелью, на раскрытые белые двери, ведущие в глубину помещения, поневоле пора­зился.

Сколько же здесь комнат?

Штук пять.

И кто занимает?

Пока, как видишь, я.

Хорошо оперились мужики, — проговорил Слава.

Чего?

Говорю, в России детишкам жрать нечего, а вы раздулись, как эти... Упыри!

В России люди тоже по-разному живут. Кто ус­пел, тот и съел!

Шибко умный ты стал, Миша.

А я дураком никогда не был. Это ты за две сотни потел. В месяц! А мне эти сотни... Тьфу!

На нарах лежал, по-другому думал.

На нарах, не под нарами, — ухмыльнулся Слон. — Жестковато, но жить можно. Чего ты в бутылку ле­зешь, Грязнов? Не в своем кабинете, в гостях!

Какая разница? Я под вами никогда не ходил. Заслужил — получай, нет вины — гуляй.

Что верно, то верно, — согласился Слон. — Ува­жали тебя. Особо за то, что по фене бегаешь, будто наш, родной, и на допросах морду не бил. Ну, конеч­но, и за это дело, — щелкнул по горлу Мишка. — Хочешь?

Ты шефу хотел позвонить, — напомнил Слава. — Может, он меня в гости позовет.

Уверен?

Если твой шеф — Ваня Бурят, то можешь не сомневаться.

Слон вытащил из нагрудного кармана портативный телефон, набрал номер, отошел в сторону. Хороший человек к нам залетел! Верно... А я хотел удивить, понимаешь... Лады. — Мишка обернулся к Славе: — Ждет. Банька у него готова. Настоя­щая, русская, веники березовые, дубовые, а хошь — пальмой парься или лаврушкой. Валим.

Ваня Бурят занимал небольшой коттедж на берегу моря. Как и положено хозяину, он встретил гостей на пороге дома. Рядом с ним, держа в руках хлеб-соль, стояла китаянка, девушка лет семнадцати с мрамор­ным личиком, пухлыми губками и тонкими гибкими ручками. Она улыбалась, показывая белые зубы, и, вероятно, очень забавлялась представлением, в кото­ром играла роль хозяйки.

Грязнов отломил кусочек хлеба, макнул в соль, по­ложил в рот.

Как в России, — улыбнулся Бурят.

Не совсем, — возразил Грязнов, глядя на де­вушку.

Госпожа Ляньсан, — представил Ваня китаянку.

Слава легонько приложился к ручке девушки.

В дом или сначала попаримся?

Лучше в баньку.

Бурят приподнял руку, как бы прощаясь со Сло­ном, и тот послушно зашагал к машине.

Пусть бы попарился, — пожалел Мишку Гряз­нов. — По дороге только и разговоров было про баньку.

Успеет, — откликнулся Бурят.

Банька стояла в тени двух пальм, небольшая, ак­куратная, срубленная из осины, с просторным пред­банником.

Топлю березой, — кивнул на чурбаки Ваня.

Береза вроде здесь не растет, — неуверенно ска­зал Слава.

Не растет. А я топлю.

Дороговатое удовольствие...

Даром дают. В порту любой нашей древесины навалом.

Бурят разделся первым, открыл дверь парилки.

Заходи, Грязнов! Да смотри с полки не кувыр­нись! Парок сибирский!

Любил жаркий пар Слава, заядлых парильщиков пе­ресиживал в тех же Сандунах или Дорогомиловских, а тут вошел — и захватило дыхание.

Да-а... — протянул он. — Парок что надо...

Посидим?

Посидим. — Слава взобрался на полок, примо­стился рядом с Бурятом, огляделся. — Как в дере­венской. Кадки, валуны, котел и тот, кажись, мед­ный...

Медный, — подтвердил Ваня. — Прикрой плешь- то! Во-он шляпа лежит!

Ничего, — закряхтел Слава. — Пока терпимо.

Поддать, что ли?

Маленько можно.

Ваня спустился вниз, деревянным обшарпанным ковшиком зачерпнул кипятку из котла, плеснул на раскаленные камни.

Как?!

Хорошо-о... Хватит, Иван, хвати-ит!

Хорошо-о, — подтвердил Бурят, взгромоздившись на полок.

Ковшик-то, смотрю, расейский.

Дедовский. В прошлом году на родине побывал. В родимой деревеньке...

Каково приняли?

Приняли, — вздохнул Бурят. — Бабы попрята­лись, мужики с дробовиками засели. Изба пустая. Мать с отцом давно уж там, где и мы в свое время будем. Нашел вот один ковшик. Взял... Добавить?

Не-е, Ваня! Где веники-то?

В кадке. И мне захвати!

Какой?

Березовый!

А я, пожалуй, лавровым.

Охали, вскрикивали, кряхтели, хлеща друг друга вениками, и, распаренные, красные от нестерпимого жара, на карачках выползли в предбанник. Их ждал стол, уставленный бутылками с пивом, запотевшими от холода, в продолговатой тарелке лежали ломти осет­рины, дымился разварной картофель. Вскрыли пиво, припали к горлышкам.

Хор-роша... — отдуваясь, проговорил Гряз­нов. — Вот чего не ожидал в Гонконге, так баньки! Ува-ажил.

Они еще пару раз попарились и, накрывшись мах­ровыми простынями, поплелись к коттеджу.

Слышь, Иван, одежда-то моя где? — спохватил­ся Грязнов.

Бурят толкнул дверь в одну из комнат, молча ука­зал на диван, где лежала отутюженная рубашка, чис­тое нижнее белье и отдельно висел костюм, вычищен­ный, отглаженный, будто из магазина.

Минут через пятнадцать жду в столовой, — ска­зал Бурят, прикрывая дверь.

Содержимое карманов — документы, деньги, сига­реты, зажигалка, ключи — было сложено на низком столике. Грязнов оделся, расчесал редкие свои рыжие волосы, стараясь прикрыть проплешину, посидел не­много, покурил, поднялся и вышел из комнаты.

Позялюста, позялюста, — с улыбкой встретила его Ляньсан. — Просю, позялюста.

С приездом, господин директор! — провозгласил Ваня Бурят, встретив гостя на пороге столовой, и тут же взлетела под потолок пробка. — «Мадам Клико»!

Выпили по большому стакану шампанского, сели за стол.

По водочке?

Наливай.

Они еще немного поговорили о баньке, нахваливая друг друга за терпение, снова налили.

И по чью душу прилетел? — спросил Бурят.

Это что, твой тост? — помолчав, вопросом на воп­рос ответил Слава. — Так и захлебнуться недолго.

Извини.

Выпили, принялись за закуску. Ваня молчал, и Гряз- нов помалкивал. Потом он отодвинул тарелку, при­стально посмотрел на парня.

По чью душу, спрашиваешь? Может, и по твою.

Узнаю сыщика Грязнова, — расплылся в улыбке Бурят.

Был сыщик, да весь вышел.

Знаю. Грустно?

Обидно. Не за себя, за дело.

Кранты подходят вам, дорогие товарищи...

Кому это — вам?

Всем вам. Ну, и ментам тоже.

Не спеши, Ваня.

Капец России!

И тут не торопись.

Вашей России. Дурацкой.

Дураков в России, точно, хватает, — согласился Грязнов. — Но и умных немало. Посмотрят дураки на умных, авось и сами поумнеют.

Сомневаюсь.

Сажал я тебя, Ваня?

Когда было-то? Ты теперь посади.

Придет время — сядешь.

Ушло времечко, ушло. Правда, вот если бы таких, как ты, не поперли из органов... Тогда, конеч­но, нелегко бы нам пришлось. А теперь? Половина ментов по всей России у меня здесь, — сжал кулак Инин Пурят. — И не пищат. Потому что деваться им некуда. Влипли. А какого ранга люди?! Скажу — со « ту им упадешь.

Скажи.

Так тебя же после этого убирать придется!

У меня, Ваня, линия жизни на ладони очень долгая.

Бурят посмотрел на Славу, разлил водку.

Вот и давай за твою долгую жизнь!

Спасибо, — усмехнулся Грязнов.

Не знаю, какой длины была линия у вождя, но вот чик — и нет его! А какие планы строил! Какие речи говорил! А жил? Птичьего молока не было, так птички и не доятся!

Не на ту лошадку поставил, Ваня.

Опять ты за свое, — помрачнел Бурят, взял пор­тативный телефон, приказал что-то по-китайски. Вошла Ляньсан и остановилась возле дверей.

Буду говорить по-русски, чтобы ты не сомневал­ся, — обратился Ваня к Грязнову. — Подойди ко мне, детка, — позвал он девушку. — Этот дядя сыщик. По­лицейский.

Полицейский, — повторила девушка.

Он говорит, что мужчину в «Виктории» убил я! Поняла? Я!

Цзэн! Убил Цзэн! — изменившись в лице, вы­крикнула девушка.

Что скажешь? — повернулся к Грязнову Бурят.

Да разве я говорил, что убил именно ты?

Хорошо. Слушай, Лян. Убил не я. Нет, не я. Другой. Русский. Так говорит он, полицейский.

Цзэн, — повторила девушка.

Шагай, — махнул рукой Бурят.

Ляньсан та самая девушка?.. — начал было Гряз­нов, но Бурят перебил его:

На куски режь, другого не скажет.

А этого Цзэна нашли?

Найдут. Я вообще не понимаю, на кой вас сюда занесло?! Или у ментовки деньги объявились лишние? Да и дело-то для вас глухое. Вот для полиции Гонкон­га все ясно. Бытовуха.

Время покажет...

Не-ет, заноза в другом. Недаром не какой-то ря­довой следователь нагрянул, а «важняк», сам Алек­сандр Борисович Турецкий!

Так ведь и убили-то не рядовую пташку.

Предложил бы я тебе денег, Грязнов, много де­нег, тебе такие и не снились, да знаю — не возьмешь, — помедлив, сказал Бурят.

Я беру, — спокойно ответил Слава и на вопроси­тельно-испытующий взгляд собеседника добавил: — Агентство мое работает на хозрасчете.

Берешь за работу? — уточнил Бурят.

Само собой.

А я уж подумал, неужели и ты клюнул! — рас­смеялся Ваня. — Як тому, что берут.

Берут, — согласился Грязнов. — Но, даст Бог, скоро подавятся.

Проглотят. Я тебе ничего нового не сообщаю, сам из газет узнаю, — Бурят кивнул на столик, заваленный почтой. — Ежедневно доставляют. Самолетом. Сегодняш­нюю пока не просмотрел... К примеру, генерал Лебедь, личность известная, а главное, чистая, в открытую, в лоб, перечислил фамилии, должности генеральского во­рья. И что? Па-ашел в отставку! Кувыркается в Думе, пиджачишко мятый, галстучек нацепил, громыхает о чем-то, а о чем, и не поймешь! Я, грит, не за коммунис­тов, не за демократов, не за царя-батюшку, я — сам по себе! Так не бывает. Один в поле — не воин.

Лебедь себя еще покажет, — задумчиво прогово­рил Грязнов. — Он не один, Ваня.

Тебе лучше знать. — Бурят булькнул водки в рюмки, приветственно приподнял и выпил. — Или вот кричат: мафия, мафия, рэкет... Чего кричать-то? У пас танки, самолеты, армия, ФСБ, ФСК, МВД и про­чее и прочее. Расстреляй, арестуй, посади. И будет полный порядок.

Поздно.

И я о том. Я уж не говорю о крупных городах, в райцентрах любого чиновничка бери и сажай. Статья одна — взяточничество. Сталин нужен.

Тебе бы к Анпилову податься! — рассмеялся Грязнов.

Анпилов мужик хороший. Во-первых, его не ку­пишь. Во-вторых, он не врет, а говорит, что думает. — Бурят подошел к столику с почтой, заметил белый пакет, вскрыл, прочел записку, вытащил несколько цветных фотографий. — Глянь, Грязнов!

На фотографиях был Роберт Вест, заснятый, види­мо, в казино, потому что вокруг него — кто сидел, кто стоял — толпились хорошо одетые господа. В одном из них Слава узнал полковника Павлова.

Говорили мне, а я как-то и внимания не обратил. А он смотри как раскрутился!

В чем дело-то?

Тебе не знакома эта рожа? — ткнул в фотогра­фию Веста Ваня.

Впервые вижу.

А насчет российских казино шороха не слышал?

Появился, говорят, какой-то игрок в очко. Гре­бет подчистую!

Он и есть. — Бурят снова перечитал записку. — Ты смотри... Монако, Сан-Марино, Марсель, Париж... В Штаты рванул! Во гад! Ладно. Разберемся.

Подари одну, —выбрав фотографию с Павловым, сказал Грязнов.

Возьми, — подумав, ответил Бурят. — В баньке мы с тобой попарились, водочки попили, немного по­калякали, с главным свидетелем познакомился... Что еще твоя душенька желает?

В море бы искупаться, в Южно-Китайском...

Тебя проводят.

Сам дойду. Рядом.

Плавки при тебе?

В гостинице.

Вот видишь. Проводят.

Они вышли на улицу, и сразу откуда-то появился сухощавый китаец.

Его зовут Сюй. Он говорит по-русски, — сказал Бурят и, обращаясь к китайцу, добавил: — Проводи господина на пляж.

Пляж оказался крохотным песчаным островком на территории коттеджа, огороженным высоким бамбу­ком. Возле дерева с широкими листьями, названия которого Слава не знал, стоял домик, тоже сплетен­ный из бамбука. В домике было прохладно и чисто, бесшумно работал кондиционер. В углу стоял холо­дильник, в котором Грязнов обнаружил разнообраз­ные напитки и фрукты. Полотенца, простыни, разно­цветные плавки лежали на круглом низком столике.

Грязнов плавал долго. Вода была теплой и прозрач­ной. Мельтешили мелкие рыбешки, на дне лежали крупные камбалы.

Выйдя из воды, Слава увидел спешащего к нему Сюя с махровой простыней в руках. Китаец попытался сам обтереть господина, но Грязнов воспротивился.

Спасибо, Сюй, спасибо, — отбирая простыню, ска­зал он.

Найдя в домик, он оставил дверь открытой, предполагая, что войдет и китаец, однако Сюй остался снаружи. Грязнов достал из холодильника банку сока, фрукты и литровую бутылку вина.

— Заходи, Сюй! — крикнул он.

Ответа не последовало.

Ты чего? — вышел на порог Слава.

Нисево, нисево, позялюста, — заулыбался китаец.— Заходи.

Зайдя в домик, китаец моментально осмотрел стол, достал из настенного шкафчика широкие блюда, кра­сиво и аккуратно разложил фрукты, из холодильника вытащил большой кокосовый орех, одним ударом ножа расколол его, вылил в глубокую чашку, вскрыл вино и наполнил почему-то лишь один бокал.

Так не пойдет, приятель, — возразил Слава, — доставай второй.

Нисево, нисево, — оскалил в улыбке желтые зубы китаец, однако выставил и второй бокал.

Будем!

После второго полного бокала, который Сюй выпил с таким же удовольствием, как и первый, Грязнов по­пытался задать ничего не значащие вопросы, но в от­вет получал лишь «нисево» и «позялюста».

И это называется «говорит по-русски»? — сам себя спросил Слава, махнул чашку кокосового молока и поднялся. — Пошли.

В доме его встретила Ляньсан.

А где Иван? — спросил Грязнов. Лянь указала на телефон, приложила ладонь к уху и махнула рукой.

Уехал?

Уехаль... Да. Машина.

Ладно, — помолчав, проговорил Слава, снял труб­ку, решив позвонить Турецкому, но вспомнил, что не знает номера его телефона, начал рыться в карманах пиджака в поисках гостиничной карточки.

Все было на месте: документы, деньги, разговорник, но карточки Грязнов не нашел. Он начал припоми­нать, а взял ли он карточку вообще, быть может, она так и осталась лежать на столе в гостиничном номере. Вспомнил, что позвонил Турецкий, сказал, чтобы Сла­ва собирался. Грязнов пошел в ванную, умылся, одел­ся, обулся, проверил документы, взял ключи... Точно! Забыл! Вячеслав Иванович раскрыл разговорник. Господи-и, сколько их, гостиниц-то!.. А как его-то называ­ется? Тьфу, черт! И наименование гостиницы забыл.

Пить надо меньше, — про себя пробормотал Слава.

Он позвонил наугад в первую попавшуюся на глаза гостиницу, и в трубке послышался нежный женский голосок. Женщина спросила вначале по-китайски, не услышав ответа, перешла на английский: «Ду ю спик инглиш?», потом на немецкий: «Шпрехен зи дойч?» Грязнов осторожно положил трубку.

Неслышно появилась Ляньсан с подносом в руках, на котором стояли крошечные чашечки.

Кофе? Чай? — обворожительно улыбаясь, пред­ложила она.

Чаю в чашке было на один глоток, и кошка не на­пьется, зато он был крепким, с сильным возбуждаю­щим запахом.

Такого не пивал, — улыбнулся Слава. — Ха-арош чаек!

Ляньсан, все так же обворожительно улыбаясь, на­полнила чашку доверху.

Это по-нашему, — одобрил Грязнов. — Спасибо.

Он не успел допить чай. Мягкая, неодолимая волна

вдруг ударила в голову, колыхнулась и поплыла куда- то комната, возник откуда-то розовый свет, послыша­лась прекрасная музыка...

Что же ты сделала, Лянь?.. — прошептал Гряз­нов, бессильно проваливаясь в кресло.

...Очнулся Слава поздним вечером в спальне. Он ле­жал в кровати, был раздет, и странно, ничего у него не болело — ни голова, ни сердце, ни желудок, наобо­рот, он чувствовал себя легко, радостно, будто скинул добрый десяток лет.

Дверь распахнулась, и на пороге вырос ухмыляю­щийся Ваня Бурят.

Я подсуропил, — похвалился он.

Который час? — спросил Грязнов.

Двенадцатый.

Чего я такого наглотался?

Ты, господин директор, целое состояние проглотил!

Ну все-таки?

А я и сам не знаю. Травы. Тибетские монахи дела­ют. Двадцать тысяч баксов бутылочка! Капли хватает, чтобы слон свалился, а ты припал, как верблюд к пойлу!

Слушай, а меня ведь ищут...

А ты как думал? Поехали в твою «Викторию».

Людишки твои работают будь здоров!

Давай одевайся.

Они приехали в «Викторию» в первом часу ночи. Ваня подвел Грязнова к двери ресторана.

Вон они кукуют. Видишь?

Вижу.

Бывай, Грязнов!

Могу познакомить.

Я'С тобой расслабился по старой дружбе, — ус­мехнулся Бурят. — А «важняки» не по мне. Шибко сурьезные. Шагай. А то твои ждут, переживают.

Грязнов незаметно подошел к столику, за которым сидели Турецкий и Саргачев, негромко кашлянул.

Доброй ночи, господа!

Турецкий поднял глаза, долго смотрел на друга, по­ложил на стол ассигнацию, молча встал и направился к выходу. Саргачев и Грязнов двинулись следом.

Младенец я, что ли? — жаловался Грязнов Вале­рию. — Ну, погулял, поглядел город, в море искупал­ся. Ведь не пропал!

Саргачев лишь посмеивался. Возле гостиницы сплош­ными рядами стояли шикарные лимузины.

Слышь, Саня, чего ты? Ну, виноват. Извини, — обратился Слава к Турецкому.

Как дал бы! — замахнулся Александр.

Будет легче — дай, — послушно согласился Сла­ва. — А куда Валера-то отправился?

За машиной пошел, — буркнул Турецкий, уже тем обрадованный, что видит своего друга живым и здоровым.

Грязнов достал фотографию с Вестом и Павловым.

Откуда?

Грязнов время зря не терял. Расскажу — обхохо­чешься.

Спрячь, — заметив подъезжающую машину, ска­зал Турецкий.

Понял, Саня.

Утром, сидя в номере Грязнова и слушая его рас­сказ, Турецкий и в самом деле хохотал до слез. Но и Слава старался, рассказывал с юмором, иной раз и при­бавлял для остроты восприятия. «Нисево, нисево, позялюста», — то и дело вставлял он слова китайца Сюя, видя, что это особенно смешит Турецкого.

Все? — спросил Александр, приметив, что Слава начал повторяться.

Вроде все.

Не захотел, значит, Бурят познакомиться со мной...

С «важняками», говорит, не знаюсь.

Монако, Сан-Марино, Марсель... — разглядывая фотографию, проговорил Турецкий. — Места злачные. Сколько они, по-твоему, отхватили?

Много. А еще сколько отхватят! Миллионами пахнет.

Говорил тебе, что Павлов сотрудник ФСБ?

Ты вообще в черном теле меня держишь, — ехид­но ответил Грязнов.

Не пришло время.

Сообразил. Хоть и худенькая, а головенка на плечах есть.

Не обижайся, — мягко сказал Турецкий. — У меня тоже одни догадки, подозрения и сомнения. Какие у тебя планы на сегодня?

Никаких.

Богом прошу, оставь все свои сыскные дела!

Приказ?

Если хочешь, приказ.

Бу сделано! — улыбнулся Грязнов. — А у тебя что за планчики?

Саргачев хотел познакомить с неким господином по имени Джек Кан.

Американец?

Полурусский-полукитаец. Крупный мафиози, между прочим.

Чаек не пей. Особенно с терпким запахом, — посоветовал Слава.

Для чего она тебя напоила-то?

Бурят сказал, чтобы не попал в дурную компанию.

Веселый парень Ваня Бурят! — рассмеялся Ту­рецкий.

Философ. У него, брат, своя теория по спасению России. По дороге в гостиницу просвещал.

Вот и Ваня в спасители подался... «Бей белых, пока не покраснеют, и бей красных, пока не побеле­ют!» Так, что ли?

Примерно. Черных — под корень, жидов — в Израиль, коммуняк — в лагеря!

Мужички землю пашут, император — вор в за­коне, — продолжил Турецкий.

Все может быть, Саня, — серьезно заметил Гряз­нов. — Все схвачено. Не успел пернуть — уж донесли!

Да, — припомнил Турецкий. — Обрати внима­ние на двух «афганцев», что Саргачев подсуропил, — и, отвечая на вопросительный взгляд друга, добавил: — Был разговорчик. Темнит... Ну, я пошел.

Счастливо.

Джек Кан оказался именно таким человеком, каким представился Турецкому после памятного разговора с Саргачевым на Патриарших прудах. Он был высок рос­том, сухощав, светловолос, с живыми черными глаза­ми. Принял гостей радушно, с истинно русским разма­хом, но, памятуя о встрече с господином Би, от креп­ких напитков Турецкий отказался, пил лишь сухое ис­панское вино, чем немало удивил хозяина. У Турецко­го создалось впечатление, что Кан искренне любит рус­ских, переживает за состояние державы, но твердо верит, что Россия с честью выйдет из равнодушной, страшной по своей сути спячки, придет наконец человек, кото­рый выведет страну на путь благоденствия и процвета­ния. «Православие, монархия, народность. Царь нужен матушке-Расее», — не раз повторял Кан.

Турецкий особо не интересовался монархическим дви­жением, но припомнил, что в мае, в день восшествия на престол, будет открыт памятник самодержцу рос­сийскому Николаю Второму. «Тряпка! Тупой баран! Пья­ница! — взорвался Кан. — Подписать отречение?! От­дать страну на растерзание?! И это царь?! Павел не под­писал, умер, но не подписал и тем сохранил монархию! А он был в худшем положении, чем Николай! Кто зна­ет, что с ним вытворяли Пален, Бенигсен, разные там Зубовы?!» Турецкий слушал Джека Кана, а сам с горе­чью раздумывал о том, как этот человек, по-видимому, действительно по-своему любящий Россию, может в лю­бой момент продать атомную мини-бомбочку, и бомбоч­ка эта рванет не где-нибудь, а в России. Позднее разго­вор перешел на родословную Кана, и Турецкий узнал, что предки хозяина — обрусевшие немцы, приехавшие из Германии еще во времена. Петра Первого, пра-прапрапредок в царствование Елизаветы получил дво­рянство, а родословная по линии матери чисто русская, идет от древней дворянской фамилии Матвеевых. Кан показал несколько редких фотографий главнокоманду­ющего Колчака, оригиналы его письменных распоря­жений, дневник известного солидариста профессора Гинса, заместителя главнокомандующего. Одним словом, встреча прошла вполне респектабельно, взаимно веж­ливо, но она ничего не дала Турецкому в смысле непос­редственного дела, кроме того, что он своими глазами увидел крупного мафиози.

Турецкий позвонил господину Би. Тот предложил встречу наедине. И через несколько минут Саргачев остановил машину возле здания спецслужбы. Видя, что Турецкий находится в некотором смущении, Ва­лерий открыл дверцу и улыбнулся:

Иди. Переводчик тебе не нужен.

Первым делом после приветственного рукопожа­тия Турецкий возвратил господину Би папку с доку­ментами.

Надеюсь, прочли внимательно? — спросил шеф.

По крайней мере, старался.

И что можете сказать?

В Москве есть люди более компетентные в этих вопросах, — уклончиво ответил Турецкий.

В таком случае можете показать эти бумаги в Москве.

Очень признателен, господин Би, — искренне поблагодарил Турецкий.

Мы заняты общим делом, господин Турецкий. Я говорил и еще раз повторяю: нас очень беспокоит сра­стание гонконгского и русского наркобизнеса. На наш взгляд, из какого-то отдела российских спецслужб идет утечка информации.

Какой информации?

Исходящей от нас.

Предположение довольно серьезное.

Мы не предполагаем. Мы утверждаем.

Кого вы подозреваете конкретно?

А вы?

Так мы с вами ни до чего не договоримся.

Но мы же старались, — похлопал по папке шеф.

Выкладывайте свои козыри, а я выложу свои.

Конкретно мы подозреваем полковника ФСБ Ана­толия Павлова.

Я бы мог согласиться с этим предположением, если бы располагал конкретными доказательствами.

Важно уже то, что наши мнения совпали, — об­легченно проговорил господин Би.

Да, все это требует тщательной проверки, — ска­зал Турецкий.

Что касается заграничных вояжей господина Пав­лова, мы имеем о них некоторое представление. Извест­но, например, что с госпожой Стрельниковой он по­знакомился несколько лет назад в Лондоне.

Мало ли с кем могла познакомиться госпожа Стрельникова...

Однако после этого знакомства начался стреми­тельный политический взлет Ларисы Ивановны. Вы правы, люди знакомятся и расстаются, иногда на вре­мя, чаще навсегда. В данном случае, мягко скажем, дружба из года в год крепчала. — Господин Би вскрыл конверт, вытащил фотографии, протянул Турецкому. — Полюбопытствуйте.

Фотографии были сделаны в ресторане, где сиял улыб­кой Ваня Бурят, и в гостиничном номере, где Павлов и госпожа Стрельникова находились в весьма откро­венных и недвусмысленных позах.

Страстная женщина, — развел руками Турец­кий. — Что поделаешь?

Мы тоже так считаем, а потому и не придаем значения сексуальной жизни госпожи Стрельниковой.

Но это компромат, и очень серьезный.

Господин Би аккуратно сложил фотографии, сунул

их в конверт и подвинул собеседнику.

Они могут пригодиться в Москве людям более заинтересованным в данном сраме, чем вы, господин Турецкий. Пожалуйста. — Шеф закурил, несколько раз затянулся дымом. — И последнее, чтобы уже не возвращаться к данному вопросу... В одном из швей­царских банков на имя господина Павлова открыт счет. Порядка десяти миллионов долларов. — Господин Би умолк, проверяя по лицу Александра произведенное впечатление от сообщения. Но, поскольку он ничего особенного не прочел, решил добавить: — А у госпо­жи Стрельниковой счет на шесть миллионов амери­канских долларов.