Король казино

На одной улице выросли.

Он про тебя что-нибудь знает?

Что-то, вероятно, тоже слыхал...

По какому пальцу кличка-то? По двадцать пер­вому? — ухмыльнулся Голованов.

Указательного пальца у него на левой руке нет, — объяснил Филя.

На правой, — уточнил Грязнов.

Мне ли не знать, если сам рубил.

То есть как? — изумился Слава.

Он попросил, я и отрубил.

Что он, того?

От армии линял.

Да, Филя, — сказал Голованов. — Каким ты был, таким ты и остался...

Если Палец такой авторитет, то и Дима Клык наверняка при нем? — спросил Филя.

Есть такой.

А Ленька Зуб?

И такой имеется.

Собралась кодла, — усмехнулся Филя. — Хочешь, Грязнов, меня, как Штирлица, использовать? Давай, я не против. Даже интересно.

Расколют, Филипп, сам понимаешь...

Кончай, Грязнов, — вступил в разговор Голованов. — Ты приказывай, а наше дело выполнять. А шкуру на бара­бан они каждому из нас могут натянуть. Если поймают.

Филя-то туда идет, в кодлу!

А мы где будем? На том свете? Мы им все пальцы поотрубаем, вплоть до двадцать первого.

Демидыч гулко захохотал. Грязнов глянул на него и задумчиво предложил:

А если вдвоем с Демидычем? Как считаешь, Фи­липп?

Он по фене не ботает, — ответил Филя..

И не надо. Купец. «Новый русский». Золотопро­мышленник. Частник.

На купца Демидыч потянет, — согласился Голо­ванов.

Валюты невпроворот...

Откуда? — изумился Демидыч.

Выдам.

Согласен, — быстро сказал Демидыч.

С вычетом потраченного.

Не пойдет.

Я, ребята, договорчик заключил. Десять процен­тов с каждого грамма «геры».

С килограмма тыща пятьсот, со ста — сто пять­десят тысяч, — моментально подсчитал Филя.

Надо брать тонну. Полтора «лимона» баксов, — серьезно сказал майор Голованов.

Брать так брать. Чего мелочиться?— поддержал командира Демидыч.

Решайте, браточки, — перевел разговор на пре­жнюю тему Грязнов.

Может, наоборот? Я купец? — предложил Филя.

Ну какой из тебя купец, Филя! — возразил Голо­ванов. — У Демидыча фактура, понимаешь, вид. Вод­ку жрет стаканами. Купец!

Филину идею неожиданно поддержал Грязнов:

Так и порешим. Если какой-то Палец бизнесмен, то почему Филя наш не может быть купцом? Появятся общие интересы, а там, глядишь, и дело пойдет.

Я-то кем буду при Филе? — спросил Демидыч.

Как всегда. Телохранителем, — вместо Грязнова ответил Голованов, ловко увертываясь от ручищ рас­свирепевшего Демидыча. — Останови его, Грязнов! Удавит!

Сиди, Демидыч! — Грязнов осмотрел парня. — Мысль хорошая. Телохранитель так телохранитель.

Демидыч встал, вышел и с треском задвинул дверь купе.

Не надо бы, ребята, — сказал Филя, сострада­тельно глядя на закрытую дверь. — Переживает Де­мидыч... И вообще, мура это все. Купец, телохранитель

И впрямь мура, — согласился Грязнов. — А если ничего не придумывать, оставить как есть? Кроме од­ной детали. Думаю, вам известно общество «Афганс­кое братство»?

Всех там знаем, — ответил майор.

Крупная коммерческая структура. Мзду не пла­тят, на лапу не дают. Кое-кто еще и им дает...

Годится, — сказал Филя. — Демидыч кореш. Но там ребята со средствами.

Будут средства. Погуляешь и нас заодно угос­тишь, на халяву. Зови Демидыча, майор!

Владимир Афанасьевич! — приоткрыл дверь Го­лованов. — Зайдите, пожалуйста!

Демидыч вошел и остановился на пороге, полнос­тью закрыв своим телом проем двери.

Мы посоветовались и решили, что ты уже не те­лохранитель, — серьезным тоном заговорил Голова­нов. — Ты тот, кто есть. Сержант разведроты, «рус­ский волк». Ну и конечно, кореш Фили. Приехали в отпуск. Выходит, ты уже и не купец. Так что рассчи­тывай на командировочные.

Коли в отпуске, должны быть и отпускные, — сообразил Демидыч.

Это уже к Грязнову!

Получишь, — улыбнулся Слава.

В Воронеж приехали ранним вечером. Прибывших из Москвы встретил начальник местного уголовного розыска Сергей Иванович Зарецкий, с которым Гряз­нов был в дружеских отношениях еще со времен рабо­ты в МУРе, где Зарецкий ранее занимал должность заместителя начальника отдела.

Ко мне поедем, — сказал Зарецкий Славе. — Пар­ней — в «рафик». Жить будут недалеко от города. В пансионате.

Телефончик в пансионате будьте любезны, — веж­ливо обратился к Зарецкому Голованов.

В «рафике» подскажут.

Благодарю вас.

В восемь ноль-ноль бужу! — крикнул Грязнов вслед уходящим к «рафику» парням. — Чтобы как штык!

Помню, шеф! — откликнулся Голованов. — Су­хой закон!

Кто такие? — спросил Зарецкий. — На наших не похожи...

Хулиганье, — ответил Грязнов, но в голосе слы­шалось явное одобрение.

Штирлица из Фили не получилось.

Родители Филиппа Агеева жили на окраине Вороне­жа в собственном доме. Приезд сына был неожидан, а оттого еще более радостен. Немедленно прибежали сес­тра, зять и две девочки, их дети. И выпили, и закуси­ли, и по песням ударили, далеко за полночь горел свет в доме. Утром Филя вышел на крыльцо, присел на сту­пеньку и закурил. Ничего не изменилось на родной улице, стояли все те же низкие домики-мазанки, лишь на месте халупы Веньки Зуба возвышался особняк из красного кирпича, обнесенный железной оградой.

Чего рано поднялся? — спросил отец, вышед­ший из огорода.

Венькин? — кивнул на особняк Филя.

Его. Года два как стоит.

Большим человеком стал Венька Зуб...

Не маленьким. Депутат!..

Шутишь, отец!

Депутат городской думы!

Завязал, значит, с прошлым Ленька.

Завязал? — переспросил отец. — А на какие шиши дворец отгрохал?! Они все, твои бывшие друж­ки, завязали! Что Ленька Палец, что Венька Зуб! У всех дворцы!

Тоже депутаты? — усмехнулся Филя.

Бери выше. Депутаты небось под ними ходят. Миллионеры они, а может, миллиардеры! И вот что интересно: все видят, и все молчат! Попробовала одна девчушка, судья, и тут же— пуля в лоб! А ей и двад­цати трех не исполнилось. И никого не нашли!

Не там искали.

О том и говорю. Конец матушке-России...

Подожди, отец, плакаться.

Опохмелись, сынок, — вытаскивая из кармана пиджака початую бутылку коньяка, предложил отец. — Смотрел вчера, оба вы на коньяк нажимали, ну и при­хватил. Я-то уж того, поправился.

Из горла?

Зачем? — вынимая стакан, возразил отец. — По­судина при мне.

Филя выпил и снова потянулся за сигаретами.

У вас, в Москве, тоже кругом палят и взрывают. И тоже никого не находят.

Ив Москве не там ищут.

Распластали Россию, теперь кусками рвут на ча­сти! Взять Чечню. Кладут и кладут мальчишек. А ко­мандиры, мать их за ногу?! Да Сталин бы за такое дело без суда и следствия!

Все верно ты говоришь, отец. Но плачем не по­можешь.

Теперь на одного Господа Бога надежда... Круго­вая порука. Все куплено. И всех купили.

Моих друзей, к примеру, не купили и не купят.

Много ли вас? Раз-два и обчелся!

Нас мало, но мы в тельняшках, — улыбнулся Филя.

С охраной ездит Венька-то, — кивнул на особ­няк отец. — Как министр! Он парень-то ничего. По­шел как-то разговор о комбикорме, на следующий день, гляжу, грузовик подлетает! Теперь поросятам моим не жизнь, а малина! И денег не взял Венька-то... Я так думаю, он твое добро помнит, сынок.

Пойду будить Демидыча, — поднимаясь, сказал Филя.

Где-то около десяти утра к дому Агеевых подлетела иномарка. Из машины вышел Венька Зуб. А Филя и Де­мидыч стояли на крыльце, готовые к отъезду.

Здорово, спаситель! — с полдороги закричал Венька.

Давно дело было. Действительно, спас Филя от вер­ной смерти своего бывшего дружка. Нырнул Венька в Дон, ударился головой о корягу и пропал. Нашел его Филя в мутной воде минут через пять, еле вытащил, как умел, начал откачивать, делать искусственное ды­хание, дышал рот в рот. Ожил Венька.

Побыл в доме Венька недолго. Махнул за приезд, припомнил кое-что из прежних лет и, подмигнув Филе, кивком позвал следовать за собой.

Ты куда намылился, такой красивый? — спро­сил уже на крыльце, оглядывая бывшего дружка, оде­того в серый, отлично сшитый костюм.

Хотел к тебе. Может, к Пальцу или Клыку? Рва­нем вместе?

Я тебе ничего не говорил, а ты не слышал. Ни к Пальцу, ни к Клыку ездить не советую. Ты понял меня, Филя?

Взгляд Веньки Зуба был мрачен и серьезен.

Будь здоров, Веня, — помедлив, ответил Филя и направился в дом.

Чего это ты такой смурной? — встретил его воп­росом Демидыч.

Поехали, Демидыч, — не ответив на вопрос, ска­зал Филя.

Ну, Штирлиц! Ну, молодец! — расхаживая по комнате и поглядывая на Филю, саркастически при­говаривал Грязнов. — Учись у ворья, мужики! Один секунд — и расколол!

Ты не дослушал, Грязнов, — встал на защиту своего товарища Голованов.

Я что слушать? На него раз глянешь и сразу поймешь — с Лубянки! Они там все в сером!

Мужчины все разом потянулись за сигаретами.

Что он тебе вякнул, этот депутат? — отходя от обуреваемых его чувств, потеплел Грязнов.

Не посоветовал ехать к Пальцу.

И все?

Все.

Предупредил, видать, по старой дружбе?

Выходит, так.

Кумекайте, мужики, кумекайте! — оглядел «волков» Слава. — Что ему стало известно, этому Пальцу...

То, что мы здесь. В Воронеже.

Мы не одни здесь. Сегодня СОБР прибыл.

У собровцев Фили нет, — встрял в разговор Голо­ванов.

Дошло, — подумав, ответил Грязнов.

Кто-то из троих капнул. В «рафике» было двое, водитель и капитан... — сказал Голованов и вопроси­тельно посмотрел на Славу.

Да нет, мужики. Вместе работали. Ничего тако­го не замечал.

Когда?

Лет пять-шесть прошло...

Срок, — сказал майор. — В «рафике» мы же не распинались, кто такие, откуда и зачем.

Анекдоты травили, — вставил кто-то.

Про баб! — добавил другой.

При всем желании, если кто-то из двоих капнул, ничего существенного он передать не мог. Но если Филю предупредил его бывший под ельничек, значит, дело нешуточное. Ты же сам, Грязнов, говорил, что Зуб этот — правая рука Пальца.

Слава задумался. История и в самом деле непонят­ная. Не хотелось ему думать плохо о полковнике За- рецком, но обстоятельства подталкивали.

Черт его знает, браточки, — неуверенно произ­нес он. — И верить неохота, и не верить нельзя...

Он мне сразу не показался. А у меня на людей глаз — ватерпас!

И ты ему не показался.

Рыбак рыбака видит издалека! — весело отозвал­ся Голованов. — Еще бы я ему показался. Я на него, падлу, как глянул...

Ну ладно, ладно! — прервал майора Грязнов. — Выясним. Сидите и не дергайтесь. Ждите.

На следующий день после похорон Лариса Ивановна позвонила Турецкому и попросила приехать к ней на квар­тиру в восемь вечера. Александр оказался в затруднении. С одной стороны, было просто по-человечески несвоевре­менно допрашивать женщину, только что похоронившую мать, с другой — пришло время поставить точку над «i». Он, разумеется, тактично предложил перенести встречу на более поздний срок и встретиться в следственной час­ти, но вице-премьер суховато ответила, что ее мать скон­чалась пять дней назад и она уже отплакалась. Теперь можно и закончить затянувшуюся историю.

Без пяти восемь Турецкий подъехал к дому в Крылат­ском, где проживали члены правительства, предъявил ох­ране свое удостоверение, охранник сверился со списком приглашенных, и ровно в восемь следователь подошел к дверям квартиры вице-премьера Стрельниковой.

Квартира ее не была роскошной, как ожидал увидеть Александр, а была обычной четырехкомнатной, правда с улучшенной планировкой, чем, впрочем, сейчас никого не удивишь. Обставлена стандартной мебелью, но хоро­шего качества, новой, будто только что привезенной из мебельного магазина. Здесь совершенно не чувствова­лось уюта. Странно, но будто вселился сюда человек как бы на время, как в гостиницу, поживет и вот-вот уедет.

Здравствуйте, Александр Борисович, — протя­нула руку вице-премьер.

Добрый день, Лариса Ивановна.

Прошу в гостиную.

Стол был сервирован на двоих. Стрельникова была одета не в темный траурный костюм, а в нарядное, даже игривое платье, плотно облегающее ее стройную фигуру. «Да, — подумалось Александру, — плакать­ся в жилетку она не будет. Ну и характерец. Действи­тельно, воскресшая Мата Хари».

Вино, кофе, чай? Или вы пьете что покрепче?

Кофе.

Давно хотела познакомиться с вами, — улыбну­лась Лариса Ивановна. — Слышала много, но вижу вас впервые.

Если бы был другой повод для знакомства, — вздохнул Турецкий.

А вы донжуан, Александр Борисович!

Моя помощница говорит то же самое, правда, резче. Называет меня бабником.

Как, кстати, она поживает, я имею в виду Ли­лию Васильевну?

По-моему, очень хорошо.

Так, может быть, и начнем наш разговор с этого, со статьи следователя Федотовой? — перешла к делу вице-премьер.

Начать можно с чего угодно. Со статьи, со зна­комств, с женского движения, которым вы, Лариса Ивановна, руководили, с индустрии развлечений, но придем-то мы к одному вопросу, ради которого я и согласился на встречу с вами.

Могли бы и не согласиться?

Мог, и это вам хорошо известно.

Да, я знаю о документе, подписанном генераль­ным прокурором. Вам разрешено меня допросить.

Я не сомневался в вашей информированности.

Прокуроры приходят и уходят.

Как и вице-премьеры, — улыбнулся Турецкий.

Неужели вы так сильны, Александр Борисо­вич? — помолчав, спросила Лариса Ивановна.

Не будем отвлекаться, — открывая свой кейс, ответил Александр. — Прочтите вот это.

А что это такое? — заметно смутилась Стрельни­кова.

Копия предсмертного письма Андрея Андрееви­ча Васильева.

Читала Лариса Ивановна медленно, внимательно, но какого-либо волнения, а тем более смятения на ее лице не появилось. Отложив письмо, она неторопливо нали­ла полный стакан вина и выпила.

Я прочла, и, как вы заметили, внимательно. За­черкнутые строчки вы, конечно, расшифровали?

Пожалуйста.

«Теперь ненавижу. Дьявол в юбке, существо без­жалостное, бесчеловечное, не знаю кто, но не человек. Убежден, что если умру...»

Лариса Ивановна прочла почему-то вслух, посмот­рела на следователя и покачала головой:

Он был не в своем уме.

Нет. Он был слишком взволнован, — возразил Турецкий.

«Убежден, что если умру...» Он повторяется.

Он возвращается к прежней мысли.

«...что, если умру, главным убийцей будет вице- премьер России. Как жаль Россию, как невыразимо обидно, что на высоком правительственном посту сто­ит преступница...» — дочитала Лариса Ивановна и по­ложила бумаги поверх письма. — Он сумасшедший.

Андрей Васильев никогда не стоял на учете в психиатричке, — сказал Турецкий.

Дорого бы я вам заплатила за это письмо, но слышала, вы не берете взятки, — помолчав, прогово­рила вице-премьер.

Правду говорят, есть такой грех, — улыбнулся Турецкий.

Оно, письмо, правда, не имеет доказательствен­ной силы...

Почему же? Если этот документ будет подтверж­ден иными доказательствами различного рода, свиде­тельскими показаниями пока еще живущих людей, до­кументами и так далее, это письмо сыграет свою роль.

Откуда звонил мне генерал Пестов?

Из следственного кабинета.

И вы находились рядом?

Разумеется, я проводил его допрос.

Генерал закукарекал? — усмехнулась Лариса Ива­новна.

Сразу видно, что вы заканчивали юридический. Закукарекал. И не только он, Лариса Ивановна.

И кто еще?

Позвольте мне до поры до времени не перечис­лять всех лиц, давших изобличающие вас показания.

Я смотрю, вам многое известно?

Помнится, точно такой же вопрос мне уже кто-то задавал... А чуть ли не полковник Саргачев!

И что вы ответили?

Я ответил: мне известно почти все.

Я спрашиваю о себе лично. Что вам известно обо мне?

О вас мне известно гораздо больше, чем о полков­нике.

Предлагаю вам прекратить против меня уголов­ное преследование или же передать дело другому сле­дователю. Вам, как лицу, заинтересованному в исходе дела...

Ни того ни другого я не сделаю, — перебил Ту­рецкий.

А если вам прикажут?

Кто?

Предположим, ваш генеральный прокурор?

Он не сделает этого. Отказал же премьер вам в освобождении Пестова, когда его попросили о письме на имя генерального прокурора.

Почему мне? — раздраженно спросила женщи­на, вновь наливая вина.

Хорошо, — легко согласился Турецкий. — Пусть не вам. Другому. Но факт-то налицо. И вообще, Лари­са Ивановна, меня пока мало интересуют уголовные дела, связанные с генералом Пестовым, полковником Павловым, Ефимом Фишкиным, Поповым-Городецким и вором в законе Ваней Бурятом. Я расследую убий­ство Роберта Веста, точнее, Андрея Васильева. И я до­веду это дело до конца, то есть до суда.

Вам не страшно, господин Турецкий? — помол­чав, спросила вице-премьер.

Опять угрозы! — улыбнулся Александр. — Вол­ков бояться, в лес не ходить.

Вы назвали опасное имя...

Бурята? Это кличка. Как у собак.

Теперь мне ясно, что вы многое знаете. Слишком многое...

«Он слишком много знал!» Так говорят в плохих фильмах после убийства того, кто много знал. Вы зна­ете, Лариса Ивановна, меня никто никогда не тронет. Скажу больше, не тронут и мою семью. У меня много друзей. Они найдут тех, кто приготовился к убийству, и уничтожат. Это в случае, если меня тронут. В ином случае я лично уничтожу эту мразь. И это они знают. Должны знать!

Кто «они»?

Убийцы, мафия, в том числе и Ваня Бурят.

Вы говорили про доказательства. Может, вы пе­речислите их?

Я веду неофициальную беседу. Я пришел по ва­шему приглашению, о доказательствах мы поговорим в прокуратуре.

Мне рассказывали о вас как о любителе острых ощущений. Но в данном случае вам приходилось лишь ждать, когда вам разрешат меня допросить. Так что вам останется лишь ждать, ждать и ждать.

Вы правы. Я сам поражаюсь своему терпению, — широко улыбнулся Турецкий.

И чего вы хотите дождаться?

Окончания следствия, судебного процесса и на­казания.

Не исключаю, что вам удастся завершить след­ствие, но соответствующего наказания не последует.

Я не кровожаден, Лариса Ивановна. Для начала достаточно и того, что вы не будете занимать свою дол­жность. Сейчас я на большее не рассчитываю, учиты­вая ваше высокое положение... А что потом, увидим.

И правильно делаете!

Хотя может случиться всякое, — договорил Ту­рецкий.

Что вы имеете в виду?

Слабых не любят. Как правило, их добивают, На вас могут навешать то, в чем вы и не виновны.

Кто?

Ваши подельники. Каждому дорога своя шкура. А тут такой случай! Почему не воспользоваться, если дело, повторяю, при вашем-то положении, можно спу­стить на тормозах?

Вы тоже перешли на уголовный жаргон...

Так дело-то уголовное.

Мало ли кто еще может написать подобную дре­бедень! — встряхнула листами вице-премьер. — «Глав­ный убийца... Ненавижу... Преступница...» Явный ши­зофреник! Да он и был шизофреником.

Этот шизофреник сделал вас богатой, хотя и до него вы были не бедны. И потом, говорить о человеке, которого вы приблизили к себе, сделали его, так ска­зать, собственным корреспондентом, не считая офици­альной его должности спецкора телевидения, к назна­чению которой вы тоже приложили руку, и, наконец, о человеке, который вас истинно, по-настоящему лю­бил, — говорить так, по меньшей мере, неприлично.

Вы считаете меня богатой? — усмехнулась Лари­са Ивановна.

В мире все относительно, — уклончиво ответил Турецкий.

Деньги, получаемые от индустрии развлечений, пойдут на строительство Диснейлендов для детей.

Прошло немало времени с тех пор, как этот про­ект был утвержден. Однако ни в одном из городов и духа нет каких-то там Диснейлендов!

А в Петербурге? Расчищена площадка, завезены стройматериалы...

После провала на выборах Собчака строительство остановлено. И вообще, Лариса Ивановна, неужели вам не известно, что проект по Диснейлендам закрыт? И вероятно, навсегда. — Турецкий достал из кейса лист бумаги. — Вот, кстати, копия постановления прави­тельства о запрещении этого строительства.

Вы хорошо подготовились для беседы... Но день­ги на все это не у меня, а в банках России.

Не все. Далеко не все. Но тоже немалые. Они крутятся, приносят огромный неучтенный барыш.

Мне?

Вам, и не только. Также тем, кто на вас вот-вот будет вешать всех собак.

Все это слова, слова и слова!

Да. Но поверьте, через день-два они превратятся в дела.

Надо же! «Убийца!» Как там в пословице... И муху убить, руки умыть!

Мне надлежит предъявить вам обвинение не в самом убийстве, а в соучастии в убийстве. Но ваша роль в преступлении значительна. Вы приказали, «ше­стерки» исполнили.

Для чего это мне было нужно? Подумайте. Ведь он, как вы утверждаете, сделал меня богатой! Пусть бы жил, а я богатела бы дальше! — напряженно рас­смеялась Стрельникова.

Он вам стал не нужен. Он вообще никому не стал нужен. И его убили. Непосредственным же поводом для убийства явилось последнее его посещение соб­ственной квартиры.

Лариса Ивановна закурила и требовательно устре­мила взгляд на следователя.

Вы хотите продолжения?

Да.

Мне неизвестна сцена, произошедшая между вами, Валерием Степановичем Саргачевым и Андреем

Андреевичем Васильевым, но предполагаю, что она была довольно неожиданной и по сути своей трагичной. Ви­димо, Роберт Вест наговорил такого, что у вас не оста­валось иного выбора, как убрать его. И потом, я же говорил, он вам стал не нужен.

Продолжайте, — меняясь в лице, сказала Лари­са Ивановна.

Дело в том, что компьютерная дискета с карточ­ными раскладами, которая находится у вас, не под­линная, в ней нет вестовских вариантов.

И где же настоящая?

У меня.

Каким образом она к вам попала? — вновь на­полняя бокал вином, спросила вице-премьер.

Имеется завещание Андрея Васильева в пользу ро­дителей. Сделано оно, заметьте, задолго до его гибели. Письмо это было написано сразу же после отъезда из квартиры, а вот завещание задолго. Это очень важное об­стоятельство, если учесть ваши подозрения в шизофре­нии Андрея. Его компьютер, в памяти которого заложе­ны эти варианты, наряду с документами хранился в на­дежном банке.

Лариса Ивановна медленно выпила вино, откину­лась на спинку кресла и долго смотрела в глаза Турец­кому. Взгляд был завораживающ, глубок и таинствен, и Александру, с трудом выдержавшему взгляд, снова подумалось: «Воскресшая Мата Хари!»

Уходите, — негромко приказала вице-премьер.

Турецкий взял со стола вестовские бумаги, щелк­нул замками кейса, поклонился и вышел.

Операция по передаче казино в руки отдела Павло­ва была уже на стадии завершения. Начать решили с трех городов, Москвы, Петербурга и Воронежа, памя­туя о том, что как раз в последнем, по данным уголов­ного розыска и служб ФСБ, находится большое коли­чество наркотических средств. Во все казино без ис­ключения были направлены сотрудники отдела «К» и оперативной группы Турецкого. Перед ними стояла задача ареста и допроса преступников, лишь в край­них случаях сотрудникам разрешалось стрелять, но не на поражение. Поводом для разборок должно было по­служить резкое повышение сумм, идущих в пользу отдела Павлова, на что, разумеется, люди Бурята не согласятся.

В день завершения операции в кабинет Турецкого вошел Алексей Петрович Кротов.

У меня к вам просьба, Александр Борисович.

Слушаю.

Нужно организовать встречу полковника Павло­ва с Бурятом.

По-моему, вы в курсе событий, Алексей Петро­вич... — хотел было отказать Турецкий, но, глянув на посетителя, передумал. — Кому она нужна-то?

Мне. Но и вам она будет небесполезна.

И когда?

В ноль пятнадцать. Казино «Остоженка».

За пятнадцать минут до операции?

Думаю, Павлову будет достаточно и трех минут.

В чем смысл их встречи, как полагаете, Алексей Петрович?

А вы поставьте себя на место Павлова.

Куда ни кинь, всюду клин, — улыбнулся Турец­кий. — Положение незавидное. Хотите сказать, что полковник решил пойти ва-банк?

Думаю, он отдаст половину своего состояния, толь­ко бы уйти за рубеж.

И надеется это сделать при помощи Бурята?..

Бурят ничего не делает даром.

Вы же упомянули про половину состояния. Раз­ве не достаточно?

Думаю, Павлов предложит нечто посущественнее.

Не сорвет ли эта встреча нашу операцию? — усомнился Турецкий.

За то короткое время, что будет иметься в распоря­жении Бурята, он не сможет ничего предпринять. Ему бы самому унести ноги. Или вы хотите его задержать?

Я бы с удовольствием, но у нас нет против него улик. Он может быть задержан, как и все остальные, если у него будут обнаружены наркотики.

Я убежден, что Павлов ни при каких обстоятель­ствах не сообщит Буряту время операции.

Что-то не соображу, Алексей Петрович...

Ему это невыгодно. Да, операция будет, но ког­да — сегодня, завтра, через неделю или через несколь­ко минут, он не знает. Решают наверху. Так он ска­жет. В противном случае Бурят справедливо обидит­ся, почему он не сообщил об этом раньше.

Буряту если не в ноль тридцать, то в ноль сорок будет все известно.

Это уже не будет иметь никакого значения.

Да он же немедленно пристрелит Павлова!

А вам-то до этого какое дело?

Вот те раз! — удивился Турецкий. — Он же наш главный свидетель! Без него будет трудно раскрутить это дело.

Если только поэтому... Значит, Павлов останется живым.

А вы о чем подумали?

Подумал, уж не начал ли жалеть следователь по особо важным делам паханов. А по мне — пусть себе разбираются и палят друг в друга.

Еще чего не хватало! — пробурчал Турецкий.

Вы, Александр Борисович, недооцениваете Бу­рята. Он даже не дернется. Он уйдет.

Вместе с Павловым?

Это уж как вы прикажете! Но Павлов будет при­говорен. То, что и требовалось вам доказать.

Толковый вы человек, Алексей Петрович! — ус­мехнулся Александр. — Чем эта встреча будет небес­полезна мне?

У вас будет доказательство двойной игры Павло­ва. Я постараюсь. А следовательно, прольется еще одна капля в чашу. Я имею в виду капли доказательств вины полковника. Чаша эта, правда, уже переполнена. Но эта последняя капля будет свидетельствовать о полном отсутствии какой-либо порядочности у этого человека.

Действуйте, — протянул Турецкий руку.

Грязнов в Воронеже?

Только что звонил. У него возникли некоторые проблемы.

Неудивительно, если начальник областного уго­ловного розыска повязан...

Что же вы до сих пор молчали?!

Точное подтверждение получил, — Крот глянул на часы, — ровно два часа шестнадцать минут назад.

Значит, какие-то подозрения у вас были и до точного подтверждения?

Были. К примеру, Зарецкий Сергей Иванович подыскивает квартиру в центре, которую приобретает на имя дочери Светланы, студентки Плехановского ин­ститута, а попросту «Плешки». Вероятно, это будет подарком на свадьбу.

Откуда вы это знаете?

Жених, работник МИДа, обратился ко мне с просьбой подобрать квартиру.

Подобрали?

Я посоветовал купить квартиру Роберта Веста.

Она же стоит бешеных денег!

Потому-то у меня и возникли подозрения. Чест­ный сотрудник не имеет таких денег.

И что же?

Теперь, вероятно, опер из угрозыска Воронежа капитан Мильков Юрий Дмитриевич подлетает к сво­ему родному городу. В его кармане записка, предназ­наченная для передачи Грязнову. От меня. Но вам стоит позвонить в Воронеж. Пусть Грязнов поторопится. И начнет копать.

Спасибо, Алексей Петрович, — поблагодарил Ту­рецкий и усмешливо подмигнул: — И сколько отхва­тил за посредничество?

С удовольствием отвечу, тем более что мы пере­шли на «ты», — мгновенно парировал Крот. — Суще­ствует процент.

А за встречу?

Это тайна, покрытая мраком.

До полуночи на Остоженке, — попрощался Ту­рецкий.

Как только дверь за Кротом закрылась, он поднял телефонную трубку и, посматривая в справочник, на­чал набирать код Воронежа.

Грязнов был уже в дверях, когда раздался продолжи­тельный телефонный звонок. Поднял трубку Голованов.

Турецкий, — сказал он, обращаясь к Славе.

Что-то быстро он... Да, Саня, слушаю! Та-ак... По­нятно. Записываю. Мильков Юрий Дмитриевич... Лечу!

Мой бывший участковый, — подал голос Филя.

Едешь со мной, — мгновенно решил Грязнов. — Узнаешь?

Должен. Ему сейчас больше пятидесяти.

Поехали!

Грязнов взял напрокат три машины — две «семер­ки» и «девятку», видавшие виды, но на ходу, за сот­ню выжимали, а быстрее и не надо.

Садись за руль, — сказал Слава. — И по самой короткой дороге в аэропорт!

Сделаем, — кивнул Филя.

Подъехали вовремя, как раз объявили о прибытии са­молета из Москвы. Мильков оказался невысоким мужчи­ной с хитроватыми, но какими-то очень добрыми глаза­ми, в которых читалась многолетняя житейская мудрость.

Здорово, здорово, — улыбнулся он, после того как Грязнов представился ему. — И ты здорово, атаман за­речный! — обратился он к Филе. — Не рассказывал?

Он лишнее не выплюнет, — усмехнулся Грязнов.

Знать, человеком стал, если с самим Грязновым дружбу водишь. А ты-то чего зарделся, Вячеслав Ива­нович? Заслужил, сыщик, если Крот хвалит.

Но дороге к машине он шутил, балагурил, но, усев­шись на заднее сиденье, посерьезнел.

Вот тебе, Грязнов, писулинка от Крота. Там на­писано, кто я есть такой и можно ли мне верить на слово. А слово мое такое. Погряз начальник угрозыс­ка Зарецкий по уши. Ходу ему обратно нет. Уже не вытащить. Хочешь — верь, хочешь — не верь.

Хлопцам моим тоже он не показался, — сказал Слава, читая записку. — Верю, Юрий Дмитриевич.

Дела на вышку тянут, а они или под сукном, или запутаны так, что и концов не сыщешь. Можешь проверить, если права имеешь.

Проверять нет времени.

Больше скажу, Грязнов. Не дай Бог, случится заваруха, под пули ребят поставит. Глазом не морг­нет. Потому, говорю тебе, отступа нет.

Слыхал, тут судью убили, девушку, — вступил в разговор Филя.

Как же, Настеньку. Пристрелили, твари. И он, Зарецкий, тоже руку приложил. Ведь взяли их! Те­перь где? Гуляют, поганцы!

У тебя местечко найдется, Юрий Дмитриевич? Ти­хое такое, незаметное... — подумав, спросил Грязнов.

Местечко найдется, — тоже после некоторого мол­чания ответил Мильков.

В тот же день начальник уголовного розыска пол­ковник Зарецкий бесследно исчез. Первой встревожилась жена полковника, не дождавшись мужа ночью, хотя тот, выходя из кабинета, позвонил и сообщил, что через часок-другой будет дома. Дежурный по го­роду на сообщение жены особого внимания не обра­тил, но когда утром следующего дня полковник не явился на важное совещание, которое вел сам генерал, начальник областного управления внутренних дел, со­трудники угрозыска крепко задумались. Через два часа во все отделения и посты милиции поступил приказ начальника областного УВД о незамедлительном ро­зыске исчезнувшего полковника Зарецкого.

Большой шухер поднялся в связи с исчезновением начальника угро и в рядах преступных группировок, о чем они узнали, как только поступило сообщение в органы. Крестный отец Воронежа Ленька Палец рвал и метал. «Доставить живым или мертвым» — таков был его воровской приказ.

Между тем Сергей Иванович Зарецкий находился не­далеко от места своей службы, всего-то в каких-нибудь десяти минутах ходьбы, если идти центральной улицей, а дворами — и того меньше, в небольшом каменном ам- барчике. В областных городах, даже в центре, сохрани­лись дореволюционные одноэтажные домики, — креп­кие, построенные на века, с двориками, заросшими пло­довыми деревьями и кустарником. Проживали в них коренные жители, получившие дома в наследство. В од­ном из таких домиков жил и Юрий Дмитриевич Миль­ков с женой. Был у него и крохотный дворик, на кото­ром он умудрялся выращивать огромные помидоры. В глубине дворика стоял амбарчик, каменный, низенький, совершенно незаметный с улицы из-за густой сирени, вишни и сливы. На дверях амбара висел заржавевший старинный замок на засове, который не открывали с незапамятных пор. Да и открывать было незачем, пото­му что Мильков пользовался помещением, проходя в него из своего дома, через внутреннюю дверь, о которой мало кто знал. Внутри амбарчика было уютно, всегда про­хладно, несмотря на любую жару, пахло сушеными фрук­тами, а осенью Юрий Дмитриевич заваливал помещение яблоками, грушами, дынями и консервированными при­пасами на зиму. В этом амбарчике и посиживал на ста­ром диване Сергей Иванович Зарецкий. Взяли его неза­метно для чужих глаз, аккуратно, даже прически не по­тревожили, а когда он отошел от тычка железного пальца Демидыча, то, осмотревшись, увидел улыбающегося Гряз- нова и майора Голованова. Сообразив, что кричать, возму­щаться, а тем более угрожать бесполезно, Зарецкий, по­тирая ребра с правой стороны, спокойно спросил:

Выпить найдется?

Сообразим, — откликнулся Голованов, поднимая и ставя на стол объемистую сумку.

Моя...

А то чья же? Отдыхать будешь за собственный счет!

Раскурочивай и наливай, — усмехнулся полковник.

На столе появились две бутылки «Смирновской»,

деликатесные консервные банки, икра, сырокопченая колбаса, копченая рыба.

Ты будто готовился к отдыху, —улыбнулся Голо­ванов. — Все есть.

Зарецкий налил полстакана водки, выпил, обтер губы и вопросительно посмотрел на Грязнова:

Ну и что ты хочешь, Грязнов?

Ничего.

Приволокли же меня для чего-то?

Объяснил тебе майор. Или не понял?

Кончай травить. Мы с тобой не первый год зна­комы.

Грязнов не ответил, закурил, не отрывая вниматель­ных изучающих глаз от полковника.

Может, у него появилось желание поговорить, — сказал Голованов, раскладывая на тарелки колбасу и рыбу. — Банки открывать?

Понадобится, сам открою.

Да? — ухмыльнулся майор. — Ты бычок здоро­вый. С тобой без «браслетиков» не обойтись...

Какие «браслетики»? — появляясь на пороге, про­говорил хозяин амбарчика Юрий Дмитриевич Миль­ков. — Он и сам никуда не уйдет... Да у вас полон стол! А я бабу ужин заставил готовить на пятерых!

Дмитри-ич... — укоризненно произнес Зарецкий.

То-то и оно, что Дмитрич, — ответил капитан. — Слова твои на ус намотал, а сделал по-своему. Запретил мне Грязнов показываться тебе на глаза, Сергей Ива­ныч, — обратился он к Зарецкому. — За меня боится, за жену, за детей, внуков... Я понял. Но вот пришел.

Не понимаю тебя, Юрий Дмитриевич, — сухо от­ветил полковник. — Почему ты должен кого-то бояться?

Понимаешь, — присаживаясь и наливая себе вод­ки, ответил Мильков. — И очень даже хорошо. Это ведь я тебя заложил, полковник.

Догадаться нетрудно. Только ответ придется дер­жать.

При этих словах глаза Голованова яростно вспыхну­ли, но Мильков, успокаивая, положил на его плечо руку.

Ты, Зарецкий, сколько у нас служишь? Лет пять? А я, мил ты человек, скоро сорок — и все на одном месте. Всех этих «зубов» да «клыков», уж про «кач­ков», мудаков этих скороспелых, не говорю, знаю вдоль и поперек. Да и сотрудники твои, почитай, каждый второй мой выученик. У всех мамы, папы, сестры, бабушки и дедушки. У тебя контра большая, а моя и счету не поддается!

По-моему, я всегда ценил тебя, капитан.

Верно. Не уволил. А не уволил потому, что ре­бятки мои стеной встали! Вот ты и попер на попят­ный... Я тебе, Сергей Иваныч, Ваню Крюкова, Валю Кононова, Мишу Прахова, девчушку ту, судью Настень­ку, вовек не прощу.

Это уже слишком! — пристукнул кулаком по столу Зарецкий. — Вы головой-то думаете, что говорите, Юрий Дмитриевич?! Грязнов! Ты-то понимаешь, что это произвол?! Дело же подсудное!

Время покажет, — ответил Слава.

Хорошо, сейчас вечер, ночь переждут, но завт­ра... Завтра, Грязнов, весь город поднимут! И найдут!

Труп, — ухмыльнулся Голованов.

Зарецкий глянул на майора и потянулся за водкой. Грязнов отставил бутылку в сторону.

Пить ты больше не будешь, Сергей. Отдыхай.

Не найдут тебя, полковник, — сказал Мильков. — Ребятки из розыска ко мне не придут, ежели только за советом, а преступнички твои, «качки» эти поганые, меня уважают. Очень даже уважают. Так что и вправду ложись и отдыхай. Туалет в углу, в закутке. Жратвы навалом, а водочку, уж извини, приказано убрать.

Зарецкий, оставшись один, прошелся по помещению, толкнул закрытую внутреннюю дверь, откинул цветас­тый полог, увидел кованые двери, присел и закрыл лицо руками. Нет, сдаваться он не собирался, по крайней мере, сейчас, немедленно, он пока подождет. План по изъя­тию наркотических средств был ему известен в тех пре­делах, какие позволяла должность. Адреса, откуда вы­ходили наркотики в мелких дозах, фамилии отправите­лей, получателей, далеко не всех, разумеется, но описание внешности и даже фотографии у сотрудников розыска были. Но если туда нагрянут фээсбэшники, то они ни­чего не обнаружат, а если и обнаружат, то лишь незна­чительное количество наркоты найдут у тех, кто уже засветился. Предупрежденный Зарецким, крестный отец Ленька Палец принял меры, основная часть наркотиков была переправлена в другое надежное место, хотя быв­шее помещение, где когда-то лежали целлофановые ме­шочки с «герой», охранялось так же тщательно, как и раньше. Подлетят собровцы или еще кто-то, охранники и пригласить могут: пожалуйста, гости дорогие, не же­лаете ли апельсинчиков на закусь под водочку, которы­ми был заполнен склад. Новое место, куда перевезли наркоту, Зарецкий не знал, но догадывался. Если уж сильно прижмут, он поделится своими мыслями, и это будет плюсом в его дальнейшей судьбе. Но на это он пойдет в крайнем случае, когда деваться будет некуда. Правда, припомнив Голованова, полковник несколько при­уныл, однако отчаиваться не стал и принялся за еду.

Молодому следователю из группы Турецкого Нико­лаю Афанасьевичу Чижову до сих пор не приходилось бывать в казино, и теперь он с видимым любопыт­ством переходил от одного игорного стола к другому, одновременно отмечая в памяти посетителей. Играли по-крупному! Везло одному мужчине, ставившему по­стоянно на красное и всегда на все. Вокруг него нача­ли собираться любопытствующие. Игрок снова поста­вил на красное и снова выиграл. На столике возле него стопкой лежали пачки долларов.

Сколько же он выиграл? — спросил Чижов у соседа.

Не меньше полутора миллионов. Ему надо ухо­дить. Зарвался.

И будто накаркал. Мужчина поставил на красное, но выпало черное.

Что я говорил? — усмехнулся сосед.

Обидно.

Он будет играть.

Упрямый?

Игрок, — покосился на Чижова сосед.

Было пять минут первого, и Николай направился в небольшой ресторанчик при казино, где, по его пред­положениям, должен был уже находиться Павлов, фо­тографии которого показывал Турецкий. Но Павлова в ресторане не оказалось, зато Чижов увидел Крота, си­дящего за столиком вместе с Петей Грачом. И их фо­тографии он тоже видел. Чижов подошел к буфетной стойке и заказал кофе с коньяком.

Появился полковник Павлов и присел за столик возле окна. Тут же подбежали два официанта и начали сер­вировку.

Я вроде ничего не заказывал, — сказал Павлов.

Мы вас ждали, — вежливо ответил официант.

Но вот скользнули в помещение двое парней, быст­ренько оглядели посетителей, вернулись к дверям, и тут же вошел Ваня Бурят.

Привет, — протянул он руку полковнику.

Привет.

Официант вскрыл бутылку шампанского, разлил по бокалам и отошел в сторону.

Давно не виделись, — улыбнулся Бурят, подни­мая бокал.

Давно, Ваня, давно...

Слышал, в генеральском кабинете сидишь?

Мы люди подневольные, приказали — сижу.

И где же сидит генерал Пестов? — пронзительно посмотрел на собеседника Бурят.

Почему сидит? — как бы не понял Павлов. — Мне доложили, что он в командировке.

Ты, видно, давно не встречался с госпожой Стрель­никовой...

Павлову стало ясно, что Буряту известно об аресте генерала и, вероятно, еще многое, чего не знает он, полковник Павлов.

С госпожой Стрельниковой встречается теперь дру­гой человек...

Это всем давно известно, — перебил Бурят.

Уже и то хорошо, что она не забывает тебя, — намекнул полковник.

Не забывает, — подтвердил Ваня. — Мы обща­лись почти сразу же после посещения Турецкого.

Турецкий имел встречу с вице-премьером?

Ну не со мной же! — ухмыльнулся Бурят.

Ты знаешь его в лицо?

Не знал и не хочу знать.

Видишь господина, сидящего в баре спиной? — указал глазами на Николая Павлов.

Ну.

Это следователь из его группы. Чижов — фамилия.

А что он потерял в казино? — насмешливо спро­сил Ваня, глядя в глаза Павлову. — Доись, полков­ник, доись, а то сами подоим.

Я на крюке, — признался Павлов, и у него сразу отлегло от сердца, когда решился сказать главное.

Ты меня не удивил.

Но и ты на крюке, Ваня. Тебя ожидают крупные неприятности. Не могу сказать точно когда, но со все­ми злачными местами тебе придется расстаться.

Знаешь ты все, — твердо заявил Бурят.

Павлов, конечно, знал время начала операции, но

решил в этом Буряту не сознаваться. Поэтому как можно искреннее сказал:

Не знаю.

Хорошо, — не стал настаивать Бурят. — Что ты сейчас хочешь от меня лично?

Помоги уйти за кордон. Плачу пять «лимонов».

Я помогу тебе, — помолчав, ответил Бурят, по­вернул голову, и к нему тут же подскочил один из охранников. — Позови, — Ваня кивнул на Грача.

Павлова внезапно охватило волнение. Он явно сде­лал промашку, указав на Чижова, что наверняка вы­звало подозрение у Бурята, это во-первых, а во-вто- рых, Ваня слишком уж быстро «поверил» в то, что он не знает о сроках операции, и самое главное — Бурят не задал ни единого вопроса, почему он на крюке и почему у него должны быть неприятности, словно сам знал заранее, что Павлов с ним играет. «А почему бы ему и не знать?! — мелькнуло в голове Павлова. — Лариса?!»

Иван, — решительно сказал он, — нам надо ухо­дить немедленно. Осталось шесть минут.

И снова Бурят не обратил внимания на слова пол­ковника, повернулся к подошедшему Грачу.

Петро, выведешь Анатолия Сергеевича из этого бедлама. Путь тебе известен, —вставая из-за стола, при­казал Бурят, глянул на часы. — Шесть минут, гово­ришь? Осталось пять. Успеем.

Он двинулся к выходу, и его сразу плотным коль­цом окружили телохранители, неизвестно откуда взяв­шиеся.

Хряпнем на посошок? — оглядываясь по сторо­нам, предложил Грач.

В это время поднялся из-за своего столика и Крот, тщательно вытер губы бумажной салфеткой и, не сво­дя глаз с Грача, неслышно начал приближаться к его столику.

Хорошо продумал все Ваня Бурят, уже сидевший в машине, да одного не учел: чекистской выучки пол­ковника.

Хряпнем, — легко согласился Павлов, поднимая рюмку.

Грач выдернул руку, которую держал в кармане пид­жака, и это было последнее движение в его жизни: профессионально падая, Павлов выпустил пулю из сво­его вальтера точно между глаз Грача. Стремительно метнувшийся к Павлову Крот взял его руку на излом.

Не надо, Алексей Петрович, — поморщился Пав­лов, посмотрел на окровавленное лицо Грача и усмех­нулся: — Лучше действительно хряпнем. За упокой души.

Всем оставаться на своих местах! — разнесся гром­кий голос капитана госбезопасности Захарчука, сотруд­ника павловского отдела.

Подошел Чижов, поздоровался с капитаном и знаком приказал сотрудникам убрать тело убитого, присел за столик, где уже устроились Павлов и Кротов.

Финита ля комедия, — проговорил Павлов, опро­кидывая в горло фужер водки.

Бурят из машины услышал выстрел, посмотрел на водителя.

Гони! — приказал он.

Сотрудники ФСБ и оперативники МУРа проводили ма­шину сожалеющими взглядами, они могли бы свободно задержать вора в законе, но были людьми законопослуш­ными, приказа не поступило, да и до часа «ч» оставалось еще целых три минуты. Но и сожалеть было некогда, заслышав выстрел, сотрудники, на ходу выхватывая ору­жие, бросились на точки, заранее обговоренные с началь­ством. В считанные секунды все ходы, выходы, закутки, где торговали героином, а также каморка швейцара, от­куда когда-то вышел Роберт Вест с «дипломатом», наби­тым гранатами, были перекрыты, и люди Бурята уже корчились в крепких руках сотрудников.

Надо сказать, что прозвучавший в ресторане выстрел в какой-то мере помог капитану Захарчуку, которого по­ставил в тупик ведший с ним переговоры Антон Маевский. Пока разговор шел вокруг да около, Антон помалки­вал, но когда Захарчук прямо заявил, что его не устраива­ют условия прежнего договора, надеясь услышать в ответ чуть ли не матерщину, услышал нечто совершенно иное.

Я согласен, — смиренно произнес Антон.

Но ты же не знаешь условий! — удивился капитан.

Это безразлично.

Ставка повышается в три раза.

Грабеж, но я согласен.

В три раза! — повторил оторопевший Захарчук.

Я против ветра не мочусь!

Так, — раздумывая, проговорил капитан. — Зна­чит, так...

В это время и донесся звук пистолетного выстрела.

Держать! — рявкнул капитан, кивая на Антона, а сам бросился вон из кабинета.

Было изъято большое количество героина, задержа­ны продавцы, а заодно и покупатели, почти сплошь дети внезапно разбогатевших родителей и видных де­ятелей. Попались и богатые проститутки, одна извес­тная певица и один уголовный авторитет, давно и бе­зуспешно разыскиваемый органами. Заминка случи­лась со швейцаром. Он, защищая свое имущество, успел выдернуть чеку гранаты, но разжать кулак, в котором держал смертоносный заряд, сил у него не хватило, жить захотелось. Расчистили проход к подвалу, один из оперативников осторожно перехватил кулак швей­цара, зажал, словно в клещи, подвел к дыре подвала, тихо приказал: «Бросай!» Раздался глухой взрыв. Со­трудник вытер холодный пот, посмотрел на швейцара и, надо полагать, отвел душу, потому что к «рафику» швейцар самостоятельно подойти не смог.

Когда все было окончено и казино опустело, Захар­чук прошел в кабинет директора, по-хозяйски открыл бар, достал бутылку дорогого коньяка, налил стопку, чтобы отметить удачу, но тут увидел в дверях двух молодых мужчин.

Пейте, капитан, но побыстрее, — улыбнулся один из них. — Нам некогда.

И хотя сотрудник отдела «К» улыбался, лицо его ничего хорошего для капитана не предвещало.

Операция прошла относительно спокойно. Иначе по­лучилось в других местах. Была стрельба, рукопаш­ные бои, были и жертвы как с одной стороны, так и с другой.

Через день в газетах появились сообщения о почти поголовном закрытии столичных казино.

С этой же ночи, по горячим следам, началась кро­потливая следственная работа по установлению конк­ретной вины каждого сотрудника отдела, курирующе­го индустрию развлечений.

Генерал Самсонов утром следующего дня приказал вызвать к себе полковника Павлова.

Не буду анализировать ни вашу встречу, ни ваш разговор с вором в законе, ни ваши действия. Одно скажу: хорошо учили. Задачу, поставленную перед вами, вы выполнили, так что, как и обещал, вы сво­бодны. Правда, вам придется дать подписку о невыез­де из Москвы и о явке на следствие.

Павлов среагировал мгновенно:

Нет уж! Лучше в камеру рядом с Пестовым!

Иу что ж, если вы не уверены в себе, — усмех­нулся Самсонов. — Мы можем и изменить вам меру пресечения.

Лучше в тюрьму, чем эта неопределенность.

Воля ваша, — ответил генерал, делая знак под­чиненным увести полковника.

В двенадцатом часу дня в кабинет Турецкого после его разговора с Чижовым, который в деталях передал Саше картину вчерашней сцены в казино, вошел Алек­сей Петрович Кротов.

Пожалуйста, — сказал он, протягивая крохот­ную коробочку.

Что это?

Запись разговора Павлова с Бурятом. Как и обещал.

Я уже ничему не удивляюсь, глядя на вас, но все-таки любопытно... — Чижов уже сказал, что Кро­тов к беседующим даже не приблизился. В стороне сидел с Грачом.

Их обслуживали, — помолчав, ответил Крот. — А я пришел попрощаться с вами.

Далеко собрались?

Видимо, в Италию. Жена еще не решила точно.

Вы успели жениться? Когда?

Собираюсь.

Кому-то очень повезло...

Крот вытащил фотографию, протянул Турецкому.

Дама видная, — по-мужски оценил Александр. — Все при ней... И какой чудо-ребенок! Прямо картин­ка! Конечно, когда берешь женщину с ребенком...

Это моя дочь, — перебил Кротов.

Похожа, — присматриваясь к девочке, ответил Ту­рецкий. — Особенно глазами... И когда вы все успеваете?

Мне хотелось, Александр Борисович, сказать вам несколько слов...

Минутку, — поднял трубку телефона Турецкий. — Слушаю. A-а, это вы, голубчики! Вино выдули? Ну и правильно сделали. Все, ребятки, топайте по домам! Да хоть сейчас! Будьте здоровы! Охранники Веста, — по­яснил он Кротову. — На даче прохлаждались... Так что вы хотели мне сказать, Алексей Петрович?

У вас начнутся нелегкие дни. Дела, которые вы вели раньше, были, разумеется, сложными и значи­тельными, но в них не фигурировали масштабные люди наших дней. А сейчас вы слишком глубоко копнули. И в этом ваша ошибка.

А если я копну Газпром, Норильский комбинат, ведущие банки?

Тогда у вас возникнут еще большие неприятнос­ти, — усмехнулся Кротов, помолчал и добавил: — Если Господь продлит дни вашей жизни, вы многое еще свершите. Но я-то говорю сейчас о настоящем деле. Они его остановят, затормозят, сведут на нет все ваши труды экстренными мерами, включая и самые край­ние. Для них самосохранение, а это у них называется честь мундира, превыше всего.

Кто это «они»?

Все высшие правительственные чины, включая и самый верх, — прямо ответил Кротов.

Признаться, когда начинал расследование убий­ства Кузьминского, а позже и убийство Веста, не ожи­дал подобного развития событий. Теперь и я понимаю, что скорее всего никакого показательного суда не бу­дет, но к цели-то своей я приближаюсь и кое-чего уже достиг.

Мне ясны ваши цели, и я очень польщен тем, что мне пришлось немного поработать под вашим ру­ководством, — склонил голову Крот.

Помнится, мы перешли на «ты»? — припомнил Турецкий.

Привычка — вторая натура! — поднялся Кротов, хотел было попрощаться, но передумал. — И после­днее, Александр Борисович. Вам никуда нельзя отлу­чаться из Москвы.

Вот слетаю в Воронеж и вернусь.

Для чего вы туда летите? — помедлив, спросил Кротов.

Пропал полковник Зарецкий.

Когда летите?

Сегодня. Вечерним.

Кротов сделал несколько глубоких затяжек, зату­шил сигарету.

Полечу я, — сказал он. — И прошу вас, не воз­ражайте. Вам необходимо быть здесь, в Москве!

Что тебе известно, Алексей?

Мне только что стало известно то, о чем вы ска­зали... Ты сказал. Пропал Зарецкий.

А как же Италия? — улыбнулся Александр.

Сразу после Воронежа.

Добро, — помолчав, согласился Турецкий, пода­вая руку. — Счастливо!

По прибытии в Воронеж Кротов взял такси и поехал к Юрию Дмитриевичу Милькову. Хозяин был дома.

Не успели расстаться, и опять встреча! — радушно встретил он гостя. — Проходи, Леша. Жена-а! Прини­май гостя!

И где же полковник Зарецкий? — спросил Кро­тов, когда после обильного ужина они устроились в уютном кабинете Милькова.

У меня гостит, — улыбнулся хозяин.

Лишнее, Дмитрич, — нахмурился Кротов. — Ни к чему.

В амбарчике. Самое надежное место. Ну и лихие же хлопцы у Грязнова!

Что, вагон с «герой» нашли?

С этим промашка вышла. Наводка была верная. Бывший военный склад. Кинулись собровцы, работа­ли по науке, а там апельсинчики и ящики с водкой!

Одно время переправляли и в апельсинах.

Роются. Пока толку нет. А собровцы в Москву махнули. Переругался их начальник с нашими. А зря. Наводка была верной, — повторил Мильков.

Полагаешь, Зарецкий?

Больше некому.

И что с ним думаете делать?

Грязнов говорит, пусть сидит здесь. До приезда Турецкого.

Турецкий не приедет.

Ты, что ли, вместо него?

Шуму много в казино было? — отмахнувшись от вопроса Милькова, в свою очередь спросил Кротов.

Хорошо попугали. Взяли многих. Но верхушка-то гуляет! Фээсбэшников, Леша, замели, — понизил го­лос Юрий Дмитриевич. — Всех подчистую! И в матушку-столицу. Собровцы и увезли.

Это их дела, Дмитрич. Наше дело вагон с «герой» найти... Ты что-то подсказать можешь?

Ума не приложу, Леша... Схоронить можно так, что и сами не найдут. Лес, степные балки, избы брошенные...

Ты долго не искал. Под носом начальника управ­ления поселил. Избы... Могут и в избах, да «гера»-то здесь им нужна, в городе.

Вроде разбомбили, — неуверенно сказал Мильков.

Переждут и начнут снова. В стране бурятов хоть отбавляй!

Это точно, — согласился капитан. ·

Телефон Грязнова есть?

Мильков вытащил листок бумаги, развернул и по­ложил перед гостем.

Грязнов слушает! — рявкнуло в трубке.

Добрый вечер. Ты чем недоволен?

Ё кала маны! Откуда?!

Не звонил Турецкий?

Может, и звонил. Я только вошел.

Выходи обратно. Я жду. Куда ехать, думаю, объяс­нять не надо.

Понял, Леша. Щас буду.

Через несколько минут Грязнов и нагрянул.

Дай выпить, — обратился он к хозяину.

И выпить дам, и закусить, — ответил Юрий Дмитри­евич, выходя из своей комнаты, служащей ему кабинетом.

Не нравится, Слава? — ехидно спросил Кротов. — Конечно, ты же размахнулся на десятки тысяч бак­сов, а тут — шиш!

А я, Леша, на тебя надеюсь — нашелся Гряз­нов. — Если не ты, то кто же?

Не люблю лести, — поморщился Кротов.

Я не льщу. Это тебе Грязнов говорит, а не кто-то из твоих лизоблюдов.

Ну, если Грязнов, значит, будем думать.

Турецкого, как вижу, не ждать?

У Турецкого дела более важные, чем найти какой- то вагон с наркотиками. И скажу тебе, более опасные.

Как прошло-то, нормально, в столице-матушке?

Нормально. А твои, говорят, здесь всех перепугали!

Было. Поразмялись ребятки, повеселились... Злые, как черти! Не дай Бог, сюда нагрянут. Конец полковнику!

С подносом в руках, на котором стояли тарелки с закуской и возвышалась бутылка «Смирновской» ем­костью в ноль семьдесят пять, вошел Мильков.

Полковничья, — кивнул на бутылку Юрий Дмит­риевич. — Просит. Как захожу, так и просит. Винца даю, домашнего, а водки — ни-ни. Приказ.

С полковником и выпьем, — поднимаясь, сказал Кротов. — Зачем обижать человека? Веди в свой амбарчик, Дмитрич!

Зарецкий, услышав звук проворачиваемого ключа в замочной скважине, приподнялся с дивана, а увидев вошедших, встал. Грязнов был удивлен происшедшей перемене в лице, да и во всем облике полковника. За сутки словно подменили человека. Зарецкий осунул­ся, под глазами появились черные круги, темные гла­за были налиты тоской. Но он был, как и в прошлый раз, спокоен и выдержан. Лишь один раз подвели его нервы. Не успел Мильков разлить водку, как он под­рагивающей рукой взял стакан и залпом выпил, вы­дохнул воздух и закурил, с наслаждением затягива­ясь дымом.

Теперь можно жить, — невесело усмехнулся он.

Я пошел, — сказал Мильков в надежде, что Кро­тов остановит его, но тот не остановил.

Ваше лицо мне знакомо, — сказал Зарецкий, об­ращаясь к Алексею Петровичу. — Мы не встречались?

Я вижу вас впервые. — Кротов глянул на часы. — Время позднее, а я не знаю, сколь долго продлится наш разговор...

Думаю, он будет недолог, если вы мне сообщите нечто новое, — перебил Зарецкий.

Постараемся. Начинай, сыщик, — обернулся он к Грязнову.

Операция, о которой вы хорошо осведомлены, про­шла нормально, — сказал Грязнов. — Арестованы и от­правлены в Москву полковник ФСБ Селянин, а также его подчиненные подполковник Слядников, майоры Зе- ленко, Уваров, Марков и трое ваших сотрудников.

Это был хорошо продуманный ход Славы. Об аресте, он знал точно, до поры до времени не было известно не только Зарецкому, но и самому начальнику управ­ления ФСБ Воронежа. В лице полковника промельк­нула растерянность, он потянулся за бутылкой, но Гряз­нов строго сказал:

Пить будете после разговора, полковник.

Разрешите добавить, —вступил в беседу Кротов. — В Москве арестованы из госбезопасности генерал Пес­тов, полковник Павлов, а также все их сотрудники, без исключения, имевшие отношение к казино.

Я, как вам известно, далек от дел работников безопасности, — попытался обелить себя Зарецкий.

Ваши сотрудники утверждают обратное, — воз­разил Грязнов. — Имею в виду лишь ваши связи с арестованным полковником Селяниным.

Не могли бы вы назвать фамилии моих сотруд­ников? — все еще упорствовал Зарецкий.

Могу. Но лично для вас было бы лучше, если вы их назовете сами.

Какая разница?

Большая.

Вы забываете, майор, что я все-таки начальник уголовного розыска. Называя фамилии, я делаюсь ли­цом, причастным к преступлению.

Зато вы много выигрываете в наших глазах. А признаться в преступлениях вам так и так придется.

Сидя здесь, я о многом передумал, — слабо улыб­нулся Зарецкий.

Подполковник Норицын, майоры Попов и Латкин, — не стал больше тянуть Слава.

Догадываюсь, что основную задачу ни собровцы, ни вы, Грязнов, не выполнили?

Вы правильно догадались, — сухо ответил Грязнов.

Налейте еще, — почти потребовал Зарецкий. — Полета граммов!

Полковник выпил, крепко потер лицо руками.

Ничего конкретного сообщить вам не могу, одна­ко у меня есть весьма серьезные подозрения, что нар­котики хранятся в том месте, где проживают ваши волкодавы.

В пансионате?!

— Доказательством служит то, что охранники скла­да, где должны были находиться наркотики, тоже про­живают в пансионате...

Ходят лбы, — задумчиво произнес Слава. — Здо­ровые лбы...

Это первое. Второе. Если вы заметили, пансио­нат — не какие-то хрущобы! Бывшая графская усадь­ба. Отреставрирована, приведена в порядок фирмой, ди­ректор которой имеет связи с крестным отцом Вороне­жа Ленькой Пальцем, а, как вам известно, здесь, в городе, Палец — единственное доверенное лицо Бурята. Место удобное, имеет склады — бывшие графские конюшни— такой крепости, что не взяли снаряды во время войны. И третье. Частая смена отдыхающих.

На то он и пансионат, а не санаторий, — спра­ведливо заметил Грязнов.

Поинтересуйтесь, откуда приезжают и куда уез­жают, — усмехнулся Зарецкий.

И откуда, и куда?

Из Москвы в Москву, из Петербурга опять же в Петербург, ну и так далее. Из деревень и обратно не ездят.

Грязнов вопросительно посмотрел на Кротова. Тот

кивнул.

Идите, полковник, — сказал Слава. — Ключи от машины, пожалуйста. Ваша «вольво» стоит возле уп­равления. Думаю, не надо предупреждать, что в этом помещеньице вы никогда не бывали?

У меня и без этого неприятностей будет предос­таточно, — хмуро ответил Зарецкий. — Спросить, ко­нечно, спросят, но как-то придется выкручиваться...

Вы в хороших отношениях с начальником управ­ления ФСБ?

В деловых.

Пусть он позвонит в Прокуратуру России, следо­вателю по особо важным делам Турецкому Александру Борисовичу, — сжалился над полковником Слава.

Можно идти?

Кейс не забудьте!

Зарецкий уже подходил к двери, когда Кротов его окликнул:

Сергей Иванович!

Полковник замер, потом медленно, с побелевшим лицом обернулся.

Да что с вами, полковник? — поморщился Кро­тов. — Возьмите себя в руки. Никто вас убивать не собирается. Просто я хотел передать вам привет от ва­шей дочери .Светланы.

Вы знакомы с моей дочерью?

И с будущим вашим зятем тоже. Можете не бес­покоиться, квартирка подобрана.

Какая квартирка, черт побери! — выкрикнул За­рецкий. — О какой квартирке может идти речь?!

Ожил! — рассмеялся Грязнов.

Район Арбата. Четыре комнаты. Метраж около ста семидесяти метров.

Зарецкий лишь махнул рукой и вышел.

А квартирку таки они приобретут, — прогово­рил Кротов, глядя на закрывшуюся дверь. — Счетик- то в банке на имя дочки.

На пороге показался Юрий Дмитриевич Мильков.

Отпустили? — укоризненно покачал он головой.

Не башку же ему рубить, — буркнул Слава.

А я бы срубил, и рука б не дрогнула!

Не волнуйся, Дмитрич. Все будет в ажуре! При­помним и мальчишек твоих, и девочку-судью Настень­ку... Познакомился я, Дмитрич, между прочим, с ва­шим местным начальником отдела угрозыска майором Николаем Николаевичем Смирновым. Что скажешь?

О Николе? Святой парень, вот и весь сказ.

Ручаешься?

Как за себя! Зять он мне, Николка-то!

Тогда и принять не грех, — разливая водку, улыбнул­ся Слава. — Ты мне устрой завтра с утречка с ним встречу.

Устрою.

После обстоятельного разговора с начальником от­дела угрозыска Николаем Смирновым для работы в пансионате были привлечены верные, честные сотруд­ники, с которыми, с каждым в отдельности, беседовал Юрий Дмитриевич Мильков.

8

Через три дня после затребования, а затем и изуче­ния материалов дела Пестова и Павлова директор Фе­деральной службы безопасности вызвал Самсонова, как говорится, на ковер.

Он долго перебирал листы дела, словно и не заме­чая стоявшего генерала, годами намного старше него. Наконец, словно спохватившись, пригласил присесть.

Я ознакомился с этими следственными докумен­тами, Николай Васильевич. И скажу прямо: воздадим на полную катушку!

То есть как именно на полную катушку? — по­интересовался Самсонов.

А вы думаете спустим?! — ни с того ни сего вски­пел шеф. — Или отправим в отставку — и все дела?! Отвечать будут по закону!

Теперь ясно, товарищ генерал-полковник.

Развели, понимаешь, бардак! Ворье, взяточники, хапуги! И где?! В Федеральной службе безопасности! Ни за что ни про что убивают человека?! Ну — кар­тежник! Но — человек! А на этом вашем Павлове про­сто пробы ставить негде!

«Давай, дурачок, давай, — подумал Самсонов. — Скоро выдохнешься, милый. И посмотрю я, как пе­рейдешь к главному».

И шеф действительно недолго повозмущался, потом снова уткнулся в бумаги и покачал головой:

Вот и вице-премьера для чего-то пристегнули... Знаком с Ларисой Ивановной?

Не имел такой чести, — вежливо ответил Нико­лай Васильевич.

Женщина деловая, с характером. Может, что-то и было, но не такое, чтобы уж так расписывать. Все мы не без греха.

Я, товарищ генерал-полковник, взятки не брал, счетов в заграничных банках не имею, соучастником убийств, не касающихся интересов государства, не яв­ляюсь. А уж тем более не имею знакомств с ворами в законе и не потворствую их делишкам.

Каким таким делишкам ворья потворствовала вице-премьер? — перелистнул бумаги директор. — Не вижу. Где они, эти доказательства?

Это уж надо смотреть уголовное дело, которое ведет старший следователь по особо важным делам Ген­прокуратуры Турецкий Александр Борисович.

Хорошо. Посмотрим. И в чем ее вина?

По спецдопускам и прочим документам, подпи­санным вице-премьером, перевозились наркотические средства, а точнее — героин.

Откуда?

Из Гонконга, где вор в законе установил тесные связи с триадами... Это организации типа наших мафиоз­ных структур, — пояснил Самсонов, заметив вопрос в гла­зах начальника. — Отмывались так называемые грязные деньги, то есть деньги, добытые преступным путем...

Вы слишком подробно объясняете, — с ехидцей произнес директор ФСБ.

Могу короче. Вице-премьер Лариса Ивановна Стрельникова была участником устойчивой преступ­ной группы: имела прямое отношение как к отмыва­нию денег, так и к переправке на территорию России героина, поставку которого из Гонконга обеспечивал вор в законе по кличке Бурят.

Имеются доказательства?

Имеются. Опять же в деле, которое ведет «важняк» Турецкий.

Что он за человек, этот Турецкий?

Талантливый следователь, отличный парень, не дурак выпить, — улыбнулся Самсонов. — Кстати, в свое время он вел дело небезызвестного генерала гос­безопасности Кассарина1. И оно закончилось весьма печально для генерала.

Генерал — это еще не вице-премьер, — буркнул шеф.

«Вот ты и проговорился! — с удовольствием подумал

Самсонов. — Прижали тебя, господин директор, ох как прижали! И хочется, и колется, и мамка не велит!»

Совершенно с вами согласен, — вслух сказал он.

Значит, не дурак выпить? — улыбнулся шеф.

Это не мешает его работе.

Пригласил бы. Выпили бы вместе.

Я передам ваше приглашение.

Турецкий, Турецкий... А кто такой Турецкий, ка­ков, не видывал. Любопытно... Он уже закончил следствие?

Думаю, что нет, товарищ генерал-полковник. Еще проводит следственные мероприятия.

Я переговорю с генеральным прокурором, — вес­ко сказал директор.

Закон един. И все мы слуги закона, — твердо ска­зал Самсонов.

Директор вскинул глаза на генерала.

Для всех. Это вы верно сказали, — подтвердил директор, — закон един для всех. Без исключения.

Самсонов выложил на стол еще два листа бумаги.

Список наших сотрудников в Петербурге и Воро­неже, причастных к делу генерала Пестова.

И Павлова, — добавил шеф.

Павлов — особая статья. Эти люди обвиняются, как и Пестов, в вымогательстве. Их вина тяжела, но лежит совершенно в другой плоскости, нежели пре­ступления полковника Павлова.

Все они одним миром мазаны, — пробурчал шеф, просматривая список.

Ошибаетесь, товарищ генерал-полковник, — твер­до проговорил Самсонов. — Было бы большой ошиб­кой мерить всех одной меркой. Не хотелось бы припо­минать дело об «Афганском братстве», но приходится. Тогда было наломано много лишних дров.

Вы имеете в виду попытку государственного пе­реворота во главе с генералами Агаркиным и Серым?

Так точно.

Какое может быть сравнение? — усмехнулся ди­ректор. — Здесь — какие-то мелкие вымогатели, а там — государственные преступники!

Я вынужден вам напомнить, товарищ генерал- полковник, что среди, как вы выразились, мелких вы­могателей имеется человек, стоящий на большом пра­вительственном посту.

Уж не считаете ли вы, что Лариса Ивановна го­товит государственный переворот?

Я ничего не считаю, я хочу лишь напомнить вам, что существуют перевороты, осуществляемые путем ору­жия, а также так называемые ползучие, которые дела­ются при помощи огромных денег. Вам лучше меня известно, какими финансовыми возможностями распо­лагают криминальные структуры. Вооруженный пере­ворот имеет лишь, два выхода. Или пан, или пропал!

Ползучий незаметен, но не менее, а может быть, во много крат более опасен.

Для чего тогда вы защищаете этих людей? — спросил директор, хлопнув ладонью по списку.

Я защищал некоторых сотрудников и в деле мар­шала Агаркина2, и именно по одной лишь причине: закон един для всех, как вы справедливо утверждаете.

Кажется, дело Агаркина тоже раскручивал этот Турецкий? — помолчав, задал вопрос директор.

Не только. Но он также принимал в нем непос­редственное участие.

В настоящем деле ему предоставлены слишком широкие права, — недовольно буркнул шеф, — Слиш­ком большие.

Приказ о привлечении к работе наших сотруд­ников в группу по расследованию убийства Кузьминс­кого был подписан вами, товарищ генерал-полков- ник, — напомнил Самсонов.

Убийство раскрыто благодаря чуткому руковод­ству Турецкого, — тонко улыбнулся шеф. — Пора бы и честь знать!

А вот в данном случае я так не считаю, — резко ответил Самсонов. — Турецкий вышел на такие круп­номасштабные махинации, что наша помощь ему дол­жна быть усилена. Я уж не говорю о чем-то другом, быть может, более важном, но возьмите хотя бы опера­цию с ракетами в Хабаровске. Предотвращена акция, не имеющая аналогов в мире.

Она была проведена из рук вон плохо!

Это уже другой вопрос. Но ракеты-то с атомной начинкой обезврежены!

При чем тут Турецкий? Вас послушать, так все у нас делает один Турецкий1

Все гораздо сложнее, — помолчав, ответил Самсонов, поняв, что переубедить, доказать что-либо шефу невозможно.

Мы оба с вами, Николай Васильевич, подумаем и решим, как действовать дальше, — решил директор, внезапно смягчившись. — А теперь перейдем к нашим сотрудничкам! — он хлопнул ладонью по бумагам.

Шеф многих знал лично по работе в прошлые годы, когда он занимал должность гораздо ниже, чем сейчас, ведая кадровыми вопросами отдела по Центральной Рос­сии, искренне интересовался людьми, с которыми не был знаком, вникал в подробности биографий, особен­но отмечая те или иные положительные черты челове­ка. Самсонов не то чтобы поверил шефу, но несколько успокоился, но при прощании вновь насторожился.

А я и не знал, Николай Васильевич, что вы за­щищали участников «Афганского братства», — улыб­нулся директор.

Дело давнее. Тогда, в этом кабинете, сидел гене­рал Чебриков, — ответил Самсонов.

Генерал Чебриков всегда отличался решительно­стью...

Отдел «К» имеет свой, особый статус. Так было при генерале Чебрикове, так остается и теперь, — явно намекая на прямое подчинение своего отдела высше­му руководству страны, сказал Самсонов и вышел.

Придя в свой кабинет, генерал заварил кофе по-ту­рецки и, прихлебывая обжигающий налиток, стал при­поминать разговор с шефом, стараясь понять невыска­занный, внутренний смысл беседы. Было ясно, что ди­ректор имел встречи с людьми самого высокого ранга, он мог запросто зайти и к самому Президенту, пользу­ясь правом бывшего главного охранника. Но, подумав, Самсонов пришел к мысли, что вряд ли шеф пойдет на это: слишком грязное дело. Вероятнее всего, он встре­тится с кем-то из аппарата премьера, а может быть, и с самим премьером: пятно-то все-таки на правительстве. И конечно же, было принято или уже находится в ко­нечной стадии отработка решения, каким образом смыть

это пятно. Генерал вдруг вспомнил, что директор не обошел ни одну фамилию сотрудников, причастных к делу, кроме генерала Пестова, полковника Павлова и подполковника Рябкова. Все трое имели прямое отно­шение к гибели Роберта Веста. Значит, судьба их уже решена. Но их действия впрямую касались вице-пре­мьера, как человека, отдавшего приказ об уничтоже­нии Веста. Замысел ясен как день: во что бы то ни стало отвести все подозрения от вице-премьера, хотя бы это было сопряжено с самыми решительными действи­ями, вплоть до исчезновения людей. Насторожил гене­рала и интерес шефа к Турецкому. Самсонов знал, что Александр не признает никакой охраны, но теперь он твердо решил установить за следователем по особо важ­ным делам своего рода слежку, дабы предотвратить не­предсказуемые последствия.

Вызовите ко мне подполковника Рябкова, — на­жимая кнопку микрофона, приказал он.

Назначенный несколько месяцев назад вместо ис­полняющего обязанности огромного, гориллоподобного человека, запутавшегося в неблаговидных делишках сво- » ей жены, да и в своих собственных, Генеральный про­курор России сумел в короткое время снискать уваже­ние сотрудников. Ему удалось раскрутить несколько крупных дел финансового характера, даже посадить в тюрьму бывшего ИО, но когда он занялся делами об убийствах телеведущего Владислава Листьева и отца Александра Меня, следственная машина застопорилась, хотя, казалось, уже виднелись положительные перспек­тивы. По поводу дела, связанного с вице-премьером, он был вызван в аппарат премьер-министра, где имел бе­седу с его помощником по правовым вопросам. После обычного чиновничьего разглагольствования помощник потребовал прекращения дела в отношении Стрельни­ковой, а также убедительно доказывал, что следователь

Турецкий необъективен, а потому дело следует пере­дать в другие руки, то есть иному «важняку».

Не вижу причины, — ответил генеральный.

Причина в том, что в этой неприятной истории замешана фамилия вице-премьера, — прямым текстом выдал помощник.

Ну а мы-то здесь при чем? — вдруг озлился ге­неральный. — Если замешана, будет отвечать по зако­ну. И потом, вы что, изучали дело? Вам лично извест­но, в чем она замешана или не замешана?

Дело я не изучал, — медленно произнес помощ­ник, — но вы понимаете, с кем вы будете иметь дело, кроме помощника премьера?

Пока я имею дело с помощником. Да что вы так волнуетесь? Может быть, вице-премьер не совершила ничего противоправного. Дело в производстве, уточня­ются частности, которые могут пролить свет совершенно в ином направлении.

Нам не хотелось бы, чтобы свет проливался в любом направлении.

Но генеральный уперся, ему надоело быть мальчи­ком для битья со стороны средств массовой информа­ции, надоело тыкаться в стену непонимания, фальши­вых улыбок, ласковых рукопожатий, он был человеком воспитанным, спокойным, выдержанным, но иной раз находило на него такое, что, будь перед ним хоть сам Господь Бог, он, чувствуя правду, не уступил бы и ему.

Кому это — нам? — бледнея, спросил генераль­ный. — Вы что, их величество император Николай Вто­рой? Перед вами, господин помощник, Генеральный прокурор России, назначенный Президентом страны!

Прошу извинить, — сухо ответил помощник.

Возвращения генерального в прокуратуру с нетер­пением ожидали Меркулов и Турецкий. Разговор вели в приемной, у дверей кабинета генерального.

Что думаешь, Костя? — шепнул Турецкий.

Держит оборону.

Выдержит?

Должен, — помолчав, ответил Меркулов.

В приемную вошел генеральный, знаком пригла­сил Меркулова и Турецкого к себе в кабинет, сел за стол и закурил.

Ты иди, Турецкий, и работай, — сказал он. — А ты, Дмитрич, останься. Поговорить надо.

Турецкий открыл было рот, чтобы спросить что-то, но Меркулов предупредил:

Тебе что сказали?! Иди и работай!

В веселом расположении духа Турецкий помчался в свой кабинет.

Ты чего такой веселый? — спросила Лиля Федотова.

Все по той же причине!

По какой?

Хахаля-то твоего нет! Того, что из деревни Медвед­ки Архангельской области!

Не получилось, — грустновато ответила Лиля. — Опять брошенка.

А я на что?

Ты обыкновенный бабник, Турецкий, а он обык­новенный положительный мужчина. Большая, между прочим, разница.

Но положительные, знать, не по тебе.

И бабники тоже. Иди. Тебя ждут.

В кабинете сидели молодой человек, который предъя­вил удостоверение сотрудника ФСБ, а также подпол­ковник Рябков. Молодой сотрудник протянул следова­телю конверт. В нем лежали сопроводиловка, какой- то приказ и записка:

«Саша! Бывшего подполковника Рябкова П.Г., как человека гражданского, отправляю в твое распоряже­ние. Н. Самсонов».

Вы свободны, — кивнул Турецкий сотруднику. — Спасибо.

Затем Саша прочитал приказ по ФСБ об увольнении подполковника Рябкова П.Г. по выслуге лет. Приказ был подписан задним числом, примерно за полтора месяца до убийства Веста. Генерал Самсонов шел на некоторый риск. Саша понимал, что, если уж Самсо­нов рискует, значит, на то есть очень серьезные при­чины. Поверил генерал искреннему раскаянию под­полковника, или пожалел его троих детей, или то и другое вместе, но теперь судьбу Рябкова должен ре­шать он, Турецкий.

Вы ознакомились с этим, Павел Геннадьевич?

Да. Ознакомился.

И что будем делать?

Я в вашем распоряжении.

Домой звонили?

В семье все в порядке, — ответил Рябков, с тру­дом выдерживая испытующий взгляд Турецкого.

Все живы-здоровы, значит... — раздумывая, про­говорил Александр. — Курите, Павел Геннадьевич, — протянул он пачку сигарет, заметив, что подполков­ник шарит в кармане.

Спасибо.

Турецкий взял со стала следственно-процессуаль­ный бланк, написал имя, отчество и фамилию подпол­ковника.

Распишитесь, Павел Геннадьевич, пожалуйста.

Что это?

Подписка о невыезде.

Лицо Рябкова дрогнуло, глаза подозрительно забле­стели, он быстро поднялся и подошел к окну, жадно затягиваясь сигаретой.

Простите, Александр Борисович, — снова садясь за стол и подвигая к себе бумагу, сказал он.

Сейчас вы поедете к себе домой вместе с моим следователем и понятыми, так вы уж приготовьте на­личные, о которых мне говорили, счет, цену недви­жимости, ну и так далее... Будем считать это явкой с повинной и желанием искупить свою вину перед госу­дарством.

Да можем ехать вместе!

Я занят, а с вами поедет мой помощник, — ска­зал Турецкий. — С Богом, Павел Геннадьевич!

Знаете, у Чехова есть такие слова, — с трудом выговорил Рябков: — «Если тебе понадобится моя жизнь...!»

«...то приди и возьми ее», — перебил Турец­кий. — Конечно, несколько напыщенно, но я вам верю, Павел Геннадьевич. Вы уж извините, но произнесен­ные вами слова мне приходилось слышать в этом ка­бинете не раз. Но вам, повторяю, я верю. Поэтому и не ставлю вопрос о вашем аресте.

Спасибо, Александр Борисович.

Вместе с Чижовым и еще двумя следователями под­полковник вышел. Отправился к себе домой. Раздался продолжительный телефонный гудок.

Обложили, Саша! — услышал невнятный голос Грязнова Александр.

А что с волками делают? Их обкладывают!

Кончай хохмить! Они, суки, заложниц взяли!

Выслать группу спецназа на помощь?!

Справимся сами! Все! Иду!

Казалось, все было продумано до мелочей, но сбой все-таки произошел. Догадки полковника Зарецкого оказались справедливыми. Наркотики пока не нашли, но крутые действия боевиков Леньки Пальца говори­ли сами за себя, на кой им' подставлять себя под пули, если защищать нечего.

Поначалу Грязнов, Голованов и «золотой агент» Крот решили идти на внезапное задержание лбов, разгули­вающих по пансионату, но позднее Кротов, припом­нив взрыв в Хабаровске, переменил решение.

Скрутим, морду набьем, а если ничего не най­дем, придется приносить извинения...

Извинения, — хмыкнул майор Голованов. — Мо­жет, прикажешь и задницы им подтереть?

Это первое, — продолжал Кротов, не обратив вни­мания на слова майора. — Во-вторых, можем и взлететь.

В космос? — буркнул Голованов.

Именно, — подтвердил Кротов. — Попал в точку.

Думаешь, заминировали? — спросил Грязное.

А ты бы на их месте не заминировал?

Пожалуй, ты прав, Леша. Взлетим.

И что будем делать? — хмуро спросил Голованов.

Я поселюсь в пансионате. С вами незнаком.

Да мы тебя и не узнаем, — подмигнул Голова­нов, намекая на знакомство с Кротом возле гостиницы «Интурист».

Подождем пару деньков. Может, и ребята Нико­лы этого, Смирнова, подсуетятся, — решил Грязнов.

Нужна машина, — сказал Кротов.

Держи! — бросил ключи Грязнов.

Сообщение Зарецкого о том, что пансионат нахо­дится в бывшем графском имении, сразу заинтересо­вало Кротова. Вероятно, сказалось его археологичес­кое образование. В имениях, как правило, существо­вали тайники, подземные ходы, глухие, без окон, комнаты, в которых можно было спрятать все, что угод­но. Кротов не поехал в пансионат, отлично понимая, что может привлечь внимание своими поисками. Он отправился в музей, где представился научным сотруд­ником из Москвы.

Встретила Кротова директор музея Тамара Георги­евна, пожилая седая женщина с тонкими чертами лица, одна из тех «могиканш», которые работают за совесть, получая мизерную зарплату за свое подвижничество.

Меня интересуют старинные особняки, имения, храмы, — показав удостоверение действительного члена Московского археологического общества, сказал Алек­сей Петрович.

Городские?

Загородные. Думаю, в городе вы все изучили.

Загородные мы тоже не обходим вниманием, — улыбнулась женщина.

Я заметил. Особенно бывшее имение графа Шу­валова.

К сожалению, мы не имеем к нему отношения, — нахмурилась директриса. — Теперь это частная соб­ственность.

На первый взгляд отреставрировано с умом...

Это лишь внешняя сторона медали. Заслуга на­шего архитектора. Внутри помещений исчезло мно­гое. Теперь это не дворец. Ресторан, столовая, забега­ловка— все что угодно, но не дворец.

О чем же думал тот архитектор?

А его допустили? Договор-то был, но начхать они хотели на договор, да и вообще на всех нас! — Женщина помолчала, вздохнула. — Что вас интересует конкретно?

Пожалуй, я начну с имения Шувалова.

Дальше столовой, бильярдной и зала с игровыми автоматами вас не пустят.

Меня пустят, — улыбнулся Кротов. — У вас, веро­ятно, сохранился план внутренних помещений имения?

Лежал, пылился годами, а почему-то с некото­рых пор все заинтересовались планом, — усмехнулась директриса. — Конечно, сохранился.

И кто же это — все? — навострился Кротов.

Так, к слову сказала. Исключая Виктора Степа­новича, нашего архитектора, большой интерес проявил член городской думы некто... Как же его фамилия? Да! Некто Попов Вениамин Григорьевич.

Чувствую, вы не очень-то к нему расположены...

Я местная. И он из местных.

«Новый русский»? Богатый нувориш?

— Это само собой. Он еще и бывший уголовник. Не раз судимый.

У меня есть знакомый, тоже сидел, семь лет. Теперь известный в Москве бизнесмен. И, как кричат газеты, большой благотворитель.

Газеты кричат о многом, — махнула рукой жен­щина. — Идемте в архив.

Они опустились в полуподвальное помещение, и ди­ректриса сняла с полки большую папку.

Пожалуйста, — сказала она. — Здесь не только план имения, но различные документы, письменные свидетельства и даже воспоминания дворецкого. Кста­ти, очень любопытные.

В таком случае, Тамара Георгиевна, я здесь по­сижу, с вашего разрешения?

Пожалуйста, — ответила директриса и вышла.

Работал Кротов над документами более двух часов.

Особенно его заинтересовали воспоминания дворецко­го. В них упоминались какие-то кованые ворота, вы­ходящие на волю с противоположной стороны от входа в усадьбу, описания жизни дворовых, редких наездов графа. Записки были очень поучительными, нужны­ми для специалиста-литературоведа, но Кротов обра­тил внимание лишь на ворота. Он успел с Грязновым объехать имение с внешней стороны, но, как помнит­ся, никаких ворот не приметил, а может быть, поме­шал кустарник, густо разросшийся вокруг. А вот све- женасыпанную дорогу, идущую в кустарник, он при­помнил. Крот перерисовал части плана имения, которые его заинтересовали, и поднялся к директрисе.

Спасибо, Тамара Георгиевна.

Не за что. Главное, чтобы вам пригодилось. Ра­ботали, смотрю, не тяп-ляп! — постучала по часам директриса. — Не то что этот Попов. Пять минут, и готово!

Перефотографировал?

А что с ним сделаешь? У него бумага от главного архивариуса. А ведь не положено.

И когда приходил к вам этот самый депутат По­пов? — уже собираясь уходить, как бы ненароком по­интересовался Кротов.

Несколько дней назад.

А если поточнее?

Сегодня пятница... В среду утром.

Еще раз благодарю, Тамара Георгиевна, — улыб­нулся Кротов, целуя ручку даме.

По пути к пансионату Кротов позвонил из автомата Грязнову.

Слава, мне нужен депутат городской думы По­пов Вениамин Григорьевич.

Он же лицо неприкосновенное, или это касается лишь членов Госдумы?

Он мне нужен, — повторил Кротов.

Значит, будет, — помолчав, ответил Грязнов. — Куда доставить тело?

Вы и вправду не перестарайтесь, — забеспокоил­ся Кротов.

Куда?

Буду в пансионате. Телефон узнаешь. Куда, по­думай сам. Место должно располагать к разговорам.

Понял, — ответил Слава и положил трубку.

В пансионате Кротов оформил номер, принял ванну, переоделся и подошел к зеркалу. В голове еще витала мысль изменить свою внешность, но теперь, когда он уже засветился у администратора, решение пришлось изме­нить. Он вытащил из чемодана складную трость тонкой старинной работы, разложил, надел затемненные очки, осмотрел себя в зеркале и остался доволен. На него гля­нул то ли провинциальный интеллигентный учитель, то ли человек, занимающийся неизвестно чем, но уж точно не грузчик, вполне респектабельный моложавый мужчи­на, приехавший в пансионат приятно провести время.

Кротов, выйдя на улицу, огляделся и, с любопыт­ством рассматривая дворец, каменные строения возле него, беседки, направился вдоль стены, огораживаю­щей имение. Однако далеко он не ушел, ему прегра­дила путь кирпичная кладка. Она была невысока, и Кротов постарался преодолеть стену, но тут услышал насмешливый голос:

Ты куда, дядя?

Кротов оглянулся. Перед ним стоял широкоплечий парень, одетый в темно-серый костюм и при галстуке.

Интересно, — с подобострастной улыбкой прого­ворил Кротов. — А разве нельзя?

Коли стена, значит, нельзя.

Извините.

Кротов, сопровождаемый подозрительным взглядом парня, пошел к выходу, миновал ворота и не спеша, покручивая тросточкой, зашагал вдоль ограды. Вот и густой кустарник, вот и свеженасыпанная дорога, ве­дущая в кусты. Кротов двинулся по дороге, которая утыкалась в те самые кованые ворота, которые он от­метил в чертежах и о которых упоминал бывший дво­рецкий графа Шувалова. Он успел отметить про себя, что ворота не заросли травой и, видимо, открывались, если судить по створкам: травы и кустарника на этом пространстве не было. Но лишь это и смог обнаружить Кротов, поскольку перед ним выросли двое парней — прежний, в темно-сером костюме, и мордоворот в ко­роткой кожанке.

А ты любопытный, дядя, — добродушно сказал парень в костюме.

Такова моя специальность, — очень вежливо от­ветил Кротов.

И какая же твоя специальность? — подходя по­ближе, спросил парень.

Археолог. Мои документы? Пожалуйста, — по­лез во внутренний карман пиджака Кротов.

Руки! — прошипел «качок» в кожанке и сам до­стал из кармана Кротова удостоверение. Раскрыл. — И впрямь археолог! Действительный член!

Неужели я буду вам врать, ребята? — заговорил Кротов. — По плану с этой стороны должны были быть кованые ворота семнадцатого века работы мастера Но­вожилова...

По какому плану? — не дав договорить, задал вопрос парень в костюме.

Каждое старинное имение строилось по плану, по чертежам.

Ну и что? — обратился парень в костюме к свое­му товарищу.

Действительный член... — пожал плечами «ка­чок», возвращая Кротову документ.

Гуляй, — разрешил парень в костюме. — А вот любопытствовать больше не советую.

Понимаю, ребятки, понимаю. Военный объект боль­шой секретности, — не смог не уязвить парней Кротов.

Пошел, — махнув рукой, ухмыльнулся «качок».

«Мудозвоны, светиться нельзя, а то лежали бы вы

сейчас передо мной и маму звали!» — подумал Кро­тов, а сам, оглядываясь, словно насмерть перепуган­ный, шагал прочь.

Теперь он твердо знал, что за воротами имеется не­что такое, чем следует заняться всерьез.

Ребята начальника отдела угрозыска Николая Смир­нова подсуетились, и подсуетились неплохо. Им удалось выследить и задержать «бобра», приехавшего из Екате­ринбурга, и хозяина квартиры, передавшего жителю слав­ного города на Урале полкило героина. Взяли с полич­ным. Задержанные, привезенные в отдел Смирнова, не казались удрученными, во всем признались, тем более что отказываться не было никакого смысла, и теперь с виноватым видом ждали дальнейших действий сотруд­ников, которые обычно заканчивались освобождением, а уж кто кому платил и сколько, это их не касалось. На этот раз получилось несколько иначе. Если раньше пос­ле задержания на допрос прибывали люди полковника Зарецкого, которых многие из задержанных знали в лицо то теперь в кабинете сидели сам Смирнов, одна фамилия которого у получателей «геры» вызывала отвращение, и еще какой-то мужик с нагловатыми глазами. Первым на допрос вызвали хозяина квартиры. Началась обычная тягомотина. Кроме изъятого пакета весом в пятьсот грам­мов в квартире ничего не нашли, а на вопрос, где взял «геру», хозяин легко признался, что получил на воен­ном складе от совершенно незнакомого человека.

Смирнов занес показания в протокол. От участия в преступлении хозяин квартиры отбрыкивался, как мог.

Выйди покури, майор, — не выдержал Голованов, которому до тошноты надоела ментовская тягомотина, и, когда Смирнов вышел из кабинета, Голованов взялся за дело сам. — Ты, шакал, даю три минуты. Где взял? Кто передал? Когда? Не скажешь, я с тебя скальп сниму.

И угроза подействовала.

Николай Смирнов задержался в коридоре не более пяти минут, а когда вернулся в кабинет, то увидел совершенно другого человека. У задержанного хозяи­на квартиры были испуганные круглые глаза, смот­рел он подобострастно, а когда взглядывал на Голова­нова, по лицу разливался неподдельный страх. Голо­ванов же сидел в сторонке и спокойно курил.

Продолжим? — спросил Смирнов.

Получил героин в пансионате. Вчера. Человека, ей-богу, не знаю!

Опознать сможете?

Смогу!

Что и требовалось доказать, — сказал Голованов и вышел из кабинета.

Товарищ майор, — зашептал задержанный. — Он мне скальп хотел снять!

Что-о?!

Посмотрите! — Арестованный склонил голову, и Смирнов увидел на шее, там, где начинались волосы, полоску лейкопластыря.

Вижу. Лейкопластырь. Ну и что тут такого? — приходя в себя от неожиданности, спросил майор,

Как что такого? Говорю вам...

Смирнов уже смекнул, в чем дело, и немедленно пришел к правильному решению.

Ты что, в Африку попал? К зулусам?

Правду говорю! Он же, гад...

Во-первых, он не гад, а сотрудник госбезопасно­сти. А во-вторых, ты брился и немного поранил шею. Так было? Говори!

Шею мне бреют в парикмахерской...

А на этот раз ты брился сам! Я понятно выразил­ся? — посуровел майор.

Понятно, — окончательно сник хозяин квартиры

Так и запишем в протокол, — довольно подтвер­дил Смирнов.

Когда Голованов доложил Грязнову о том, что хозя­ин квартиры получил героин здесь, в пансионате, Слава сразу понял, что они на верном пути, так как до этого выслушал сообщение Кротова. Разве что удивился Гряз­нов, отчего это так быстро раскололся получатель.

Слабак, — ответил Голованов, отводя глаза.

Грязнов хотел было сделать небольшой разгон свое­му подчиненному, но в это время зазвонил телефон.

Взяли, — прогудел в трубку Демидыч.

Вези мимо пансионата. Мы подскочим.

Тесновато...

Он не один?

Трое.

Вези. Взяли твоего Веню Зуба, — обернулся Гряз­нов к Филе, положив трубку. — Пошли, майор! А ты сиди, Филя. Не дело тебе встречаться с бывшим друж­ком. А еще лучше, посматривай-ка за Кротом. Сдает­ся мне, положили на него глаз мальчики в темно-се­рых костюмах.

Грязнов и Голованов, выехав из пансионата, повер­нули в сторону от города и через пару километров ос­тановились на обочине.

Через несколько минут подлетели иномарка, за рулем которой сидел Шура Дьяконов, и «жигули». Венька Зуб сидел в собственной машине, иномарке, а два его телох­ранителя, с «браслетами» на запястьях, — в «семерке».

Давай их в лесок, на поляночку! — приказал Гряз­нов.

На шашлыки! — не выдержал, чтобы не съяз­вить, Голованов.

Парней отвели в сторонку и даже разрешили заку­рить, а Веньку тут же огорошили вопросом:

Сразу колоться будешь или постепенно?

Смотря в чем! — ухмыльнулся Венька.'— Мо­жет, ты мокруху лепить будешь, Грязнов!

Я вроде с тобой дела не имел, — удивился Сла­ва. — Откуда знаешь?

Сорока на хвосте принесла!

Мокруху я тебе лепить не буду, а вот «гера», обнаруженная в твоих карманах, дает мне право поса­дить годика на два, на три...

Какая «гера»?

Демидыч! Был у него в карманах наркотик?

А то нет! — откликнулся парень. — И у этих тоже, — кивнул он на парней.

Ты спрашивай, Грязнов!

Где лежит героин?

Откуда мне знать? Я в думе занимаюсь совсем другими вопросами.

Чем ты там занимаешься, мы выясним. И очень скоро. А для чего ты планчик фотографировал?

Какой еще планчик?

Имения. То бишь пансионата.

Ты его, что ли, реставрировал? Или на твои башли?

Когда было-то? А ты, милок, музейчик посетил в эту среду.

Венька промолчал, о чем-то размышляя.

Слышь, приятель, — вступил в разговор Голова­нов. — Тебе ничего не говорит такая кличка, как Миша Слон?

Я деток несовершеннолетних не уважаю, — ме­няясь в лице, ответил Венька. — Я больше по блядям.

Пойду погуляю? — сказал Грязнов Голованову.

Иди, Слава, — уважительно ответил Голованов и обернулся к депутату.

Слава не мог слышать, о чем говорил майор, что он ему пообещал, но зато он хорошо услышал дикий вык­рик одного из телохранителей:

Говори, сука-а! Или я тебя сам удавлю-у!

Грязнов вернулся через несколько минут и увидал

весьма приятную картину. Венька, сидя на пеньке, писал что-то под диктовку Голованова, а Демидыч дру­желюбно беседовал о чем-то с телохранителями. Гряз­нов вытащил сотовый телефон, набрал номер.

Коля, к тебе через полчасика доставят депутата Веню Зуба и двух его «шестерок». Наркотики, Коля, наркоти­ки! Я и говорю, дело нешуточное. Пусть посидят, а там, глядишь, и еще чего-нибудь появится. Будь на проводе. Жди. Он пишет, Коля, пишет. И очень подробно.

Через некоторое время машины с Венькой Зубом и телохранителями помчались в сторону города. В доро­ге, уже на городской улице, случилось, к сожалению, непредвиденное. Депутат Венька Зуб вдруг распахнул дверцу иномарки, выпрыгнул на асфальт и уже пом­чался было к тротуару, но тут попал под встречный грузовик. Оплошал Демидыч, не пристегнул наруч­ники Зуба к своему запястью. В больнице, не приходя в сознание, Венька скончался.

Но картина теперь стала уже более-менее ясной. Со­поставив признания хозяина квартиры, Веньки Зуба, а также предположения Кротова, решили действовать немедленно. Если верить признаниям Веньки, героин находился в бывшей графской конюшне, в низком ка­менном здании неподалеку от дворца. В пансионат при­были наряды милиции, спецгруппа ФСБ, сотрудники из отдела Николая Смирнова. Подозрительных моло­дых людей быстренько изолировали, остальных попро­сили на некоторое время покинуть здание пансиона­та. Милиционеры и сотрудники ФСБ короткими пере­бежками начали приближаться к конюшне.

Кротов, Голованов, и Филя, держа наготове автома­ты, стояли с внешней стороны имения, в кустах, не­подалеку от ворот.

Со стороны конюшни донеслась автоматная очередь. Через мгновение застрекотал крупнокалиберный пуле­мет. Голованов вопросительно посмотрел на Кротова.

Стоять, — прошептал Алексей Петрович.

Стою, — недовольно ответил майор.

Снова послышалась стрельба, теперь довольно плот­ная. Так продолжалось минут пять, и снова тишина.

Внезапно ворога распахнулись и изнутри, набирая скорость, вырвался «КамАЗ». Из кузова и кабины на­угад шарахнули автоматы. Падая, Голованов успел раз­рядить свой автомат.

Грязнов! — закричал он в переговорник. — Ухо­дят, твари!

«КамАЗ» на большой скорости шел по шоссе. Сле­дом за ним, примерно в полукилометре, мчались лег­ковые автомобили. Расстояние заметно сокращалось.

Вертолет! — указал в небо Филя.

Подобьют же его, гады! — откликнулся кто-то.

И стрелять ему опасно, — кивнул на встречные машины Филя.

Запищал телефон в руках Грязнова.

Грязнов слушает!

«КамАЗ» заминирован! Грозят взорвать в посел­ке! — раздался голос Николая Смирнова. — Перед по­селком дорога перекрыта двумя комбайнами, тракто* рами! Взрыв радиоуправляем!

Понял!

Вертолет стрелять не будет!

Его самого сейчас завалят! Передай, чтобы ухо­дил выше!

Есть!

Из «КамАЗа» и в самом деле начали палить в верто­лет. Видимо, получив предупреждение, вертолет на­чал уходить вверх.

Вырвались на открытое пространство, в поле, впереди замаячил поселок, перед которым, метрах в трехстах, стояли комбайны и тракторы. Внезапно, не снижая ско­рость, «КамАЗ» свернул влево и помчался по зеленому полю к двум белым домикам, стоящим на отшибе.

Метеостанция, — пояснил Филя.

А ведь там, братки, люди могут быть, — прогово­рил Грязнов.

Одна уж вышла!

На таран?! — весело произнес Голованов. — По­мирать, так с музыкой!

Не успеем, — ответил Грязнов.

«КамАЗ» резко остановился возле домиков. Из него выскочили несколько человек и, прихватив девушку, скрылись в домике.

Тормози, — приказал Грязнов, посмотрел на дру­зей, сунул автомат Филе, вытащил пистолет. — Пой­ду разговаривать. Не впервой.

Мужчины отвели глаза, ничего не ответили. Гряз­нов не спеша подходил к домику. Оглянувшись, он увидел, как по полю на большой скорости идут не­сколько «рафиков» и легковых автомобилей. По знаку майора Голованова они остановились.

Подойдя к домику, Грязнов остановился. Окно рас­пахнулось, и в нем показался вначале ствол автомата, а потом выглянула улыбающаяся рожа.

Здорово, Грязнов!

Я-то Грязнов. А ты кто?

А ты Филю спроси! Он знает!

Клык, что ли? Дима?

Угадал. А знаешь, почему угадал?

Говорил Филя о тебе.

Он и о Веньке, кореше моем, говорил. Замочили вы Веню.

Несчастный случай. Ладно, Дима. Говори, что хочешь? Самолет, валюту и — за кордон?

Нет, командир. Дорогу освободи. Сядем и по- тихому слиняем. Догонять не надо. Поселков впереди много.

Заложница одна?

Две красавицы, одна другой краше, и старушка, божий одуванчик.

Посмотреть разреши.

Грязнов подошел к окну. В доме находились трое парней и две девушки. Одна из них сидела, уткнув­шись в ладони, вторая гладила подругу по голове, что- то шептала.

Старушка где?

Сомлела старушка! Понос прошиб! — засмеялся один из парней.

Нагляделся? — спросил Клык. — Отвали.

Не по делу ты рискуешь, Дима, — сказал Гряз­нов. — И ребят подводишь.

Ты поинтересуйся у ментов, кто они такие! Я-то, может, и не по делу, а им терять нечего.

Я тебя понял. Добавить ничего не хочешь?

Добавить? — призадумался Клык. — Любую на выбор на друга моего бывшего, Филю!

Я поговорю.

Поговори, Грязнов. Но поспеши, — покачал на ладони управляемое устройство Клык.

Возле машины стояли Николай Смирнов, командир спецназа и сотрудник МВД в штатском. Видимо, они уже обсудили положение, пришли к неутешительному вы­воду и теперь все вопросительно уставились на Грязнова.

Требует «КамАЗ» и освободить дорогу, — сказал Грязнов.

Делать нечего. Надо выполнять, — после долгого молчания произнес сотрудник МВД.

Дальше, километров тридцать, сплошь поселки.

Спецназ готов, но, думаю, количеством ничего не сделаешь, — сказал командир спецназовцев.

Голованов! — позвал Грязнов.

Я здесь, начальник!

Извините, — обратился Грязнов к командирам. — Я должен поговорить.

Он отвел в сторону Голованова, закурил.

За пахана там Дима Клык. За Филю отдает одну из девушек.

И сколько их там?

Двое. И одна старушка.

Какой разговор, командир? Филя пойдет. И схо­дит не зря, — подмигнул Голованов.

Пару секунд хотя бы продержится?

Шорох будет.

Тогда так, — глядя на домик, стоявший рядом с тем, в котором засели бандиты, сказал Грязнов. — Объедем полем, через кусты и к соседнему дому. С левой стороны видимости у них нет. Стена глухая. Филя пойдет один.

Они направились к машине, где сидели «волки».

Филипп! Помнишь, как брали «духа» возле Кан­дагара? — спросил Голованов.

Понял, командир, — ответил Филя и, к удивле­нию Грязнова, начал раздеваться.

Грязно-ов! — разнесся по полю усиленный мега­фоном голос Клыка. — Десять ментов к «КамАЗу»! Остальные могут рвать когти!

Поня-ал! — заорал в ответ Слава, обернулся в сто­рону сотрудников, но те тоже не глухие, услышали, и уже от большой группы начали отходить добровольцы.

Филя загнул тельник, и Голованов аккуратно вло­жил между лопатками товарища обоюдоострый кинжал, на острие которого был надет кожаный колпачок.

Почему именно Филя? — спросил Грязнов.

Попробуй ты!

Филя сомкнул лопатки, и кинжал плотно прижал­ся к спине.

Никто не сможет, — пояснил Голованов. — Стро­ение у него, вишь, такое...

Десять сотрудников не спеша направились к «Кам­АЗу».

С Богом, Филипп, — дрогнувшим голосом про­изнес Слава. — Поехали!

Сели в машину и сотрудники, и, пользуясь их при­крытием, «семерка» с «волками» помчалась по полю, свернула в перелесок и через минуту уже притормозила возле домика. В доме находились мужчина и женщина.

Что случилось, товарищи? — сразу кинулся к прибывшим вооруженным людям мужчина.

Все нормально, отец, — ответил Голованов, глядя на глухую стену соседнего дома, неясно различавшуюся сквозь густой кустарник и плодовые деревья. — Метров пятнадцать, не больше, — обернулся он к товарищам.

Кустики, деревца, — прогудел Демидыч. — Са­мое оно, командир.

Грязнов подошел к окну. Филя неторопливо шагал по полю. Сотрудники стояли возле «КамАЗа», перего­варивались о чем-то, курили. Грязнов, заметив теле­фон, спросил:

С Москвой связь имеется?

По коду. Код рядом с телефоном.

Ручки-то подними, Филя! — прогремел голос Клы­ка. — Через окно или, как гостя дорогого, через дверь?

Лучше через дверь. Я пришел, Дима. Девушек и старуху отпусти. Что тебе, трупов мало будет? — кив­нул на сотрудников Филя.

Заходи через дверь. Потолкуем.

Филя начал обходить избу и скрылся из глаз Грязнова. «Волки» бесшумно выскользнули из второго дома. Бро­сился было за ними и Слава, но Голованов остановил его:

Ты уже поработал, Вячеслав. Теперь наше дело. Извини.

Грязнов вернулся в комнату, присел и машинально набрал московский телефон, успев сказать несколько слов Турецкому.

Тем временем Филя вошел в дом. Один из бандитов сноровисто прошелся по его бокам и ногам.

Пустой, — обернулся он к Клыку.

Проходи, Филя.

Чего медлишь, Клык? — кивнул на девушек, сидящих в обнимку на одном стуле, Филя. Клык по- думал-подумал и махнул рукой:

Пусть посидят.

А где старушка? — помолчав, спросил Филя.

Здеся я! Здеся-а! — откликнулся женский голос откуда-то из угла.

Будь мужиком, — снова указал глазами на деву­шек Филя, приближаясь к главарю.

Здорово, Филя! — протягивая бывшему своему дружку руку, широко улыбнулся Клык, но глаза его не улыбались.

Здорово, Дима.

Филя внезапно пригнулся, кошачьим движением вырвал из-за спины кинжал, развернул Клыка в сто­рону бандитов, одновременно с маху саданув ногой по стулу, на котором сидели девушки, и встал так, что

прикрыл собой и Клыком девушек, оказавшихся в углу комнаты. Клык почувствовал на своей шее слабый укол.

Не стрелять! — успел крикнуть он, но очередь, пущенная одним из бандитов, уже распорола тишину.

Тело Клыка обмякло. И мгновенно сквозь окно по­лоснула по бандитам другая автоматная очередь. С гро­хотом вылетела выбитая дверь, в комнату ворвались «волки». А через несколько секунд вбежали Грязнов и сотрудники, стоявшие раньше возле «КамАЗа». Гряз­нов посмотрел на тела бандитов, на девушек, все еще жавшихся в углу, на старуху, потерявшую речь от стра­ха, и проговорил:

Н-да, это работа, — глянул на Филю, искавшего что-то на полу, и спросил: — А ты чего ищешь?

Колпачок.

Какой еще колпачок?!

Да вот, — указал глазами на кинжал Филя.

Тьфу! — сплюнул Слава. — Ты бы лучше устрой­ство поискал! Управляемое!

Филя молча подал Грязнову радиоуправляемое уст­ройство. Слава взял лежавший на подоконнике мега­фон, и по полю понесся его зычный голос:

Подкатывай, ребята! Порядок!

Чуть позднее «волки» стояли недалеко от «КамА­За», в кузове которого колдовал минер.

Двадцатитонник, — сказал Демидыч, кивнул на грузовик. — Неужто полон?

Друзья промолчали. Показался минер, держа в ру­ках мину, оглядел собравшихся и удивленно произнес:

Пустая...

Голованов прыгнул в кузов, распорол ближний, из твердого целлофана, мешок, захватил горсть белого по­рошка, понюхал, лизнул языком и пустил по ветру.

Мел! — крикнул он, а следом выдал такое руга­тельство, что даже видавшие виды сотрудники пере­глянулись.

Грязнов тоже черпнул ладонями порошок и тоже понюхал.

А где же Крот? — помолчав, спросил он.

Алексей Петрович Кротов, после того как началась заваруха, кинулся вслед за другими к машинам, но на полпути, заметив машущего руками капитана Милькова, остановился.

Зарецкий убит! — с ходу выложил капитан.

Кротов вытащил «Беломор» и закурил.

И стоял-то далековато. Во-он у того дерева. Шаль­ная пуля.

Бог шельму метит, — равнодушно ответил Кро­тов. — Много жертв?

Убитым один он оказался, Зарецкий. Четверо' раненых.

И куда попала эта шальная пуля?

Да прямо между глаз!

Бывает, что и шальная туда попадает. Редко, но бывает.

Это точно, — согласился капитан. — Ты чего смурной?

Возьми-ка пару ребят, — глядя на здание ко­нюшни, сказал Кротов. — Сходим посмотрим. Подняв­шись в помещение, откуда стреляли бандиты, Кротов первым делом направился к стене, противоположной входной двери, внимательно пригляделся к обоям, по­гладил.

Дверь, — сказал он. — Давай, парни.

Стена от ударов лишь гудела, но не поддавалась.

Взорвать, что ли? — предложил Мильков.

Пошли, — приказал Кротов, выходя из комнаты.

Они вышли за ворота пансионата. Кротов нырнул в

кусты, следом за ним последовали Мильков и парни. Дверь, кованная железом, была распахнута. Все чет­веро вбежали в просторное помещение, оказавшееся гаражом. Стояли несколько легковых автомашин, че­тыре «рафика» и две «газели».

Все машины проверить!

Дмитрич! «Рафик» закрыт! — крикнул один из парней.

Ломай!

Машины были взломаны, проверены, но наркоти­ков в них не оказалось.

Надо разыскать кого-нибудь из работников гара­жа, — сказал Кротов.

Живо! — глянул на парней капитан.

Кротов присел и снова закурил.

О чем думаешь?

Обвели нас, по-моему, Дмитрич, — не сразу отве­тил Кротов. — Сам посуди. На кой хрен держать нарко­ту в двадцатитоннике? Ну, есть у них триста — четыре­ста килограммов, пусть полтонны! Так она и в «рафик!» войдет! Или вон в «газель»! Промашку я дал, Дмитрич.

Парни привели работника гаража, пожилого лысо­го мужчину, минут через пятнадцать.

Долго вы трудились, ребятки, — укорил их Дмит­рич.

Вы кем здесь работаете? — обратился Кротов к мужчине.

Слесарю. Мало ли у кого чего полетит...

И часто слесарите?

Каждый день!

Каких машин здесь нет?

Сразу не скажешь... Они же не стоят. Ездят. Две были безвыездные. Громила этот, «КамАЗ», и «газель». Она в отдельном месте стояла.

Где?

А эти нас не прижучат?

Кто — эти?

Не понимаешь? Мордовороты.

Пошли, — поднялся Кротов.

То было не отдельное место, то был прекрасно обо­рудованный гараж с калориферами, кондиционерами и отличной мебелью, рассчитанный примерно маши­ны на четыре, закрытый поднимающейся металличес­кой дверью. Теперь гараж пустовал.

Здесь и стояла «газель»? — спросил Крот.

Здесь. И две директорских. Джип японский и «ауди».

Спасибо.

Только я вам ничего не показывал и не гово­рил, — опасливо оглядываясь, сказал слесарь.

Само собой.

Начальник ГАИ здесь? — подождав, когда сле­сарь уйдет, обратился Кротов к Милькову.

Был.

Кротов направился не к распахнутым кованым две­рям, а к узкому коридору, слабо освещенному элект­ричеством. Вышли к закрытой на металлический за­сов двери, а когда открыли, то оказались в комнате, откуда бандиты вели обстрел.

Начальник ГАИ нашелся быстро, а через несколько минут, когда Кротов объяснил ему обстановку, всем постам был отдан приказ задерживать все без исклю­чения «газели» и японский джип стального цвета, в случае сопротивления стрелять на поражение.

Время тянулось медленно. Позвонил Грязнов и, ма­терясь, сообщил, что в «КамАЗе» оказались мешки с мелом и известью.

Наконец пришло сообщение, что подозреваемые ма­шины идут по Ростовской трассе, прошли Красный Лиман, на требование сотрудников ГАИ не останови­лись, приближаются к селу Московское, прут со ско­ростью под сто пятьдесят. Гаишным «жигуленкам» де­лать нечего.

Вызывайте вертолет, — обернулся Кротов к на­чальнику ГАИ.

Сверху, из кабины вертолета, Кротов хорошо мог видеть стального цвета джип и «газель», плавно обго­нявшие остальные машины.

Красиво идут, — услышал в наушниках голос начальника ГАИ. — Вася, ну-ка вдарь по обочине воз­ле джипа!

Есть! — откликнулся летчик.

Вертолет резко клюнул носом, пошел на снижение, и пули крупнокалиберного пулемета, поднимая пыль, пропороли гравий с правой стороны джипа. Некоторое время машины шли на прежней высокой скорости, но потом «газель» начала снижать ход. Проехав с кило­метр, она резко свернула на проселочную дорогу. Джип остановился.

Поднимайтесь выше, Василий, — спокойно ска­зал Кротов. — Сейчас взорвут.

Кого? — задирая нос вертолета и набирая высо­ту, спросил летчик.

«Газель».

Кто?

Те, что сидят в джипе.

И точно, через несколько мгновений раздался силь­ный взрыв, в небо взметнулось пламя.

Джип развернулся и понесся в обратную сторону, но вскоре свернул и прямо по полю полетел к недале­кому лесу.

Не дай уйти в лес, Вася! — крикнул началь­ник. — И теперь чесани не по обочине! Вдарь по блат­ным их харям, Вася!

Есть! — откликнулся летчик.

Вертолет вошел в пике. Пули крупного калибра настигли джип почти возле самого леса. С шоссе свер­нули в поле к застывшему джипу две гаишные ма­шины.

Кротов оглянулся на горящую «газель». Розова­тое пламя разрасталось, тянулось в небо, и уже на­чали останавливаться машины, выходить на обочи­ну люди.

«Миллиарды горят! Какие состояния!» — равнодуш­но подумал Алексей Петрович Кротов.

9

Крепко ударили по карману Вани Бурята операции ФСБ, приведшие к закрытию казино, пропали и мил­лиарды, которые могли быть выручены на продаже героина, сгоревшего в автомобиле «газель» в пятиде­сяти километрах от Воронежа. «Империя» содрогну­лась, но устояла. Шли деньги от рэкета, торговли спир­тным, табачными изделиями, исправно платили «на­лог» коммерческие структуры. Удар последовал с неожиданной стороны, от крестных отцов. После всех вышеперечисленных событий был немедленно созван большой сход. Бурят понимал, что разговор будет се­рьезным, пришлось ему ограничить на время средства, направляемые в общак, а этого крестные отцы не при­знавали. Им до фени было, что туговато стало у Буря­та с наличными, поскольку большие деньги были вло­жены в дела, им хоть сдохни, но положенное выложи, а потому они невнимательно выслушали Ванины оправдания, а обещаниям со временем вернуть в кассу общака все недоданное плюс проценты, так сказать, за вредность, просто не поверили. «Не-е, Ваня, не пой­дет, — гундел Крест. — Мы с тебя лишнее не берем. Свое требуем, законное. Ты каких людишек себе под­бираешь, Ваня? Фраерок твой, Павлов, ссучился! И эта зассыха, вице-премьерша, тоже скоро ссучится. По­мяни мое слово! Потому ей деваться некуда. А для нас главное — людишки наверху. Мы даем, они берут, а коли берут, пущай работают. Мы за тебя, Ваня, голо­совали единогласно. Берись, руководи, веди вперед, понимаешь, к светлому будущему! А ты куда привел? Скоро без штанов ходить будем! Найди другую такую дойную корову! Такое большое дело угробить... Нехоро­шо, Ваня». Следом за Крестом в ту же дуду задудели Калган с Шаманом, и другие поддержали. Молодые, грамотные молчали, хотя и понимали нелегкое Ванино положение, и даже верили его обещаниям вернуть с процентами утерянное, но молчали, а молчание, как известно, знак согласия. Правда, замолвил слово за Бу­рята петербургский авторитет Федор Кирпич, но его слова пропустили мимо ушей, да и на самого-то Кирпи­ча уже давненько катили бочку за его частые выступ­ления по телевидению, в которых он, по мнению мно­гих, молол лишнее. В конце концов Ваня рассвирепел, послал всех далеко-далеко, свистнул телохранителей и укатил в свою деревню Тишину.