Разрешите? — потянулся к пачке сигарет Турецкий. — Хотел отвыкать, да где там... — Он прикурил от зажигалки, предупредительно зажженной шефом, с наслаждением вдохнул ароматный дым„ — Сведения, конечно, точные?
Можете не сомневаться.
Вам известно, где сейчас находится господин Павлов?
В Соединенных Штатах. — Господин Би хитровато прищурил глаза. — И тоже непонятно, какая связь может существовать между полковником безопасности и обычным карточным шулером?
Казино входит в сферу его деятельности, — припомнив слова Саргачева, ответил Турецкий.
Да, конечно, — легко согласился господин Би. — Вас не удивила моя просьба побеседовать наедине?
Не особенно. Я действительно очень старался быть внимательным при чтении документов, но, к сожалению, не нашел ни строчки о встрече Саргачева с господами Каном и Ивановым.
В нашей работе, как вам хорошо известно, немалую роль играют особые обстоятельства.
Я так понимаю, что спецслужбам Гонконга господа типа Джека Кана не по зубам? — задал прямой вопрос Турецкий.
Господ типа Джека Кана не существует. Он один. Кстати, какое впечатление он произвел на вас?
Самое хорошее.
Вот и на меня он производит самое хорошее впечатление, — довольно улыбнулся шеф.
Он произвел бы прекрасное, если бы мне не было известно, что он стоит во главе мафиозных структур Гонконга, связанных с наркотиками и торговлей оружием.
Что зазорного в том, что господин Кан торгует оружием?
Смотря каким.
Господин Би долго и пристально смотрел в глаза собеседника, встал и, дымя сигаретой, начал расхаживать по кабинету, потом резко остановился.
Я, как послушный чиновник, подчинюсь любому законному правительству, которое придет на смену нынешней власти. Но я приложу все силы, чтобы смена произошла бескровно или хотя бы с малой кровью. Для этого нам нужна, необходима помощь ваших спецслужб.
Признаться, не вижу связи...
Мы всерьез обеспокоены безмерным, беспрецедентным обогащением гонконгских воротил наркобизнеса. Наличная валюта поступает из России по каналам вашей мафии. Не ручейком, не речкой, потоком! Отмыты миллиарды долларов, огромный процент от которых лежит на счетах наших мафиози. Но если имеются деньги, то будет и оружие. Любое. И оно в нужный момент сработает. Я не хочу жертв, не хочу крови... Вы поняли?
Да, господин Би.
С первой встречи я почувствовал к вам доверие. Прошу донести мои слова до людей самого высокого ранга, но которым вы доверяете.
Я постараюсь.
Рад был познакомиться. Когда вы улетаете?
Вероятно, сегодня ночью.
Можете доложить, что гонконгская полиция с честью выполнила свой долг: убийца найден и опознан.
И разумеется, им оказался господин Цзэн?
Разумеется, — подтвердил шеф.
Цзэн был опознан госпожой Ляньсан?
А кем же еще? Она является очевидцем — единственным достоверным свидетелем. Правда, опознала она не живого Цзэна, а всего лишь его труп. С некоторым трудом, но опознала.
Вода, особенно морская, сильно, порой до неузнаваемости, меняет внешность жертвы...
Вы очень догадливы, господин Турецкий.
Моя основная профессия — дела уголовные.
И еще. С сегодняшнего дня госпожа Ляньсан — владелица коттеджа на берегу моря, уютного пляжа и русской баньки, — хитровато улыбнулся господин Би. — Счастливого полета!
До свидания.
В Москву прилетели в десятом часу утра, а в одиннадцать Турецкий уже сидел в кабинете зампрокурора России Меркулова. Костя внимательно выслушал рассказ следователя, который длился не меньше получаса, не прерывал, не задавал вопросов, одновременно медленно прочитывая документы из папки господина Би.
Подобьем бабки, — проговорил он, когда Турецкий умолк. — Вначале по первому вопросу. Убийство... Что еще ждать от капиталистов-империалистов? Рука руку моет. Дело шито белыми нитками. Какой там Цзэн? И ежу понятно, что дело Ваниных рук. На нем смертей много. Одной больше, одной меньше, какая разница... Причина? Может, бабу не поделили... Как ее? Ляньсан! Хороша, говоришь, девка?
Я не видел. Грязнов нахваливает.
А может, и не Ваня, — изменил свое мнение Меркулов. — Для чего ему-то понадобился труп вождя?
Я тоже поначалу сомневался, но Саргачев убедил.
И чем же он тебя убедил?
Надоело, мол Буряту кормить, одевать и обувать беспутную камарилью Кузьминского!
Ay него есть доказательства, что именно Ваня одевал и обувал? Нету. Ты там, в Гонконге, ничего такого не приметил?
Приметил.
Ну?
Проституток на каждом шагу.
—Этих приметить нетрудно, — спокойно сказал Меркулов. — А Грязнову Бурят, случаем, не проболтался? После баньки-то небось приняли.
Слава дело свое знает туго. Видишь, чего раздобыл, — указал на фотографию Веста Турецкий.
Погоди. Дойдем и до фотографий. Нам с тобой, Саша, докладать придется о, так сказать, трагической и внезапной смерти Кузьминского.
Официально и без нас доложат, а копии материалов следствия, переданные мне господином Ши, перед тобой.
Мы-то сомневаемся...
Кому нужны наши сомнения, Костя? Они там, наверху, рады-радешеньки, что отделались наконец- то от головной боли! Может, тоже руку приложили? Я почем знаю!
Во! — приподнял палец Меркулов, нашел в бумагах донесение агента и прочел: — «...На встрече присутствовал г. Павлов Анатолий, редактор издательства «Прогресс».
Начал бы чуть повыше. Еще интереснее.
Уперед батьки у пекло не лезь, — буркнул Меркулов. — Считаешь, наше дело сторона?
Скворца с Грачом прижать...
Предъявить нечего, а на понт их не возьмешь. Ладно. Бытовуха так бытовуха. Честь и хвала гонконгской полиции! И верно ты сказал — все будут довольны. Но мы с тобой все-таки дельце это на заметочку возьмем... Переходим ко второму вопросу. Вот, смотри, сообщает гонконгский агент: «В ресторане «Виктория» состоялась встреча г. Иванова с лидером движения «Прогрессивные женщины» госпожой Стрельниковой Л.И.». Повтори-ка, что сказал по этому поводу Саргачев?
Зашла, мол, в ресторан с Павловым, а тут он, Ваня!
Подставил Саргачев полковника... Для чего?
Вот и я думаю... Подставил, и не единожды. — Турецкий кивнул на фотографию Веста: — Заложил он друга детства, а заодно и Павлова. Я его за язык не тянул.
Любитель чужими руками жар загребать?
Жарок-то разгребать нам придется! А поди сунься!
Саргачев теперь первый человек у вице-премьерши, — перебирая пикантные фотографии, сказал Меркулов.
В каком смысле?
Ив этом тоже, — отшвыривая фотографии, ответил зампрокурора. — А может, и еще кое в чем!
Саргачев любит Ларису Ивановну. История давняя. С детства.
Тем более что любит, — загадочно произнес Меркулов. — А это что за конверт? Не распечатан.
Перед отлетом принесли. С пожеланием господина Би передать человеку высокого ранга, которому я доверяю. А ближе тебя, Костя, у меня никого нет.
Меркулов распечатал конверт, вытащил бумаги, пробежал глазами.
Копии донесений в ФСБ, — протягивая бумаги Турецкому, сказал он. — Это документы! С ними и поработать можно... Что мы с тобой имеем, Саша? — Меркулов взял лист чистой бумаги, нарисовал посередине круг и написал фамилию вице-премьера. — А имеем мы вот что. Здесь, в середке, Стрельникова Лариса Ивановна... Проведем стрелочку. Тут, скажем, редактор Павлов, рядом картежник Роберт Вест. А рядом потому, что делишки свои обделывают в заграничных казино на пару... Сюда мы поставим Валерия Степановича Саргачева. Вот все дружки-приятели нашего уважаемого вице-премьера... Компания интересная. Предположим, что утечка информации, посылаемая господином Би, исходит из отдела, где работает Павлов...
Господин Би уверен, что это дело рук Павлова, — перебил Турецкий.
Предположим, — повторил Меркулов. — Шеф Павлова шишка немалая, генерал-лейтенант. Павлову служить и служить... Что получается? Генерал-лейтенант Самсонов в руках какого-то Павлова? Не может быть. Руководитель отдела «К» и... — Меркулов махнул рукой. — Отпадает.
Информация посылалась в структуры, работающие по наркотикам, — напомнил Турецкий.
Какое отношение имеет к этим структурам Павлов?
Вероятно, такое же, как и к Роберту Весту.
С картежником-то, в общем, ясно. Доили банкиры, теперь будет доить ФСБ... Саргачев...
Более серьезная проблема — миллионы на счетах швейцарских банков.
Документик об этом привез? Не привез. А так — пустой разговор! Говорильня! Словеса! Вон в народе говорят,-что и у премьер-министра нашего везде счета. Да не миллионы — миллиарды! Две дачи в Калифорнии, якобы оформленные на имя певицы Зыкиной. Мало ли что говорят!.. Саргачев. Если он отшил от вице- премьера такого волка, как Павлов, значит, человек с характером. Крепкий орешек.
И все-таки нам стоит поинтересоваться детальнее.
Необходимо следующее, — прихлопнул ладонью по столу Меркулов. — Первое. Перешерстить бухгалтерию. Заново и очень тщательно проверить всю документацию этого милого движения «Прогрессивные женщины». Откуда приплыли деньги? В чьих руках находится теперь вся недвижимость, земельные участки и здания в Москве? Сколько заплачено за каждый дом и участок? Сколько всего было денег? На чьи счета переведены эти деньги теперь? Кому поручишь проверку?
Лиле Федотовой. Она в курсе.
Полковник Павлов должен быть под постоянным оперативным наблюдением...
Наружное наблюдение поручим Грязнову. Поручать проверку милиции или безопасности — безрезультатно. Они донесения слать будут не нам, а Павлову или его шефу Самсонову, — сказал Турецкий и, заметив скептическую улыбку на лице начальства, добавил: — Ничего такого, Костя, не думай. Грязнов как был сыскарем, нашим парнем, таким и остался.
И третье. Полковник Саргачев.
Саргачева я беру на себя, — подумав, ответил Турецкий.
Звони домой, — улыбнулся Константин Дмитриевич, подвигая телефон.
Привет, Ирина Генриховна! — весело произнес в трубку Александр. — Это опять я, Турецкий! Ладно ладно, не хнычь! Еду!
3
Уголовный мир столицы, директора коммерческих банков, хозяева магазинов, рынков, палаток, паханы чеченской, азербайджанской, грузинской, ассирийской группировок вот уже несколько дней находились в подвешенном состоянии: в столицу прибыл Ваня Бурят. Прибыть-то прибыл, но никто этого не почувствовал. Обычно по приезде Бурята в любой город России начиналась суматоха, одна за другой следовали разборки, появлялись трупы уважаемых людей, а то и крестных отцов. Ваня наводил порядок в своем хозяйстве железной рукой. А тут ни тебе автоматной очереди, ни пистолетного выстрела, уж не говоря о взрывах, спокойно и тихо, как в гробу. «Не к добру, ребятки, ох не к добру! Замыслил чего-то Ваня», — шепотком переговаривались между собой уголовнички, фирмачи и их замы и помы. А Ваня и в самом деле задумал дело большое. Остановился Ваня в Подмосковье, в деревеньке по Ярославскому шоссе с удивительным названием Тишина. Стояла деревенька на берегу речки, в которой водились даже раки, на сегодняшний день редкость большая. Облюбовал Ваня деревеньку из-за названия, заехал, походил, посмотрел, приметил самый большой дом, правда, завалившийся набок, с деревянной, поросшей мхом крышей, увидел и баню, тоже старенькую; познакомился с хозяйкой-старушкой и с ходу предложил обмен или на московскую квартирку, или на новый дом в любом месте, хотя бы и здесь, в Тишине, — месяца не пройдет, как войдет старушка в каменные хоромы. «Коли не шутишь, парень, купи избу-то. Недорого прошу, — бойко ответила бабка. — Вот только сыны у меня. Двое». — «Пьют?» — «Не приведи Господь!» — «Вылечим», — твердо заявил Ваня. Он заплатил бабке в десять раз больше, чем она просила, с сыновьями хорошо поговорили и действительно отучили от водки, приладили к делу, и теперь оба уважаемые люди в Сергиевом Посаде, торгуют в палатках, живут отдельными домами, бабка не нарадуется. Дом выпрямили, поставили на фундамент, но внутри Ваня ничего не тронул, как было, так и осталось: большая русская печь, широкие полати, деревянные скамьи вдоль стен. Напоминал Буряту дом в Тишине родную сибирскую избу.
Бурят давно замыслил навести в своей империи порядок, а то, что огромное хозяйство господина Иванова представляло своего рода империю, даже власти не сомневались. Достаточно сказать, что годовой оборот средств, полученных путем рэкета, торговли, наркобизнеса, проституции, обложением «налогами» ряда коммерческих банков и предприятий, составлял десятки триллионов рублей. Было бы неправдой сказать, что Бурят полностью контролировал все группировки, каждый крестный отец, пусть и незначительный, чувствовал себя полновластным хозяином на своей территории. Деньги на общак поступали беспрестанно, но Бурят имел большие и небезосновательные подозрения, что капа- ют-то они далеко не по тем процентикам, о которых была договоренность. Если есть империя, должен быть и император. Объединить под своим началом все группировки, контролировать все денежные поступления, поставить на важные посты своих людей и тем самым создать жесткую систему контроля по всей России было главной задачей Бурята. Придет время, и без создания подобной системы империя разрушится, как карточный домик. Вон появился уже указ Президента о борьбе с организованной преступностью, а это дело пахнет керосином. Впрочем, президентских указов было много, но толку мало. В Питере, на большом сходняке самых крупных авторитетов, Ваня попытался было развить свою мысль, но воспротивились старые уркаганы типа Вени Калгана, Шамана, Креста, всех не перечислить. «Не-е, Ваня, ты в Кремль метишь, в Красные палаты, а че мы там не видели? Пущай Ельцин по коврам топает, он приноровился, дай ему Бог здоровья! Спокон веков воры жили по своим хатам, а хаты наши теперя не хуже кремлевских. Опять же кровищи прольется видимо-невидимо, а чья возьмет — бабка надвое сказала». И молодые, грамотные пасти раскрыли: «Вы неправы, господин Иванов. Мы согласны, что объединяющее начало необходимо, мы даже не против того, чтобы объединителем были вы, но мы решительно выступаем против любого насилия». И напрасно Ваня доказывал, что именно теперь самая пора выступить, показать, кто является истинным хозяином России, самое времечко, пока схвачены за горло чиновнички всех мастей, пока сидят в верхах свои люди, пока набивают карманы и строят дворцы генералы, пока не отобрали оружие и не начали расстреливать пачками. «Эх, братишки, попомните мое слово, да поздно будет, — устав от уговоров, сказал напоследок Ваня. — Если менты нас не раздавят, так вы сами друг друга угробите». — «Это ты верно сбаял, — оживились уркаганы. — Попал в самую что ни на есть сердцевину! Потому как жадность одолела некоторых иных-прочих и каждый желает быть шишкой. Тут ты прав, Иван, на все сто процентов. Вот и объединяй, командуй, действуй». На том и порешили. Но разъехались, и снова пошла резня. И Ваня решил идти другим путем. Если раньше он держал в своих руках торговлю табачными изделиями, спиртным, в какой-то степени рэкет, то теперь решил пристегнуть и наркобизнес, сулящий бешеный навар. Внимание свое он обратил на героин, наркотик, мало еще распространенный в России, но который, по мысли Бурята, обязательно завоюет российский рынок, как завоевал американский и европейский. Афгано-пакистанский героин Ване не нравился — грязноват, ослепительно белый порошок латиноамериканского происхождения подошел бы по всем статьям, но «хороша телушка, да дорог перевоз». Остановились на героине азиатском — камбоджийском, лаосском, который был на вид более качественным, чем афганский. За месяцы, проведенные в Гонконге, Ваня наладил закупку наркотика и пути проникновения в Россию. И теперь, когда тайные склады в Воронеже были заполнены, он решил действовать.
В один из вечеров в Тишину въехали три иномарки и остановились возле старинного дома Бурята. Из двух, первой и последней, выскочили накачанные пареньки, зорко огляделись. Из средней не спеша, с достоинством вышли Антон Маевский и Михаил Сергеев, известный в уголовном мире под кличкой Майкл. Оба они были ворами в законе, но если бы кто-то чужой, не из их мира, назвал этих по последней моде одетых господ таковыми, они бы кровно обиделись.
Антон являлся юрисконсультом сразу нескольких банков России, на что имел полное право, так как получил высшее юридическое образование (как получил, другой вопрос, но то, что получил, это точно), о чем красноречиво свидетельствовал диплом с отличием.
Майкл считался грамотным специалистом по экономическим вопросам и тоже имел диплом Плехановского института, и тоже с отличием. С Майклом посложнее. Дело в том, что он отпахал четыре срока, в отличие от Антона, которому пришлось париться лишь дважды, но, видимо, приходится предположить, что и в лагерях, на нарах, нашлись хорошие профессора как по праву, так и по экономике. Надо сказать, что тот и другой действительно прекрасно разбирались в своей работе, не раз заставляя удивляться настоящих профессионалов, с которыми по роду своей деятельности им приходилось встречаться. Антон, к примеру, знал Уголовный кодекс наизусть, а Гражданский — неплохо, Майкл, у которого открылись исключительные способности к иностранным языкам, ставил в тупик эко- номистов-академиков, цитируя целые страницы из сочинений не только Канта или Фейербаха на их родном языке, но и современных экономистов. Незаменимые люди были для Вани дружки по нарам Антон и Майкл.
Дверь, ведущая в избу, была широкой, но низкой. Высокорослые джентльмены разом переступили порог, не рассчитали и ударились лбами о крепкую сосновую притолоку. По избе пронесся отборный уголовный мат. Ваня, раскинувший было руки для объятия, наблюдая такую картину, расхохотался. На благородных лбах воров в законе медленно вздувались багровые шишки. Стремительно ворвались в избу «шестерки», телохранители Антона и Майкла, но под взглядом Бурята тут же исчезли.
Наклоняться надо, — нравоучительно произнес Ваня. — Знаете, почему в старых избах двери низкие?
Оба господина подошли к большому тусклому зеркалу.
Вроде ничего, — сказал Майкл. — Терпимо.
Ты хоть рожу-то свою узнаешь? — возразил Антон. — Это, по-твоему, зеркало?
Потому, — прежним нравоучительным тоном продолжал Ваня, — чтобы гости, заходя в дом, кланялись хозяину. Не хочешь, да башку нагнешь!
Тепло держать! Умник! — выкрикнул всезнающий Майкл.
Тоже верно, — согласился Бурят, оглядел дружков и опять рассмеялся. — Пятаков бы медных, первое средство... — Он посмотрел на стены, заметил большие медные кресты, подмигнул: — Щас вылечу. — Сняв со стены кресты, вручил гостям. — Приложите.
Я ж некрещеный! — воспротивился Антон.
Для Господа Бога все едины. Прикладывай. Прошу!
Уселись за широкий стол, на котором лежал целиком испеченный на углях молодой барашек, обложенный огурцами, помидорами и зеленью, стояла литровая бутылка водки, в деревянной миске, нарезанный огромными ломтями, чернел ржаной хлеб. Майкл, привыкший к изысканным блюдам, поморщился. Господа сели за стол, прижимая кресты ко лбам.
Ну и как жрать? — хмуро выдавил Антон.
Придется пошестерить, — ухмыльнулся Ваня, отрезая большие куски дымящегося мяса и кладя их в тарелки гостям.
Выпили за благополучный приезд, принялись за барана.
Ива-ан, неужто сам готовил? — удивился Антон. — Во рту тает!
А то кто же? — зарделся Бурят. По неписаным воровским законам люди типа Вани не имели права работать руками. Да и сам Бурят быстрее бы умер, чем взял, к примеру, лопату в руки. Но была у него слабость: любил угостить друзей едой, приготовленной самолично. Все об этом знали, но помалкивали, а позднее и привыкли, иные, как сейчас Антон, «удивлялись», зная, какой фимиам вливали они в душу Бурята.
Ты смотри! И впрямь тает! — поддержал товарища Майкл. — В Италии такого не едал!
У Золотарика? — поинтересовался Ваня.
У него.
И каков его дворец?
Что ты?! — только и смог вымолвить Майкл.
Думаю, не хуже твоей избенки, — хмуровато сказал Антон. — Двадцать пять миллионов баксов — это сумма.
Сицилийцы, на что уж крутые, поначалу не поверили. Вселился — и лишь руками развели. Бесстрашный, говорят, человек господин Золотарев!
Повесь на него, Миша, эти двадцать пять миллионов. Срок — месяц.
Крутовато, Иван...
В самый раз.
А ведь проходит, — пощупав шишку на лбу, проговорил Антон.
Держи, держи. Через полчаса будешь как новенький. — Бурят поочередно оглядел друзей, остановил взгляд на Майкле: — Начинай, Миша.
Майкл потянулся было к бутылке, но Бурят остановил его:
Пить будем после разговора и после бани.
Тебе как, вообще или в частности? — открывая кейс и доставая бумаги, спросил Майкл.
Сначала вообще, а потом в частности.
Пока ты мудохался в Гонконге, чиновнички тоже не дремали. Коротко сказать, они создали сеть хозяйственных кланов по всей стране. Ты был прав, говоря когда-то, что «белые воротнички» со временем сожрут нас. Они уже заглотили.
Платят?
Кто платит, а кто и жмется.
Короче.
Возьмем рыбачков с Мурмана и Архангельска. По самым скромненьким подсчетам, они взяли около семи миллионов «зелеными», а нас натянули.
Куда глядел Вася Бык?
Ты разве не слыхал, Иван? — помолчав, спросил Майкл. — Память светлая Быку...
Кто?
Поди разберись. Появился в Мурманске молодой, мочит всех подряд. Потолковали. Божится, что не он. Потолковали и отпустили.
Не понял.
Всем жить охота, Ваня.
Говори дальше.
Заглотили, — повторил Майкл. — И потихоньку кладут на нас ба-альшой прибор. А почему? Да потому, что других нашли. Офицериков расплодилось шибко много, и все безработные. Шмалять их выучили, и неплохо. А больше «белым воротничкам» от них ничего и не надо. Мы супротив офицериков не выстоим. Они голодные, злые, а на наших погляди! Гладкие, суки, стали, жиром заплыли, «лады» для них не машины, «мерсы» подавай!
Что же вы офицериков проворонили? Баксов пожалели?
Они же идейные, Ваня! Присягу принимали. Им, поди, и невдомек, что не на власть, пусть и хреновую, они работают, а на карман чиновничка. Ты, скажем, можешь к нефтяной скважине присосаться? Не можешь. А они, чиновнички, могут. Цифру тебе приведу. —Майкл заглянул в бумаги. — По нефти. В год
Россия получает от ее экспорта двенадцать с полтиной миллиардов долларов. А факты говорят другое. Вывозится же на пятнадцать! Где два с половиной миллиарда? Возьмем золотишко. По официальным данным, добыча сократилась на четырнадцать тонн. А я тебе голову на отсечение даю, не сократилась, увеличилась тонны на полторы-две! И снова спрашиваю, где? У «белых воротничков». Почему бы и не иметь Золотарику дворец за двадцать пять миллионов?
По Золотарику мы договорились.
Может быть, ты чего-то не понял, Ваня?.. — начал было Майкл, но под взглядом Бурята тут же умолк.
Еще есть чем обрадовать?
Все в порядке, Ваня. Вопросик имеется... Когда начинать насчет Золотарика?
Завтра. Пошлешь людей в контору. И без лишних слов. Срок — неделя.
Ты говорил — месяц.
Передумал. Если имеешь еще что сказать — говори.
Много всякого, но по мелочам. Разберусь сам.
Вот и ладушки, — улыбнулся Бурят, оборачиваясь к Антону.
У меня вроде все в порядке. Заказов много, и все по банкам.
Общая сумма?
Шестнадцать «лимонов».
И сколько много?
По-крупному — четыре.
А по-мелкому?
Восемь или девять. Могу уточнить.
По-мелкому входят в общую сумму?
Конечно.
Все банки московские?
Два московских. Тульский, тверской, два ростовских, три в Питере...
Не напрягайся, — заметив, что Антон задумался, сказал Бурят. — Надо уважить господ банкиров... Теперь буду говорить я, а вы послушайте. Не буду напоминать сходняк в Питере, лишь скажу, что по- моему выходит. Золотое времечко мы потеряли. Спасибо вам, братаны, что изо всех корешей только вы двое в защиту мою тявкнули. Вы хорошо знаете, что не забыл я добрых ваших слов...
Кончай слезу вышибать! — не выдержал Майкл. — Разревусь сейчас, как корова!
В самом деле, Иван, чего ты? Будто прощаешься. Дело говори.
Успеется. Верно мыслишь, Михаил. Через пол- года-год лафа кончится, офицериков и солдатушек поднавалит из Чечни бессчетно, а тут еще, сами знаете, газетки почитываете, всенародно избранный приказал быть нашей славной армии профессиональной. Вот и смекай, что будут делать вояки, если они одному делу обучены — воевать. Но говорю вам, и «воротничкам» придет свой черед. И время это недалеко. Всегда я говорил: тот, кто имеет власть, тот имеет и бабки. Стоят у руля чиновники, ну и покупают дворцы. Мы у руля стоять не будем. В последний раз повторяю — время ушло. Но жить будем, и жить неплохо. Конечно, пока капают денежки от «воротничков», которые не успели обзавестись офицериками, пусть капают. И банки будем держать до последнего. Но выступать против профессионалов бесполезно. Погорим. Как принял в казино наших людей господин Попов-Городецкий? — обратился Бурят к Антону.
Спокойно.
И каковы бабки?
Ручеек небольшой, но постоянный.
У нас лишь одно казино, - уточнил Бурят . – Сколько их в столице=матушке?
Больше семидесяти.
Официальных?
Штук тридцать «глухих».
Сотня в одной только Москве! А посчитай, сколько по всей России? Так вот, братаны, все казино, все игорные дома, вместе с блядями, директорами, официантами, барменами, прочей шушерой, должны принадлежать нам.
По слухам, имел разговор Алик Поп с Тофиком, — сказал Майкл.
К тому и речь веду. Ты прикинул, Миша, во что нам обошелся Гонконг?
Лучше не вспоминать... Считай, пустая касса. Мы ведь и туда, наверх, отправили.
Рассчитались полностью?
Как было приказано...
Чеченцы не возникнут? Тот же Якуб или Бек? Азеры, Чечня — один базар!
Могут, — подал голос Антон. — Вера одна. Восток — дело тонкое!
Не возникнут. У них своих забот полон рот. А надо будет, напомним. И Питер, и Выборг... Тут какой-то умелец появился, — раскладывая фотографии с Вестом перед дружками, продолжил Бурят. — Хорошо гребет?
Сам видел! — постучал себя в грудь Антон.
Видел... — не поверил Ваня. — Не видел, а играл! Так и скажи.
Посидел, — признался Антон.
И встал голеньким?
Это, братаны, что-то невообразимое... Не от мира сего мужик. Одно могу сказать: хорошо нагрел на нем ручки Алик Поп.
Под фээсбэшниками ходит?
Под ними. Куда денешься?
В одном Монако больше двух «лимонов» схватил, — вставил Майкл. Прибыл?
Прибыл. Вместе с этим фраерком, — ткнул Майкл п изображение Павлова. — Наши потолкались, да куда там... Охраны человек двадцать. В машины, и только ветер!
Не верится, чтобы наши не проводили, — усомнился Бурят.
Проводили. Они шмыг — и на Рублевку! На первом посту наших и тормознули.
Хороша курочка, да не наша, — вздохнул Антон.
Бурят выразительно посмотрел на него, но возражать не стал.
Хватит держать-то! — улыбнулся он, кивнув на кресты. — Ты смотри, как рукой сняло! Припудритесь, и хоть на прием к Президенту! — Бурят согнал улыбку с лица. — Напоминаю. На тебе, Миша, Золотарик, срок — неделя. Ты, Антон, займешься банковскими заказами, все остальное — на мне.
Никогда не бывало такого, чтобы Бурят позвонил Анатолию Павлову и тоном, исключающим возражения, назначил немедленную встречу. Если бы подобное случилось года полтора-два назад, Павлов просто-напросто положил бы трубку, но теперь он согласился, отлично понимая, что одной веревочкой повит он с Ваней. Встретились они в небольшом ресторанчике, что на Пречистенке.
Я вас поздравляю, Анатолий Сергеевич, — с ходу приступил к делу Бурят.
И с чем же?
С заграничным вояжем. Или это не вы купались и чистых водах Средиземного моря на пару с небезызвестным Робертом Вестом?
Спасибо, — суховато ответил Павлов.
Дела ваши шли прекрасно. Особенно в Европе. И отлично начались в Штатах. До большого города с на- иванием Филадельфия...
Действительно, большой и богатый город Филадельфия, — усмехнулся Анатолий.
И отчего же вы так поспешили оттуда?
А кто вам сказал, Ваня, что мы поспешили? Был план, которого мы строго придерживались.
Думаю, что в ваш план не входило также не заезжать в гостиницу, где так и остались лежать ваши чемоданчики.
Сдаюсь! — рассмеялся Павлов. — Что ты хочешь?
Ты хотел спросить, кого я хочу поиметь? Не беспокойся, не Роберта Веста, — тоже переходя на «ты», ответил Бурят.
Если бы ты этого даже сильно захотел — не получилось бы, — все еще улыбаясь, сказал Анатолий.
·— Твой Вест мог бы и исчезнуть в Филадельфии.
Не хочешь ли ты сказать, что в Штатах нас прижали твои мальчики?
Именно это я и хочу сказать.
В самом деле, Иван? — посерьезнел Павлов.
А ты думал, цэрэушники тебе сели на «хвост»? ФБР?
Был убежден. А с этим народом, сам знаешь, надо ухо держать востро.
Плоховато ты знаешь заграничные злачные места, Анатолий Сергеевич. Какое дело ЦРУ или ФБР до каких-то там игроков в картишки? В отличие от наших органов они занимаются лишь своим непосредственным делом.
Намек понял. Но не перестарайся, Ваня.
Перехожу к делу. Мне необходимо, чтобы фээс- бэшники не ставили моих людей раком в твоих любимых злачных местах, когда я начну действовать.
И когда начнешь?
Скоро.
Подошло, значит, времечко?..
Ты много знаешь, Анатолий Сергеевич, но не все.
Все знать мне и ни к чему. Но если ты имеешь в IIиду Воронеж, то об этом известно и на Огарева, и на Петровке.
Воронеж город немаленький, — ухмыльнулся Бурят. — И если на той же Петровке думают, что товар лежит в ангарах, то они глубоко заблуждаются... Так что скажешь?
Услуга за услугу.
Весь внимание.
Вот ты говоришь, что Вест мог бы исчезнуть даже в Филадельфии. Но он может исчезнуть и здесь, в России.
Вы что-то не поделили?
О чем ты?
По-моему, ты выразился довольно ясно.
Черт-те что! — с досадой проговорил Павлов. — Подобной мысли у меня даже не возникало!
Тогда выражайся точнее.
Одним словом, так. У Веста не голова, а мозговой компьютер. Но все свои расклады, а их свыше ста тысяч, он заложил в компьютер реальный. Вот он-то мне и нужен.
На всякий случай?
Да. На всякий случай.
Скажи, где он лежит-припухает, и я возьму.
Если бы знать! Вероятно, где-нибудь в доме.
В како-ом? В квартире, на даче, а может быть, в правительственном особняке?
В правительственном особняке, дорогой ты мой Ваня, давным-давно другой человек. Весту туда дороги заказана. Он, правда, еще на что-то надеется, но дело бесполезное.
И кто этот счастливчик?
Полковник внутренней службы Валерий Степанович Саргачев.
Мужик серьезный. Я, как глянул, сразу понял. С ним не до шуток.
Верно говоришь, — согласился Павлов. — Не до шуток. Тебе известно, чем он занимается?
Чем может заниматься полковник МВД? Своим делом.
Он входит в группу следователя по особо важным делам Турецкого по расследованию убийства, совершенного в Гонконге.
Не только он. Бывший сыскарь, а теперь частный детектив Грязнов тоже.
Надеюсь, ты понимаешь, что Турецкий не остановится на убийстве?
Глубоко копнет «важняк». Это уж само собой, — подтвердил Бурят.
Если уже не копнул.
Игра-то идет в открытую, Анатолий Сергеевич! Я понимаю, тот же Турецкий с большим удовольствием накинул бы мне на белы рученьки «браслеты» — и на нары. Но как это сделать? Да никак не сделаешь! Перехватили они товарчик. Открыли дело. Теперь мудруют. И пусть себе мудруют!
Турецкий домудруется.
Может быть, да. Может быть, нет. Кто знает? Но что точно, мужик упрямый, а самое главное, ничем не купишь его. На таких держалась и пока еще держится российская власть, хотя и дала уже трещины.
Давно мы с тобой не виделись, Иван. Не узнаю, — усмехнулся Павлов.
Поумнел?
Не то слово.
Я дураком никогда не был. А теперь, ты прав, еще больше поумнел. Жизнь заставляет, Анатолий Сергеевич! Наверное, что-то соображаю, если мои ребятки прищучили вас аж в самой Филадельфии!
Широко размахнулся ты, Ваня... А на кой?
Расскажу я тебе одну историю, Анатолий Сергеевич, — подумав, ответил Бурят. — В девяносто третьем было. Оставалось мне сидеть три месяца и три дня. И вдруг на красный ковер, к начальству. Так, мол, и так, в Питере и Выборге чеченцы хулиганят, не смог бы ты, Ваня, их приструнить? «Дело нехитрое, — отвечаю, — но за все надо платить». — «И какова плата?» — «Свобода». Договорились. Приезжаю в Питер. И тут как тут братва. В самом деле, оборзела Чечня, дыхнуть не дают! Три дня, и полный порядок.
Слышал, — сказал Павлов. — Табак, спиртное, таможня... Четыре трупа.
А как иначе? Все чистенькими хотят быть? Не выйдет. Вот я и подумал: коли они с такой мелочью не сладили в одном городке, Выборге, что уж говорить про всю Россию! Не можете — уходите.
И кто придет?
Не ты и не я, — после некоторого молчания ответил Бурят. — Может, Турецкие, Грязновы... Откуда знать? А может, вообще конец света близок? Живи, пока живется.
Мрачны твои мысли, Ваня. Не ударился ли ты в религию?
Без Бога не до порога, — ответил Бурят. — Так говаривала моя матушка...
Все будет нормально, — сказал Павлов.
Пока мы в одной лодке.
Здесь ты дал маху, Ваня, —улыбнулся Павлов. — Мы никогда не были и не будем с тобой в одной лодке.
Вот почему я так и размахнулся.
Далеко смотришь.
На том стоим.
Это последняя наша встреча с тобой, Иван, — сказал Павлов.
Мы договорились, Анатолий Сергеевич?
Договорились, — не сразу ответил Павлов.
Тряхнуть Веста?
О Весте и компьютере я тебе ничего не говорил, а ты не слышал.
За добро я привык платить добром, — возразил Бурят.
Будет время обговорить и этот вопрос, — поднимаясь и протягивая руку, сказал Павлов. — Но обговаривать ты его будешь не со мной.
После ухода Павлова, тщательно разбирая в уме разговор, Бурят призадумался. Они нечасто встречались, хватило бы пальцев и на одной руке, и никогда в открытую не вели разговоров о делах. Обоим было все ясно: один платит, другой получает. И разумеется, получает не из рук в руки, а вполне официально, через посреднические конторы. Другой вопрос: из каких процентов работали конторы, но это уже были заботы Павлова. Из сегодняшней встречи Бурят сделал вывод, что в ведомстве полковника произошли какие-то изменения: уж очень явными были промахи Павлова. Первый прокол — Вест, его портативный компьютер. Для чего огород городить, если вся охрана Веста — люди Павлова? Боятся ручки запачкать? Это фээсбэшники-то? Лепите кому-нибудь другому, но не Буряту. Значит, дело в другом. Если предположить недоверие к охране, к своим людям, то дело Павлова швах. Второе. Для чего он заложил Саргачева? И кому? Вору в законе. И что он хотел этим сказать? На мокруху тянет? Не-ет, Ваня на такое дело не пойдет. Они из одной тарелки лакают, с одной бабой живут, пусть сами и разбираются. «А может, перегибаешь ты, Ваня? Какая мокруха? — подумал Бурят. — Один полкаш другого полкаша прижал в чем-то, ну и брякнул. Правда, брякнул-то не кому-нибудь, а мне...» Разговором Бурят остался доволен, главное решено: фээсбэшники «не заметят» действий Ваниных боевиков, и в том, что они «не заметят», Бурят не сомневался: Павлов всегда держал свое слово.
Теперь оставалось решить последнее: начать дело без предупреждения или все-таки потолковать с Городецким и Тофиком Алиевым. «Идешь на крутое дело, начинай с головки, — учил Бурята в свое время большой авторитет Федя Кирпич. — Но не перегибай! «Шестерок» и прочую мелочь не трогай. Ты им плати, Ваня, и плати хорошо. Они прежних-то хозяев и забудут, на тебя пахать начнут».
Ваня посмотрел на часы. С минуты на минуту должны прибыть в ресторанчик Антон и Майкл. Надо посоветоваться, один ум хорошо, а три лучше. Да вот и они, торопятся, спешат, машут руками, чувствуют вину — на семь минут запоздали. Не успели плюхнуться за столик, как возник официант, держа поднос, на котором стояли запотевшие от холода бутылки с пивом и тарелка с осетриным боком: он прекрасно знал вкусы, так сказать, друзей.
Бурят терпеливо дождался, пока они выпьют и закусят, потом глянул вопросительно.
У меня порядок, — быстренько ответил Антон. — В течение недели все будет улажено.
И у меня тоже вроде ничего, — заговорил Майкл. — Захожу, здороваюсь. Кофе, коньячок, конфетки... Треплемся. «Как, — спрашиваю, — поживает господин Золотарев?!» — «Прекрасно! Отдыхает». — «И где же?» — «Неужто не слыхали, господин Сергеев?» Не стал я в жмурки играть. «Брякни, — говорю, — во дворец-то. Чай, там телефончик-то найдется». Ответил какой-то лоб, мол, господин Золотарев занят. Ишь ты! Ему из Москвы звонят, из Расеи-матушки, а он, видите ли, занят?! Я ему вежливенько так, лбу этому, объяснил, что к чему. Подходит. Басок уверенный, но, чувствую, трусит. Какие претензии, дела наши в порядке, а если что не так, конечно же разберемся... Ну, я ему и загнул лекцию. По-итальянски.
Так он же ни хрена не понял! — рассмеялся Бурят.
То же самое и Залотарик ответил. Перешел на родной, русский. Что ж ты, говорю, господин Золотарев, позволяешь? В то время, когда дети, школьники, пухнут от голода, когда шахтеры спускаются под землю без тормозка, с одной водой да хлебом, ты за двадцать миллионов «зелеными» приобретаешь дворец! Нехорошо...
За двадцать пять, — поправил Антон.
Тебе, говорю, массаж итальянки делают, а жена и дочки здесь кукуют. И между прочим, у ворот дачки два остолопа топчутся...
Здесь ты хорошо его приколол, — похвалил Майкла Бурят.
«Что хочешь, Антоша?» — спрашивает. — Антоша-а... С тобой перепутал, — обернулся Майкл к Антону.
Сомлел мужик, — ухмыльнулся Антон.
Я снова в напряг. Справедливости, мол, хочу. До хаты твоей мне дела нет, кувыркайся в ней как хочешь, но двадцать пять штук переведешь на известный тебе счет. Посопел, покряхтел, передай, говорит, трубку заму...
Короче, — прервал разглагольствования Майкла Бурят. — До чего договорились?
Повышают дань в два раза.
Есть смысл, — подумав, сказал Антон. — Через год-полтора то на то и выйдет.
Так и порешим, — пристукнул ладонью по столу Бурят.
Он коротко сообщил о разговоре с полковником Павловым, главный упор сделав на том, что фээсбэшники останутся в стороне, и перешел к основному вопросу.
Знаю, по всем законам толковище нужно, но необходимо ли оно для нас в данном случае? Решайте. Как скажете, так и будет, — закончил Ваня.
Да ведь ты уже решил, Иван, — глядя в глаза Буряту, ответил Антон.
А если решил, так на кой хрен и спрашивать, — буркнул Майкл.
Значит, без тягомотины, без всяких там толковищ начнем с Богом? — спросил Бурят.
Со «стариками» поговорить... — начал было Антон, но Ваня перебил:
Бесполезно. «Курочка по зернышку клюет...», «Кажин сверчок знай свой шесток...» И так далее
Когда начнем? — задал вопрос Майкл.
Послезавтра.
Бурят наполнил рюмки водкой, молча чокнулся с друзьями и выпил.
Переход всех московских казино, дорогих ресторанов и ночных клубов в руки Бурята произошел обыденно и просто. Всю ночь по улицам Москвы разъезжали джипы, «мерседесы», «девятки», выходили из машин хорошо одетые молодые люди, под пиджаками которых угадывались очертания короткоствольных автоматов, двое поднимались в кабинеты владельцев и очень доходчиво объясняли, что с этой минуты для них не существует господин Попов-Городецкий, весь навар будет поступать в другие руки, а также очень вежливо просили, чтобы в казино и духом не несло никакими «травками» типа анаши, а уж тем более метадоном, опием, морфином и прочей синтетикой — словом, тем, чем снабжает небезызвестный Тофик Алиев. Торговать можете, но лишь героином, марка высокая, чистая, без примесей, пора и нам, неучам, привыкать к изысканной западной жизни, тем более что прибыль, личная их прибыль, будет в два-три раза больше, нежели от «травки». Многие понимали с полуслова, иные бормотали что-то невнятное, но когда парни терпеливо повторяли сказанное, прибавляя к тому, что половину навара они оставляют на нужды учреждения, тогда даже для самых непонятливых становилось все ясно. Двое спускались к своим трем товарищам, которые тоже даром время не теряли: те успевали прошвырнуться по залам и комнатам заведения, наметанным глазом отметить людей, причастных к торговле «травкой», а также тех, кто эту «травку» уже употребил. Всю ночь трезвонили телефоны, переговаривались между собой солидные граждане, уважаемые господа, советовались, бранились, нервничали, не зная, с какой стороны дует ветер, пока не всплыло имя Бурята. И у всех почему-то полегчало на душе. В конце концов, не все ли равно, кому отстегивать?
Итак, все произошло обыденно и просто. Но это было лишь началом. Ждали день грядущий.
4
Бурят не ошибся. Анатолий Павлов действительно в последнее время чувствовал себя неуютно. Особым чутьем профессионала он унюхал опасность, но откуда она исходила, понять не мог. Слежки не замечал, хотя не раз останавливал машину, подходил к табачному киоску или к ларьку, покупал банку сока, пил, внимательно оглядывая прохожих, однако ничего особенного не примечал. Правда, подошел к нему однажды тип, попросил закурить, по тому, как он держал сигарету, прикрывая ладонью, как мелко затягивался, Павлов понял, что перед ним или парень, видавший виды в горячих точках, или бывший зек. «Давно вышел?» — поинтересовался Анатолий. Парень помолчал, покурил, потом медленно выговорил: «Сколько же вас, тварей, расплодилось. Стреляй — не перестреляешь». — «Афган? Чечня?» — не обиделся Павлов. «А ты что, прокурор?» — «Возьми», — сунув в руки парня пачку «Мальборо», полковник ушел. «Случайность, — подумал он. — Не та работа». Близок к истине был Бурят и по поводу Саргачева. И вправду шевельнулась у Павлова мысль, маленькая такая паскудная мыслишка, а не дать ли понять Ване, что мешает ему полковник Саргачев, что хорошо бы сделать так, как он хорошо умеет делать: был Саргачев — и нет его. Куда делся? Ищи-свищи!
Вояж по заграничным казино прошел не совсем удачно. Павлов надеялся на большее, но деньги были заработаны приличные. Наблюдая за происходящим в казино, прислушиваясь к разговорам, Анатолий понял, что мысль, пришедшая к нему однажды, а именно — изъятие компьютера, должна претвориться в действительность. Андрей Васильев, конечно, своего рода гений, но и гении смертны. Могут сделать и по-другому, выкрадут Веста, о чем, кстати, он подслушал разговор между двумя господами в Лас-Вегасе. Или купить со всеми потрохами. Да мало ли способов сделать так, чтобы «дойная корова» перешла в чужие руки! Возбудил интерес к своей особе Вест и со стороны ФБР. Здесь Павлов ошибиться не мог, не намеками, а прямо подсказали свои люди, хотя Бурят и молол что-то о своих ребятках. В Филадельфии, возможно, и впрямь были уголовнички Вани, но в Нью-Йорке уж точно парни из ФБР. Одним словом, Павлов решился. После игры, по возвращении в гостиницу, Вест всегда расслаблялся, выпивая две рюмки водки или коньяку — больше Павлов не позволял. Но однажды, было это перед самым концом вояжа, уже в Швейцарии, в Берне, Андрей, зайдя в гостиничный номер, был приятно удивлен: его ждал богато сервированный стол. «За успех предприятия! И за тебя!» — произнес первый тост Павлов. В этот вечер Роберт Вест расслабился по-настоя- щому. Он бормотал о том, что ему лично не так уж много и надо, ни дача, ни машины, ни телохранители ему не нужны, а хочется ему открыть свое дело, пусть даже связанное с казино, на вырученные деньги он откроет свою картинную галерею, она будет называть- i )i Васильевской, и он, как Третьяков, передаст ее народу... «Все будет, Андрюша, все будет», — повторял Павлов, обнимая товарища. «Все, что остается от человека, это память! Я хочу, чтобы обо мне осталась хорошая память!» — «Какой разговор?! — поддакивал Анатолий. — Останется! Хочешь казино Москвы, Питера, всей России? Пожалуйста!» Потихоньку-полегоньку до- стал-таки Павлов своего напарника, проговорился Вест и о своей любви к Ларисе Стрельниковой, и о компьютере, в который заложил он свои расклады. Вероятно, удалось бы ему вызнать и местечко, где лежит компьютер, но случилось непредвиденное: после очередного бокала с водкой Андрей свесил голову и уснул.
Павлов раздел-разул своего товарища, уложил в кровать, аккуратно укрыл одеялом, после чего обшарил карманы Андрея, тщательно просмотрел чемодан и нашел то, что искал, — ключи. Их было несколько, висевших на двух одинаковых брелоках в виде медвежонка. Ключи от дачи Павлову были знакомы, а потому он сделал слепок лишь с квартирных.
По прилете в Шереметьево их встретили сотрудники из отдела Павлова. Они заметили, что сели им на «хвост» две иномарки, и с кольцевой дороги свернули на Рублевку, предварительно дав знать по телефону сотрудникам ГАИ придержать следуемые за ними джип и «ауди». Павлов понял, что кто-то из них, либо он, либо Вест, на крючке, и уже тогда возникло у него чувство непонятного тревожного ожидания. «Пощупать?» — кивнул на преследовавшие их машины сотрудник. «Не стоит», — ответил Анатолий. И правильно сделал. Теперь-то он знает, что сидели на «хвосте» ребятки Вани Бурята. Немного отлегло: не им, полковником Павловым, интересуются, а Робертом Вестом.
Остановились они на даче Анатолия, которая стояла на берегу Москвы-реки, неподалеку от Звенигорода. Дача была деревянная, старинной постройки, с большим участком, представлявшим собой настоящий сосновый бор. Андрею не терпелось увидеть Ларису, и он несколько раз предлагал Павлову позвонить в Москву, на что тот отвечал одно и то же: «Не спеши». Нечером они дозвонились до Ларисы Ивановны, которая была у себя в загородном особняке. «С благополучным прибытием! — поздравила вице-премьер. — Как дола?» — «Отлично!» — «Поздравляю». — «Мы почти рядом. На даче», —намекнул Павлов. «Отдыхайте», — ответила Лариса Ивановна, и в трубке послышался продолжительный гудок. «Примет завтра, — глянув на настывшего в ожидании Андрея, солгал Павлов. — В крайнем случае через день». Лариса Ивановна приняла их через три дня в своем кабинете. Разговор происходил с улыбками, дружелюбно, но вполне официально, тем более что при беседе присутствовал первый помощник вице-премьера, серьезный, моложавый мужчина в золотых очках. Его присутствие было понятно Павлову, хотя и он был к этому не готов. Но для Андрея Васильева это явилось полной неожиданностью и совершенно сбило его с толку. Было обговорено, что «сей индустрией развлечений, куда войдут и казино, наймется Васильев, вырученные средства пойдут на строительство Диснейлендов в крупных городах, и в первую очередь в Москве, что уже имеется письменный договор со столичным правительством о предоставлении большого участка в районе Нескучного сада. Непосредственным начальником Васильева будет этот первый помощник вице-премьера, так что все вопросы, которые могут возникнуть, он, Андрей Андреевич, будет решать с помощником Ларисы. Павлов слушал, а в голове его стучала одна фамилия. «Саргачев, Саргачев, Саргачев...»
Он оказался прав. Через несколько дней вообще все стало на свои места: Саргачев свой человек вице-премьepa, имеет постоянный пропуск во все правительственные учреждения, несколько раз оставался на ночь как в загородном доме Ларисы Ивановны Стрельниковой, так и в ее московской квартире, выходные дни также проводят вместе. Теперь Павлов был совершенно уверен, что всеми действиями и поступками вицепремьерши руководит Валерий Степанович Саргачев.
Помнится, в первую и последнюю встречу с Саргачевым тот не произвел на Павлова большого впечатления. Павлов отметил, правда, его молчаливость, даже замкнутость. Анатолий уважал людей, не кидающих слов зря, вероятно, потому, что сам молчаливостью особой не отличался, любил поговорить, а вернее, поболтать, но болтовня эта была особого рода, вроде бы и об острых вещах говорит человек, а копнешь — нет ничего. Павлов решил заняться Саргачевым всерьез. Не понадобилось много времени, чтобы изучить личное дело полковника, узнать, где родился, по какому адресу проживал, где учился и кто были его ближайшие друзья-приятели. Хорошо поработали парни с Лубянки во дворе дома на Кутузовском! Словоохотливые бабки много всякого порассказали. Особенно повезло парням с подвыпившим мужчиной, которому они тут же набухали стаканище водки. Ну, и развезло мужика... То ли ахинею нес, то ли правду говорил, но договорился до того, что он будто внук покойного маршала Подгорбунского, всех молодых баб, живших в этом доме, передрал, в том числе и вице-премьершу Ларису Стрельникову, а козлов этих, Валерку Саргачева и Андрюху Васильева, в гробу видал, в белых тапочках. Говорят, шумел мужичок, что в гору пошел Валерка, и не диво, снова под подол Ларискин залез, паскуда. Когда заикнулись парни о Васильеве, мужичок перешел на тон таинственный, мол, большим человеком стал, с охраной ходит, а чем занимается, не скажет, знает, но не скажет. «Сам-то чем занимаешься?» — «Ничем, —гордо ответил мужчина. — Вот пропью дедкино наследство, и... «прощайте, скалистые горы!»— Проверили и выяснили, что мужчина- то и вправду внук маршала Подгорбунского!
Поразмыслив над всем написанным и рассказанным, Павлов пришел к единственной здравой мысли, что оба, и Саргачев, и Васильев, с подростковых лет влюбились в одну девушку, Ларису Стрельникову, и любят до сих пор. «Бывает и такое в жизни, редко, но бывает», — философски подумалось Анатолию. О том, что Андрей любит Ларису Ивановну, Павлов знал, но чтобы и Саргачев, молчаливый, собранный, жесткий, туда же... Неисповедимы пути Господни.
Пути путями, а задуматься полковнику госбезопасности Павлову пришлось крепко. Он никак не мог уяснить себе мотивы поведения вице-премьера. Прошло несколько недель со времени его прилета, а от Ларисы Ивановны не было ни ответа ни привета. Ведь это он, Павлов, собственными руками поднял ее на пьедестал! Правда, он же и подсказал, а точнее, приказал оборвать все прежние связи с разными попами, фишкиными и прочими, прозрачно намекнув, что их ждут еще более великие дела, на что Лариса Ивановна ничего не ответила, лишь повела глазами, в которых на миг плеснулась холодная насмешливость. «Мата Хари! — ахнул про себя Павлов. — Да. Она вторая Мата Хари». Тут бы и вспомнить полковнику, как совсем в недалекие времена нахрапом, совсем нагло заставлял он женщину переспать с лидерами демократических движений, как взахлеб, истерически рыдала она и как сухо ответила «нет» на глупейший вопрос о любви. Нет, ничего не припомнил полковник, а жаль: женщины подобного не прощают.
Павлов предполагал, что Лариса могла кое-что рассказать Саргачеву, но, разумеется, кое-что, а не все. Не в ее интересах выкладываться полностью. Да и для чего? Кто такой Саргачев и что он может? Без поддержки могущественных сил, стоявших за Павловым, Лариса Ивановна ничто, была рядовым юрисконсультом и снова будет юрисконсультом или адвокатом, если понадобится.
«А что, если все дела идут помимо меня? — подумалось Павлову. — Напрямую, через генерала? Лариса может. Вице-премьер... Встретились, переговорили и нашли «стрелочника»?»
При этой мысли Павлова прошиб пот. Как попрощалась Лариса Ивановна после официальной беседы в кабинете? Она сказала «до свидания», но смотрела-то лишь на Андрея! Так, может быть, они виделись?
Анатолий поднялся с дивана, прошелся по комнате, подошел к окну и долго смотрел на огромный багровый закат. И странно, чем дольше он смотрел на угасающее светило, спокойное и вечное, тем все сильнее и сильнее входило в его душу тихое, умиротворяющее спокойствие. Теперь он видел свое положение как бы со стороны: четко представляя все последствия и даже угадывая их. В голове сама собой сложилась схема. Существует организация, курирующая индустрию развлечений, и в этой организации Павлов играет не последнюю роль. Крыша такая, какой и пожелать нельзя лучше, — ФСБ. Все сотрудники, без исключения, связаны тайной круговой порукой, о которой вслух не говорят. Если кому-то очень захочется разрушить эту связь, то он или обломает зубы, или верха сделают все по-тихому — не в их интересах бросать тень на службу безопасности. Имеется и другой выход: в любой момент фээсбэшники могут переарестовать, пересажать, а то и перестрелять людишек Вани Бурята. Взвоет печать, заталдычит телевидение, все пре- поднесется как решительный, небывалый удар по организованной преступности, возрадуется обыватель. Если предположить, что вице-премьер начала свою игру, то и здесь положение небезвыходное, в дело пойдет последний вариант по уничтожению преступных группировок, связанных с наркотиками. А если подставят его, Павлова, остается единственное — уйти за кордон.
Решение пришло, и Павлову вдруг стало легко, и мысли его снова перенеслись на дела обыденные. То ли натура такая была у полковника, то ли жизнь приучила, но он всегда привык любое начатое дело доводить до конца. Втемяшилось ему заиметь в собственность компьютерную память с карточными раскладами, разобьется, но иметь будет. Впрочем, дело того стоит. Павлов знал, что по требованию Ларисы Ивановны Андрей находится сейчас в Санкт-Петербурге, занимаясь организацией казино, а потому самое время навестить его квартиру.
Дом, где был прописан Андрей Васильев, стоял неподалеку от Старого Арбата, старинный, первой половины девятнадцатого века, прекрасно отреставрированный как изнутри, так и снаружи. Павлов набрал код, в замке щелкнуло, тяжелая дверь мягко подалась навстречу. Поднявшись по широкой мраморной лестнице на четвертый этаж, полковник подошел к высокой дубовой двери, безошибочно вложил ключи в замочные скважины. Квартира Веста состояла из трех комнат, просторной кухни и широкого холла, в котором стояли небольшой диванчик и две круглые кушетки, покрытые бордовым бархатом. Павлов не спеша обошел квартиру. И гостиная, и спальня, и кабинет были сработаны под прошлый век, обои под шелк, виньетки на потолке, люстры под бронзу. Хотя Вест нечасто бывал на своей квартире, она не производила впечатления нежилого помещения, наоборот, кругом царила чистота, словно по всем предметам только что прошлись тряпкой, и даже воздух не был спертым, как обычно бывает при долгом отсутствии хозяев. Павлов заглянул на кухню, открыл холодильник, облегченно вздохнул, приметив, что, кроме нескольких банок консервов и двух неоткупоренных бутылок водки, в нем ничего нет. Если бы, не дай Бог, Андрей поселил на время кого-нибудь, то наверняка лежали бы в холодильнике не такие припасы, а уж бутылочки-то точно были бы открыты. Что касается чистоты, то и тут есть оправдание. Предположим, пригласил Андрей какую-либо старушку присмотреть за квартирой, вот она и старается, а на сегодня уже хорошо постаралась, так что работай спокойно, полковник Павлов.
Поиски Анатолий начал с кабинета. Пересмотрев книги, которых немало стояло на массивных полках, тщательно проверил ящики письменного стала, прощупал и простучал массивный кожаный диван, затем перешел в гостиную, обвел ее взглядом. Стол, стулья с высокими спинками, ковер на полу, большая картина на стене в тяжелой раме. Взобравшись на стул, он приподнял край рамы, и ему показалось, что там, за темным холстом, лежит какой-то предмет. Павлов поднатужился, и ему удалось снять с крюка картину, но тяжести рамы он не рассчитал, и она, словно молотом, подкосила под ним стул.
Ч-ерт! — в сердцах выругался Анатолий, лежа на ковре и потирая бок.
Вам помочь, Анатолий Сергеевич? — раздался вежливый знакомый голос.
Привычно, как учили, Павлов сделал перекат и выхватил пистолет. В дверях гостиной стоял Валерий Саргачев.
Не стоит, — поморщился Валерий, кивнув на оружие. — Будет много шуму. Из ничего.
Как вы сюда попали? — вставая, задал глупейший вопрос Павлов.
Я здесь живу.
По-моему, вы живете совсем в другом месте, — беря себя в руки, рассмеялся Павлов.
Временно, — уточнил Саргачев. — Пока мой друг в командировке.
Какое совпадение! Андрей Васильев и мой друг.
Но не с детских лет.
В этом вы правы. Поговорим?
Вначале повесим картину.
Они повесили картину на место, и Саргачев знаком пригласил Павлова следовать за ним. Устроились они на кухне.
За что будем пить? — спросил Саргачев.
За знакомство.
За новое знакомство, — поправил Валерий. Выпили, закусили консервами с черным хлебом, посмотрели друг на друга.
Кто начнет? — задал вопрос Павлов.
Пожалуй, я. Вы же будете лгать, как и положено лицам вашей профессии, а мне будет совестно. — Саргачев помолчал. — Я буду говорить правду, и только правду. Вы человек неглупый, поймете... Лариса Ивановна Стрельникова моя жена перед Богом. Мы обвенчались.
Поздравляю... И где же? В Елоховской?
Нет, — словно бы не заметив издевки, ответил Саргачев. — В одном подмосковном сельском храме. Таким образом, я отвечаю перед Всевышним теперь не только за себя, но и за свою жену. Это первое.
И самое, лично для меня, неожиданное.
Обратимся к вам, Анатолий Сергеевич. Компьютер с карточным файлом находится у меня...
Лариса?! — непроизвольно вырвалось у Павлова.
Лариса Ивановна к этому не имеет никакого отношения. Повторяю, мы друзья с Андреем с детских лет. Объяснились, и он все понял, и понял правильно.
При умелом подходе в ваших руках вещь, которая может принести состояние...
Об этом позднее, — отмахнулся Саргачев. — Решим главное. Что будем делать?
Вам больше нечего сказать?
Мы лишь начали разговор.
Я понял, что, первое, вы обвенчались, и второе — компьютер в ваших руках. Из этого делаю вывод: Лариса Ивановна сообщила вам о компьютере, исходя из моего разговора с ней по этому поводу. А значит, ваши отношения вышли далеко за пределы сельского храма. И мне хотелось бы узнать, каковы эти пределы?
Я знаю все.
Так-таки и все?
Да. Начиная с вашего знакомства в Лондоне.
Хотелось бы продолжения, — улыбнулся Павлов.
Пожалуйста. Дела с Ефимом Ароновичем Фишкиным и Поповым-Городецким. Счета в швейцарских банках, как ваши, так и Ларисы Ивановны, не говоря уже о заграничном турне с Робертом Вестом при вашем непосредственном участии. Встречи в Гонконге, после которых за подписью вице-премьера ушла известная вам бумага, разрешающая провоз также известного вам товара... Продолжать?
Я слушаю.
Существование организации при ФСБ, которая занимается... Я выражусь прямо, Анатолий Сергеевич.
Как хотите.
Организация по своей сути преступна. Прислушайтесь к пословице: сколько веревочке ни виться, а конец будет. А вы в этой организации играете далеко не последнюю скрипку.
Достаточно. Вы неплохо осведомлены.
. — Мне известно и то, о чем вы, вероятно, догадываетесь, но не уверены точно.
Слежка?
И слежка тоже.
Ваши люди?
Не только...
Неужели...
Нет, — прервал Саргачев.— До отдела «К» волна пока не докатилась, хотя предпосылки имеются. Но я вам дам шанс отыграться. Шанс, поверьте, велик. В случае удачи, а она при ваших-то достоинствах должна прийти, готовьте генеральские погоны!
Вы произнесли слово «не только!»...
Не забывайте, что я вхожу в группу Александра Турецкого.
Знаю и помню.
Не могу сказать точно, известно ли содержание разговора между вами и Бурятом Турецкому, но о встрече он знает.
Не может быть...— ошеломленно выговорил Павлов. — Неужели зашло так далеко?
Да что вы уж так-то? — усмехнулся Саргачев. — Ведь это не первая ваша встреча. Такова профессия. Подумаешь, произошел какой-то разговорчик с вором в законе? Дело требует.
Разговор разговору — рознь.
И я об этом. — Саргачев закурил, сделал несколько глубоких затяжек. — И потом, я же вам сказал: готовьте генеральские погоны.
Лучший ресторан в любом городе мира, — кисло улыбнулся Павлов.
Заметано! Но при одном условии.
В моем положении говорить об условиях — только терять время. Выкладывайте.
Полное исключение всяческих связей с вице-премьером.
И это все? Согласен.
Отлично. Ваше здоровье, Анатолий Сергеевич.
Ваше.
Некоторое время они молчали, курили, поглядывая друг на друга.
Связи связями, их можно и порвать, но лишь мои, личные, — нарушил молчание Павлов. — А как быть со связями вице-премьера с верхами моего ведомства?
Об этом не беспокойтесь, — суховато ответил Саргачев.
Получу большую звезду — ив почетную отставку?
Вначале нужно получить. Мы вернемся еще к этому разговору.
Когда?
Через несколько минут.
Вы что-то недоговариваете.
Не в моих привычках. Впрочем, если вы так считаете, скажите.
Мне понятно ваше стремление оградить жену от всяческого рода неприятностей. Но не поздно ли?
Это будет зависеть от вас и от меня.
Что касается меня, к вашим услугам!
Вы верите мне? — внезапно спросил Саргачев.
Я никому не верю, — последовал ответ.
Мне вас жаль... Однако продолжим. Вероятно, вам ясно, для чего я здесь сижу с вами? Именно я, а не кто-нибудь другой?
Как друг детства хозяина квартиры, — сыграл под простачка Павлов.
Прекратите, — поморщился Саргачев. — На этом месте мог сидеть, впрочем, и может какой-нибудь опер из уголовного розыска... Кстати, позвольте ключики.
Павлов вытащил ключи, положил на стол, посмотрел на собеседника и обезоруживающе улыбнулся.
Сдаюсь! Мне совершенно ясно, что все дела, которые шли через вице-премьера, пойдут через вас.
Наконец-то! — тоже улыбнулся Саргачев. — Я мог бы сообщить и сам, но то, что вы догадались сделать это первым, большой плюс в вашу пользу.
Догадываюсь, что вы потребуете большего, — сказал Павлов и, отвечая на вопросительный взгляд Сар- гачева, добавил: — Скажем, ввести вас в общество рангом повыше моего?
Ничего не имею против, но необязательно. Я буду вполне удовлетворен и вашим обществом.
Перейдем к генеральским погонам? Вы меня очень заинтриговали.
С вашего позволения, я обрисую положение, как оно мне представляется, и с удовольствием послушаю возражения, если они последуют.
Пожалуйста.
Конечная цель всякого крупного действа, сопряженного с государственными интересами, как вы отлично понимаете, — власть. Вашей организации удалось сделать многое. Не хотелось бы перечислять, но уже то, что на одной из вершин государственной структуры находится ваш человек, стоит дорогого. Надеюсь, что человек этот не одинок... Ситуация в России такова, что к власти могут прийти люди любого мировоззрения, вплоть до воров в законе. Были бы деньги. Миллиарды в долларах. А они у них имеются. Другой вопрос, нужна ли им эта власть. Думаю, они без нее проживут прекрасно... Каковы же ваши перспективы?
Наши, — поправил Павлов.
Спасибо, — помолчав, ответил Саргачев. — Наши перспективы, полагаю, пятьдесят на пятьдесят.
Какую перспективу вы имеете в виду?
Не президентскую, — усмехнулся Саргачев. — Охотников до президентской власти считать не пересчитать! Сохранить, а еще лучше многократно умножить влияние на структуры истинной власти, власти премьера, министерств, губернских администраций, ведомств, банков, держать на коротком поводке преступные группировки — вот наша задача.
«Сколько веревочке ни виться...» — напомнил Павлов.
Смотря какой длины веревочка! Нашей, убежден, при четкой и правильной работе хватит на всю оставшуюся жизнь!
Какой крепости веревка, — усомнился Павлов. — Бывают и кудельные...
Почему я и говорю — пятьдесят на пятьдесят.
Откровенность за откровенность, Валерий Степанович... В разговоре с Бурятом мелькнула у меня мыслишка: а не помочь ли вам исчезнуть навсегда?
Думаю, она не покинула вас и до сих пор.
Павлов разлил водку, встал.
Не знаю, известно ли вам, что полковник Павлов всегда держит слово...
Слышал, что ваши слова не расходятся с делом.
Мы в одной стае. И вот мое слово. Я ваш друг.
Павлов протянул руку. Помедлив, Саргачев протянул свою:
Большими друзьями мы не будем, Анатолий Сергеевич, но то, что мы в одной волчьей стае, обязывает ко многому.
Они выпили и еще раз пожали друг другу руки.
Припомнили Афган, Чечню? — спросил Павлов, глянул на собеседника, напомнил: — «Русские волки». Так называли вашу разведроту моджахеды.
Что-то не понравилось в моем личном деле?
Ваше личное дело хоть сейчас в красную рамку и на стенку!
Перейдем-ка лучше к генеральским эполетам, — сменил разговор Саргачев, достал из кармана маленькую пластмассовую коробочку, положил на стол. — Я не буду объяснять вам, каким образом и при каких обстоятельствах попала эта пленка ко мне, скажу одно: я отлично владею китайским. По-моему, в Гонконге вам не пришлось встретиться с господином Джеком Каном?
Не пришлось, но слышал и знаю о нем немало.
Что, если не секрет?
Наркобизнес и торговля оружием.
Торговля оружием... — повторил Саргачев. — С этой пленочкой я советую вам идти к вашему непосредственному шефу, в отдел «К», генералу Самсонову. Здесь материалы, связанные с продажей господином Каном ракет, идущих на территорию России.
Доложу завтра же.
На. вашем месте я бы поспешил.
Не сейчас же звонить! — постучал по часам Павлов.
Почему бы и нет? — возразил Саргачев. — Ракеты с атомным мини-зарядом.
Кто? — бледнея и почему-то переходя на шепот, спросил Павлов.
Покупатель неизвестен. Материалы зашифрованы.
Павлов встал, прошелся, потом поднял трубку телефона, набрал номер.
Полковник Павлов. Прошу извинить, Николай Васильевич. Мне необходима немедленная встреча с нами, — проговорил он в трубку, выслушал ответ, вероятно отрицательный, но от своего не отступился. — Могу сказать одно. Дело сопряжено с безопасностью государства. Слушаюсь. — Положив трубку, отвечая па вопросительный взгляд Саргачева, коротко ответил: — Еду.
С Богом, — спокойным тоном отозвался Валерий Степанович, подвигая коробочку.
Павлов зашел в ванную, умылся холодной водой, крепко растер лицо полотенцем, при прощании с Сар- гачевым похлопал по нагрудному карману пиджака, где лежала коробочка.
Это стоит генеральских погон.
Жду, — ответил Саргачев и прикрыл дверь.
В ожидании «гавриков», как называл своих подчиненных, работников «Глории», Вячеслав Грязнов, сидел он в кабинете, бездумно рисуя на листе бумаги нечто напоминающее готические соборы. Почти сразу после приезда из Гонконга Турецкий очень подробно, но упуская даже мельчайших деталей, обрисовал Грязно ну результаты расследования дела: убийство Кузьминского — наркобизнес. Славу более всего интересовали старые знакомцы — Грач и Скворец, охранники Кузьминского. С излишней заинтересованностью рассмотрел он и пикантные фотографии госпожи Стрельниковой и Павлова, сделав при этом весьма неприличные замечания. Не реагируя на Славины словечки, Турецкий попросил Грязнова заняться полковником ФСБ.
«Деньги найдем. Иди и работай. Докладывай мне ежедневно», — закончил товарищескую беседу Турецкий. И Слава с легкой душой принялся за дело. Пригласив Николая Щербака и Михаила Самохина, которого все называли просто Самоха, он поставил перед ними следующие задачи наружного наблюдения. Первая: полковник госбезопасности Анатолий Сергеевич Павлов. Вторая: «шестерки» Вани Бурята — Скворец, Грач и Мишка Слон. Третья: гений картежной игры Роберт Вест. «Чего-то много ты наговорил, — мрачно произнес Самоха. — И все вдвоем?!» — «В придачу две машины, «ауди» и джип», — ухмыльнулся Слава. «Не пешком же ходить, — еще больше помрачнел Самоха. — Без Крота не обойтись». — «Это точно, — поддержал товарища Николай Щербак. — Без Крота никак нельзя». — «Алексей Петрович Кротов, — поправил Грязнов, подумал и добавил: — Берите». — «Теперь самый раз»,— повеселел Самоха. «От сердца отрываю!» — постучал себя по груди Грязнов. Крот, лучшии топтун «Глории», был человеком незаменимым не только как топтун, но и по части знакомств с личностями глубочайшего московского дна и господами самого высокого ранга из «новых русских». Щербак и Самоха вплотную занялись Павловым, а Крот привлек к работе нескольких знакомых из числа бомжей, проституток, официантов, швейцаров, а также двух-трех приятелей, завсегдатаев казино. Как ему удавалась наружка, не знает никто, уж такой он человек был, Лешка Крот. «Слышь, директор, — сказал однажды Грязнову Самоха. — А мы ведь не одни топчемся возле полкаша. Сели ему на «хвост» и другие». — «И кто же?» — поинтересовался Слава. «А хрен их знает! У нас две машины, а у них, может, двадцать две. Но что сели, точно». — «Раскусить надо». — «Поди раскуси. Как бы они нас не раскусили... Живчики будь здоров!» — «Что хотите-то?» — «Ребят прибавь». Скрепя сердце Грязнов выделил еще четверых детективов. «Теперь порядок, — успокоился Самоха. — Теперь отмахнемся».
Их-то, Самоху и Щербака, с нетерпением ожидал теперь в своем кабинете директор «Глории» Грязнов. Слава понимал, что слежкой в отношении сотрудников ФСБ и МВД он занимался в виде исключения. Для всего этого есть спецслужбы. Но так было угодно Косте Меркулову, замгенпрокурора России. А Костя — гений по части следствия, сыска и субординации.
Когда ребята вошли в кабинет, мельком бросив взгляд на их лица. Грязнов понял, что случилось нечто непредвиденное.
Докладывайте, голубки, — зловеще произнес он.
Влипли! — с ходу бухнул Самоха, опрокидывая большую чашку, в которой, как и обычно, был налит чай пополам с коньяком.
Давайте с самого начала. Может, ты, Коля?
Щербак по-деловому разъяснил ситуацию. Они, как обычно, нормально, по-тихому «проводили» Павлова до дома, но решили не уезжать, подождать немного. Подозрение вызвало то, что полковник оставил свою машину у подъезда, а не загнал в гараж, который стоял рядом, во дворе. Часа через полтора Павлов вышел и сел в машину. Отчалили и те, что сели ему на «хвост». «Провожали» тремя машинами, довели до Арбата, дальше подключился Крот. Он-то и сообщил, что, после того как Павлов вошел в дом Веста, подъехал «форд» эмвэдэшного полковника Саргачева и, что самое интересное, вместе с полковником вышел из машины наш Демидыч.
Неужто кто-то протрепался? — удивился Грязнов.
О чем ты, Слава, — укоризненно произнес Щербак. — Да если бы кто-то трепанул, разве возник бы Демидыч?
Ум за разум зашел! — с досадой хлопнул себя по лбу Грязнов. — Как влипли-то?
Щербак крякнул и посмотрел на товарища.
Моя вина, — буркнул Самоха.
Оба виноваты, — пришел ему на помощь Щербак. — Крот кричит, линяю, мол, жарко становится, ну мы и пошли...
А он в кустах, Демидыч-то. Лыбится, — снова пробурчал Самоха.
И что дальше?
Да ничего. В приемной ждет.
Та-ак, — протянул Грязнов, оглядывая подчиненных. — И где ночку провели?
Где были, теперь нас нет.
На пару с Демидычем?
Почему на пару? Вон Колька был.
Хорошо провели. Культурно, — солидно ответил Щербак. — Ты бы плеснул своего кофейку, а еще лучше чистенького.
Грязнов вытащил откуда-то снизу початую бутылку коньяка, налил по стопке, посмотрел, как одним махом опрокинули коньяк его частные сыскари, разом выдохнули воздух, и усмехнулся.
Теперь вижу, и впрямь культурно провели ночку... Кто Демидыча-то задвинул? Такой «шкаф» своротить мудрено.
Не ожидал Демидыч, — признался Самоха. — Да мы с ним помирились. Он парень ничего, понятливый.
Так, может, мне и разговаривать с ним не надо?
Мы с ним ни о чем таком не болтали. Он ничего, и мы ничего. Ты же предупреждал, Слава. А вот насчет полкашей не в курсе. Крот, правда, сказал, чтобы не волновались...
Ну и не волнуйтесь, — успокоил сотрудников Грязнов. — Был у меня Крот. Тьфу! Кротов! Алексей Петрович! Опохмелились, и хватит. Гуд бай! Пусть зайдет Демидыч.
Владимир Демидов был родом из Архангельской области, охотник, зверолов, рыбак, воевал в Афганистане под началом Саргачева, был женат, но разошелся, квартиру оставил жене и дочке, живет в Заветах Ильича, что по Ярославской дороге, в деревенском домике, который когда-то приобрел по совету жены, часто ночует в Москве у своего напарника. Вот все, что знал Грязнов о Демидыче.
Сидит он теперь напротив, смотрит куда-то в угол, молчит. Слава наполнил стакан коньяком, плеснул и себе.
Пей, Володя.
Демидыч молча выпил, вытер губы ладонью.
Закуси, — подал конфетку Грязнов.
Баловство, — кашлянул в кулак Демидыч.
Так и будешь молчать?
О чем говорить-то? Мы вроде договорились.
С кем?
С твоими.
А ты чей? Разве не мой?
Договорились, — повторил Демидыч.
И о чем же вы договорились?
Они че, не сказали?
Не успели. Спешил с тобой встретиться.
Буду молчать. Все шито-крыто. Саргача не трожьте.
А если тронем?
Ваше дело. Только потом пеняйте на себя.
У тебя в Заветах банька есть?
Ну.
Что — ну?
Ну есть.
Пригласил бы. Я в Гонконге у Вани Бурята парился, а уж у тебя-то сам Бог велел!
Приезжай. Истопим.
Смотрю, не удивился.
Чему?
Неужели не слыхал, кто такой Бурят?
Слыхал. Ну и че?
Тьфу! — сплюнул Грязнов. — Че! Че! Зачёкал! Бычок архангельский! Ты понимаешь, что после твоего прикола я не могу тебя отпустить? Засветил ты моих ребят. Засвети-ил! Понял?
Мое слово — закон. Сказал, буду молчать, значит, буду. Че они, не поверили, что ль?
Они-то, может, и поверили, да я не могу, не имею права поверить!
Интересно, — проговорил Демидыч и умолк.
Что тебе интересно-то?
Вроде одним делом занимаетесь, а друг за дружкой топчетесь.
Прозреваешь, — удовлетворенно улыбнулся Грязнов. — Может, подумаешь, почему за одним и тем же человеком, полковником ФСБ Павловым, топчемся и мы, и твой бывший командир?
Мне думать нечего. Мне приказали, я выполняю.
Тебе стучать приказали на мою контору! Значит, стучишь?
Не-е, — покачал головой Демидыч. — Не стучу. Не приспособлен.
А напарник? Как его... Федя?
У него спроси.
Крепкий ты мужик, Володя, — с уважением произнес Грязнов. — Я таких уважаю.
Ия тебя уважаю, — расплылся в улыбке Демидыч.
Поверю я тебе, пожалуй. Будешь молчать.
О чем говорить? — хмыкнул Демидыч. — Только прямо скажу, Саргача не трожьте.
Уже слышал.
Свистнет Саргач, все «волки» в Москве будут.
Это кто ж такие?
Коли придет час, увидишь.
Хороший командир был Саргачев?
Что ты!
И чем же он был хорош?
Я тебе, Грязнов, только одну басню расскажу, а ты смекай. Подкинули «духи» паренька нашего ночью. Что с ним вытворяли — не знаю, но, видим, исколотый весь, член вырезан и в рот воткнут. И что, думаешь, сделал Саргач?
Слушаю, Володя.
Мы их, сук, десятерых взяли. И тоже подкинули... Понял?
Понял.
А ты говоришь...
Люди меняются, Владимир. Смотри не ошибись... Ты когда дежуришь?
Завтра моя смена. Если ты уже не уволил.
Выходи. А сейчас езжай в свои Заветы, отдохни.
Демидыч поднялся не сразу, поразмышлял о чем-то, словно ожидая от Грязнова какого-то вопроса, не дождался и направился к двери.
Слава набрал номер телефона Турецкого:
Привет. Я подъеду, Саня? Минут через пятнадцать — двадцать буду. Пока.
5
В гостиной дачи Алика Попа шел своего рода сходняк. За столом сидели хозяин, самый крупный авторитет азербайджанской мафии Тофик Алиев, два его помощника Джалал и Сабир, Ефим Аронович Фишкин и представитель чеченской группировки Гирихан, известный под кличкой Гиря. На первый взгляд все они держались уверенно, а вернее, старались держаться — это было заметно по их напряженным лицам. Да и то сказать, разговор предстоял непростой: замочили джигиты Тофика парня из охраны Антона Маевского, второй, дважды раненный, ушел. Машину изрешетили, а он все-таки ушел, собака, гнались и уже почти догнали, но паренек знал, куда летел, тормознул возле ночного клуба на Цветном, и тут же подскочили к машине люди Бурята во главе с Мишкой Слоном. Пришлось спешно смываться. Сообщили Антону, а тот тут же позвонил Буряту. «Начинай, Антоша, — приказал Бурят. — Не мы первые кровь уронили». В ту же ночь, под утро, менты, дежурившие на Ленинградском вокзале, обнаружили четыре трупа, как принято сейчас говорить, лиц кавказской национальности. Они лежали рядком, словно напоказ выставленные, у стены складского помещения и все с аккуратными дырками в голове. Менты потирали руки: пусть мочат друг друга, падлы, но убийство есть убийство, а потому возбудили уголовное дело, выяснили, что убитые принадлежат к группировке Тофика Алиева, один из бомжей видел вроде две черные машины, что-то выгружали, а что, ему, бомжу, до фени. На этом дело и завяло — но лишь со стороны милиции и прокуратуры, теперь оно перешло в руки Бурята и Тофика.
Первым, как хозяин, взял слово Альберт Георгиевич. Положение его было незавидное. До сходняка они, конечно, обговорили с Фимой дальнейшие свои действия, но до конкретики так и не дошли. Слишком неожидан и решителен был ответный удар Бурята. Одно дело — встретиться, потолковать, пойти на взаимные уступки, к которым Алик и Фима были готовы, и совсем другое — когда в наличии имеется пять трупов. «И это не конец, — уныло повторял Фима Фишкин. — Бурят не остановится». — «Не ной! И без тебя тошно!» — с досадой отмахивался Алик.
Господа! — поднялся Альберт Георгиевич и оглядел присутствующих. — Помянем наших товарищей! Пусть земля будет им пухом!
Все встали, не чокаясь, в полном молчании выпили.
Теперь, господа, обрисую обстановку, как она мне представляется... Прошу не принимать моих слов как дело решенное, но, прежде чем возражать, хорошо обдумайте свой ответ. Удар, нанесенный Бурятом, лишает нас основных доходов. На Москве он не остановится. В скором времени то же самое произойдет во всех других городах. Почему Бурят решился на подобное? Ему некуда деваться. На приобретение «геры», на доставку, на людей, связанных с этим бизнесом, ушли огромные деньги, сотни миллионов баксов. Касса его пуста, разумеется, относительно. Убежден, что, прежде чем начать дело, он заручился если не поддержкой, то бездействием работников ФСБ. Без этого он не решился бы. Впрочем, мы это видим воочию. Все фээсбэшники куда-то подевались! Были — и нет! Сила за Бурятом стоит большая. Я не удивлюсь, к примеру, если сейчас сюда подойдет парочка БМП, а то и танков, с полным вооружением и с солдатиками на бортах. Большого ума не надо, чтобы представить последующую картину... И будьте уверены, средства массовой информации сделают все для раздувания ажиотажа против нас, как основного источника зла. Заслугу, конечно, припишут себе силовые министерства, и в первую очередь МВД. В Москве Бурят подключил порядка пятисот человек. Понадобится, подключит еще столько же. Каков же выход? С минуты на минуту сюда прибудет Антон Маевс- кий. Он выставит окончательные требования, которые в принципе и без того понятны... Единственный ныход в нашем положении — переговоры. Суть их такова. Мы оплачиваем расходы Бурята плюс делим доходы, скажем, пятьдесят на пятьдесят. Другого пути но вижу.
А как же кровь? — спросил Тофик. — Кто ответит?
Худой мир лучше доброй ссоры, — усмехнулся Городецкий.
Не пойдет. Кровь не прощается.
В таком случае, Тофик, дело твое — труба.
Мы знаем силу Бурята. Но видим и другое: маленькая Чечня бьет большую Россию.
Не равняй хер с пальцем! — внезапно озлился Городецкий. — Кому выгодна наша свара? Ментам! Угробим друг друга, а толку?! Повторяю. Нужен мир. Условия диктует Бурят. Вопрос лишь в том, чтобы условия эти были приемлемы. Если согласится Бурят работать вполовину, надо принимать. А дальше будет видно, все под одним Богом ходим...
Кто оплатит расходы Бурята? — задал вопрос Сабир.
Мы.
Сотни миллионов баксов... У нас нет таких денег.
Пороетесь — найдете.
В это время запищал зуммер переговорного устройства.
Пропустите, — сказал Городецкий. — Антон Маевский.
Антон, как всегда одетый по последней моде, вошел в гостиную, взмахом руки поприветствовал присутствующих, присел напротив Городецкого и коротко с улыбкой сообщил:
Я пришел.
Почему не Бурят? — сверкнул глазами Тофик.
Он бережет свою драгоценную жизнь.
А ты?
Я всего лишь подчиненный. Приказали — пришел. И с большим нетерпением жду ваших слов.
Он смеется над нами! — вскипел второй помощник Тофика, Джалал.
Вам показалось, господин Джалал Мамед-оглы, — сухо ответил Антон.
Городецкий постучал костяшками пальцев по столу, стараясь привлечь внимание.
Господа! — повысил он голос. — С вашего позволения, разрешите огласить предложения, о которых мы говорили!
Предложения? — переспросил Антон. — Я, видимо, ослышался.
Вы не ослышались, господин Маевский. Мы подготовили предложения, которые, надеюсь, устроят обе стороны.
Любопытно...— проговорил Антон, глядя на переговаривающихся на своем языке Тофика и Сабира. — По-моему, вы лишь говорили, но не договорились.
В разговор друзей вступил и Джалал. В его голосе кипела ярость. Все трое словно бы забыли, что находятся не одни в гостиной, начали размахивать руками, перешли почти на крик, а Джалал и вовсе обезумел, рванул ворот рубашки, обнажив волосатую грудь, и казалось, еще немного, и выхватит свой ТТ.
Кажется, делать мне здесь нечего, — сообщил Маевский и поднялся.
Куда-а?! — повел кровавыми белками глаз Джалал. — Сиди!
Вместо ответа Антон щелкнул кнопкой переговорника и приказал:
Приготовься, Миша. Через три минуты — огонь.
Все ошеломленно запереглядывались.
Ты что? Какой огонь?! — бледнея, произнес Городецкий.
Ракеты. «Стингеры», — спокойно сказал Антон. — Через три минуты, друзья, мы будем уже на том свете. Там и продолжим разговор... Минута прошла.
Не дури, Антон. Прошу, — вставая и прикладывая руку к груди, попросил Городецкий.
Фима Фишкин бросился к окну.
Ничего не вижу, — забормотал он. — Где?!
Не шутишь? — обратился Тофик к Маевскому.
Господи! Прости и прими в лоно свое душу мою грешную! — повернувшись к большой иконе, висевшей на стене, проникновенно вымолвил Антон.
Плачу! — вдруг взвизгнул Фима Фишкин. — Все расходы беру на себя!
Осталась минута.
Лицо Антона посуровело, отрешенным, пустым взглядом обвел он присутствующих и снова обернулся к иконе.
Мы согласны! — пристукнул кулаком Тофик. — Слышишь, Алик? Согласны!
Фима кинулся к Антону, дрожащими руками вцепился в переговорник:
За все плачу! За все! Дай отбой, Антоша! Антон посмотрел на часы, дождался, когда стрелка почти приблизилась к медленно текущим трем минутам, и лишь, тогда приказал:
Миша! Отбой!
Городецкий вытер пот со лба, молча налил коньяку и выпил. За ним последовали и другие, кроме Антона, который закурил, откинулся на спинку стула и вопросительно посмотрел на Фиму.
Какие расходы вы берете на себя, Ефим Аронович?
Скажи, Алик, — обернулся Фима к хозяину. — Я что-то того... С такого перепугу и в ящик сыграть недолго.
Мы оплачиваем все ваши расходы по «гере» и в дальнейшем работаем вполовину.
Известна ли вам сумма расходов?
Думаю, не больше двухсот — трехсот миллионов.
Ошибаешься, Альберт Георгиевич.
И сколько же?
Прибавь к этой сумме и всего-то ничего, нолик, и будет самое то.
Миллиарды! — выдохнул Фима.
Если устраивает, можно потолковать, но через некоторое время. Сейчас прямо дать ответ не могу. Не уполномочен.
Как считаешь, согласится Бурят? — спросил Городецкий.
Если сумма будет выплачена разом и наличными...
Подумай, что говоришь, Антон? — перебил Городецкий. — Мыслимое ли дело?!
Вот и я думаю — немыслимое. Погорячились вы, Ефим Аронович... Полагаю, дальнейший разговор бесполезен?
Кто за кровь ответит? — вновь обратился к больной теме Тофик.
Тебе ли объяснять, Тофик? Кто начал, тот и в ответе. Мы квиты.
Завалили-то не одного, четверых!
Так получилось, — развел руками Антон, глянул на часы. — Потерял драгоценное время...
По миру пускают! — хмыкнул Тофик. — Передай Буряту, пусть припомнит пересылку в Котласе...
Он помнит, Тофик. И очень благодарен за хлеб- соль.
Не хлебом — смертью пахло!
Не забыл об этом Бурят. И в свою очередь просил напомнить Княжий Погост. Там ведь тоже не хлебом пахло. Не так ли, Тофик?
Помню.
Значит, вы тоже квиты. И еще просил сказать Бурят, если бы батыром был не ты, то еще вопрос, кто оказался бы на месте тех четверых.
Это угроза?
Предупреждение, — вежливо улыбнулся Антон. — Итак, господа, пришло время раскланяться. Условия остаются прежними.
И какими прежними? — спросил Тофик.
Альберт Георгиевич, разве они не в курсе?
В курсе.
Хочу услышать. Лично, — настаивал на своем Тофик.
Пожалуйста. Срочное освобождение всех известных вам злачных мест в Москве, Питере, Нижнем, Ростове и Екатеринбурге. Все. Как видите, и делов- то — раз плюнуть! Было бы желание.
Грабеж! Полный грабеж!
О чем ты, Тофик? У тебя остается огромное поле деятельности. Рынки, ларьки, ресторанчики и кафе рангом пониже, вокзалы, аэропорты, гостиницы, общежития... Всего не перечислишь! Конечно, придется потрудиться, но, как говорят, без труда не вытащишь и рыбку из пруда!
Прощай, Антон, — хмуро ответил Тофик.
Маевский галантно раскланялся и вышел. На некоторое время в гостиной воцарилось молчание.
Что скажешь, Гирихан? — обратился Тофик к Гире.
Отвечу после твоего окончательного решения.
А если я решу воевать?
Вначале реши.
Тофик посмотрел на своих помощников. Оба они опустили указательный палец на стол. Помедлив, опустил палец и Тофик.
Война, — сказал он.
К сожалению, вынужден огорчить вас, — сказал Гиря. — У нас другие, более важные заботы. Идет другая война. Война за свободу моего народа. Мы не имеем права рисковать. Особенно здесь, в Москве. Нас не поймут. Извини, Тофик, но ты должен понять правильно.
Спасибо за откровенность, — выдавил из себя Тофик.
Думаю, мы можем взять часть расходов на себя. Мне больше по душе предложение Альберта Георгиевича.
«Стингеры», —ухмыльнулся Джалал. —На пушку взял!
Проверим, — нажимая кнопку вызова, сказал Городецкий.
В гостиную вошел Гришуня, остановился возле двери.
Расскажи, Гриша, что видел, что слышал? — обратился к нему Городецкий.
Что тебя интересует?
Антон про какие-то «стингеры» вякал...
Были, — подтвердил Гришуня. — Не знаю, «стингеры» или что другое, но были.
Сам видел?
А то нет? Дуры будь здоров! С Мишкой Слоном стоял, за оградой. Они все за оградой ошивались. Дальше, как ты и приказал, мы их не пустили. Стоим, курим. Потом слышу, Антон заговорил. По рации.
Что он сказал?
Приготовься, мол. Через три минуты — огонь. Выскочили из джипа пятеро с дурами на плечах — и к ограде. Нас под дула положили.
И вы легли? — не выдержал Джалал.
Мишка и говорит, — совершенно не обратив внимания на слова азербайджанца, продолжал Гришуня. — Все, мол, хана. Антона жалко, но за него ваши души возьмем. Лежим, ждем.
Скоты! — выкрикнул Джалал.
И на этот раз стерпел Гришуня, лишь, повел равнодушным глазом на помощника.
Поглядел на часы. Третья минута на исходе. Прощай, белый свет, Здравствуй, мать сыра земля... Смотрю, побежали ребята, те, что с дурами на плечах, обратно в джип. А тут и Мишка. Вставай, мол, отбой. Лыбится.
Трусливые собаки! Шакалы! — рассвирепел Джалал.
Это ты зря, — лениво обронил Гришуня. — Я понимаю, кровь горячая, южная, но зря.
Он спас нас! — закричал Фима. — Понимаешь?! Спа-ас! Григорий! Спасибо! Что твоя душа желает, говори, все исполню!
Налей, — кивнул на бутылку с коньяком Гришуня.
Выпив, он посмотрел на Джалала, покачал головой:
Недолго проживешь, парень. Уж очень горяч.
Джалал побелел. Правая его рука медленно поползла за отворот пиджака.
Остынь! — приказал Тофик и протянул руку Гришуне: — Благодарю тебя, брат!
Гришуня ничего не ответил и не спеша направился к двери.
За наше спасение! — поднял тост Городецкий.
Выпили, посмотрели друг на друга и начали прощаться. После ухода гостей Городецкий и Фишкин, оставшись наедине, задумались.
Что молчишь, Фима?
Думаю, Алик, думаю...
Может, с Павловым поговорить?
Звонил. Не отвечает.
Не замели ли его, Фима?
Кто знает? Меня, Алик, следователь беспокоит. Баба эта, Федотова. Из прокуратуры.
Та самая, бывший юрисконсульт?
Та самая.
Все документы визировала она. Какой смысл под себя копать?
Не все, — вздохнул Алик.
Понятно, — помолчав, догадался Городецкий. — Припомнил старую профессию.
Был грех. Да она бы и не подписала. Мы же заводик вписали, судоремонтный. За так. А сколько меди, бронзы, титана, серебра выкачали... Где? Если копнет —· амба!
Работа-то чистая?
Спрашиваешь! — даже чуть обиделся Фима.
Еще что?
Акции на алмазы и два пионерлагеря под Москвой. На лагеря, если помнишь, она отказалась визировать, а на алмазы я и не предлагал.
Не переживай, Фима, — успокоил друга Городецкий. — Копнет-то она под вице-премьера. Там и застрянет.
Не скажи. Баба серьезная. Пришла-то с бумагой за подписью генпрокурора!
Документы, конечно, в прокуратуре?
А то где же? Официальная рядовая проверка.
Застрянет, — подумав, повторил Городецкий. — Слишком долга ниточка. А насчет подписи так скажу — не один ты умелец.
Это точно, — согласился Фима.
Как считаешь, начнут азеры?
Начнут, Алик. Им, как и Буряту, деваться некуда. Слишком жирный кусок отрывает Бурят.
А ты тоже, «плачу-у...» — припомнил Городецкий.
Со страху чего не вякнешь? На кой оно мне все это, — повел руками Фима, — если меня самого не будет?
Ия трухнул, Фима. Секунды оставались!
Чего там, все в портки наложили...
Пронесло, и ладно, — сказал Городецкий. — Бурят не только у Тофика кусок отнимает, но и нас хорошо за вымя дергает...
И не думай, Алик! Нам с Тофиком не по пути!
Я о другом думаю, Фима... Есть две силы, способные остановить Бурята. Павлов и старые крестные отцы. Калган, Шаман, Крест, Кирпич... Павлов отпадает.
Падла он! — вскипел Фима. — Посчитай, сколько поимел?! А где отдача?!
Остаются крестные отцы, — не обратив внимания на вспышку товарища, продолжал Городецкий.
Отцы против Бурята не пойдут.
Как сказать... Отцы шума не любят.
Дорого будет стоить, Алик.
Не дороже того, что мы теряем.
Поговорить можно.
Поговори. Но после шухера.
Большой шухер будет. Чует мое сердце.
Подождем, — решил Городецкий, булькнул коньяку в рюмки. — За то, что живы! Будь здоров!
Утром следующего дня, на глазах ошеломленных москвичей, в упор была расстреляна из автоматов машина марки «ауди» с четырьмя парнями Бурята. Трое скончались мгновенно, четвертого увезли в клинику Склифософского. «Молоденькие-то какие, Господи- и...» — часто крестясь, бормотала какая-то бабка. «Разборка, — мрачно вымолвил стоявший рядом мужчина. — Так им, сукам, и надо!»
Бурят отнесся к трагедии спокойно, даже смиренно. «Антоша, прикажи ребяткам уйти из курятников. Насиделись». — «Понял!» — «Хозяевам скажешь, чтобы платили азерам. Сомлел Ваня! Понос прошиб». — «Понял!» — «И последнее. Мне необходимо знать каждый шаг Тофика. Баксов не жалей». — «Понял», — в третий раз повторил Антон, но уже довольно тускло. «Езжай».
Понаехавшие боевики Тофика были немало удивлены, когда, решительные и готовые на все, врывались они в казино и обнаруживали лишь улыбающихся владельцев, официантов, франтоватых крупье и подобострастных швейцаров. «Где эти шакалы?! — сверкал глазищами Джалал Мамед-оглы. Но «шакалов» и след простыл. Их не оказалось ни в одном казино, ни в одной гостинице, ни в одном ночном клубе. Помощник Тофика ликовал, но самого Тофика взяло большое смущение. «Не похоже на Бурята, — частенько повторял он. — Не похоже. Не такой он человек. Говорить только на своем, родном языке. Поняли?» Но у Антона Маевского нашлись и знатоки азербайджанского. Денно и нощно прослушивали они азиатскую тарабарщину, переданную через крохотные американские «жучки», которыми Антон щедро снабдил сговорчивых людишек из казино и ресторанов, тем более что людишки эти рисковали небесплатно. Прошла неделя, повалила другая. Снова запахло в злачных местах «травками», повеселели боевички, расправили крылышки. Ваня терпеливо ждал. И он дождался. Знатоки отработали свой хлеб с маслом. В один из вечеров к Буряту ворвался возбужденный Антон. «Клюнуло! То ли сходняк, то ли сабантуй какой!» — «Где?» — «В квартире Джалала!» — «Когда?» — «Завтра в восемь!» — «Вот мы и дождались, Антоша, своего часа», — улыбнулся Бурят.
Операция прошла без сучка и без задоринки. Боевики Бурята, рассредоточившись в разных местах возле здания, где проживал Джалал, беспрепятственно пропустили в дом гостей, всю головку группировки Тофика Алиева, числом в пять человек, и ожидали лишь приказа для дальнейших действий. Бурят медлил, он ждал самого Тофика. Но ждал не только он. Томились в ожидании и гости, поглядывая на стол, богато уставленный закусками и бутылками с дорогим коньяком.
Подъехал! — раздался голос Сабира, стоящего на балконе.
Встретим шампанским! — предложил кто-то. Захлопали пробки, полилось шампанское в высокие бокалы. Все, как и положено при встрече с шефом, надели черные пиджаки, поправили галстуки, иные даже причесались. Рассчитав, что, пока шеф зайдет в подъезд, пока поднимется на лифте, пройдет не больше минуты, Джалал решил открыть дверь, не дожидаясь звонка. Гости прошли в просторный холл и, держа бокалы в руках, выстроились, словно на параде. Джалал распахнул дверь... Пятеро, стоявшие в холле, скошенные автоматными очередями, обливаясь кровью, рухнули все разом. Джалал, отброшенный дверью, успел вскочить, с диким ревом бросился в гостиную, где лежало оружие, но тут же и упал, прошитый пулями из трех стволов. Из лифта вышли Тофик и Ваня Бурят.
Убей меня, — сказал Тофик, глянув на окровавленные тела своих ближайших друзей.
Живи, — помолчав, ответил Бурят. — Если сможешь.
Убей, — повторил Тофик.
Подумай о живых. Срок — два часа. Мы уходим.
Хлопнула дверь, и Тофик остался наедине со своими мертвыми товарищами.
Через два часа к подъездам дорогих злачных мест подкатили иномарки, из которых вышли парни, хорошо знакомые официантам и швейцарам. Заходили они в заведения, как к себе домой, уверенные, что встретят их если не цветами, то уж улыбками точно, пусть неискренними, заискивающими, но улыбками.
Лиле Федотовой не пришлось долго ломать голову над документами, изъятыми из фирмы Ефима Ароновича Фишкина. На память свою она никогда не обижалась и прекрасно помнила, что, будучи юрисконсультом, не визировала бумаг ни по алмазным акциям, ни по судоремонтному заводу на Оке, а уж о подмосковных пионерских лагерях и говорить нечего. Но под документами-то стояла ее собственная подпись! И не на одном документе. Сколько она ни вглядывалась в буквы своей фамилии и знакомые закорючки, не могла ни к чему придраться, и если бы сейчас кто- либо спросил, точно ли она подписала бумаги, Лиля бы подтвердила. И она помчалась в криминалистическую лабораторию. Экспертиза подтвердила фальшивость подписей, и Лиля помчалась к шефу, к Турецкому.
В кабинете, кроме хозяина, сидел Слава Грязнов.
И что? — просмотрев документы, спросил Турецкий.
Хочу возбудить уголовное дело. Только что от экспертов-почерковедов. Подпись мне не принадлежит, за меня гады поработали — рисовали на документах мои подписи.
На кого? Я шлею в виду, против кого хочешь возбудить дело?
На вице-премьера.
Крутовато... Но возбуждай дело по факту злоупотреблений, а не против Стрельниковой, а не то сядешь в лужу.
Почему?
Да потому что она вице-премьер! Разве не ясно? В таких случаях без решения генерального и премьера не обойтись!
Но должны же мы как-то шевелиться!
Не горячись, Лиля, — сказал Турецкий. — Не пришло еще время. Не пришло. И доказательств фактически нет.
Как — нет? Дождемся, всю Россию с молотка купят, — понизила тон Лиля. — Взять эти же алмазные акции. Не знаю, Бог, или какая-то другая высшая сила, или сама природа, не знаю, но кто-то идёт на помощь. В Архангельской, Новгородской областях, в Коми, в болотах, где лишь черти водятся, вдруг открывают залежи алмазов. Да каких! Голубых! И что же? Половина акций на разработку алмазов у американских компаний, половина у воров типа Городецкого и Фишкина!
Документик-то фирмы Фишкина, — глянув в бумагу, сказал Грязнов. — А Фишкин, между прочим, срок отбывал за подделку денежных знаков.
Считаешь, его работа? — ткнул в подпись Турецкий.
А для чего ему к варягам обращаться, если сам может?
Прихватишь?
Как скажешь.
На документах три подписи — Стрельниковой, Фишкина и Федотовой, — глянул на Лилю Турецкий. — То бишь твоя. И доложу тебе, основная, правовая, визирующая, предполагающая, как тебе известно, чистоту сделки.
Вы что, не слышали, Александр Борисович?
Предположим, возбудишь ты дело на вице-премьера, — не обратив внимания на вопрос помощницы, продолжал Турецкий. — Что она предпримет? Первое. Вообще на порог кабинета не пустит. Второе. Побежит к своему шефу, а он просто премьер, без всяких вице. А тот куда? Возможно, к своему шефу. Задета честь мундира... Тот указ спустит вниз, как раз к нашему генеральному.
А она у них есть, честь-то? — угрюмо перебила Лиля.
Все объяснят. И про честь, и про мундир, — успокоил юриста второго класса Турецкий. — Понимать надо. А шеф премьера кто? Правильно. Президент. Поднимет палец, и где она, юрист, следователь второго класса, Федотова? Была — и нету. Поимей в виду и то, что полковник ФСБ Павлов большой друг госпожи вице-премьера, о чем ты могла легко догадаться, когда любовалась фотографиями... А у Павлова шефы — тоже шибко влиятельная публика. И третье. — Турецкий на мгновение задумался. — Лучше помолчу. Вот такой пока расклад.
Обращусь в суд, — вскипела Лиля, забирая бумаги.
По поводу?
Защиты личного достоинства и гражданской чести.
И здесь не спеши, — посерьезнел Турецкий.
Я не хочу сидеть рядом с ними, с гадами этими, на скамье подсудимых, когда придет время. А оно придет.
Есть власть, которая называется четвертой, — СМИ. Средства массовой информации.
Я об этом как-то не подумала, — медленно проговорила Лиля. — А ведь это ход и удар. И очень решительный.
Необходимы верные люди.
Они есть.
Грязнов гулко кашлянул и укоризненно посмотрел на Александра.
Ну их к лешему, эти СМИ! — сразу понял Турецкий. — Выбрось из головы, Лиля. Слушаешь, смотришь, читаешь... Трепачи!
Уже выбросила, — улыбнулась Лиля.
И отлично! Иди-ка обратно к экспертам, пусть они еще поколдуют. Не найдут ли какой-либо идентичности между личной подписью Фишкина и фальшивкой. Пусть потщательней экспертизку проведут. Если найдут исполнителя, потянем эту ниточку. Подключится Слава...
Спасибо. Я уж как-нибудь сама, — ответила Лиля и вышла.
Не в ту степь тебя потянуло, — хмуро произнес Слава.
Дошло после того, как ты хрюкнул, — с досадой ответил Турецкий.
СМИ! Телевидение, что ль? Да она же после выступления там, возле стекляшки, и ляжет.
Не каркай! — разозлился Турецкий. — На телевидение еще попасть надо! — Поостыв, добавил: — А ведь она не остановится, Слава.
Ты бы остановился? То-то и оно. До конца пойдет.
На троллейбусе к фишкиным поедет, на метро...
Беднота-а, — протянул Слава. — Так уж и быть, выделю. «Ауди».
А я «волгу» с четырьмя охранниками.
Телохранитель нужен, — подумав, сказал Слава. — И чтобы ни на шаг! С Демидычем поговорить? За ним как за каменной стеной!
Это мысль, — поддержал Турецкий.
Я с ним работаю потихоньку. Молчит, но слушает внимательно.
Не слишком рискуем?
Рискуем, конечно. Но уверен в одном: женщину Демидыч в обиду не даст.
По приезде в агентство Грязнов вызвал Демидыча и объяснил ему суть новой работы. «А че, — ответил тот. — Можно». — «Позвони, посоветуйся», — кивнул на телефон Слава. «Че советоваться-то? Сказал: можно, значит, так тому и быть». Грязнов удивился, но виду не подал. «Оружие на выбор». — «Из чего выбирать-то? У тебя одни пукалки. Ворон пугать». — «А ты что хочешь?» — «Короткоствольник дашь?» — «Может, еще и гранатомет?!» — «Это есть». — «У тебя есть гранатомет?» — «А че?» — «Тьфу! Будет тебе короткоствольник!» — «Порядок», — широко улыбнулся Демидыч. «И смотри, от нее ни на шаг! Куда она, туда и ты!» — «Кого ты учишь, Грязнов? Я четыре года за одним крутым топтался». — «Тогда и в самом деле порядок», — успокоился Слава.
Грязнов позвонил Турецкому и сообщил, что договоренность достигнута, в девять ноль-ноль завтра телохранитель Демидов Владимир Афанасьевич прибудет в следственную часть прокуратуры на автомобиле «ауди».
Константин Дмитриевич Меркулов и Турецкий сидели в кабинете руководителя отдела «К» генерала Самсонова. Николай Васильевич был невелик ростом, плотен, совершенно сед, но выглядел моложаво.
Сколько лет мы с тобой знакомы, Костя? — обратился он к Меркулову.
Лет тридцать...
Тридцать два, — уточнил Самсонов. — И, по моему, никогда не ссорились и понимали друг друга с полуслова?
Мог бы и не предупреждать. Я не спрошу у тебя
ничего лишнего.
Вот и ладушки! Я внимательно изучил документы, любезно переданные вам, Александр Борисович, господином Би. Познакомился с ними впервые. Вижу по лицам, что объяснять, почему впервые, вам нет необходимости... Специальное подразделение по наблюдению над индустрией разного рода развлечений создано с первых дней появления в стране казино, ночных клубов, массажных кабинетов, пока, правда, не имеющих на своих фронтонах красных фонарей. Другой вопрос, в какую организацию переросла эта команда... Поверьте на слово, я вплотную занялся этим делом. Сразу скажу. Прокуроров мы в наши внутренние дрязги не втянем. Не обижайтесь. Но по окончании проверки этой индустрии обещаю вам полное ознакомление с материалами дела. Касательно полковника Павлова... По его возвращении из командировки вы, Александр Борисович, будете иметь возможность поговорить с ним обо всем. Должен сказать, что информация о валютных вкладах в банках Швейцарии соответствует действительности. Полковник Павлов, надеюсь, объяснит нам, каким образом оказались на его личном счету миллионы долларов, но что касается вице-премьера, тут я, как говорится, умываю руки. Она занимает очень высокий государственный пост. Ей судьи: премьер и Президент. У меня все.
Большой секрет, где именно находится сейчас Павлов и по какой причине? — спросил Меркулов.
В Хабаровске. Тайный перевоз современного оружия большой силы.
Уж не ракет ли с атомной начинкой? — поинтересовался Турецкий.
Вам что-то известно, Александр Борисович?
Хотелось бы знать, что по этому поводу сообщил вам Павлов.
Приехал ночью. Выложил шифровку. Той же ночью расшифровали. Дата, место, пароль. Группа, во главе с Павловым, отправлена. Ждем возвращения.
С Павловым? — насторожился Меркулов. — Не слишком, Николай?
Группа из моего отдела.
Вы не поинтересовались, откуда у Павлова появилась такая шифровка?
Поинтересовался. — Генерал-лейтенант заглянул в блокнот. — Он получил ее от сотрудника МВД Саргачева Валерия Степановича.
В таком случае мне необходимо сделать небольшое сообщение.
Слушаю, Александр Борисович.
В отличие от вас, Николай Васильевич, мы не имеем секретов, о которых не могли бы рассказать начальнику отдела «К». Меня, как вам известно, приказом генпрокурора назначили руководителем следственно-оперативной группы, куда входят не только прокурорские работники, но и сотрудники ФСБ. Или это не так, Константин Дмитриевич?
Так, Саша, так, — улыбнулся Меркулов. — С одной поправочкой. Группа образована в связи с убийством господина Кузьминского.
Убийство раскрыто! Дело закончено: я составил постановление о прекращении дела. И по-моему, все довольны. В том числе и отдел «К».
Послушай, Костя, — удивленно произнес генерал, — он у тебя всегда такой?
Какой?
Прямолинейный, что ли.
Всегда.
Тогда понятно. Молодец! Так что хотел сообщить, сынок? Рассказывай.
Турецкий широко, по-детски улыбнулся:
Я коротенько, Николай Васильевич...
Он сообщил, что в связи с информацией, компрометирующей Саргачева, за ним было установлено наблюдение. Саргачеву, скорее всего, удалось получить пленку во время командировки в Гонконг. Он также свой человек в доме крупнейшего мафиози Джека Кана, торговца оружием и наркотиками. Возникает один вопрос, на который он, Турецкий, не может найти ответа.
И что за вопрос? — заинтересовался генерал.
А для чего Саргачеву понадобилось отдавать пленку, если он мог бы воспользоваться ею с большой выгодой для себя? Орден бы ему светил, а то и генеральские погоны!
Тем более что Саргачев имеет близкие, почти родственные отношения с госпожой Стрельниковой, — добавил Меркулов.
Такой же вопрос я хотел задать и Павлову, но воздержался.
Почему?
А чтобы не спугнуть, Саша. Документы ваши я давно получил. Еще до отъезда Павлова.
Так в чем же все-таки причина? — настаивал Турецкий. — Ведь Саргачев впервые так долго, больше часа, беседовал с Павловым. Была у них встреча и на похоронах Кузьминского, куда настояла приехать госпожа Стрельникова.
Смотрю, не дремлете, — улыбнулся Самсонов. — Причина? Можно лишь предполагать. Известно ли вам, что Саргачев и госпожа Стрельникова обвенчаны? Да, да, они обвенчались в подмосковном храме села Покровского. В паспортах штампа нет, но перед Богом они муж и жена. И если учесть, что вице- премьер и Павлов повязаны, и очень круто, то почему бы и не постараться хоть как-то отмыть Павлова. Саргачев, видать, парень неглупый, понимает: если погорит Павлов, то и у жены могут начаться неприятности.
Неприятности, — усмехнулся Турецкий. — А вам, Николай Васильевич, известно...
Нет, — перебил Турецкого генерал. — Неизвестно. Я, Саша, занимаюсь своим делом, вы — своим. Так будем продолжать и дальше.
Самсонов произнес фразу улыбаясь, но таким тоном, после которого Турецкий решил больше не возникать.
Что делается-то, Коля? Ведь смотришь, и руки опускаются! — проговорил Меркулов.
Стареешь, Костя. Ты старости, дружок, не поддавайся! Враз скрутит. Не поддавайся. Мы еще повоюем, — подмигнул генерал.
Я всю жизнь, Коля, воюю. А толку? Чем больше сажаешь, тем больше их появляется! Откуда берутся? И сколько им надо? Хапают, хапают, и все мало! А берут? Не десятками, не сотнями тысяч. Миллионами! И кто берет? Те, к кому и не подступишься! Иной раз думаю: может, с ума все сошли? А может, я?
Ты! — ухмыльнулся Самсонов. — Заместитель генерального прокурора! Выйдешь от меня, зайдешь в любой коммерческий банк и моментально станешь мультимиллионером! Предлагали небось?
Нет. Никто не предлагал.
А тебе, Саша?
В меня стреляли, били, взрывали, но чтобы что- то предлагать... Не помню такого.
Вот и мне не предлагали, — рассмеялся Самсонов. — Значит, хорошие мы с вами люди, дорогие вы мои коллеги! — Генерал поднялся, протянул руку вначале Меркулову, потом Турецкому. — Не обижайся, Александр свет Борисович. Я подумаю и сообщу вам о своем решении. Годится?
Вместо ответа Турецкий крепко пожал руку генерала.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Крах
1
Александра Турецкого разбудил телефонный звонок.
Слушаю!
Доброе утро! — послышался голос Славы Грязнова. — Через десять минут выходи. Едем.
Куда?
Рыбку ловить на Клязьминское водохранилище!
Давай без шуток, Слава!
Взорван особняк Роберта Веста.
Подъезжай, — сказал Турецкий и положил трубку.
Часы показывали без пятнадцати пять. За десять минут он успеет окатиться холодной водой, приготовить чашечку кофе, одеться-обуться — и вперед. Два таза ледяной воды прекрасно освежили Александра, а чашечка кофе окончательно привела его в рабочее настроение. На улицу он вышел ровно через десять минут и сразу увидел подъезжающий джип.
Трупы имеем? — плюхаясь рядом со Славой на переднее сиденье, спросил Турецкий.
Неизвестно.
Тогда гони.
Выбило стену, потолок обвалился. Разбирают.
Тебя-то кто известил?
Есть людишки, — как всегда, несколько таинственно ответил Грязнов.
Доехали быстро, минут за тридцать пять. Возле особняка толпились люди. У ворот стояли два милиционера. Показав удостоверения, Турецкий и Грязнов вошли в здание. Взрыв произошел на втором этаже, в гостиной размером порядка ста квадратных метров. Заприметив знакомого опера — майора с Петровки, Грязнов и Турецкий подошли к нему.
Порядком рвануло, — проговорил Турецкий.
Выбит был угол гостиной, потолок не то чтобы обвалился, но завис почти над самым полом одним краем, о мебели, зеркалах и оконных рамах говорить не приходилось, все разнесло.
Вот что любопытно, Александр Борисович, — сказал майор, — трупы лежали здесь, — указал он место недалеко от входной двери, — а рвануло там, в углу.
Трупы?
Два трупа. Хозяина и его охранника.
Сильно обезображены?
Тоже интересно. У хозяина оторвало руки, разворочен живот. Охранник лежал будто живой! Поначалу так и подумали. Жив. Позднее судмедэксперт определил мгновенную смерть от осколочного ранения в голову. Создается такое впечатление, Александр Борисович, что у хозяина в руках разорвалась граната. Сдетониро- вало и рвануло в углу. Там у него склад был, что ли...
Трупы не увезли?
В спальне лежат. Я провожу, Александр Борисович.
Ты со мной? — обернулся Турецкий к Грязнову.
Не-е, — отозвался Слава. — Пойду пошукаю. В другом месте.
Тела. Андрея Васильева и охранника были уже упакованы в целлофановые мешки, которые по знаку майора расстегнули. «Кто тебя убил, «король казино»? — вглядываясь в мертвое лицо Андрея, подумал Турецкий. — Кому ты перешел дорогу? Или сам решил свести счеты с жизнью? Не похоже».
Документы при них были?
У охранника. — Майор вытащил из нагрудного кармана удостоверение, протянул Александру. — Служба безопасности.