Король призраков

— Конечно, я беспокоюсь. Феррин защищал меня, когда был ранен. Его рана серьёзнее, чем мы предполагали?

Я не хотела обвинять Далью в том, что её дар недостаточно силён, но факт оставался фактом: некоторые целители действительно обладали большей магией, чем другие. Возможно, её магии оказалось недостаточно, чтобы исцелить Феррина.

— Я сделала всё, что могла, — сказала Далья, затем сделала реверанс, бросив на меня взгляд, в котором мелькнуло что-то вроде сожаления, и ушла.

— Мек, позволь мне увидеть его.

Меня охватила паника: вдруг Феррин был смертельно ранен, защищая меня. Мек стиснул челюсти, явно собираясь возразить, но затем откинул полог, позволив мне и Хаве войти.

Внутри было темно, синим светом отсвечивали угли в маленькой печи рядом с постелью, сложенной из мехов. Как и при любом исцелении у фейри, на рану не накладывали ни повязок, ни бинтов. Рану оставляли открытой для воздействия магии и природы.

Я нахмурилась, опускаясь на колени рядом с Феррином, чьи глаза были закрыты. Рана была запечатана и казалась почти зажившей. Совсем.

— В чём же беспокойство по поводу раны? — спросила я у Мека, смущённая его обменом репликами с Дальей. Я ожидала увидеть гноящуюся травму.

Мек стоял на противоположной стороне постели, стиснув челюсти, и смотрел на своего брата. Он не отвечал.

— Кажется, он вполне исцеляется.

Мек кивнул, всё так же не сводя взгляда с брата.

Затем Феррин пошевелился, его жёлтые глаза распахнулись. Он улыбнулся, увидев меня.

— Мизра, — сонно пробормотал он. — Ты пришла меня навестить.

Я улыбнулась, сложив руки на коленях.

— Я должна была убедиться, что с тобой всё в порядке. И я хотела поблагодарить тебя за то, что ты меня защищал.

— Всегда, — прошептал он. — Моё место — оберегать тебя.

Он поднял руку, ближайшую ко мне, противоположную той, что была ранена, и положил её поверх моей.

Я вздрогнула от такой фамильярности, но быстро сообразила, что, должно быть, он всё ещё находится под воздействием магии исцеления, которая порой действует как наркотик. Освободив свою руку, я мягко похлопала его ладонь и положила её рядом с ним на постель.

— Мек заставил меня беспокоиться, — легко добавила я. — Он заставил меня подумать, что ты плохо исцеляешься, но, похоже, магия Дальи справляется.

Он усмехнулся, и от этого у меня по коже побежали мурашки.

— Далья, — пробормотал он, и его глаза слегка затуманились. Они казались темнее обычного, более глубокого золота, а не яркого жёлтого, к которому я привыкла.

— Мизра, — сказал Мек, — ему нужно ещё поспать и отдохнуть.

— Конечно. — Я улыбнулась Меку, на лице которого играло привычное добродушное выражение, но что-то в его глазах внушало мне беспокойство.

— Спасибо, моя Мизра, — пробормотал Феррин, его речь была чуть замедленной. — Я знал, что ты придёшь ко мне.

— Мизра, — настойчиво сказал Мек.

Хава оказалась рядом, помогая мне подняться. Не то чтобы мне это было нужно. Казалось, Хава хотела уйти, и я её не винила. Мек вёл себя странно. Феррин тоже, но он был под воздействием магии исцеления. Но почему же тогда Мек говорил с такой яростью с Дальей? И теперь так торопился, чтобы я ушла?

— Хорошего дня, Мизра, — сказал Мек, открывая полог и вновь звуча более привычно. — Спасибо, что пришли. Мы оба ценим вашу заботу.

— Хорошего дня. — Я вышла из палатки, Хава была рядом.

Мы шли обратно к своим палаткам в молчании, пока не отошли достаточно далеко от Мека.

— Что это было? — прошипела Хава. — Почему Мек так разозлился на Далью?

— Я не знаю. Феррин прекрасно исцеляется. Это не имеет смысла.

— Ты должна рассказать королю Голлу.

Именно это я и сделала, когда мы с Голом лежали под мехами той ночью.

— Это было странно, — сказала я. — Мек казался сердитым на Далью. Но рана Феррина выглядела так, словно хорошо заживала.

Голл провёл ладонью по моей спине, его прикосновения были тёплыми. Я лежала, положив голову на его грудь, моя рука обвивала его талию.

— Мек очень защищает своего брата. У них не было отца. Хотя и мой отец не был примером для подражания. Но у меня был Кеффа и другие, такие как он. Их мать, моя тётя, переселилась с ними в Белладум после их рождения здесь, в Сильвантисе. — Он ненадолго замолчал, погрузившись в свои мысли, а затем добавил: — Думаю, Мек просто боится за своего брата. Я обязан заботиться о них, ведь мы родственники.

Я опёрлась подбородком на свои руки, чтобы посмотреть на него. Его драконьи глаза светились серебром в темноте палатки. Они были прекрасны.

— Ты знал их, когда рос? — спросила я.

— Нет. Они младше меня. — Он играл с прядью моих волос, что свисала на его грудь. — Они родились, когда я был в Гильдии Галла. Я встречал их несколько раз, когда моя мать звала их к себе. До того, как она умерла. Но потом уже нет. Не до тех пор, пока я не взошёл на трон своего отца и не стал искать верных союзников.

— Я понимаю твою верность, но мне не понравилось, как сурово Мек говорил с Дальей. Я знаю, каково это — быть целителем и не суметь исцелить кого-то.

Он убрал прядь, которую перебирал пальцами, за моё ухо.

— Ты думаешь о своём отце и брате.

Я кивнула.

— Завтра мы отправляемся к Сердцу Сольцкина, — сказал он. — Я отправил Морголита вперёд с Сорином и Пулло, чтобы встретиться с его другом среди теневых фейри. Они встретят нас завтра на закате у Сердца.

— Мы так близко, что можем добраться за один день?

— Мы возьмём Дракмира. Остальные Элитные последуют за нами. — Его губы изогнулись в лёгкой улыбке. — А завтра я хочу отвезти тебя кое-куда перед встречей.

— Куда?

— Это сюрприз. — Он положил руку мне на щёку, большим пальцем нежно провёл по скулам. — А теперь, спи.

Вздохнув, я прижалась к нему ближе и попыталась заснуть, но мои мысли всё ещё возвращались к жёсткому выражению лица Мека и полным слёз глазам Дальи.

ГЛАВА 38

ГОЛЛ

Было приятно снова оказаться на спине Дракмира, парящего среди облаков, держа Уну близко к себе. Чем дальше мы продвигались к территории фейри теней, тем сильнее росли мои тревоги. И дело было вовсе не в фейри теней. Какое-то неизвестное беспокойство становилось всё больше по мере нашего продвижения вперёд в этом квесте.

Найти второй текст оказалось проще, чем я предполагал. Даже несмотря на то, что я едва не потерял самообладание, когда Уна решила выпить кровь Гриндольвека. Я понимал, что она права, следуя пути, указанному богами, но это не делало ситуацию легче.

Но даже это было не главной причиной моего мрачного настроения за последние дни. Нападение тех гончих — лишь часть проблемы. Что-то оставалось скрытым от моих глаз, какое-то зловещее предзнаменование грядущего.

Перед тем как мы отправились сегодня утром, я проверил состояние Феррина, чтобы убедиться, что он достаточно окреп для пути с остальным лагерем к Сердцу Сольскина. Затем я поговорил с Дальей. Мне хотелось быть уверенным, что она в порядке после того, что Уна рассказала мне вчера вечером. Я заверил её, что любое замедление в выздоровлении Феррина — не её вина, а решение богов. Она успокоила меня, сказав, что Мек просто чрезмерно беспокоится о брате, а она сама чувствует себя хорошо.

Я также сказал ей, что хотел бы, чтобы она провела гадание в базовом лагере сегодня вечером. Надеялся, что она сможет увидеть то, что ожидает меня. Что-то, что, по-видимому, было сокрыто от меня самого.

— Как же это замечательно, — Уна облокотилась на мою грудь и обернулась ко мне. — Я скучала по Дракмиру.

— Тебе стоит сказать ему об этом.

— Уже сказала, — рассмеялась она.

— Вы снова связались телепатически?

Она улыбнулась через плечо.

— На этот раз он сам меня пригласил.

— И что он тебе показал?

— Вот это, — она протянула руку к небу. — Он показал мне небеса и землю внизу.

— Значит, он тоже скучал по тебе. Хотел, чтобы ты снова полетела на нём. — Драк делал то же самое для меня не раз.

Это согревало мне сердце. То, что у неё была связь с Дракмиром, подобная моей, лишь подтверждало: она моя, а я её.

— О, смотри, Голл. Замок!

— Именно туда я тебя и везу.

Дракмир тоже знал это. Я показал ему мысленно, куда мы направляемся. Ему было знакомо это место. Он снизился, кружась вокруг замка Виндолек, дома моей матери, где я вырос вдали от отца в Нäкт Мире.

Вид замка мгновенно наполнил меня смешанным чувством меланхолии и радости. А затем причина, по которой я привёз её сюда, вызвала совсем иное чувство — страх.

Я крепче обхватил Уну за талию, когда Дракмир закружил над полем, а затем взмахнул крыльями, приземляясь во внутреннем дворе замка. Площадка для посадки была достаточно велика, чтобы вместить небольшую армию, хотя никогда не служила этой цели. Зато здесь когда-то были конюшни для лошадей, коров и коз. Даже курятник. Моя нянька вечно кричала на меня за то, что я гонял кур по двору.

Когда я спустился, то протянул руку, чтобы помочь Уне.

— Я могу спуститься и сама, особенно в новой одежде, — скорее выговаривала она, чем объясняла.

— Я знаю, но хочу помочь. — Я не хотел, чтобы она упала в её состоянии.

Спустившись, она подошла к голове Дракмира.

— Хороший мальчик, — мягко произнесла она, поглаживая его морду.

Дракмир замурлыкал, прикрыв глаза от её ласки.

— Ты его балуешь.

— Он этого заслуживает. — Затем она обернулась и огляделась. — Здесь никого нет?

— Пока что нет.

— Чей это замок?

— На самом деле, твой.

Она повернулась ко мне с удивлением на лице, её рот приоткрылся от изумления.

— Пойдём. — С комом в горле я протянул руку. — Хочу показать тебе кое-что.

Не говоря ни слова, она взяла мою руку, и я осторожно повёл её вверх по каменным ступеням к бойнице, обрамляющей замок. Мы остановились у парапета, с которого открывался вид на северо-восточное поле и дальние горы Солгавии.

— Это был дом моей матери, когда она забеременела мной. Здесь я родился и вырос, пока не настало время учиться быть воином-призраком. — Я посмотрел вниз на пустой двор, некогда полный жизни. — Сейчас он кажется пустым, но может снова стать прекрасным и наполненным жизнью. — Я указал на поле позади нас, где в это время года росла желтая трава. — Летом здесь распускаются фиолетовые полевые цветы. Виндолек означает «на полевых цветах» на моём языке.

Уна внимательно слушала, её взгляд был прикован ко мне. Она, наверное, чувствовала моё напряжение в тембре моего голоса.

— Это место особенно для меня, потому что напоминает мне о моей матери, которую я очень любил.

— И которая любила тебя, — добавила она.

— Да, любила. — Я повернулся к ней. — Знаешь, когда я впервые увидел тебя, избитую и испуганную, стоящую на вершине той скалы в подземелье, я сразу подумал о своей матери. О том, через что она прошла из-за моего отца. Он убил её, обвинив в измене с послом из Иссоса. Но я знаю, моя мать никогда бы не сделала этого. Она знала, каким жестоким он был, и что он мог с ней сделать. И всё же это не спасло её.

Горло сдавило от воспоминаний о том дне, когда я узнал, что отец убил её прямо перед своим двором. Уна крепче сжала мою руку, обхватив её обеими ладонями.

— Знаешь, он отправил одного из своих Элитных, чтобы сообщить мне. Это был Эрлик.

— Я помню его, — тихо сказала она.

Я вновь ощутил мимолётное удовлетворение, вспомнив, как обратил его в пепел сразу после того, как убил своего отца.

— Это случилось на тренировочной площадке Гильдии Галлов, вдали от дома, в диких землях. Я пытался отработать захват, чтобы обезоружить противника, если останусь безоружным. Всё это казалось мне бессмысленным — я ведь мог использовать фейри-огонь, чтобы обезоружить кого угодно, — но я был полон решимости угодить своему наставнику.

Я сглотнул, вновь погружаясь в мучительное ощущение отчаяния и безысходности того дня.

— И вдруг Эрлик вошёл на площадку, остановился прямо передо мной и произнёс: «Твоя шлюха-мать мертва. Отец приказал тебе никогда больше не упоминать её имени». Он бросил к моим ногам её окровавленный платок с вышитым на нём пурпурным цветком Виндолека — и ушёл.

— О, Голл. — Её глаза наполнились слезами. — Это безбожно и ужасно.

Она прижала мою руку к губам и поцеловала её верхнюю часть, а по её щеке скатилась одинокая слеза.

Моё сердце сжалось от её сладости, от её жалости ко мне — мальчику, потерявшему мать. Я никогда не мог её оплакать. Мне нельзя было даже произносить её имя — иначе я ощутил бы на себе ярость отцовских кулаков.

— Иногда я прихожу сюда, чтобы вспомнить её.

Я вынул платок из плоского кармана на своей броне, где обычно носил запасной клинок. Но на этот раз там находилось нечто совсем другое — я долго готовился к этому моменту.

— Я подумал, что, возможно… — я прочистил горло, — тебе это пригодится.

На нём больше не было ни синих пятен, ни следов той жестокой смерти.

— Для неё это было ценно. Со временем стало ценным и для меня. — Я посмотрел ей в глаза, блестящие от эмоций. — Как и ты.

Она осторожно взяла платок и провела пальцем по тонкой вышивке — тому самому цветку, который моя мать вышила собственными руками.

— Я буду беречь его, Голл, — хрипло произнесла она. — Всегда.

Затем она прижала платок к груди, обвив одной рукой мою талию в нежных объятиях.

Я выдохнул тяжёлый вздох, словно задерживал дыхание долгие годы, и поцеловал её мягкие волосы. С того самого момента, как я прошёл Обряд Сервиума, я часто представлял, как отдаю ей этот маленький дар моей матери. Я не ожидал, что этот миг окажется для меня столь значимым, что он превратит воспоминания о матери в нечто прекрасное, а не печальное. Впервые с детства, думая о своей дорогой матери, я не ощущал боли.

— Мы должны вернуть жизнь в этот замок, — прошептала она. — Здесь очень красиво.

— Да. Видишь тот высокий холм? — Я указал на северо-восток.

— Да.

— Не так уж далеко за ним находится Сердце Сольцкина, а чуть дальше — предгорья Сольгавийских гор. Их видно довольно хорошо.

Она повернулась ко мне, её выражение лица было серьёзным.

— Почему ты сказал, что замок мой?

Я прочистил горло и признался:

— Я всегда знал, что отдам это место своей мизре. Потому что знаю — это прекрасное место, чтобы вырастить ребёнка. Нäкт Мир может показаться мрачным… как, я думаю, он кажется и тебе.

— Голл, ты уже знаешь, что я жду ребёнка?

Встретив её фиалковый взгляд, осознав, что её глаза такого же оттенка, как дикие цветы, которые зацветут здесь летом, я ответил:

— Да. А ты знала?

Она покачала головой.

— Я подозревала, но не была уверена. Прошло совсем немного времени с моей последней крови. — Затем её лицо побледнело, и она облизала губы. — Ты хочешь сказать, что хочешь, чтобы я покинула Нäкт Мир и уехала, чтобы родить нашего ребёнка?

— Нет, — резко ответил я. — Я не хочу этого. Но я хочу, чтобы ты была счастлива, пока носишь ребёнка.

— Я счастлива, когда я с тобой, Голлайя.

Мягкое выражение её лица, искренняя любовь в глазах чуть не свалили меня прямо на парапете. Я взял её лицо в обе ладони и прижался лбом к её.

— Я не заслуживаю тебя. Но я воздам хвалу всем богам, даже Лумере, за то, что ты появилась в моей жизни.

Она рассмеялась, вцепившись в края моего плаща.

— Мне бы хотелось увидеть, как ты воздаёшь хвалу Лумере.

— Уна. — Я поцеловал её в лоб, затем ещё раз. — Уна.

Я поднял её лицо и нежно коснулся её сладких губ.

— Хотя моё сердце почернело от всей той крови, которую я пролил, и от мрачных мыслей, которые я лелеял годами, когда ты смотришь на меня так, я верю, что во мне всё ещё может быть что-то хорошее.

Она положила свои руки поверх моих, которые всё ещё держали её лицо, в одной из них был зажат платок.

— Твоё сердце не почернело от сражений, которые ты вёл, или от убийства твоего отца, недостойного трона. Если бы это было правдой, то и моё сердце было бы чёрным от всей той горечи, что я хранила, после того как твой отец пытал меня в своей темнице.

Я покачал головой.

— Ты полна только добра и света, Уна.

— Это ложь. — Она рассмеялась, но затем её лицо стало серьёзным. — Наши сердца — это то, чем мы их наполняем. Подобное узнаёт подобное. Моё сердце знает твоё.

Она прижала ладонь к моей груди, прямо над органом, что бился так сильно ради неё.

— Как и твоё знает моё.

— Да, моя любовь.

Я вновь прикоснулся к её губам, но затем поцеловал глубже, поддаваясь голоду ощутить её вкус.

Поцелуй был сладким, но требовательным, мягким переплетением с нежной интимностью, которая соединяла нас. Я никогда не испытывал ничего подобного — этого манящего единства с другой фейри. Разорвав поцелуй, я прижался губами к её виску и прошептал:

— Ты так дорога мне.

Панический страх потерять её сжал моё сердце.

Через какое-то время, просто обнимая друг друга, она сказала:

— Я принимаю твой дар — этот замок, но буду приходить сюда только с тобой.

Я улыбнулся.

— Моя мать полюбила бы тебя.

Я не знал, откуда взялась эта мысль. Возможно, от духа моей матери, который всё ещё витает здесь, в её любимом месте на свете.

— Мне жаль, что я не успела её встретить.

Она прижалась щекой к моей груди и крепко обняла меня.

— Я буду беречь этот платок. Всегда. Спасибо.

Моё сердце воспарило.

Мы молча обнимали друг друга, пока я не отступил и не посмотрел на небо.

— А теперь как насчёт экскурсии по замку? Огальвет приготовил для нас ланч.

Она широко улыбнулась.

— Он сделал тот хлеб с тыквой, который мне нравится?

— Свежий, испечённый утром перед нашим отъездом.

— Здорово! Проводи экскурсию. Я хочу увидеть места, где ты шалил, будучи маленьким призраком.

Она вдруг замерла, прижав ладонь к животу, который был всё ещё плоским. Её лицо омрачило беспокойство.

— Что случилось?

— В первый день, когда мы разговаривали в моей опочивальне, ты сказал, что тебе всё равно, кто у нас родится первым — мальчик или девочка. Ты помнишь?

Он кивнул с серьёзным выражением лица.

— Ты был искренен? — спросила я.

— Уна, я планирую, что у нас будет много детей. Мне не важно, какого они будут пола. Но тебе стоит привыкнуть к мысли, что у них будут рога — у мальчиков и девочек.

Её глаза расширились от осознания.

— Ох…

Я рассмеялся.

— Надеюсь, тебя это не пугает.

— Совсем нет. Просто я об этом не задумывалась до этого момента. — Она улыбнулась. — У него или у неё могут быть ещё и крылья. Крылья лунного фейри.

Я замер, пытаясь представить себе рогатого мальчика-призрака с белоснежными крыльями светлого фейри. Это заставило Уну рассмеяться.

Потом она схватила меня за руку.

— Пойдём уже. Давай начинать экскурсию, а то я проголодалась.

Так мы провели остаток дня, гуляя по одному из моих самых любимых мест в мире, заполняя залы моими старыми историями и сладким смехом Уны. Это был один из лучших дней в моей жизни.

ГЛАВА 39

УНА

Мужчина из фейри теней, стоявший рядом с Морголитом, был поражающе красив и одновременно тревожно серьёзен. Его лицо оставалось непроницаемым, но алые глаза были насторожены и бдительны. Четыре гладких рога плавно изгибались из его головы, украшенные золотыми ободками у основания и на концах. Его черно-золотые доспехи с вкраплением серебра, хоть и были великолепны, носили следы использования. Драконьи крылья были сложены за его спиной, а их заострённые кончики гордо устремлялись к небу.

Он стоял неподвижно, сцепив руки за спиной. Но клинки на его поясе ясно говорили, что он всегда готов к бою, даже если в данный момент казался спокойным и кротким.

— Король Голл и Мизра Уна, — официальным тоном произнёс Морголит, — позвольте представить вам лорда Валлона из дома Хенноуин, верховного жреца Гадлизеля.

Мой взгляд скользнул к декоративным ободкам вокруг его чёрных рогов.

— Вы тоже из королевской семьи?

Его алые глаза задержались на моих крыльях, а затем встретились с моими, холодным взглядом.

— Нет, — ответил он ровно.

Морголит, казалось, уловил моё замешательство.

— У фейри теней жрецы занимают очень высокое положение в их культуре. Они украшают свои рога золотом, как это делают представители королевской семьи.

Вспомнив хрупкого старейшину Лелвина, я не смогла удержаться от прямолинейного замечания.

— Вы совсем не похожи на жреца.

Голл, стоявший рядом, сдержал смешок, откашлявшись, но не стал ничего говорить.

— Вы выглядите так, словно готовы к битве, а не к молитве, — пояснила я.

— Жрецы должны быть всегда готовы. Мы чтим богов и оберегаем их святые места. Мы — защитники.

— И что же именно вы защищаете? — спросила я, пытаясь представить себе священный храм с реликвиями, которые эти жрецы охраняют. Но от кого? И зачем? В Иссосе и Силвантисе местные жители уважали и почитали храмы своих богов. Они не нуждались в защите.

Валлон не ответил на мой вопрос, задав свой:

— Что вы ищете в наших землях, Мизра?

— Слова, — ответила я. Если он мог быть лаконичным и сдержанным, то и я могла. — К счастью, я точно знаю, где их найти. Пророчество, описывающее место, где находится третий текст, наделённый силой богов, было достаточно конкретным, чтобы мы были уверены, что он находится вблизи Сердца Сольцкина.

Он продолжал безмолвно изучать меня ещё мгновение, а затем произнёс:

— Тогда идём. Оно сразу за той рощей.

Он пошёл вперёд, что меня удивило: он либо доверял Голлу и его воинам настолько, чтобы оставить их у себя за спиной, либо просто не видел в них угрозы, либо доверял Морголиту.

— Он не слишком дружелюбен, — шепнула я Голлу.

Его губы изогнулись в полуулыбке, и он прошептал в ответ:

— Они никогда не бывают дружелюбными.

Мы следовали за жрецом через рощицу с толстыми стволами дубов, где землю покрывал оранжевый ковёр из опавших листьев. Это была скорее не лесная чаща, а редкая группа деревьев, стоящих словно часовые вокруг Сердца Сольцкина. Я с волнением ждала, когда увижу это место, почитаемое среди фейри теней, согласно тому, что однажды рассказала мне Хава. Оказалось, что фейри теней проводят там религиозные обряды в определённое время года.

Огромная глыба камня возвышалась над землёй, образуя треугольный пик, словно стремящийся к небу. Это был странной формы камень, вдвое выше старых дубов, которые хаотично окружали его. Камень казался чужеродным в этом месте, его тёмный оттенок разительно отличался от каменных пород в предгорьях Солгавийских гор. Возможно, сам Сольцкин поднял его из другого уголка мира и поместил здесь как алтарь для фейри теней — своих преданных последователей.

Мы оказались совсем близко к огромной горной гряде, где находился дом фейри теней, и прошли мимо утёсов и пещер, пока Дракмир не спустился ближе к месту встречи. Драк снова поднялся в небо, раздражённо взмахнув крыльями при виде крылатого фейри теней.

Чем ближе мы подходили к камню, тем сильнее разгоралось чувство жжения в моей груди. Магия богов была здесь, она исходила волнами, наполняя воздух едва ощутимым покалыванием. Зелёный лишайник и вьющиеся лозы покрывали его стороны, но сквозь них всё же проглядывал тёмный камень.

— Думаю, то, что вы ищете, находится с этой стороны, — произнёс Валлон, подходя к южной стороне камня.

Я задумалась, какую загадку предложит мне богиня Эльска на этот раз или какой текст мне придётся проглотить. Мысленно содрогнулась, представляя слова, выведенные лишайником там, где сейчас стоял Валлон, глядя вверх. Не придётся ли мне съесть плесень? Я положила ладонь на живот, беспокоясь за своего ребёнка и о том, как магия может на него повлиять.

Когда я обошла камень, с другой стороны, совершенно чистой от лоз и лишайников, то оказалась не готова к тому, что увидела. Демонические руны были высечены на камне, их магическая сущность, как и у других текстов, наделённых силой богов, исходила волнами потусторонней энергии. Она пронизывала мою кожу.

Я смотрела на камень, ошеломлённая и раздосадованная, а затем повернулась к Голлу.

— Как, по-твоему, я должна проглотить этот валун?

Очень серьёзный фейри теней, сопровождающий нас, шагнул вперёд, его выражение впервые приобрело нечто похожее на раздражение.

— Мизра, я не знаю о вашей миссии, но вы не можете проглотить Сердце Сольцкина. Оно священно для моего народа.

Я шумно выдохнула, с трудом сдержав желание закатить глаза.

— Я прекрасно понимаю, что это физически невозможно. Но я уверена, что богиня Эльска вела меня сюда, и именно эти слова мне нужны. — Я осмотрелась, пытаясь понять, не ошиблась ли и нет ли где-то ещё надписи. — Я не понимаю, — прошептала я скорее себе.

Выражение Валлона стало ещё мрачнее, прежде чем он наконец сказал:

— Как вы и сказали, это невозможно.

Мысли о моём народе, о моём отце, о моём брате, страдающих от чумы, умирающих, возможно, в эту самую минуту, скручивали мне нутро. Отчаяние начинало захлёстывать меня, ведь как я смогла преодолеть первые две преграды, но оказаться бессильной перед третьей? Почему боги привели меня сюда, если я должна потерпеть поражение сейчас?

Голл положил ободряющую руку мне на поясницу, и его глубокий, ровный голос разорвал затянувшееся молчание.

— Ей не нужно глотать камень. Ей нужны только слова.

Тон, каким он это сказал, заставил меня взглянуть на него с вопросом. Он сверлил Валлона таким взглядом, будто я упускала что-то важное.

Морголит подошёл ближе к Валлону.

— Это правда. Ей нужны только слова.

Морголит посмотрел вверх, на камень, и я невольно последовала его примеру, разглядывая надписи, окружённые толстыми ветвями плюща, но всё же оставшиеся открытыми.

— Может ли он помочь нам?

Лицо Валлона ещё больше омрачилось.

— Я не вижу возможности, чтобы он покинул Гадлизель ради помощи принцессе фейри Луны в её поручении от Богини Леса, — резко бросил он с явным цинизмом.

Морголит с нажимом произнёс:

— Посмотри на неё. Она не просто лунная фейри.

Он указал на мои крылья и тень, окутывающую меня.

— Она больше, чем кажется.

— Кто может помочь нам? — спросила я.

Красные глаза Валлона скользнули по мне и моим крыльям. Ответа он не дал. Это сделал Морголит.

— Принц Торвин из Гадлизеля обладает особыми способностями.

Валлон зашипел на Морголита, но я быстро добавила:

— Он может как-то снять слова?

Валлон снова уставился на камень, его раздражённый взгляд стал ещё более ярким.

— Снова повторяю, это не наше дело. То, что случится с фейри света, нас не касается.

Он сказал это с уверенностью, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на вину.

Треск, раздавшийся от камня, заставил меня вздрогнуть. Голл подхватил меня, оттаскивая на несколько футов назад, и все мы замерли, следя за тем, откуда доносился звук.

Но трещал не сам камень. Толстая, как моё бедро, лоза, обвивавшая надписи, начала отделяться от его поверхности.

Я ахнула, когда два изумрудно-зелёных глаза раскрылись среди двух листьев, обращённых к нам. Вокруг глаз свисали нити плюща, похожие на волосы.

— Дриада, — прошептала я, хотя никогда прежде не слышала о таких.

Голл частично заслонил меня собой. Её рот был вырезан из коры лозы. Хрупкие ноги и руки, тоже состоящие из лоз, отделились от камня, когда она спустилась вниз, словно была частью этого камня на протяжении долгих лет. Тёмно-зелёные лозы её волос тянулись к земле, окутывая её тонкое, обнажённое тело, целиком состоящее из коры.

Никто не произнёс ни слова, пока она смотрела на нас, затем широко зевнула, её листья дрогнули, прежде чем она остановила свои неземные глаза на мне.

— Я ждала тебя.

Её голос был странно детским, напоминая мне Зу, Тикку и Гету.

— Ты ждала меня? — спросила я, выходя из-за Голла, который всё ещё держал руку на моём плече. — Как долго?

Она моргнула своими лиственными глазами, подняла взгляд, будто вспоминая, и ответила:

— Три тысячи лет. И ещё один.

Сорин издал звук удивления. Валлон слегка изменил позу, но никто больше ничего не сказал.

— Это очень долго, — проговорила я, чувствуя, как сердце начинает биться всё быстрее.

Она пожала плечом, таким хрупким, как мой запястье, и легонько отбросила свои волосы из плюща длинными, тонкими пальцами.

— Я подождала несколько сотен лет, а потом поняла, что ты могла ещё не родиться. И, возможно, не родишься ещё очень долго. Тогда я решила немного поспать.

— Понятно, — произнесла я. Затем мне вдруг пришла мысль, и я повернулась к Голлу:

— Ты понимаешь, что она говорит?

Я задумалась, говорю ли я на том древнем демоническом языке, на котором, по словам Голла, я общалась с водными духами.

— Да, — ответил Голл.

— Они понимают меня, — проговорила дриада, затем повернулась к Валлону, её волосы из плюща неестественно взметнулись. — Ты ошибаешься, жрец. То, что случится с фейри света, касается и тебя.

Она указала на меня одним из своих длинных пальцев.

— У неё есть роль, как и у тебя, жрец.

Мы все были потрясены внезапным появлением древней дриады, но Валлон, казалось, был невозмутим и удивительно спокоен, когда она обратилась к нему.

— А какова моя роль? — смело спросил он.

Она улыбнулась, обнажая острые зелёные зубы.

— Ты узнаешь.

Затем она снова откинула свои волосы из плюща через плечо, напоминая мне придворных дам в Иссосе, когда те изображали надменность, играя в аристократок перед фейри при дворе.

— А сейчас ты приведёшь своего принца. Он скажет ей слова.

Затем её взгляд стал жёстким, а зелёные глаза заискрились ярче.

— Если ты хочешь защитить гору, — её голос перешёл в зловещий шёпот, — от всех, кто там обитает, тогда ты должен сделать то, что я говорю.

На мгновение я была сбита с толку, ведь, казалось, она должна была сказать «и от всех, кто там обитает», а не «от». Но я не решилась задавать вопросы. Она явно была на моей стороне.

Валлон почтительно наклонил голову перед дриадой.

— Я вернусь с принцем Торвином.

И, не сказав больше ни слова, он согнул ноги, взмахнул крыльями и взмыл в воздух, оставив за собой порыв ветра.

Дриада повернула свои зелёные глаза ко мне, моргая с детским любопытством.

— Его не будет некоторое время, — пояснила я.

Она снова пожала плечами и откинулась на тёмный камень Сердца Сольцкина. Несколько побегов плюща, всё ещё цеплявшихся за скалу, протянулись к её волосам и обвились вокруг тонких ветвей её пальцев.

— Я подожду. — Затем она откинула голову назад и закрыла глаза, сливаясь и растворяясь среди лишайников и зелени, покрывавших камень, словно её никогда и не было.

Голл не стал терять времени. Он мягко подтолкнул меня ладонью.

— Элитные будут здесь с минуты на минуту, поднимаясь через тот хребет. — Мы видели их шествие на север из Мирланда, когда Дракмир перенёс нас из Виндолека. — Я бы предпочёл ждать у ручья. Там мы разобьём лагерь.

До ручья было недалеко, и мы двинулись в путь. Морголит, Сорин и Пулло шли рядом, ведя за собой своих скакунов.

— Морголит, что именно может сделать принц, чтобы помочь мне?

Он смотрел вперёд, и на его лбу пролегла суровая складка.

— Принц Торвин — дубшива.

Я вздрогнула и уставилась на Морголита.

— Я думала, это миф.

— Они хотят, чтобы все так думали. Таких, как он, очень мало.

Я повернулась к Голлу, подняв брови.

— Настоящий укротитель теней? Неужели он не просто один из новгала? — Новгала были иллюзионистами. Они могли использовать тени для создания невероятных иллюзий.

Морголит покачал головой.

— Валлон — новгала. Он способен создавать иллюзии на высочайшем уровне. Но принц… — он тяжело выдохнул. — Я видел, как он творил невероятное. И ужасающее.

Теперь я поняла, почему дриада считала, что принц сможет мне помочь. Демонические руны, вырезанные на скале, были буквально созданы из теней.

— Правда ли, что они могут манипулировать всем, что создано из теней?

— Насколько мне известно, да. Но принц Торвин скрытен и очень осторожен. Я редко видел, чтобы он использовал свой дар.

— Ещё более скрытен, чем его верховный жрец?

Морголит усмехнулся.

— Они все серьёзные и мрачные, это уж точно.

— Неудивительно, что Хава покинула их город.

— В самом деле, — согласился он, кивая в сторону холма на горизонте. — Она слишком жизнерадостна для фейри теней в Гадлизеле.

Впереди каравана, который приближался всё ближе, я заметила Хаву, восседавшую на спине моей дорогой кобылы Лориэль. Она яростно махала нам рукой.

Я рассмеялась.

— Это точно. — Затем я взяла Голла за руку, и мы пошли навстречу каравану, чтобы разбить лагерь.

ГЛАВА 40

УНА

— Мне нужно смыть с себя эту грязь.

Голл бросил на меня взгляд из-за нашего шатра, где я стояла, облачённая в самую тёплую сорочку под тяжёлым зимним плащом, который сейчас застёгивала у горловины.

— Ты не собираешься мыться нагишом посреди лагеря, — твёрдо заявил он.

— Во-первых, я вовсе не собираюсь раздеваться. Я замёрзну до смерти. Хава и я просто хотим умыться свежей водой. Я понимаю, что вы, воины, способны неделями обходиться без каких-либо купаний, но мы — нет.

Он склонил голову набок, а в его взгляде появилось нечто соблазнительное.

— Какое мыло ты используешь?

Я едва сдержала улыбку.

— То, что сделано из ночного флокса и лунной лилии.

Его глубокий, вибрирующий стон эхом отозвался в моём теле, заставляя кровь стучать в висках.

— Возвращайся прямо ко мне. Когда закончу с Дальей, я буду ждать тебя.

Я подошла ближе, обвила руками его шею и прижалась к нему. Его руки скользнули под мой плащ, обхватив бёдра, и тёплые ладони согрели мою кожу через тонкую ткань сорочки. Голл притянул меня ближе, наклонившись к моему горлу, и провёл по коже своим горячим языком. Его пальцы скользнули вниз, обхватив мои ягодицы. Он сжал их, издав этот восхитительный звук, от которого у меня перехватило дыхание.

— Если ты продолжишь, я никогда не дойду до ручья.

— Для меня ты пахнешь и на вкус божественно. — Он прошёлся по моему горлу поцелуями, легонько царапая клыками, от чего по телу пробежала дрожь. Он с силой притянул меня к себе, давая почувствовать своё желание, и оставил на открытой коже шеи едва ощутимый укус.

Затем он поднял голову, его взгляд скользнул вдоль моего тела.

— Почему вид тебя в одной сорочке и сапогах так сильно меня возбуждает?

Я рассмеялась и поднялась на цыпочки, положив руку ему на затылок, чтобы притянуть его губы к моим. Он подчинился легко, заставив меня раскрыть рот шире и позволяя своему языку скользнуть вдоль моего.

— Уверена, ты делаешь это специально, — пробормотала я, не отрываясь от его губ. — Хава ждёт меня.

Он поцеловал меня ещё раз, его руки поднялись к моей талии, а затем он осторожно отпустил меня.

— Иди. Но возвращайся скорее.

— Как долго продлится встреча с Дальей? — Я не знала, сколько времени требуется провидице, чтобы заглянуть в будущее своего короля. Голл говорил, что его что-то тревожит, но он не может этого увидеть, поэтому хотел, чтобы Далья нашла ответы.

— Мы закончим до твоего возвращения. Обещаю.

Подарив ему ещё один поцелуй, я направилась к выходу.

— Осторожнее с наядами. И возьми с собой Пулло и Сорина.

— Не переживай. Со мной идут Мек и Феррин.

— Феррин уже поправился?

— Далья сотворила чудо, — легко ответила я, стоя у входа. — Он как новенький.

Потом я выскользнула наружу, направляясь к ближайшему костру. Хава уже быстро отходила от света костра, где Кеффа пел, держа на руке корзину с мылом, маслами и тканями.

— Наконец-то, — вздохнула она, полная нетерпения. — Я думала, ты никогда не закончишь свои дела.

— Тише, Хава, — шикнула я на неё.

Идя рядом с Хавой, я взяла её под руку, заметив, как Мек и Феррин заняли позиции впереди и позади нас, сопровождая нас к ручью. Мне было приятно видеть, как хорошо выглядел Феррин, полностью выздоровевший. Он ответил мне улыбкой, а затем вновь сосредоточился на своей задаче как наш страж.

— Знаешь, Хава, — начала я тихо, — мне кажется забавным, как часто я ловлю тебя на том, что ты мечтательно смотришь на Кеффу.

— Пф-ф. Прекрати, — шёпотом отозвалась она.

Я рассмеялась.

— Ты мечтаешь о Кеффе, как будто он один из сладких пудингов Огальвета.

— Я не местаю, — запротестовала она. — Но у него действительно прекрасный голос.

— Думаю, тебе стоит сказать ему об этом, — ободряюще заметила я.

— Зачем мне это делать? — удивилась она.

— Чтобы он знал, что ты им восхищаешься. Никогда не знаешь, что может произойти между вами. Если он тебе действительно нравится.

Мне было тепло на душе при мысли о Кеффе, который потерял свою любовь так давно и, вероятно, с тех пор не знал настоящей близости. Хаве, казалось, не мешало его изуродованное лицо, сломанный рог и отсутствие одного глаза. Правда, у Кеффы был не только красивый голос, но и прекрасная душа.

Точно так же Хава была довольно привлекательной тёмной фейри, хотя её происхождение — полукровка — отпугивало многих из призрачных фейри. По крайней мере, я не видела, чтобы кто-либо из мужчин-призраков проявлял к ней интерес. А она ведь была весьма хороша собой: ярко-красные глаза, пышные формы, не говоря уже о её золотом сердце и самой доброй душе.

— Нет, нет, — добавила Хава наконец. — Он не стал бы думать обо мне так. Он, скорее всего, считает меня ребёнком.

— Но ты ведь не ребёнок, верно? — поддразнила я её, толкнув локтем.

Она улыбнулась, глядя на меня.

— Нет. Я не ребёнок.

Моя душа была легка, как перо, когда мы достигли края журчащего ручья. Хава зажгла в своих ладонях шар фейского огня, а затем прошептала команду на демоническом языке. Пламя всплыло в воздух, давая достаточно света, чтобы мы могли видеть.

— Мы будем стоять на страже у края кустов, Мизра, — сказал Феррин, указывая на линию зарослей, что была не слишком далеко, но достаточно, чтобы обеспечить нам уединение.

— Спасибо, — ответила я, размышляя, не показалось ли мне, когда его взгляд скользнул по моему телу с явным интересом.

Я была всё ещё укрыта плащом, и прежде Феррин никогда не смотрел на меня так. Так, как мог бы смотреть придворный из Иссоса, когда я входила в Большой зал в блестящем бальном платье. Это смутило меня, но он тут же отвернулся и присоединился к Меку на приличном расстоянии, повернувшись к нам спиной.

Хава болтала без умолку о том, что Кеффа — не только хороший певец, но и искусный охотник, одновременно вынимая мыло и масла.

— Вот тебе полотенце, — сказала она, передавая мне кусок мыла.

Я поднесла его к носу и глубоко вдохнула аромат, вспоминая, как Голлу нравился этот запах на моей коже. Распустив шнуровку плаща у горла, я сняла его и аккуратно положила на упавшее бревно рядом с ручьём.

— Бр-р-р! — Хава уже стояла в воде, её короткая сорочка открывала изящные ноги. — Ледяная!

Я подняла подол своей сорочки, сожалея, что не надела такую же короткую, как у Хавы. Мой подол будет тащиться в воде и пропитается влагой.

— Боги, она действительно ледяная, — воскликнула я, заходя в ручей по щиколотку.

Мы рассмеялись и принялись отмывать лица и шеи, а затем мыть себя под сорочками. Я украдкой взглянула на силуэты Мека и Феррина, всё ещё упрямо отвёрнутых от нас.

— Так куда Голл отвез тебя вчера на Дракмире? — спросила Хава.

— Откуда ты знаешь, что он вообще куда-то меня возил?

— У меня было предчувствие.

Я улыбнулась воспоминанию о нашем дне в замке.

— Он отвез меня увидеть Виндолек, дом его матери, когда она ещё была жива.

Горько-сладкое чувство охватило меня, вспомнив выражение лица Голла, когда он говорил о своей матери. Я сложила платок, который он мне дал, и бережно спрятала его в сумку с одеждой, чтобы сохранить.

Он, очевидно, очень любил свою мать и потерял её слишком рано. А затем его отец запер его в подземелье на долгие годы. Удивительно, что он вырос с таким состраданием. И хотя он любил укорять себя за пролитую кровь, в его сердце была великая нежность.

Возможно, именно его испытания закалили существо, которое теперь так жаждало любви. Это я и чувствовала, когда он протягивал ко мне руку ночью, притягивая меня ближе, нежно касаясь губами моей кожи.

Думая о крохотном младенце, который теперь рос во мне, я провела намыленной тряпкой по обнажённому животу, задрав сорочку до бёдер.

— Отчего такая улыбка? — спросила Хава. — У тебя есть секрет.

Я не хотела пока никому говорить.

— Есть.

— Расскажи мне, — настаивала Хава, проводя тряпкой по одному из своих рогов.

— Пока нет. Я хочу… –

— Тсс, — резко прошипела Хава, её взгляд метнулся влево, туда, где ручей исчезал в тени деревьев.

Я замерла, уставившись туда же. Ничего не слышала.

— Что там? — прошептала я наконец, не обладая таким острым слухом, как у Хавы.

— Мне показалось, я слышала… вот снова. — Хава сделала шаг назад. — Выходи из воды.

Я не раздумывала, поспешно выбираясь на мелководье и мягкий берег.

— Мек! — крикнула я.

Мои стражи мгновенно обернулись и бросились к нам. Хава всё ещё стояла на мелководье, вглядываясь в темноту.

— Я ничего не вижу, но слышу, — сказала она.

— Что это? — грубо спросил Феррин, подойдя ко мне.

— Хава, выйди оттуда, — настояла я, делая шаг к берегу. Я уже готова была сама вытянуть её, если она не выберется.

— Нет. — Феррин схватил меня за плечо и твёрдо оттащил назад, вставая между мной и водой.

И тут я услышала. Тихое плескание воды. Что-то двигалось к нам по ручью, медленно и неотвратимо. Затем послышались новые всплески. Их было больше одного. Кто бы это ни был, он приближался методично, не спеша. Моя кровь застыла, вспомнив обезумевших Меер-волков. Но те звери нападали с яростью, в стремительном беге. А это… двигалось совсем иначе.

— Хава! — закричала я.

Феррин шагнул вперёд и схватил Хаву за руку, рывком вытаскивая её на берег. Мек встал передо мной, заслоняя собой то, что приближалось.

Инстинкты твердили мне бежать, но я не могла сдвинуться с места, замерев в ужасе и лихорадочном желании увидеть, что нас преследует. В тени деревьев, преграждающих лунный свет, едва угадывались движения. А затем они вышли на свет, маршируя по ручью в хаотичном строю, прямо к нам.

— Боги, спасите нас, — прошептала я, сделав шаг назад. Полотенце и кусок мыла выпали из моих рук, когда передо мной ожил кошмар.

Скелеты фейри — полуразложившиеся, в остатках своих погребальных нарядов — медленно двигались вперёд. У некоторых за спиной виднелись костяные остатки крыльев. Это были мертвецы фейри теней. Но у фейри теней не было дара неклии.

Мек резко обернулся, но не ко мне — его лицо, искажённое ужасом, было обращено к брату.

— Как ты мог? — прорычал он, обвиняя. Мек крепко сжал меч, направляя его на Феррина. — Я не позволю тебе.

Моё потрясённое сознание метнулось за спину, где Хава лежала на земле рядом с Феррином, не подавая признаков жизни. Я ахнула, не веря в происходящее.

Феррин сверкнул глазами на брата, держа обнажённый меч.

— Ты знал, что всё придёт к этому.

— Это безумие, Феррин! — выкрикнул Мек, его голос дрожал от страха и ярости.

Мой взгляд вновь устремился на создания, выходящие на мелководье. Всё ближе. Нежить. Всё больше мертвецов с пустыми глазницами и разинутыми ртами. Их кости скрипели и стучали друг о друга, лишённые плоти и сухожилий, смягчающих движения.

— Нет, — прошептала я, отрицательно качая головой, когда Мек бросился на брата, и их мечи со звоном скрестились.

Я обогнула их, побежав к лагерю, но рука схватила меня за локоть и резко дёрнула к крепкому телу.

Феррин заломил мою руку за спину, прижимая меня к себе.

— Нет, моя Мизра. — В его глазах поблёскивали чёрные полосы, как осколки чёрного стекла, затмевая радужку. — Ты никуда не пойдёшь.

Он быстро поднял рукоять меча и с силой опустил её мне на голову.

Острая боль, а затем — темнота.

ГЛАВА 41

ГОЛЛ

Я сидел, глядя в голубоватый огонь угольного очага. Должен был размышлять о следующем шаге для создания прочного союза с Иссосом, о незакрытых торговых маршрутах или о восстановлении Лумерии, которое шло не так быстро, как ожидалось. Люди Мевии и соседних деревень отвергали любую помощь, угрожая фейри-призракам, которых я посылал, если те осмеливались ступить на их землю.

Я предполагал, что некоторые лумерийцы окажут сопротивление, но не ожидал такого яростного отрицания, сродни отказу от договора. Конечно, мои солдаты всё ещё занимали Мевию и не сталкивались с прямыми препятствиями, но очевидно, что враждебность к нам сохранялась. И, вероятно, будет сохраняться ещё долго.

Как бы я ни хотел перейти к эпохе мира между Лумерией и Нортгаллом, я не был наивным. Ненависть всё ещё тлела — с обеих сторон. Но, как бы я ни старался сосредоточиться на делах короля, мои мысли вновь и вновь возвращались к Уне. Скоро она станет матерью моего ребёнка. Нашего ребёнка.

Я тихо хмыкнул, чувствуя сладкую боль от предстоящего. Боль и опасность родов. Эта мысль наполняла меня ужасом, ранее незнакомым мне.

И всё же её собственный путь ещё не завершён. Боги призвали её в Нортгалл в семнадцать лет, оставили искалеченной, только чтобы дать ей крылья цвета нашего мира, а затем отправить в новый поиск священных текстов без причины. Если ей суждено найти лекарство для её народа, для нашего народа, то наше путешествие лишь начинается.

Полог шатра приподнялся, и я поднял взгляд, ожидая увидеть Далью, но вошёл Пулло. Он выглядел встревоженным.

Я поднялся, чувствуя, как в груди зарождается тревога.

— Что случилось?

— Я не могу её найти.

Я послал Пулло за Дальей некоторое время назад.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я, уже выходя из шатра.

Он последовал за мной, пока я быстрым шагом направлялся к лагерным кострам.

— Я проверил её шатёр, мой король, костры на задворках лагеря, а затем пошёл к палаткам раненых после нападения волков. Её нигде нет.

— Она ушла с Уной и женщинами на ручей?

— Нет, мой король. Когда я впервые подошёл к шатру Дальи, я видел, как Мек и Феррин сопровождали их.

Я прошёл мимо ближайшего костра, где Кеффа пел старинную балладу. В этом кругу Дальи тоже не было. Сорин, заметив моё выражение, отложил точильный камень и подошёл ко мне.

— Что случилось? — спросил он хрипло.

— Пулло не может найти Далью в лагере, — тихо ответил я. — Нам нужно провести полный обыск.

К этому моменту Кеффа перестал развлекать собравшихся и подошёл к нам. Прежде чем он успел задать вопрос, я сообщил, что Далья пропала. Хотя прямых доказательств ещё не было, я чувствовал, что что-то не так. Я велел Далье быть готовой провести гадание после ужина у Ольгавета. Она не пришла, поэтому я послал за ней Пулло. Далья никогда не ослушивалась приказов, и у неё не было разумных причин покидать лагерь ночью.

— Нам нужно обыскать каждый шатёр и поговорить с каждым фейри, — распорядился я. — Я пойду за Уной и…

Ночной воздух пронзил крик. Один из моих фейри. Мы все обернулись к звуку.

На мгновение я не поверил своим глазам. Нежить ворвалась в лагерь, атакуя воинов у переднего костра. Один из них схватил фейри сзади и впился острыми клыками в его горло. Синяя кровь хлынула потоком.

Я бросился в бой, как и те, кто был рядом, с тяжёлым камнем страха в груди. Забежав в шатёр, я схватил меч, оставленный у ложа, и побежал через лагерь к ручью.

Сорин, Кеффа и Пулло шли за мной, сражаясь с нежитью на пути. Единственный способ уничтожить их — отсечь головы или сжечь. Я использовал магию фейри, чтобы испепелить тех, кого Кеффа и Сорин не успели обезглавить, кто преграждал нам путь со стороны ручья.

— Нет, — молился я, бегом преодолевая путь, страх горел ярким пламенем в моей груди.

Их было слишком много. Некоторые имели крылья, облепленные разложившейся плотью, другие были совершенно без плоти. Фейри теней не сжигали своих мёртвых на кострах, как мы. Их хоронили в горах. Кто-то из призрачных фейри призвал этих мертвецов к жизни.

Кто и зачем? Ни один из моих воинов не был неклиамом. По крайней мере, я так думал.

Охватывающее осознание вызвало леденящий ужас. Видение Дальи, предупреждавшее о предателе, обрушилось на меня спустя год. Я ожидал предательства от кого-то из королевского совета или бывшего союзника моего отца в Сильвантисе, но не среди моих Элитных, моих преданных воинов, которых я считал братьями.

Паника заполонила меня, пока мы прорывались через яростные атаки нежити. Отрубленные черепа осыпались пылью, но тревога лишь усиливалась.

Это не имело смысла. Нежить не могла убить меня. Зачем предатель использовал их? У этой атаки могло быть только две цели — отвлечение или задержка. Возможно, обе.

Толпа нежити навалилась на нас со стороны ручья.

— Этелин! — вскричал я.

Они вспыхнули пламенем, продолжая надвигаться. Одним взмахом руки я разорвал их на осколки дымящихся костей. Мы не останавливались, неслись вперёд.

На земле у воды лежало маленькое тело.

— Нет!

Я подбежал к Хаве. Кеффа опустился рядом с ней на колени. Я проверил пульс на её горле.

— Жива, — сказал я Кеффе.

Судорожно поднявшись, я ринулся в воду.

— Уна!

Моё сердце колотилось так сильно, будто пыталось вырваться из груди. Я должен был найти её.

— Мой король! — крикнул Пулло.

Он стоял на коленях в тени рядом с телом, которое наполовину лежало в мелководье.

— Нет.

Я не мог дышать, пока торопился к нему, но тут же понял — это была не она. Это был Мек.

Синяя кровь блестела на его доспехах в лунном свете, собираясь лужей на груди. Ещё больше крови струилось из его рта. Я рухнул на колени, с другой стороны, подняв его голову, чтобы он мог посмотреть на меня.

— Что случилось? — потребовал я, осматривая рану и понимая, что она была нанесена мечом, а не когтями или зубами нежити.

— Простите меня, мой король, — прохрипел Мек, и слеза скатилась из его глаза. — Я должен был вам сказать.

— Сказать, что, Мек?

Я почувствовал присутствие Сорина над нами, но не мог оторвать взгляда от Мека.

— Я пытался его остановить.

Закрыв глаза, я пытался отогнать реальность, которая обрушивалась на меня. Я не мог поверить, но знал правду, ещё до того, как он произнёс её.

— Феррин болен… у него в голове. — Он задыхался, его лицо исказилось от боли. — Далья пыталась его исцелить.

— Где Уна? — спросил я, зная ответ ещё до того, как он ответил.

— Он увёл её. — Потом он закашлялся, синяя кровь залила его губы. — Это моя вина. Я не думал, что он… должен был сказать вам, мой король.

Я сжал его руку, видя стыд и боль в его стеклянном взгляде. Его собственный брат убил его. Без целителя Мек наверняка умрёт от этой раны.

— Куда он её увёл? — Я крепче сжал его руку, стараясь удержать его внимание. Он начинал уходить.

— Не знаю… должен был…

Горе захлестнуло меня. Потеря, предательство, которое он пережил от своего собственного брата. То, что он не доверился мне. Я мог бы ему помочь.

— Успокойся, мой кузен.

Его взгляд задержался на мне.

— Нет, мой король. Не кузен… брат.

Его глаза поднялись к небу, затем потускнели, больше ничего не видя. Его душа покинула тело, ещё одна слеза скатилась по его лицу, серому в лунном свете.

Я осознал, что тяжело дышу, паника сжала меня железным кулаком.

Брат. Мой бастард-брат.

Это доставило бы моему отцу отвратительное удовольствие — соблазнить сестру моей матери. Или, что хуже, осквернить её и породить сыновей. Теперь я понял, почему моя мать выглядела такой грустной и встревоженной при упоминании её сестры.

Видение Дальи эхом прозвучало в моей голове:

Две стороны одной монеты. Демон-фейри. Один истинный, другой нет. Остерегайся спины ворона, ибо он жаждет твоего места… во всём.

Мек — истинный. Его брат, мой брат, Феррин стремился занять моё место. Он забрал мою мизру. Мою дорогую Уну. Мою богоизбранную спутницу.

Я медленно поднялся, сжав кулаки так, что когти впились в ладони. Я наслаждался болью. Сорин стоял передо мной с выражением шока на лице. Кеффа держал без сознания Хаву на руках. Пулло смотрел на меня с ужасом, осознавая то же, что и я.

— Уничтожьте оставшуюся нежить. — Я тяжело выдохнул, ярость сотрясала меня, пока я протягивал руку своему спутнику. — Затем возглавь отряд и отправляйся искать её.

Я развернулся и зашагал к открытому полю.

— Где будете вы, мой король? — спросил Пулло.

Но я не ответил. Это было не нужно, когда из ночного неба донёсся раскатистый рёв. Могучая тень Дракмира спускалась вниз, отражая мою ярость, мой страх и мою срочность.

Я должен был найти её. А потом разорвать брата на куски.

ГЛАВА 42

УНА

Я пришла в себя оттого, что меня грубо стащили с лошади, руки были связаны впереди. Голова раскалывалась там, где Феррин ударил меня, а в животе поднималась тошнота. Какой-то мерзкий мрак окутывал меня, сжимая всё сильнее, пока не пришлось выдохнуть, чтобы справиться с этим давлением. Оно исходило от Феррина.

Это была не та гнилостная мерзость, что исходила от нежити. Это была ощутимая энергия — мощная и зловещая. Зловещая сила, независимая от воли Феррина, но переплетённая с ним.

Он нёс меня на руках, поднимаясь на небольшой холм. Сквозь редкие деревья я видела звёзды. Сознание было мутным, но я замечала детали вокруг.

Впереди показался выступ скал на фоне полумесяца. Похоже, мы были где-то у подножья тех холмов, которые я видела, когда мы с Голлом пролетали над Мирландом к Сердцу Сольцкина. Значит, мы чуть юго-западнее лагеря. Как долго я была без сознания? Сказать не могла, полумесяц всё ещё высоко висел в небе, словно не двигался с того момента, как мы покинули ручей.

Матерь звёзд, прошу, пусть Хава будет жива.

— Забери сумку, — сказал Феррин кому-то, заставив меня встрепенуться и взглянуть на него. — Она тебе понадобится.

Неужели Мек помог ему? Нет. Они ведь сражались, прежде чем Феррин ударил меня.

— Рад, что ты очнулась, моя Мизра. Скоро тебе станет удобнее.

Его голос был другим. Слишком интимным, не таким, каким он обычно говорил со мной. Он всё это время скрывал свои истинные намерения? Или что-то изменилось?

Этот мрак, что я сейчас чувствовала, раньше не ощущался. Или всё же был? С тех пор как я выпила кровь Гриндольвека, я стала особенно чувствительна к злу, которое таилось в тех безумных волках. Я ощущала тёмную магию там, где её не замечали другие.

А потом, когда я пришла к Феррину, думала, что чувствую остатки присутствия волков. Но теперь я поняла: то, что я ощущала, — это этот тёмный мрак, живущий внутри него.

Мы приближались к скальному выступу. Но моё внимание приковывал не он, а щёлканье костей и стоны мёртвых вокруг. Их было так много. Когда Феррин шагнул к отверстию пещеры, я наконец смогла оглядеться.

Сотни. Откуда они все взялись?

Их пустые глаза светились белым в лунном свете — зловещий знак того, что жизнь всё ещё теплилась в них. Искривлённая, извращённая жизнь, подчинённая воле своего господина.

— Зачем, Феррин?

Он посмотрел на меня, его лицо казалось странно спокойным, несмотря на безумие происходящего.

— Я думал, это очевидно, моя Мизра.

Я ненавидела, как он произносил это — моя Мизра. Другие использовали это слово, но не с таким собственническим восторгом, как он. Тогда я поняла: он хочет сделать меня своей. Я подавила панику, которая грозила поглотить меня. Нужно было оставаться сосредоточенной, внимательной, искать способ выбраться отсюда.

Но эти твари… Страх впился в меня, словно когтями, при мысли, что они могут добраться до меня. В голове вспыхивали образы из ямы в подземелье.

Нет. Держи себя в руках.

Феррин занёс меня в пещеру, где уже горел огонь из синего угля, а на полу лежала подстилка. Рядом стоял обрубок дерева, служивший чем-то вроде стола, на котором стоял сосуд. Жидкость в нём была тёмно-фиолетовой, даже при свете углей. Всё было подготовлено для того, чтобы принести меня сюда.

Что же он задумал?

В верхнем углу пещеры что-то мягко шуршало. Гнездо летучих мышей на потолке: одни висели вниз головой, другие беспокойно шевелились на каменном выступе. Их глаза блестели серебристо-голубым светом. Дюжины пар глаз следили за мной, их чёрные крылья и уши были с жёлтыми кончиками. Мыши- банши. Я слышала о них, но никогда не видела.

И тут я заметила Далью. Её серая кожа была бледной, как луна. Она шла неподалёку с сумкой через плечо — той самой, что была у неё в шатре Феррина, когда он был ранен. Там должны быть бинты, масла и мази для её целительной магии. Но никто из нас не был ранен. Её взгляд встретился с моим, полным страха, что сковывал её лицо. Губы сжаты в строгую линию.

— Что ты собираешься делать? — спросила я, голос дрожал.

Он не ответил, опуская меня на подстилку.

Далья замерла, увидев сосуд.

— Феррин. Что это за настой?

Я села, прижавшись спиной к стене пещеры, к которой были подбиты толстые одеяла. Ноги были развязаны, но я всё ещё ощущала слабость после сильного удара по голове. Боль пульсировала в виске, по щеке текла кровь.

— Как ты думаешь? — огрызнулся он.

Далья покачала головой.

— Ты не можешь этого сделать. Это может убить её.

Он схватил её за запястье и рывком притянул к себе.

— В правильной дозировке — нет. Только ребёнка.

Ужас впился в меня, словно когти. Яд.

— Нет, — прошептала Далья. — Ты не можешь.

Феррин фыркнул, словно её возражения были лишь раздражающим шумом.

— Я удержу её, а ты дашь ей ровно столько, чтобы убить ребёнка.

Затем он отпустил её руку и, как любовник, прижал ладони к её лицу.

— Я не могу зародить своего наследника в неё, пока она носит наследие моего брата.

— Твоего брата? — Вопрос вырвался у меня прежде, чем я успела сдержаться, дыхание стало прерывистым от ледяного ужаса, сковавшего меня.

Он продолжал смотреть на Далью, которая заметно дрожала в его руках, но отвечал мне:

— Вернее, сводного. У нас был общий отец, и это даёт мне право занять трон Нäкт Мира. Я всегда знал, что мне предначертано править.

С пугающей нежностью он стер слёзы с её лица подушечками больших пальцев.

— На смертном одре наша мать запретила нам рассказывать, кто наш отец. Хороший сын сдерживает обещания. Но это не значит, что я буду игнорировать свою судьбу. Разве не так, Далья?

Она обхватила его запястья руками.

— Прошу, не делай этого, Феррин. Я сделаю всё, что ты захочешь. Только не это.

— О, сладкая моя, — он усмехнулся и нежно поцеловал её в лоб. — Я о тебе не забуду.

Затем он посмотрел ей в глаза и мягко сказал:

— Я всё равно оставлю тебя. Я знаю, что ты любишь меня.

Она зарыдала, и в её тихом плаче слышалось, что она действительно его любила, даже когда он говорил ей самые отвратительные вещи.

— Ты станешь моей первой наложницей рядом с моей Мизрой. Обещаю.

Он убрал руки с её лица и повернулся ко мне. Его взгляд, полный противоречивых эмоций — решимость, возбуждение, вожделение — был невыносим.

— Но она отмечена Гозриэлем.

Его взгляд скользнул к моим чёрным крыльям. В отличие от того, как Голл смотрел на них раньше, его внимание вызывало у меня такое отвращение, что хотелось спрятать их от него.

— Она отмечена как божественная Мизра, а значит, должна выносить моего наследника.

Я сглотнула комок страха в горле, но отказалась плакать. Отказалась предаваться отчаянию. Я не позволю ему убить ребёнка, растущего во мне. Только недавно я поняла, что этот малыш действительно существует, и уже любила его всем сердцем. Это безумие, а то, что движет Феррином, насквозь пропитано злом.

— Не переживай, моя любовь, — произнёс он с подлинной искренностью, опускаясь на подстилку рядом со мной и беря мои связанные руки в свои. Его глаза теперь почти полностью почернели, странные полоски поглотили радужку почти полностью. — Боль будет минимальной. А Далья быстро тебя исцелит.

— Она не сможет путешествовать, — голос Дальи дрожал.

— Придётся. Но через несколько дней мы отдохнём в моём доме в Белладуме, как и планировалось.

— Король Голл будет искать её. Он найдёт тебя там.

— Прекрасно. — Он усмехнулся мне, обнажив клыки. — Моя нежить и я будем готовы к нему.

Он провёл большим пальцем по тыльной стороне моей руки.

— К тому моменту его ребёнок будет мёртв, а его Мизра официально станет моей.

Я вздрогнула, но он смягчил хватку на моих руках и голос.

— Не переживай, дорогая Уна. Я скоро подарю тебе нового ребёнка. Ты даже не успеешь соскучиться поэтому.

Он вновь обнажил клыки и повернулся к Далье:

— Приготовь всё необходимое. Нужно дать ей болиголов сейчас, чтобы он успел подействовать.

Далья покачала головой.

— Я не могу, Феррин.

Он ударил её так быстро, что я вскрикнула и прижала связанные руки к губам. Она упала на пол рядом со мной.

— Ты сделаешь, как я сказал, Далья, или я брошу тебя моей нежити.

Желчь подкатила к горлу.

— Феррин! — закричала я.

Он резко повернул ко мне голову, в каждом напряжённом движении читалась угроза.

— Что-то не так, — смягчая голос, произнесла я. — С тобой что-то не так. Я вижу тьму в твоих глазах. Я чувствую её в тебе. Это не ты хочешь всего этого. Что-то заставляет тебя совершать эти чудовищные поступки.

Феррин усмехнулся, уголок его рта дернулся вверх.

— Нет. Тьма освободила меня. Голос открыл мне истину. Он показал мне видения того, кем я должен стать — истинным королём Нортгала.

Его глаза вспыхнули угрозой.

— Богом Нортгала.

Далья поднялась с пола и поползла на коленях к табурету. Она вытащила флакон, вытащила пробку и понюхала содержимое, её печальный взгляд встретился с моим. На её щеке уже появлялся синяк.

— Прости, — дрожащим голосом прошептала она.

Она поставила флакон обратно и открыла сумку, доставая толстую тряпку — ту самую, которую мы использовали, чтобы впитывать кровь во время месячных.

Я оттолкнула растущий ужас и попыталась сосредоточиться. Надо было выбираться. Внезапно перед глазами вспыхнул образ Голла, который улыбался мне с вершины Виндолека. И тут меня осенило. Дракмир.

Пока Далья рылась в сумке, я закрыла глаза, стараясь успокоиться, и связаться с Драком. Мы уже несколько раз соединялись телепатически. Почти мгновенно я ощутила его присутствие в своём сознании, увидела мир его глазами — ночное небо, поиски среди верхушек деревьев в тишине.

Я ощутила на другом конце толчок — ощутимый, трепетный вопрос. Его взгляд всё ещё скользил по лесу, ища меня.

Он хотел, чтобы я показала, где нахожусь. Я не знала. Показывать ему внутренности пещеры было бессмысленно, но я сделала это, надеясь, что смогу выбраться наружу и дать ему увидеть местность.

— Ложись, — приказал Феррин, теперь стоя на коленях передо мной.

Произнося это, он схватил меня за плечи и уложил на спину на подстилку. Его прикосновение усилило тушение энергии, исходящей от него, и это чувство разлилось по моему телу.

— Нет! — Я сопротивлялась и умоляла. — Пожалуйста, нет!

— Успокойся, — мягко произнёс Феррин, склоняясь ко мне. Его зловещие чёрные глаза вызвали дрожь ужаса. — Всё будет хорошо. Всё станет так, как должно быть.

Он снова улыбнулся, его тёмный взгляд опустился на мои губы.

— Ты сама убедишься.

Без предупреждения он прижался губами к моим. Я замерла от шока, пока не почувствовала его язык. Резким движением я отвернула голову, порезав губу об его клык.

Он только тихо засмеялся у моего уха.

— Ты всё поймёшь.

Затем резко бросил:

— Давай быстрее, Далья.

Я не могла подавить отчаяние, бешено колотящееся в моём сердце. В то же время по моим венам струилась ярость. Но это была не моя ярость. Это были Драк… и Голл. Конечно. Когда я подключилась к Драку, Голл тоже смог увидеть то, что я показала дракону. Его гнев перекатывался по моему телу, словно гром.

Едва уловимый писк привлёк моё внимание к потолку.

Летучие мыши.

Мгновенно я закрыла глаза и разорвала связь с Драком. Его яростный рёв отозвался в моём сознании, но я знала, что должна это сделать. Мне нужно было соединиться с другими.

Я протянула разум к крошечным существам, пытаясь найти ту, которая откроет мне доступ. Их энергия была беспокойной, высокоэнергетичной, её трудно было удержать. Каждый раз, когда я пыталась ухватиться за одну, она ускользала. И тут я поняла свою ошибку. Они были единым разумом. Я не могла схватить одну. Нужно было соединиться со всеми сразу.

Лучше даже так.

Я распустила магию наружу, словно сеть, чувствуя её пульсацию и расширение, отправляя сотни нитей к пищащим и ползающим существам. Почти мгновенно я ощутила связь. Десятки разумов слились со мной, их мысли хаотично метались, как рой беспокойных энергий.

Раньше я просто позволяла крылатым существам показывать мне то, что они хотят. Но я знала так же точно, как знала свет Лумеры, что моя новая магия была дана мне не просто так. Вместо того чтобы наблюдать за связью, я заставила их действовать, сделав их своими глазами и оружием.

Далья подняла мою голову, заставив открыть глаза. Но связь осталась. Трепет, скопление крошечных живых сердцебиений скользило в моей голове, но не для того, чтобы убежать. Они слушали.

Феррин удерживал меня за плечи.

— Открой рот, Мизра. — Слёзы текли по изуродованному лицу Дальи. — Скоро всё закончится.

— Нет, — ответила я ей, мой взгляд мелькнул к потолку. Сейчас! — закричала я в мыслях.

В одно мгновение летучие мыши сорвались с потолка, издав пронзительный визг, от которого у них пошло название. Звук был настолько резким, что Феррин и Далья отшатнулись. Далья пролила половину содержимого флакона, а Феррин ослабил хватку, повернув голову к визжащим существам, которые теперь стремительно летели прямо на него.

Я не медлила. Согнув ногу, я уперлась ей в грудь Феррина и изо всех сил толкнула. Он с рычанием рухнул на пол пещеры, а вокруг его головы завертелась стая летучих мышей, хаотично машущих крыльями и громко визжащих. Феррин пытался отбиваться, размахивая руками, издавая раздражённое рычание. Не обращая внимания на Далью, я перекатилась на колени, с трудом поднялась на ноги, всё ещё со связанными руками, и бросилась к выходу из пещеры.

На выступе скалы я остановилась, охваченная беспомощным страхом. Внизу, десятками, стояли вейты. Они были неподвижны, но теперь их пустые глазницы поднялись вверх, к месту, где я стояла. С глухим стоном они начали двигаться к обрыву, над которым я находилась.

— Уна! — прогремел голос Феррина, полный ярости.

Я оглянулась и увидела, что летучие мыши всё ещё выполняют мою волю. Дёргая связанные запястья, я пыталась освободиться. Без рук я не смогу спуститься вниз. Как спуститься, если вейты уже ждут там, внизу?

Закрыв глаза, я мысленно призвала летучих мышей к себе. Я могла дать им лишь одну команду за раз, так как их воля была едина, связана в едином порыве. Почти мгновенно они устремились ко мне, обвивая меня торнадо из махающих крыльев. Некоторые из них принялись рвать путы острыми зубами, остальные кружились вокруг моей головы, по-прежнему визжа и пища.

Их острые зубы несколько раз оцарапали мою кожу, но я не обратила внимания. Сквозь вихрь я увидела, как Феррин приближается. Но тут за его спиной появилась Далья с поднятым камнем. Она с силой опустила его на голову Феррина. Тот вскрикнул и резко обернулся, бросившись на Далью.

Верёвки ослабли.

— Летите! — крикнула я, вновь направляя летучих мышей на Феррина, надеясь, что это спасёт Далью.

Затем я обернулась к лесу, который раскинулся передо мной. Отчаяние сковывало моё сердце. Лунный свет Лумеры мерцал на листьях, словно звёзды в ночи, указывая мне путь.

— Уна! — снова прокричал Феррин откуда-то из глубины пещеры.

Я согнула колени и прыгнула со скалы. Моими крыльями овладело дикое движение — они несли меня над вейтами, чьи скелетные руки тянулись к небу, но я была слишком высоко. Теперь у меня были крылья, которые наконец работали, как надо, унося меня над верхушками деревьев. Мои сапоги задели ветви, кое-где ломая хрупкие сучья.

Я продолжала лететь, понимая, что слёзы текут по моему лицу. Холодный ветер обжигал кожу, но я не останавливалась, пролетая над деревьями, чьи ветви, казалось, тянулись ко мне, как руки. Эти слёзы были не от страха, а от благодарности за новые крылья, которые я прежде считала бесполезными. Теперь, благословенные богами, они несли меня всё дальше, пока я не начала уставать.

Как и любым мышцам тела, крыльям требовалась сила, чтобы развить выносливость. Я не использовала их достаточно долго, чтобы они могли перенести меня далеко. До этого момента я не знала, как высоко могу взлететь.

За тонкой полосой деревьев я заметила вдалеке холм, покрытый зимней травой, поблёскивающей в лунном свете.

Виндолек.

Это был тот самый холм, который я видела, когда мы вошли на территорию фейри теней, тот, на который указала мне Голлайя с парапета замка. Виндолек был совсем рядом.

— Благодарю, — прошептала я богам.

Осознав, что я потеряла связь с летучими мышами, когда прыгнула со скалы, я теперь обратилась к Драку, надеясь показать ему, куда я направляюсь. Если я доберусь до Виндолека, я смогу вызвать Драка, и он сразу поймёт, где я.

Я не могла закрыть глаза, что всегда помогало сосредоточиться и наладить связь с другим крылатым существом, поэтому попыталась сделать это, летя над деревьями. Моё тело становилось всё тяжелее.

Мои сапоги задевали верхушки деревьев, ломая тонкие ветки. Скоро мне придётся снова опуститься на землю. Мысль о том, что вейты всё ещё идут за мной, заставляла сердце стучать быстрее.

Я попыталась ещё раз сосредоточиться, но связь с Драком не устанавливалась. Слишком много энергии ушло на то, чтобы призвать летучих мышей. Моя магия почти полностью иссякла.

Моя нога задела ветку, и я потеряла равновесие. Меня закрутило в воздухе, я начала падать.

Я вскрикнула, отчаянно махая крыльями, но они были слишком измотаны, чтобы снова поднять меня. Я падала сквозь ветви, которые рвали мою сорочку и царапали обнажённые ноги и руки.

Я приземлилась тяжело, выставив руки, чтобы смягчить падение. Я не могла позволить себе удариться животом.

Мой ребёнок.

Что-то хрустнуло у меня в запястье. Я свернулась в клубок на боку, прижав больную руку к груди, изо рта вырывались белые облачка дыхания. Лес стоял тихий, лишь мой тихий всхлип нарушал эту тишину, пока я пыталась проглотить жгучую боль в руке.

Затем за высоким дубом что-то шевельнулось. Я рывком села, уставившись на ствол, за которым мелькнуло движение. Два узких желтых глаза вспыхнули в темноте.

Медленно, опираясь на здоровую руку, я поднялась на ноги. Желтые глаза мигнули, и из-за дерева вышла стройная фигура. Дриада с зеленой кожей, покрытой крошечными золотыми листьями, словно чешуйками, которые образовывали узоры на её теле, осторожно выглянула из-за ствола, изящной рукой продолжая держаться за него.

Она оглянулась в глубь леса, склонив голову; листья в её длинных зелёных волосах зашелестели. Она что-то услышала. Затем её светящиеся глаза снова устремились на меня.

— Ты должна поспешить, — прошептала она. — Они идут.

Её голова снова склонилась, словно прислушиваясь. — Они идут быстро. — Она снова спряталась за дерево, всё ещё глядя на меня. — Быстрее, Мизра.

Мне не понадобилось больше убеждений. Я побежала. За мной гнались вейты. Мысль об их щёлкающих зубах и костлявых пальцах, хватающих меня, заставила меня бежать быстрее, прижимая руку к груди.

Впереди показался край леса, но ещё до того, как я успела до него добраться, я услышала далёкий щёлкающий звук костей и грохот шагов. Я побежала ещё быстрее.

Выбравшись из леса, я оказалась у подножия высокого холма. Я не остановилась, разгоняя ноги всё сильнее, потому что знала: мне не показалось, что я слышала, как что-то грохочет в лесу неподалёку. Дриада была права. Вейты приближались стремительно.

На вершине холма я остановилась на мгновение, чтобы оглянуться. Тонкие деревья и яркая луна позволяли разглядеть движение в чаще. Я снова побежала, пересекав открытое поле, направляясь к тёмному силуэту Виндолека.

Я старалась не думать о существах, приближающихся всё ближе, и о том, что с ними наверняка был Феррин. Я думала о Голлайе. Вспоминала, что он сказал мне сегодня в Виндолеке, на парапете, который я видела отсюда. Вспоминала, как он отдал мне платок своей матери — дар глубокой любви, даже если он никогда не произнёс этих слов. Его рассказы о том, как он играл на этих самых полях тёплыми летними днями, когда цвели фиолетовые полевые цветы.

И тогда я почувствовала это. Жёсткий удар по моему сознанию. Раньше это всегда была я, кто вторгался магией, пытаясь соединиться с кем-то. Но сейчас кто-то хотел войти. И я знала, кто.

Продолжая бежать, я закрыла глаза и глубоко вдохнула, распахивая психический дверной проём для Дракмира — и для Голла. Они ворвались внутрь с яростным рывком, словно с удушающей хваткой.

Я не была зла на их ярость. Эмоции Голла заполнили связь, насыщая меня его яростной злостью, глубокой тревогой и острой болью одновременно. Это обрушилось на меня, словно новый пульс.

Открыв глаза, я показала им обоим Виндолек впереди, приближающийся всё ближе. Мне нужно было перелететь через закрытые ворота. Я была измотана, но должна была сделать это. Волна силы пробежала по мне, когда я взмахнула крыльями. Израненные и усталые, они били воздух, поднимая меня, пока я бежала.

Мои ноги оторвались от земли, и крылья подняли меня всё выше и выше, прямо к воротам. Я едва перелетела через них, зацепившись сапогом за шип наверху, но всё же устояла на ногах при приземлении. Прижимая больную руку к груди, я обратила взгляд через прутья ворот к открытому полю, и меня охватил ужас от увиденного.

Их было больше, чем я ожидала. Сотни вейтов с крыльями маршировали по полям к Виндолеку. Целая армия. А позади, на своём коне, скакал Феррин, галопируя по центру их строя. Рядом с ним бежал меер-волк. Нет. Меер-волк-вейт. Почти полностью костяной, с клочьями меха, прилипшими к его гниющему телу.

Я тихо застонала, но гнев снова захлестнул меня. Не мой собственный. Это был Голл, всё ещё смотрящий на мир моими глазами. Его присутствие, даже в ярости, утешало меня. Он и Драк были со мной. Они скоро будут здесь.

Мне нужно было спрятаться. Отвернувшись от ворот, я побежала через двор, пробуя двери одного из хозяйственных зданий. Все они были заперты.

Конюшни. Я поспешила к ним, распахнула тяжёлую дверь и закрыла её за собой. Я быстро прошла вглубь, вдоль ряда стойл, и забилась в угол второго с конца, сжавшись в комок, тяжело дыша, стараясь выровнять дыхание.

И тут я услышала их — далёкие крики Феррина, раздающие команды, и скрип металла. Они гнули прутья ворот? Я не знала, что вейты обладают нечеловеческой силой.

Я закрыла глаза и призвала мужество, успокаивая бешеное дыхание. Мне нужно было стать тихой, как мышь.

Я ждала, долго ничего не слыша, и начала сомневаться, что они вообще пробрались за стены замка. И тогда дверь конюшни с грохотом распахнулась.

Я подскочила и прижала ладони ко рту. Что-то огромное вошло в конюшню. Оно было намного больше, чем костлявый вейт. Оно шумно втянуло воздух и двинулось ближе. Меер-волк. Всё моё тело задрожало.

И тогда я ощутила присутствие Феррина. Тьма, владевшая им, буквально струилась с него. Её энергия заставила меня трепетать, но я оставалась неподвижной, как статуя, мёртво-тихой.

— Уна-а-а, — протянул он сладким голосом. — Я скоро тебя найду, дорогая.

Мой желудок сжался от тона его голоса, слишком интимного, чтобы он имел право так со мной говорить.

— Обещаю, я буду заботиться о тебе, милая Уна.

Его голос стал ближе, и я напряглась еще сильнее.

Другой, не менее страшный, шагал по противоположному проходу, его тяжелые шаги гулко отдавались эхом. Они обыскивали правую сторону. Я пряталась слева.

— Ты ненавидела Голла сначала. Я помню тот день, когда ты плакала и искала утешения у меня. Я был рядом. Ты помнишь?

Тошнота подступила к горлу от одной мысли, что я когда-то доверяла ему.

— Но потом ты изменила мнение о нем, верно? — Его голос зазвенел гневом. — Я видел, как ты в тот вечер вела себя на пиру, вся такая угодливая. Решила сменить своё отношение к королю.

Словно одного голоса было мало, чтобы передать его ярость, воздух вокруг стал тяжелее, будто сам лес отзывался на его эмоции.

— Думаю, ты позволяла ему обладать тобой каждую ночь, да?

Я прикусила губу, чтобы не издать ни звука, когда что-то невидимое, но мощное хлестнуло меня магией, сжимая грудную клетку, словно железными обручами. Его ярость, его агрессия — все это подпитывало силу его магии. Я содрогнулась: неужели он осознает, насколько сильно его эмоции воздействуют на мир вокруг?

Он вдруг замолчал. Тяжелые шаги зверя приблизились. Теперь он искал меня. Еще немного — и он окажется в этом проходе.

Я, почти не дыша, приподнялась на четвереньках и осторожно взглянула сквозь щели досок. Чёрный силуэт двери выхода виднелся впереди. Я знала, что во дворе меня ждут вейты, но у меня не оставалось выбора.

Собрав остатки сил, я решила: если сумею взлететь, то доберусь до стены замка, на парапет. Там я смогу дождаться Голла. Я чувствовала его приближение — он был уже совсем близко, и мне оставалось лишь надеяться.

Эта надежда придала мне смелости.

Не теряя ни секунды, я медленно выползла из своего укрытия, на цыпочках направляясь к двери. Как только я окажусь снаружи, мне придется взлететь.

Стараясь успокоить дыхание, я прислушалась: огромный зверь уже вынюхивал землю где-то совсем рядом. Тогда я одним рывком распахнула дверь и выскользнула наружу, сделав шаг к стене, расправляя крылья.

Но меня схватили.

Я вскрикнула, когда сильные руки обвились вокруг меня, грубо притягивая к жесткому телу. Феррин.

Его дыхание касалось моего уха, а руки крепко сжимали талию и грудь, не оставляя мне ни малейшего шанса вырваться.

— Но теперь моя очередь, Уна. Думаю, я ждал достаточно долго.

ГЛАВА 43

ГОЛЛ

Тьма. Тьма. Все вокруг заполнила тьма. Она затопила мое сознание и тело. Гнев перестал быть просто эмоцией — он стал живым, дышащим духом-наставником, схватившим меня железной хваткой и обжигающим пламенем. Он тек по моим жилам, пробуждая отвратительные, но пугающе приятные картины того, как Феррина разрывают на части, конечность за конечностью. Не было смерти, достаточно жестокой для него, не было пытки, настолько мучительной, чтобы утолить мою жажду уничтожить его.

Дело было не только в том, что он предал меня как своего короля и родича, или в том, что убил брата, или даже в его дерзком вызове богам, когда он присвоил то, что принадлежало не ему. Уна была дарована мне самим Виксом. Она прошла через черное озеро, выжила и отдала себя мне. Я выбрал ее, поставив выше всех своих людей. Викс благословил наш союз ребенком. Феррин бросил вызов богам, похитив ее у меня.

Но даже это не было причиной того, что моя душа пылала жгучим желанием убить его. Он напугал ее. Он заставил ее испытать боль.

Это было непростительно. За это он умрет.

Драк стремительно летел над землей, как падающая звезда, приближая нас к Виднолеку.

Но именно образы из разума Уны ослепляли меня черной яростью. Она сумела убежать, спрятаться. Но он поймал ее.

Очередная вспышка. Он прижимает ее к стене, щекой к грубому камню, снаружи конюшни. Его руки удерживают ее, пытаясь задрать рубашку, пока она отчаянно борется.

Я зарычал от ярости. Драк почувствовал мое отчаяние и заревел вместе со мной, взмахнув мощными крыльями, чтобы ускорить наш полет через поле к замку.

Моя спутница вскрикнула, пытаясь отбиться, её ногти царапнули его лицо. Он схватил её за руку, резко развернул и ударил по щеке, сбивая с ног. А потом бросился на неё.

Глухой стон вырвался из моей груди, тело затряслось от ненависти и ужаса.

Теперь для Феррина не было прощения. Ни одно слово не могло спасти его. Даже боги не могли остановить то, что должно было случиться.

Осознание того, что Мек и Феррин — мои родные братья, а не двоюродные, как я считал, пришло ко мне лишь на мгновение, когда Мек исповедался перед смертью. Но вина за то, как мой отец породил их через насилие или принуждение их матери, не могла быть искуплена.

Они должны были рассказать мне давно. Всё это время, пока я искал Уну и Феррина, я пытался понять, о чем он думал, возможно, желая исправить ошибки моего отца. Но с того момента, как он поднял руку на Уну, кровь перестала иметь значение. Важно было лишь её спасение — и его смерть.

Вейты окружали замок, заполняя внутренний двор. Драк спустился прямо перед воротами, раздавив нескольких тварей своими гигантскими лапами. Те завыли под его когтями. Он взмахнул крыльями, отбрасывая назад ещё больше вейтов. Я спрыгнул с его спины и ринулся к воротам Виднолека.

Вейты метнулись к Драку, но он встал на задние лапы, взмахнув крыльями. Спустившись обратно, он изверг поток огненного дыхания, обращая врагов в пепел.

Я шагал вперёд, поднимая руки. Пламя фейри заполнило меня, охватило мое тело, душу и плоть. Я стал сосудом гнева богов, их пламенным воплощением. Вихрь огня разрастался от моих боков, обрушиваясь на землю и уничтожая всё на своем пути.

— Феррин! — зарычал я, проходя сквозь уничтоженных вейтов.

Тогда он появился. Из тени конюшен вышел вейт-меер-волк, а рядом с ним стоял Феррин. Он держал Уну, прижимая её к себе.

Моё сердце оборвалось. Её тело было исцарапано, щека в синяке, рубашка разорвана до талии. Её глаза блестели страхом, яростью и надеждой. Следы её ногтей пересекали его лицо, в следах борьбы.

Гнев снова взял верх. Неумолимая сила возмездия направила меня вперёд, полную решимости вырвать её из его рук и разорвать его на куски.

***

УНА

— Стой! — закричал Феррин, и его голос отозвался вибрацией на моей спине.

Голл застыл, его лицо было лицом человека, охваченного безумием. Он выглядел настоящим королем демонов и призраков Нортгалла, с горящей в глазах жаждой убийства. На нем была лишь свободная белая туника, не завязанная у ворота, и штаны из оленьей кожи, те самые, в которых он был, когда я в последний раз видела его в нашем шатре. Его плащ развевался на ветру за плечами.

Но больше всего меня заворожило пламя, словно живой поток огня, закручивающийся вокруг него, как плащ демона. Он был воплощением Викса, его глаза светились безумием и яростью.

Голл ничего не сказал Феррину, лишь смотрел на него своим устрашающим взглядом, в котором мерцал потусторонний огонь. В его глазах проступало наследие драконов, словно сами боги заглядывали в этот мир через него.

Пламя, окутывающее его, обрушивалось на вейтов, подходивших слишком близко, превращая их в пыль.

— Если ты используешь свое пламя, — произнес Феррин, — ты убьешь и её.

Я услышала это — первую дрожь страха в его голосе. Он боялся. И ему было за что бояться. На лице моего короля не было ничего, кроме смерти.

Голл начал двигаться вперед, шаг за шагом, медленно и неумолимо. Его голос был тихим, почти спокойным, но в нем звучало что-то ледяное:

— Ты действительно думаешь, что хоть одна часть меня способна причинить вред моей спутнице? Моей Мизре?

Пламя вокруг него вспыхнуло ярче, распространяясь по земле, словно огненный строй, сметая все на своем пути.

Вейты прекратили нападать, теперь они кружили на безопасном расстоянии. Но это не имело значения. Голл прошептал слова на неведомом языке и взмахнул руками. Вспышка, и огонь устремился во все стороны, находя каждого вейта во дворе и обращая их в пыль, воздух наполнился запахом гари и эхом их предсмертных криков.

Руки Феррина крепче сжали мою талию и грудь, прижимая меня к нему. Меер-волк позади нас издал низкий рык, обнюхивая воздух.

— Я убью её, если ты подойдешь ближе! — резко крикнул Феррин, его рука легла на мое горло.

Голл замер, но выражение его лица не изменилось. Его взгляд встретился с моим. На мгновение ярость и жестокость в его глазах отступили, позволив мелькнуть тому, что я могла бы назвать обожанием. Затем всё исчезло, и он снова сосредоточился на моем пленителе.

— Феррин, — произнес он с пугающей уверенностью, — ничто из того, что сейчас здесь произойдет, не закончится иначе, чем твоим трупом в моих руках. Прими это прямо сейчас.

— Ты и твоя чертова самоуверенность, — бросил Феррин, усмехнувшись.

— Поэтому ты хотел быть королем? Ты считал меня высокомерным? Недостойным? — Еще несколько шагов ближе.

Феррин отступил назад, увлекая меня за собой. Мои руки сжали его предплечья, его пальцы сдавили мое горло.

— Ты был обречен, — прорычал Феррин. — Моя мать говорила мне, что ты, вероятно, уже мертв в том подземелье. Она воспитывала нас одна, повторяя снова и снова, что королем должен стать я, её первенец. — Его дыхание стало рваным от гнева. — Однажды я должен был убить нашего отца и занять его трон. Это было её последним желанием.

Он коротко рассмеялся с презрением.

— Я строил планы, чтобы сделать это, пока ты не появился из ниоткуда, убил его и занял моё место.

Голл склонил голову набок, в его взгляде было больше звериного, чем фейри.

— Это никогда не было твоим местом.

— Теперь оно моё, — рыкнул Феррин, а затем громко выкрикнул: — Стигрим!

Вейтовый меер-волк сорвался с места и бросился на Голла. Я закричала, когда огромный скелетный зверь с разверстыми челюстями прыгнул на него.

Голл поймал чудище за клыки, удерживая его зубы, не давая сомкнуться. Он прошептал слова на демоническом языке.

Этелайн не значило «пламя» или «воспламенись», как я считала раньше. Это означало…

— Оживи, — выдохнул Голл, призывая свою магию жить и дышать за него.

И она подчинилась. Огонь вспыхнул на его руках, взметнувшись двумя полосами по спине мертвого волка. Существо завыло и зарычало, но Голл всё ещё держал его с силой, которую я не могла представить.

И тогда я почувствовала их. Присутствие богов окружило нас — их сила была почти болезненной, давящей. Но она исходила не с небес и не из земли. Она исходила от Голлайи самого. Моего короля. Моего спутника. Моей любви.

Сзади раздался тихий стон Феррина, прежде чем он начал тащить меня назад, его рука скользнула с моего горла.

К этому моменту волк-вейт уже полностью охватился пламенем. Голл разжал его челюсти. Хруст костей и разрыв гнилых сухожилий раздался в воздухе, а затем он с силой, и физической, и магической, отбросил пылающий труп, ударив его о стену замка.

Он повернулся к нам, вынимая кинжал из ножен на своем поясе, и двинулся в нашу сторону решительными, беззастенчиво смелыми шагами. Его лицо было воплощением ледяной, безжалостной ярости.

Он был прекрасен в своей неумолимой решимости. Я не могла отвести взгляд, даже если бы захотела.

Рука Феррина вновь нашла мое горло, но Голл прошептал что-то, и из его груди вырвалась огненная змея, обвиваясь вокруг запястья Феррина.

Внезапно я оказалась свободна, тяжело падая на камни двора. Тут же я отползла назад, игнорируя острую боль в запястье и мелкие камешки, впивавшиеся в ладони.

— Ты в безопасности, моя Мизра, — сказал Голл спокойным, обволакивающим голосом, его дикий взгляд по-прежнему был устремлен на Феррина.

Теперь Феррин был связан четырьмя огненными веревками, его руки разведены в стороны, ноги прикованы к месту. Его пепельно-серое лицо потемнело от напряжения, с которым он пытался вырваться. Огонь не обжигал его кожу, лишь удерживал его. Голл хотел убить его сам. Хотел, чтобы это было лично.

— Я твой брат! — закричал Феррин.

— Был, — ответил Голл, уже всего в нескольких шагах от него. — Но ты осмелился тронуть мою жену и причинить ей боль. Теперь ты ничто. Ты — пепел в пустоте.

«Его жена?» Я сглотнула, чувствуя, как внутри разливается нечто мощное и теплое от его беззаботного признания. Для короля призраков заявить о жене казалось чем-то невероятным.

— Но я твоя кровь! — запротестовал Феррин, а затем, издеваясь, добавил: — Она всего лишь наложница.

— Нет, Феррин. — Голл подошел вплотную и схватил его за один из рогов, наклоняя голову вниз. — Она моя королева. Она — всё.

Я ощутила, как по моему телу пробежала дрожь, слыша искреннее обожание в его голосе.

— Тебе лучше отвернуться, моя любовь, — сказал он спокойно, даже не взглянув на меня.

— Нет, — мягко ответила я.

— Как угодно.

Затем он начал наносить удары кинжалом в горло Феррина снова и снова. Тот захрипел, издавая предсмертный стон, его губы шевелились, глаза широко раскрылись от ужаса, пока Голл удерживал его за рог, продолжая свое ужасное дело. Глаза Феррина потускнели, когда его дух покинул тело. Я почувствовала, как темная сущность исчезла, растворившись где-то вдали.

Но Голл не заметил этого. А если и заметил, то не придал значения. Он переместился к груди Феррина, и даже когда огненные веревки исчезли, Голл продолжал удерживать его тело одной рукой, а другой с ритмичной жестокостью вонзал кинжал, брызги синей крови покрывали его лицо и грудь.

Меня стошнило. Наконец я отвернулась, свернувшись клубком, прижав лицо к коленям. Звуки лезвия, вонзающегося в плоть снова и снова, не покидали меня. Я не знала, сколько это длилось — лишь то, что мой разум на какое-то время просто отключился.

Я сосредоточилась на магии, окружавшей нас, на присутствии богов, окутывавшем меня ощущением безопасности. Я все еще дрожала, но теперь от холода, а не от страха. На мне была лишь разорванная рубашка, холодный ветер кусал кожу, а запястье пульсировало болью.

Но мой ребенок был в безопасности. Я была в безопасности. Голлайя пришел за мной, как я и знала. Он назвал меня своей женой. Своей королевой. Я всхлипнула.

Тяжелый плащ накрыл мои плечи, и я оказалась в объятиях Голла, который сел передо мной на землю.

— Тсс, — прошептал он, прижимая меня к своей груди и раскачиваясь, словно укачивая ребенка. — Теперь ты в безопасности, моя драгоценная Мизра.

Его тело было теплым, обволакивающим.

— Моя прекрасная спутница. Я так сожалею. Теперь ты в безопасности, — его голос дрожал, когда он прижался губами к макушке моей головы. — Я клянусь, я никогда больше не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

Я разжала руки и обняла его за шею, всматриваясь в его лицо, испачканное синей кровью моего мучителя. Мне показалось, что это я дрожу, но на самом деле это был он.

— Я знаю, — прошептала я.

— Ты ранена? — Голл сглотнул, его горло подрагивало, а руки сжимали меня еще крепче. — Он причинил тебе боль?

— Кроме запястья, я не ранена. Никак. — Ему нужно было услышать это, и я заверила его.

— Мне так жаль. Этого никогда не должно было случиться.

— Ты не знал. Ты не мог знать.

— Это не имеет значения, — хрипло произнес он, голос его дрожал. — Моя обязанность — защищать свою Мизра. Я никогда не прощу себя.

Я подняла руку и приложила ладонь к его щеке, чтобы он посмотрел на меня. В его глазах, диких и полных вины и отчаяния, сияло золотое кольцо вокруг вертикального зрачка, контрастируя с яркой синевой.

— Твою Мизра? — мягко спросила я. — Или твою жену?

Мой собственный голос дрогнул, и по щеке скользнула слеза.

— Боги, Уна, — прошептал он, прижав свой лоб к моему. — Ты мое всё.

Мне было всё равно, что он был покрыт кровью, или что воздух был пропитан зловонным серным запахом от дымящихся останков сотен вейтов. Я крепко прижалась к нему, чувствуя необходимость в его тепле. Похоже, ему было нужно мое тепло так же, как мне его. Мы оставались так долгое время, мой муж обнимал меня, а я обнимала его.

Спустя некоторое время он поднял меня на руки, завернув в свой плащ, и понёс из замкового двора на поле, где нас ждал Драк, грызя кости одного из свежих вейтов.

— Значит, король Голл собирается снова изменить законы, — сказала я, шмыгнув носом. — Теперь у него будет жена, а не Мизра или наложница.

Он взглянул на меня, когда мы приблизились к Драку, который издал довольный рык при нашем появлении. Тусклый свет раннего утра осветил его лицо.

— Знаешь, я понял кое-что о Виксе и его Мизре. Возможно, они и не были связаны формально — как муж и жена. — Он остановился перед Драком, по-прежнему крепко держа меня в объятиях, его взгляд был напряжённо устремлен в мои глаза. — Но она была для него всем миром.

Его драконьи глаза блуждали по моим, словно захватывая меня в плен.

— Как и ты для меня, — добавил он хриплым, низким голосом. — Никогда не будет никаких наложниц. Но титул Мизра значит нечто большее, чем просто мать моих детей. Она была самым ценным сокровищем, которое Викс когда-либо держал в своих руках. — Он крепче сжал меня, напоминая, что сейчас я нахожусь в его. — Теперь я это понимаю.

Мы взобрались на спину Дракмира. Я устроилась боком на коленях Голла. Он завернул меня в плащ, укутывая в свое тепло и защиту своих крепких, притягательных рук.

Когда я прижала ладонь к его груди, желая почувствовать сильный ритм его сердца, я заметила, что нити нашей лунной связи засветились ярче вдоль моей руки и запястья. Пока Драк поднимал нас всё выше в облака, а рассвет озарял небо, эти нити светились ещё сильнее.

Голл взял мою руку с его груди и переплел наши пальцы, выравнивая обнажённые предплечья. Рукав его туники слегка приподнялся. Нити нашей связи начали двигаться и сплетаться, как это было в Лунном храме с Элдером Лелвином. Мы оба наблюдали за этим чудом, а потом он посмотрел на меня, с таким же восхищением, какое я испытывала к нему.

— Я люблю тебя, Уна, — произнес он с такой искренностью и уверенностью, что мое сердце забилось сильнее, а чувство глубокого понимания заполнило мою душу.

Я улыбнулась и прижалась головой к изгибу его шеи.

— И я люблю тебя, — прошептала я, пока Драк нёс нас сквозь золотистое утреннее небо.

ГЛАВА 44

ГОЛЛ

Три дня спустя мы стояли у Сердца Сольцкина, наблюдая через небольшой круг на двух фейри теней. Я держал Уну рядом с собой. Возможно, слишком рядом. Она бросала на меня сердитый взгляд через плечо, недовольная тем, что я не убирал руку с её талии и не позволял ей должным образом поприветствовать принца Торвина и его жреца.

Я понимал, что веду себя чрезмерно осторожно, ведь фейри теней не проявили никаких признаков угрозы, но моя воля больше не принадлежала мне, когда дело касалось Уны. Моя потребность держать её рядом и защищать её превзошла всякое разумное поведение. И мне было совершенно всё равно, что кто-либо об этом подумает.

К её явному неудовольствию, Хава осталась в лагере с несколькими из моих Элитных и Морголитом, залечивающим раненую ногу после нападения вейтов. Я не хотел отвлекаться на этой встрече, и, хотя моя Уна любила свою служанку, свою подругу, Хава редко умела держать язык за зубами.

Эти дни были мрачными. Мы сожгли множество погребальных костров. Вейты убили четверых из моих Элитных. А затем был Мек. Когда его готовили к погребению, я осмотрел его тело и нашёл то, что ожидал.

Его демонические руны простирались от плеча к спине, как это бывает у некоторых. Среди них был знак вороньего крыла, дарованный Гозриэлем, знак неклиа. Его брат, несомненно, носил такой же. Я сжёг тело Феррина, когда закончил с ним, не думая ни о чём, кроме как стереть его с лица земли.

Меня всё ещё терзала мысль о том, что я никогда не знал, что они неклиамы. Этот редкий дар мог бы сослужить пользу своему королю. Но, очевидно, у Феррина были скрытые намерения с самого момента, как он и Мек явились ко мне в отряд Элитных. А Мек оказался более верен своему брату, чем своему королю. Я мог это понять. Однако, если бы Мек доверился мне, он мог бы остаться в живых.

И, наконец, была Далья. Мы нашли её в пещере, где Феррин держал Уну, задушенной. Моё сердце разрывалось от того, что её жизнь так закончилась.

Даже зная, что она предала меня — из того, что рассказала мне Уна о разговорах в пещере, она, вероятно, была любовницей Феррина. Она предала своего короля, не предупредив о заговоре против меня и моей Мизра, но также предала свои обеты Виксу как моя провидица. Я никогда не узнаю, что заставило её свернуть с пути.

Как и я, она была рождена для своей роли. Её магический дар избрал её богами для жизни оракула, жрицы Ордена Викса. Это означало отказ от семьи, изоляцию, отсутствие спутника жизни и детей.

А потом появился Феррин, казавшийся сильным, благородным воином, преданным мне так же, как и она. Я могу предположить, что он соблазнил её, а не наоборот. Уна говорила, что он был болен какой-то чёрной магической порчей. Возможно, он подчинил Далью против её воли.

Когда или как всё это произошло, я не знал. Те, кто знал правду, уже мертвы. Теперь это не имело значения.

Я отпустил это, как советовала мне моя спутница. Размышления о моих ошибках или предательстве тех, кто был близок, не принесли бы ничего хорошего. И я отказался позволить горечи заполнить моё сердце, когда у меня было так много причин для радости.

Наблюдая, как пламя охватывает погребальный костёр Дальи, я простил её за все прегрешения. То же я сделал и для Мека, преданного брата, который пытался остановить Феррина. Но не смог.

Уна поклялась, что внутри Феррина была тьма, управлявшая его действиями. Я корил себя за то, что никогда этого не замечал. Никогда не чувствовал ничего странного. Их экспедиция в горы Сольгавия принесла нам золото, которое было нужно. Но, очевидно, Феррин привёз с собой нечто ещё.

Я наклонился к Уне и прошептал:

— Ты что-нибудь чувствуешь?

Мы обсуждали, что Феррин, скорее всего, столкнулся с этой заразой тьмы во время экспедиции. Моя паранойя по отношению к фейри теней зашла слишком далеко. Я не задавал вопросов, почему боги наделили Уну способностью чувствовать эту тьму, а меня нет. Боги поступают так, как считают нужным, и я принимал это.

— Нет, — тихо ответила она. — Совсем ничего.

Я задавался вопросом, что же это было и где Феррин столкнулся с тёмной сущностью. Но сейчас был не тот момент для этих размышлений. На кону стояло более важное дело.

Принц Торвин стоял на одной высоте со своим жрецом, Валлоном. Однако его чёрные крылья возвышались выше, сверкая на солнце красным отливом. Его золотистые волосы были заплетены в тугие косы по бокам, спускаясь к растрёпанным прядям, падающим ниже плеч. Четыре гладких рога элегантно изгибались назад над его головой.

Но больше всего выделялись его глаза. Они были ярко-оранжево-золотыми, словно магия его существа вечно горела огнём Сольцкина. Он явно был помазан богом солнца, истинный представитель королевской линии фейри теней.

— И что я получу за помощь вам в осквернении нашего священного алтаря Сольцкина, сняв слова и передав их вашей Мизре?

Он не спрашивал, почему. Не протестовал против того, что мы хотим взять то, что по праву принадлежит фейри теней. Они были народом серьёзным, но в его манере было что-то большее. Не просто строгость или равнодушие, а нечто большее, едва заметный слой печали.

— Чего ты хочешь? — спросил я, удерживая его огненный взгляд.

В тот момент я задумался, почему никто из его рода не обладал даром зефилим. Викс не наделил их способностью управлять фейри-пламенем. Их магия исходила из крови их предка, дочери Нäкта, ночных даров.

Принц сделал шаг вперёд, в круг, почти полностью состоящий из моих Эитных. Валлон остался на месте у края круга.

Торвин поднял подбородок, его голос прозвучал глубоко и решительно:

— Я хочу знать, как ты сумел разрушить печати своего отца в подземельях Нäкт Мира, чтобы убить его.

Моё сердце забилось быстрее от его требования.

— Ты хочешь знать, как я разрушил печати моего отца?

— Его отец, тот самый, о котором ходили слухи, будто он сошёл с ума, держал его в каком-то подобии тюрьмы с магическими печатями? — прошептала Уна, слегка повернув голову ко мне. — Он же, очевидно, был свободен идти, куда захочет.

Это было странное требование, особенно учитывая, что мы получим взамен.

— Скажи мне, как ты разрушил его магические цепи, — потребовал принц Торвин. — Он обладал силой Викса как король-призрак. И всё же ты смог бросить вызов этой силе, воле богов, и занял его трон.

Я попытался вспомнить всё в деталях. В тот день Вайлу и меня заключили в темницу. Я видел её в камере, избитую и израненную, когда стражники моего отца притащили меня в кандалах в мою собственную клетку, недалеко от ямы вейтов.

— Была одна провидица — особенная, — произнёс я. При упоминании о ней Кеффа напряглась, её осанка выпрямилась. — Она предсказала, что я свергну его. Я всегда знал, что это произойдёт, но не знал, когда именно.

Я придвинулся ближе к Уне, мельком взглянув на неё. Она всё ещё смотрела на теневых фейри.

— Но за несколько дней до того, как я вырвался на свободу, я почувствовал, что моя магия усилилась. Тогда я не знал, почему, но это произошло из-за того, что моя богами дарованная Мизра была рядом. В той самой темнице.

Уна подняла взгляд, её губы тронула едва заметная улыбка.

— Мне предстояло долгое время не знать, откуда взялась эта сила, — продолжил я, вновь обратившись к принцу, лицо которого оставалось холодным и неподвижным. — Но, когда стражники привязали её к крюку, чтобы отдать вейтам моего отца, я знал, что умру, прежде чем позволю этому случиться. Моя магия вдруг оказалась сильнее магии моего отца. Я освободился и помог своей будущей Мизре спастись. Позже, когда жизнь Уны снова оказалась под угрозой из-за моего отца, я вошёл в тронный зал и отрубил ему голову. И ничто прежде не казалось более правильным.

Кроме убийства Феррина.

Принц Торвин оставался совершенно неподвижен, его челюсть напряжённо сжималась.

— Значит, боги решили, — произнёс он, голос его был пропитан горечью. — Они изменили своё благоволение.

— Полагаю, вы правы. Боги передумали, посчитав его недостойным быть нашим королём. И потому я смог освободиться и занять его трон.

Его выражение впервые изменилось, показав что-то большее, чем каменное безразличие. Он выглядел подавленным, бормоча:

— Безнадёжно.

— Это всё, что ты хочешь? — спросил я.

Его золотые глаза сузились.

— И одну услугу. От тебя и твоей Мизры.

— Какую и когда?

— Ты узнаешь, когда я скажу. И когда я потребую.

Я стиснул зубы, но кивнул в знак согласия.

И в этот момент дриада решила выйти из своего полусна. Её тонкие, словно паучьи, конечности отделились от Сердца Сольцкина. Она моргнула своими лиственными глазами, её волосы из плюща плавно обвивали её голову. Она шагнула в сторону камня и указала на Торвина.

— Ты думаешь о правильных вещах, но в неправильное время.

Если Торвин был удивлён внезапным появлением дриады, он никак не выдал этого.

— И когда же наступит это время? — резко спросил он.

— Твой жрец скажет тебе, — ответила дриада.

Торвин повернулся к Валлону, чьи глаза расширились от удивления.

— Я ничего не знаю, государь.

— Узнаешь, — сказала дриада. — А теперь отдай ей слова, принц. Они принадлежат ей.

Его взгляд переместился на Уну. Как всегда, я ощутил, как напряжение сковало мои мышцы, когда какой-либо мужчина смотрел на неё слишком пристально. Ещё до кошмара с Феррином я был чрезмерно защитником. Теперь же мне хотелось укутать её в нашей спальне в Нäкт Мире и никогда больше не выпускать. Но я знал, что у неё было множество обязанностей в выполнении задания, данного ей богами.

Торвин не выказал ни протеста, ни недовольства. Он подошёл к камню, его огромные крылья раскинулись за спиной, словно тень.

Был поздний полдень, солнце клонилось к закату за нашими спинами, высокие деревья отбрасывали лёгкие тени на Сердце Сольцкина и круг, где мы стояли. Небо оставалось ясным, несмотря на холодный и ветренный день.

И всё же, с мягким шёпотом невнятных слов, исходящих от Торвина, свет начал меняться, словно сам хотел убежать от принца. Тени двигались, сгущаясь вокруг крылатого фейри, который поднял ладони к камню, шепча что-то тихое и загадочное.

Тьма окутала его, скрыв от всякого света, образовав купол из теней, настолько плотный, что мы не могли разглядеть ничего, кроме непроницаемой чёрной массы там, где стоял Торвин.

Но над ним выгравированные слова на камне дрогнули. Вырезанные в глубине, они были словно созданы из самой тени. Линии рун затрепетали, когда магический импульс прокатился от камня. Внезапно буквы начали осыпаться, соскальзывая вниз по поверхности валуна.

Дриада протянула ладони, сложенные чашей, под падающие руны. Когда на камне не осталось ни единой буквы, его поверхность стала гладкой, словно там никогда не было никакой гравировки. Дриада сделала шаг назад и кивнула в сторону принца, всё ещё окружённого тенями.

И вдруг тьма вокруг Торвина исчезла, вернувшись к своим привычным местам под деревьями. Давление магии пропало, и лёгкий ветерок прошелестел в кронах.

Когда принц повернулся к нам, его глаза сияли ещё ярче, пронзительным золотом. Он мельком взглянул на Валлона, расправившего свои крылья, а затем снова обратился ко мне.

— Заберите слова, — произнёс он без всяких эмоций. — Они больше ничего для нас не значат. Я советую вам взять вашу Мизру и покинуть наши земли как можно скорее.

Он не сказал это как предупреждение, скорее, как мудрый совет. Затем его огромные крылья взмахнули, их размах почти достигал круга моих Элитных, окружавших поляну. Слегка согнув колени, он взмыл в воздух, оставив за собой сильный порыв ветра.

Валлон кивнул мне:

— Мы желаем вам всего наилучшего, король Голлайя. И вашей Мизре.

Затем он также взлетел, оставив лишь лёгкий вихрь, шевельнувший оранжевые листья на земле, когда фейри теней скрылись над кронами деревьев, направляясь к горам Сольгавия.

Уна сделала шаг к дриаде. Я последовал за ней, но держался на расстоянии. У дриад не было дела до меня, а эти служительницы богов — ведь именно этим и были эти странные создания — обычно были весьма ревнивы к своим миссиям.

Я вспомнил о феях у водопадов Драгул, которые почти отказались позволить мне сопровождать Уну. Но мои мысли тут же вернулись к тонкой, почти прозрачной дриаде, её покрытые корой конечности потянулись к Уне.

Она протянула свои сложенные ладони, её лицо озарила широкая улыбка, обнажая острые, зубы.

— Смотри. Я принесла их для тебя. Моя богиня будет так горда.

Уна посмотрела вниз на ладони дриады. Буквы превратились в кружащийся чёрный дым, их очертания стали неразличимы, сливаясь в одну парящую массу.

— Почему Эльска дала это задание мне? — тихо спросила Уна, которая стала более сдержанной с тех пор, как я вернул её из Виднолека. — Почему мне?

Дриада пожала своими изящными, словно крылья, плечами:

— Она не сказала мне.

Моргнув своими изумрудно-зелёными глазами, дриада наклонила свою гибкую, как лоза, шею и прошептала:

— Но я могу предположить.

— Скажи мне, — взмолилась Уна.

— Моя богиня была очень печальна долгое время.

— Почему?

— Светлые фейри убивали тёмных. Тёмные фейри убивали светлых. Так много ненависти. Так много горя. Сердце моей богини было разбито, — дриада расширила глаза, и листья на её древесной коже затрепетали от возбуждения. — Я видела, как она прошептала магические слова и разделила их на три части.

— Но зачем? Зачем скрывать их?

— Потому что моей богини больше нет. Ей пришлось заснуть. Её сердце было слишком разбито, чтобы оставаться бодрствующей и завершить заклинание. Она передала эту задачу мне и другим, кого ты уже встречала. И она спрятала своё заклинание до тех пор, пока не наступит подходящее время.

На тысячи лет.

— Почему я? — вновь спросила Уна. — Это мог быть кто угодно.

— Да, — согласилась дриада, кивая и шумя листьями. — Это мог быть кто угодно. Но однажды ночью смелая молодая девушка улетела из дома с одной лишь добротой в сердце, чтобы излечить свой народ от страшной болезни. Её смелость и доброта были вознаграждены болью, пытками и кражей её богом данных даров. Трагедия. Богохульство против самих богов.

Слёзы потекли по лицу Уны, когда она подняла взгляд на дриаду, слушая свой собственный рассказ, не издав ни звука.

— И тогда, — продолжила дриада, — женщина, рождённая при свете, была возрождена в темноте. Леди тёмных фейри. — Дриада улыбнулась, её виноградные волосы мягко коснулись щеки Уны. — Ты достойна её дара исцеления. И даже большего.

Уна тихо всхлипнула, её колени подкосились. Я бросился вперёд, поймав её за плечи сзади.

— Ты в порядке?

Она взглянула на меня и снова выпрямилась.

— Да, — её глаза блестели от слёз. — Я была права. Я вновь обрету дар исцеления. Более могущественный, чем прежде.

— Намного более могущественный, — подтвердила дриада, протягивая сложенные ладони. — Теперь ты должна выпить и принять дары, которые подготовила для тебя Богиня Леса.

Я заметил, что она сказала дары во множественном числе, но не стал задавать вопросов. В этом моменте было что-то правильное, объяснить, что именно, я не мог.

Уна похлопала меня по руке, лежащей на её левом плече, затем вышла из моих объятий. Я сдержал себя, чтобы не броситься к ней, всегда желая защитить её. Последние два раза, когда она принимала тексты, касавшиеся богов, ей приходилось испытывать боль, поглощая силу. После того как она выпила кровь Гриндольвека, она отключилась, сон длился почти два дня.

Но это было то, чего хотела богиня Эльска. Это было то, чего хотела Уна, к чему она была предназначена. Поэтому я остался на месте, пока она наклонила голову и сложила руки под ладонями дриады, поднося их к своему рту.

Вместо того чтобы пить, она широко открыла рот и глубоко вдохнула. Чёрный, кружащийся дым превратился в воронку, устремившуюся в её рот и вниз по горлу. Она проглотила всё, издав тихий стон, прежде чем рухнула на землю.

Она упала так быстро, что я не успел её поймать. Я рванул к ней, но сильный порыв ветра отбросил меня назад, подняв с ног и бросив на землю подальше. Кеффа, Сорин и остальные из моих Элитных также оказались поверженными. Дриада не сдвинулась с места, теперь она с улыбкой смотрела на лежащую Уну.