Королю червонному — дорога дальняя

Весь мир

В камере радомской тюрьмы двадцать пять женщин. День начинается с уборки. Заключенные драят пол жесткой щеткой, потом собирают тряпкой воду и выжимают в ведро. Подходит ее очередь. Она делает то же, что и все, но вода льется на пол, затекает в рукава… Двадцать четыре женщины смотрят на нее. Удивленно смотрят — и бедные, и богатые — потому что они моют пол быстро, ловко, незаметно.

Когда ей было четырнадцать, школьный портфель за ней носила прислуга. Вернувшись домой, она поднимала сначала правую, потом левую ногу, прислуга нагибалась и снимала с нее грязные ботики. Она была милой девочкой, просто не носила сама портфель и не снимала сама ботики.

Она задумывается: интересно, кто разувал богатых соседок по камере, когда тем было четырнадцать лет? И почему богатая полька умеет мыть пол, а богатая еврейка — нет?

Ей хочется обсудить это с мужем.

При мысли о муже ее пронзает такая боль, что, кажется, сердце вот-вот разорвется.

Она снова принимается плакать. Женщина на соседних нарах смотрит укоризненно:

— По мужику слезы льешь? А по матери чего ж не плачешь? Мужиков на свете сколько угодно, а мать одна…

— Я знаю, — соглашается она, — мать одна, но пусть весь мир сгинет, сгорит дотла, только бы он жил!

— Тьфу, что ты болтаешь, — соседка возмущена. — Пусть сгорит? Весь мир? Тьфу!