Корпус Вотана (Недомаг-мажор)

Глава 40

По понедельникам после завтрака в Корпусе проходило большое построение. Рутинное мероприятие, на котором командиры рот якобы докладывали о результатах за прошедшую неделю, а начальник Корпуса их якобы слушал и отдавал распоряжения на неделю текущую. После чего личный состав проходил строевым шагом перед начальством.

На самом деле, управлением и планированием занимался специальный отдел штаба, он же готовил для начальства отчеты и предложения, в которые включалась не только официальная, полученная от командиров подразделений, информация, но и доклады осведомителей, а также записи камер наблюдения. И уходили эти отчеты не только начальнику Корпуса, но и кураторам в министерстве обороны и других, не афишируемых, органах.

Поэтому главной задачей построения оставались объявления, касающиеся жизни всего Корпуса, поздравления особо отличившихся и “проработка” тех, кто отличился со знаком “минус”.

После построения кадеты возвращались в расположение, где до них доводился план на день и назначения в наряды, после чего все отправлялись на занятия.

В этот раз в первую учебную роту отправились сержанты всех учебных взводов, до выпускных, включительно.

Войдя в расположение, кадеты увидели стоящие посреди прохода табурет и приспособление именуемое “парта отличника”. Проще говоря - скамья для порки. Наказуемый становился коленями на нижнюю раздвоенную ступеньку, животом укладываясь на наклонную часть. Руки и ноги фиксировались ремнями.

Традиционно телесные наказания проводились по субботам, поэтому появление “парты” в начале недели стало неожиданностью для всех.

- Товарищи кадеты. - Начал Суровый. - В первом взводе произошел случай, бросающий вызов самим устоям нашего Корпуса. Думаю, вы все о нем прекрасно знаете. Кадет Вотан, выйти из строя!

Ярослава словно пыльным мешком ударили. Он стоял, не желая верить ушам. В школе ему перепадало за шалости как и другим мальчишкам, но наказание всегда происходило кулуарно, за закрытыми дверями кабинета директора. И, признаться, было больше символическим, чем серьезным. А сейчас его собирались выпороть на глазах почти двух сотен человек.

Кто-то подтолкнул Ярослава в спину, и он вылетел на середину взлетки, едва не опрокинув скамью.

- Надо же, как торопится получить горячих! - Раздались смешки.

Вслед за ними послышались щелчки затрещин, которыми сержанты восстанавливали порядок.

- Разговорчики в строю! Кадет Ярослав Вотан. За многочисленные нарушения дисциплины, пренебрежение правилами Корпуса и кадетским словом, вы приговариваетесь к ста ударам хлыстом третьего класса по ягодицам и спине.

У Ярослава затряслись поджилки.

Третий или оранжевый класс, к школьникам не применяли никогда. Максимум, второй синий, да и то к отпетым негодяям из числа старшеклассников. Удар болевым химическим хлыстом второго класса соответствовал порке ремнем.

Третий класс приравнивался к плети. Его использовали для наказания кадет старших курсов и студентов и только с разрешения официальных опекунов, которыми для учащихся выступали директора их заведений.

Но самым страшным в применении химических хлыстов была не боль от ожога, пусть и довольно чувствительная, а его последствия.

Хлыст не рассекал кожу, а прокалывал микроскопическими иголками, через которые впрыскивался яд медузы Serpens Jaculus Super Caput,который искажал сигнал от болевых рецепторов мозгу.

Боль реальная и та, которую воспринимал мозг, отличалась в разы, в зависимости от концентрации яда.

От типа хлыста зависела продолжительность воздействия.

Боль от удара хлыстом первого (зеленого) класса, проходила за полчаса.

Второго (синего) - за 2-5 дней.

Третьего (оранжевого) - за неделю минимум.

А четвертый (красный) мог приковать человека к постели на месяц, а то и убить.

- Товарищ полковник, разрешите обратиться? - Раздался встревоженный голос вбежавшего в роту начмеда. - Прошу прощения за опоздание, мне нужно было зайти за инструментами.

- Слушаю вас, товарищ капитан.

- Считаю применение хлыста третьего класса в отношении кадета недопустимым. Максимум второй. И сто ударов - это ни в какие ворота. Пятьдесят - это потолок.

- Леон Генрихович, я уважаю вас, как специалиста в медицине и не лезу со своим уставом в ваш, так сказать, монастырь. Но определять наказание для моих кадет буду я сам. Оно пройдет в полном объеме и так, как я объявил. Ваше дело проследить, чтобы кадет не умер во время порки и сразу после нее.

- Я протестую.

- Ваше право. Можете направить его как положено, в письменной форме на имя начальника Корпуса. - Кадет Вотан, нам вас целый день ждать? Раздевайтесь!

- Как раздеваться?

- Вы что же, даже раздеваться не научились? Сержант Смирнов проведет с вами соответствующее занятие.

Ярослав покраснел и принялся раздеваться, стараясь не смотреть на строй. Его страх был напрасным, лица однокашников были мрачно сосредоточенными, без тени улыбки. Каждый понимал, что наказание чрезмерное, и что в любой момент сам может оказаться на месте Ярослава.

Сложив одежду на табурет, Ярослав остался стоять в одних трусах.

- Кадет, мы не на стриптизе, платить за каждую снятую вещь вам никто не собирается. Раздеться, означает раздеться догола! И не краснейте как девица! У всех присутствующих там то же самое, просто у некоторых размером побольше. Смирнов! Помогите кадету устроиться со всеми удобствами.

Сержант зафиксировал лодыжки Ярослава, вторым ремнем - поясницу. Заставил до боли вытянуться вперед и прикрепил руки к передним ножкам “парты”.

В этом не было никакого садизма: чем меньше подвижность наказуемого, тем меньше риск травм.

В рот Ярославу запихнули кожаный кляп, чтобы не прикусил язык, под скамью поставили ведро. Во время наказания химическим хлыстом у кадет часто происходило непроизвольное мочеиспускание.

- Наказание проведет сержант Бакуничев. Считать удары буду я.

Свист. Удар. Даже заглушенный кляпом, визг Ярослава услышали в самом дальнем уголке роты.

Боль была такая, словно на кожу плеснули кипятком из чайника.

- Сильнее замахивайтесь, сержант. - Посоветовал Суровый. - Задница не голова, чем сильнее удар, тем быстрее урок доходит. - Удары кладите кучнее. И выдерживайте между ударами паузу, пусть лучше прочувствует.

- Разрешите обратиться, товарищ полковник? - Спросил Бакуничев после десятого удара. Идея с наказанием уже не казалась ему хорошей. - Прошу поручить продолжение наказания сержанту Пастухову. Я, кажется, запястье вывихнул.

- Сержант Пастухов? Приступайте.

Пастухов даже не пытался скрыть удовольствие. Будь его воля, он бы бил не наотмашь, а с разбега, вкладывая в удар всю силу инерции.

После второго удара Пастухова, Ярослав обмочился, чем весьма обрадовал своего палача.

Из-за силы удара в хлысте быстро заканчивался яд, приходилось брать следующий. Одной штуки хватало лишь на пять касаний.

После тридцатого удара обычно объявляли “амнистию”. Но в этот раз наказание и не думало заканчиваться. Кадетам стало страшно. Если так жестоко избивают представителя самой голубой из возможных кровей, то что смогут сделать с ними?

Пастухов между тем перешел на спину. Он прицелился и ударил чуть ниже левой лопатки, попав между ребер.

- Товарищ полковник, я протестую! - Взревел Леманн. - Такой удар опасен для мальчика. Ему и от этого будет больно дышать. Требую уменьшить наказание на десять ударов.

- На пять. - Отрезал Суровый. - Сержант Пастухов, будьте внимательнее.

Пастухов стал бить с большей паузой, стараясь хоть так продлить мучения своей жертвы. В результате на один хлыст стало приходиться не пять, а семь ударов. Он даже взмок от напряжения.

- Девяносто два. - Спокойно считал Суровый. - Сержант, смените хлыст.

Когда очередной удар опустился на спину Ярослава, он вдруг выгнулся дугой, даже ремни не помогли. Кляп вылетел из его рта, и истошный вопль услышали все этажи казармы. Что-то явно шло не так. Проняло, кажется, даже Пастухова.

- Товарищ...

- Продолжайте, сержант! - Не обращая внимания на капитана Леманна, приказал Суровый. - девяносто три.

Последние два удара Пастухов нанес без всякого энтузиазма. И от каждого Ярослав орал так, как будто его живьем жгли.

- Девяносто пять. Наказание окончено.

Леон Леманн подбежал к Пастухову, вырвал из рук хлыст и поднес к глазам. На рукоятке зловеще краснела цифра “4”.

- Живее, отвязывай его, остолоп! - Прикрикнул Леманн на возившегося с ремнями Смирнова. - На кровать клади! Осторожнее!

Спина и ягодицы Ярослава были исполосованы хлыстом. И на фоне алых полос выделялись три почти фиолетового цвета.

Леманн выхватил из чемоданчика ланцет, сделал надрез и приложил к нему вакуумную банку. Следовало постараться вытянуть с кровью как можно больше яда. Противоядия от Serpens Jaculus Super Caput существовали. Но были еще опаснее, если не смертоноснее.

Ярослав лишь слабо стонал.

Откачав три банки черной крови, Леон Леманн приложил к ранке кровеостанавливающую губку.

- Дневальный! Звони в лазарет, пусть несут носилки.

- Не стоит беспокоиться, Леон Генрихович, - сказал подошедший Суровый, - Ничего с мальчишкой не случится.

- Не случится?! Да все уже случилось! Как здесь вообще очутился хлыст четвертого класса?! Мальчику, можно сказать, повезло. Пять ударов его бы точно убили.

- Несчастный случай. Такое бывает. Вам ли не знать? Тем более что оранжевый и красный довольно похожи. Особенно в спешке.

- Я имел неудовольствие наблюдать “работу” сержанта Пастухова. Он бы и выстрел из пушки не заметил в этот момент. Замечать такие вещи ваша работа, товарищ полковник.

- Давайте не будем учить друг друга должностным обязанностям, товарищ капитан медицинской службы. Честь имею. Сержанты, стройте роту на занятия.

Иван Архипов, который чувствовал себя хорошо и даже поел бульон, был шокирован, когда на соседнюю кровать положили на живот Ярослава.

- Что с ним? - Спросил Архипов.

- Сам не видишь? - Огрызнулся Николаев. - Арбузов твой товарищ пережрал. Вон какой полосатый.

- Кадет Николаев! Марш мыть лабораторную посуду! - Приказал шедший следом капитан Леманн.

- Ну товарищ капитан, - Заныл дневальный, - что мне, пошутить нельзя?

- На своих похоронах шутить будешь, а у нас тут лазарет. Шагай уже, Бомарше на полставки.

- Товарищ капитан, - обратился Архипов к Леманну, - а можно Ярослава, как меня вчера? Вылечить?

- Нельзя. Кровь защищает его только от того, что создано магией Вотанов. Если бы в хлысте был яд какой нибудь химеры, которых в немалом количестве создавали маги из рода Вотанов, он бы не причинил никакого вреда. Но медуза - житель наших морей уже миллиарды лет. Так что не получится, к сожалению.

- Но вы же маг?

- Маг. Но не бог. Как врач, могу сказать, что смерть моему пациенту не угрожает, а вот несколько недель сильнейшей боли обеспечены. Как маг, думаю, что это карма за то, что Ярослав натворил накануне. Как исследователь, подозреваю, что Ярослав нас еще сможет удивить. Что до вас, кадет Архипов, я продлю ваше пребывание в лазарете на пару дней. Чобы вы присмотрели за своим товарищем. Он не должен есть или пить ничего, что не будет принесено мной или кадетом Николаевым. Не должен брать в руки никаких предметов. Ни-че-го. Вам понятно?

- Это ведь не случайно было, да, товарищ капитан?

- Не знаю, Архипов. Но я передам информацию тем, кто обязательно разберется.