Кости мертвецов

XVIII

Они стояли лицом к лицу. Стелла была спокойна, но по глазам было понятно, что она сознает свое положение. Она не была обескуражена. Вероятность такого развития событий была весьма велика, и она не раз думала об этом, но шла от деревни к деревне, от одного безопасного места к другому, зная, что каждая взятая приступом крепость приближает ее к цели.

Вашингтон был меньше подготовлен к такому обороту дела. В его налитых кровью глазах застыло изумление. Он понимал только, что они, к его ужасу, остались одни. Все сбежали, сбежали, сбежали, нашептывал внутренний голос. Потом он умолк, и только тогда Вашингтон обнаружил, как тихо вокруг.

Стелла тоже заметила это и посмотрела на тропинку, пытаясь понять причины этой тишины, похожей скорее на затишье перед бурей или нападением хищника. Джунгли затаились. На мгновение путники забыли друг о друге, и каждый ощущал свое одиночество.

Потом Стелла повернула голову и снова заглянула в глаза Вашингтона, ответившие ей злым беспомощным взглядом. Он дал заманить себя в ловушку, и теперь все пропало. Туземцы сбежали слишком поздно. Теперь он ни за что не отважится уничтожить единственное человеческое существо, отделявшее его от джунглей, и остаться в одиночестве перед лицом жуткого испытания Золой.

Стелла, словно прочитав его мысли, тихо спросила:

— Ну что, пойдем дальше?

Ее слова немного успокоили его. Ему вдруг стало не так страшно. Она не должна умереть. В эту минуту он не заглядывал в будущее и не думал о последствиях, которые наступят, если оставить ее в живых. Он испытывал огромное облегчение. Он никогда не убил бы ее, даже если бы туземцы сбежали днем раньше, прежде чем они оказались во владениях Эолы. Она была белой женщиной. — Он не мог погубить ее. Все это время он обманывал себя, полагая, что убийство — это самый простой, самый легкий выход из создавшегося положения. Нужно было придумать что-то другое.

Он лихорадочно соображал. Размышления немного подняли ему настроение.

— Мы не можем идти одни, — уверенно заявил он.

— Почему? — Она уже двинулась было вперед, но при этих словах остановилась и повернулась к нему. В чертах ее было столько непоколебимой решимости, что он тут же пал духом.

— Одни мы не справимся. Это опасно.

— У меня есть оружие, — сказала она, указывая на пистолет в кобуре.

— Нам не нужно оружие, нам нужны туземцы, — резко заявил он. Поставив ее, как он думал, на место, Вашингтон почувствовал себя увереннее. — Если они пойдут с нами, нам не нужно будет защищаться.

— Но в прошлый раз они не пошли, — мягко возразила Стелла. В ее спокойном взгляде не было жалости. Он понимал, что за всеми его доводами она безошибочно угадывает истинные побуждения.

— Тогда все было по-другому. Наше появление их встревожило. В этот раз нужно быть осторожнее. Кроме того, Дэвид знал, как с ними обращаться. А мы — нет. С примитивными людьми, я хочу сказать. И потом… запасы…

— Нам нужно попасть туда к трем, — сказала Стелла. — Можно взять с собой только несколько банок консервов, сетки, чтобы переночевать там. Еду раздобудем на месте. Нас угостят картофелем.

— Переночевать там! — Он едва справился с охватившей его дрожью. — Да вы сами не знаете, что говорите.

— Мы не можем вернуться, — сказала Стелла. — Это немыслимо. — Она подошла к нему вплотную. — Что это за люди?

В первый раз к нему обращались с таким вопросом. Даже Сильвия не осмеливалась спрашивать его об этом. Теперь он видел, что пришло время объясниться начистоту. Оба понимали, что он должен был бы ее убить, но не может этого сделать. Нет связи теснее, чем связь между охотником и жертвой, и она имела право спрашивать его о чем угодно.

— Они не такие, как все, — пробормотал он, отводя взгляд.

Стелла молчала. Она нагнулась над вещами.

— Мы заберем это на обратном пути, — сказала она. — Может быть, мы отправим за вещами людей из деревни. Мы наверняка еще не дошли до границы Эолы. Вы понесете свою сетку, а я возьму мою. Мы захватим бутыли с водой и немного консервов. — Она опустошила один из маленьких рюкзаков и складывала туда еду.

Он стоял, беспомощно глядя на нее. Ее большие глаза, некогда горевшие почти фанатичным огнем, теперь прояснились, сделались твердыми. И все же он чувствовал, что она едва ли понимает, что делает, повинуясь, как и он сам, неизбежному. Остальные вещи они сложили в кустах у тропинки и отметили место зарубками на деревьях. Потом Стелла закинула рюкзак за спину и пошла вперед. Она даже не оборачивалась, чтобы посмотреть, идет ли он за ней. Минуту он обескураженно глядел ей вслед. Солнце уже взошло, но в джунглях все еще было сумрачно, и очертания ее удалявшейся фигуры утратили четкость.

Но он продолжал стоять; тело его не повиновалось рассудку. Тишина обволакивала. Кольцо затаившихся в кустах глаз сужалось. Живая петля затягивалась. Судорожно глотнув воздух, он побежал за Стеллой.

— Подождите!

Она остановилась и повернулась к нему.

— Вы забыли рюкзак, — сказала она.

Он жалобно посмотрел на нее, потом на тропинку, где лежал рюкзак. Он боялся отойти. Даже несколько шагов, разделявших их, казались ему пропастью. У него было такое чувство, что, если он отвернется от нее хоть на миг, она исчезнет навсегда, поглощенная джунглями. И он останется один. Она поняла, о чем он думает, и тихо сказала:

— Я вас подожду.

Только когда она пообещала ему это, он повернулся и послушно поплелся за рюкзаком.

Они пошли вперед. Тропинка сворачивала от реки в джунгли. Стало жарко, воздух был влажный и удушливый. Но они не так страдали от жары и усталости, как в предыдущие дни, как будто их души оставили тело, продолжающее по привычке передвигать ногами.

То и дело в голове Вашингтона всплывали вопросы. Что мне делать? Что говорить? Как я им это объясню? Они снова зароются в землю, словно те болотные твари, что прячутся в иле. Он лишь изредка вспоминал о прошлом или будущем. Тело теперь не принадлежало ему; воля покинула его. Он шел, потому что впереди шла Стелла, а он не мог без нее. Он не боялся, потому что уже утратил способность чувствовать что-либо. Позади смыкались, будто занавес взбунтовавшейся сцены, джунгли, и каждое дерево и каждый куст были как две капли воды похожи на другие деревья и кусты. Лишь время от времени в душу его на цыпочках прокрадывалось ощущение этой затаившейся, выжидающей, мстительной тишины, от которого его спасало только присутствие Стеллы.

Стелла остановилась. Он не имел представления, сколько они шли. Может быть, несколько минут, а может, часов. Они вышли на широкую поляну под непроницаемым куполом листвы. Судя по всему, когда-то она была полностью очищена от растительности до самых деревьев, но теперь почти вся заросла подлеском, и только посередине виднелся клочок голой земли. Вокруг возвышались стройные стволы фиговых деревьев с длинными листьями, вздымающимися вверх, словно церковные своды. По деревьям стлались вьющиеся растения, на каждой ветке которых висело по одному яркому, круглому, напоминающему апельсин плоду — казалось, будто джунгли украшены рождественскими гирляндами. Подлесок здесь был реже, и меж корней деревьев сияли зловещей чистотой высокие белые лилии.

— Как здесь красиво.

Но Вашингтон озирался вокруг с явным беспокойством. Он чувствовал себя как лунатик, очнувшийся в разрытой могиле.

— В чем дело? — спросила Стелла.

— Мне знакомо это место!

— Любой бы его запомнил.

— Мы всего в десяти километрах от деревни!

— Хорошо. Час дня. Мы должны быть там к трем, хотя тропинки здесь такие заросшие, что можно подумать, будто по ним сто лет никто не ходил.

Вашингтон не слушал ее. Он не мог поверить, что они забредут так далеко. Ночная тень у постели, кокос на двери — все ерунда. Его не пугала даже тишина джунглей. Они были в десяти километрах от Эолы. По этой траве каждый день ходили ноги людей из Эолы, эти листья трогали их руки, эти оранжевые фрукты, ослепительные лилии использовались жителями Эолы как целебное средство. Эти деревья и кусты были союзниками народа, воздух давил проклятием Эолы, повсюду витали духи умерших.

— Мне подумалось: как странно, что мы никого не встретили, — сказала Стелла.

Он посмотрел на нее безумными глазами.

— Кого не встретили?

— Я о том, что по этим тропинкам никто не ходит.

— Они охотятся по другую сторону от деревни. Здесь им не нравится.

— Лес кажется совсем пустым. — Она прислушалась. Потом снова взглянула на Вашингтона. — Почему вы так боитесь этого места? — осторожно спросила она.

Он промолчал, и тут вдруг она все поняла.

— Именно здесь умер Серева?

Он кивнул.

— Его похоронили здесь?

— Да. — Он затравленно огляделся вокруг. Он не видел могилы и не знал, в каком месте она была. Той ночью ему было так же страшно, как сейчас.

— Понимаю. — Лицо ее помрачнело.

Он надеялся, что, если расскажет ей все, она не решится идти дальше.

— Мы расположились здесь на ночь, — начал он, — после того, как ушли из Эолы. И здесь он умер. Бедный Уорвик, он так горевал… — Стелла двинулась вперед. Он побежал за ней и схватил за руку. — Какой смысл идти дальше? — выпалил он. — Там нечего делать. Это просто деревня, такая же, как другие.

Она окинула его пристальным взглядом, но ничего не сказала. Высвободив руку, она пошла прочь. Когда мы вернемся, подумал Вашингтон, я убью ее за это. Но, с другой стороны, ему было так необходимо ее понимание. И ему ничего не оставалось, как последовать за ней. Они пошли по заросшей тропе, погружаясь в настороженную тишину.

Дорожка была слишком узкой для двоих, и Стелла шла впереди. Вашингтон едва не наступал ей на пятки. Спереди его прикрывала Стелла, но спиной он чувствовал, как что-то подбирается к нему сзади, все ближе и ближе. Это был даже не человек. Временами он представлял ползущую по тропинке к его ногам липкую грязь. Иногда это было какое-то серое, аморфное, извивающееся существо; иногда — один рот, иногда — пара круглых глаз без век. В его сознании не складывался образ человека, только отдельные части: оторванная рука, тянущаяся вперед, или ветвь, цепляющаяся за него, словно рука; зеленый побег, зараженный человеческой злобой. А иногда все это пропадало, и оставалось только ощущение вихря, дышащего ему в шею. То ему чудилось, что его нос улавливает легкий острый запах, разливающийся в воздухе. И это было ужаснее всего.

Не удержавшись, он оглянулся. Сзади ничего не было, но у него создалось впечатление, что он обернулся слишком поздно и не заметил молниеносного движения за спиной. Что-то промелькнуло и исчезло. Листья кустов подрагивали, как будто в них кто-то только что скрылся.

— Вы знаете, где мы? — спросила Стелла.

Она снова остановилась. Вашингтон положил руку ей на плечо. Теперь, когда они стояли на месте, ему казалось, что лучше бы уж они продолжали идти. Он огляделся по сторонам. Они были неизвестно где. Все те же фиговые деревья, всклоченный подлесок, наползающий на тропу. Потом он услышал шум реки.

Сначала он решил, что это просто тишина, только немного звонче, или ненасытные джунгли, впивающиеся в ил корнями, которые поят земными соками плоские широкие листья. Но это было журчание реки, видневшейся справа за деревьями. Он видел, как сверкает вода. Теперь до деревни оставалось не больше четверти мили.

Он не мог идти дальше, он не мог убить ее, он не мог оставаться здесь один. Он ничего не мог. Он мог только твердить:

— Не ходите!

— Почему?

— Мы почти на месте.

— Ну и?..

— У меня их золото, — лепетал он, — у меня их золото. Я дам вам половину! Можете взять все, если хотите! Возьмите! Все равно оно ваше. У вас есть на него право… Мне нужно было отдать его вам раньше…

— Вы с Дэвидом пошли в Эолу и обокрали этих людей. Так? — тихо спросила она.

— Так, — выдавил он. — Так.

— Вы пришли туда с этим намерением. — Она повернулась к нему лицом. Вашингтону показалось, что она оставила мысль о деревне, и в сердце его закралась робкая надежда.

— Да, мы все рассчитали. Никто не знал об этом. Нам только было нужно отклонить прошение Джоба, и сюда долго никто не придет. Нам нужны были деньги. Мне. Я не получил повышения. Я должен был… Я был единственным претендентом, но Тревор побоялся отдать мне это место. Он обещал мне кое-что получше. Но мне не нужны были его подачки, я хотел всего добиться сам. Я должен был избавиться от него. Он обрубал на корню все мои начинания. Он предпочитает дураков, которыми может помыкать, людей, которые будут дрожать и пресмыкаться перед ним, как его бедная дура жена. И Дэвиду тоже нужны были деньги. Он задолжал Тревору, много задолжал, и вдруг Тревор начал настаивать на возвращении долга. И мы решили действовать вместе. Мы решили пойти сюда, а потом представить официальный отчет. Ничего, мол, не нашли.

— А на самом деле?

Заметив жадный, как он решил, блеск ее глаз, он кивнул.

— Больше, чем мы могли унести. Мы сложили золото в коробки, в которых принесли подарки. Именно поэтому у нас было столько вещей и носильщиков. Уорвик, Серева и я. Нам оставалось только доставить его туда, где нас ждали носильщики. Оно закопано под моим домом. Мы не можем вывезти его из страны. В этом-то и загвоздка. Но мы найдем способ.

Повисло долгое молчание. Стелла пристально всматривалась в его лицо. Он с тревогой ждал ответа.

— Кто убил Дэвида? — спросила она.

Надежда умерла. Вашингтон заплакал.

— Он сам себя убил.

— Почему? — Но Вашингтон рыдал, закрыв лицо руками, и ничего не отвечал, и тогда она продолжала: — Потому, что это было выше его сил? Потому, что он был слишком порядочным человеком и увидел всю мерзость своего поступка? Да, теперь я понимаю. Самоубийство было единственным выходом.

Он кивнул, не отрывая рук от лица.

— Это не так страшно, — проговорил он сдавленным голосом. Теперь он забыл о ее присутствии и обращался к своему второму «я», которое много недель терпеливо, но настойчиво дожидалось его оправданий. — Каждый день мы совершаем вещи куда более страшные. Это не так страшно, как давать им деньги, которыми они не умеют пользоваться, или запретить их праздники, или приказать им не танцевать. Куда хуже давать им рубашки, которые намокают, а потом у них начинается воспаление легких; или учить их ценить нестоящее. Мы делаем это каждый день, не только здесь, но по всему миру. Мы учим их играть в азартные игры, пить. Мы дали им инструменты и уничтожили их мастерство. Мы отнимаем у них возможное счастье. Мы заражаем их нашими болезнями… — Он умолк и опустил руки.

— Мы возмущаемся их охотой за черепами и втягиваем их в свои войны. Это случается всегда, когда развитая культура сталкивается с культурой примитивных народов. Они гибнут. Посмотрите на Энтони Найала. Он хотел им помочь и убил их. Мы уничтожаем целые деревни туберкулезом и коклюшем! — Глаза его сверкали, лицо исказилось волнением.

— Это только одна сторона монеты, — заметила Стелла. — Будет польза… если не сейчас, то со временем.

— Со временем! — повторил он.

— Как вы добрались до золота? — спросила она. — Ведь очень трудно попасть в длинный дом, правда?

— Мы напугали их, — пробормотал он.

— Как?

— Колдовством. Мы притворились, что знаем тайну сильной магии. Мы сказали им, что золото — это черная магия, и оно может принести им зло, если они его не отдадут.

Она отвернулась и посмотрела в сторону деревни.

— Не ходите! — снова сорвался он. — Не ходите. Добром это не кончится. Они убьют вас. Они убьют нас обоих! Мы должны сейчас же возвращаться назад, пока они нас не нашли.

Не глядя на него, Стелла покачала головой.

— Не этого вы боитесь, — сказала она.

Он понял, что удерживать ее бесполезно.

— Ждите меня здесь, — твердо сказала она. Он чувствовал, что это не зависит от нее, что она так же не может вернуться, как он не может продолжать путь. Она была не в состоянии смотреть на него и, не поворачивая головы, пошла по тропинке.

Вашингтон протянул к ней руки.

— Вернитесь! Не оставляйте меня одного!

Стелла скрылась за поворотом. Когда его голос затих вдали, вокруг повисла тишина.