Кости мертвецов

VII

Работа в Марапаи заканчивалась в 3.30. Солнце все еще припекало, но жара уже начинала спадать, и белые государственные служащие шли на пляж, на площадки для гольфа, на теннисные корты или лежали в мрачном раздумье дома, спрашивая себя, зачем им понадобилось уезжать из Австралии.

Выйдя из здания управления, Стелла зашагала по тропинке через площадь. Она прошла мимо группы полицейских, салютующих австралийскому флагу, и оказалась перед низкой каменной оградой и рядом корявых деревьев, за которыми, как ей сказали, располагался отдел культурного развития.

Справа от нее, возле полицейской казармы — длинного зеленого здания с соломенной крышей, — играли в мяч несколько папуасов, крича и заливаясь смехом. Подоткнув рами под пояс наподобие набедренной повязки, они пинали мяч босыми ногами.

После жаркого дня конторы закрывались до следующего утра, но жалюзи оставались открытыми, дабы хоть чуть-чуть проветрить помещения. Некоторые служащие еще работали. Из кабинетов доносился стук пишущих машинок. Папуасы наводили порядок, выметая прямо на улицу песок и пыль.

Отдел культурного развития был еще открыт, жалюзи были подняты, и в комнаты врывался теплый ветерок, приносивший с собой пыль и запах цветов франгипани, растущих на площади. Над зданием склонялись казуарии, шурша мохнатой листвой по железной крыше.

Остановившись в дверях, Стелла окинула взглядом кабинет, где работал ее муж. Здесь все было немного иначе, чем в управлении. Двухметровые стены, разделяющие помещение, делали его похожим на коровник. Это была обычная контора: столы, стулья, пишущие машинки и шкафы с папками. На стене висела карта мира с обведенной красным Британской империей, а рядом — причудливый продолговатый контур Папуа и Новой Гвинеи. На одном из шкафов стоял писанный маслом портрет туземца в головном уборе из перьев, а на противоположной стене висел другой рисунок, выполненный, очевидно, детской рукой. На столе среди папок и проволочных корзин стояли полдюжины банок мясных консервов, круглая желтая бутыль со штопором из клыка кабана, три маленькие деревянные фигурки и человеческий череп. В одном из маленьких кабинетов кто-то печатал на машинке.

Она заглянула в первый отсек, но там никого не было; на столе прибрано, жалюзи опущены. Второй тоже пустовал. Третий и запахом, и видом напоминал музейное хранилище. В углах стояли связки копий и стрел; под столами и на шкафу Стелла увидела топорики, маски и барабаны; на большом грязном столе лежали круглые, гладкие камни, которыми, вероятно, придавливали разлетавшиеся от сквозняка листы бумаги.

За маленьким столом в углу сидел папуас. Он закончил печатать и теперь изучал хрестоматию для детей младшего школьного возраста.

Он отличался от других папуасов, которых видела Стелла. На нем были шорты цвета хаки и рубашка, и Стелла почувствовала себя непринужденно, словно попала в привычное место. Волосы его были зачесаны на косой пробор и подстрижены как у белых людей, только один густой локон был длиннее других и выдавался вперед, словно кокарда. Кожа светло-бронзового оттенка, красивое лицо. Оно было не похоже ни на плоские черты мекео, ни на носатое, семитского типа лицо одного темнокожего туземца, попавшегося ей на глаза в городе. Папуас напоминал, скорее, жителя южной Европы. Вот только запястья были тонковаты, а темные пальцы слишком длинны. На нем были сандалии и часы, он курил сигарету. Едва увидев Стеллу, он вскочил на ноги.

— Добрый день, — сказал он. — Вам нужен мистер Найал?

Его вопрос показался ей странным, потому что Тревор Найал в это время играл в гольф. Хлопая глазами, Стелла озадаченно смотрела на туземца.

— Его нет, — продолжал тот. — Я здесь один.

— Я пришла не к нему. — Она оглядела комнату. — Может быть, вы сумеете мне помочь.

— Присядете? — Он пододвинул стул, приглашая ее сесть, и отступил на шаг.

Стелла села. Никто не говорил ей, как вести себя с папуасами, но, по крайней мере, она не нервничала. Она спросила себя, почему он не садится, а продолжает почтительно стоять перед ней.

— Давно вы здесь?

— Давно. Я работаю в государственных учреждениях с детства.

Она не испытывала неловкости, а он чувствовал себя стесненно. Он говорил с ней как вежливый мальчик со взрослым.

— Как вас зовут?

— Хитоло, синабада.

Она впервые слышала это имя.

— Возможно… — начала она.

— Я проработал здесь дольше всех, — сказал он и широко улыбнулся, потому что ей наверняка было приятно это слышать.

— Возможно, вы знали моего мужа, мистера Уорвика.

— Да. — Хитоло улыбнулся еще шире. — Я хорошо его знал. Я служил под его началом и повсюду сопровождал его. Это был замечательный человек. Он был на моей свадьбе — мы венчались в церкви, моя жена была в белом платье и фате, — сидел во главе стола и произнес речь. — Он помолчал, а потом радостно заявил: — Мы ели сэндвичи!

При этих словах она почувствовала, насколько он отличается от белых людей, и взглянула на его руки, выдающие расовую принадлежность.

— Я жена мистера Уорвика, — сказала она. Кажется, папуас еще этого не понял.

— Очень приятно. Рад нашему знакомству. — Продолжая улыбаться, он протянул ей руку.

Она пожала странные влажные пальцы.

— Может быть, вы скажете мне, где я могу найти человека по имени Серева?

Он не ответил, продолжая с улыбкой смотреть на нее. Стелла вглядывалась в лицо папуаса, и ей показалось, что, хотя губы его улыбались, на душе стало погано. Глаза Хитоло утратили всякое выражение; с таким же успехом она могла смотреть на человеческий череп. Уголки губ опустились, черты застыли. Он резко повернул голову, и она увидела его профиль. Хитоло смотрел куда-то назад.

Стелла не могла понять, что означает этот жест. Может быть, он отвернулся, думая, что она его ударит, или же ему вдруг стало неприятно смотреть на ее лицо.

— Вы знаете его? — Неподвижность Хитоло насторожила ее. Потом из приемной раздался голос:

— Хитоло! С кем это ты разговариваешь?

Хитоло не отвечал. Он боялся шелохнуться. В коридоре послышались шаги, и из-за перегородки появился человек, с которым Стелла надеялась никогда не встречаться, человек, которого она приняла вчера за Тревора Найала.

Хитоло зашевелился. Он повернул голову, моргнул, и на лице его появилось спокойное, выжидающее выражение.

— О чем вы говорите с этим парнем?

Стелла с вызовом встретила враждебный взгляд. Вновь столкнувшись с этим человеком, она испытала необычное возбуждение. Она ненавидела его той же сладостной ненавистью, какой ненавидела Джоба. Она смотрела прямо в его опоясанные темными кругами глаза, увеличенные стеклами очков, и сердце ее колотилось. Со смешанным чувством гнева и омерзения она приготовилась защищаться.

— Я спрашивала его, где найти Сереву, — сказала она.

Какое-то время он молчал. Потом сказал:

— Серева умер. — Его голос звучал сухо и равнодушно.

— Умер! — прошептала она. Те, кто потерял близкого человека, воспринимают любую смерть, даже смерть незнакомца, как нечто личное, некий отголосок собственной трагедии.

— Хитоло не любит говорить об этом. Он видел, как это произошло, и, я уверен, он потрясен. Они были братьями.

Она посмотрела на Хитоло, который казался совершенно спокойным. Но теперь ей стало ясно, что этот жест — вскинутая и повернутая в профиль голова — был знаком горя.

— Когда это случилось?

— Зачем вам это знать?

Стелла удивленно смотрела на него.

Он пожал плечами, взял со стола камень и взвесил его на ладони, глядя на него, будто на кристалл.

— Полагаю, вы все равно узнаете об этом и раздуете из мухи слона. Он умер в поле на глазах у вашего мужа.

— В поле?

— Здесь так говорят, это значит не дома. Ваш муж отправился в долину Бава. Серева, как всегда, его сопровождал и умер на обратном пути, прежде чем они добрались до базы в Каирипи.

Стелла почувствовала, что она на верном пути, глаза ее заблестели.

— От чего он умер?

— Трудно сказать. Там не было врача. — Он положил камень на стол и посмотрел ей в лицо. — С ним случился внезапный приступ, и через несколько часов он умер в страшных мучениях. Не думал, что вам доставит удовольствие копаться в подробностях чьей-то смерти, — тихо добавил он.

Стелла сердито сказала:

— Удовольствие! Да как можно…

— Вижу, — с горечью проговорил он, — вам это только на руку. Вы думаете, это поможет вам обнаружить причину, которой вы упрямо желаете дознаться, причину самоубийства вашего мужа. Этот факт еще больше распаляет ваше безумное воображение.

Она забыла о данном Тревору Найалу обещании и холодно заявила:

— Мой муж не покончил с собой.

Он безнадежно воздел руки к небу, потом уронил их.

— Ах! Вот, значит, как! — Он отвернулся, плечи его поникли, рука принялась слепо ощупывать стол. Глаза следили за рукой. Огладив круглые гладкие камни, пальцы потянулись к маленькому черному кокосовому ореху, покрытому белой резьбой. Он взял орех и принялся, мигая, разглядывать его, потом, будто пробуждаясь от задумчивости, перевернул другой стороной и еще с минуту пристально смотрел на него.

Стелла посмотрела на заваленный стол, перевела взгляд на шкаф с толстыми книгами по антропологии, потом взглянула на связки копий, маски, загадочные округлые камни.

— Вы были помощником Дэвида, — проговорила она. Это открытие казалось необыкновенно важным, и в голосе ее звенели ликующие нотки.

Он насмешливо улыбнулся.

— Он так меня называл?

Стелла в ярости накинулась на него:

— Теперь я знаю о вас все! Вы ненавидели его, вы завидовали ему! И вы приняли меня в штыки, потому что я его жена. Вам не нравится все, что связано с его именем.

Она хотела вывести его из себя, но он просто смотрел на нее грустным, беспомощным взглядом.

— Мне не следовало забывать, — наконец проговорил он, — что вы еще очень молоды.

Стелла в жизни не слышала более ужасных слов. Она почувствовала, что они подрывают самую основу ее веры в себя. Она ненавидела его еще больше, чем Джоба, погубившего ее мужа и разрушившего ее жизнь. Он подразумевал, что она слишком молода, чтобы любить. Она смогла лишь повторить:

— Вы ненавидели его, потому что он был удачливее вас!

— Я не ненавидел его. Я только сказал, что не был ему другом.

Стеллу раздражал его мягкий, тихий тон. Его отношение к ней изменилось. Я забыл, что вы можете заблуждаться. Вот именно это и хотят сказать, когда говорят «Мне не следовало забывать, что вы еще очень молоды».

— Все любили его! — воскликнула она.

— Некоторые — да, — ответил он, — но не вы.

Он кольнул ее в самое сердце. Она не могла вымолвить ни слова. Его лицо помутнело и расплылось, потому что на глаза навернулись слезы.

А его тихий, безжалостный голос продолжал:

— Вы идеализируете его. Если бы вы любили его, вы бы принимали его таким, каким он был. Вы ведь никогда толком не знали его, да и как могли знать? У него не было иного выбора, кроме как скрыть от вас правду о себе.

Если бы я не любила его, подумала Стелла, разве я приехала бы сюда? В чем тогда смысл того, что я делаю?

— Вы хотите избавиться от меня, — в отчаянии проговорила она… — Вы не хотите, чтобы я узнала правду. Вы что-то скрываете. Вы пошли на сделку с Джобом. Вы устроили так, чтобы он вернулся в Эолу, принес оттуда золото, а потом поделился с вами.

— Вы и сами в это не верите, — равнодушно ответил он.

— И во что же мне верить? Вы что-то знаете. Почему их убили? Что они нашли в Эоле? Дэвида убили, Сереву тоже. Они отправились в Эолу и были убиты, прежде чем успели рассказать об увиденном там. — Она запнулась. — И Хитоло был там. — Она обернулась, но Хитоло исчез.

Он покачал головой.

— Но вы же сами сказали. Вы мне сказали, что Хитоло видел, как умирает его брат. Вы лжете так грубо, что даже я могу поймать вас на слове. Вы сказали, что он был там.

— Он не ходил в деревню. Только Серева и Уорвик. И больше с ними никого не было. Никого. Остальные ждали их возвращения.

— Я не верю вам. Хитоло сказал, что он повсюду сопровождал Дэвида. Хитоло!

— Хитоло лжет. Он просто хотел вам угодить. Он побоялся идти дальше. Он боится колдовства.

— Колдовства?

— Пурри-пурри. В Эоле полно колдунов — вада. Все были напуганы и отказались идти в деревню. И Хитоло тоже.

— Я не верю вам. Он образованный и не может верить в колдовство.

Он сухо рассмеялся, потом, снова посмотрев на маленький черный орех, погладил его подушечкой большого пальца.

— Я не верю вам, — упрямо повторила она. — Вы хотите сбить меня с толку. Где Хитоло? — Она бросилась мимо него в приемную. У книжного шкафа на корточках сидел Хитоло. Он резко обернулся и встал.

— Хитоло, ты был в Эоле?

Он улыбнулся.

— Да, синабада. Я ходил туда с мистером Уорвиком.

— Прямо в деревню?

— Нет, я остался присматривать за носильщиками. Они были напуганы. Им не нравятся люди Эолы. Они всего лишь деревенские люди, и они всего боятся. В Эолу пошел Серева и, когда вернулся, умер.

— От чего же он умер? — спросила Стелла. Мягкий, тихий голос Хитоло успокоил ее, и она заговорила более сдержанно.

— На него наслали смерть люди Эолы, — сказал Хитоло. — Это плохие люди. Они испортили его еду, и он умер.

— Вот видите. — Вслед за ней в комнату вошел помощник Дэвида и стал у стены в позе проститутки. — Он считает, что вада из Эолы наслали на Сереву пурри-пурри.

— Мистер Уорвик тоже так думал, — тихо проговорил Хитоло. — Он приказал остальным не есть пищу, которую они принесли из Эолы. Он сказал, что вада испортили еду, и от этого умер Серева.

Посмотрев через плечо, Стелла мрачно спросила:

— И что же там случилось?

Человек пожал плечами. Ей уже казалось, что этот жест вошел у него в привычку. Это придавало ему равнодушный вид.

— Точно не знаю, возможно, то, о чем говорит Хитоло. Надо же было Уорвику как-то объяснить все это носильщикам. Смерть Серевы испугала их. Может быть, он умер от пищевого отравления; наверное, консервы испортились. Его смерть не имеет ничего общего с вада. Но носильщики решили, что это нурри-пурри, и Уорвику надо было сказать им что-нибудь правдоподобное. Они примитивные люди, живут на границе патрулируемой зоны. Он сказал им, что вада заколдовали пищу и, если они не будут есть ее, им ничего не грозит. Только так можно противостоять колдовству — внушить людям, что они в безопасности. Если же они вобьют себе в голову обратное, то запросто могут лечь и умереть. — Он замолчал, и взгляд его остановился на Хитоло. — Мне казалось, ты не станешь думать так о своем брате. Ты получил образование. Тебе нужно быть примером для этих примитивных людей, а не бросаться прочь, будто птица или дикий поросенок, при каждом упоминании о вада.

— Я не верю в пурри-пурри, таубада, — возразил Хитоло. — Я работаю на государство. Пурри-пурри не бывает.

Стелла направилась к двери. Спрашивать было больше не о чем, у нее были все причины уйти, но она колебалась. Хитоло снова опустился на корточки, а белый человек, не сводя с нее глаз, закурил сигарету. Она знала: там, за дверью, в ярких лучах послеполуденного солнца, ее подстерегают демоны — страх, одиночество, сознание того, что ее никто не любит, что она никому не нужна. А в этой комнате она, по крайней мере, чувствовала себя вернувшейся к жизни. Она обернулась.

— Спасибо, Хитоло, за все, что ты мне рассказал.

Хитоло снова выпрямился и одарил ее ослепительной улыбкой.

— Рад, что сумел вам помочь, синабада. Мистер Уорвик был моим боссом. И на свадьбу подарил мне портсигар.

— Мне жаль твоего брата, Хитоло. Я не говорила этого раньше, но мне правда очень его жаль.

— Когда-нибудь, — сказал Хитоло, — я вернусь в Эолу и разыщу тех вада, которые убили моего брата. Когда-нибудь я за него отомщу.

Она шагнула через порог, в глаза ей брызнул солнечный свет. Гнев испарился, Стелла чувствовала себя опустошенной. Даже гнет горя будто сняли с ее души. Никогда еще она не была настолько уверена в своем бессилии. Ее вера в собственную правоту была подорвана не только словами, все еще звучавшими в ушах, но и видом дернувшейся щеки Хитоло. Она знала: в этом было нечто такое, чего она не понимала. Стелла раздувала потухшую искру надежды с отчаянием человека, преследующего ложную цель. Я разыщу Джоба, я сама пойду в Эолу и разузнаю, что там произошло. Она смотрела прямо перед собой и не замечала высокого стройного человека, идущего по дорожке ей навстречу.