Красный чех

Ищу друзей Ярослава Гашека

Все случилось как-то неожиданно.

Более четверти века назад широко отмечалось в нашей стране 75-летие со дня рождения выдающегося чешского писателя-сатирика. 30 апреля 1958 года в республиканской газете «Советская Башкирия», где я тогда работал заведующим отделом литературы и искусства, появилась небольшая заметка под названием «Фронтовые друзья Ярослава Гашека». В ней старые уфимцы Иван Григорьевич Мурашов и Иван Яковлевич Агапитов поделились своими воспоминаниями о совместной работе с чешским писателем во время гражданской войны в армейской типографии, которая выпускала газеты «Наш Путь» и «Красный стрелок». Еще почти за год до этого у нас был опубликован реферат статьи известного исследователя творчества сатирика Н. П. Еланского из сборника «Литература славянских народов». И там подробно описывался период пребывания Гашека в Уфе, его деятельность в печати, организаторская работа. Этот материал прошел почти незамеченным.

Правда, в своей заметке старые полиграфисты сообщили и кое-что новое, но никому это не показалось тогда каким-то сногсшибательным. Они рассказали, что в Уфе, в той самой типографии, где Гашек был заведующим и где они работали, писатель познакомился с молодой накладчицей Шурой Львовой, на которой впоследствии женился и уехал с ней в Чехословакию в конце 1920 года. «Из газеты „Советская Россия“ от 11 июня 1957 года, — писали они, — мы с большим интересом узнали, что Александра Гавриловна и сейчас в добром здравии живет в Чехословакии». Казалось бы, ну что тут удивительного, живет — и живет…

Но через несколько дней, сразу же после майских праздников, когда работа только-только начиналась, в редакцию пришла старушка. Сильно волнуясь, от этого голос ее дрожал, даже чуть-чуть заикаясь, она сказала:

— Помогите мне найти мою сестру.

Этой просьбе никто не удивился. Ведь тогда многие находили своих родственников — детей, отцов, матерей, братьев, сестер, потерянных в годы войны, — с помощью газеты. Только непонятно, почему в наш отдел обратилась, этим занимался отдел писем.

— Мне сказали, что к вам надо, — настаивала старушка.

— Когда вы ее потеряли? Где?

Старушка неожиданно заплакала и, ни слова не говоря, протянула руку с номером газеты, где на четвертой странице была напечатана заметка о Гашеке.

— Вот тут написано про мою сестру. Мне бы ее адрес.

Через несколько минут все стало на свои места. Оказывается, Татьяна Ивановна Зюзина — так звали пришедшую — родная сестра А. Г. Львовой. Вот уже почти сорок лет, то есть с того времени, как Шура уехала за границу, она не имела о ней никаких вестей.

— Я уже считала ее давно погибшей. Ведь уехала на чужбину, мало ли что… Одна-одинешенька. Никаких вестей. А потом война и у них, фашисты. И вдруг… эта заметка.

Я пообещал заняться розысками. А на память попросил нашего фотокорреспондента А. Я. Червинского заснять старушку с номером газеты.

Спустя еще несколько дней явился офицер Советской Армии.

— Капитан Нефедов, — четко, по-военному отрекомендовался он. — Явился по поручению своей тещи.

Те, кто был в комнате, невольно улыбнулись: «теща командует»…

А пришедший серьезно продолжал:

— Она сама больна сейчас и не могла прийти. Просила меня узнать адрес жены Ярослава Гашека.

— А ей, собственно, зачем? Она какое отношение к этому имеет?

— Видите ли, она сестра Шуры Львовой.

— Сестра?! А как ее имя, отчество, фамилия?

— Зоя Васильевна Молева.

«Вот так раз! — молнией мелькнуло в голове. — Жену писателя зовут Александра Гавриловна, одну сестру — Татьяна Ивановна, а другую — Зоя Васильевна. Совсем разные отчества. Да и адрес почему-то ищут порознь».

— Позвольте, — говорю пришедшему спокойно, так, чтобы не заметил моих сомнений, — какая же она сестра, двоюродная, троюродная?

Капитан не понял моей насмешки:

— Это лучше у нее самой спросить, я не в курсе. Она работает заведующей учебной частью школы № 24. Но сейчас дома, приболела, можно позвонить ей.

После ухода Нефедова, признаться, как-то сразу в памяти всплыли многочисленные и знаменитые «дети лейтенанта Шмидта» из романа И. Ильфа и Е. Петрова. Чего там греха таить, встречаются еще такие, которых, как говорится, кашей не корми, а дай возможность похвастаться близостью к известному человеку, хотя видел-то его, может, один раз да еще издалека.

Звоню. А сам нервничаю: вдруг подозрение подтвердится. Как-то всегда неприятно уличать другого в нечестности, точно сам виноват в этом.

Ответила Зоя Васильевна. Очень приятный голос, но чувствуется, болезненный. Не хватило духу сразу задать этот вопрос. Договорились встретиться в редакции после выздоровления.

Вскоре пришла Татьяна Ивановна узнать, нет ли новостей. Разговорились. Осторожно завел речь о семье, родственниках и тут-то…

— Шура ведь в родной семье только до трех лет жила.

— Как так?

— А вот так. Семья у нас была большая, жилось тяжко очень. Отец, хоть и хороший сапожник, мастеровитый, но все пропивал. А когда умер, совсем уж невмоготу стало. В это время была перепись населения, в 1897 году. Пришел к нам в дом писарь Василий Малоярославцев, из волости приехал. Увидел нашу нужду. Он и предложил забрать с собой самую младшенькую, Шуру. Приглянулась ему. А у самого тогда еще детей не было.

Рассказывала она это, а меня все время мучил вопрос: почему же отчества у нее с Шурой разные. Набрался духу, наконец, да спросил.

— Проще простого, — ответила она. — Мы ведь татары. Каждую из нас крестили. Насильно. Тогда такое время было. Так вот, фамилию и отчество присваивали тех, кто крестным был. Так и получилось, что я Ивановна, а Шура — Гавриловна. И фамилии потому разные.

Фу, как гора с плеч! Значит, никаких подвохов. Надо действовать, искать адрес жены Гашека. Но где, у кого, как? Связался с редакцией «Советской России», там посоветовали позвонить в Куйбышев, начальнику военного музея М. Ф. Фрунзе Штыкину Иосифу Абрамовичу. И вот уже есть адрес чехословацкого журналиста Зденека Штястного, который сообщил в нашей печати об А. Г. Львовой-Гашековой. Вскоре в «Советской Башкирии» была напечатана его статья о некоторых неизвестных фактах личной жизни писателя в Уфе, о его отношениях с Шурой, неизвестные фотографии тех времен. Тогда же редакция обратилась с просьбой к читателям сообщить какие-либо сведения о людях, знавших писателя или слышавших его выступления.

Статья вызвала живые отклики. В редакцию начали приходить письма, то и дело раздавались телефонные звонки… Все хотели узнать, не нашлось ли что-нибудь нового о Гашеке. Пришло письмо от двоюродной тетки Шуры — учительницы-пенсионерки Риммы Георгиевны Катковой из села Ново-Троицка Мишкинского района Башкирии. Она хорошо помнит писателя и Шуру, сообщила некоторые факты об их пребывании в Уфе.

Тот исключительный интерес, который проявили советские люди к жизни Гашека в Уфе, та внимательность и заботливость о том, чтобы найти больше новых сведений о деятельности замечательного чешского писателя-коммуниста и интернационалиста, как-то само собой натолкнули меня на мысль заняться поисками людей, знавших Гашека, документов, публикаций, связанных с его работой.

Первые удачи на этом пути увлекли, захватили, теперь уже трудно было оторваться от поисков, они, как магнит, тянули к себе, заставляли все глубже и глубже проникаться событиями революционных лет, духом того времени, «проживать» их вместе с теми, кто активно участвовал в них. А они, эти люди, и в самом деле способны заразить кого угодно, каждого, кто хоть однажды услышит их рассказы.

Как-то однажды встретил меня на улице знакомый комсомольский активист Ирек Гайнетдинов.

— Вы разыскиваете тех, кто был знаком с Гашеком? Так у нас в артели «Новый быт» работал один из них. Хороший приятель писателя. Столько рассказывал…

— Кто? Где он? — всполошился я.

— Ганцеров. Степан. Недавно на пенсию ушел.

— Домашний адрес?

— Не знаю. Он где-то на новом месте живет. Поэтому в артели неизвестно. Если узнаю — сообщу.

Расстались. Он ушел себе спокойненько, а я места не нахожу. Какая досада! Ждать? Но разве усидишь тут! Бегу в адресное бюро. Фамилия есть, имя — тоже, а все остальное приблизительно можно сказать.

Так оно и вышло. Адрес найден.

Вскоре состоялась и первая встреча. Степан Викторович оказался на редкость интересным человеком. И хоть образование-то у него было не ахти какое (трехклассная церковно-приходская школа), но начитанность, эрудиция отменные. Живинка, изюминка какая-то сидела в нем. Видимо, сказалась многолетняя работа наборщиком типографии, а затем и журналистская деятельность. Как-то в одном из своих писем он в шутку подписался: «Бывший наборщик, бывший зав. типографией, бывший литработник, ответственный секретарь, зам. редактора районной газеты, бывший ответственный редактор двух районных газет Куйбышевской области, бывший инвалид Отечественной войны, бывший наборщик типографии артели инвалидов „Новый быт“, а ныне пенсионер». Уже по этому перечню должностей можно судить о его развитии, интересах, энергии. К тому же следует добавить, что он был и одним из активных комсомольцев Уфы. Привлекло и то, что многого достиг своей настойчивостью, работоспособностью. Оставшись круглой сиротой в 12 лет, начал работать учеником наборщика, быстро и хорошо освоил профессию, недаром потом о нем говорили «Степан — золотые руки».

Много увлекательного рассказал о Гашеке при первой же встрече. Чувствовалось, уже не раз приходилось говорить на эту тему с друзьями, знакомыми. Я попросил написать воспоминания для газеты. С удовольствием согласился:

— Тряхну стариной!

Через некоторое время под названием «Встречи с Ярославом Гашеком» они были опубликованы.

И вот тут-то, как говорится, задним умом, возникло сомнение: уж очень гладко написано, не фантазирует ли… Дальше — больше: а где доказательства, что он работал в типографии, мог встречаться с Гашеком?

Еду в Москву, в Центральный Архив Советской Армии, для сбора документов, материалов о писателе. Тщательно просматриваю ведомости, списки, приказы и нет-нет да найду знакомые фамилии: Ганцеров Степан, Мурашов Иван, Агапитов Иван… Проверяю даты, факты, сопоставляю с тем, о чем рассказывал бывший наборщик: все совпадает. Отлегло от сердца. Ведь прочитать об этом нигде не мог, к тому времени об уфимской жизни Гашека почти ничего не было. Значит, можно верить, хотя теперь даю себе зарок: каждый факт в воспоминаниях любого человека, пусть самого уважаемого и авторитетного, проверять по документам того времени, или считать достоверными только после того, если совпадают у разных людей, когда говорят об одном и том же.

Степан Викторович очень увлекся поиском новых материалов о своем чешском друге.

Однажды пришло письмо. «Спешу послать, — писал Ганцеров, — листок из какого-то журнала. В него был завернут лавровый лист, который я купил на базаре. Жаль, что не знаю, из какого журнала, но в листке адрес чеха Берната, который знал Гашека». Ну как тут не оценить неуемность, неутомимость старого человека?

Бросаюсь в библиотеку, переворачиваю горы журналов, пытаюсь по тексту, по шрифту догадаться, откуда страница… На ней речь идет о Сибири, может, и журнал сибирский? На другой стороне листка начало рассказа Юрия Шухова «Исполняющий обязанности проводника». Беру двенадцатые номера журналов, выходящих в Сибири, внимательно просматриваю оглавления за год. И, наконец, удача: в третьем номере журнала «Сибирские огни» за 1957 год есть это произведение. А перед ним — воспоминания чеха Владимира Иосифовича Берната, проживающего в г. Куйбышеве Новосибирской области, о встречах с Гашеком. Очень интересно, но мало. При чтении возникло много вопросов.

Пишу в педагогическое училище, где работает преподавателем музыки. Нет ответа. Обращаюсь в адресный стол, сообщают домашний адрес. Письмо — туда, молчание в ответ. Но тут снова приходят на помощь люди. Случайно узнаю, что в Казанском университете на заочном отделении журналистики учится сотрудник местной газеты — Ульченко А. В. Прошу его помочь в поиске и получаю воспоминания В. И. Берната. Конечно, коль скоро он — музыкант и воспоминания «музыкальные».

Есть в воспоминаниях Берната спорные моменты, вернее, не подтвержденные документально. Но любопытно, что подобное встречалось и у некоторых других, поэтому хочется привести их.

Владимир Иосифович предполагает, что Гашек проводил работу и по ту сторону фронта. Как-то разговорились они и Бернат рассказал о случае, который произошел с ними, музыкантами, когда были в занятом колчаковцами Новониколаевске (ныне Новосибирск).

Однажды вечером они играли в городском саду на эстраде. Неожиданно подошел пьяный офицер и заорал:

— Играть «Боже, царя храни»!

Музыканты отказались. Офицер ерепенился, схватился за револьвер. Сбежались колчаковцы. За оркестрантов вступились чешские солдаты. Началась перестрелка…

Когда Бернат дошел до этого места, Гашек, внимательно слушавший, заметил задумчиво:

— Да, сильная была перепалка… Помню. Был там.

— Для нашего оркестра, — вспоминает старый музыкант, — Гашек часто сочинял песенки агитационного содержания. Две или три из них я положил на музыку. К сожалению, ни текстов, ни партитур у меня не сохранилось.

Может быть, придет время и обнаружатся документы, подтверждающие эти сведения. Или найдутся песни, их тексты.

Немало еще работы для архивных изысканий. Есть, например, воспоминания современников, документы о том, что Гашек в Советской России написал пьесы, ставившиеся в Киеве и Красноярске, выпустил книгу «О попах». Из рассказов современников известно, что существовал будто бы написанный от руки по-русски и размноженный на жирографе или гектографе вариант «Похождений бравого солдата Швейка», который, помимо известных глав и частей, включал в себя такие, как «Приключения кадета Биглера в плену» и «Швейк в стране большевиков».

К сожалению, пока все это обнаружить не удалось, хотя не верить документам, свидетельствам современников тоже нет оснований. Так что, надо набраться терпения, а главное — искать, несмотря на неудачи, сложности поиска, давность лет. Ведь удалось же, например, в различных хранилищах найти все номера газеты «Наш путь», называвшейся потом «Красный стрелок», в которых опубликовано большинство публицистических произведений Гашека, много информаций, заметок о его деятельности. А до этого было известно, что разрозненные номера есть в Москве, в Ленинской библиотеке, в Центральном Архиве Советской Армии… Самое же курьезное состояло в том, что совсем рядом, в Уфе, в центре города, в Башкирской книжной палате преспокойно лежали подшивки этой газеты, почти все. Вот ведь как бывает.

Сколько интереснейших сведений дали газеты, помогли представить атмосферу того времени, ощутить революционный дух, характер борьбы в ее конкретности, подлинности!

Теперь, по прошествии четверти века с того времени, как я окунулся волею судеб в поиск следов чешского писателя, с огромным чувством благодарности всякий раз думаю о работниках наших архивов. Какое богатство хранят они, берегут. Без их помощи просто невозможно восстановить истину, историческую правду. Документы, находящиеся там, без предвзятости, без скидки на время, моду или что-то подобное, готовы рассказать любому о том, что прожито, как прожито, почему так, а не иначе. И тут, как говорится, не убавить, не прибавить. Все как было, как есть.

Архивы Москвы, Уфы, Куйбышева, Казани, Урала, Сибири… Сколько интересного и неизвестного таили они в себе о Гашеке! Даже такие, казалось бы, «мелочи», как ведомости на получение зарплаты, штатные расписания, разнообразные справки, протоколы различных заседаний, отчеты — все они при внимательном изучении раскрывали новые стороны деятельности писателя, помогали уточнить спорное, сомнительное.

И все же главное — это люди, к которым привели меня дороги поисков. Удивительно интересны, красочны их рассказы. И что самое важное, в них и спустя десятилетия живет дух революционного энтузиазма, энергии, которые были присущи их юности, опаленной борьбой за власть Советов. Они-то и помогли воссоздать облик пламенного коммуниста, патриота, интернационалиста. В их памяти Гашек сохранился — и это очень ценно — как человек большой, открытой души, непосредственности, никогда не унывающий, умевший хорошо пошутить, по-доброму разыграть товарища, увлекательно рассказывать веселые и необычные истории, анекдоты…

Первый, с кем мне посчастливилось познакомиться, был Василий Васильевич Сорокин, бывший редактор армейской газеты «Наш путь», в которой много печатался Гашек.

Первая встреча состоялась в Москве 25 декабря 1958 года. Эта дата поставлена на тексте воспоминаний о Гашеке, который В. В. Сорокин подарил тогда мне с дарственной надписью.

…Небольшая московская квартира в Барыковском переулке, неподалеку от Кропоткинских ворот. Ее стены завешаны картинами, портретами. Но это не те скороспелки, которыми торгуют предприимчивые копировальщики. Нет, это подлинные произведения искусства. Авторы их — художники прошлого и нынешнего века, такие известные мастера живописи, как К. Крыжицкий, А. Степанов, К. Богаевский, К. Лебедев и другие. Даже трудно поверить, что хозяин квартиры, тот самый 23-летний герой, въезжавший в Уфу на боевом разгоряченном коне в 1919-м…

Но это он — Василий Васильевич Сорокин, бывший комиссар 26-й стрелковой дивизии.

Богатой событиями была жизнь В. Сорокина. Выходец из семьи ремесленников, с юных лет проявил себя активным борцом против царского самодержавия. Заметки, стихи начал печатать еще в дореволюционной «Правде». А когда в марте 1917 года в Петрограде был создан первый Совет рабочих и солдатских депутатов, Сорокина избирают в его состав. Он всегда был в первых рядах борцов за власть Советов. Вот почему, когда началась иностранная интервенция против молодой республики, коммунист Сорокин, вступивший в партию в 1918 году, в группе питерских рабочих сразу же добровольцем ушел в ряды славной Пятой армии.

— Только-только расположились мы в Уфе, — рассказывает бывший комиссар, — вызывают в Реввоенсовет, назначают редактором газеты «Наш путь», решили издавать в Пятой армии. Тогда-то мы и познакомились с Гашеком, назначенным руководить типографией.

Молодой редактор и опытный чешский писатель-журналист близко сошлись друг с другом. Нередко их можно было видеть за товарищеской беседой или на прогулке по городу.

— Мы с ним очень подружились, — вспоминал В. В. Сорокин, — и когда меня перевели на работу в революционный трибунал армии, хоть и реже, но встречались в политотделе, в штабе, на партийных собраниях. Частенько он заходил на судебные заседания армейского трибунала. Тихонько садился где-нибудь в углу: стараясь остаться незамеченным, внимательно следил за ходом процесса и нет-нет да и вынет свой постоянный спутник — блокнот и начнет записывать что-то.

Как-то после одного заседания я спросил:

— Смотрю, Ярослав, ты к нам зачастил. Уж не собираешься ли сменить перо журналиста на мантию трибуналиста? Кстати, имеется вакансия: нужен член трибунала. Давай, соглашайся.

— Приеду в Прагу, подумаю, — отшутился Гашек.

— А чего это ты все время в свой блокнот записываешь? Какие трибунальские тайны?

— Да вот собираюсь написать о неумолимом, но гуманном мече ревтрибунала… Скоро прочтешь, — загадочно улыбаясь, ответил он.

Через десять лет прочитал я обещанное. В журнале «Вестник иностранной литературы» за 1929 год, № 5, был напечатан перевод рассказа Гашека «Перед революционным трибуналом Восточного фронта», хотя его самого уже не было в живых. Ярослав вывел себя подсудимым, хотя никто никогда у нас его не судил, а меня — председателем трибунала. Ну, да я не в обиде. Главное, значит, сдержал слово, не забыл.

…Отгремели бои. Завершилась гражданская война. Ставший к этому времени председателем ревтрибунала Южного фронта Сорокин был назначен заместителем председателя Военной коллегии Верховного Суда РСФСР.

— Так оно и пошло по юридической линии, — вспоминает ветеран, занимавший руководящие посты в судебных органах краев нашей Родины. Затем перешел на редакционно-издательскую работу (потянуло тряхнуть стариной), возглавлял ряд центральных издательств. Перед уходом на пенсию был директором издательства Академии художеств СССР.

Но не ушел на отдых бывший комиссар и редактор! Несмотря на преклонный возраст, до конца жизни (умер 8 мая 1961 года) сохранил удивительную бодрость духа, романтическое отношение к жизни. Увлекался живописью, поэзией. Активно участвовал в общественной жизни, часто выступал с воспоминаниями, со статьями в газетах, журналах, различных сборниках.

Особую память сохранил о Гашеке. Еще 5 мая 1938 года в «Литературной газете» опубликовал свои первые воспоминания о чешском друге. Тогда же он писал: «Фронтовые фельетоны Ярослава Гашека ждут внимательного изучения. Следует собрать их и выпустить отдельной книгой». Увы, до сих пор, несмотря на выступления в печати известных деятелей культуры Чехословакии, в частности, профессора Зденека Неедлы, наших исследователей на эту же тему, ни одно издательство не собралось пока издать сколько-нибудь полное собрание его публицистических произведений, написанных в Советской России. А ведь их уже сейчас выявлено около шестидесяти, многие из которых представляют значительный интерес. Мной была защищена кандидатская диссертация по итогам исследования этих произведений.

В. Сорокин опубликовал затем воспоминания в журнале «Славяне», где очень тепло рассказал о встречах, дружеских связях с Гашеком.

В. Сорокин не только поведал мне много увлекательного о Гашеке, но и захотел, чтобы я познакомился с другими ветеранами, хорошо знавшими писателя.

…Еще не прогремели раскаты артиллерии, еще белые и не чувствовали надвигающейся на них катастрофы, а на улицах Уфы в ночь на 31 декабря 1918 года уже появились красноармейцы. Это были разведчики. И когда в темноте белогвардейцы окликали их: «Кто идет?», в ответ слышался спокойный, веселый женский голос: «Свои, свои». Так отвечала Соня Гончарская, заместитель начальника политотдела 26-й дивизии. В ту пору ей только-только минуло 29 лет.

Что и говорить, отчаянная, лихая женщина. Закалка у нее еще дореволюционная. Когда ее, 18-летнюю, арестовали за политическую работу, не стала дожидаться окончания срока заключения, убежала из тюрьмы. Несколько лет жила на нелегальном положении, скрывалась от полицейских ищеек, продолжала активно участвовать в революционном движении. Когда же над ней нависла реальная угроза нового ареста, вынуждена была эмигрировать за границу. Семь лет на чужбине: Германия, Швейцария, Париж, Нью-Йорк… Это теперь, издалека, они кажутся чем-то приятным, увлекательным. А тогда — мучительные дни, месяцы невзгод, лишений, полного бесправия.

Революция помогла вернуться на долгожданную родину, вновь стать энергично действующей единицей ленинской гвардии. После Февральской революции была избрана в состав Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, в дни Октября вошла в состав Военно-революционного комитета.

Всю гражданскую войну прошла в регулярных частях. Здесь-то и познакомились с Гашеком. Особенно часто приходилось встречаться в Сибири. В марте 1920 года ее избрали делегатом IX съезда партии. В его работе принимали участие и чешские левые социал-демократы. Когда они узнали, что среди участников есть женщина, хорошо знающая Гашека, расспросам не было конца. Один из основателей Компартии Чехословакии, замечательный публицист Богумир Шмераль сразу же после возвращения публикует книгу «Правда о Советской России», рассказывает о своих встречах с В. И. Лениным, впечатлениях о строителях нового мира…

Тогда-то впервые в буржуазной Чехословакии прозвучала и правда о Гашеке. До этого же публиковалось множество клеветнических вымыслов, печатались даже сообщения о его гибели.

И вдруг слово правды, да такое неожиданное, сердечное. «Одна сибирская делегатка (а это была как раз С. С. Гончарская. — С. А.), — писал Б. Шмераль, — сказала, что хорошо знает Ярослава Гашека. Говорила о нем необычайно дружески. Называла его „Хашек“ (фамилия Гашека по-чешски произносится с гортанным „х“. — С. А.), часто также с настоящим чешским акцентом — просто „Ярослав“. Говорила, что в мелочах часто их одурачивает, и тогда они говорят: „Но, Ярослав, ведь мы же знаем, что это неправда!“ А в остальном он очень добросовестный, трудолюбивый, хороший товарищ. И все товарищи, работающие с ним, сердечно его любят».

Можно себе представить, как удивлялись, поражались перемене, происшедшей с Гашеком. «Король богемы» — и вдруг — крупный да еще и отличный политический руководитель в армии. Уж не двойник ли?

Выдающийся чехословацкий писатель, один из основоположников литературы социалистического реализма в Чехословакии, Иван Ольбрахт тоже побывал тогда в Советской России. Спустя полтора года, когда уже Гашек, вернувшись в Чехию, выпустил первую часть своего великого «Швейка», он восторженно отозвался в газете коммунистов «Руде право» об этом произведении и там же написал: «Ярослав Гашек был в Омске высоким советским служащим, командовал воинской территорией, вероятно, большей, чем Чехословацкая республика… работал, помогал создавать новый мир.

Был ли это действительно Ярослав Гашек? Невероятно! Когда я приехал в Россию, спрашивал о нем.

„Товарищ Гашек? Ярослав Осипович? (А в России не называют кого попало по отчеству!) Это один из самых лучших людей, которых имеет азиатская Россия“.

Я недоверчиво усмехался. Но приходили другие и другие, авторитету которых нельзя было не верить, и все пели хвалу Гашеку и рассказывали о героизме, который доказал в боях, о его мудрости и организаторских способностях, о его поразительном усердии, об услугах, которые оказал России.

Сибирский военный комиссар товарищ Гончарская мне сказала: „Ярослав Осипович говорит, что если бы не одну, а десять жизней имел, то с радостью пожертвовал для рабочей власти. И я ему безусловно верю. Потому что это он доказал уже много раз!“

Такими словами в России не бросаются».

А потом Ольбрахт, ошеломленный этим рассказом, спросил о самом «больном» для Гашека:

«Не пьет?»

«Ярослав Осипович? Ох, ох! Что вы это, товарищ, только говорите?»

Омский двойник пражского Ярослава Гашека в течение этих лет не взял в рот ни капли алкоголя, хотя и имел к нему доступ.

Вот какую огромную услугу оказала Софья Самойловна в те давние времена. Собственно, она даже и не знала, что ее высказывания публиковались.

Кто знает, может быть, Гашек, прочитав рецензию И. Ольбрахта в газете, добрым словом помянул и Гончарскую, верного товарища по политотделу, боевую соратницу по борьбе. Ведь в то время, вдалеке от верных советских друзей, так редко можно было ощутить искреннюю товарищескую поддержку, участие, шедшее от сердца, и это было особенно дорого.

А Софья Самойловна не уставала удивлять окружающих своей энергией, задором. После съезда ее оставили в Москве консулом Дальневосточной республики, созданной по инициативе В. И. Ленина. Центральные газеты писали, что это первый случай назначения женщины на такой высокий дипломатический пост.

Жажда знаний привела ее на учебу в знаменитый Свердловский университет. После его окончания, прекрасно владеющая немецким, английским, французским, итальянским языками (эмиграция не прошла даром!), стала работать заведующей отделом национальных меньшинств и эмигрантов в Московском комитете партии. Тогда же вышла и ее книжка о богатом опыте работы среди иностранцев, живших в СССР.

И опять (до чего же неуемная!) идет учиться. Теперь уже слушатель философского отделения Института Красной профессуры, затем занимается педагогической деятельностью.

С. С. Гончарской было 52 года, когда грянула Великая Отечественная. И сердце коммунистки, душа бойца славной Пятой армии привели ее в военкомат.

— Сейчас не время сидеть дома, — сказала она, — я еще могу пригодиться на передовых позициях.

Долго пришлось уламывать воинское начальство, но упорство взяло верх. Почти до самого окончания войны ее можно было встретить в передвижных полевых госпиталях, санитарных поездах. Сколько лишений, невзгод пришлось вынести! Какую огромную силу воли, мужества должна была проявить эта пожилая женщина, чтобы наравне с другими уверенно стоять в первых рядах защитников Москвы, Сталинграда. Недаром же ее грудь украшали орден Отечественной войны II степени, медали «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За оборону Москвы» и другие.

Небольшого роста, на вид хрупкая, слабая женщина, Софья Самойловца — человек большой воли и прекрасной души. Просто удивительно было слушать, смотреть на нее, узнавать, чем она занимается: столько энергии, столько планов! Она роется в архивах Москвы, разыскивает документы, чтобы написать воспоминания о 1917 годе в Петрограде, спешит к больному товарищу-пятоармейцу (а сама-то не очень важно чувствует себя), чтобы ободрить его, консультирует в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, выступает перед молодежью.

Как же все-таки здорово повезло Ярославу Гашеку, что в дни революционной борьбы в России, когда, наконец, он понял, на чью сторону надо встать, рядом с ним оказались большие, верные друзья, люди особой закалки, особого характера, щедрой души, преданные делу партии и народа! Это они вселяли в чешского писателя, журналиста дух оптимизма, веру в победу сил социализма и на его родине, укрепляли уверенность в свои силы, важность того, что делал.

Разве мог он не попасть под обаяние нижегородского рабочего-коммуниста Ивана Дмитриевича Чугурина, бывшего тогда начальником Политотдела Пятой армии? Да и то сказать, Гашек очень многим обязан этому человеку.

Пути их сошлись в Симбирске, Бугульме, в Уфе. Не раз встречались, о многом толковали. И было о чем рассказать и Чугурину. Ведь он из славной когорты непосредственных учеников В. И. Ленина. Первая встреча с вождем состоялась в Париже, в апреле 1911 года, в домике на тихой улочке Мари-Роз. Сюда молодой подпольщик приехал, чтобы учиться в знаменитой ныне высшей партийной школе под руководством Владимира Ильича. И хоть молод был, а испытать пришлось немало. Активное участие в знаменитой майской демонстрации сормовичей 1902 года, описанной потом М. Горьким в романе «Мать», в забастовках, восстании 1905 года, потом подполье на Урале, тюрьмы, крепости…

Много, очень много полезного узнал Чугурин в школе, расположившейся в деревушке Лонжюмо, неподалеку от Парижа. А главное, понял, каким путем идти к победе революции, к свержению самодержавия.

После возвращения на родину — сразу аресты, ссылка в Сибирь. Там новая знаменательная встреча с давним другом — Яковом Свердловым, тоже нижегородцем. Кстати, еще во Франции Ленин подробно расспрашивал у Чугурина о нем, ведь им еще не довелось к тому времени встретиться.

Немало и потом было встреч у Чугурина с Лениным.

Отгремели бои гражданской войны. Но Иван Дмитриевич не жалуется на усталость. То в Ленинграде на руководящих постах, то за границей в составе торгового представительства. После двадцатилетнего перерыва побывал и в тех местах, где учился в школе Ленина. Ровесник своего чешского друга, он намного пережил ею, умер в 1947 году, оставив по себе добрую память.

Когда думаешь, вспоминаешь тех людей, кто окружал Гашека в Советской России, не перестаешь радоваться и удивляться: точно на подбор, один интереснее другого. Что ни человек, то личность незаурядная, обладающая горячим сердцем, щедрой душой.

После возвращения на родину Гашек опубликовал в 1921 году цикл небольших произведений, в которых отображен бугульминский период его жизни, обстановка того времени. Так вот, в самом начале автор сообщает о своем назначении в комендатуру Бугульмы, приводит разговор, состоявшийся у него в Симбирске с председателем Реввоенсовета Каюровым. Как и некоторые другие из данного цикла, так и этот — лицо не вымышленное. Только должность указана неверно, тогда он был заместителем начальника политотдела Пятой армии.

Василий Николаевич к тому времени в партии был уже человеком довольно известным. Он вступил в ее ряды в 1904 году. Рабочие Сормова (Нижний Новгород), Выборгской стороны (Петербург) хорошо знали этого отважного, решительного коммуниста. В февральские дни 1917 года не боялся убеждать солдат не стрелять в своих братьев-рабочих. Это ему и его товарищу Хахареву поручили выборжцы составить от имени ЦК РСДРП манифест в связи с началом Февральской революции.

Летом 1917 года, после возвращения в Россию, Ленин некоторое время, скрываясь от полицейских ищеек, жил на квартире Каюрова. Впоследствии с ним Василий Николаевич не раз встречался, выполнял его поручения. В. И. Ленин высоко ценил деятельность Каюрова.

Вместе со своим другом по революционной работе И. Д. Чугуриным Каюров участвовал в боях, был его заместителем по руководству политотделом. Здесь-то не раз и встречался с Гашеком. Сохранились документы, по которым можно судить, что Василий Николаевич часто обращался в Бугульминскую комендатуру с различного рода запросами.

После гражданской войны Василий Николаевич — на руководящей хозяйственной работе. Написал впоследствии интересные воспоминания о великом вожде, а также книги об участии рабочих Петрограда, Сормова в революционном движении.

Или вот еще один старый член КПСС, вступивший в ее ряды в 1913 году, Сергей Михайлович Бирюков, член исполкома Моссовета первого созыва, председатель его хозяйственной комиссии. Не раз приходилось мне встречаться с ним, живым свидетелем революционных событий и легендарных подвигов Красной Армии. Вновь и вновь удивлялся его энергии, молодости, готовности в любую минуту идти к людям, рассказывать о Ленине, с которым неоднократно встречался, выполнял его поручения.

Так уж получилось, что Сергей Михайлович сыграл особую роль в судьбе Гашека. В мартовские дни 1918 года зашел С. Бирюков по делам в военный комиссариат г. Москвы, там и познакомился с ним.

Много лет прошло после этого, но в памяти ветерана навсегда остались самые добрые чувства к Ярославу. Дружба с ним постоянно согревала Сергея Михайловича.

Близко принял он к сердцу организацию в Бугульме, что на территории Татарской АССР, музея чешского друга. По моей просьбе прислал воспоминания, а потом очень беспокоился, получили ли там, оказались ли они полезными: так хотелось, чтобы лучше знали люди о Гашеке.

Кстати, именно он зародил в Бирюкове любовь к Чехословакии, интерес к ее жизни, народу. В своих многочисленных выступлениях старый коммунист активно пропагандировал жизнь в братской социалистической стране. С гордостью рядом с орденом Ленина носил на груди высшую награду Союза чехословацко-советской дружбы, которую в торжественной обстановке вручил ему посол ЧССР в Москве.

Незадолго до конца 1958 года приехал я в Москву, чтобы встретиться с пятоармейцами, освобождавшими Уфу сорок лет назад, а потом рассказать о них читателям газеты «Советская Башкирия». Удивительно теплой, сердечной была встреча с ними в Центральном музее Советской Армии. Вспоминали давно минувшие дни, мечтали о будущем. Потом встал Роман Романович Крастынь, бывший комиссар полка, и предложил послать приветствие уфимцам в связи с 40-летием освобождения города.

— Правильно! Есть с чем поздравить уфимцев. Ведь за сорок лет Уфа стала крупным индустриальным центром, а Башкирия — нефтяной республикой.

— Кто же будет писать? — возник вопрос.

— Как кто? Помните, сорок лет назад Василий Васильевич Сорокин поздравлял со страниц «Окопной правды» с новым, 1919-м? Так ему, как говорится, и перо в руки. Не ослабела ведь еще она.

…Один за другим подходили старые бойцы и ставили подписи под приветствием. Бережно храню их автографы, они напоминают о тех, кто и много лет спустя оставался верным духу революционного братства, сохранил азарт молодости.

По-разному, порой самым неожиданным образом, обнаруживались люди, знавшие Ярослава. Среди тех, кто подписал приветствие, был Андрей Павлович Кучкин. В тот же раз старые друзья в своем кругу сердечно поздравляли его, бывшего редактора военной газеты «Часовой на революционном посту», выходившей в Казани в конце 1917 — начале 1918 годов, комиссара 27-й стрелковой дивизии, с семидесятилетием. Они искренно гордились своим соратником. Еще бы, он — доктор исторических наук, профессор, один из авторов нового тогда учебника «История КПСС». С огромным вниманием слушали своего старшего друга о том принципиально новом, что будет в учебнике, живо обменивались мнениями, высказывали замечания. И конечно, кто, как не они, представители старой гвардии коммунистов, хорошо знают всю историю родной партии. Ведь они были в числе ее творцов!

Тогда не удалось поговорить с А. П. Кучкиным, он торопился в ЦК КПСС на обсуждение книги. Написал ему из Уфы, получил ответ. Завязалась переписка. И вот несколько лет спустя, когда собирал материалы для создававшегося в Бугульме музея Я. Гашека, в Центральном Архиве Советской Армии наткнулся на бумажку, подписанную знакомым почерком: А. Кучкин. Перевертываю листок и еще один, очень знакомый почерк: «Начальнику Поарма 5. Рапорт. Доношу, что дела и обязанности Начоргчасти Поарма 5 от тов. Кучкина принял 13 сентября 1920 г. Я. Гашек».

Читатели могут представить себе мое состояние: тут и радость, желание скорее бежать к Андрею Павловичу, сообщить о находке, и смятение: почему же он молчал об этом? Может, однофамилец! Да нет, смотрю на подпись: его характерный крупный, разборчивый почерк.

Звоню, захлебываюсь от волнения, рассказываю, и он спокойно (надо же!) подтверждает мою догадку.

И вот мы сидим в его квартире, что в первом московском высотном здании на Смоленской площади. Неторопливо идет беседа. Андрей Павлович вспоминает Гашека, всегда веселого, неунывающего, окруженного многочисленными друзьями и товарищами самых различных национальностей.

— Не помню, чтоб видел его без дела. Вечно в хлопотах, заботах, участвует в разных комиссиях. Энергии хоть отбавляй, а ему все было мало. Ни от чего не отказывался.

Слушал, я Андрея Павловича и думал, как бы порадовался Гашек, если бы теперь побывал в нашей стране, где обрел когда-то столько хороших друзей, где был так близок душой и сердцем с теми, кто боролся и строил новую жизнь, светлую, радостную, счастливую, о которой мечтал для своей родной Чехословакии. А как бы много интересного, просто захватывающего узнал о своих соратниках, в том числе и о А. П. Кучкине.

Выходец из рабочей семьи приуральского города Белорецка, сын кузнеца и сам кузнец, Кучкин очень рано включился в политическую борьбу. Уже в дни революции 1905 года он активно участвует в стачках, митингах и демонстрациях. С того времени вся жизнь, все силы отдавались делу партии большевиков, в которую вступил в январе 1912 года. Аресты, ссылки не сломили молодого коммуниста. Напротив, силы его растут, опыт обогащается. С восторгом он встретил известие о выходе первого номера газеты «Правда» 5 мая 1912 года и сразу же стал ее активным пропагандистом.

Через много-много лет академик И. И. Минц напишет про своею товарища: «Он принадлежал к тому поколению коммунистов, которое вошло в историю революции под характерным названием — правдистов: так назвал его Владимир Ильич Ленин, ибо оно воспитано центральным органом партии — „Правдой“». В газете Кучкин, как и тысячи других, находил ответы на все злободневные вопросы, знакомился с произведениями Ленина, его ближайших соратников.

Вскоре после первых номеров в газете стали появляться материалы, подписанные «А. Бельский», «А. Б.», «Искатель», «А. Б-ский», «Ис.». Это он, Андрей Кучкин, рассказывал о тяжелой жизни рабочих, забастовочном движении, о растущем чувстве товарищества, коллективизма в среде трудящихся.

Особенно ярко раскрылся пропагандистский и организаторский талант в революционные дни. Вскоре его избрали делегатом на I Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов. Острая борьба развернулась между большевиками и эсерами. Резкую отповедь дал отщепенцам Кучкин в «Правде», делясь впечатлениями от съезда. Новый заряд энергии, веры в правоту избранного пути получил на съезде, встречаясь с В. И. Лениным, слушая его выступления.

Разразилась гражданская война — и А. Кучкин в самых горячих точках. С его именем связана история славной 27-й стрелковой дивизии, с которой прошел путь от Волги до Енисея. 12 августа 1922 года «Правда» писала: «Кажется, ни одна из славных дивизий республики не имеет такого количества отличий, как 27-я Омская Краснознаменная дивизия. В своих рядах она имела таких организаторов и военкомов, как талантливый уфимский кузнец А. П. Кучкин…»

В это время пути Кучкина и Гашека все время шли рядом — Уфа, Белебей, снова Уфа, Златоуст, Челябинск, Омск, Иркутск…

— Почему же вы, Андрей Павлович, раньше, до того, как обнаружил документы, ничего не говорили о встречах с Гашеком?

— Не видел необходимости. Не очень уж они, встречи, значительны. У других — интереснее. Но раз так нужно…

«Раз нужно» — этому принципу всю жизнь следовал старый коммунист. Всегда был там, где нужно, и отдавал себя полностью, без остатка. Его избирали делегатом X и XI съездов партии, поручали ответственные посты, он работал в аппарате ЦК КПСС. Но ему все время казалось, что для лучшей работы не хватает знаний., Жажда постоянно учиться — тоже одно из характерных качеств Андрея Павловича. И хоть его считают «сильным, глубоким марксистом», он поступает в историко-партийный Институт Красной профессуры.

После окончания весь отдается изучению истории нашего государства. Автор многих фундаментальных трудов по проблемам истории КПСС и Советской власти, А. П. Кучкин заботливо воспитывал молодые кадры, подготовил несколько десятков кандидатов и докторов наук. Его перу принадлежат книги о героях гражданской войны, о боевом пути Пятой армии, документальные повести. Два ордена Ленина, медали украшали его грудь.

Последняя наша встреча была в конце 1969 года. Только что вышла его большая книга «От Волги до Енисея», третье издание «Истории КПСС», где он — один из авторов. Кажется, можно немного отдохнуть. А Андрей Павлович полон новых замыслов. Он — редактор IX тома двенадцатитомной «Истории СССР», член главной редакции шеститомной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза», работает над монографией «Борьба КПСС за единство международного коммунистического движения».

Слушал я видного советского историка, человека преклонных лет (ему тогда за 80 было), прошедшего по жизни столь многотрудный путь, и невольно вспоминал слова из песни: «Не стареют душой ветераны…»

Умер Андрей Павлович 30 марта 1973 года. Символично, что «Правда», в которой он более шестидесяти лет назад печатал свои корреспонденции, потом не раз писавшая о нем, опубликовала 1 апреля некролог, где подводился итог его замечательной жизни на благо людей. «Память об А. П. Кучкине, — говорилось в заключение, — его беззаветном служении делу партии навсегда останется у соратников и многочисленных учеников».

Приятно сознавать, что друзей Ярослава Гашека у нас великое множество. Каждый стремится чем-то помочь, внести свою лепту, пусть не такую уж емкую, в копилку знаний о чешском писателе, его жизни. Один, школьник И. Швецов, позвонит и сообщит, что видел в книжном магазине новое издание «Швейка», другой — привезет из далекого города газету, где сообщается о новом спектакле по произведению Гашека, третий назовет книголюба, у которого, кажется, что-то есть интересное, связанное с фронтовой печатью гражданской войны, четвертый, совсем юный ученик Казанской школы № 116 Ш. Тагиров подарит свои цветные иллюстрации к роману, свою «версию» облика Швейка, пятая, студентка университета Г. Щеколдина, просто, без обиняков, подарит маленькую, неказистую книжечку, на титульном листе которой обозначено: «М. Слободской. Новые похождения бравого солдата Швейка». А выпущена она Воениздатом в… 1943 году. Вверху на обложке рисунок солдата Швейка, под ним знаменитый девиз Великой Отечественной: «Смерть немецким оккупантам!» Герой Гашека воевал с фашистами.

А однажды на улице встретился сотрудник Государственного архива Татарской АССР:

— Посмотрели бы некоторые наши дела. Кажется, могут быть там и документы, связанные с Гашеком.

Признаться, отнесся к этому скептически. Ну, что может быть нового, когда так хорошо известна его деятельность в Бугульме и по воспоминаниям, и по произведениям самого писателя.

Прошло немало времени после этого разговора. Но мысленно я неоднократно возвращался к этому предложению. Оно не давало мне покоя. И вот, чтобы как-то освободиться от этого беспокойного состояния, я выписал рекомендованные папки и без всякого интереса стал просматривать.

Случайно обратил внимание на листок, исписанный корявым, безграмотным почерком, адресованный в «Бугульминский реоулецьой кыметет». Долго разбирал неграмотные каракули. Наконец, понял, что у «гражданина Микуленской волости Андрея Кеняева случилось несчастье». Оказывается, ездил в Казань, и по дороге пали лошади. Умоляет о помощи, многодетному семейству.

Интересно, помогли или нет?

Перевертываю страницу и… замираю. В буквальном смысле слова. Вижу давно знакомый, ставший даже чуть ли не родным почерк. Не верю глазам своим. Читаю, снова перечитываю. Да, это он, Гашек! На бланке коменданта города Бугульмы 3 декабря 1918 года он обращается в Чрезвычайную Комиссию: «Прошу оказать Киняеву всякое содействие».

Теперь уже интерес к папкам возрастает. Внимательно начинаю просматривать каждую страничку, каждый клочок бумаги. А их тут огромное множество. И удача снова приходит ко мне. Вот уж действительно, кто ищет, тот всегда найдет.

Вот срочное требование Гашека в городскую милицию мобилизовать 50 плотников для работ на линии Ютаза — Кандры, или его разрешение на конфискацию столов, ламп и канцелярских принадлежностей для революционного трибунала 5 армии…

И вдруг попадаются документы, подписанные помощником коменданта Гашеком, которые вызывают улыбку. Нет, в этих бумагах нет ничего смешного. Просто они вызвали воспоминания об одном произведении Гашека — «Крестный ход», чуть ли не каждая фраза которого полна издевки над служителями культа. В нем рассказывалось, как было устроено шествие по городу в знак протеста против приказа комендатуры, обязавшего монахинь чистить казармы. Многим казался этот факт вымыслом. Даже текст приказа, посланного в женский монастырь, вызывал сомнение. И вот теперь я держу в руках официальное предписание игуменье; «Предлагаю вам выслать немедленно 30 монашек для уборки помещений штаба Пятой Армии в Дом Волжско-Камского Банка по Советской ул». И подпись: Пом. коменданта Гашек.

Кстати, обнаружил любопытные ответы игуменьи на послания Гашека. В одном, например, написано: «Выслать для уборки некова сестер дома нет. Отправлено 10 фун. восковых свечек. Деньги неполучены». Да, не сильна в грамоте была настоятельница монастыря, зато хитрила, обманывала, лишь бы не помогать Красной Армии. Но настойчивость Гашека заставляла-таки выполнять все указания комендатуры.

Новые обнаруженные документы помогли еще глубже, разносторонне воссоздать обстановку того времени, ее характерные колоритные детали, иной раз наивные, смешные, но точно передающие дух той неповторимой эпохи.

Обстоятельства складывались так, что Гашек не мог заниматься журналистской работой, он целиком отдал себя повседневной борьбе с врагами. Правда, имеются некоторые публикации, в которых утверждаются, будто Гашек и в Бугульме сотрудничал в местной печати, даже был членом редколлегии газеты «Гражданская война», органа Политотдела Пятой армии Восточного фронта, в то время издававшейся здесь. К сожалению, никаких документов, подтверждающих эти сведения, пока не обнаружено. Скорее всего, это предположения, а не достоверность. Но кто знает, архивы такие коварные, столько хранят в себе открытий, порой самых неожиданных и парадоксальных.

Однажды ранним весенним утром раздался в квартире телефонный звонок.

— Здравствуйте, — проговорил незнакомый голос. — Квартира Антонова? Вы интересуетесь Гашеком. Так вот, в Бугульму, в музей один старичок принес фотографию. Там он с Гашеком снят.

— Кто говорит? Кто вы? — пытаюсь выяснить.

— Какое имеет значение. Если интересно, учтите. До свидания.

Короткие гудки. Я даже не успел поблагодарить. А может, разыгрывают?

Звоню в Бугульму, в краеведческий музей. Все верно. Узнаю адрес, пишу. Вскоре приходит письмо из деревни Митрофановка Азнакаевского района. Александр Михайлович Гермогентов служил в Политотделе Пятой армии, в Сибири, хорошо знал писателя.

— Чуткий, внимательный человек был, — рассказывает он. — Никогда не унывал. Случались неуспехи на фронте, он сразу выезжал на этот участок, помогал поднимать настроение, подбадривал. Любил с людьми говорить. Казалось, он никогда не оставался один.

Как самую дорогую реликвию долго хранил старый воин пожелтевшую от времени фотографию, на которой запечатлена большая группа сотрудников Политотдела. В 1961 году передал ее Бугульминскому музею.

И снова сомнения: фотография и тогда была мне знакома. Откуда она у него? Да и кем служил — не написал. Роюсь в своем архиве и нахожу выписку из приказа по хозчасти от 2 ноября 1920 г. Точно: Гермогентов — казначей ячейки Поарма 5. Тогда задаю вопрос в письме.

— Мы провожали Гашека в 1920 году на родину. Вот и сфотографировались на память. Каждый получил снимок.

Теперь все понятно. Значит, сколько людей изображено (их 14), столько может быть и оригиналов. Кто же сидит и стоит в этой группе?

— Рядом с Гашеком (он третий справа в первом ряду) слева начальник Политотдела Моисей Абрамович Вольфович[1]. Других не помню, знаю, что были из Питера, Москвы, с Украины, Латвии… Я сзади Гашека, совсем молодой.

Кто знает, может быть, где-то хранятся другие оригиналы и когда-нибудь удастся установить всех запечатленных на снимке, а значит, и выявятся новые интересные факты, подробности из жизни Я. Гашека в Сибири.

Рассказ А. М. Гермогентова напомнил, что где-то уже слышал фамилию Вольфович. Может быть, жив начальник? Вот была бы удача: непосредственный руководитель, которого иногда заменял Гашек, есть документы, подписанные им как начальником Политотдела. Но где, где искать? Стоп, кажется слышал, называли эту фамилию в Казанском государственном музее ТАССР. Обращаюсь туда: да, есть на учете ветеран гражданской войны Вольфович. Живет неподалеку от Казани, в городе Зеленодольске. Но только она — женщина. Спешу выяснить. Оказывается, Афанасия Афанасьевна знала Гашека по Красноярску, служила там в Политотделе агитатором-организатором, а муж ее был начальником.

— Помню, очень хорошо помню и его самого, и его пламенные выступления на митингах, собраниях. А еще запомнила его внимание, чуткое отношение к людям.

Жили Вольфовичи в просторной комнате при Политотделе. Время тяжелое, продовольствия не хватало, топлива — в обрез. Где тут обогреть помещение. А на руках пятимесячная дочка. Красноармейцы иногда принесут немного овощей. Тогда Афанасия Афанасьевна приготовит суп да угощает им сотрудников. Гашек понимал, как трудно живется им, и потому, приезжая из командировок, обязательно привозил что-нибудь съестное, с удовольствием преподносил Вольфовичам. Видно, ему самому доставляло удовольствие делать приятное другим. Однажды даже курицу преподнес.

Очень, любил ребятишек. Бывало, подойдет к детской кроватке, поиграет немножко, а потом начинает фантазировать, какая счастливая, светлая жизнь ждет нашу дочку в будущем. Кто знает, может быть, в эти моменты вспоминал и о своем сыне, Рихарде, Рише, которому тогда уже было 9 лет, а он так и не знал своего отца.

Ровесник века, А. А. Вольфович до своей кончины в 1984 г. жила в Казани. Долгое время была на профсоюзной, партийной работе. Награждена орденом Ленина.

Вот и еще стали известны некоторые моменты. А ведь как это важно знать по возможности больше подробностей о пребывании Я. Гашека в Советской России, о его окружении, дружбе с нашими людьми! Вот оно, конкретное проявление пролетарской солидарности, интернационализма. Да и кроме того, каждый, кто знал его, пусть не помнит многого (все-таки десятки лет прошло), но какую-то деталь, какую-то черточку хранит в памяти. А тут все ценно.

Разве неинтересны сведения, которые сообщил Ахмед Валеевич Чанышев из Энгельса. Он работал в 1919 году в типографии, выпускавшей газету на татарском языке «Кзыл Яу» («Красная Армия»), Когда все типографии вместе с Пятой армией, разместившись в вагонах-теплушках, двинулись на Урал, а затем в Сибирь, Ахмед обратил внимание на такой момент. Во время длительных остановок, после выпуска очередных номеров, все наборщики, печатники уходили на квартиры, оставляя одного дежурного. Но Гашек никогда не покидал типографию. А вместе с ним в вагоне жила и Шура.

— Почему не уходите? — спрашивали его.

— Не могу. Мне кажется, если уйду из вагона, может что-то случиться. Спокойнее, когда здесь. Мало ли что…

И еще запомнил Чанышев:

— В Челябинске, где долго находились, все сотрудники Политотдела, в том числе и типографские, проходили обязательную строевую подготовку. И наш заведующий, хоть и не отличался выправкой, четким шагом, но очень старался, был дисциплинированным, выполнял все команды добросовестно. Иногда даже слишком усердно. Смешно получалось. А, может, шутил, чтобы нам веселее шагалось.

Изучая архивные-документы, нашел приказ по Политотделу, в котором говорилось, что Гашек переводится в организационный подотдел с 20 августа 1919 года. И здесь же сказано, что типографию принял В. Михайлов. Знакомая фамилия, часто встречалась в списках рабочих типографии. Интересно, жив ли? Задал этот вопрос С. В. Ганцерову, а тот сразу, да еще с какой-то нескрываемой радостью:

— Жив он, только вот тяжко болен. Друг мой хороший.

Вскоре принес странички его воспоминаний. Правда, не ахти какие (болезнь дала себя знать), но кое-каким фактам, известным от других, нахожу подтверждение. Впервые увидел Гашека еще в Бугульме, да и то издали. Видел, как помощник коменданта вел женщин мыть полы в казармы. В руках револьвер, что-то резкое говорит им, потому как отказываются идти. Вот еще одно свидетельство очевидца об эпизоде, описанном в одном из произведений Гашека. Оно убедительно хотя бы потому, что В. Михайлов не знал о рассказах писателя: большинство впервые в нашей стране появилось в моих переводах в периодической печати в начале шестидесятых годов, а воспоминания датированы 8 сентября 1958 года.

И еще сообщил такой любопытный факт. В Красноярске они вместе пришли к начальнику Особого отдела. Тот вел допрос перебежчика. Гашек заинтересовался, очень уж хотелось потолковать с человеком «с того берега». Как только начальник сделал паузу, Ярослав начал спрашивать. И тут в нем взыграл сатирик. Вопросы были такие ядовитые, ехидные, что на некоторые из них арестованный отказался отвечать. И хоть начальнику по душе были вопросы Гашека, но допрос есть допрос. Он поблагодарил Ярослава за помощь и постарался поскорее распрощаться с пришедшими.

Пути поисков друзей писателя приводят в разные места. С помощью историков нашелся след бывшей телефонистки и рассыльной бугульминской комендатуры Елены Леонтьевны Никифоровой. Встретились в Куйбышеве. С бывшим наборщиком Михаилом Николаевичем Егоровым познакомились в Белебее. С одним из бугульминцев-старожилов, знавших Гашека, Ильей Георгиевичем Снегеревым, мы ходили по городу. Побывали в домах стариков, подбирали для музея мебель, домашнюю утварь тех лет. Особенно интересно прошла наша экскурсия по гашековским местам. Илья Георгиевич показал сохранившееся здание типографии, лавку купца Телегина, в которой Гашек с красноармейцами делал обыск, допрашивал хозяина, его подручных о разного рода проделках, нарушениях. Постояли у Народного дома, где помощник коменданта выступал на митингах, собраниях. Побывали и у бывшего женского монастыря, сохранившегося до наших дней.

Друзья Гашека — это друзья братской социалистической Чехословакии. Как часто знакомства, дружба советских и чехословацких людей начинается с разговоров о бравом солдате и его авторе. Вспоминаются памятные эпизоды, смешные сценки, меткие словечки, афоризмы, факты из жизни писателя. И пошло, пошло… Сразу найден общий язык, общие интересы.

Вот и меня Ярослав Гашек познакомил, крепко подружил со многими интересными людьми из братской страны.

Много рассказывал мне журналист, в прошлом редактор куйбышевской молодежной газеты «Волжский комсомолец», а ныне известный детский писатель Владимир Разумневич (кстати, с ним мы тоже подружились в совместных поисках следов Гашека) об одном из близких товарищей Гашека Иосифе Поспишиле. Они подружились еще в Киеве, потом вместе формировали воинские части в Самаре.

И вот однажды читаю книгу, выпущенную в Москве Госполитиздатом, в которой речь идет о братском сотрудничестве русских и чешских товарищей во время гражданской войны. В ней говорится: в конце мая 1918 года в бою при защите от белочехов «в руки к палачам попали организаторы и руководители полка, виднейшие чехословацкие коммунисты Алоиз Скотак, Иосиф Поспишил и Людвиг Отченашек. 5 июня 1918 года у станции Липяги они были повешены. Славные чехословацкие коммунисты бесстрашно сражались против белогвардейцев и бесстрашно пошли на виселицу».

Вот так новость! Историки пишут о нем, как о погибшем, а он живет, здравствует. Сразу захотелось выяснить, как удалось избежать гибели. Хочется побольше узнать подробностей о соратниках, может быть, и они живы. Договариваюсь с одной из московских газет о сенсационном материале. Узнаю адрес и моментально пишу в Брно письмо. Жду с нетерпением. Что-то долго молчит… Наверное, сам удивлен таким сообщением. Каково узнать, о себе, что повешен да еще более сорока лет назад. Наконец, получаю письмо. Очень краткое. «Пока вам писать о всех событиях не могу, простите меня. Я в настоящее время очень болен. Улучшится здоровье — напишу Вам побольше».

Ох, как тяжело ждать! Хорошо хоть нет опровержения. Значит, будет о чем писать. Скорее бы выздоравливал.

И вот, наконец, держу в руках новое письмо. Быстро распечатываю, читаю: «…учитель Иосиф Поспишил, мой тезка, был повешен в Пензе. Я с ним не был знаком. Между прочим, некоторые историки об этом уже писали, предупреждали, чтоб не было ошибки».

Так лопнула сенсация. Но зато благодаря этому завязалась дружеская переписка, продолжавшаяся более двадцати лет, до последних дней жизни чешского ветерана. Эта куда важнее!

И. Поспишил был неутомим. Ему очень хотелось как можно больше помочь тем, кто собирал материалы о Я. Гашеке. Он вел активную переписку с историками, журналистами, литературоведами, охотно встречался с ними. Немало ценного сделал он и для меня. Как-то стало известно, что найдены незаконченные гашековские «Юбилейные воспоминания», посвященные пребыванию в Самарской губернии в 1918 году после падения Самары. По моей просьбе он охотно и быстро (а ему уже было 66 лет) перепечатал на машинке текст из журнала «Гост до дому». Так благодаря ему 9 июня 1962 года они впервые на русском языке в моем переводе были напечатаны в молодежной газете «Волжский комсомолец».

Он был общительным человеком, очень внимательным. Регулярно присылал публикации о Гашеке, высказывал советы, замечания относительно тех материалов, что печатались в нашей стране на эту тему. У себя на родине выпустил большую книгу «Я знал Гашека». В сборнике воспоминаний чехословацких красноармейцев «С звездой на фуражке» рассказал об участии в гражданской войне.

Приятной оказалась наша встреча в Брно. И хоть ему было тогда 84 года, весь он излучал энергию, был весел, оживлен, старался показать самое интересное, значительное. Для меня, например, явилось неожиданностью, когда Поспишил показал мне книгу в очень знакомой обложке. Смотрю: Муса Джалиль, сборник произведений, изданный в Казани на татарском языке. Как он сюда попал? Оказывается, в сентябре 1956 года ветеран побывал в столице Татарии, выступал по радио. И в память о встрече республиканский радиокомитет преподнес ему с теплой дарственной надписью стихи замечательного татарского поэта-героя.

Когда теперь, спустя многие годы поисков, изучения материалов о чешском писателе, возвращаешься к началу этой работы, невольно радуешься: как все-таки здорово помог мне приобрести новых, хороших, интересных друзей Ярослав Гашек. И не только в нашей стране, но и в Чехословакии.

Еще в бытность работы в Уфе передали мне из Башкирского обкома партии письмо чехословацкого журналиста Зденека Горжени. Он просил сообщить адреса некоторых товарищей, знавших Гашека по совместной работе. Конечно же, послал и адреса, и их воспоминания. Они к этому времени были записаны у меня, но не опубликованы. Теперь, когда нет-нет да и начнешь просматривать письма, душа радуется: как сближают людей общие интересы, общие цели. Началось с Гашека, а продолжается вот уже более четверти века, как говорится, по всем линиям жизни. С радостью я узнавал о его успехах в учебе в Высшей партийной школе при ЦК КПСС в Москве, о зачетах, экзаменах, о его путевых впечатлениях от поездки по стране. Сообщения о новинках литературы о Гашеке перемежались с радостным сообщением о рождении сына, дочери, творческими планами, журналистскими публикациями, о командировках в другие страны… Когда, например, мне понадобились для переводов впервые на русский язык неизвестные советским читателям произведения Гашека о Бугульме, он нашел одно из редчайших изданий 1925 года и прислал его.

Даже в кризисные для братской Чехословакии дни 1968–1969 годов связь наша не прекращалась. Он остался верным другом нашей страны. И, главное, ничуть не изменился. Встречаемся ли мы в Москве (долгие годы был корреспондентом «Руде право») или в Праге, все такой же простой, общительный, отзывчивый, готовый в любую минуту прийти на помощь друзьям из Советского Союза, с которыми свела его гашековская тропа. А ведь он теперь член Секретариата ЦК КПЧ, главный редактор газеты «Руде право», депутат Чешского Национального Совета. Его творческая, публицистическая деятельность отмечена Государственной премией, другими наградами. И не затихает в нем интерес, любовь к Гашеку. Недавно выпустил книгу о его журналистской деятельности. В СССР она вышла на русском языке. Активно содействует советским гашековедам в публикациях на родине писателя. Словом, настоящий друг друзей Ярослава Гашека.

Много лет назад получил из Праги теплое письмо по поводу моей первой книги о Гашеке. Автор его, Ладислав Штолл, в частности, писал: «…прошу извинить, что отвечаю по-чешски, не хочется искажать русский язык. Уверен, что раз занимаетесь Гашеком, чешский язык не составляет для Вас трудностей». А чего там, к стыду своему, я его просто не знал. Долго пришлось посидеть со словарем, чтобы перевести коротенькое письмо. После этого замечания стал изучать язык, чтобы можно было читать Гашека и литературу о нем на его родном языке. Даже просил всех друзей из Чехословакии писать только по-чешски.

Кто же этот человек? Лихой военный летчик и начинающий поэт, чиновник одного из крупнейших банков буржуазной Чехословакии, увлеченный идеями научного социализма, работами В. И. Ленина, страстный публицист, коммунист-подпольщик, министр и академик, член ЦК КПЧ, ближайший друг и соратник национального героя братской страны, писателя и журналиста Юлиуса Фучика. Это к нему обращался из фашистского застенка Ю. Фучик: «…прошу моего друга Ладю Штолла из моих материалов составить пять книг…»

Л. Штолл выполнил предсмертную просьбу друга. После победы социализма в Чехословакии он вместе с женой героя — Густой Фучиковой подготовил немало изданий замечательных произведений Ю. Фучика, стал активным пропагандистом его идей.

Неутомимый борец за социалистическую культуру, за сплочение прогрессивных деятелей культуры вокруг Компартии Чехословакии, Л. Штолл много сил и энергии отдал воспитанию молодых партийных работников, деятелей культуры, социалистической идеологии. Один из создателей Академии наук социалистической Чехословакии, крупный ученый в области эстетики и литературоведения, министр в правительстве ЧССР, он внес большой вклад и в дело развития высшего образования в стране, просвещения и культуры.

Особой страницей в биографии выдающегося ученого-коммуниста, общественного и государственного деятеля стала жизнь в Советской стране. Здесь он переводил труды К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, вместе с Ю. Фучиком работал на чехословацком радио. Крепкая дружба с советскими людьми навсегда сделала его верным другом нашей страны. И в тяжелые годы фашистского подполья, и в трудные годы строительства социализма, и в тревожные кризисные дни и месяцы Л. Штолл оставался верен принципам пролетарского интернационализма, дружбе со страной великого Ленина. У него здесь было много давних и хороших друзей.

Кавалер многих орденов, дважды лауреат Государственной премии имени К. Готвальда, Ладислав Штолл был широко известен за рубежом, в частности, в нашей стране, являлся почетным доктором наук МГУ.

В некрологе ЦК КПЧ и президиума Академии наук ЧССР подчеркивалось, что труд члена ЦК КПЧ с 1946 года, академика Л. Штолла является олицетворением глубокого единства великого человека, убежденного коммуниста и выдающегося ученого, а также пламенного патриота и интернационалиста.

И хоть творчеством Гашека он не занимался специально, но всякий раз, когда в его работах шла речь о значении культуры Чехословакии, принципах пролетарской литературы, вспоминал творчество выдающегося сатирика. «Если наша культура, — писал он, — представляла в чем-то интерес в международном масштабе, если она внесла свой вклад в мировую литературу, заслуга в этом принадлежит тем представителям нашей культуры, чье творчество вырастало из почвы демократической и народной. Я имею в виду, например, Гашека, Петра Безруча, братьев Чапеков, Ольбрахта…»

Мне посчастливилось не только получать от него добрые, всегда заинтересованные письма, но и встречаться в Праге, слушать его увлекательные рассказы о Ю. Фучике, совместной работе с ним в Москве на радио, о друзьях, детях, любимой внучке Ганке… Она была еще совсем маленькой, а вопросы мне задавала по-русски. В семье с любовью и уважением относятся к нашей стране, ее культуре.

При активном содействии Л. Штолла в Институте чешской и мировой литературы АН ЧССР, директором которого он был до конца жизни (6 января 1981 года), был создан Кабинет Ярослава Гашека, своеобразный центр изучения творческого наследия писателя. Возглавил его известный гашековед, отдавший этому делу несколько десятков лет, Радко Пытлик. Удивительно увлеченный человек, целенаправленный. Слушать его рассказы о жизни Гашека, его творчестве, читать книги — одно наслаждение.

…Друзья Ярослава Гашека и мои друзья. Пишут из Башкирии и Татарии, Горького и Ульяновска, с Урала и из Сибири. Задают вопросы, просят помочь советом и уточнить тот или иной факт. Но чаще всего сообщают новые сведения об изданиях произведений писателя, статьях о нем, ветеранах гражданской войны. Ведь еще много «белых пятен» в «русской» биографии Я. Гашека. До сих пор не найдены рукописи, многие опубликованные статьи, фельетоны, даже книги, пьесы, о которых известно по документам, гашековским отчетам, письмам, воспоминаниям современников.

Верю, что как и раньше в этом будут помогать советские и чехословацкие друзья, которые в равной степени заинтересованы в том, чтобы яркая и увлекательная жизнь, творчество выдающегося чешского сатирика, публициста, верного друга Страны Советов была раскрыта полнее, ярче, во всем ее многообразии.

Может быть тот, кто сейчас читает эти строки, захочет присоединиться к нам. Мы, многочисленные друзья Ярослава Гашека, ждем вас, с удовольствием, примем в наши ряды. Пишите, звоните, приходите!