Глава двадцать четвертая Бескрайние холмы

Больше всего удовольствия получала маленькая Светлана, для которой эта поездка стала настоящим приключением; однако на самом деле восторженное возбуждение переживала вся семья, поскольку никому из Зайцевых до сих пор не приходилось ездить поездом дальнего следования. Товарная станция, мимо которой тащился состав, напоминала все товарные станции на свете: многие мили параллельных и сливающихся путей, заставленных вагонами и платформами, везущими бог знает что бог знает куда. Стук колес на частых стрелках только увеличивал ощущение скорости. Олег и Ирина, закурив сигареты, с рассеянным интересом смотрели в большие, но грязные окна. Сиденья были довольно мягкие, и Олег быстро определил, как складываются над головой верхние полки.

Семья Зайцевых разместилась в двух смежных купе, разделенных дверью. Стены были обшиты деревом — судя по виду, березой; и каждое купе было оборудовано отдельным туалетом. Значит, у зайчика тоже будет свой собственный туалет — впервые в жизни, что она еще не научилась ценить.

Через пять минут после того, как состав тронулся, в купе заглянул проводник. Зайцев вручил ему билеты.

— Вы работаете в Комитете государственной безопасности? — вежливо поинтересовался проводник.

«Значит, из транспортного отдела позвонили и предупредили обо мне, — сообразил Зайцев. — Очень хорошо.»

— Извините, товарищ проводник, я не имею права обсуждать подобные вещи, — ответил Олег Иванович, бросив на железнодорожника суровый взгляд.

Пусть тот поймет, с какой важной птицей имеет дело. Только так можно добиться подобающего обслуживания. Конечно, офицеру КГБ далеко до члена Политбюро, и все же это во много раз лучше, чем быть простым инженером с завода. И дело даже не в том, что все боятся Комитета государственной безопасности; просто люди не хотят привлекать к себе внимание этого зловещего ведомства.

— Да, разумеется, товарищ. Если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, зовите меня. Ужин в шесть вечера, а вагон-ресторан — следующий по ходу поезда.

Проводник махнул рукой.

— Как там кормят? — решилась спросить Ирина.

Определенно, в том, чтобы быть супругой сотрудника КГБ, есть свои преимущества…

— Очень неплохо, товарищ, — вежливо ответил проводник. — Я сам питаюсь там, — добавил он, и Ирина с Олегом поняли, что это говорит о многом.

— Благодарю вас, товарищ.

— Желаю вам насладиться поездкой на нашем поезде, — сказал проводник, выходя из купе.

Олег и Ирина достали книги. Светлана прижалась носиком к оконному стеклу, чтобы наблюдать за мелькающим миром, и путешествие началось. Из троих только один человек знал его конечную цель. Западная часть России представляет в основном бескрайние равнины, уходящие до самого горизонта, чем-то напоминающие Канзас и восточную часть Колорадо. Пейзаж за окном быстро наскучил всем, кроме маленькой Светланы, для которой все было в диковинку и очень интересно, особенно пасущиеся на полях стада. «Коровки, — думала девочка, — как здорово!»


А тем временем в Москве Найджел Хейдок и Пол Мэттьюз поблагодарили чиновника из Министерства путей сообщения за неоценимое содействие и поспешили в британское посольство. Там имелась собственная фотолаборатория, и фотограф направился прямиком туда. Мэттьюз поднялся вслед за Найджелом к нему в кабинет.

— Ну, Пол, ты узнал что-нибудь полезное?

— Надеюсь. Это действительно так важно?

— Мне очень хочется убедить Советы в том, что я могу привлечь внимание к достопримечательностям страны, — усмехнувшись, объяснил Хейдок.

«Парень, ты ведь из „Шестерки“, ведь так?» — подумал Мэттьюз, однако вслух свои подозрения высказывать не стал.

— Полагаю, мне удастся что-нибудь организовать. Видит бог, нашим британским железным дорогам нужен мощный импульс. Быть может, мой материал подтолкнет казначейство выделить им побольше денег.

— Совсем неплохая идея, — согласился Найджел.

Не вызывало сомнений, что у его приятеля есть кое-какие подозрения, однако он обладает чувством такта не озвучивать их, по крайней мере, до тех пор, пока Найджел не вернется в Сенчури-Хауз и они не будут сидеть в пивной на Флит-стрит.

— Хочешь взглянуть на наши снимки?

— Ты ничего не имеешь против?

— Разумеется, нет. Ты же знаешь, большинство мы все равно отправляем в мусорную корзину.

— Замечательно, — обрадовался Хейдок. Он открыл дверцу шкафчика за письменным столом. — Пол, не хочешь чего-нибудь выпить?

— Благодарю, Найджел. Да, рюмка хереса была бы сейчас очень кстати.

Когда они успели пропустить по две рюмки, пришел фотограф и принес папку фотографий. Взяв снимки, Хейдок быстро перебрал их.

— Да, вы отлично поработали. Знаете, когда я беру в руки свой «Никон», мне никогда не удается добиться правильного освещения… — сказал он.

А вот и милый семейный снимок Кролика — и, что гораздо важнее, миссис Крольчихи. Три фотографии, каждая следующая лучше предыдущей. Незаметно убрав их в ящик стола, Хейдок протянул остальные снимки обратно. Мэттьюз сразу понял намек.

— Что ж, мне пора возвращаться к себе и писать материал. Спасибо за наводку, Найджел.

— Всегда рад помочь, Пол. После работы заглянешь ко мне?

— Без проблем, старик.

Мэттьюз и фотограф вышли в коридор. Хейдок снова достал фотографии. «Крольчиха» представляла собой характерный тип русской женщины — круглое славянское лицо, по всему Советскому Союзу у нее миллион похожих сестер. На Западе ей надо будет сбросить несколько фунтов и научиться пользоваться косметикой… «Если им удастся туда добраться,» — напомнил себе Хейдок. Рост около пяти футов четырех дюймов; вес — сто сорок фунтов, довольно симпатичная. Ну а ребенок, отметил он, просто маленькая очаровашка: живые голубые глаза, радостное личико, — девочка еще слишком мала, чтобы уметь скрывать свои чувства за непроницаемой маской, как делают в Советском Союзе почти все взрослые. Нет, во всем мире дети одинаковые в своей непосредственности и неутолимом любопытстве. Но что самое важное, теперь у британской разведки есть высококачественные снимки всего «кроличьего» семейства.


Дипкурьер ждал на последнем этаже, у кабинета сэра Джона Кенни, посла ее величества. Хейдок вручил ему конверт из плотной бумаги, скрепленный металлической застежкой, опечатанной восковой печатью. Указанный на конверте адрес получателя в Министерстве иностранных дел означал, что письмо из Уайтхолла отправится прямиком на противоположный берег Темзы в Сенчури-Хауз. Курьер положил конверт в дорогой кожаный чемоданчик с гербом королевского дома Виндзоров, тисненным золотом на обеих сторонах. Несмотря на строгие требования Венской конвенции, чемоданчик был надежно прикован наручниками к запястью. У ворот посольства посланника ее величества ждала машина, которая должна была доставить его в международный аэропорт «Шереметьево» к «Боингу-737» авиакомпании «Бритиш эруэйз», готовому к обратному вылету в «Хитроу». Фотографии попадут в руки к сэру Бейзилу до того, как он соберется уходить с работы домой, и можно не сомневаться в том, что специалисты Сенчури-Хауза проведут ночь, изучая их. Это явится последней проверкой того, действительно ли «кролик» тот, за кого себя выдает. Его лицо будет сравнено со снимками выявленных сотрудников контрразведывательного управления КГБ, и если будет обнаружено сходство, Эда и Мери Фоули ждут большие неприятности. Однако Хейдок сомневался в том, что это произойдет. Он был согласен со своими коллегами из ЦРУ. Все говорит о том, что это настоящий перебежчик. Впрочем, сотрудники Второго главного управления тоже знают свое дело, не так ли? В последнюю очередь Хейдок заглянул в центр связи, чтобы отправить короткое сообщение в штаб-квартиру Службы внешней разведки о том, что ближайшим курьером в Лондон прибывает важная информация относительно операции «Беатрикс». У всех глаза вылезут на лоб, и человек из СВР будет ждать конверт у почтового ящика в Уайтхолле. «Какой бы медлительной ни была правительственная бюрократия, — подумал Хейдок, — когда что-то нужно сделать быстро, это делается быстро, по крайней мере, в Службе внешней разведки.»


Полет продолжался два часа двадцать минут — самолет задержался в воздухе вследствие сильного встречного ветра. В третьем терминале аэропорта «Хитроу» курьера встретил представитель Министерства иностранных дел, который быстро доставил его в центр Лондона в черном лимузине «Ягуар». Передав чемоданчик, посланник ее величества направился к себе в кабинет, однако прежде чем он успел добраться туда, сотрудник СВР уже схватил нужный конверт и спешил по Вестминстерскому дворцу на противоположный берег Темзы.

— Принес? — встретил его нетерпеливым вопросом сэр Бейзил.

— Вот он, сэр.

Курьер передал директору Службы внешней разведки конверт. Проверив печати и убедившись в том, что конверт не вскрывали, Чарльстон разрезал плотную бумагу ножом. И тут впервые увидел, как выглядит «кролик». Через три минуты к нему в кабинет вошел Алан Кингшот. Директор протянул заместителю цветные снимки.

Кингшот долго изучал первую фотографию.

— Значит, это и есть наш «кролик», так?

— Совершенно верно, Алан, — подтвердил сэр Бейзил.

— Внешность у него самая обыкновенная. Как и у его жены. А девочка у них очень миленькая, — задумчиво произнес заместитель по оперативной работе, рассуждая вслух. — Сейчас они находятся на пути в Будапешт, так?

— Уехали с Киевского вокзала пять с половиной часов назад.

— Найджел оперативно сработал. — Кингшот снова пристально всмотрелся в лица на снимках, гадая, какая информация хранится в голове мужчины и удастся ли ее как-либо использовать. — Итак, операция «Беатрикс» движется полным ходом вперед. У нас есть тела?

— Мужчина из Йорка подходит в достаточной степени. Боюсь, придется только спалить ему лицо, — брезгливо произнес директор Службы внешней разведки.

— В этом нет ничего удивительного, сэр, — согласился Кингшот. — А что с остальными двумя?

— Два кандидата есть в Америке. Если не ошибаюсь, мать и дочь, погибли при пожаре жилого дома в Бостоне. Как раз сейчас над этим работает ФБР. Нам нужно будет как можно быстрее переправить эти снимки в Штаты, чтобы добиться максимального соответствия тел.

— Если хотите, сэр, я лично займусь этим.

— Да, Алан, пожалуйста, проследи.

На первом этаже Сенчури-Хауза был установлен новый аппарат передачи по линиям связи цветных фотографий — такими только начинали пользоваться агентства новостей. Оператор заверил Кингшота, что пользоваться аппаратом очень просто. Сам он лишь бегло взглянул на снимки. Передача изображений на такой же в точности аппарат фирмы «Ксерокс», установленный в Лэнгли, заняла меньше двух минут. Забрав фотографии, Кингшот вернулся в кабинет директора.

— Все сделано, сэр.

Сэр Бейзил махнул рукой, приглашая его садиться. Взглянув на часы, он отложил пять минут, поскольку штаб-квартира ЦРУ располагалась в обширном здании, а центр связи находился в подвальном помещении. Затем Чарльстон позвонил по выделенной защищенной линии судье Артуру Муру.

— Добрый день, Бейзил, — произнес голос Мура, прошедший по цифровым линиям связи.

— Привет, Артур. Получили фотографии?

— Только что принесли в кабинет. Похоже, обычная милая семья, — заметил директор ЦРУ. — Это снимки с вокзала?

— Да, Артур, в настоящий момент все семейство едет на поезде. В Будапеште они будут приблизительно через двадцать два — нет, через двадцать один час.

— Отлично. Бейзил, с вашей стороны все готово?

— Почти. Однако остается вопрос с этими несчастными из Бостона. Мужской труп у нас есть. На первый взгляд, он полностью удовлетворяет нашим требованиям.

— Хорошо, я попрошу, чтобы ФБР поторопилось, — заверил британского коллегу судья Мур.

Надо будет переслать фотографии в центр имени Гувера. «Придется разделить эту жуткую работенку с Эмилем,» — подумал директор ЦРУ.

— Очень хорошо, Артур. Буду держать вас в курсе.

— Отлично, Бейзил. До встречи.

— Всего хорошего. — Положив трубку телефона закрытой связи, Чарльстон посмотрел на своего заместителя. — Пусть наши люди подготовят тело к отправке в Будапешт.

— Какие сроки, сэр?

— Думаю, самое подходящее время — дня через три, — задумчиво произнес сэр Бейзил.

— Слушаюсь.

Кингшот вышел из кабинета.

Подумав немного, директор Службы внешней разведки решил, что пора предупредить американца. Он нажал кнопку селектора. Джеку Райану потребовалось ровно полторы минуты, чтобы откликнуться на вызов.

— Да, сэр? — сказал он, входя в кабинет.

— Ваш отлет в Будапешт состоится через три дня — возможно, через четыре, однако, скорее всего, все-таки через три.

— Откуда мне трогаться в путь?

— Утренний рейс «Бритиш эруэйз» вылетает из «Хитроу». Можете поехать в аэропорт отсюда, а можете взять такси прямо от вокзала Виктория. В полете вас будет сопровождать наш человек, а в Будапеште вас встретит Энди Хадсон — он наш резидент в Венгрии. Отличный парень. Прекрасно руководит работой маленького отделения.

— Хорошо, сэр, — ответил Райан, не зная, что еще, черт побери, сказать по поводу его первого в жизни оперативного задания. Затем настала пора спросить: — Сэр, а что именно должно будет произойти в Будапеште?

— Я пока что сам точно не знаю, но у Энди отличные отношения с местными контрабандистами. Полагаю, он организует нелегальный переход в Югославию, а уже оттуда вы вернетесь домой обычным авиарейсом.

«Великолепно, — подумал Райан. — Снова эти долбанные самолеты. Неужели нельзя было бы поехать поездом?» Однако бывшие морские пехотинцы не должны показывать страх.

— Хорошо. Думаю, у нас все получится.

— Вы сможете переговорить с нашим «кроликом» — неофициально, — предупредил Чарльстон. — А затем вам будет предоставлена возможность присутствовать при наших беседах с ним в Сомерсете. И, наконец, я надеюсь, вы станете одним из тех, кто будет сопровождать «кролика» в Штаты, скорее всего, на американском военно-транспортном самолете, который вылетит с базы Королевских ВВС в Бентуотерсе.

«Так, все лучше и лучше,» — подумал Джек. Ему необходимо как можно скорее преодолеть ненависть к полетам самолетами, и умом он понимал, что рано или поздно это обязательно произойдет. Просто пока что у него это никак не получалось. Что ж, по крайней мере, ему не придется летать на Си-эйч-46 с неисправным главным редуктором. Всему должны быть свои пределы.

— Сколько всего времени мне предстоит пробыть в отъезде? — спросил Райан, мысленно добавив: «И спать отдельно от жены?»

— Четыре дня, максимум — семь. Все зависит от того, как сложится ситуация в Будапеште, — сказал директор Службы внешней разведки. — Предсказать это сложно.


Никому из них еще не приходилось есть, двигаясь со скоростью сто километров в час. Восторгу маленькой Светланы не было пределов.

Обед в вагоне-ресторане оказался вполне сносным. Бифштекс для советского общепита был достаточно приличным; на гарнир Зайцевы заказали жареную картошку с зеленью, и, разумеется, на столике стоял графинчик с водкой одной из лучших марок, чтобы скрасить тяготы пути. Поезд мчался вслед за заходящим солнцем по сельскохозяйственным районам. Склонившись над столиком, Ирина порезала зайчику мясо, с умилением наблюдая за тем, как ее маленький ангелочек кушает. Светлана старалась вести себя за столом как большая девочка, каковой себя считала. Естественно, водку ей заменял стакан холодного молока.

— Ну, дорогая, ты наконец начала думать о нашем путешествии? — спросил жену Олег.

— Да, но в первую очередь меня беспокоят покупки.

Ну разумеется.

Олег Иванович испытывал необъяснимое спокойствие — впервые за последние несколько недель. Все, что он задумал, наконец начинает осуществляться. Он совершает предательство — ему никак не удавалось избавиться от этой черной мысли. Зайцев гадал, многие ли его сограждане — точнее, коллеги по работе в центральном управлении, — воспользовались бы таким шансом, если бы им представилась возможность? Трудно сказать. Олег Иванович жил в такой стране и работал в таком ведомстве, где все скрывали свои мысли. Несмотря на то, что у русских людей принято освящать близкую дружбу безграничной откровенностью, высказывая другу такие вещи, которые могут привести за решетку, — веруя в то, что настоящий друг никогда тебя не выдаст, — офицер КГБ не может позволить себе подобное. Комитет государственной безопасности зиждется на противоречивом балансе преданности и предательства. Преданности государству и его ценностям, и предательства всех тех, кто их оскверняет. Но поскольку сам Зайцев больше не верил в эти ценности, он ступил на путь измены, чтобы спасти свою душу.

И вот сейчас он идет полным ходом по дороге предательства. Если во Втором главном управлении узнают о его намерениях, там сойдут с ума при мысли о том, что ему позволили сесть на поезд. Он мог бы сойти на любой промежуточной станции — или просто спрыгнуть с поезда, когда тот замедлит ход, приближаясь к какой-нибудь назначенной точке, — и оказаться в объятиях западных друзей, которые готовы были бы ждать его где угодно. Нет, он в безопасности, по крайней мере, пока едет в поезде. Так что пока что можно успокоиться и ждать, что принесет грядущий день. Олег Иванович не переставал твердить себе, что он поступает правильно, и сознание этого порождало чувство личной безопасности, каким бы иллюзорным оно ни было. Если на свете есть бог, он обязательно защитит того, кто бежит прочь от сил зла.


Дома Райана снова ждали на ужин спагетти. Кэти мастерски готовила соус — рецепту научила ее мать, в жилах которой не было ни капли итальянской крови, — а муж его обожал, особенно со свежим итальянским хлебом, который Кэти обнаружила в одной маленькой пекарне в Чатэме. Поскольку завтра ей не предстояли операции, на ужин супруги пили вино. Настала пора предупредить жену.

— Дорогая, мне придется отъехать на несколько дней.

— Та встреча, связанная с НАТО?

— Боюсь, так, малыш. Где-то дня на три — четыре, возможно, чуть дольше.

— В чем хоть дело, ты можешь сказать?

— Нет, не имею права.

— Шпионское задание?

— Да.

В этом Джеку разрешили признаться.

— А кто такие шпионы? — спросила Салли.

— Ну, вот твой папа — шпион, — не задумываясь, брякнула Кэти.

— Как в «Волшебнике из страны Оз»? — продолжала допытываться Салли.

— Что? — недоуменно спросил отец.

— Трусливый Лев говорит, что он верит в привидения79, помнишь? — объяснила девочка.

— А, вот ты о чем.

Вот уже несколько месяцев этот фильм был у Салли любимым.

— Папочка, ну как же ты мог забыть?

— Нет, малышка, твой папа — не привидение, — заверил дочь Джек.

— Тогда почему мама называет тебя так?

«У нее есть все задатки для того, чтобы стать хорошим агентом ФБР,» — мелькнула мысль у Джека.

Ему на помощь пришла Кэти:

— Салли, мамочка просто пошутила.

— Понятно.

Салли снова сосредоточенно занялась «писигетти». Джек с укором взглянул на жену. Им нельзя говорить о его работе в присутствии дочери — категорически нельзя. Маленькие дети ведь не могут хранить секрет дольше пяти минут, разве не так? Поэтому Райан приучил себя никогда не говорить при детях то, что не хотел бы увидеть на следующий день на первой полосе «Вашингтон пост». Все соседи в Гриздейл-Клоуз знали только, что Джон Патрик Райан работает в американском посольстве и женат на красавице-хирурге. Им незачем было знать, что он является сотрудником Центрального разведывательного управления. Это лишь породило бы ненужное любопытство. И стало темой для бесконечных шуток.

— Дня на три — четыре? — спросила Кэти.

— По крайней мере, мне так сказали. Быть может, чуточку дольше, но, надеюсь, ненамного.

— Это очень важно? — спросила Салли.

Райан решил, что девочка унаследовала пытливую натуру от матери… а может быть, частично и от него самого.

— Достаточно важно для того, чтобы меня заставили лететь треклятым самолетом.

Эта фраза возымела желаемое действие. Кэти знала, как ее муж ненавидит путешествовать по воздуху.

— Возьмешь в полет леденцы с мятой. Хочешь, я достану и средство для сердечных больных?

— Нет, малыш, спасибо, на этот раз обойдусь и без него.

— Знаешь, если бы тебя укачивало, твою нелюбовь к самолетам было бы проще понять.

Кэти не стала добавлять, что в этом случае и исцелить недуг было бы проще.

— Малыш, ты же была рядом, когда мне вправляли позвоночник. У меня остались очень неприятные воспоминания о полетах по воздуху. Быть может, когда настанет пора возвращаться домой, мы поплывем морем, — с надеждой добавил Райан.

Но нет, так не получится. В жизни ничто никогда не складывается так, как хочется.

— Самолеты — это так здорово! — с жаром возразила Салли.

Определенно, этим она пошла в мать.


Путешествие неизбежно навевает усталость, поэтому Зайцевы были приятно удивлены, когда, вернувшись из вагона-ресторана, обнаружили, что койки в их купе застелены чистым бельем. Ирина переодела дочь в желтую пижаму с цветами на груди. Поцеловав родителей и пожелав им спокойной ночи, девочка забралась на верхнюю полку самостоятельно — она настояла на этом — и накрылась одеялом. Однако вместо того, чтобы заснуть, Светлана пододвинула подушку к окну и прижалась лицом к стеклу, глядя на проплывающий мимо ночной пейзаж. Темноту оживляли лишь редкие огоньки колхозных домов, но маленькая девочка была зачарована этим зрелищем.

Мать и отец оставили дверь в смежное купе приоткрытой на тот случай, если Светлане приснится страшный сон и ей потребуются ласковые объятия родителей. Перед тем как лечь спать, девочка заглянула под койку, проверяя, не прячется ли там большой черный медведь, и с удовлетворением убедилась, что никакого укромного места там нет. Олег и Ирина раскрыли книги, но вскоре задремали под убаюкивающий стук вагонных колес.


— Операция «Беатрикс» идет полным ходом, — сообщил адмиралу Гриру судья Мур. — «Кролик» и его семья едут на поезде и в настоящий момент, вероятно, пересекают Украину.

— Терпеть не могу ожидания, — заметил зам по РА-работе.

Ему было легче сделать подобное признание. Он никогда лично не занимался оперативной работой. Нет, его место было в кабинете, за письменным столом, где он разбирал важную информацию. Но в такие моменты, как сейчас, адмирал вспоминал простые радости вахты на мостике боевого корабля — в его случае, преимущественно подводных лодок, — когда, посмотрев на небо и волны, ощутив лицом дуновение ветра, можно было, лишь произнеся несколько слов, изменить курс и скорость корабля вместо того, чтобы ждать, что с тобой сделают океан и скрывающийся где-то вдалеке противник. Это была иллюзия умения распоряжаться собственной судьбой.

— Научиться терпению труднее всего, Джеймс, и чем выше человек поднимается, тем сложнее ему дается эта проклятая наука. Лично я в такие моменты словно снова сижу на скамье в зале суда и жду, когда адвокаты перейдут к делу, черт бы их побрал. Порой начинало казаться, что этого не произойдет никогда, особенно когда мне наперед было известно, что собираются сказать эти болваны, — признался Мур.

Ему приходилось заниматься и оперативной работой, однако и она тоже состоит из бесконечных ожиданий. Ни один человек не является полновластным хозяином своей судьбы — это откровение приходит только с годами. А ты лишь барахтаешься из одного места в другое, стараясь совершить как можно меньше ошибок.

— Вы уже говорили об этом с президентом?

Мур покачал головой.

— Незачем пробуждать у него напрасные надежды. А если президент решит, что этот русский обладает информацией, которой у него на самом деле нет — черт побери, зачем его разочаровывать? Достаточно уже и того, что выпадает на нашу долю, вы не согласны?

— Артур, информации никогда не бывает достаточно, и чем больше мы узнаём, тем больше понимаем, что еще нам хотелось бы знать, но пока что не знаем.

— Джеймс, мальчик мой, вы становитесь философом.

— Это пришло с сединой в волосах, Артур.

В этот момент в кабинет вошел Майк Босток.

— Еще через два-три дня операция «Беатрикс» войдет в учебники истории, — с улыбкой объявил он.

— Майк, черт побери, где ты научился верить в Санта-Клауса? — спросил директор ЦРУ.

— Судья Мур, сейчас дело обстоит так: у нас есть перебежчик, который как раз сейчас собирается покинуть страну. У нас есть отличная команда, которая должна помочь ему выбраться из России. Мы верим, что наши подчиненные выполнят задачу, которую им поручили.

— Но в операции задействованы не только наши подчиненные, — напомнил Грир.

— У сэра Бейзила отличное ведомство, адмирал. И вам это хорошо известно.

— Верно, — согласился Грир.

— Итак, Майк, ты собираешься сидеть сложа руки и ждать, что окажется под рождественской елкой? — спросил Мур.

— Я отправил Санта-Клаусу письмо, в котором перечислил, что хочу получить в подарок, и старик всегда присылает то, что у него просят. Это всем известно. — Босток сиял от восторженного предвкушения. — Что будем делать с «кроликом», когда его доставят в Штаты?

— Полагаю, надо будет отправить его на ферму в Винчестере, — задумчиво произнес Мур. — Пусть отдохнет немного, придет в себя, снимет внутреннее напряжение. Надо будет дать ему покататься по округе — но только чтобы вечером обязательно возвращался домой.

— А какую «кролику» назначим стипендию? — поинтересовался Грир.

— Это будет зависеть, — ответил Мур. Директор лично распоряжался «черной кассой» Управления. — Если его сведения действительно окажутся такими важными… о, полагаю, вплоть до миллиона. А потом подобрать для него хорошую работу — после того, как мы выдоим из него все.

— Интересно, а какую именно? — вставил Босток.

— О, предоставим выбирать ему самому.

Предстоящий процесс станет одновременно простым и сложным.

Перебравшись в Штаты, вся семья должна будет выучить английский. Обзавестись новыми документами. Для начала им придется сменить имена; скорее всего, их превратят в норвежских иммигрантов, чтобы объяснить неизбежный акцент. ЦРУ обладало правом ежегодно предоставлять через Службу иммиграции и натурализации американское гражданство ста человекам (и эта квота никогда не выбиралась полностью). Управление социального обеспечения штата Вирджиния обеспечит «кроликов» карточками социального страхования и водительскими правами — вероятно, сначала им придется пройти курсы вождения, возможно, обоим, и уж точно жене. ЦРУ имело очень теплые отношения с руководством штата. В Ричмонде никогда не задавали лишних вопросов.

Затем последует психологическая помощь людям, которые расстались с привычным образом жизни и теперь вынуждены пускать корни в новой, незнакомой стране. Специально для этой цели Управление приглашало профессора кафедры психологии Колумбийского университета. Освоиться на новом месте помогут также другие перебежчики, уже давно живущие в Соединенных Штатах. Иммигрантам всегда приходится очень трудно. Для советских людей Америка сравнима с магазином игрушек, каким его воспринимает ребенок, до этого даже не представлявший о существовании подобных магазинов, — волна новых впечатлений захлестывает с головой, точек соприкосновения с прошлым практически нет, и кажется, что просто попал на другую планету. ЦРУ стремилось обустроить жизнь перебежчиков максимально удобно. Во-первых, необходимо будет получить информацию; и, во-вторых, сделать так, чтобы у них не возникло желания вернуться в Россию: это будет означать неминуемую смерть, по крайней мере, для супруга. Однако, в прошлом такие случаи бывали — настолько сильна тоска по родине в каждом человеке.

— Если наш «кролик» предпочитает холодный климат, можно будет поселить его в Миннеаполисе и Сент-Поле, — предложил Грир. — Однако, джентльмены, мне кажется, мы зашли слишком далеко вперед.

— Джеймс, вы всегда трезвым словом заставляете нас спуститься с небес на землю, — с улыбкой заметил директор ЦРУ.

— Кто-то же должен делать это. Осень еще не наступила, господа. Только тогда можно будет считать цыплят.

«А что если этот русский ни черта не знает? — подумал судья Мур. — Что если он просто хочет удрать из Красной страны?»

«Провались пропадом наша работа!» — закончил свои мысли директор ЦРУ.

— Ладно, Бейзил будет держать нас в курсе событий, и, кроме того, за нашими интересами будет присматривать ваш золотой мальчик Райан.

— Ну, это самое главное, судья Мур, — покачал головой Босток.

— Полагаю, сэр Бейзил подавился пивом, хохоча по этому поводу.

— Райан — отличный парень, Майк. Не надо его недооценивать, — заметил Грир, защищая своего протеже. — Те, кто совершил эту ошибку, сейчас находятся в исправительной тюрьме штата Мериленд в ожидании апелляционного процесса.

— Да, конечно, Райан когда-то служил в морской пехоте, — пошел на уступку Босток. — Что мне сказать Бобу, когда он будет звонить?

— Ничего, — тотчас же ответил директор ЦРУ. — До тех пор, пока мы не узнаем, какие именно наши закрытые линии связи скомпрометированы, надо соблюдать предельную осторожность во время всех телефонных переговоров. Это понятно?

Босток послушно кивнул, словно первоклассник, выслушавший наставление учителя.

— Да, сэр.

— Наши техники по моему распоряжению проверили все наши телефонные линии. Они говорят, что все в порядке. Чип Беннет у себя в Форт-Миде по-прежнему рвет волосы на голове и бегает кругами.

Мур не стал добавлять, что непроверенное заявление «кролика» явилось для Вашингтона самым жутким откровением со времен Перл-Харбора. Но, может быть, можно будет обратить все это против Ивана. В Лэнгли, как и повсюду, ростки надежды неистребимы. Маловероятно, что русским известно нечто такое, что не знают в научно-техническом отделе ЦРУ, однако нужно заплатить за то, чтобы заглянуть в карты.


Райан молча собирал вещи. У Кэти это получается гораздо лучше, но сейчас он и сам не знал, что ему понадобится. Что должен взять с собой шпион? Деловой костюм? Старую военную форму? (У Райана до сих пор сохранился парадный мундир морской пехоты с одинокой полоской в петлицах.) Черные лакированные штиблеты? Матерчатые туфли, чтобы подкрадываться бесшумно? Да, это будет именно то, что нужно. В конце концов, Райан остановился на обычном костюме и двух парах полуботинок, строгих официальных и попроще. И все это должно уместиться в одном чемодане — в данном случае, матерчатом от «Л.Л.Бинз», рассчитанном на два костюма, легком, удобном и не привлекающем внимания. Документы Райан оставил в ящике стола. Сэр Бейзил снабдит его новеньким английским паспортом — дипломатическим, обладатель которого может смело посылать всех далеко-далеко. Вероятно, документы будут на другую фамилию. «Проклятие, — подумал Джек, — придется запоминать новую фамилию и учиться откликаться на нее.» Он привык иметь только одну.

В работе в «Меррил Линч» была, по крайней мере, одна хорошая сторона: Райан всегда твердо знал, кто он такой. «Ну да, — понеслись дальше мысли Джека, — и всему миру было известно, что ты — мальчик на побегушках у Джо Маллера. Нет, ни за что на свете!» Любой самоуверенный осел может делать деньги на бирже, примером чему является его тесть.

— Закончил? — спросила подошедшая Кэти.

— Почти, малыш, — ответил Джек.

— Там, куда ты едешь, будет опасно, правда?

— Не думаю, малыш.

Однако Джек не умел лгать, и прозвучавшее в его голосе сомнение явилось достаточно красноречивым.

— Куда ты едешь?

— Я же тебе говорил, в Западную Германию. Разве ты забыла?

«Вот так, она снова подловила меня.»

— По делам НАТО?

— По крайней мере, так мне сказали.

— Джек, а чем ты занимаешься в Лондоне? Сенчури-Хауз — это же связано с разведкой, и…

— Кэти, я уже говорил тебе, я — аналитик. Я изучаю информацию, поступившую из различных источников, пытаюсь понять, что она означает, и составляю заключения, которые читают другие люди. По большому счету, это мало отличается от того, чем я занимался в «Меррил Линч». Моя работа состоит в том, чтобы смотреть на буквы и цифры и понимать, что стоит за ними в действительности. Начальство считает, что это получается у меня хорошо.

— Но ничего связанного с оружием?

Полувопрос, полуутверждение. Джек предположил, что это является следствием работы Кэти в отделении скорой помощи клиники Джонса Гопкинса. Все врачи не любят огнестрельное оружие — за исключением тех, кто осенью охотится на птиц. Кэти очень не нравилось охотничье ружье «Ремингтон», убранное незаряженным в шкаф, а девятимиллиметровый «Браунинг» с полной обоймой, спрятанный там же, ей нравился еще меньше.

— Дорогая, нет, никакого оружия, абсолютно никакого. Я не из тех шпионов.

— Ну хорошо, — уступила Кэти.

Она не могла до конца поверить мужу, но в то же время понимала, что он не имеет права обсуждать с ней свою работу, также как и она не имеет права обсуждать с ним своих пациентов. Этим и объяснялось ее расстройство.

— Ну ты хоть постарайся вернуться пораньше, хорошо? — добавила Кэти.

— Малыш, ты же знаешь, что я терпеть не могу разлучаться с тобой. Я даже не могу нормально выспаться, если ты не лежишь рядом.

— Ну так возьми меня с собой.

— Зачем? Чтобы ты походила по германским магазинам? И купила дирндельклайд80 для Салли?

— Ну, ей же нравятся мультфильмы про девочку Хайди из Альп, — робко предложила Кэти.

— Я тебя прекрасно понимаю, малыш. Я бы рад был бы взять тебя с собой, но не могу.

— Проклятие! — выругалась леди Райан.

— Малыш, мы живем в несовершенном мире.

Кэти больше всего на свете не любила выслушивать от мужа именно этот афоризм, поэтому ее ответ представлял собой нечленораздельное бурчание. Впрочем, никакого другого она предложить и не могла.

Через несколько минут Джек, лежа в кровати, размышлял по поводу того, что же именно, черт побери, ему предстоит делать. Умом он понимал, что его ждет работа, рутинная во всех отношениях — кроме местонахождения. Но старина Эйб Линкольн тоже получил удовольствие от спектакля в театре Форда — если бы не одна мелочь81. Ему придется находиться в чужой стране — нет, во враждебной чужой стране. Он уже живет в другой стране, и как бы радушно ни принимали его англичане, ничто не сравнится с родным домом. Однако англичане для него друзья. А венгры друзьями не будут. Возможно, стрелять в него никто не станет, но и ключи от города на подушке ему точно не преподнесут. А если выяснится, что он приехал в Венгрию по подложному паспорту? Что говорится в Венской конвенции по этому поводу? Но не может же он поджать хвост и отказаться, ведь так? Он же бывший морской пехотинец.

Считается, что он не знает страха. Ну да, конечно. Единственным хорошим в том, что произошло несколько месяцев назад в его собственном доме, было то, что он как раз успел наведаться в туалет до того, как плохие ребята испортили вечеринку, поэтому просто физически не мог наделать в штаны от страха, когда ему к виску приставили пистолет. Да, тогда он сделал то, что надо было сделать, однако героем после этого себя совсем не чувствовал. Ему удалось выжить, удалось прикончить того типа с «Узи», но радость он испытывал только по поводу того, что не прикончил ублюдка Шона Миллера. Нет, пусть этим займется штат Мериленд, на полную катушку, если только, конечно, снова не вмешается Верховный суд, однако это было маловероятно, учитывая то, сколько в тот вечер погибло агентов спецслужб. Суды крайне редко закрывают глаза на мертвых сотрудников правоохранительных органов.

Но что ждет его в Венгрии? Он будет простым наблюдателем, полуофициальным представителем ЦРУ, присутствующим при переправке из страны какого-то русского болвана, которому захотелось удрать из Москвы. «Проклятие, ну почему такое всегда происходит именно со мной?» — в сердцах подумал Джек. Он чувствовал себя так, словно играл в дьявольскую лотерею, и ему постоянно выпадал выигрышный номер. Когда-нибудь этому придет конец? Ему платят за то, чтобы он смотрел в будущее и делал предсказания, но в глубине души Райан считал, что у него ни черта не получается. Ему нужно было услышать от других, что происходит сейчас, чтобы сравнить это с тем, о чем достоверно известно, что это уже произошло, и после чего просуммировать все это и получить безумный прогноз относительно того, что может произойти в будущем. Ну да, конечно же, в торговле у него это получалось неплохо, однако из-за нескольких акций никого никогда не убивали. А сейчас, возможно, под ударом окажется его собственная задница. Замечательно. Просто замечательно, твою мать. Райан уставился на потолок. Почему потолки всегда красят в белый цвет? Не был бы для сна лучше черный? Даже в темной комнате всегда виден белый потолок. Какой в этом смысл?

Почему к нему не приходит сон? Почему он задает себе нескончаемый поток глупых вопросов, на которые нет ответов? Как бы ни сложились дела в Будапеште, лично с ним все практически наверняка будет хорошо. Бейзил не допустит, чтобы с ним что-то случилось. Это было бы крайне отрицательно воспринято в Лэнгли, что англичане не могут позволить себе допустить. Слишком неприятные последствия. Судья Мур ничего не забудет; и на ближайшие лет десять на отношения между двумя разведывательными ведомствами ляжет тень. Нет, СВР не даст его в обиду.

С другой стороны, возможно, они не будут единственными игроками, и, как и в бейсболе, обе команды нацелены на победу, поэтому нужен точный расчет, чтобы послать мяч со скоростью девяносто пять миль в час до самых далеких дешевых трибун.

«Но ты же не можешь поднять руки и сдаться, Джек!» — сказал себе Райан. Другим, чьим мнением он дорожит, будет за него стыдно, — и, что гораздо хуже, он сам устыдится своей трусости. Итак, нравится ему или нет, он должен надеть форму и выйти на поле, надеясь, что не выронит проклятый мяч.

Конечно, можно просто вернуться в «Меррил Линч», — но нет, лучше пойти грудью на штыки. Райан с удивлением поймал себя на том, что он действительно предпочел бы смерть. Значит, он все-таки храбрый? Или просто упрямый? «Тот еще вопрос,» — подумал он. А ответ на это может дать только кто-то другой, тот, кому видна лишь одна часть уравнения. Сторонний наблюдатель может видеть только то, что происходит, но никак не стоящие за этим мысли. И этого недостаточно для того, чтобы выносить суждение, как бы ни заверяли в обратном журналисты и историки, утверждающие, что способны читать чужие мысли на расстоянии многих миль и лет. Ну да, конечно.

В любом случае, вещи собраны, и, если повезет, самым неприятным испытанием за всю командировку станет полет на самолете. Хоть он и ненавидит это, тут, по крайней мере, все достаточно предсказуемо… если только не отвалится крыло.


— Это еще что за хренотень? — спросил агент ФБР Джон Тайлер, не обращаясь ни к кому конкретно.

Телекс, который он держал в руках, содержал приказ, но не причины, стоящие за ним.

Тела были доставлены городскому коронеру с распоряжением не предпринимать с ними никаких действий. Подумав, Тайлер позвонил заместителю окружного прокурора, с которым обычно имел дело.

— Что ты хочешь? — недоверчиво переспросил Питер Мейфейр.

Три года назад он окончил юридический факультет Гарвардского университета третьим в выпуске и стремительно поднимался по служебной лестнице в прокуратуре, чем заслужил прозвище «Мах».

— Ты не ослышался.

— Зачем все это нужно?

— Понятия не имею. Мне известно только то, что распоряжение отдал лично директор Бюро. Все смахивает на то, что заказ поступил с противоположного берега реки, но в телексе ни хрена не разъясняется. Что будем делать?

— Где тела?

— Полагаю, у коронера. Мать и дочь. При них записка с просьбой не трогать. Так что, полагаю, их убрали в морозилку.

— А ты что, хочешь их сырыми?

— Наверное, все-таки замороженными, но да, нетронутыми, — сказал помощник специального агента, мысленно добавив: «Ну Мах и выражается, черт бы его побрал!»

— Родственники у них есть?

— Пока что мне неизвестно, чтобы полиция кого-либо разыскала.

— Ну хорошо, будем надеяться, что и не разыщет. А раз родственников нет, мы объявим погибших нуждающимися бедняками и дадим коронеру разрешение передать их в федеральную опеку, понимаешь, как бездомного пьянчужку, подобранного мертвым на улице. Таких кладут в самый дешевый гроб и хоронят на кладбище Поттерс-Филд. Куда ты собираешься их везти?

— Мах, я сам не знаю. Думаю, надо будет послать сообщение в центр Гувера и дождаться ответа Эмила.

— Как быстро это надо будет сделать? — спросил Мейфейр

— Это нужно было сделать еще на прошлой неделе, Мах.

— Ну хорошо, если хочешь, я прямо сейчас отправлюсь к коронеру.

— Жди меня там, Мах. Спасибо.

— За тобой пиво и ужин в ресторане, — предупредил помощник окружного прокурора.

— Договорились.

За такую услугу можно будет и заплатить.

Загрузка...