Красный рассвет

Глава 15

— Пятого сентября две тысячи двадцать второго года в паспортном столе Андижанского района Республики Узбекистан, взамен утерянного получил паспорт гражданина Узбекистана Максим Станиславович Царев, две тысяча первого года рождения, национальность русский.

Дмитрий Михайлович Родионов поднял на меня взгляд от докладной бумаги. Там у него целая стопка листов — неплохо так на меня накопали за краткие сроки.

В кабинете мы сейчас находились не одни. Я сидел на гостевом месте, прямо напротив Родионова. Он, судя по виду, чувствовал себя не очень хорошо. Неудивительно — его все же подстрелили вчера утром, а он уже на рабочем месте. Бледный, у висков с проседью видны капельки пота. Но держится, только высокий лоб периодически хмурит.

По сторонам от стола устроились еще двое. Неподалеку секретарь Родионова — «Поскребышев» Александр Николаевич, не помню я его фамилию. На лице его уже лиловый синяк, один глаз почти полностью заплыл. Я тоже весь забинтованный. Один только Семенович — с другой стороны стола справа от меня, свеж, бодр и невредим.

В общем, компания была невелика, но зело респектабельна.

Родионов между тем, поняв что ничего в моем ясном взоре не увидит и ничего я пока говорить не собираюсь, снова опустил взгляд к докладу на нескольких листах. Или на нескольких десятках листов, стопка действительно приличная.

— Уже седьмого сентября в паспортный стол Ломоносовского района Ленинградской области от имени Максима Царева было подано заявление о приеме в гражданство Российской Федерации по программе репатриации русских. Заявление было удовлетворено в установленные сроки, и двадцать третьего сентября две тысяча двадцать второго года Максим Царев был принят в российское гражданство, после чего практически сразу ушел по призыву на военную службу, получив распределение в Арктическую бригаду постоянной готовности Береговых войск Военно-морского флота Советского Союза.

Пауза. Я опять комментировать не стал, пока все верно.

— При этом… — Родионов снова поднял взгляд от докладной записки. — Никаких следов существования Максима Царева в республиках Средней Азии найти не удалось. Вообще. Более того, до осени две тысяча двадцать второго года не удалось найти следов Максима Царева вообще нигде в Советском Союзе. За исключением факта того, что Максим Царев был опосредственно причастен к незаконному сбыту изделий из драгоценных металлов, после чего попал под наблюдение соответствующих служб.

На стол легла фотография большеносого и лохматого парня, сделанная явно без его ведома и скорее всего из окна машины. Ну здравствуй, Доктор Ливси — глянул я на фото.

— Лев Эйхман, уличенный в незаконной продаже золота и драгоценных камней на сумму в пятьдесят четыре тысячи рублей. В ходе оперативной разработки на допросе признался, что ценности получил от Максима Царева не только на перепродажу, но кроме того частично в качестве оплаты посреднических услуг за легализацию новой личности в Узбекистане. Так?

Отпираться смысла не было, поэтому я просто кивнул. Да, я конечно предполагал, что продавать золото через улыбчивого «да все будет как доктор прописал» Леву — не очень хорошая идея, но других на тот момент у меня не было. Из-за широты улыбки (располагающей, а не такой как у Мэйсона-младшего), и из-за постоянной присказки «как доктор прописал», Леву Доктором Ливси кстати и называли.

Возможно, меня еще тогда сразу взяли под наблюдение и дальше вели в разработке, как возможного шпиона, а не сейчас все это выплыло. И даже скорее всего так. Родионов между тем продолжал:

— За время прохождения службы Максим Царев показал себя с лучшей стороны, получив направление на лейтенантские курсы офицерской школы Береговых войск Северного флота. Но на курсы не пошел: после прохождения КМБ февраль и март сего года Максим Царев провел в Мурманской области, Москве и Петрограде в ознакомительных поездках, посещая значимые достопримечательности. В порочащих связях замечен не был. Двадцать пятого марта отправился в Республику Флориду, в заявленную как туристическую поездку с билетом, купленным в один конец. В этот же день в салоне автоцентра на улице Седова города Санкт-Петербурга за наличный расчет приобрел подержанный автомобиль форд Кугуар, на котором, как сообщил специалисту по продажам, а также подвозившему его из аэропорта таксисту, собрался совершить ознакомительную поездку с Востока на Запад через Североамериканский континент. Двадцать седьмого марта на купленном автомобиле пересек границу Советского Союза и КША, и в этот же день прибыл в город Галфпорт штата Миссисипи, где снял апартаменты на Третьей улице, оплатив гостиничный номер на две недели вперед. В яхт-клубе Галфпорта взял напрокат парусный швертбот и отправился в открытое море. Тебя там искали, кстати, — вдруг сбился с дежурного тона Родионов, поднимая взгляд.

— Кто? — удивился и не очень понял я.

— Альберт Черный, если опустить имена непосредственных исполнителей поиска.

— Альберт Черный это… кличка что ли такая?

Родионов даже поморщился, а мне немного стыдно стало. Совсем немного.

— Альберт Черный — это старший сын от первого брака Татьяны Черной, нынешней жены Генриха Станкевича. Сводный брат Алисы Станкевич.

Ясно, мой лохматый друг.

Татьяна Черная, Генрих Станкевич — наверное, если бы я был до конца местным, я бы знал кто это. Но сейчас — пустота. И понимание, что совсем не совпадением была наша удивительная встреча в море. Мне конечно стало интересно, что же это за семейка Черных-Станкевичей, но на далеком заднем плане — сейчас все же совсем иные вопросы в приоритете. Тем более что Родионов вернулся к хронологии событий.

— Во время надвигающейся волны цунами ты по случаю спас… спас ведь, да?

— Да.

— По случаю спас Алису Станкевич, дочь Генриха Станкевича, второго секретаря московского обкома.

Второй секретарь московского обкома? Вроде и внушает, а вроде и как-то кисловато, не звучит совсем — если учитывать пробивную уверенность невоспитанной красотки Алисы.

— Об этом расскажи поподробнее, пожалуйста, — вдруг впервые заговорил Семенович, который до этого момента молча слушал Родионова.

— О чем об этом?

— О Черном, и о Станкевич. Почему он тебя искал, и как ты ее спас.

Родионов при этом промолчал. Хм, от него аурой власти и харизмы на несколько метров прет, но спокойно воспринял что усатый дядь так в разговор влезает. Значит, Семенович здесь не просто как рядовой исполнитель, а похоже как доверенный член команды.

— Утром двадцать пятого марта наш рейс из Петрограда приземлился в Санкт-Петербурге. На выходе у меня произошел небольшой конфликт с товарищем, который еще при посадке в Петрограде представился как мажор из МГИМО. Позже, со слов гражданки Станкевич, я узнал что это ее сводный брат Альберт. В следующий раз мы встретились через два дня, в условно-открытом море перед самой волной цунами.

— Условно открытом?

— Рядом барьерный остров был, и берег в дымке видно.

— Ясно, продолжай.

— Товарищ мажор Альберт с другим товарищем, а также двумя девушками и гражданкой Станкевич проходил мимо на яхте, заметил меня. Захотел, пользуясь преимуществом нахождения на быстроходной моторной яхте надо мной поглумиться, изображая попытки взять на таран, но вскоре пришла волна. Увидев надвигающееся цунами, товарищ мажор дал полный ход в сторону берега, в результате чего гражданка Станкевич выпала за борт яхты. Возвращаться за ней никто не стал, ну а я ее подобрал, так получилось.

— Ах вот оно что, — задумчиво протянул Родионов, глядя на Семеновича. — Вот почему Генрих такой напряженный и загадочный, у них получается разлад в семье намечается.

После этих слов усатый дядь кивнул, Родионов хмыкнул, а «Поскребышев» сделал пометку в блокноте, я услышал как ручка по бумаге зачирикала.

— Ладно, revenons a nos moutons, или вернемся к нашим баранам, — между тем посмотрел на меня Родионов. — У Сергея Венедиктыча скоро будет готово представление на тебя к государственной награде за действия при обороне торгового представительства.

— У кого простите?

— Ничего хорошего, — подсказал мне Семенович. — Сергей Венедиктович Петров.

— А, понял.

— Сергей Венедиктыч тебе орден организует, мы же тебя по своей линии к «Отваге» представим. За утро, за какое ты сам понимаешь. Не орден, но «Отвагу» шаркунам за блеск ботинок никогда не…

— Я понимаю.

— Кроме того, я совсем недавно разговаривал с Дэвидом Мэйсоном. Старшим. Прямо не упоминал, но думаю, что камрады конфедераты тебе тоже что-то торжественно вручат в знак благодарности за спасенного окружного прокурора. Когда свою вспученную грязь приберут у порога, конечно.

Я только пожал плечами молча.

— Скоро все это будет, если ты конечно сможешь внятно объяснить, откуда вообще взялся и что конкретно тебе нужно. Причем объяснить так, чтобы мы поверили.

— Я уже сказал, что мне нужно чтобы вы меня выслушали.

— Именно поэтому мы сейчас разговариваем с тобой здесь в относительно комфортных условиях, а не в другом месте. Я, если что, сюда из больницы приехал, даже с доктором пришлось немного поругаться, — усмехнулся Родионов. Глаза, его, впрочем, никакого веселья не отражали.

— Произошедшее цунами — это искусственное созданное стихийное бедствие, и это только начало. Возможно, будет хуже. Я могу подсказать, как с этим бороться.

— И как же?

— Для этого нужно начать рассказ с самого начала.

— Начинай.

— Вы Карельский перешеек знаете? — посмотрел я на Семеновича, после на Родионова. На секретаря его неудобно смотреть, он слева и чуть позади сидит, так что к нему не оборачивался.

— Да.

— Хорошо ориентируетесь? — посмотрел я на ответившего Семеновича.

— У меня дача там, у Комсомольского озера, — во взгляде немой вопрос. — Какое это имеет отношение к делу?

— Комсомольское это за Лосево?

— Да.

— Ясно. Нижние Осельки знаете?

— Мимо проезжаю иногда.

— Нужно туда съездить. Сейчас.

— Зачем?

— Забрать несколько артефактов, которые в моем объяснении будут весомыми аргументами. Иначе наш разговор просто не получится.

— Я отправлю сейчас людей, ты пока рассказывай.

— Это должны быть такие люди, кому вы доверяете как себе.

Семенович посмотрел на Родионова, который сохранял молчание и бесстрастный вид. Я же заговорил, объясняя.

— Если с севера проехать Нижние Осельки в сторону города, с левой стороны стоят километровые столбики. Нужен двадцать первый километр. В сторону города смотрим, еще раз. Напротив этого столба нужно свернуть в лес направо…

— Подожди, — поднял руку Родионов. — Давай сначала объясни почему содержимое этого тайника так важно, что без него не начать.

— Внутри несколько технологических девайсов, можно назвать их секретными. Только после того как вы ознакомитесь с содержимым рюкзака, только после этого, в этом и заключается моя просьба, я хочу, чтобы вы меня выслушали и попробовали критически осмыслить информацию, которую я вам доведу.

Видя уже удивленный взгляд Родионова, который не скрывал эмоций, я поднял руки с открытыми ладонями.

— Понимаю, как это звучит, но давайте вопросы и комментарии вы будете формулировать тогда, когда содержимое тайника будет доставлено сюда. Именно об этом я и просил вас позавчера днем в качестве, так скажем, оплаты за оказанную помощь. Также, есть еще одна просьба: нужен технический специалист, которому вы можете доверять, и который может выдать вердикт, или даже характеристику тем устройствам, которые привезут.

Родионов задумался, потом повернулся к Семеновичу.

— Есть кого отправить? Так, чтобы как себе.

— Есть, но быстро не будет.

— Тогда сами сгоняете?

— Без проблем.

Усатый дядь сразу поднялся, я двинулся следом — прихрамывая чуть-чуть. Из Дома Советов выезжали в молчании. Семеныч вопросов не задавал, я тоже молчал и с интересом глядел по сторонам, оглядывая улицы такого знакомого, и в то же время незнакомого города.

Строго. Сдержанно. Холодно-красиво — смотрел я на проносящиеся мимо дома, расчерченные яркими, но вписывающимися в нормы городского оформления вывески. Впрочем, рассмотреть особо не получалось — летели мы по выделенной полосе, периодически игнорируя светофоры.

Машин в городе было не так много — въезд в центр города платный или по пропускам, пробок почти нет. Так что поехали не по кольцевой, а почти по прямой — через Московский, потом по Лиговскому на Невский, дальше по Литейному на Большой Сампсониевский переходящий в проспект Энгельса.

Здесь я смотрел по сторонам уже внимательней — стоило только покинуть старые районы, как облик города разительно поменялся. По генплану в Петрограде было запрещено строить дома выше пяти-восьми этажей, в зависимости от района. И здесь не было масштабных человейников, так что город я уже не узнавал.

Тем более не узнавал на такой скорости — мелькали пейзажи росчерками. Тридцати минут не прошло, как мы уже перескочили развязку у кольцевой автодороги и помчали по Новоприозерскому шоссе.

В самолете я летаю совершенно спокойно, а вот сейчас нервничал — на такой скорости вполне можно сразу в небо уехать, без шуток. Так что сидел, терпел — задремать не получалось. До Новых Осельков доехали быстро и здесь я похромал в лес, где с помощью Семеныча раскопал тайник с иномировыми артефактами. Земля сверху мокрая и грязная, но ниже еще промерзшая — копать пришлось с усердием.

Саперных лопаток в машину перед выездом бросили сразу две, так что вскоре выкопали холщовый мешок, в котором было несколько плотных полиэтиленовых пакетов. Открыл, заглянул — вроде все целое, никем не погрызенное. Семеныч явно горел интересом, но молчал, ничего не спрашивал.

Вышли из мокрого серо-коричневого голого леса, погрузились в машину, поехали обратно. В этот раз не через город — время около шести вечера, улицы понемногу заполняются. Так что обратно возвращались по кольцевой автодороге, объехав, вернее низко облетев город по широкой дуге и снова заехав к Дому Советов на Московской с юга, с развязки у Пулковского шоссе.

Родионов так и сидел в кабинете, работая с бумагами. Помощника — «Поскребышева» Александра Николаевича не было, но он зашел быстрым шагом следом за нами почти сразу. Видимо было у секретарши указание позвать как мы вернемся.

В кабинете, кроме Родионова, в кресле в углу я увидел сонного и клевавшего носом мужчину лет около пятидесяти, в сером костюме и с профессорской лысиной. Мужчина откровенно дремал в глубоком кресле, держа при этом на коленях кожаный портфель.

Видимо, запрошенный мною технический специалист. Когда мы зашли, незнакомец открыл глаза и посмотрел на нас сквозь дрему и без особого интереса.

— Андрей Геннадиевич, доктор технических наук, руководитель Специального конструкторского бюро аналитического приборостроения, прошу любить и жаловать, — представил нам незнакомца Родионов. — Думаю, в качестве запрошенных параметров подойдет. В том числе и насчет упомянутого тобой уровня доверия.

Я только кивнул и занял свое прежнее место, с которого встал чуть больше полутора часов назад. Андрей Геннадиевич тоже поднялся, подошел ближе и тоже молча нам кивнул, приветствуя сразу всех. Вид у него усталый, утомленный. Странно, вроде среда еще только, середина недели всего лишь.

— Андрея Геннадиевича ждут дома на семейный ужин супруга и тесть с тещей, поэтому Максим, давай без долгих предисловий сразу к делу, — произнес Родионов.

Вот почему у профессора вид такой, ясно-понятно. Не усталый, а заранее утомленный, я бы так с новым знанием охарактеризовал этот состояние.

— Как скажете, — кивнул я. — Андрей Геннадиевич? — обернулся я к доктору технических наук.

Раз такое дело — семейный ужин с тестем и тещей, нужно сразу с козырей заходить.

— Да-да, я готов воспринимать информацию.

Сдержав зевок, профессор крепко зажмурился на секунду, после открыл глаза. Ни следа утомления и усталости, все, в рабочий режим вошел. Но смотрит так, с некоторым… покровительственным пренебрежением. Явно не понимает, чем я его сейчас могу удивить.

Увидев такое преображение, я уже смело открыл привезенный мешок и начал один за другим выкладывать артефакты другого мира — свои личные вещи. На столе появились запечатанная коробка с двенадцатым айфоном, мой личный китайский смартфон, электронная книга; отдельно легла стопка документов: водительские права, паспорт, удостоверения — все мои документы из другого мира. Сюда же положил стопку разных купюр — немного долларов, чуть больше евро, рубли. Да, вот такой вот я запасливый: «Всегда держите при себе запас налички, маленькую фляжку хорошего алкоголя и свое сраное мнение», — как учил меня еще во время службы в армии России другого мира сержант Петренко.

Закончив и молча рассортировав под перекрестьем внимательных взглядов иномировые вещи, я взял смартфон. Включил. Дождался, пока загрузится, разблокировал экран введя графический ключ. Потом заблокировал экран, и снова разблокировал.

— Отпечатком пальца, — вслух прокомментировал я.

Андрей Геннадиевич только кивнул. Он сохранял молчание, но смотрел уже заинтересованно, цепко. Все покровительственное нетерпение из его облика ушло, семейный ужин похоже оказался напрочь забыт.

Я поднялся, подошел к окну, сделал несколько фотографий. Продемонстрировал Андрею Геннадиевичу увеличение, потом включил запись видео в замедленном режиме, уронил на журнальном столике под камеру пустую кружку. Запустил воспроизведение, показывая, как медленно-медленно падает и катится кружка по столу.

Вообще, эта опция — запись в замедленном режиме, по-моему прекрасно подходит только для того, чтобы снимать как легонько хлопаешь по ягодице своей загорающей подруге, а потом наслаждаешься этим зрелищем в замедленном воспроизведении. Такие видео в памяти телефона у меня были, только вот показывать доктору технических наук я их сейчас конечно же не стал.

Но галерею все же открыл, нашел видео где я взлетаю с трамплина на сноуборде, в меню выделил из видео несколько покадровых картинок, показывая фотографический результат — вплоть до летящего на объектив снега. Потом отрыл несколько приложений, показал пару мобильных игр, акцентируя внимание на меню, на исполнение продуктов, а не на процессе игры.

Андрей Геннадиевич по-прежнему внимательно и цепко наблюдал за моими действиями, не задавая вопросов. Он начинал мне определенно нравится — явно ждет, когда я начну объяснять сам, на лишние слова не разменивается.

Родионов, Семенович и «Поскребышев» (надо наконец его фамилию спросить, стыдно даже становится что не знаю) также наблюдали за происходящим с явным интересом. Но поглощенный ознакомлением с возможностями китайского смартфона Андрей Геннадиевич даже не замечая несколько раз оттеснил их то по отдельности, то всех сразу. Поэтому остальная троица, сейчас уже примерно понимая что может смартфон, рассматривали выложенные мною на стол деньги и документы.

Я же отложил свой телефон в сторону и все также молча вскрыл коробку с айфоном. Вскрывал медленно, показывая, что избавляюсь от заводской упаковки. Продемонстрировал содержимое. И в процессе сам немного удивился.

Айфон был «трофейным», в прошлом мире он мне не принадлежал, по случаю незапечатанным достался. Яблочной продукцией я раньше не пользовался и изучая (вместе с Андреем Геннадиевичем) содержимое упаковки удивлялся. Только профессор удивлялся в общем, а я удивлялся тому, что зарядки нет — это как так, интересно? Скрепка, документы, кабель. И все.

Телефон я включил, начал настройку. И почти сразу закончил — без доступа к интернету айфон не активировать. Полагаю, впрочем, что в этом мире и с доступом к интернету я его не активирую. Но, как мне кажется, показал я уже достаточно — выключенный айфон отправился обратно в коробку.

Все, пора начинать.

— Андрей Геннадиевич, мне от вас нужен ответ на вопрос: возможно ли силами советской или иной высокотехнологической промышленности производство подобных девайсов.

— Девайсов?

— Технических устройств.

— Теоретически — да. Ничего принципиально нового и невозможного я здесь не вижу. Но вот форма исполнения…. Теоретически без сомнений возможно, но практически… разрешите, молодой человек? — протянул он руку к моему китайскому смартфону.

— Да-да, конечно.

Покрутив телефон в руках, разблокировав пару раз экран и посмотрев меню, Андрей Геннадиевич поднял взгляд на Родионова:

— Дим, если практически — это иная реальность. Я даже не знаю откуда и как это могло сюда попасть, и кто вообще такое мог сделать.

Надо же, насколько точно технический специалист выразил то, что я ожидал от него услышать. Стопроцентное попадание, лучше просто не бывает.

— Большое вам благодарю за экспертное мнение, — склонил я голову в уважительном полупоклоне перед доктором технических наук, и повернулся к Родионову. — Вот теперь я готов рассказывать то, о чем просил меня выслушать.

Родионов, который сейчас держал в руках мои водительские права, положил их на стол и кивнул. После этого посмотрел на профессора.

— Андрей, мы побеседуем и после я тебе…

— Не-не-не, дружище, — сделал отрицательный жест профессор. — Ты думаешь показал мне конфету, и все? Я тоже послушаю.

— Но…

— Дим, Серафима Антоновна, ее рыба в кляре и суп с клецками сегодня обойдутся как-нибудь без меня, я ведь уже написал что задержусь. Рассказывайте, молодой человек, мы все во внимание. Я во внимании, Дмитрий Михайлович с Александром Николаевичем во внимании, и как я вижу даже Юра нас внимательно слушает, а не как обычно о своих бабах думает. Рассказывайте-рассказывайте.

Хм, похоже тут собралась довольно спаянная компания знакомых, которых связывают не только рабочие отношения — подумал я, когда Семенович негромко хмыкнул.

Ладно. Начнем.

— После того, как вы услышали вердикт уважаемого Андрея Геннадиевича, думаю информация о множественности миров для вас большим сюрпризом не станет.

Сказал и замолчал, выдерживая паузу. Остальные не комментировали, ждали продолжения.

Ладно. Ладно. Продолжаем.

— Меня зовут Максим Царев, и я родился в две тысяча первом году в городе на Неве, в городе Санкт-Петербурге Российской Федерации. Переименован из Ленинграда Санкт-Петербург был в девяносто первом году, после случившегося в августе того же года развала Советского Союза, который в моей реальности полностью прекратил существование. Точка бифуркации, когда наши реальности разошлись, случилась в сороковых годах. В моем мире не было Третьей мировой, и история двадцатого века там прошла совершенно по-другому.

Снова замолчал. Меня по-прежнему ни о чем не спрашивали, все трое смотрели крайне внимательно. Понятно, что не верят пока, но после увиденных артефактов явного отторжения озвученной информации нет.

— Теперь перехожу к тому, о чем я просил меня выслушать. Попробую кратко и для начала общей картиной. В этот мир я попал в августе месяце прошлого года, в окрестностях города Ленинграда, тогда как раз в честь годовщины прорыва блокады дорожные знаки меняли. Свой мир я покинул в мае месяце двадцать первого года. Несколько месяцев я прожил в месте, которое называется Осколки, или Отстойник. Конец двадцать первого года и первая половина двадцать второго у меня просто потерялась. В ходе перемещения между мирами — это естественная аномалия, такое иногда бывает.

Так, что-то я уже кашу какую-то несу, не могу сообразить с чего начать и куда двигаться. Мне определенно нужна точка опоры.

— Ручку и бумагу можно?

Родионов, который слушая меня делал пометки в блокноте, молча достал из принтера лист бумаги. С ручкой возникла проблема — у Родионова своя, у секретаря своя. В органайзере на столе ручек не было, Андрей Геннадиевич повернулся было к оставленному на кресле в углу портфелю, но я с комментарием: «И так сойдет», взял со стола голубой маркер-текстовыделитель.

Потом посмотрел на чистый лист, задумался.

— Если брать вопрос множественности миров, то есть теория Колеса, которая подразумевает что обитаемых миров тысячи тысяч.

Я нарисовал сначала один круг, потом нарисовал практически наложенный на него второй, третий, четвертый, пятый… Замолчав, я продолжал рисовать круги, накладывающиеся друг на друга. Много кругов, собирая их в общую большую окружность, в колесо. Аккуратно не нарисовал, большую часть колеса отобразил грубой круговой штриховкой.

— Вот эта самая конструкция, очень условно отображенная, называется Колесо миров. Все миры Колеса отдалены от друг от друга. Отдалены временем: каждый из этих миров — это наша планета Земля. И, опять же условно, это колесо движется — во времени.

Я нарисовал несколько стрелок, показывая, что колесо вертится в движении.

— Иногда миры отделяют друг от друга минуты или даже секунды, — ткнул я на два наслаивающихся друг на друга круга, а потом провел линию через всю внутреннюю часть окружности на противоположную сторону: — Или же, если миры на разных сторонах Колеса, их отделяют друг от друга миллионы лет. Кроме того, скорее всего во Вселенной есть еще другие обитаемые миры, много таких мировых колес, никак не связанных с нашей… с нашими планетами.

Пытаясь подкрепить слова рисунком, я начал рисовать еще одно колесо из накладывающихся друг на друга окружностей, но глядя на заполненный каракулями лист быстро понял, что полная фигня получается.

— Можно еще лист?

Родионов молча достал из принтера следующий лист, положил передо мной. Я отвел в сторону расчирканный с двумя «Колесами». Ну, не художник я, умение рисовать не входит в число моих достоинств.

На втором чистом листе, решив больше не удивлять каракулями, я изобразил один простой и аккуратный небольшой круг.

— Представим, что это часть Колеса. Планета Земля. Тот мир, из которого пришел я. — Давайте чтобы не путаться, назовем ее планета Зэ, Зета — нарисовал я букву «З» внутри круга. После этого в стороне от планеты «З» нарисовал второй круг.

— Мир Зета, мой родной мир, оказался связан с неведомой планетой, — постучал я маркером по второму кругу. — На Землю эта планета не очень похожа. Скорее всего, это вовсе не копия нашей планеты, а часть другого Колеса миров, хотя утверждать не буду. В том месте где я был, на Осколках, этот мир называют Валлирант. Давайте я для простоты назову эту планету «В», Вита. Эти два мира, эти две планеты, связаны не напрямую, они связаны через пространственно-временную аномалию, через Осколки, о которые я уже упоминал.

На листе бумаге, пока говорил, между двумя планетами я попробовал нарисовать конструкцию, схожую с группой летающих островов. Получилась задумка плохо, выглядел результат словно плотная гроздь грибов-поганок в пространстве. Ну ладно, и так сойдет. Подумав, прерывистой линией соединил все три элемента: сначала мир «З» с Осколками, и после уже Осколки с миром «В».

— Связь этих миров, этих двух планет, возможна только через Отстойник, он же Осколки. Осколки миров, как я уже сказал, — это аномалия, возникшая на месте небольшого взрыва на стыке реальностей. Это части сразу нескольких погибших миров, которые заселены людьми, попадающими туда самыми разными способами. Сейчас Осколки соединены с планетой «В» постоянными порталами, а также с планетой «З», из реальности которой пришел я, порталами непостоянными. И, что немаловажно, связь с моим миром на Осколках уже постепенно теряется. Помните, я упоминал о том, что Колесо миров движется? Так вот, все планеты движутся во времени и пространстве. И если с планетой Вита Осколки связаны прочно, якорными порталами…

Росчерк связи мира «В» и Осколков я сделал непрерывным и выделил жирным.

— Здесь связь постоянная, заякоренная, а вот с моим родным миром Зета такой связи нет, и сейчас он от Осколков отдаляется. Теперь мы подходим к самому главному.

На рисунке после этих моих слов у мира «З» сначала нарисовалась стрелочка указывающая движение вправо, а после слева от «З» появилась третья планета. Через миг размышления внутри третьего шара появилась буква «А».

— Мы здесь, — сообщил я. — Пусть это будет называться мир Альфа. Да, думаю вы догадались, что в Колесе миров Альфа и Зета находятся рядом друг с другом, но если планета Зета отдаляется от Осколков, то планета Альфа к ним приближается.

На рисунке появилась еще одна стрелочка вправо, словно мир «А» замещает мир «З».

— Скажу сразу, я сюда к вам попал в результате цепи случайностей, пока мой путь не повторить. Но скоро, очень возможно, у этого мира появится связь с аномалией Осколков. Вернее сказать, она еще не появилась, но уже проявилась: разлом на дне Мексиканского залива, я полагаю, открыт именно с этой стороны, — показал я на обитаемые Осколки миров в центре между тремя планетами.

Меня слушали по-прежнему в полном молчании. Профессор смотрел то на меня, то на рисунки в глубокой задумчивости, при этом не выпуская из рук смартфон. Семенович крутил в руках мой паспорт, Родионов, как и его секретарь, постоянно делал пометки в блокноте.

— У меня есть все основания полагать, что разлом открыт с той стороны, — еще раз повторил я. — И когда постоянная связь установится, у нас здесь начнутся реальные проблемы.

— Почему? — подняв взгляд от заметок коротко спросил Родионов.

— Вот этот мир… — показал я на планету «В». Сделал паузу, подумал немного и заштриховал планету «В» так, что она стала наполовину темной. И постучал маркером по этой полутемной планету.

— Этот мир, так получилось, населен не только людьми. Люди там называют сами себя «Цивилизация живых» и они проигрывает в борьбе с нечистью, чуждой человеческой природе. Если ничего экстраординарного не произойдет, жить варианту их цивилизации осталось не более полувека. И элита этого мира решила отправить нечисть со своей планеты прочь, избавившись от нее. Да, с представителями нечисти в некотором смысле можно вести переговоры, поэтому исход в иной мир, не готовый ко вторжению, сторонами согласован. Если говорить конкретно, нечисть собирается прямо сюда, к нам. Как только с миром Альфа можно будет установить связь.

На рисунке от планеты «В» протянулось две жирные стрелки — сначала к Осколкам, потом к планете «А».

— В твой родной мир отправлять нечисть они не намереваются? — показал Родионов на планету «З».

Как-то он сразу по делу вопросы задает. Странновато, даже не ожидал.

— Собирались. Им не удалось, поэтому теперь мишенью выбран это мир, — я показал маркером сначала на планету «А», а после себе под ноги.

— Что за нечисть?

— Это довольно размытое определение. Если в общем, то в основном это гуманоидные существа, искусственно созданные путем мутаций на основе скрещивания генома человека и иных животных. Например, крыс. Или змей. Довольно широкая номенклатура, много самых разных тварей.

Я сделал паузу, вспоминая эту самую «широкую номенклатуру». Даже плечами передернул, но быстро взял себя в руки.

— Это они сами с экспериментами доигрались? — постучал вдруг Родионов ручкой по планете «В».

Очень странно. Он не то, чтобы мне верит, но реально задает дельные вопросы по теме. Как-то даже не верится, что так может быть.

— Вот этого точно не знаю, но мне кажется этот вариант один из самых вероятных, — кивнул я. — Кроме широкого спектра самых разных мутаций, на разнообразие нечисти влияет наличие в мире Вита и на Осколках так называемого Сияния, особого рода излучения. Выплески его сопровождает небесное свечение, подобное нашему Северному сиянию, только гораздо сильнее и активнее. Это Сияние не убивает, как радиация, но оно… можно сказать, что оно изменяет человеческую природу.

Это объяснение я только что сам придумал и сразу сам себе удивился, как смог по-человечески и понятно сформулировать для людей то явление, которое можно было назвать просто: магия.

— Кроме того, в зоне действия Сияния не действуют не только электрические приборы, но и некоторые относительно простые технические системы — например стрелковое оружие, такие как помповые ружья вполне работают, а вот попытка воспользоваться автоматическим или даже полуавтоматическим оружием может оказаться смертельной для стрелка. Не всегда реальность Осколков подчинена законам физики, поэтому для борьбы с нечистью…

Хотел сказать: «И демонами», но не стал. И так слишком много непростой к восприятию серьезно информации, не стоит пока усложнять.

— Для борьбы с нечистью нужно знать некоторые вещи. Так получилось, что большую часть времени проведенную на Осколках я как раз убивал нечисть, и хотел бы вам об этом подробно рассказать и показать. Понимаю, как это звучит, но…

Кивнув, Родионов вдруг остановил меня жестом и задумчиво всмотрелся в нарисованные мною схемы. Потом коротко глянул на своего товарища-профессора, после перевел взгляд на Семеновича.

— Ты Кэрол Шиэн помнишь? — вдруг спросил он у него.

— Конечно, — кивнул усатый дядь.

— Позавчера вечером она, в форме почти анекдота, но при этом серьезно, рассказала мне примерно о том же — в общих чертах, что мы только что услышали от нашего загадочного гостя из иного мира. До Кэрол, не знаю уж как, хотя в принципе догадываюсь, дошла информация что в британском правительстве в секретной службе сейчас обсуждается практически все то же самое, что ты мне сказал, — заканчивая фразу, уже на меня смотрел Родионов. — Как такое может быть?

— Вместе со мной с Осколков в этот мир пришло еще двое. Женщина по фамилии Крамер, и мужчина по фамилии Бергер.

— То есть ты здесь не один.

— Именно так.

— Вас всего трое, или мы имеем место с целым десантом?

— Не могу знать точно. Есть основания полагать что всего трое.

— Ты пришел сюда действуя вместе с этими… Бергером и Крамер? — посмотрел Родионов в блокнот. Надо же, вообще все записывает, и фамилии тоже записал.

— Нет. Мы оказались здесь по отдельности. Где они сейчас я не знаю. Это долгая история, но, если мы с ними встретимся, не исключен вариант что попытаемся друг друга убить. Мы, мягко скажем, из разных лагерей.

— Из разных лагерей?

— Да. Из разных военно-политических союзов, которые сошлись здесь в рамках горячей фазы конфликта, — показал я на Осколки между тремя планетами. — В этом замечательном месте я оказался, когда меня выдернуло против воли из моего родного мира, и сразу в самую… ну, в общем, в самое активное движение.

— Выдернуло?

— Да. Весной двадцать первого года я возвращался домой на своей машине, ехал как раз мимо Нижних Осельков. Миг, и я вместе с машиной переместился в другой мир, ну после сразу и завертелось. В общем, долгая история.

— Очень интересно, — произнес вдруг Семенович и обернулся к Родионову, объясняя: — Обрати внимание, что во Флориду он приехал когда, тоже у него сразу все… завертелось.

Родионов хмыкнул, посмотрел на меня, я только руками развел. Ну а что сказать, я же не специально.

— У меня есть для тебя предложение, — уже серьезно посмотрел на меня Родионов.

— Внимательно слушаю.

— Мы сейчас отправляем тебя в санаторий. В Сестрорецк, на лечение и восстановление после пережитого. Я имею в виду после пережитого в Новом Орлеане, — уточнил он. — Апрель-май, два месяца реабилитации. За это время ты расскажешь и опишешь мне и Юрию все, что знаешь о так называемой нечисти…

— И мне, — перебил Родионова профессор. — В ваши сказки о других мирах я, чес-сказать, верить отказываюсь, но у меня определенно будут вопросы по технической части.

Андрей Геннадиевич приподнял мой смартфон, который так и держал в руке и похоже отдавать его не собирался.

— Ответственным за описание… гипотетической опасности, так скажем, будет Юрий, — посмотрел на Семеновича Родионов, который на слова профессора не обратил внимания. — Также, ты выступишь консультантом по техническим вопросам. Если Андрей Геннадиевич согласится возглавить направление…

— Андрей Геннадиевич согласится, Дим, не крути волу хвоста! — даже похлопал ладонью по столу профессор. — Ты мне только фонды выдели, я уже считай копытом бью.

Родионов только устало посмотрел на друга-профессора. Капелек пота у него на высоком лбу, кстати, стало уже больше. Ну да, он же должен в больничной койке лежать, а сколько времени уже тут с нами сидит.

Достав платок, Родионов вытер лоб и посмотрел на меня.

— Технику, так скажем чуждую нашей высокотехнической промышленности, мы видим. Нечисть, о которой ты говоришь — пока нет. Цунами, тектонический разлом, ну ты сам понимаешь, это бывает, но вот угрозы из других миров — это из разряда неосязаемого, на веру безоговорочно принять невозможно. НЛО, считай. Да, во время катаклизма действительно было зафиксировано странное излучение, но оно сошло на нет и сейчас следов его обнаружить не получается. Так что будет это вторжение, о котором ты говоришь, или не будет, пока неизвестно. Но с учетом… — Родионов показал и на документы, и на мои каракули на столе.

— Ты, сам понимаешь, слишком ценный кадр, чтобы отпускать тебя в свободное плавание. В общем, предложение: ждать у моря погоды и обещанного вторжения для проверки услышанного мы не будет, а отправим тебя на повышение квалификации. Как пройдешь двухмесячный курс лечения и реабилитации в Сестрорецке, за время которого мы законспектируем и структурируем все то, что можешь сообщить, ты отправишься на четыре месяца в Офицерскую школу Береговой Охраны во Флориду…

— В учебную часть Разведывательной службы Береговой охраны, — поправил Родионова Семенович. Тот исправляться не стал, просто кивнул, соглашаясь.

— Отправишься в Ки-Уэст, это недалеко от Майами. Там готовят не только офицеров Береговой охраны, но и, неофициально, это школа подготовки специальных агентов, оперативников ФСБ. Которым, если анонсированного тобой вторжения не случится, ты можешь потом стать. Как сложится. Твой куратор Юрий Семено́вич, по прямой рекомендации которого ты попадешь в школу подготовки, прошу любить и жаловать, — показав на Семёновича, добавил Родионов.

ФСБ, значит. Не МГБ и не ГРУ, а также не иные известные и неизвестные мне силовые и надзорные ведомства. Сейчас это особого значения не имеет, у меня просто нет выбора, но на будущее полезно знать, к какой группе силовой поддержке элит страны я присоединяюсь.

Подумав немного, я кивнул.

— Согласен.

— В общем-то опция отказаться у тебя отсутствовала, но я рад что мы понимаем друг друга. Значит так, планы. Для начала, сегодня мы все вместе выдохнем и обдумаем услышанное. Андрей Геннадиевич заберет технические устройства, для изучения которых создаст рабочие группы. Юрий Семенович подумает, как обеспечить тебе восстановительный, а себе образовательный процесс в ближайшие два месяца. Ну а я решу, как и в какой форме вынести все сегодня услышанное на министерский уровень и выше. Помягче и, наверное, поделикатнее, чтобы черную метку не получить по подозрению в слабости ума. Фундаментальные вопросы у кого остались? Частностями не грузите, я и так немного в шоке от услышанного и увиденного, подумать надо.

Все молчали. Подумав немного, я все же решился спросить.

— В суборбитальном челноке, когда я летел сюда, одна стюардесса по имени Жанна оставила мне свой телефон.

— И? — поднялись брови Родионова. Но судя по взгляду, мой вопрос его совсем не удивил.

— Девушка мне понравилась. Но… Она определенно приятная леди, явно знающая себе цену. И дело в том, что я как-то не чувствую себя неотразимым и подумал, что она работает на какой-либо государственный орган безопасности. Вопрос конечно не фундаментальный, но… хотел бы узнать, нужно ли мне ей звонить, можно ли мне ей звонить или же лучше делать этого совсем не стоит.

— Максим, — фыркнул в усы Семенович.

— Да?

— Знаешь, как говорил один человек: «Иногда банан — это просто банан». Я видел эту стюардессу Жанну, красивая девчонка. Если понравилась, звони и даже не думай, в Сестрорецке ты в санаторий едешь, а не на строгий режим.

— Понял.

Судя про реакции Родионова и Семеновича, этот банан все же далеко не просто банан. Даже, думаю, совсем наоборот — слова Семеныча вкупе с мимикой звучат больше даже как указание. Тем более вот не верю я, что просто так сразу понравился стюардессе Жанне.

Стюардесса по имени Жанна, да где я это слышал-то?

В общем, оттого что попью с ней кофе или поужинаю, мне же не убудет, так? Так. А там и вопрос с опасно влюбленной Алисой можно будет закрыть, если он уже не закрыт, и после уже встретиться с Ульяной — на которую я посмотрел сегодня утром, и как-то если честно даже вдохновился.

Это все конечно реализовывать можно будет в перерывах между важными делами по спасению мира — мысленно сделал я необходимую ремарку.

— Все, закончили на сегодня. Давайте тогда, на связи. Дверь если что там, — нарушил молчание Родионов и показал нам на выход.

Да, вроде закончили.

Причем как-то удивительно все закончилось сегодня, я даже не ожидал такой конструктив. И информацию — вот и Бергер с Крамер проявились. Не знаю пока насчет Крамер, с ней пока не знаком, но вот господин Бергер — это очень плохая компания.

Очень плохая, и этот вопрос тоже как-то решать надо будет.