Глава 20


— Билл! — воскликнула я. — Ах, Билл, я так рада тебя видеть!

Он одобрительно кивнул.

— Вот в чем состоит сладость разлуки с любящей женщиной. В том, как она тебя встречает по возвращении.

Я даже не потрудилась его срезать. У меня еще время это сделать.

— Билл, произошли такие ужасные вещи. Ты слышал о Сондо?

Он оставил свою шутливую манеру поведения, и я увидела, как он утомлен и как озабочен. Он встал и мягко усадил меня на стул.

— Да, — ответил он. — Я разговаривал с Герингом. Жаль, что меня здесь не было. Тебе пришлось пройти через все это одной.

Внезапно я вспомнила.

— Но, Билл, значит, ты спокойно сюда явился, и тебя не арестовали? Я думала, что Мак-Фейл…

— Мак-Фейл не интересуется мной в данный момент. У него и без того есть добыча. Кейт рассказал ему о том, что слышал в окне, и детектив занялся Гарднером и Крис.

Я поникла на своем стуле.

— Сомневаюсь, что это окончательная версия. Мне бы не хотелось, чтобы убийцей оказался Оуэн.

— Еще бы, — поддержал меня Билл.

— Что произошло вчера? — спросила я. — Я имею в виду твою встречу с Сондо. Как твой отпечаток попал на молоток?

Он охотно пустился в объяснения, но я заметила, что его не покидает тревога.

— Это достаточно просто. Молоток лежал на верхней полке, и она попросила его подать. Я не знаю, для чего он ей понадобился; вроде бы она ничего не прибивала. У меня создалось впечатление, что она подготавливает сцену для какого-то спектакля и хочет поскорее от меня отделаться.

— Вот она ее и подготовила, — сокрушалась я. — Когда Мак-Фейл закончит с Оуэном, тебе придется попотеть, объясняя происхождение твоих отпечатков на молотке.

Билл пожал плечами.

— А как твоя поездка? — спросила я. — Ты что-нибудь нашел?

Он покачал головой.

— Я только взял след, но он ни к чему меня не привел. Карла знает о Монти больше, чем говорит. Она чуть не проболталась, но вовремя спохватилась. Истоки дела восходят к тому времени, когда Монти работал в магазине, находящемся в одном городке штата Миссури. Там разразился какой-то скандал, и он сбежал в Мексику с одной женщиной. Я потянул за ниточку, которая ведет к этому магазину. Но с тех пор прошло восемнадцать лет или даже больше, а никаких более свежих следов я не отыскал. Может быть, если бы я располагал временем… но я не знал, чем это может кончиться для тебя, если я буду отсутствовать…

Я его прервала.

— Возможно, Карла хитрее, чем ты думаешь. Я подозреваю, что она умеет обводить мужчин вокруг пальца, у нее есть в этом деле кое-какой опыт. Может быть, ты станешь ее очередной жертвой.

Брови Билла поползли вверх.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что она наживила на крючок пару красных червячков, и ты клюнул на эту удочку. Лучший способ сбить человека с верного пути — это подбросить ему ложный след.

— Как ты можешь любить человека, будучи столь низкого мнения о его умственных способностях?

Я проигнорировала это замечание.

— Я и сама потянула за некоторые ниточки. Я знаю о Карле намного больше, чем ты. И мне не понадобилось приглашать ее на завтрак, чтобы поучить информацию.

Он улыбнулся, но я, не отвлекаясь, рассказала ему о своем открытии, сделанном в библиотеке. О том, что Карла оказалась Лоттой Монтес. О том, что она знала Монти, когда он работал на востоке, и о ее вовлеченности в историю с кражей шуб. Что она, возможно, до сих пор в розыске. И о грязи на подоле ее платья.

Он даже слегка присвистнул.

— В следующий раз, детка, я останусь дома, а тебя пошлю по следу.

Против Крис или Оуэна было больше улик, чем против Карлы. Больше, чем против Билла или меня, коли на то пошло. Но в свете того, что я разузнала, у Карлы мог быть мотив. Если Карлу разыскивала полиция, а Монти знал об этом?.. Но тогда зачем она устроилась в магазин, где он работал? Если так получилось случайно, почему не уволилась? И какое отношение она имела к кольцу?

Я все больше убеждалась в том, что ключ к загадке Карлы находился в руках у Елены Фарнхем. Если бы я могла заставить ее заговорить! Если бы она рассказала хотя бы о том, что произошло, когда Карла обменивала булавку! Елена что-то видела, что-то знала.

Я сняла телефонную трубку и позвонила в отдел бижутерии. Елена занималась покупателем, и мне пришлось подождать. Услышав ее голос, я объявила:

— Сегодня мы обедаем вместе. Когда ты освободишься?

— Ты опять за свое, — ответила она. — Пойми, Лайнел, это бесполезно.

— Очень даже полезно, — возразила я. — Мы должны поговорить. Ты знаешь, что происходит здесь, наверху? Ты знаешь, что Мак-Фейл вот-вот арестует Оуэна Гарднера, а там и Крис на подходе?

На другом конце провода молчали, и я чувствовала, что Елена задета за живое. Я решила ковать железо, пока горячо.

— Никто из нас не думает, что Крис или Оуэн виновны, но следующие по списку Билл и я. Учитывая все это, будет лучше, если ты расскажешь мне то, что знаешь.

Снова молчание. Затем Елена сказала:

— Лайнел, честно тебе говорю: это не поможет. Но если тебе так хочется узнать одну историю, я тебе ее расскажу.

Мы договорились о встрече, и я повесила трубку, торжествующе глядя на Билла.

— Теперь мы кое-что узнаем.

— Возможно, — согласился он.

Я рассказала ему обо всем, что успела за это время передумать, не имея возможности с ним обещаться. Например, о том, как камень оказался у меня в кармане.

— Должно быть, камнем владела Сондо, — размышлял Билл. — Она могла сама уронить или бросить ею на пол в комнате манекенов. Или он мог выпасть из ее одежды, когда убийца тащил ее тело, чтобы спрятать его в шкафу.

Я вздрогнула. Возвращаясь мысленно к тому моменту в комнате манекенов, я каждый раз покрывалась гусиной кожей.

Билл догадался о моих переживаниях по выражению лица и быстро, будничным тоном закончил мысль:

— Или убийца вернул себе камень, а потом сам его бросил.

— Или сама, — дополнила я картину.

В кабинет вошли Кейт и Геринг, и Билл встал. Кейт был еще желтее, чем обычно, и все же он явно испытывал облегчение. По-видимому, он почувствовал себя в большей безопасности и снова был в ладу с собственной совестью.

— Мак-Фейл просит вас к себе, Зорн, — объявил Геринг и указал рукой в направлении отдела оформления витрин.

Билл наклонился и легонько потрепал меня по щеке.

— Если я не вернусь, помни, что я люблю тебя.

— Я буду писать тебе письма в тюрьму и приду на процесс, — пообещала я с деланной веселостью.

Геринг посмотрел ему вслед своим меланхоличным взглядом.

— Приятный парень. Но ему следовало держаться подальше от молотков.

— Не говорите глупостей! — накинулась я на него. — Сондо попросила его передать молоток. И он это сделал. Вот и все.

Геринг ничего не ответил, но я отчетливо представила себе, о чем он думает. Смехотворная картина: Билл достает с полки молоток, бьет им Сондо по голове и затем хладнокровно душит ее замшевым пояском.

— Детективы такие дураки! — воскликнула я. — Нужно быть сумасшедшим, чтобы проломить голову манекену. Я уже не говорю о том, что этот человек снял с Сондо халат и засунул его в ящик моего стола. Если вы думаете, что это сделал Билл, то вы — безумец.

— Разве я это говорил, мисс Уинн? — спросил Геринг. — И вот что я вам скажу: может быть, мы, детективы, и не выглядели бы дураками, если бы могли рассчитывать на сотрудничество с такими людьми, как вы и Билл Зорн. Вы думаете, что это было разумно — скрыть от нас информацию о вечеринке у Сондо?

— Так вы о ней знаете?

— Я рассказал, — вмешался в разговор Кейт; он посмотрел на меня вызывающе. — Я рассказал им все.

— Если бы только я мог вспомнить, где я видел это кольцо, — пожаловался Геринг.

Он ушел, продолжая сокрушаться, а мы с Кейтом принялись за работу, точнее, принялись делать вид, что работаем. Воцарилась долгая неуютная тишина. Так прошло минут двадцать, и тут в кабинет вплыла Карла Дрейк и села на стул напротив меня.

— Мисс Бэбкок передала, что вы хотели меня видеть, — сказала она. — Поэтому я решила прийти и спросить, зачем вы меня искали.

Я быстро отослала Кейта с поручением, хотя видела, что ему не хочется уходить. Затем я посмотрела Карле прямо в глаза, надеясь, что держусь так же холодно, как она.

— Зачем вы поднялись наверх и завели граммофон вчера вечером? — спросила я.

На ее губах заиграла очень печальная и милая улыбка

— Мне не следовало этого делать, не так ли? Но я чувствовала себя такой несчастной и подумала, что. Может быть, музыка…

— Вы должны были пешком подняться на четыре лестничных пролета. Неужели музыка так много для вас значит?

Она выразительно взмахнула рукой жестом танцовщицы.

— Музыка значит для меня все. Больше у меня ничего не остаюсь.

— И все же подниматься на лифте легче, — заметила я. — И разумнее.

Она сохранила беспечный вид, как бы говоривший: что будет, то будет.

— Но только не тогда, когда нарушаешь правила. Я не должна была слоняться по магазину в дорогом платье.

— Вы танцевали, не так ли? Вы танцевали в пустой комнате. Зачем?

Она впервые выглядела смущенной.

— Это все белое платье. Оно танцевальное. И музыка, она как бы ждала…

Меня внезапно осенило.

— «Станцуем бегуэн» — ведь это песня, под которую танцевали Луис и Лотта, не так ли?

Она скрестила руки на груди и поежилась с видом человека, которому очень холодно. Но не выказала удивления.

— Да, — сказала она. — Мы часто танцевали под эту музыку.

И под «Кариоку» тоже, подумала я. Это объясняет ее слезы в тот вечер у Сондо, когда Билл играл на пианино…

— Но вы меня так напугали, — возмущалась я. — Я от вашей музыки чуть с ума не сошла. Карла, эта выглядело так, будто сама Сондо заводила граммофон. И почему вы не вышли, когда я закричала?

Она томно и мило улыбнулась.

— Я тоже испугалась. Я не знала, кто кричал и что произошло. И я не хотела, чтобы меня там застали… танцующей.

Что она скрывала? Она испугалась, потому что не знала — или потому что слишком хорошо знала, чем вызван мой испуг?

— Почему вы не хотели, чтобы вас застали танцующей? — настаивала я. — Не потому ли, что Лотту Монтес до сих пор разыскивает полиция?

Она обхватила руками свои плечи, как бы защищаясь от удара. Карла не пыталась опровергнуть мое предположение.

— Вы хотите все им сказать? — спросила она. — Вы хотите сдать меня Мак-Фейлу?

На ее лице снова появилось выражение пропащей женщины, но на этот раз я верила в ее искренность и, сама того не желая, была растрогана.

— Сама не знаю, — призналась я. — Может быть, мне не придется этого делать. Я полагаю, достаточно и того, что ваш муж в тюрьме и…

— Мой муж не в тюрьме, — возразила она спокойным достоинством. — Мой муж умер.

Получилось так, что я зашла в тупик и не знала, что сказать. Меня спасло то, что в этот момент в дверь моего кабинета вошла одна из самых странных фигур, какие я только видела.

Иногда мы встречаем их на улице, причудливо одетых, с невообразимыми манерами, и нам кажется, что им место на сцене. Но когда подобных персонажей выводят в какой-нибудь пьесе, они представляются нам гротескными и нереальными.

Но в реальности этой женщины сомневаться не приходилось. Невысокая, плотная, со старушечьим желтым лицом, изрытым глубокими морщинами, с неприветливыми, похожими на угольки черными глазками

Ее одежда представляла собой конгломерат лохмотьев, выдержанных в стиле "мечта старьевщика". Перья и бусы, кусочки атласа и шелка, выцветшие и превратившиеся в лоскутную мешанину.

— Вы мисс Уинн, не так ли? — спросила она скрипучим голосом. — У меня для вас письмо.

Она вошла, наполнив комнату букетом запахов самого широкого диапазона, который я не берусь анализировать, и протянула мне длинный конверт. На нем черными чернилами было написано мое имя и название магазина, а также указан этаж, на котором располагался мой кабинет.

Я надорвала конверт. Там лежали два сложенных листка бумаги. Когда я их вытаскивала, что-то еще выпало из конверта и легло на стол перед Карлой. Это была фотография. Маленький моментальный снимок в форме овала.

Карла взяла его, чтобы передать мне, но что-то в снимке привлекло ее внимание, она некоторое время смотрела на него, затем положила передо мной на стол. На ее лице промелькнуло странное выражение; я взяла фотографию в руки и стала ее разглядывать.

— Я должна идти, чтобы не опоздать на показ, — сказала Карла и вышла, обходя стороной мою посетительницу. Я едва заметила ее уход, поскольку мое внимание было поглощено снимком, который я держала в руках.

Это был фрагмент, вырезанный из фотографии большого размера, на нем видны голова и плечи мужчины и девушки. На мужчине фантастическое одеяние: шляпа тореадора на голове и узорчатый плащ, накинутый на плечи; на девушке кружевная мантилья и испанская шаль. Оба были молоды, насколько позволял судить снимок, хотя лицо мужчины получилось несколько расплывчатым. Несмотря на это, оно показалось мне знакомым. Что касалось девушки, то я узнала ее сразу. Это была Крис Монтгомери.

Я посмотрела на свою гостью.

— Кто вас послал?

— Моя лучшая подруга, — ответила она не без самодовольства. — Моя самая лучшая подруга. И ваша тоже.

Она помолчала и осмотрелась, словно проверяя, не прячется ли кто-нибудь в комнате.

— Надеюсь, тут нет полицейских?

— Нет, — заверила я ее. — Никаких полицейских. Кто вас послал?

Она наклонилась ко мне, и я задержала дыхание, охваченная ароматом джина, чеснока и пота.

— Сондо, — прошептала она. — Сондо Норгор.

Признаюсь, мне стало не по себе. Моя посетительница вымученно улыбнулась и одновременно выдавила из глаз несколько слезинок.

— Я миссис Данлоп, — представилась она. — Снимаю комнату в подвале по соседству с Сондо. И мы с ней были лучшими подругами. Она не доверяла никому, кроме меня. А теперь ее с нами нет.

Я представила себе картину. Сондо с ее своеобразным чувством юмора и насмешливым отношением к большей части человечества. Как это на нее похоже — водить дружбу с обломком крушения, с человеческой развалиной.

— Ладно, — сказала она, прежде чем я успела оправиться от изумления. — Мне пора. Синтия меня уже заждалась. Синтия — это, знаете ли, моя кошка. Мне дала ее Сондо. Бедная Сондо. Она все время боялась, что с ней что-нибудь случится. На этот случай она и передала мне письмо для вас.

Старуха, как ей показалось, привела в порядок свои перья и лохмотья и ушла, на прощание помахав мне рукой. Я широко распахнула окно и только после этого села читать письмо.

Оно действительно было от Сондо, и меня охватило жуткое чувство, словно мне вручили послание с того света.


«Дорогая Лайнел.

Я пишу тебе сидя за столом у камина, сразу после вашего ухода. Карла прилегла на диване и наблюдает мной. Я думаю, что она не любит меня, как и все вы. Но речь не о Карле.

Сегодня вы все были против меня, считая, что я дурно обращаюсь с Крис. Но со временем вы поймете, на чьей стороне правда. И если к тому времени меня с вами не будет, вы меня простите. Не то чтоб я очень переживала, простите вы меня или нет. Просто я люблю смеяться последней.

Бедная Крис! Бедная, милая, беззащитная Крис! Все это написано сегодня на ваших лицах, так вы все думали. Но эта ваша милая Крис убила Майкла Монтгомери.

Конечно, я любила его. Что тут удивительного? Если бы я была мужчиной, я хотела бы быть похожим на него. Холодным, жестоким и безжалостным. Такой человек никому не даст себя в обиду. Но он умел быть нежным, в нем пылал огонь, против которого не могла устоять ни одна женщина. Опалил он и меня, хотя в твоих глазах я и не женщина вовсе. И я думаю, что по-своему Монти любил меня больше, чем всех вас. Потому что я его понимала. Я понимала и любила его. Другие только любили.

Ты знаешь эту странную картину, которую я написала: там изображена мексиканская пустыня. Я еще тогда пошутила: сказала ему, что это пейзаж его души. Он засмеялся, но не возражал. Он был польщен. Я подарила ему эту картину, и после смены экспозиции витрины он повесил ее на почетном месте в своей квартире. Он сказал, что испытывает сентиментальную привязанность к Мексике и что моя картина ему очень нравится.

Разумеется, я пишу тебе это письмо не для того, чтобы потолковать о живописи. Теперь, когда Монти мертв, мне безразлично, что будет со мной. Я хочу только одного: отомстить за его смерть. Я хочу, чтобы Крис ползала передо мной на коленях, моля о пощаде, чтобы я проявила к ней больше милосердия, чем она — к нему. Потому что убийца — Крис. Я знаю правду.

Вы с Биллом разгадали мой трюк с граммофоном, но вы не знаете всего. Я нашла камень из кольца, и под ним была спрятана фотография. Фотоснимок Крис. Вот почему она боялась, что его найдут. Вот почему она отправилась в «Юниверсал Артс», пытаясь им завладеть. Потому что камень с фотоснимком выдавал ее с головой. Я надеялась, что сегодня вечером мне удастся сломить, и она сознается. Но поскольку она этого не сделала, я оставляю камень у себя в качестве козырного туза, который я собираюсь завтра выложить на стол.

Но я не оставляю у себя фотографию. Фотографию ты получишь вместе с этим письмом. Ей меня не перехитрить. Даже если ей удастся сделать то, что она — я уверена в этом — задумала, все равно фотография окажется у тебя, и Крис будет уличена.

Завтра я расставлю для нее западню. Очень театральную ловушку. Вот что я задумала. Я попросила одного из помощников принести мне Долорес — любимую куклу Тони — и оставить ее у меня в кабинете: завтра она мне понадобится. Завтра все придут на работу поздно, так что я буду в отделе одна. Я надену на Долорес свой халат и натяну ей на голову свою желтую повязку. Я усажу ее за стул за моим столом спиной к двери. Я устрою так, чтобы в комнате было не очень светло, и тогда ей легче будет принять куклу за меня. Я положу камень из кольца на стол, чтобы его было видно, а рядом с дверью, под рукой, положу молоток.

Когда моя западня будет расставлена, я спрячусь за ширмой и дождусь ее прихода. Я не боюсь. В душе она труслива. И когда она ударит по манекену, думая, что я, она себя выдаст и будет настолько обескуражена, что вряд ли сможет еще что-нибудь сделать. И тогда я заставлю ее ползать на коленях, а потом сдам в полицию.

Однако я знаю, что человеческие планы ненадежны, и поэтому принимаю меры предосторожности. Эту фотографию и письмо я передаю в руки восхитительной миссис Данлоп, и, если меня постигнет неудача, они попадут к тебе.

Спасибо, Лайнел.

Твоя Сондо.»


Я сидела некоторое время, глядя на письмо. В окно дул холодный ветер с озера, но мои мысли были слишком далеко, чтобы я могла это почувствовать. Теперь я яснее представляла себе, что могло произойти в кабинете Сондо. В западню угодила она сама. Но кто привел в действие адскую машину? Не Крис, она в таких делах Сондо не соперница. Это был человек, по меньшей мере равный Сондо по уму и столь же волевой, не обязательно сильный физически.

Итак, манекен разбит, уловка Сондо сработала, преступник разоблачен. Сондо выходит из-за ширмы, уверенная, что владеет ситуацией. Что происходит потом? Преступник стоит с молотком в руках, практически пойманный, — и на этот раз нападает на Сондо из плоти и крови. И когда она падает, оглушенная ударом, душит ее первой подходящей вещью, попавшейся под руку, — замшевым узорным пояском.

С фотографией тоже не все ясно. Была ли она действительно решающей уликой, как полагала Сондо? Я снова начала ее рассматривать. Конечно, это была Крис, но кто стоит рядом с ней? Если бы его лицо на снимке получилось хотя бы немного более четким! Оно казалось мне то знакомым, то незнакомым.

Я стала вспоминать, в каком контексте упоминалось кольцо в письме, подписанном буквой "Е". Пыталась припомнить, как выглядела Крис, когда его читала. Появилось ли тогда на ее лице беспокойство, Испугалась ли она? Не могла ли она, в конце концов, сама выкрасть письмо из моей сумочки? Я не могла поверить, что Крис виновна, поэтому мне трудно было решиться передать письмо Мак-Фейлу и тем самым, по существу, отдать Крис ему на растерзание.

Я встала, чтобы закрыть окно, и спрятала конверт с вложенными в него письмом и фотокарточкой, засунув его между страниц журнала, нижнего в кипе, лежавшей на подоконнике.

Вскоре после этого вернулся Кейт, и, когда я взглянула на часы, оказалось, что мне уже пора идти обедать с Еленой. Хорошо было бы до этого повидаться с Биллом, но он, по-видимому, все еще находился у Мак-Фейла. Придется сообщить ему мои новости потом.

Елена показалась мне более покладистой, чем обычно, и, едва мы заказали обед, я приступила к атаке.

— Я уже знаю так много, — начала я, — что ты вполне можешь себе позволить рассказать мне все остальное. Я знаю, что Лотта Монтес — это Карла Дрейк. Я знаю о краже и о том, что ее разыскивает полиция. Теперь ты можешь рассказать мне, что произошло у прилавка отдела бижутерии во вторник. Ты видела, как она выходила из окна?

Елена не смотрела на меня.

— Нет, тихо проговорила она. — Нет, не видела.

— Но ведь что-то произошло, — настаивала я. — В тот вечер, когда мы вернулись в квартиру, я видела, что ты смотришь на царапину как-то необычно. Словно ты в это время о чем-то вспомнила.

— Так и было, — призналась она. — Вплоть до этого момента я не вспоминала о том, как Карла обменивала булавку. А тут меня как громом поразило. Но все произошло именно так, как я тебе говорила. Когда она подошла, я была на другом конце прилавка. Одна из девушек сказала мне, что Карла ждет меня у того края прилавка, который был ближе к окну, и я подошла к ней. И когда мы обменивались булавками, я оцарапалась.

— И все же я не понимаю, почему тогда у тебя был такой странный вид.

Елена пожала плечами.

— Полагаю, потому что я знала: у Карлы есть мотив. И в этот момент я не могла о нем не вспомнить.

— Поговорим о мотиве, — предложила я. — В чем он заключался? Монти знал, что ее разыскивает полиция, и мог донести?

— Дело не только в этом. Она безумно любила мужа. Он был намного моложе, но они были счастливы вместе. Монти засадил его в тюрьму. Впрочем он и в самом деле был виновен. Но когда Монти попытался привлечь к ответственности и Карлу, Луис принял всю вину на себя.

— Как он умер?

— Повесился, — ответила Елена. — В тюрьме. Полиция считала, что Карла замешана в этом деле; ее хотели арестовать, но она бежала. Ты можешь понять, как она ненавидит Монти. Луис был гордым человеком, он не смог пережить бесчестья. Особенно в глазах Карлы, потому что она ничего не знала. Но, по словам Карлы, было одно обстоятельство, до которого следователи так и не докопались.

— И что это за обстоятельство?

Елена как-то посуровела.

— Карла утверждает, что в тюрьму должен был попасть Монти. Она говорит, что именно Монти разработал план кражи и что у нее есть доказательства. Луис проявил слабость и послужил оружием в руках Монти.

Некоторое время я молчала. Теперь многое вставало на свои места. Я начинала понимать Карлу, оплакивавшую своего молодого мужа, предавшуюся горю и отчаянию. И боли. Некоторые женщины испытывают противоестественное наслаждение, с головой погружаясь в страдание. Ее любовь к музыке имела тот же источник. И я понимала теперь, какое искушение заставило ее накануне вечером подняться по лестнице и танцевать в одиночестве под меланхоличную мелодию песни "Станцуем бегуэн".

Подобное состояние могло усилить жажду мести.

— Значит, она устроилась на работу в магазин Каннингхема преднамеренно, — заключила я. — Она преследовала Монти.

Елена кивнула.

— Да, это так. Она хотела получить доказательства, которые позволили бы засадить Монти за решетку, чего он и заслуживал. Когда она увидела, как его ненавидит Оуэн Гарднер, она все ему рассказала, и они вдвоем решили уличить Монти. Вот почему он женился на Крис.

Я с довольно глупым видом переспросила:

— Почему Монти женился на Крис?

— Чтобы спасти себя. Я не знаю всех деталей, но думаю, что Гарднер грозил ему разоблачением. Он был обеспокоен влюбленностью Крис.

Передо мной начала вырисовываться общая картина.

— Значит, Монти со своим обычным цинизмом просто переиграл Гарднера и, женившись на его дочери, связал его по рукам и ногам.

— Что-то в этом роде, — подтвердила Елена. — Монти знал, что отец Крис ни за что не разоблачит его после женитьбы.

— Но как он собирался заставить молчать Карлу?

— Угрожая ей, что, угодив в тюрьму, он потянет за собой и ее. Она страшно этого боялась.

— Как жаль, что ты не рассказала мне этого раньше, — посетовала я. — Ведь я даже и не знала, что ты хорошо знакома с Карлой.

— Ты понимаешь, что бы произошло, если бы все это стало известно полиции, — сказала Елена. — Карла и так достаточно настрадалась по вине Монти.

Я это понимала. Я могла бы даже отнестись с сочувствием к Карле, если бы она убила только Монти. Он был дурным человеком, испорченным до мозга костей. Меня теперь тошнило при мысли о том, что я собиралась выйти за него замуж. А скольких женщин он еще обманул! Но если Карла убила Сондо, почему она не сделала этого накануне, когда ночевала у нее? У нее была тогда прекрасная возможность. Или она подумала, что в этом случае ее сразу разоблачат? Чем больше я анализировала, тем сильнее запутывалась.

Мы вышли из ресторана и вернулись в магазин. Елена направилась в свой отдел, а я, проходя мимо прилавков первого этажа, увидела двух женщин, шедших передо мной. Одной из них была Карла, а другой — Сьюзен Гарднер.

Тут тоже было о чем подумать.

Загрузка...