Оказалось, что мой друг Пятница… не раз уже ел людей в том самом месте, где потом хотели съесть его самого.
Помнится, был в советском кино такой распространенный прием — на экране мирная, счастливая пастораль, вальсируют — все в белом — выпускники, гуляют влюбленные парочки. А потом — бац — тревожная музыка, гудят бомбардировщики, переклеенные крест-накрест окна. И крупным планом — переломная дата: 22 июня, как бы разделившая жизнь на две половины: «до» и «после».
С мировым кризисом подобные аналогии не проходят. Не было такого, чтобы человечество вечером безмятежно легло спать, а утром проснулось уже в кризисе и холодном поту.
Даже точки отсчета его назвать никак нельзя; то ли лето 2007-го, когда в США с треском обрушилась ипотека. То ли январь 2008-го, ознаменованный обвалом мировых фондовых рынков. А может, минувшая осень, когда нефтяные цены, пухшие прежде как на дрожжах, резко устремились в пике.
(Беспрецедентный рекорд был поставлен 30 сентября. В тот день, подсчитали потом эксперты, американский фондовый рынок падал со скоростью 1 миллиард долларов в минуту. За эти страшные сутки капитализация всех американских компаний рухнула на $1,3 триллиона.)
Мировой кризис подкрался отнюдь не незаметно. К тому моменту, как дошел он до России, эта опухоль разрасталась уже больше года. И если все предыдущие наши злоключения начинались как раз нежданно-негаданно, словно война — в одну ночь правительство вдруг объявляло о молниеносном обмене рублей или провозглашало, к примеру, дефолт — то кризис теперешний неожиданностью ни для кого не являлся.
Доу-Джонс (р. 1896) — простой средний показатель движения курсов акций 30 крупнейших промышленных корпораций. Не имя и фамилия изобретателя индекса, как почему-то все думают, а вообще-то — две отдельные фамилии: Доу и Джонс.
Придуман газетчиком Чарльзом Доу (1851–1902) и впервые опубликован в 1896 году. С тех пор остается солнцем в окошке каждого капиталиста. Доу, кстати, не имел даже среднего образования: никогда не заканчивал школу. А кто такой Джонс? Просто некий то ли друг, то ли партнер журналиста Доу. То есть вообще никто
Точнее, не так. Это для финансовой и властной элиты он не стал неожиданным. А вот для простых граждан, не следящих за котировками РТС и индексом Доу-Джонса — напротив, прогремел точно гром среди ясного неба.
Вряд ли стоит винить Кремль в том, что он скрывал правду от своего народа; это раньше, при закрытых границах и тотальной цензуре, можно было замалчивать все что заблагорассудится. Другой вопрос, что центральные СМИ рассказывали о финансовых злоключениях крайне скупо. У человека несведущего вполне могло сложиться представление, что кризис — явление чисто ихнее и нас никогда не коснется.
Но давайте представим себе обратное. Предположим, где-нибудь с середины 2007-го все телеканалы наперебой ринулись стращать население, рисуя жуткие картины грядущего апокалипсиса.
Не надо быть провидцем, дабы предсказать ход последующих событий. В стране моментально поднялась бы паника. Впечатлительное население, еще помнящее горбачевско-ельцинские забавы, разом ринулось бы менять рубли на доллары, скупать телевизоры и гарнитуры, запасаться тушенкой и солью; моментально подскочила бы инфляция, в разы взлетели бы цены, на долгое время похоронив наш «деревянный». (Сколько стоил бы сегодня доллар — одному Богу известно; может, сто рублей; а может, и больше…)
Так что иной раз большие знания — и вправду есть большие печали…
А ведь еще в июне 2007-го, на встрече «большой восьмерки» в Германии, Путин высказывал беспокойство ситуацией на ипотечном рынке США. Уже тогда было понятно, что если Вашингтон не предпримет экстренных мер, положение будет только ухудшаться.
Увы. Нашего президента никто услышать не захотел. (Директор Нацбанка Англии Мервин Кинг до последнего дня утверждал, например, что в Британии — кризиса нет, есть только — кризис международный.) А потом — стало уже поздно: американская ипотека сложилась точно карточный домик, накрыв под своими завалами всю мировую экономику.
Россия оказалась готова к кризису куда больше, нежели многие наши соседи. Не случайно, выступая с программной речью на давосском форуме в январе 2009-го (к этому докладу нам еще предстоит не раз обращаться), Путин не без удовольствия изрек, что «в отличие от многих стран, мы действительно накопили значительные резервы, и они расширяют наши возможности уверенно пройти через период глобальной нестабильности».
В самом деле, скажи кто-то лет десять назад, что не Россия будет клянчить в долг у Запада, а наоборот, — посмотрели бы на такого пророка как на полоумного.
Да и пресловутый стабфонд, столько времени не дававший покоя оппозиции, оказался на поверку даже некой подушкой безопасности. Благодаря ему мы сумели демпировать удар, сохранив, например, всю банковскую систему. (Другой вопрос, как распорядились этим стабфондом; да и размер его странным образом совпадал почему-то с объемом наших корпоративных кредитов: сколько государство размещало на Западе, ровно столько в Россию обратно и возвращалось. Впрочем, разговор об этом у нас еще впереди.)
Как признается теперь руководитель антикризисного штаба правительства Игорь Шувалов, осенью 2008 года страна была «на пороге разрушения национальной банковской системы»; лишь вкаченные бюджетные миллиарды удержали ее от краха, а вкладчиков — стало быть, от нового разорения.
Кризис не мог застичь врасплох Кремль еще по одной очень прозаичной причине. Просто было ясно, что рано или поздно он обязательно должен наступить.
Этот шквал был неизбежен по определению, как заход Луны или Солнца. И вот об этом стоит поговорить детально…
Доллар так основательно вошел в нашу жизнь, что без него мы не в силах даже представить себе нынешнюю действительность. Доллар — это, если угодно, главный барометр (а также термометр, тахометр и etc) российского бытия, наша основная система координат.
Все расчеты мы давно уже ведем в долларах. Любую покупку сразу же переводим на «баксы». Зарплаты, пенсии, машины, квартиры, кредиты — он привязан ко всему. (Слава богу, хоть в ресторанах цены стали писать теперь не в «у.е.», а в рублях.)
И мало кто задумывается, а что вообще представляет собой эта зеленая бумажка? И почему, собственно, именно она, а не швейцарский франк или японская йена является стержнем мировой финансовой системы.
Для того чтобы ответить на этот вопрос, следует вернуться в относительно недавнее прошлое — в 1944 год.
Именно тогда в маленьком американском городке Бреттон-Вуде состоялась Международная валютно-финансовая конференция, на которую собрались все основные страны мира (за исключением, понятно, Германии и СССР). Аккурат с этого момента главной валютой мира стал американский доллар.
Сверхдержавой сделали США мировые войны. Пока народы убивали друг друга, Америка увеличивала свои богатства, наживая на поставках воюющим сторонам несметные барыши.
За Первую мировую войну европейские страны задолжали Штатам в общей сложности 11 миллиардов долларов; чистая прибыль американской экономики составила тогда $ 33,6 миллиарда — это при том, что тот доллар стоил во много раз дороже сегодняшнего.
К окончанию же Второй мировой Америка обладала уже 70 % мировых запасов золота, ибо по ленд-лизу за технику и продовольствие брала с союзников исключительно «презренным металлом»: все бумажные валюты к тому времени успели обесцениться.
Для наглядности приведем пару цифр. В 1938 году золотой запас США составлял 13 тысяч тонн. В 1945-м -17,7 тысячи тонн. К 1949-му — уже 21,8 тысячи тонн. То есть удивительная вещь: страна вроде как воюет, но при этом — не только не страдает экономически, а напротив — БОГАТЕЕТ! В свою очередь, англичане, французы и немцы за время войны все свое золото благополучно растратили; ну, а у кого толще мошна — у того и прав, значит, больше; кто ужинает девушку, тот ее и танцует.
Изначально, по решению Бреттон-Вудской международной конференции (кстати, на этой же сходке были основаны хорошо нам теперь известные Международный валютный фонд и Международный банк реконструкции и развития), доллар был не только определен в качестве основной мировой валюты, но и жестко привязан к золотому своему покрытию. Официальный курс установили из расчета $ 35 за 1 тройскую унцию золота (это примерно 31,1 грамма).
Голль Шарль де (1890–1970) — французский государственный, военный и политический деятель, трижды избирался президентом Франции.
Запомним эту цифру: $ I примерно — 1 грамм золота.
Говоря по-простому, доллар практически приравняли к золоту, изобретя невиданный доселе критерий — золотодолларовый стандарт. (Ни одна другая валюта прямой обратимостью в золото больше не обладала; вся конвертация фунтов, марок, крон и т. п. велась теперь исключительно посредством доллара.)
На протяжении двух десятков лет система эта работала вполне исправно. Америка с каждым годом богатела и наливалась румяной силой, точно бройлерный цыпленок на гриле; по крайней мере так всем тогда казалось.
Но в 1965 году французский президент Шарль де Голль решил вдруг проверить хваленый «золотодолларовый стандарт» на прочность.
Не в пример другим европейским лидерам, к американцам генерал относился безо всяческого пиетета.
Когда нацисты напали на Францию, де Голль был всего-навсего полковником, командиром бронетанковой дивизии. Но он так отважно дрался, что буквально в последние дни республики его произвели в генералы.
После оккупации де Голль уехал в Англию, где основал движение «Свободная Франция», создал временное правительство в изгнании. В мае 1945-го договор о капитуляции подписывали вместе с русскими, американцами и англичанами еще и французы.
На торжественном обеде кто-то из французских генералов, перебравши, заснул прямо за столом. «Гляди, — сказал один союзник другому. — Вот так вот они и проспали всю войну»
Чувства эти были взаимными; еще президент Рузвельт называл его «капризной невестой» и предлагал отправить губернатором на Мадагаскар.
По условиям того самого Бреттон-Вудского соглашения любая страна в любой момент была вправе предъявить Федеральной резервной системе США наличные доллары к обмену на золото. Этим-то де Голль и воспользовался.
Ему хватило совсем немного времени — меньше часа, — чтобы раз и навсегда разрушить миф о незыблемости американской валюты; впоследствии сам де Голль назовет сие своим «экономическим Аустерлицем».
4 февраля 1965 года на пресс-конференции он во всеуслышание объявил, что в международных расчетах Франция переходит отныне к реальному золоту:
«Мы считаем необходимым, чтобы международный обмен был установлен, как это было до великих несчастий мира, на бесспорной основе, не носящей печати какой-то определенной страны… трудно представить себе, чтобы мог быть какой-то иной стандарт, кроме золота».
Де Голль потребовал от Вашингтона обменять на золото скопившиеся в национальном банке Франции 1,5 миллиарда долларов точно по установленному курсу. В общей сложности цифра выходила фантастическая: примерно 16,5 тысячи тонн — три четверти всего золотого запаса США.
Разумеется, американцы платить по счетам не желали: как уж только не пытались они уболтать бунташного генерала. Все было тщетно. Франция даже — в знак протеста — вышла из состава НАТО и ликвидировала на своей территории все заморские военные базы.
Тут-то и выяснилось самое интересное. Оказалось, что за 20 лет мирового владычества американцы давным-давно позабыли про какое бы то ни было золотое покрытие; вот и запустили печатные станки на полную катушку. (Объем-то эмиссии, или, выражаясь проще, количество выпускаемых в обращение долларов никто, кроме них самих, не контролировал.)
Иными словами, золотой запас США больше не обеспечивал национальную валюту; золота было мало, а зеленых бумажек — много. В погоне за сверхприбылями Федеральная резервная система никак себя не ограничивала и ежегодно вбрасывала на рынок сотни миллионов новых ассигнаций. Точно пылесос, американцы выкачивали ресурсы со всего мира, расплачиваясь взамен пустыми, ничем не обеспеченными бумажками, ими же и производимыми.
Уже потом экономисты подсчитают: за 1960–1971 годы превышение кредитной эмиссии доллара над реально заработанными США деньгами составило (в пересчете) страшно даже выговорить — 468 952 000 кг золота. Тогда как за всю свою многовековую историю человечество сумело добыть лишь 130 000 кг.
Это была самая обычная пирамида. Как и положено любой пирамиде, до поры до времени она казалась незыблемо-вечной; но стоило лишь кому-то одному — в нашем случае де Голлю — затребовать вклады назад, как вся конструкция предательски зашаталась и заходила ходуном.
(Точно так же и кризис нынешний начался с того, что какой-то американец — якобы его даже сумели потом идентифицировать — не вернул вовремя ипотечный кредит и тем сыграл роль детонатора, приведшего взрывное устройство в действие; впрочем, не будь его — появился бы кто-то другой. Свято место пусто не бывает.)
Вряд ли французскому президенту доводилось читать фантастический роман Толстого о похождениях гениального безумца инженера Гарина; однако ж действовал он в точности по сюжету книги.
Для тех, кто за давностью лет подзабыл содержание книжки, напомним, что инженер Гарин изобрел свой знаменитый гиперболоид не забавы ради, а исключительно с корыстным расчетом; просверлить некий Оливиновый пояс по краям Тихого океана, где покоятся якобы громадные залежи золота, дабы стать властелином мира.
Пояс он просверлил. Золото нашел. И начал методично рушить мировую экономику, распродавая слитки по бросовым ценам: $ 2,5 за килограмм.
Кончилось дело, правда, весьма плачевно; в итоге Гарин растерял и деньги, и власть, даже гиперболоида у него не осталось.
Толстой Алексей Николаевич (1883–1945) — советский граф. В 1919 г. эмигрировал во Францию, но потом одумался, вернулся и не прогадал. Стал трижды лауреатом Сталинской премии, депутатом, академиком и орденоносцем. Широко известен портрет Толстого кисти Π. Н. Кончаловского; писатель сидит за столом перед вазой с фруктами. Картина была написана во время войны, когда большинство столь возносимого Толстым народа перебивались с хлеба на воду
Отчасти де Голль повторил судьбу литературного безумца. В 1969 году он вынужден был досрочно уйти в отставку и вскоре умер. Однако к этому времени американской монополии был нанесен уже непоправимый удар.
США оказались перед угрозой дефолта. Отдавать золото они не хотели, да и не могли. Но и не отдавать тоже было нельзя; в противном случае Вашингтон разом бы лишился статуса главного кассира планеты.
А тут еще — вслед за французами — в очередь на американское золото начали выстраиваться и другие страны: немцы, канадцы,
японцы. Началась лихорадка, такая же, что памятна нам по эпохе 1990-х, когда держать сбережения в рублях было верхом безумия. Все страны старались скинуть как можно больше долларов и запастись золотом.
В марте 1968-го американское правительство было вынуждено ограничить свободную конвертацию долларов в золото. (Справедливости ради, заметим, что ограничение это не коснулось государственных банков и распространялось лишь на частные сделки.)
Но и для нацбанков обмен хрустящих купюр на холодные бруски происходил медленно, с огромными проволочками и задержками. (Французам, например, в итоге вернули лишь половину из предъявленных к оплате полутора миллиардов.)
Никсон Ричард Милхаус (1913–1994) — американский политик, вице-президент (1953–1961), президент США (1968–1974).
Первым из всех американских президентов совершил официальный визит в Москву, где Брежнев принимал его как дорогого гостя и даже поселил в Кремле. Лидеры обменялись ценными подарками. Никсон презентовал генсеку черный «Кадиллак», а в ответ получил катер на подводных крыльях. «С Никсоном можно иметь дело», констатировал Леонид Ильич после завершения визита. Даже когда Никсон из-за уотергейтского скандала вынужден был подать в отставку, Брежнев прислал ему несколько личных обращений, в которых желал «энергии и успеха в преодолении всякого рода сложностей» и благодарил за совместную деятельность.
«Я оставляю этот пост с чувством гордости по поводу того, что Вы и я много сделали для преобразования отношений между нашими странами», — написал ему Никсон в ответ
К началу 1970-х золотой запас США снизился до 10 миллиардов (меньше, чем до войны). Но ажиотаж не спадал. Желающих совершить обмен становилось все больше и больше.
И тогда американцы встали перед роковым выбором: либо признать банкротами себя, либо сделать таковыми всех кредиторов.
Как вы думаете, какой вариант избрал Вашингтон?
Ну, правильно, последний.
15 августа 1971 года президент Никсон, честно хлопая ресницами, объявил о полной отмене золотого обеспечения доллара, нарушив тем самым американцами же инициированное Бреттон-Вудское соглашение. В переводе на доступный язык означало это еле-дующее: кому должен — всем прощаю, идите себе с миром.
Началась последовательная девальвация доллара. Сначала за тройскую унцию золота власти подняли цену с 35 до 38 долларов. Потом — до 42,2. Причем рост этот был исключительно виртуальным, сугубо на бумаге; доллары на золото никто по-прежнему обменивать не собирался.
Пришлось мировым державам съезжаться на новую финансовую конференцию — на этот раз в Париж (немудрено!). И договариваться о новой экономической системе, каковая и начала свой отчет 16 марта 1973 года.
С этого момента золотое содержание окончательно отошло в небытие. Отныне курс валют не зависел больше от размера золотого запаса; деньги превратились в обычный товар, не подверженный никаким международным соглашениям и законам, кроме закона рынка. Спрос на собственную денежную систему каждая страна устанавливала теперь самостоятельно; получив, разумеется, право печатать столько денег, сколько заблагорассудится. В том числе — и США…
ИЗМЕНЕНИЕ СТОИМОСТИ ЗОЛОТА
С того времени соотношение доллара к золоту неоднократно менялось; цена на благородный металл то взлетала, то падала (в XX веке пиком стал 1980 год, когда тройская унция стоила от 800 до 875 «баксов».) Впрочем, к первоначальной своей отметке — $ 35 — она даже и не приблизилась; ниже пары сотен долларов унция презренного металла уже никогда не стоила.
В составленной нами таблице масштабы этих колебаний видны наглядно (см. таблицу на 17 стр.).
Принято отчего-то считать, что золото — просто-напросто подорожало в цене, ну, дорожает ведь нефть или уголь. Хотя, если вдуматься, это не золото дорожало, а доллар — дешевел.
За сорок с лишним лет, минувших с начала де Годлевского «Аустерлица», главная мировая валюта обесценилась ровно в 30 раз.
В этом и есть ответ на самый главный вопрос: почему мировой кризис был неизбежен…
За свою многовековую историю человечество знало немало господствующих, доминирующих денежных систем. В античном мире властвовали попеременно греческая драхма и римский сестерций. В Средние века над Европой царствовал испанский реал. За ним наступила пора голландского гульдена, потом — французского луидора. Несколько столетий подряд, вплоть до Второй мировой войны, заправлял всем английский фунт.
Едва только какая-нибудь империя — Британия или наполеоновская Франция — начинала дрейфовать в сторону мирового господства, как ее валюта тут же подминала под себя остальные. Это было и понятно, и логично. Сила империи проявлялась во всем, в том числе и в деньгах. Ну а деньги обеспечивались, соответственно, этой самой имперской силой, выраженной в золоте и многочисленных трофеях, добытых победителем на поле брани.
Американский доллар стал первой в истории резервной валютой, не подкрепленной никаким мало-мальски серьезным обеспечением.
Золотого содержания у доллара нет. А что же есть? Нефть? Так ее в Америке добывают ничтожно мало; это, скорее, сами США полностью зависят от нефтяных котировок.
(Когда в 1973 году арабский мир, в отместку за помощь Израилю, прекратил продавать Западу нефть, цены на нее мигом выросли в 4 раза, а экономический кризис надолго охватил и США, и Европу. В Америке, например, безработица разом увеличилась вдвое.)
Чем же тогда США отвечают по своим обязательствам; ведь деньги — это не что иное, как долговые расписки, выданные на неопределенный срок.
В том-то и штука, что НИЧЕМ.
С точки зрения экономической теории, покупательская способность любой валюты обеспечивается валовым внутренним продуктом (ВВП). Однако цифры свидетельствуют об обратном; ВВП США составляет 20 % от мирового ВВП. Сама же Америка потребляет вдвое больше: 40 % от мирового ВВП.
Нехитрый арифметический подсчет, доступный даже второкласснику, показывает, что страна эта живет не по средствам; зарабатывает рубль, а гуляет на два.
Или вот вам — другой пример. За 3 квартала прошлого, 2008 года общий импорт товаров и услуг в США составил $ 5 798,8 млрд. (Данные официальные, озвученные департаментом торговли.) А объем экспорта за тот же период — $ 4 603,1 млрд. Иными словами, ввезли американцы на триллион долларов (!) с лишним больше, нежели вывезли. Вопрос: за чей счет покрывается эта разница?
Разумеется, за счет остального мира.
Уникальность доллара состоит в том, что уже какое десятилетие подряд валюта эта обеспечивается не столько собственным продуктом, сколько ВВП других стран. При этом никакого контроля за эмиссией доллара у этих самых стран нет. Более того, с марта 2006 года вся информация о количестве гуляющих по миру долларов стала коммерческой тайной даже для самих американских налогоплательщиков.
Да-да, вы не ослышались: именно коммерческой.
Мало кто знает, что Федеральная резервная система (ФРС) США, которую почему-то именуют аналогом нашего Центробанка, есть организация сугубо частная. Принадлежит она 12 коммерческим американским банкам. Во главе ФРС стоит центральный Совет управляющих. Он, правда, назначается президентом США, но сроком на… 14 лет.
(Неслучайно Алан Гриспен, возглавлявший ФРС почти 20 лет — с 1987 по 2006 год, — по степени влияния и могущества намного превосходил официальных хозяев Белого дома. Этого человека, кстати, называют сегодня одним из главных виновников мирового кризиса.)
Именно ФРС занимается выпуском столь любимых нами хрустящих зеленых банкнот. Причем делает это так успешно, что за последние тридцать лет объем денежной массы вырос в десятки раз. По оценкам экспертов, ежегодный прирост долларов составляет порядка 15 %. Последняя официальная информация ФРС гласит, что к февралю 2006-го на руках по всему миру находилось $10 294,3 млрд.
Если у тебя в руках печатный станок, очень трудно побороть жадность и не запустить его па полную катушку; все равно что иметь скатерть-самобранку, но питаться впроголодь.
В принципе, картина эта нам хорошо знакома. В начале 1990-х павловское, а потом гайдаровское правительства тоже запускали печатные станки в три смены, ибо денег в стране не хватало, платить пенсии и зарплаты было не с чего.
Вот только в России это приводило к обратному эффекту — чем больше Центробанк выпускал рублей, тем дешевле они становились. Мудреное словечко «инфляция» долетело тогда даже до глухих сибирских деревень. (Занятная, между прочим, деталь. Исторически термин этот применялся не в экономике, а в медицине, и означал — «вздутие живота в результате скопления кишечных газов»; очень точное определение.)
В Штатах же подобное вздутие не возникало. По той простой причине, что американцы — молодцы ребята, ничего не скажешь — заранее сумели создать рынок сбыта для своих долларов.
Получая товары со всех концов света — российскую нефть, финский лес, японскую технику, израильские фрукты — американцы расплачиваются взамен ничем не обеспеченными зелеными бумажками с сентиментальной надписью: In God We Trust. И горя себе не знают. Недаром 2/3 всех долларов вращается за пределами США.
Очень уместно привести здесь жизненный анекдот, которым Шарль де Голль проиллюстрировал некогда свое отношение к доллару.
На аукционе выставлена картина Рафаэля. Араб предлагает нефть, русский — золото, а американец выкладывает пачку и покупает Рафаэля за 10 тысяч долларов. В итоге американец получил Рафаэля за три доллара, потому как цена бумаги за одну стодолларовую банкноту — три центра.
На самом деле сегодня себестоимость доллара не составляет и этих трех жалких центов. Производство валюты сводится теперь лишь к записям некоторых чисел в балансе ФРС: сам себе пишешь, сам себе списываешь. А взамен получаешь всамделишные, а отнюдь не виртуальные продукты.
Для простоты понимания представьте на секунду, что вы решили продать, например, свою квартиру.
Сколько она может стоить? Если в Москве или Питере — уж никак не меньше полумиллиона «баксов». Вам же дают миллион. Или — два.
Согласитесь? Ясное дело. Потому как на эту сумму вы вполне сможете купить и квартиру новую, да еще половина останется; выгода — налицо.
А если вам предложат взамен миллион глиняных черепков? В лучшем случае — покрутите, должно быть, пальцем возле виска.
Но штука в том, что доллары — это по сути и есть глиняные черепки: если не сегодня, так завтра. На память сразу же приходят кадры из старого мультфильма «Золотая Антилопа»:
— Глупое животное, золота не бывает слишком много!
А потом — один удар копытом — и вожделенный металл превращается в черепки.
Америка уже давно живет в долг, ежегодно накапливая заведомо невыполнимые обязательства перед остальным миром. Примерно половина ее богатств связана именно с эмиссией доллара для использования в других странах. В это трудно поверить, но общий долг государства, считающегося образцом успеха и роскоши, превышает уже 10 триллионов (!) долларов.
Для сравнения, к концу XX века весь российский внешний долг не превышал и $ 160 миллиардов; а мы-то, наивные, искренне верили тогда, что цифра эта просто неподъемна.
Еще в 1989 году в центре Нью-Йорка, поблизости от Таймс-Сквер, некая компания Durst Organization установила гигантское табло, отражающее — до цента — размер американского внешнего долга. Данные обновлялись там ежедневно. Но и 20 лет не прошло, как лавочку эту пришлось закрывать; на табло элементарно не хватает теперь места для новых цифр. Кто же мог представить, что счет пойдет на десятки триллионов.
Теперь этот счетчик перенесен в Интернет. Настоятельно рекомендуем посетить его адрес — http://www.brillig.com/debt clock/; зрелище — не для слабонервных. Достаточно лишь воспроизвести на бумаге увиденные цифры, и вся вера в несокрушимую американскую мечту рассеется в тот же миг, точно утренняя дымка; золото на глазах превратится в черепки.
Когда 22 февраля приступали мы к работе над этой главой, значилась там следующая сумма:
$ 10,811,349,245,681.20.
Когда заканчивали — 9 марта — уже другая:
$ 10,966,287,130,784.58.
То есть за каких-то две недели долг США вырос на 155 миллиардов долларов. И это — явно не предел, потому что с осени 2007-го увеличивается он на 3,74 миллиарда ежедневно. (Цифра усредненная, она тоже есть на указанном сайте. Равно как и перерасчет общего долга на каждого американца: 36 тыс. 135 долларов как одна копеечка.)
Начинайте каждое утро с посещения этого сайта; очень, знаете, отрезвляет…
Почему же, спросите вы, все эти годы человечество безропотно принимает откровенно жульнические правила игры? Да потому, что американская пропагандистская машина настолько крепко промывает миру мозги, что и вопросов лишних ни у кого не возникает.
Не прав был классик, уверяя, что от многократного повторения слова «сахар» во рту не становится слаще; еще как становится.
Все свои действия Вашингтон неизменно объясняет сугубо высокими материями: прежде — святой борьбой с коммунистическим злом, теперь — с международным терроризмом. Опять же — помощь развивающимся странам, поддержка молодых демократий.
Те же, кто пытается возражать, апеллируя к разуму и здравому смыслу, моментально записываются Америкой во враги человечества.
Когда Путин в своей знаменитой мюнхенской речи предостерегал человечество от опасности однополярного мира и объявлял, что Россия не потерпит «мир одного хозяина», его только что не освистали. Выступление нашего президента Запад воспринял точно брошенную в лицо перчатку — в воздухе разом запахло новой «холодной войной».
Теперь же эти путинские слова звучат актуально как никогда. Давайте перечитаем их вместе:
«Считаю, что для современного мира однополярная модель не только неприемлема, но и вообще невозможна. И не только потому, что при единоличном лидерстве в современном — именно в современном мире — не будет хватать ни военно-политических, ни экономических ресурсов (здесь и далее выделено нами. -Авт.)… И это в конечном итоге губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри.
…отдельные нормы, да, по сути — чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере навязывается другим государствам.
…Убежден, мы подошли к тому рубежному моменту, когда должны серьезно задуматься над всей архитектурой глобальной безопасности».
Сказано это было более двух лет назад, в феврале 2007-го, когда о мировом кризисе никто еще и не заикался. И не важно, что основной упор Путин делал на внешнеполитическую, а не на экономическую составляющую. От перемены слагаемых сумма-то не меняется.
Американская политика настолько тесно переплетена с экономикой, что подчас разобраться и отделить одно от другого просто невозможно; в точном соответствии с ленинской формулой о том, что политика есть концентрированное выражение экономики.
Именно политическими, а отнюдь не экономическими причинами и объясняется многолетнее владычество доллара; да, собственно, и начальный его, первопричинный взлет.
Много раз за последние десятилетия Америка оказывалась на краю финансовой пропасти, буквально пару шагов отделяли ее от окончательного банкротства. Но исключительно политические решения неизменно откладывали этот крах.
Так случилось и после де голлевского удара под дых, когда Вашингтон, дабы увеличить зону своего влияния, моментально проникся любовью к коммунистическому Китаю — даром что прежде ненавидел его сильнее даже, чем СССР, а Мао Цзе-Дуна вполне официально, на уровне государственных документов, именовал диктатором и тираном.
Тридцать лет США не поддерживали с КНР дипломатических отношений, всячески третируя Поднебесную; формально камнем преткновения был остров Тайвань, который китайцы считали собственной территорией, а американцы — суверенным демократическим государством. (Посему еще с середины 1950-х держали там свои войска, приняв на себя обязательства по защите тайвань-ских границ.) Бред какой-то: маленький остров с населением в 15 миллионов человек был, к примеру, полноправным членом Совета безопасности ООН, а громадный Китай — самая густонаселенная страна на планете — нет.
Мао Цзе-Дун (1893–1976) — Великий Кормчий Китая, бессменный лидер Китайской компартии.
В СССР отношение к Мао было неоднозначным и крайне субъективным; сначала его именовали лучшим другом Советского Союза и верным учеником Сталина. После разрыва отношений обвиняли в ревизионизме, деспотизме и заигрывании с Западом. (Пекинская утка, крякающая под вашингтонскую дудку, — излюбленный образ карикатуристов 1960–1970 годов.)
Сам Мао долгое время исповедовал концепцию особого пути Китая. С одинаковой ненавистью он выступал против американского империализма и советского «ревизионизма». Однако под старость проявил себя крайне прагматичным политиком и даже сел за стол переговоров с Р. Никсоном
Но стоило лишь запахнуть жареным, как тогдашний президент Никсон сдал верных соратников в один присест и признал, что Тайвань — составная часть КНР. Вскоре уже в Совете безопасности заседали не тай-ваньцы, а китайцы; чуть позже США даже прервут дипотношения с Тайванем, разом забыв обо всех прежних своих обязательствах и громогласных речах.
Зато в обмен на эту уступку огромная держава оказалась вовлечена в долларовую географию. Началась беспрецедентная по масштабам экспансия западного капитала в Китай, повсеместно там стали строиться заводы, открываться совместные предприятия. Доллар вновь был спасен; у американцев появился новый рынок сбыта для своей валюты, а кризис перепроизводства получил отсрочку.
Все вернулось на круги своя — из Китая американцы опять вывозили за бесценок товары (здесь была самая дешевая рабочая сила), а взамен расплачивались печатаемой в неограниченном количестве резаной бумагой (то есть черепками).
И по сей день Поднебесная остается крупнейшим поставщиком товаров и услуг в США; объем госдолга Америки перед этой страной растет просто в геометрической прогрессии, ежегодно увеличиваясь на 25 %. В 2008 году он составил уже 503 миллиарда долларов.
У сближения капиталистических Штатов с коммунистическим Китаем имелось и еще одно важнейшее объяснение: чем активнее Запад сходился с Востоком, тем сильнее отрывался он от СССР; две державы дружили теперь против третьей. Кончилось тем, что антипатия Москвы к Пекину превзошла даже былую неприязнь к Вашингтону.
Если бы «холодной войны» не существовало, американцам следовало бы ее непременно выдумать. Стращая западный мир Советским Союзом, Штаты тем временем делали свои позиции более прочными. Попробуй откажись от долларовой зависимости, когда каждый божий день тебе талдычат о грядущем апокалипсисе, а раз именно США приняли на себя роль спасителя цивилизации, кто ж решится указать им на некоторые — скажем мягко — огрехи.
«Холодная война» отнюдь не являлась войной идеологий, эта была самая обычная война за мировое господство; ничего личного — только бизнес.
Тем же, кто по-прежнему верит, будто никакой войны на выживание не велось, а Советский Союз развалился исключительно сам по себе, приведем лишь несколько цитат. Все они принадлежат людям, которых в нелюбви к звездно-полосатому стягу заподозрить просто невозможно.
«Расшатав идеологические основы СССР, мы сумели бескровно вывести из войны за мировое господство государство, составляющее основную конкуренцию Америке» (Б. Клинтон, президент США).
«Победа США в "холодной войне" была результатом целенаправленной, планомерной и многосторонней стратегии США, направленной на сокрушение Советского Союза. Ход исторических событий был предопределен стратегическими директивами Рейгана. В конечном счете, скрытая война против СССР и создала условия для победы над Советским Союзом» (Ф. Гафней, директор Центра политики и безопасности США).
«Россия — побежденная держава. Она проиграла титаническую борьбу. И говорить "это была не Россия, а Советский Союз" — значит бежать от реальности. Это была Россия, названная Советским Союзом. Она бросила вызов США. Она была побеждена» (3. Бжезинский, крупнейший советолог, экс-советник президента США по национальной безопасности).
Желаете конкретные факты? Сколько угодно.
Общеизвестно, что из всех американских президентов именно Рональд Рейган нанес СССР максимальный урон: план СОИ, крестовый поход против коммунизма, развертывание баз НАТО, поддержка афганских душманов и никарагуанских «контрас».
Куда менее известно, что, помимо ужесточения внешнего курса, рейгановская Америка уделяла огромное значение подрыву экономики СССР.
В 1981 году, после введения военного положения в Польше (Кремль, напомним, от прямого вторжения благоразумно отказался, предоставив генералу Ярузельскому право самостоятельно разбираться со своими проблемами) Рейган инициировал ряд экономических санкций против СССР.
В то время в Советском Союзе строился беспрецедентный по масштабам международный проект — газопровод, соединяющий Западную Сибирь с Западной же Европой. В случае запуска чистая прибыль должна была составить несколько миллиардов долларов в год. Кроме того, западноевропейские страны попадали в серьезную зависимость от Москвы.
Проблема заключалась в том, что одними собственными силами провести газопровод мы не могли, требовалось импортировать 15–20 миллионов стальных труб.
Рональд Рейган (1911–2004) — 40-й президент США.Отказался от политики «разрядки» и перешел к прямой конфронтации с СССР и коммунистическим движением. Публично объявил Советский Союз «империей зла». При нем начались «рейганомика», гонка вооружений, размещение ракет в Западной Европе. Усилия Рейгана увенчались успехом. В отставку он уходил, когда в СССР уже вовсю бушевала перестройка
На это Рейган и сделал основной расчет. В США запретили все поставки нефтегазового оборудования для СССР, не считаясь даже с убытками для собственных компаний. (Одна только «Дженерал Электрик» потеряла на этом свыше 175 миллионов долларов.)
Параллельно Рейган потребовал введения аналогичного эмбарго и со стороны европейских союзников, а когда те отказались — для Европы это было крайне невыгодно — то едва не рассорился с французами, немцами и англичанами.
В июне 1982-го Рейган запретил европейским компаниям, сотрудничающим с СССР, использовать американские технологии. А осенью того же года даже подписал специальную директиву NSDD-66, определявшую линию поведения США по отношению к советскому газопроводу. Директива предписывала затруднять строительство любыми средствами и не допустить создание второй очереди магистрали. Чуть позже под давлением Вашингтона европейские страны вынуждены были согласиться на квотирование покупки советского газа — не более 30 % от используемого объема.
С экономической точки зрения — это было верхом безумства; дешевый советский газ во всех смыслах оставался вне конкуренции. Но игра стоила свеч.
«Мы и в самом деле считали, что должны остановить осуществление проекта или хотя бы задержать его, — признавался впоследствии тогдашний министр обороны и автор новой доктрины национальной безопасности Каспар Уайнбергер. — Иначе он дал бы им (в смысле нам. — Авт.) стратегическое преимущество и огромный приток средств».
Каспар Уайнбергер (1917–2006) — американский государственный деятель.
Был министром здравоохранения и соцобес-печения в правительстве Р. Никсона. После прихода Р. Рейгана стал министром обороны. В Белом доме считался одним из главных «ястребов». При нем военные расходы выросли вдвое. Активно продвигал программы ПРО и СОИ. Ушел в отставку со скандалом в 1987 г. по обвинению в незаконных поставках оружия для Ирана и никарагуанских «контрас». В 1992-м был осужден за лжесвидетельство, но помилован президентом Бушем. Другой Буш — младший — скажет после смерти Уайнбергера, что «он помог одержать нам победу в "холодной войне"», а Кондолиза Райс признается, что покойный всегда служил для нее примером
В результате газопровод запустили не в 1985-м, как планировали, а двумя годами позже. И нанесенный ущерб составил многие миллиарды.
Конечно, один только срыв этого строительства не мог окончательно разрушить советскую экономику, ну так и американцы тоже не сидели сложа руки.
Есть версия (ее, в частности, придерживается американский публицист Петер Швейцер, считающийся официальным летописцем I (РУ), что в середине 1980-х 111таты сознательно обвалили нефтяные цены. Это оказалось колоссальным ударом по советской экономике, ибо ‘/5 всего нефтяного экспорта принадлежала СССР.
Уже упоминавшийся министр обороны Каспар Уайнбергер — один из главных идеологов крестового похода против коммунизма — вспоминал, что в 1983 году «мы старались как могли убедить англичан, что нужно увеличить добычу и понизить цены».
Под давлением Америки и Англии ОПЕК резко опустила котировки. Сначала — в 1983-м — с 34 до 29 долларов за баррель. А в 1985-м, после прихода Горбачева, и того ниже. В 1986 году был поставлен мировой рекорд дешевизны — менее 7 долларов за баррель нефти.
Между прочим, ряд специалистов, Егор Гайдар например, и по сей день считают, что именно падение нефтяных цен предопределило экономическую катастрофу в СССР. Ну а уж она и привела страну к гибели.
Тезис, конечно, не бесспорный, но весьма и весьма показательный…
Если вдуматься, а что такого оригинального привнес в международную политику Рональд Рейган? Да ничего. В мировой истории все это уже бывало не раз.
Когда одна страна не могла справиться с другой на полях сражений, она непременно пыталась ослабить ее экономическое могущество; и не всегда безуспешно.
Тот же Наполеон. После того как англичане наголову разбили французов у Трафальгара, император издал специальный Берлинский декрет. Этим документом запрещались любые торговые, почтовые, транспортные и прочие отношения с Британией. Всякий англичанин, обнаруженный на французской территории, автоматически признавался военнопленным. Товары британских подданных подлежали конфискации.
Декрет был обязательным для всех вассалов и союзников Франции. Наполеон хотел удушить Британию чужими руками; то, как блокада отразится на экономике союзников, волновало его меньше всего.
Александр I Благословенный (1777–1825) — император с 1801 года.
Александр I был крестным отцом будущей королевы Великобритании Виктории (крещенной в честь царя Александриной Викторией). Сам был поименован бабкой Екатериной II, с далеко идущими целями. Она исходила из плана будущего воссоздания Византийской империи со столицей в Константинополе (Стамбуле, Византии). Двух внуков так и назвала: Константин в честь Константина Великого — первого Римского императора-хри-стианина и Александр — в честь Александра Невского. По преданию считалось, что новый Константин освободит Константинополь от турок, а некий царь Александр должен стать императором новой империи.
Воссоздать Византийскую империю не удалось, но Александр — навсегда остался в истории. Не только как победитель Наполеона, но и, что для нас важно в рамках этой книги, как государь, не давший захлестнуть Россию европейскому экономическому кризису начала XIX века
То есть с точки зрения собственных интересов действовали французы вполне разумно и прагматично. Другое дело, что остальным странам это было абсолютно невыгодно; и России — в том числе.
А ведь поначалу нам тоже пришлось присоединяться к «континентальной блокаде»; после Тильзитского договора 1807 года иного выхода у Александра Т не оставалось. Привело это, однако, к последствиям весьма и весьма безрадостным.
Поскольку российская экономика напрямую зависела от торговли с англичанами, объемы импортно-экспортных операций моментально упали в 4–5 раз. Если в 1806 году в Кронштадт зашло 3574 иностранных судов, то в 1808-м — всего-то 65.
Или возьмем, к примеру, такой мирный продукт, как сахар. Никаких проблем россияне с ним испокон веков не знали, могли чаевничать в прикуску сколько душе угодно. В 1804 году через один только Кронштадтский порт иностранные купцы привезли в Россию 488,7 тысячи пудов сахара, что соответствовало примерно годовой норме потребления.
А в 1809-м сахар разом превратился в страшный дефицит: сами мы его практически не производили, а объемы импорта сократились катастрофически — теперь уже через все российские порты ввезено было лишь 102 тысячи пудов.
И так практически во всем. Вот тебе, бабушка, и рост цен — в 2–3 раза на весь импорт за несколько лет.
Как следствие, резко снизился сбор налогов; нет торговли — значит, нет ни акцизов, ни пошлин.
Пришлось снова разгонять печатный станок. В 1786–1810 годах в обращение была выпущена колоссальная сумма — 579 миллионов рублей ассигнациями. Естественно, тут же скакнула инфляция.
До присоединения России к «континентальной блокаде» за 1 бумажный рубль давали 67,5 копейки серебром, причем курс этот стабильно держался с конца минувшего столетия.
В 1811 году — уже немногим более 25 копеек, падение — почти в 3 раза.
В конце концов Александр I уразумел, что дальше так продолжаться не может; если бы не начавшаяся вскоре война с французами, Россия самостоятельно прекратила бы блокаду. (Показательно, что едва только Бонапарт пересек Неман, как в Петербурге немедленно опубликовали манифест о возобновлении торговых отношений с Британией.)
Жесткая защита собственных экономических интересов — вот единственно правильная политика для любого государства; если оно, конечно, не хочет попасть под чью-нибудь железную пяту, чужую.
К счастью, Александр I — при всем своем либерализме и масонстве — это осознал. Потому и не впал в другую крайность — не пошел по пути финансового закабаления Британией, хотя многим это представлялось оправданным и логичным, да и займы от англичан Россия получала регулярно[1]. И правильно сделал. Еще неизвестно, с кем дружить было безопаснее — с Парижем или Лондоном. С такими друзьями и врагов не надо…
…Международная доктрина англичан гуманизмом никогда не отличалась, решать все свои проблемы они традиционно предпочитали чужими руками.
Главным плательщиком по британским счетам выступала несчастная Индия.
Англичане с ней не церемонились: индийцы — это же не джентльмены… и вообще — не совсем люди.
Свои колонии они никогда не рассматривали как часть собственной страны, только как источник сверхдоходов. (Эту практику, впрочем, исповедовали и все остальные колониальные державы, кроме одной-единственной ненормальной России.)
До 1858 года Индия официально даже не являлась колонией Британии. Вообще. Это была такая территория по добыче денег. Λ вся фактическая власть принадлежала в этой стране Ост-Индской компании — вроде бы обычному акционерному предприятию, созданному для торговли с Индией.
Существовала она аж с 1600 года. Но очень быстро от банальных внешнеторговых операций перешла к захвату и хозяйственному освоению территории. Ост-Индская компания строила крепости, прокладывала дороги, контролировала плантации, разрабатывала рудники, даже собирала налоги и получала контрибуции с местных княжеств.
Понятно, самим индусам это совсем не нравилось. То и дело здесь вспыхивали восстания и войны, в том числе инициированные конкурентами-французами, но уже к середине XIX века компания взяла под контроль почти всю страну.
Это была довольно странная форма управления: де-юре — Индия подчинялась не Британии, а 550 акционерам Ост-Индской компании. «Газпром» и «Роснефть» должны, наверное, обзавидоваться привилегиям, которые имела главная британская госмонопо-лия того времени. (На ее долю приходилась четверть всего оборота английской торговли.)
Вообще, нам сегодняшним очень трудно понять, что это была за структура. В современном мире подобных аналогов просто не существует.
Акционерная Ост-Индская компания являлась по сути полуго-сударством: со своей армией, флотом, военно-полевыми судами, чиновниками… даже с собственной финансовой системой.
Компания чеканила свою частную монету: рупию. Точнее множество ее вариаций — для разных районов страны. Когда компания завоевала всю Индию и стала там полноценной владычицей, настало время выпускать универсальную монету и банкноту. Разумеется, их привязали к фунту стерлингов и «украсили» изображениями английских королей.
Рупию девальвировали время от времени так, как казалось удобным британцам. Причем ни с какими экономическими катастрофами это связано не было; считалось, что экономика Индии находилась в то время на подъеме. Но проблемы были в Европе — вот индусы и платили за их решение.
Вообще, с индусами они особенно не миндальничали. Ряд историков приводят леденящий душу пример: дабы обеспечить продвижение своих тканей и избавиться от лишней конкуренции, британцы взяли да и ампутировали пальцы у 10 тысяч индийских ткачей…
Вот такими совершенно людоедскими методами и достигался высокий уровень жизни Соединенною Королевства; потому-то с момента введения бумажного фунта (а было это, напомним, еще в 1694 году) и вплоть до начала Первой мировой войны Англия оставалась главной финансовой державой планеты, а фунт — основной резервной валютой. Даже войны с Наполеоном не привели к столь ожидаемому императором расстройству британской экономики, при том, что кризисы сотрясали Британию с регулярной частотой[2].
В борьбе за собственные интересы британцы не останавливались ни перед чем; очень показателен в этом контексте пример Китая.
Так уж сложилось, что англичане традиционно много торговали с Китаем, и год от года — все больше.
К 1785 году все та же Ост-Индская компания импортировала 15 миллионов фунтов (6 тысяч тонн!) китайского чая. В 1830-м — уже в 2 раза больше — 30 миллионов фунтов. Только налог на чай достигал десятой доли доходной части бюджета Британии!
Почему так много чая и почему так дорого? — спросите вы.
Во-первых, чай стоил тогда весьма и весьма недешево. В расчете на вес. Да и пили его крепко заваренным, почти как чифирь.
Во-вторых, Китай являлся монопольным производителем чая, ни в Грузии, ни в Индии эту культуру еще не начали возделывать.
В-третьих, это был основной безалкогольный напиток эпохи. Никакой тебе колы, никаких соков в пакетах.
И главное, Британия была глобальным международным посредником — Европа, Северная и Латинская Америка, словом, весь цивилизованный мир, за исключением России, перекупал китайский чай у англичан.
Это были не просто деньги. Не просто образ жизни. Не просто файв о'клок.
Это были очень-очень большие деньги!
Китайцы — хитрые ребята, за все требовали платить серебром, бумажные фунты они не брали. А английские товары в Китае не требовались совершенно. Сами все производить умели — по крайней мере дешевле, почти как сегодня.
Вскоре серебра у британцев стало откровенно не хватать, а потребность в чае, да и других китайских товарах (в том же шелке), напротив, только росла.
В Индии — проще, там можно было резать пальцы ткачам. Но Китай-то — независимое государство! Да на всех китайцев, скажем откровенно, и ножниц не напасешься.
Умнейшие экономисты и политики Британии долго размышляли, как бы исправить такое положение. И нашли в конце концов предмет экспорта, от которого китайское общество не сможет отказаться. Им стал опиум.
Британцы утверждают, будто опийный мак — традиционная культура Индии. Это неправда. Мак происходит из Средиземноморья и в Европе известен с античных времен. В Индии же, по некоторым данным, до появления британцев он вообще не выращивался.
Зато китайцы с опиумом были знакомы хорошо; использовали его так же, как и в Европе — в медицинских целях. Любое другое употребление зелья считалось преступлением и грозило суровыми карами, по части которых китайцы были большие умельцы; не хочется даже живописать подробности.
Но британцы не сдавались. С 1782 года они стали ввозить опиум в Китай именно как наркотик, причем — в огромных количествах. Сначала приносило это одни убытки: на товар просто не находилось покупателей. Потребовалось несколько лет агрессивной маркетинговой политики, чтобы часть китайцев пристрастилась все же к опасному зелью.
С 1799 года китайские власти наконец сообразили, что к чему, и официальный ввоз опиума в страну запретили. Что ж! Британцы отныне доставляли его контрабандой. Раз появился глобальный нелегальный бизнес, тут же расцвели преступные мафии — триады.
С началом массовых опиумных поставок китайская экономика перевернулась.
Только за десять лет, с 1830 по 1840 год, англичане вывезли китайских товаров на 7 миллионов серебряных долларов, а опиума ввезли — аж на 56 миллионов. Торговый дефицит грозил крахом теперь уже не британской, а китайской экономике.
Китай оказался перед лицом сразу двух опасностей: во-первых, беспрецедентной утечки из страны серебра — то есть налицо был кризис денежной системы и всей экономики Поднебесной. Во-вторых, перед угрозой тотальной наркомании.
В правительстве Китая сложились две группировки. Одна предлагала легализовать торговлю опиумом: тогда доходы казны возрастут, перейдя из рук контрабандистов в государственное лоно. Другая хотела самыми решительными мерами остановить эпидемию дури. Заметьте — и сегодня во всем мире спорят примерно о том же.
Но Британии было слишком выгодно торговать наркотиками. Выращивали их в Индии, буквально в промышленных масштабах, причем монополия, как нетрудно догадаться, находилась у Ост-Индской компании. А посему все продолжалось, как прежде, даже несмотря на критику, которой торговля опиумом подвергалась в самой Британии.
Иван Александрович Гончаров, совершавший как раз в означенный период знаменитое свое путешествие на фрегате «Палла-да», записал в путевом дневнике:
«За 16 миль до Шанхая, в Вусуне, стоит целый флот так называемых опиумных судов. Там складочное место отравы.
Другие суда привозят и сгружают, а эти только сбывают груз. Торг этот запрещен, даже проклят китайским правительством; но что толку в проклятии без силы? В таможню опиума, разумеется, не повезут, но если кто провезет тайком, тому, кроме огромных барышей, ничего не достается.
Мало толку правительству и от здешней таможни, даром что таможенные чиновники заседают в том же здании, где заседал прежде Будда, то есть в кумирне. Китайцы с жадностью кидаются на опиум и быстро сбывают товар внутрь. Китайское правительство имеет право осматривать товар на судах только тогда, когда уверено, что найдет его там. А оно никогда не найдет, потому что подкупленные агенты всегда умеют заблаговременно предупредить хозяина, и груз бросят в реку или свезут — тогда правительство, за фальшивое подозрение, не разделается с иностранцами, и оттого осмотра никогда не бывает. Английское правительство оправдывается тем, что оно не властно запретить сеять в Индии мак, а присматривать-де за неводворением опиума в Китай — не его дело, а обязанность китайского правительства. Это говорит то же самое правительство, которое участвует в святом союзе против торга неграми!
Гончаров Иван Александрович (1X12-1891) — русский писатель.
Странная метаморфоза, но все культовые романы Гончарова — «Обломов», «Обрыв», «Обыкновенная история» начинаются на букву «О».
Еще более странно, что на жизнь зарабатывал он не литературой, а службой; причем служил не кем-нибудь, а цензором. В отставку Гончаров выходил, будучи уже членом Совета по делам книгопечатания и Главного управления по делам печати (то, что в СССР называлось Главлитом); должности весьма высокопоставленные.
Цензорский китель, однако, не помешал ему остаться в истории русской литературы
Но что понапрасну бросать еще один слабый камень в зло, в которое брошена бесполезно тысяча? Не странно ли: дело так ясно, что и спору не подлежит; обвиняемая сторона молчит, сознавая преступление, и суд изречен, а приговора исполнить некому!»
Лишь в 1839 году китайцы перешли наконец от слов к делу. В провинции Гуандун власти конфисковали у торговцев свыше 20 тысяч ящиков опиума и приказали их уничтожить.
В ответ британское правительство объявило эти действия враждебными и потребовало возместить убытки подданным Ее Величества. Китайцы ответили отказом.
Тогда Англия объявила Китаю войну и послала к ее берегам морскую эскадру. Еще одну эскадру — в подмогу — отправили США.
Эту войну — в историю она вошла, как Первая опиумная — Поднебесная проиграла; силы были слишком неравны. Китайцам пришлось снимать запрет на ввоз опиума. Кроме того, они согласились выплатить британцам 6 миллионов юаней контрибуции и передать под английскую юрисдикцию Гонконг.
Однако годом позже, в 1841-м, война вспыхнула с новой силой. И вновь закончилась она поражением императорской армии. Бронированным пароходам, скорострельным орудиям и винтовкам китайцы могли противопоставить разве что древние фитильные ружья, бронзовые пушки XVIII века и кривые сабли.
Англичане получили огромную контрибуцию — 276 тонн серебра. Отныне они могли ввозить опиум в Китай совершенно свободно. Таможенные пошлины на все британские товары устанавливались предельно низкие — не более 5 % от стоимости. Плюс к этому британцы получали право вербовать рабочих для всей своей необъятной империи.
Опиум полностью изменил характер торговли между Западом и Востоком. Поражают масштабы этого жуткого бизнеса: до 1917 года британцы ввезли в Китай 20 тысяч тонн (!) опиума.
Параллельно из Китая выехало примерно 5 миллионов китайских рабочих — кули. После отмены рабства англичанам были очень нужны гастарбайтеры: китайцы трудолюбивы и неприхотливы, это вам не прожорливые негры, горсточка риса — и все.
Для найма кули и отчасти оплаты их труда в нечеловеческих условиях обычно снова использовались наркотики. Отсюда в английском языке появился глагол «шанхаить» (to shanghai).
«Ошанхаить» — значит одурманить и обманным путем нанять на работу…
Опиумные войны — это классический пример того, как кризис навязывается силой оружия.
Сначала кризис в Китае после поражений в опиумных войнах был чисто финансовым… Но он быстро перерос в политический. В стране вспыхнула гражданская война тайпинов, унесшая до 15 миллионов жизней. Китай заставили курить наркотики и тем самым сняли с дистанции опасного конкурента.
«Пока Китай остается нацией наркоманов, нам не стоит бояться того, что эта страна превратится в серьезную военную державу, так как эта привычка высасывает жизненную силу из китайцев», — заявлял без обиняков в 1895 году британский консул в Китае Джефф Херст.
…Хорошо все-таки, что у Александра I и его наследников хватило ума не попасть под пяту Священной Британии. Страшно даже представить, какую участь уготовили бы нам эти цивилизаторы, исключительно — во имя торжества мировой демократии.
Впрочем, то, что не удалось сделать тогда, в XIX веке, с лихвой было компенсировано столетием позже. Только уже не британцами, а новыми властителями мира — американцами…
Развал Советского Союза был выгоден США во всех отношениях, и не только потому, что — вновь процитируем Клинтона — «из войны за мировое господство» было выведено «государство, составляющее основную конкуренцию Америке». Вновь, как и в случае с Китаем, Штаты получили гигантский рынок сбыта для своих черепков.
Еще одна цитата Билла Клинтона времен его президентства (1995 год):
«Мы добились того, что собирался сделать президент Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы… Да, мы за-тратили на это многие миллиарды долларов, а они уже сейчас близки к тому, что у русских называется самоокупаемостью: за четыре года мы и наши союзники получили различного стратегического сырья на 15 млрд долларов, сотни тонн золота, драгоценных камней и т. д. Под несуществующие проекты нам переданы за ничтожно малые суммы свыше 20 тыс. тонн меди, почти 50 тыс. тонн алюминия, 2 тыс. тонн цезия, бериллия, стронция и т. д.».
Клинтон Уильям Джефферсон (Билл)(р. 1946) — 42-й президент США в 1993–2001 гг. В нашей памяти остался как непревзойденный игрок на саксофоне и герой сексуального скандала с Моникой Левински. Кроме того, он пытался призывать на службу в армию гомосексуалистов. Ельцин называл его «другом Биллом».
«Друг Билл» умело пользовался известными слабостями «друга Бориса». На встречах и переговорах он банальным образом подпаивал российского президента, парализуя у него всякую волю к сопротивлению.
На саммите в 1995 году, накачав Ельцина калифорнийским вином, Клинтон убедил его не выходить из договора по ограничению обычных вооружений в Европе. Еще раньше «повеселевший» Ельцин согласился с расширением НАТО на Восток.
«По меньшей мере, он не агрессивен, когда пьян», — саркастически изрек как-то Клинтон
Стоит ли добавлять, что медь, алюминий и стронций вывозился из России за бесценок: во-первых — по ценам просто бросовым, а во-вторых — за доллары, которые для самого покупателя ничего не стоили, одно слово — черепки.
Развал СССР в очередной раз оттянул коллапс американской экономики. До середины 1990-х американцы фактически управляли нашей страной. Вся приватизация, создание рынка ценных бумаг велись исключительно по рецептам, написанным заокеанскими советниками; и вовсе не из альтруизма и человеколюбия.
Американское цивилизаторство России фактически повторило освоение самой же Америки, когда испанские и португальские конкистадоры под предлогом, как сказали бы сегодня, интеграции туземцев в мировое пространство, просто обобрали доверчивых дикарей до нитки, а потом еще и стерли с лица земли.
Вновь обратимся к цифрам; ничто так не впечатляет, как конкретная, не отягощенная никакой идеологией бухгалтерия.
Если к середине XV века во всей Европе насчитывалось лишь около 7 тысяч тонн золота и серебра, то с открытием Американского континента эта цифра выросла в разы. До конца XVI столетия из-за океана было вывезено 23 тысячи тонн серебра и 755 тонн золота. В XVII–XVIII веках процесс этот ускорился: 3 тысячи тонн золота, 93 тысячи тонн серебра. Европа, стало быть, богатела, а дикари в лучшем случае довольствовались грошовыми подачками.
Все войны в мире происходят из-за денег; когда же, в конце концов, мы это поймем! И неважно, как именуются они: обращением дикарей в христианство, крестовым походом протав коммунизма или помощью порабощенным народам.
Впрочем, о губительном участии западных цивилизаторов в становлении российской демократии мы поговорим чуть позже. Пока же вернемся к американской экономике, точнее к тому, что принято считать таковой.
За последние двадцать лет нам так здорово промыли мозги, что большинство населения свято убеждено, что Штаты — эталон стабильности и успеха, американское — значит, отличное.
(Уникальная, между прочим, ситуация, когда народ побежденной страны относится к своему завоевателю как к спасителю. А все она — грамотная пропагандистская обработка.)
Российские либералы, не стесняясь, апеллируют к Америке как к высшей силе. Недавно по телевидению кто-то из экономических идеологов либерализма — то ли Гринберг, то ли Гонтмахер — так прямо и заявил: надо молиться на Америку, чтобы она быстрее вышла из кризиса и вновь начала покупать наши товары, тогда, мол, и промышленность оживет.
Ага! Лес, рыбу и нефть взамен на черепки.
Либеральные экономисты почему-то не задумываются, что благополучие американского государства напрямую зависит от неблагополучия государств остальных; точно по ломоносовскому закону о сохранении энергии — если где-то что-то убывает, значит где-то что-то прибывает.
И не случайно на предложение президента Медведева о введении новой резервной валюты — абсолютно разумное, кстати, и оправданное — американские власти единодушно ответили отказом. Лишиться долларового владычества означает для них полную потерю финансовой мощи, вплоть до государственного дефолта.
Вся экономика США построена по принципу пирамиды, причем не только внешняя, но и внутренняя. Нынешний кризис наглядно это подтверждает.
С чего, собственно, он начался? Да очень просто. С того, что дебет перестал сходиться с кредитом.
Среднестатистический американец давно уже привык жить в долг. Он покупает машину в кредит, дом — в ипотеку, учится в институте за счет образовательного кредита. О том, чем и когда расплачиваться, американец старается не думать: это будет лишь завтра, а на дворе-то — сегодня.
Понятно, что продолжаться так бесконечно не могло, особенно если учесть, что ипотечные кредиты выдавались на сумму большую, нежели стоимость покупаемого жилья. В среднем размер ипотеки достигал 120–130 % от рыночной цены покупки.
Долгое время это было выгодно всем — цены на американскую недвижимость росли как на дрожжах. Дом, стоивший пару лет назад (условно!) 100 тысяч долларов, поднимался потом до $ 150 тысяч. Стало быть, ипотека вполне себя оправдывала: берешь $ 100 тысяч, покупаешь на них дом, дожидаешься, пока подорожает до $ 150 тысяч, банку возвращаешь $ 130 тысяч — и банку хорошо, и новоселу.
В погоне за прибылью банки потеряли всяческую осторожность. В массовом порядке они начали выдавать кредиты не только состоятельным гражданам, отвечающим за него своим имуществом, но и людям с сомнительной репутацией (так называемые «subprime», в дословном переводе — «ненадежные»). Чтобы получить в долг, больше не требовалось ни внушительной кредитной истории, ни первого платежного взноса; одно только голое желание, даже будь ты хоть негром преклонных годов…
Это-то банки и подвело. Цены на жилье не могли расти бесконечно. Рано или поздно пресытившийся рынок должен был затормозиться. Как только это случилось, люди перестали покупать жилье. Цены, естественно, тут же стали падать.
Чтобы избежать убытков, банки ринулись поднимать процентные ставки по ипотечным кредитам, в том числе — по выданным раньше. Потянуть такую ношу заемщики не могли. Начались массовые дефолты должников по кредитам subprime — проще говоря, люди признавали себя банкротами и отказывались возвращать долги.
Да, имущество у них отбирали, но цена его была уже ниже суммы первоначального кредита. И ладно бы речь велась об одном-двух, да пусть даже о сотнях банкротах — это можно было еще как-то пережить. Но когда счет пошел на сотни тысяч — заложником оказалась уже вся банковская система США, ибо размер ипотечного рынка достиг астрономических размеров — к началу 2008 года он составлял уже 12 триллионов (!) долларов.
Америку захлестнула паника. Один за другим начали лопаться банки и компании, занимавшиеся кредитованием. Крупнейшие ипотечные фонды «Фанни Мэй» /Fannie Мае/ и «Фредди Мак» /Freddie Мас/ (на их долю приходилась половина всего ипотечного рынка) встали перед угрозой банкротства. Только за IV квартал 2007 года их убытки превысили 3 миллиарда долларов, и это были еще цветочки.
В итоге обе компании пришлось национализировать. По предварительным оценкам, американским властям придется потратить на их стабилизацию от 25 до 100 миллиардов долларов. Ничего подобного Америка не знала за всю свою историю.
Между прочим, когда кризис был уже в самом разгаре, выяснилось, что руководство «Фанни Мэй» и «Фредди Мак» сознательно завышало размеры своих фондов; это тоже сыграло не последнюю роль в развитии кризиса.
Проведенное Минфином США расследование установило, что компании напропалую мухлевали со своими бухгалтерскими документами: занижали налоговые выплаты, утаивая до 10 миллиардов в год, скрывали реальную картину, выдавая желаемое за действительное.
Это, кстати, еще один урок тем, кто считает американский бизнес образцом для подражания и искренне верит, что жульничества за океаном нет и быть не может; или уж, по крайней мере, — ни в какое сравнение он не идет с воровством российским.
Ага! Держите карман шире!
История Америки неразрывно связана со всевозможными аферистами и проходимцами, собственно, и самая известная в XX столетии пирамида построена была именно за океаном.
Придумал ее некий итальянский эмигрант Чарльз Понци. В начале XX века этот прохвост приехал в Штаты, имея, как потом он сам говорил, 2,5 доллара в кармане и миллион — в мечтах. Почти 20 лет Понци кочевал по городам и весям, работал где придется — официантом, клерком, мойщиком посуды, дважды попадал в тюрьму.
Сидеть за решеткой итальянцу не понравилось, но мечты о миллионе его тоже не оставляли. И тогда Понци осенила совершенно гениальная идея заработать на разнице курсов почтовых марок.
В то время, по всемирной почтовой конвенции 1906 года, отправитель письма из любой точки света мог заранее оплатить себе ответ. Достаточно было купить соответствующий международный купон, переслать его вместе с письмом, и получатель преспокойно отправлялся на почту, где обменивал купон на полноценную почтовую марку.
Не будь дурак, Понци мгновенно зарегистрировал в Бостоне компанию под названием «Секьюрити Эксчендж», объявил, что нашел способ мгновенного обогащения и призвал соотечественников быстренько нести ему деньги, за каждый вложенный доллар через 45 дней он обещал отдавать уже полтора.
Хитрость в том, что со времен принятия этой конвенции отгремела уже мировая война, курсы валют изменились. А купоны-то так и продолжали продаваться по фиксированной цене, независимо от места покупки.
Обнаружил все это Понци совершенно случайно. В 1919 году, получив письмо из Испании с вложенным уже купоном, он пришел на почту обменять его на марки — и с удивлением узрел, что марок положено ему аж на 6 центов. В Испании же купон обошелся его визави (при пересчете валют) менее чем в 1 цент.
Понци Чарльз (1882–1949) — выдающийся авантюрист, создатель едва ли не самой известной американской пирамиды.«Понци предоставляет каждому возможность быстро разбогатеть, — писал о нем "New York Evening World". — Одолжите ему денег — от 50 долларов до 50 тысяч, — и через 180 дней он вернет вам ровно в два раза больше… Вся эта благословенная работа ведется из маленького двухкомнатного офиса усилиями двенадцати клерков. Без сомнения, успех к Чарльзу Понци мог прийти только в Америке». Когда пирамида обрушится и Понци попадет за решетку, его будут награждать уже совершенно другими эпитетами
Доллары потекли к итальянцу рекой. Вскоре еженедельные сборы компании дошли до миллиона. О том, чтобы покупать купоны по одной цене, а акцептовать по другой, никто уже не помышлял; со старыми вкладчиками Понци рассчитывался теперь деньгами вкладчиков новых. За 8 месяцев работы он набрал 10 миллионов долларов, но летом 1920 года вся затея накрылась медным тазом.
Что именно тогда случилось — доподлинно неизвестно. По одной версии, кто-то из кредиторов подал на Понци в суд, прием платежей затормозился, поднялась паника, памятная нам по благословенным временам «МММ» и Чара-банка. По другой — причиной краха пирамиды стала публикация в местной газете «Бостон Пост» и объявление городских властей о принудительной аудиторской проверке «Секьюрити Эксчендж». Которая, к слову, сделала неутешительный вывод: компания Понци была полноценным банкротом.
Дальнейшее нетрудно предугадать. Вкладчики, как и положено, разорились. (Заодно, до кучи, пирамида придавила еще и 5 местных банков.) Понци получил новый срок, но не успокоился и всякий раз, оказавшись на воле, принимался строить новые пирамиды.
В общей сложности судили его 6 раз. В конце концов Понци убрался в Бразилию, где и умер в палате для нищих в 1949 году. К концу жизни состояние самого знаменитого афериста XX века ограничивалось 75 долларами, этих денег едва хватило на его похороны…
Если кто-то думает, что американцы извлекли из истории Понци соответствующие выводы, он сильно ошибается.
В целях экономии места приведем лишь краткий список наиболее заметных мошенников только последнего года.
Бернард Мэдофф, управляющий инвестиционной компании Bernard L. Madoff Investments Securities. Привлек в свой фонд около $ 50 миллиардов. Лопнул в 2008-м.
При ближайшем рассмотрении эта структура оказалась самой банальной пирамидой. Вкладчикам Мэдофф напропалую рассказывал, что инвестирует их средства в ценные бумаги, рассылал фальшивую финансовую отчетность, хотя в действительности рассчитывался с одними деньгами других. В числе пострадавших оказались не самые последние люди — например, экс-губернатор штата Нью-Йорк Элиот Спитцер и знаменитый кинорежиссер Стивен Спилберг.
Аллен Стэнфорд, владелец инвестиционной компании Stanford Financial Group (Техас). Общая сумма аферы — $ 9,2 млрд.
Как и Мэдофф, Стэнфорд тоже пользовался репутацией надежного и профессионального финансиста. Его компания вела свою историю аж с начала 1930-х. В 2009 году государственная комиссия по ценным бумагам (SEC) обвинила Стэнфорда в организации «мошеннической многомиллиардной инвестиционной схемы». Счета компании были арестованы, в головном офисе прошли обыски, ряд менеджеров взяты под стражу.
Кристиан Милтон, руководитель компании AIG. В январе 2009 года осужден к 4 годам тюрьмы за мошенничество. Ущерб, нанесенный акционерам, оценивается в полмиллиона долларов.
Николас Космо, глава компании Agape World. Арестован в том же январе 2009-го.
Компания якобы занималась выдачей краткосрочных кредитов, но в ходе проведенного ФБР расследования выяснилось, что это была очередная пирамида. Ущерб вкладчикам составил $ 400 (по другим источникам — 370) миллионов. Прежде Космо был уже судим за мошенничество, отсидел в холодной 21 месяц, но тех, кто доверял ему деньги, это почему-то не смущало.
Артур Нэйдел, управляющий хедж-фондом Scoop Management Со, штат Флорида.
Арестован в начале 2009 года. По версии следствия, Нэйдел вводил в заблуждение своих клиентов, уверяя, что его фонд оперирует активами в размере $ 300 миллионов, тогда как в реальности они составляли менее миллиона. Общий объем афер — $ 350 миллионов.
Пол Гринвуд и Стивен Уолш, управляющие партнеры брокерской компании WG Trading Investors.
Арестованы по обвинению в мошенничестве. Прокуратура Нью-Йорка утверждает, что партнеры создали финансовую пирамиду и присваивали деньги вкладчиков. За их счет они покупали дома, машины и беговых лошадей. Всего брокеры похитили $ 550 миллионов.
Джозеф С. Форте, создатель компании Joseph Forte Limited Partnership (Пенсильвания).
Собрал $ 50 миллионов, из которых прикарманил больше половины. На протяжении 13 лет водил вкладчиков за нос, утверждая, что его инвестиционный портфель составляет $ 150 миллионов. В действительности на счетах компании находилось менее $147 тысяч. Все выплаченные в качестве дивидендов деньги Форте получал с новых пайщиков.
Марк Дрейер, владелец нью-йоркской юридической фирмы Dreier LLP.
Арестован в декабре 2008-го. Продавал фальшивые векселя и ценные бумаги. Присвоил примерно $100 миллионов. В преступную схему были вовлечены более десятка финансовых компаний.
Джеймс Осей, президент компании CRE Capital Corporation (штат Джорджия).
Созданная им финансовая пирамида привлекала средства под 10 % ежемесячно. Собрал $ 25 миллионов.
Джордж Теодуль, глава компании Creative Capital Consortium LLC.
Деятельность фирмы остановлена в конце 2008 года по постановлению суда. Обвиняется в создании пирамиды, которая собрала $ 23 миллиона в штате Флорида.
Маркус Шренкер, владелец трех инвестиционных компаний в штате Индиана (Heritage Wealth Management, Heritage Insurance Services, Icon Wealth Management).
Похитил несколько миллионов у вкладчиков, после чего инициировал собственную гибель — в январе 2009-го якобы выпал из самолета. Вскоре, однако, Шренкер был найден и теперь обвиняется в мошенничестве.
Дэвид Сарновски, один из руководителей бухгалтерской фирмы Yarborough, Evans and Samowski.
За 4 года украл $ 1,6 казенных миллионов, которые переводил на свой счет, а потом проигрывал в казино. После разоблачения — скрылся, был найден и в январе 2009-го арестован.
Поминальный список этот — можно продолжать еще долго…
…Если бы нечто аналогичное творилось в России, власть не поносил бы только ленивый, не стесняясь особо в выражениях. А в США — ничего, можно.
И то, что ни один вкладчик наших банков не потерял своих денег (в случае разорения вкладчики получают государственную страховку, в первые же дни кризиса ее размер был увеличен до 700 тысяч рублей, что покрывает 98 % всех частных вкладов) — это тоже как будто само собой разумеется. Хотя и в Америке, и в Европе десятки банков отказались платить по счетам, и вкладчики остались ни с чем.
Масса западных страховых компаний, ипотечных фондов обанкротились. В России же ничего подобного не случилось.
Это мы не к тому, как у нас хорошо, а у них — плохо. Просто нужно относиться ко всему объективно.
Сам факт существования в стране, кичащейся своей цивилизованностью, такого количества пирамид и неприкрыто жульнических структур, свидетельствует о полном отсутствии должного госконтроля. Что, согласитесь, сразу наводит на соответствующие мысли.
А почему бы и нет? Недаром проверки лопнувших компаний — не только пирамидальных, но и вполне добропорядочных — установили, что менеджмент едва ли не в каждой второй приворовывал и утаивал налоги. Те же, кто должен был присматривать за ними — всевозможные контрольные службы, которым в Америке нет числа — отчего-то лишь хлопали ушами.
Та же поминавшаяся уже «Фредди Мак» — флагман ипотечной индустрии — еще шесть лет назад, в 2003-м, угодила, например, в центр громкого скандала, когда верхушка ее была обвинена… Ну, не то чтобы в откровенном мошенничестве… Скажем так: в сомнительных сделках и неверной методике финансовой отчетности.
В итоге за один день компанию вынуждено было покинуть все ее руководство: председатель совета директоров Лиланд Бренд-сел, президент Дэвид Гленн, финансовый директор Вон Кларк.
Однако никаких уроков власти из этой истории не вынесли. А через 5 лет, когда компания встала на краю банкротства, оказалось, что бухгалтерия в ней, действительно, была не в порядке, менеджмент химичил напропалую. На спасение «Фредди Мак» из казны выделяются теперь миллиарды. Вопрос, кто именно замял разбирательство 5-летней давности и помог избежать тотального аудита, до сих почему-то не поднимается.
Кстати, в аудиторах у «Фредди Мак» долгие годы числилась скандально известная фирма «Артур Андерсен», прекратившая свое существование после аферы с концерном «Энрон».
О деле этом следует сказать пару слов. Хоть и громыхнуло оно еще до кризиса, но зато изумительно иллюстрирует специфику американского бизнеса.
«Энрон» была седьмой по величине корпорацией в США, монополистом в сфере поставок электроэнергии. Кроме того, занималась она торговлей газом и ценными бумагами.
Два десятка лет репутация «Энрона» находилась вне подозрений; ее называли одной из надежнейших компаний страны. «Энрон» властвовала не только над американской энергетикой, но и контролировала четверть Европы, работала в Индии, Кувейте, Аргентине, Панаме, на Филиппинах; в общей сложности — в 40 странах. Ее капитализация составляла 80 миллиардов долларов.
Первые лица Америки не стеснялись водить дружбу с хозяевами «Энрона». На выборах 2000 года концерн выступал крупнейшим спонсором республиканцев; $1,7 миллиарда были потрачены на победу команды Буша. Президент корпорации Кеннет Лей считался личным другом нового президента. С его приходом десятки сотрудников «Энрона» незамедлительно были делегированы в Белый дом и правительство; в том числе — руководитель Федеральной энергетической комиссии; как минимум 35 человек из администрации Буша являлись акционерами концерна.
Все изменилось буквально в считанные дни. Осенью 2001-го оказалось, что компания — без пяти минут банкрот. Она было кинулась за помощью к правительству, но Буш предусмотрительно отвернулся от старых друзей, еще и демонстративно уволил своего министра юстиции, который слишком уж открыто лоббировал интересы «Энрона».
Оказалось, что верхушка «Энрона» на протяжении долгих лет, пользуясь близостью к власти и полнейшей бесконтрольностью, вовсю занималась финансовыми аферами.
Схемы были самые разнообразные, и все — знакомые нам до боли. Большинство сделок руководство проводило через дочерние структуры, за счет этого завышала стоимость электроэнергии, а разницу — маржу — клало в карман.
Или экспортировало за пределы штатов дешевую энергию, а потом импортировало обратно, но уже гораздо дороже. (Как Паниковский.)
Для того чтобы спрятать концы в воду, директора «Энрона» создали беспрецедентную по масштабам отмывочную сеть — несколько тысяч оффшорных компаний и фирм-однодневок. (Только по одному юридическому адресу на Каймановых островах они умудрились зарегистрировать 692 «дочки» кряду.)
Все убытки также сбрасывались на оффшоры. В результате финансовые показатели «Энрона» крепли, акции дорожали, а менеджмент получал многомиллионные бонусы.
Самое поразительное, что налоги при этом процветающий «Энрон» не платил. Следуя официальной отчетности — корпорация была насквозь убыточной и даже ежегодно получала налоговые возмещения из казны. Почему никто не обращал на это внимания и не желал сопоставить два столь очевидных факта — рост капитализации и налоговую дыру — до сегодняшнего дня неизвестно.
Кончилось дело тем, что «Энрон» признали банкротом; правда, верхушка свои акции успела загодя сбросить. Ряд директоров отправили за решетку, обвинив в целом букете преступлений — от мошенничества до отмывания средств.
Заодно почила в бозе и аудиторская фирма «Артур Андерсен», входившая в пятерку мировых лидеров бухучета. Следствие установило, что ее сотрудники отлично знали об аферах «Энрона», но сознательно фальсифицировали финансовую отчетность. Перед началом официальной проверки аудиторы даже уничтожили уйму документов, уличающих «Энрон» в преступлениях.
Никто из высокопоставленных покровителей «Энрона» — тех, кто на протяжении многих лет помогал закрывать глаза на творившийся в концерне беспредел, — к ответственности привлечен не был. И перед Белым домом тамошние несогласные маршей тоже не устраивали, хотя было отчего.
А теперь перенесем все события с американской почвы на российскую; представим, что случилось подобное не у них, а у нас.
Да живого места от Путина с Медведевым не оставили бы за подобные фортели! В результате краха «Энрона» двадцать тысяч сотрудников оказались безработными, сотни тысяч акционеров потеряли свои деньги. Но никаких претензий Бушу не предъявлялось, он даже не счел нужным публично объясниться, сделал вид, будто это его не касается, да и только.
И тем не менее США — это цитадель демократии, а Россия — зона беззакония и коррупции…
До такой степени неистовствовала советская агитпроп, рисуя Запад непременно в дьявольском обличье — империей зла и мировой закулисы — что по сей день наша интеллигенция не может избавиться от этой прививки. Все дурное, что говорится об Америке — непременно кондовая пропаганда и ложь из серии «Их нравы». Почти по Довлатову: если Евтушенко выступает против колхозов — то я «за».
Беда только в том, что далеко не все, о чем писала советская пресса, было тупым оболваниванием. Америка — правда — очень несовершенная страна; в ней — правда — много дурного и вредного; и она — правда — вовсе не рай на земле.
Там тоже, как и у нас, воруют: и власть, и бизнес. Там тоже многое решается по блату, а место рождения приравнивается к дворянству. И взятки берут, и откаты.
Чейни Ричард (Дик) (р. 1941) — американский политик, вице-президент США в 2001–2009 гг. Будучи министром обороны в правительстве Д. Буша-старшего (1989–1993), Чейни считался одним из главных ястребов Белого дома. Именно он настоял на ускоренном признании независимости Украины в ноябре 1991 года, еще накануне проведения здесь референдума о суверенитете. «Дик хотел развала Советского Союза, — откровенно скажет потом тогдашний госсекретарь США Джеймс Бейкер, — он видел в Украине ключ к этому…» В 2006-м, став уже вице-президентом, Чейни прославится речью, произнесенной в Вильнюсе, которая во многом повторила знаменитую фултонскую речь Черчилля 1946 года. Тогда Чейни недвусмысленно обвинил Путина в возврате к тоталитаризму и попранию демократических ценностей. С этого момента начала свой отчет новая «холодная война», которая, по счастью, затормозилась с приходом кризиса; все-таки нет худа без добра
Недавняя администрация США не имела себе равных по степени коррупции. История с «Энроном» — только семечки.
Большинство выгоднейших иракских контрактов — по восстановлению объектов промышленности и инфраструктуры — выдавались, например, совершенно конкретным структурам, без торгов, аукционов — по-свойски.
Сильнее всего повезло корпорации «Хэлибуртон»-она получила подряды на реконструкцию нефтяной отрасли Ирака и порта Умм-Каср общей стоимостью $ 12 миллиардов.
Кто не знает, до перехода в Белый дом компанию эту возглавлял вице-президент Дик Чейни. «Хэлибур-тон», как и «Энрон», тоже была в числе спонсоров республиканцев; вот и пришло время платить по счетам.
Другая, близкая к республиканцам компания-спонсор Bechtel Согр., была облагодетельствована контрактом на восстановление в Ираке школ, госпиталей, аэропортов, ведомственных зданий.
Все эти факты обнародовали, разумеется, не спецслужбы, а неправительственные организации, после чего демократы подняли в конгрессе скандал, пошумели, да и разошлись.
А вскоре оказалось, что более миллиарда долларов, выделенных из бюджета на восстановление штата Луизиана, пострадавшего от урагана «Катрин», вновь досталось доверенным фирмам Буша. Специальная парламентская комиссия установила, что подряды распределялись без конкурсов, исключительно по знакомству.
Словом, всё, как у нас в благословенные 1990-е, когда десять ведущих олигархов скинулись сначала на кампанию Ельцина, а потом бессовестно ринулись опустошать страну, точно дойную корову, и расставлять свои, послушные кадры.
А громкий скандал, когда журнал «Тайм» опубликовал фотографию Буша — в тот момент еще президента — рядом с известным лоббистом Джеком Абрамоффым?
Этот любопытный субъект в 2005 году был осужден за неуплату налогов, обман клиентов и подкуп должностных лиц. На следствии он признался, что долгое время тесно сотрудничал с конг-рессменами-республиканцами. За решения, проведенные в интересах Абрамоффа, конгрессмены получали подарки и подношения. Лоббист катал их на частных самолетах и яхтах, организовывал дорогостоящие вояжи. Кроме того, Абрамофф финансировал избирательные кампании республиканцев.
Поначалу Белый дом наотрез опровергал всякую связь коррупционера с президентом. Официальные лица клятвенно уверяли, что Абрамофф с Бушем даже не знакомы. Однако напечатанное в журнале фото полностью доказало обратное.
(Кстати, одновременно с Абрамоффым — правда, по другому делу — за взятки посадили и хорошо знакомого ему конгрессмена-республиканца Рэнди Каннигэма, он получил 8 лет тюрьмы.)
ІЗ от вам пожалуйста и безупречность американской пласти…
…Пришло время развеять еще один миф о сознательности тамошнего бизнеса и полной беспринципности наших толстосумов.
Спору нет — российские богатеи далеки от идеала, об этом мы еще поговорим отдельно. Но и представлять западных дельцов исключительно добрыми самаритянами — заблуждение глубочайшее.
Как раз в тот момент, когда мы пишем эти строки, в окрестностях Нью-Йорка, где живет верхушка компании AIG, полыхают акции протеста. Эта крупнейшая страховая компания, оказавшись на грани банкротства, получила от правительства финансовую помощь и тут же раздала 165 миллионов своим топ-менеджерам в виде бонусов за хорошую работу. Более того, дабы подлечить измотанные кризисом нервы, руководители AIG, не мешкая, отправились на калифорнийский курорт. Оплата производилась за счет все тех же спасительно-казенных траншей.
Случай с AIG — отнюдь не исключение из правил. Точно так же поступили и менеджеры банка «Мерил Линч». Перед тем как он окончательно разорился и был выкуплен «Бэнк оф Америка», его менеджеры выписали себе многомиллионные премии. Другой спасенный от краха гигант — «Ситигрупп» — не нашел ничего умнее, как потратить 10 миллионов из бюджетного транша на… ремонт новых офисов для своего руководства. Когда же прокуратура начала задавать «Ситигрупп» вопросы — какого, собственно говоря, рожна? — руководство компании стыдливо заявило: а мы доллары казенные экономим, надо поспешать, пока цены на ремонтные работы низки.
Еще более оригинальную трактовку своего бесстыдства предложил глава инвестиционного банка «Леман Бразерс» Ричард Фулд.
Осенью 2008 года «Леман Бразерс» объявил о предстоящем банкротстве его долги зашкалили за 600 миллиардов. Однако Ричард Фулд не постеснялся катапультироваться на «золотом парашюте»[3].
Алчность банкира Фулда была столь беспардонна, что стала даже предметом специального парламентского разбирательства. Весьма примечательный диалог состоялся между ним и председательствовавшим на слушаниях конгрессменом Генри Воксманом, известным ратоборцем-демократом. (Это именно Воксман инициировал в конгрессе разбирательство, которое установило, что в истории с Ираком руководители США, включая Буша, солгали ровно 237 раз.)
— Вот вы с 2000 года получили почти полмиллиарда долларов, — спросил Воксман. — Теперь ваша компания банкрот, в стране — кризис, а деньги — все равно у вас остаются. По-вашему, это справедливо?
— Ну, не полмиллиарда, — засмущался Фулд. — Чуть свыше 300 миллионов. Хотя тоже, конечно, большие деньги.
— Большие, ага… Вы владеете домом на океанском побережье Флориды, летним домом в Сан-Вэлли. У вас в коллекции картины по миллиону долларов. И все это состояние вы обрели, рискуя чужими деньгами. Так справедливо ли это?
— Но, господин председатель, — вскинулся Фулд, — когда дела у компании шли хорошо, нам было тоже хорошо. Когда дела пошли плохо, и нам стало плохо.
— Да нет, господин Фулд. Что-то в этом механизме не так. Вам было хорошо всегда: и когда дела у компании шли хорошо, и теперь, когда они плохи. А ваши акционеры остаются теперь с пустыми руками…
Все мультимиллионеры, а уж тем более миллиардеры, как счастливые семьи, похожи друг на друга, вне зависимости от места жительства. Жадность и алчность застилает глаза что американцам, что россиянам. Потому что ровно то же, слово в слово, мог бы повторить вслед за Фулдом практически любой из наших олигархов.
Идя к государству с протянутой рукой, российские богачи тоже не спешат ограничивать себя в роскоши. Почти никто из них не продал ни яхт, ни замков на Ривьере, ни личных самолетов, ни яхт.
Это все равно, как просить милостыню, сидя возле Майбаха, укутанным в бобровую шубу. Хотя куда логичнее и честнее было бы продать и Майбах, и шубу и купить вместо них что-нибудь поскромнее, а денег на бензин хватит до скончания века.
Но об этом мы еще поговорим…
И вновь перенесемся из дня сегодняшнего в далекое прошлое. На стык XVII–XVIII веков.
Именно тогда на авансцену истории вышел человек, похождения которого крайне важны для понимания нынешних реалий.
По сей день ученые спорят, кем в действительности он являлся. Одни называют его гениальным провидцем, всего-навсего ошибившимся в своих расчетах. Другие — порождением дьявола, толкнувшим мир в пучину обмана и надувательства.
Не будем дискутировать, хотя лично нам ближе вторая версия. Расскажем лучше о похождениях блистательного авантюриста, покорившего всю Европу, но умершего в забвении и нищете. Выводы каждый пусть делает самостоятельно.
К тому моменту, как Джон Ло — сын золотых дел мастера из Эдинбурга — перебрался во Францию, дела здесь шли, мягко говоря, скверно.
Страна была без пяти минут банкротом. Дефицит бюджета составлял 144 миллиона ливров ежегодно, зато королевский двор Людовика XIV не знал отказа ни в чем. (Из 145 миллионов годового дохода 98,6 % уходило на роскошную жизнь Короля-Солнце и его свиты.)
Когда в 1715-м Людовик умер, национальный долг достиг уже 3 миллиардов ливров, тогда как вся наличность в королевской казне не дотягивала и до 1 миллиона (!).
Ло Джон (1671–1729) — шотландский финансист и предприниматель. Сын золотых дел мастера придумал бумажные деньги. Отец его также не брезговал ростовщичеством, и Джон унаследовал от него талант финансиста. Правда, папаша, который всю жизнь методично копил по копеечке (т. е по пенни), оказался в результате более успешным, чем сынок, вершивший великие дела. Ло-отец под старость купил себе дворянство, а Ло-сын конец своих дней провел в глубокой бедности
Что делать с таким «счастьем» новый правитель — регент при 7-летнем монархе герцог Филипп Орлеанский — откровенно не понимал. Тут-то — на счастье или на беду — и появился Джон Ло.
За свои 46 лет судьба изрядно помотала Джона Ло. Быстро спустив за ломберным столом отцовское наследство, он много лет колесил по Европе, зарабатывая на хлеб игрой, но нигде долго не задерживался, ибо был чертовски, неправдоподобно даже везуч, и то и дело по подозрению в шулерстве высылался из страны в страну.
Однако Ло был не просто банальным картежником, но и человеком весьма образованным, хорошо разбиравшимся в экономике. В каждой стране он старался изучать, как поставлено банковское дело; эти знания очень скоро ему пригодятся.
Добившись аудиенции у герцога Орлеанского, Щеголь или Жасминный Джон, как называли его, с ходу сообщил высокородному собеседнику, что придумал гениальный план спасения Франции.
С высоты сегодняшнего дня идеи Ло ничем сверхъестественным не отличались: он всего-навсего предложил заменить металлические деньги бумажными. По версии ряда историков, на эту мысль натолкнули его собственные же мытарства: играя по-крупному, Ло вынужден был таскать с собой не менее двух мешков золота, что, согласитесь, не слишком-то удобно.
Но, сдается нам, все было гораздо прозаичнее. Ло попросту позаимствовал чужую идею, ведь в его родной Англии бумажные фунты стерлингов выпускались уже с 1694 года, а в Швеции — с 1661-го.
Однако во Франции об этом еще и не помышляли, все расчеты велись здесь исключительно медными, серебряными или золотыми монетами. Для герцога Орлеанского слова Л о прозвучали точно откровение. Он настолько проникся услышанным, что даже будто изрек в ответ: «Если вас послал Бог, то оставайтесь, если же дьявол — тоже не уходите».
План, предложенный Ло регенту, впоследствии доходчиво и даже в поэтической форме воспроизведет устами Мефистофеля Гёте. Объясняя преимущество ассигнаций перед золотом и серебром, тот говорил:
С билетами всегда вы налегке,
Они удобней денег в кошельке.
Они вас избавляют от поклажи
При купле ценностей и их продаже.
Понадобится золото, металл
Имеется в запасе у менял,
А нет у них, мы землю ковыряем
И весь бумажный выпуск покрываем,
Находку на торгах распродаем
И погашаем полностью заем.
Опять мы посрамляем маловера,
Все хором одобряют нашу меру,
И с золотым чеканом наравне
Бумага укрепляется в стране.
Между мефистофельским прожектом и идеями Джона Ло имелось одно истинно дьявольское сходство. Оба они предлагали выпускать кредитки, которые не обеспечивались никаким золотым или тому подобным покрытием; только лишь — государственными обязательствами. Проще говоря — долговыми расписками казны.
По уверениям Ло, это должно было привести к оживлению экономики и резкому росту денежной массы, а значит — артерии (банки) вновь наполнятся свежей кровью.
«Чем больше банк раздает ссуд, — заявлял он, — тем больше увеличивает он количество монеты, приносящей доход стране, потому что при этом дается занятие большему числу рук, торговля расширяется, займы становятся легче и дешевле и, наконец, сам банк наживает барыши».
Иными словами, если активы банка составляют, к примеру, сто тысяч ливров, а он выпускает кредитных билетов на полмиллиона, получается, что денег в обращении становится в пять раз больше.
В этой действительно блестящей схеме (а уж для XVIII века — и подавно) имелось лишь одно весьма уязвимое место: а вдруг все держатели ассигнаций одномоментно возжелают обменять их на королевское золото? «С чего бы вдруг им разом этого захотеть? — отвечал на это Ло. — Они никогда не сумеют сговориться».
Короче, предприятие Ло вновь являло собой гигантскую пирамиду. Однако ж неискушенный герцог Орлеанский ничего страш-ного в том не увидел и с радостью благословил шотландца на финансовые подвиги.
5 мая 1716 года королевским указом Ло и его брату высочайше было разрешено учредить банк, который получил одноименное название — «Ло и компания» (впоследствии его переименуют в «Банк Женераль»),
Банк сразу же начал распространять ассигнации, которые правительство, в свою очередь, обязало принимать повсеместно. Циркуляром министра финансов всем податным чиновникам предписывалось отныне посылать собранные деньги в Париж исключительно в бумажном виде. Соответственно — налоги и прочие подати было разрешено платить тоже бумагой.
И — понеслось. Поскольку наличности в стране не хватало, а банкноты гарантировались королем, они мгновенно подскочили в цене и стали стоить дороже даже, чем традиционные металлические деньги: эдак на 15–20 %.
Нетрудно догадаться, что спрос на бумагу Ло начал расти в геометрической прогрессии. Это ж какая выгода — все равно как ОВВЗ (облигации внутреннего валютного займа) в России середины 1990-х, только наоборот. ОВВЗ, щедро напечатанные ельцинским Минфином, принимались к оплате за полную стоимость, тогда как рыночная их цена не превышала 20–30 % от номинала. (Штука в том, что акцептовывали облигации не у всех, а только у своих.)
Через год, когда спрос на банкноты достиг колоссальных пределов, Ло вместе с регентом решили закрепить успех. Они провели, выражаясь современным языком, масштабную эмиссию и напечатали бумажек еще аж на миллиард ливров. Уже ничем, разумеется, не обеспеченных.
Чем это может закончиться — никто во Франции пока не понимал (многие историки считают, что и сам Ло в том числе). Экономика страны крепла как на дрожжах. Торговля и ремесла переживали настоящий бум, денег — хватало всем.
Воодушевленный таким триумфом, Ло предлагает герцогу Орлеанскому новое экономическое чудо — основать компанию, которая получила бы монопольное право на торговлю в Луизиане.
А чтобы уж совсем наверняка — наряду с деньгами печатать и ее акции, каковые продавать под гарантии правительства.
Герцогу идея приглянулась. Он вообще испытывал бесконечное доверие к чудо-финансисту, спасшему Францию от неминуемого краха. Так начался второй, заключительный акт этой трагикомедии.
Надобно разъяснить, что под Луизианой понималась в то время территория нынешних 15 американских штатов, протянувшихся от Монтаны до Техаса. Это была французская колония, о которой мало что доподлинно в Европе было известно.
Считалось, что Луизиана — территория несметных богатств, где золото валяется буквально под ногами; вот только приступить к освоению оной у французов руки все не доходили. То не хватало денег, то затевалась очередная война.
На этой непоколебимой вере в чудеса Ло и принялся умело играть, рассказывая доверчивым французам невероятные истории про молочные реки и кисельные берега, раскинувшиеся вдоль Миссисипи.
«Толпе показывали гравюры, — писал один из биографов Джона Ло, — на которых были изображены дикари и дикарки Луизианы, встречающими французов со всеми знаками благоговения и удивления, и подпись гласила: "Там есть горы, наполненные золотом, серебром, медью, свинцом, ртутью. Металлы эти там столь обыкновенны, что дикари — и не подозревающие их ценности, — обменивают куски золота и серебра на европейские товары: ножи, котлы, копья, маленькие зеркальца и даже на глоток водки"».
Созданная им Западная компания (в просторечье именуемая Миссисипской), выпустила 200 тысяч акций по 500 ливров каждая. Все акции оплачивались государственными облигациями, которые к тому времени уже здорово опустились в цене (где-то — до 68–72 %). Принимали же их в обмен на акции Миссисипской компании строго по номиналу, то есть 500-ливровая акция в действительности продавалась за 140–160 ливров.
Это была первая выгода, разом обеспечившая их гигантскую популярность. Ну а выгода вторая тоже не замедлила себя долго ждать. Акции, как не трудно догадаться, быстро начали расти в цене.
А уж после того как Ло выплатил первые дивиденды — 120 % — Францию охватила настоящая лихорадка.
Почти вся страна — от маркизов до клошаров — спекулировала ценными-бесценными бумагами Ло. Состояния делались буквально из воздуха. Известен случай, когда один господин послал своего слугу продать 250 акций, стоивших к тому моменту по 8 тысяч ливров каждая. Но пока дошел тот до биржи, котировки снова взлетели вверх, и принимали их уже не по 8, а по 10 тысяч.
Разницу предприимчивый слуга, разумеется, положил в карман (250 ливров х 2 тысячи = миллион!), тем же вечером взял расчет, да и был таков.
Опьяненные успехом, Ло с регентом создали еще пару компаний по торговле в Индии и Китае, напечатав соответствующее число новых акций. За этим последовала и дополнительная эмиссия Западной компании; всего к 1720 году в обращение запустили два миллиарда акций; за каждым выпуском акций следовал выпуск и новых банкнот. (К тому времени банк Ло был преобразован уже в Королевский, сиречь государственный, и вчерашний картежник получил неограниченные права.) Для скорости ассигнации больше не гравировали, а печатали прямо на типографских станках.
О том, чтобы везти из-за океана золото, никто уже и не помышлял. Все зарабатывали на банальной перепродаже одной только бумаги. Ради того, чтобы купить вожделенные акции, французские аристократы, наследники лучших династий, готовы были терпеть любые унижения; утверждалось, что в «Отель-де-Суассон», где Ло продавал вожделенные бумажки, наиболее упорные проникали даже через печные трубы, а дамы полусвета — отдавались-по первому же зову.
«Пэры, судьи и епископы толпой устремились в "Отель-де-Су-ассон", — воспроизводит царивший тогда ажиотаж британский историк и финансист Чарлз Маккей. — Претендентов было столько, что Ло не мог принять даже десятую их часть, и для получения доступа к нему использовались любые уловки, какие только могла подсказать человеческая изобретательность».
Другой биограф Ло указывает, что «никакая подлость не казалась унизительной, никакая лесть грубой, лишь бы добиться расположения могущественного финансового чудодея; его слуги и лакеи разжились подачками всех тех, кого они допускали к своему хозяину или в бюро Общества».
Веспасиан (9-79) — римский император с 69 г. Автор коронного выражения «Деньги не пахнут» (а в действительности деньги имеют очень даже ощутимый запах — причем, заметьте, рубли и доллары пахнут по-разному), оставил после себя еще одну фразу, гораздо менее известную. Чувствуя приближение смерти, он отпустил со свойственной ему иронией: «Увы, я, кажется, становлюсь богом». Веспасиан на смертном одре посмеивался над установившейся тогда в Риме традицией обожествлять покойных императоров. Был сторонником жесткой и весьма изобретательной (туалеты — тому пример) фискальной политики, в содержании императорского двора не роскошествовал, в наше время наверняка его любимым словосочетанием стало бы чубайсовское «секвестр бюджета»
И далее:
«На улицах Ришелье и Вивиенн, где были подъезды к бюро Компании, лица, алкавшие подписаться, подвигались вперед тесной вереницей, которую не расстраивали в продолжение многих дней ни голод, ни жажда, ни сон, ни усталость; многие запасались провизией, одни кряхтели под тяжестью мешков с деньгами, другие боязливо прижимали к груди туго набитый портфель. Давка людей и экипажей была такова, что ежедневно были или задавленные или вынесенные со сломанными членами; быть может, последние менее горевали об увечье, чем об акциях, которых они вследствие этого лишились».
Но, как говорилось уже не раз, любая пирамида существует лишь до поры до времени. К середине 1720 года во Франции появились первые признаки грядущего краха.
Отчасти их спровоцировал сам Ло, распорядившись принимать в оплату за акции исключительно металлические деньги. При этом для покупки требовалось предъявить акции предыдущих выпусков. (Помнится, в начале 1990-х была у нас тоже такая забава: приведи с собой четырех друзей и получишь видеомагнитофон бесплатно.)
Как следствие — доверие к бумаге постепенно начало падать, а к золоту и серебру — наоборот, расти. Некий делец по фамилии Вермале прославился тем, что вывез в Бельгию на телеге целый миллион серебряных ливров, упрятав их толстым слоем навоза; деньги, известно, не пахнут.
Тщетно герцог Орлеанский, по настоянию Ло, пробовал ограничить хождение презренного металла; своим указом он даже запретил гражданам иметь свыше 500 ливров золотом и серебром на одну душу. (Разница подлежала конфискации, причем обыски поручено было проводить самой же Миссисипской компании.) Кроме того, запрещено было иметь у себя какие бы то ни было драгоценности и изготавливать золотые изделия тяжелее одной унции.
Для успокоения населения в ход пускались любые средства: торжественно, на глазах многотысячной толпы, Ло отправил в Луизиану пароход с 6 тысячами золотоискателей на борту. (Уже потом выяснится, что золотоискателей наловили в самых злачных притонах Парижа, отмыли, почистили и выдали блестящие кирки. Лишь незначительная часть из них сдуру уплыла в Америку; большинство же — моментально пропило новую одежду вместе с инструментами.)
Но и эти усилия были тщетны. Все большее число французов судорожно пытались избавиться от акций и ассигнаций и запастись холодным металлом, или, на худой конец, драгоценностями. Именно тогда и появилось во французском языке хорошо нам знакомое словечко «ажиотаж» — от итальянского l’aggio; в переводе — превышение рыночной котировки акций над номиналом.
И в конечном счете случилось то, что обязано было случиться — пирамида рухнула. 27 мая 1720 года размен бумажных банкнот был остановлен. Банкноты (а их напечатали уже на 2,5 миллиар-
да) власти принялись изымать из оборота, возвращая наивным согражданам всего лишь четверть номинала.
Однако и за эти крохи требовалось побороться; в банках творилась форменная ходынка. Люди занимали очередь за сутки вперед. В Париже начались погромы и беспорядки.
«Франция пришла в великую скудость, — доносил летом того года русский агент в Париже Алексей Юров, — понеже ни у кого денег нет ничево, а ходят только билеты банковые, которых в коммерцию нихто не берет, отчего много помирало з голоду. А в банке не платят больше десяти гульденов, а ныне и ничего не дают. Но когда платили оные по десяти гульденов [за] билеты, тогда множество великое приходило народу, и от тесноты и от жажды великой, чтоб иметь деньги, нахаживали мертвых человек по 30 и по 40 в день в банке…»
Джон Ло тайно, по-воровски бежал из Франции. Это было максимумом, что мог сделать для него друг-регент. Все его имущество было конфисковано, а родной брат-компаньон отправлен в Бастилию. На долгие годы вперед Франция вновь погрузилась в пучину нищеты.
Ло, он же Жасминный Джон, прожил еще 9 лет, кочуя по разным странам и бегая от кредиторов. О повторении финансовой своей виктории он более никогда не помышлял, зарабатывая на жизнь, как и в прежние времена, игрой. В 1729 году он умер в Венеции в безвестности и нищете. Но дело Джона Ло надолго пережило его самого…
Совсем недавно британская газета «Гардиан» опубликовала список 25 главных виновников мирового кризиса. В этом своеобразном «хит-параде» есть имена и президентов, и банкиров, и финансовых авантюристов. Но пальма первенства единодушно присуждена бывшему руководителю Федеральной резервной системы США Алану Гринспену.
Гринспен Алан (р. 1926) — председатель Федеральной резервной системы США (1987–2006), один из самых влиятельных мировых финансистов. Интерес к экономике пробудился у него еще в раннем детстве под воздействием отца — биржевого брокера. В 5 лет Гринспен легко складывал трехзначные цифры в уме. В девять — прочитал написанную отцом книгу «Впереди — выход из кризиса». Откуда Гринспену-старшему было знать, что через семь десятков лет Америку захлестнет новый кризис, и одним из виновников оного станет его собственный сын
Для Америки — Гринспен фигура почти мистическая. Без малого три десятка лет он возглавлял ФРС, пережив четырех президентов. До этого — руководил президентским Советом экономических консультантов. По степени влияния в экономической сфере не имел себе равных.
(Когда в 2006-м он ушел на покой, президент Буш, на вопрос, что предпримет он в случае какого-либо катаклизма, ответствовал: «Немедленно свяжусь с Аланом Гринспеном».)
Два последних десятилетия почти официально именовались «эрой Гринспена», считалось, что именно стараниями главы ФРС в Америке случился самый продолжительный в ее истории рост экономики.
Но, как известно, единственно верным мерилом может быть только время.
И сегодня Гринспена клеймят позором ровно за то, за что вчера еще пели осанны. Именно «лучший глава ФРС XX века» раздул безразмерные пузыри ипотеки и деривативов; и именно они, оглушительно лопнув, привели к мировому кризису.
Если о пузыре ипотеки мы уже упоминали, то о деривативах — любимом детище Алана Гринспена — надобно сказать несколько слов.
Деривативы — это вторичные ценные бумаги, попросту — акции акций. Они как бы обеспечивают то, чего нет еще в природе.
Предположим, вы решили разработать новое угольное месторождение. Но денег у вас нет.
Конечно, можно было бы взять кредит, только вот беда — вы закредитованы уже под завязку, да и допэмиссии никто вам не разрешит. Значит, остается единственный вариант — взять в долг не под реальный залог, а под то, что лишь должно появиться в будущем — то самое угольное месторождение, которое существует пока только на карте. Под виртуальный воздушный замок.
Если кто читал в детстве книжку про Незнайку на Луне, помнит, должно быть, что герои ее выпускали акции «Общества гигантских растений». Эти акции — земной морковки и клубники, которых никто из лунных жителей не видел — и есть самый настоящий дериватив.
И акции «Миссисипской компании» им. Джона Ло — тоже дериватив. Потому как в случае банкротства получить что-то у заемщика будет невозможно, разве только картинки с красочными видами Луизианы.
Ничего преступного в этом, разумеется, нет; любое новое дело требует риска. Здесь важно именно чувство меры. А при Гринспене Америка, а вслед за ней и остальной мир чувство это утеряли напрочь.
К началу кризиса объем деривативов превышал реальный сектор экономики ровно в 10 раз. По данным, которые приводит в своем исследовании британский историк Найалл Фергюсон, в 2006 году совокупный объем мировой экономики составлял 47 триллионов долларов; сумма же деривативов, вращающихся на фондовых рынках, оценивалась в 473 триллиона.
То есть перед нами — очередная гигантская пирамида. И главным архитектором этого проекта был не кто иной, как Алан Гринспен, который, в свою очередь, не стесняясь, называет себя… учеником Джона Ло.
Точнее, не совсем так. Гринспен является приверженцем кейнсианства — школы экономической мысли, созданной британским экономистом XX века Джоном Мейнардом Кейнсом. А вот уже Кейнс — тот точно, без дураков, считал себя последователем Джона Ло; современники именовали его чуть ли не реинкарнацией Жасминного Джо.
Главная идея кейнсианства заключается в отказе от единого мирового стандарта и максимального снижения госрегулирования макроэкономики.
Что же до печального опыта Ло, то Кейнс искренне считал, что шотландец не являлся проходимцем и аферистом; он всего лишь, по средневековой своей дрему-чести, перепутал наличность с капиталом, за что и пострадал. Но мысль-то… мысль-то его была в сущности верной.
Зная об этом, стоит ли удивляться, что Америка породила мировой кризис. Удивительнее другое — почему наступил он столь поздно…
Кейнс Джон Мейнард (1883–1946) — экономист, основатель направления в экономической теории.
Историки практически убеждены, что Кейнс обладал нетрадиционной ориентацией и даже записывают ему в «подружки» художника Дункана Гранта. Так или нет — свечку не держали; однако в 1925 году он женился на русской балерине Лидии Лопуховой и даже пару раз приезжал в СССР. Детей у супругов не было.
Как представитель министерства финансов, Кейнс участвовал в Парижских мирных переговорах 1919 года и даже разработал собственный план послевоенного возрождения экономики Европы. Принят он не был, как и предложения Кейнса по восстановлению немецкой экономики. Неизвестно, как бы повернулась история, если бы план Кейнса был принят: может, Гитлера и не было бы.
Кейнс был типичным теоретиком. Ни в одной стране его идеи не были воплощены в жизнь. Напротив, не раз он оказывался посрамлен. В 1929 году Кейнс объявил, что экономика будет только расти, и рецессии не грозят. А ровно через 2 недели грянул кризис, переросший в Великую депрессию. В этом кризисе сгорели и его собственные капиталы.
Кейнс — это почти Карл Маркс. Только с обратной валентностью…