Никакое развитие и никогда невозможно без временных отступлений, падений, боли, страха — всего, что мы называем кризисом.
Миграция животных как причина кризиса… Дико звучит? А собственно говоря, почему нет?
Пушные зверьки вполне могут перекочевать из-за бескормицы, передохнуть от какой-нибудь болезни, и это вызовет кризис в одной, пусть и не самой важной области экономики. Например, многие богатые красотки недосчитаются своих соболиных манто; а красотки победнее — манто из нутрий и красных патагонских лисиц.
А вместе с ними финансовый кризис накроет охотников и торговцев снаряжением, дизайнеров ружей и ножей, строителей охотничьих домиков, меховщиков, скорняков… В общем, много у кого ветер загуляет в карманах, и все только потому, что какие-то противные куницы решили теперь бродить по другим тропинкам.
А если бы вообще вся экономика полностью зависела от охоты?..
…Есть серьезные причины полагать, что человек еще 13–15 тысяч лет назад вызвал грандиозный экологический и экономический кризис, изведя важнейших промысловых зверей. Истребив мамонта, люди исчерпали важнейший ресурс своей экономики. У англоязычных ученых даже появилась теория «оверкилла»: «сверхубийства». О масштабе катастрофы говорит сокращение населения Земли втрое: по мнению многих ученых, с 3 до 1 миллиона человек. И виноваты в этом вовсе не мамонты…
Может быть, читателю будет легче пережить нынешние невзгоды, если он узнает: первым экономическим кризисам десятки, а то и сотни тысяч лет. Финансов еще не было, а экономические кризисы уже возникали. Вызваны они были тем же, чем и сегодняшние: неразумным поведением человека. Последствия же имели — пострашнее Великой депрессии.
И потом, в исторические времена не раз вспыхивали кризисы перепромысла. Они уже не несли с собой глобальной катастрофы, но могли существенно влиять на экономику и политику. Например, когда в середине XIX века на Алеутских островах истребили морского бобра-калана, Российская империя потеряла прежний интерес к Аляске. Продала ее легко и за бесценок — 7,2 млн долларов. С тех пор Аляска — самый большой и, как выяснилось впоследствии, самый богатый ресурсами, золотом и нефтью, штат США…
Прежде чем перейти, собственно, к летописи мировых кризисов, следует кратко познакомиться с основами мировой экономики — без этого понять природу явления будет трудновато.
И начнем мы — с товарообмена, прообраза будущих финансовых сделок.
Какой-то обмен существовал всегда. Находят же на стоянках охотников за мамонтами в Брянской области морские раковины? Или мамонтову кость на Переднем Востоке — где мамонт вроде и не водился? Но для охотников и собирателей обмен никогда не был чем-то жизненно важным. Обменивались редкостями, раритетами. Дело хорошее, но без экзотических раковин обойтись можно.
У земледельцев и скотоводов с появлением ремесла обмен стал жизненно необходимым.
Едва ли не главным его слагаемым была бронза. Металл этот плавили лишь в нескольких местах: на Кавказе, Балканах, Южном Урале.
Однако ж археологи раскапывают бронзовые вещи по всей территории России. Выходит, что подавляющее большинство племен и народов прямо зависели от поставок бронзы (как сегодня — нефти и газа) из нескольких небольших районов. Мор, война и нашествия врагов — не у нас. Мы даже не знаем, что случилось на Южном Урале. Но если вовремя нам не привезут долгожданный металл, нашу экономику захлестнет кризис.
И глобализация экономики… пока — в отдельно взятых местах. Раз есть постоянный обмен, нужен какой-то эквивалент.
У разных народов функцию денег часто выполнял товар, наиболее важный для этого региона: скот, рыба, соль, рабы, древесина, зерно, поделочный камень[4]…
Сложность в том, что все это — тяжелые, громоздкие товары. Их трудно копить, невозможно унести в кармане, а скот и рабы к тому же имеют неприятную особенность убегать, погибать и бунтовать.
Завыли волки поблизости от стада? Вот вам и кризис. А рабы еще и самого хозяина прикончили… При всех ужасах современных кризисов банковские счета и купюры хотя бы на нас не набрасываются.
Во многих странах ходили легенды про золотые изваяния, нападавшие на хозяев. Или как в мифе про царя Мидаса: все, к чему он ни прикасался, превращалось в золото; в итоге бедный Мидас умер с голоду. Видимо, долго приходилось привыкать людям к безопасным золотым деньгам, и они невольно наделяли их свойствами прежних, очень даже опасных.
Другой способ приравнять стоимость всего к стоимости эквивалента — выбрать вещество, которое само по себе особой ценности не представляет.
Раковины каури в Новой Гвинее использовались как деньги аж до 1960-х годов. На Соломоновых островах они в ходу до сих пор; аборигены ценят их выше любой валюты: долларов, фунтов, евро.
В лесах Прибалтики янтарь в древности применяли, как и каури, — на него можно было купить все что угодно.
В качестве денег использовались плоды какао, определенные весовые меры зерна, пряностей, чая[5].
Так же использовали лазурит в Афганистане, нефрит в Китае, яшму в Мексике…
Потребительская ценность лазурита и каури близка к нулю. Максимум — стоимость безделушки на комоде. Но ведь и ценность золота близка к нулю. Этот металл имеет только два преимущества перед другими:
1) Он легко плавится, его не трудно добывать.
2) Золото распространено в разных регионах, но его везде мало. Сравнительно редкий металл.
Ну и тяжелый. Даже большие «суммы» невелики по объему.
Насколько условно золото как платежное средство, показывает то, что в Аравии долгое время, еще в I тысячелетии до н. э., серебро, свинец и олово ценились выше золота. Они и выполняли функции денег.
Аравия расположена близко от древнейших центров цивилизации. Ей не сразу, но тоже пришлось принять общие правила игры. А вот Мексика жила вне остальной цивилизации долго, вплоть до завоевания Кортесом в XVI веке… И яшма в ней ценилась намного дороже.
Когда испанские конкистадоры захватили столицу Мексики, а потом под ударами индейцев вынуждены были ненадолго оттуда бежать, кто поумнее, брали с собой не золото, а куски яшмы. И потом за эти камни получали от индейцев столько золота, сколько могли унести.
Кортес Эдмон (1485–1547) — испанский конкистадор, завоеватель Мексики.
Когда «благородный» Кортес дошел до столицы ацтеков Мехико, их верховный правитель Монтесума распахнул ему и ворота и сердце; по древней индейской легенде белые люди — это потомки Солнца.
«Потомки Солнца» отплатили индейцу сполна. При первом же удобном случае Кортес приказал заковать Монтесуму в цепи, а прекрасные дворцы и храмы разграбить. Ацтеки было посопротивлялись, но были наголову разбиты, жестоко подавлены и обращены в рабов. Их заставляли работать на плантациях от зари до зари, добывать золото и металлы, растить хлеб. За малейшую оплошность следовало жесточайшее наказание. Провинившихся живьем сжигали на медленном огне; чтобы покарать мать — убивали ее детей. Сам Кортес в это время был уже губернатором и генерал-капитаном Новой Индии — нынешней Мексики
Даже в Японии еще в XIX веке золото стоило в 3 раза меньше, чем в остальном мире. Американцы, заставившие Японию выйти из изоляции в 1853 году, делали на этом неплохой бизнес, скупая золото на острове и вывозя его на континент.
Удачный ли выбор золото — можно спорить. Но исторически сложилось именно так. Уже на древнеегипетских рисунках II тысячелетия до н. э. запечатлены сцены обмена самых разных товаров на золотые слитки.
Золото удобно. Оно однородно, прочно, делимо, компактно и ценно само по себе. Сложно одно: для расчетов его приходилось взвешивать. В кожаной сумке торговца не всегда находился кусок, точно соответствующий стоимости товара.
Египтяне уже в конце II тысячелетия до н. э. начали изготавливать кольца из меди и золота. Кольца были разного размера, их носили и на пальцах, и на руке, как браслеты. Некоторые ученые считают, что нынешние обручальные кольца прямо происходят от тех египетских «денег».
Так и писали: «это стоит три кольца золота»… Иногда уточняли: «три ножных кольца». То есть таких, которые носятся в качестве ножных браслетов. Так и славяне надевали гривны серебра на шею — носили деньги буквально на себе. Кольца были разного веса, с разным содержанием золота… Тем более египтяне любили смешивать золото с другими металлами, получая сплавы розового, зеленого, сиреневого и других цветов. Подобная система может довести до инфаркта современного банкира — но ведь это уже попытка унификации.
Итак, человек по своему разумению сделал химический элемент таблицы Менделеева № 79 универсальным платежным средством. Как сделал, так до сих пор то хулит, то возносит до небес, будто золото само по себе виновато во всем.
Упорядочив обмен, люди оказались менее зависимы от последствий войн, неурожаев и стихийных бедствий. Стало легче привезти любой товар и в любой регион тогдашнего мира.
Но обособление от природы вызвало к жизни целую серию новых кризисов. Таких, которые сами же люди и создавали.
Во-первых, это кризисы из-за нехватки золота. Все есть — и зерно, и скот, и ткани, и всяческие продукты ремесла… Но нет золота, и нечем за все это рассчитываться. А государству нечем платить своим чиновникам и армии: то есть получается, нечем платить самому себе. Государство — это первая в истории корпорация, остро нуждавшаяся в деньгах. И постоянно переживавшая по этому поводу кризисы разного масштаба.
Народные восстания и бунты армии, неурожаи и экономические катастрофы очень красочно описаны в Библии.
Возьмем классическую историю о том, как умный Иосиф истолковал странный сон фараона про семь тощих коров, которые сожрали семь коров тучных. Начинается все как банальная история про неурожай.
«Вот, наступает семь лет великого изобилия во всей земле Египетской; после них настанут семь лет голода, и забудется все то изобилие в земле Египетской, и истощит голод землю». (Бытие, гл. 41: 29–31)
Но дальше речь идет вовсе не только о неурожае, а о событиях другого рода:
«Иосиф собрал все серебро, какое было в земле Египетской и в земле Ханаанской, за хлеб, который покупали, и внес Иосиф серебро в дом фараонов. И серебро истощилось в земле Египетской и в земле Ханаанской. Все Египтяне пришли к Иосифу и говорили: дай нам хлеба; зачем нам умирать пред тобою, потому что серебро вышло у нас?
Иосиф сказал: пригоняйте скот ваш, и я буду давать вам за скот ваш, если серебро вышло у вас. И пригоняли они к Иосифу скот свой; и давал им Иосиф хлеб за лошадей, и за стада мелкого скота, и за стада крупного скота, и за ослов; и снабжал их хлебом в тот год за весь скот их». (Бытие, гл. 47: 13–17).
Кончается история и вовсе печально для египтян. Им приходится продавать за серебро и хлеб не только имущество, но и самих себя:
«И купил Иосиф всю землю Египетскую для фараона, потому что продали Египтяне каждый свое поле, ибо голод одолевал их. И досталась земля фараону. И народ сделал он рабами от одного конца Египта до другого». (Бытие, гл. 47: 20–21).
Вот такой деловой операции современному банкиру уже не произвести никогда: мы живем в скучное время, когда рабовладение запрещено, банковский процент ограничен, заемщик имеет массу прав… Никакой ростовщической романтики!
Единственная аналогия из современной… ну, из почти современной жизни — это уголовные песни «Одессы-мамы» и «Росто-ва-папы». Что-то из серии:
Проиграл я и шмотки, и сменку,
Сахарок на два года вперед
И сижу я на нарах, поджавши коленки,
Так как не в чем идти на развод.
Ну вот и египтяне продали на веки вечные сахарок… точнее сказать, хлеб вперед на веки вечные, и сидели, поджавши коленки… не в чем было выйти к фараону.
Во-вторых, уплата золотом и серебром позволяла манипулировать самим платежным средством. Золото надо было взвешивать. Меры веса на Древнем Востоке одновременно были и мерами стоимости. А любой уважающий себя труженик прилавка — что тогда, что сейчас — по части фокусов с весами заткнет за пояс самого Копперфильда: если надо — килограмм колбасы будет весить полкило. А потребуется — и полтора.
Но какая, в сущности, разница, с чем мухлевать: с колбасой или с золотом?
Хорошо было Иосифу — египтянам деваться было некуда, он просто выгреб у них все подчистую; тут не похимичишь.
А что, если купцу очень даже есть куда деваться? И получить от него скот или лес хочется, а металла не хватает? Тогда и нужно делать, как говорят продавцы, недовес… Недовес уже не колбасы, а золота и серебра.
Царь Вавилонии Хаммурапи издал свод законов… его даже в школах проходят. В «Законах Хаммурапи» деньги прямо называются — «серебро».
Откроем хрестоматию по истории Древнего Востока, еще мы учились по ней[6]:
«Если воловий или же ослиный лекарь сделал тяжелую операцию волу или же ослу и спас [его], [то] владелец вола или осла должен заплатить лекарю 4 сикля серебра, его наемную плату…
Если заимодавец дал серебро должнику из милости (без процентов), а там, куда направился должник, он понес убыток, [то] он должен вернуть заимодавцу столько серебра, сколько взял, без процентов».
Государство регулирует торговлю, устанавливает ростовщический процент. Кстати, был он ниже, чем в современных российских банках! У нас в некоторых из них процент сегодня доходит до 40 и даже до 53 годовых. Такого банкира царь Хаммурапи точно бросил бы в воду или в огонь, потому что он-то за процентом строго следил. И брать полагалось 20 % годовых на серебро, 33,5 % годовых на зерно; и ни процентом больше.
Государство же определяет, что «кредитор должен получить документ с печатью [на] серебро, которое он давал человеку». Если же «кредитор был небрежен и не получил документ с печатью [на серебро], которое он дал заимодавцу, [то] серебро без документа к счету не будет причислено».
В любом случае они платили, взвешивая серебро1. Взвешивая… Вот вам и новый источник кризиса! И не со стороны частного лица. Потому что ведь любой продавец знает, как можно «редактировать» весы… Но любое частное лицо за такую «редакцию» могло угодить под суд, а он на Древнем Востоке не затягивался: «и такого человека надо кинуть в воду»… Или что-нибудь в этом духе.
А вот если весы корректирует государство… Собственные весы, разумеется. Тогда можно долго делать вид, что у тебя куда больше золота и серебра, чем есть на самом деле.
От кольца до монеты — один шаг. Этот шаг независимо друг от друга и почти одновременно сделали в Китае и в Малой Азии. [7]
Но китайцы отливали кружочки с дыркой, чтобы нанизывать монеты. А привычные нам кругляшки стали изготовлять в стране Лидии, на территории современной Турции. Лидийцам повезло: их страна изобиловала золотом. Даже столица находилась не где-нибудь, а на берегу золотоносной реки. Жители могли мыть золото буквально на рыночной площади.
Хаммурапи — царь Вавилонии в 1792–1750 гг. до н. э. Первый юрист, хоть и не питерский. Ввел в своем царстве свод законов, которые были высечены на каменных столбах. Найденный текст одного из таких законов Хаммурапи состоит из пролога, 282 статей и эпилога. Клинописное право не делилось на гражданское и уголовное, его статьи сгруппированы по темам: собственность, царская служба, брак и семья, обязательства…
Тогда золото уже было платежным средством по всему миру. О фантастическом богатстве Лидии ходили легенды. Кто не слышал поговорку: «Богат как Крез»? Если торговец мог намыть золото чуть не у порога своего дома, сколько же его имел тамошний царь?!
Впоследствии, правда, Крез наголову был разбит персами, и Лидия потеряла былое величие. Однако до это Крез успел явить миру круглые монеты одинакового веса.
В обиход их ввел еще его прапрадед. В 685–652 гг. до н. э. предок Креза велел чеканить круглые монеты. Однако круглыми они, хоть убей, не получались.
На счастье, в Лидии кроме золота имелись громадные месторождения естественного сплава золота с серебром — электрона. И тогда царь велел выпускать монеты из электрона — из 3 частей золота и 1 части серебра.
Крез (595–546 гг. до н. э.) — последний легендарный правитель Древнелидийского царства. В 2004 году Национальный банк Казахстана выпустил золотую монету номиналом 100 тенге — с его профилем. В годы правления самого Креза на лидийских монетах была голова льва…Теперь выражение «богат как Крез» носит для некоторых казахских олигархов особый оттенок
Теперь торговцы могли определять стоимость товаров, исходя из количества монет, а не взвешивая слитки. Так считать, понятное дело, легче и удобнее. На базарах трудно стало мухлевать и с весом, и с качеством металла.
Крез усовершенствовал систему предка, потому что усовершенствовал монеты, статеры. Он стал чеканить их из чистого золота и серебра. Так на земле окончательно зародился биметаллизм.
(Лишь во второй половине XIX века золото окончательно вытеснило серебро, и большинство развитых стран приняло систему одного золотого стандарта.)
Дай бог читателю совершить открытие, которое проживет две с половиной тысячи лет!
Изобретение гениального (без дураков!) экономиста Креза мгновенно стало использоваться во всем тогдашнем мире. Греки завидовали изобретению и приписывали его «своему» человеку, царю Федону. Греки вообще терпеть не могли, если иноземец что-то изобретал вперед них. Их послушать, так и огонь, и алфавит, и книги придумали именно они. В наше время столь же нахально ведут себя разве что американцы.
Вот и царь Федон лишь использовал изобретение Креза. Новое он привнес только одно: его монеты стали называться драхмы. Это название пережило века и сохранялось в Греции вплоть до введения евро.
Политика экономического изоляционизма — не выдумка наших современников. Ее пытались проповедовать и тысячи лет назад. Ярчайший пример — Спарта. Романтическая, героическая, окруженная ореолом мужества, простоты быта и силы духа, она в экономическом смысле являла собой также пример «жесткой монетарной политики», «опоры на собственные силы» и идеологического шовинизма. «Спарта — для спартанцев!» могло бы быть девизом всех правящих в Спарте политических партий (хотя в Спарте партии запрещались).
В VIII веке до н. э. племя спартанцев, в котором насчитывалось от силы тысяч восемь взрослых мужчин, захватило маленькую страну на самом юге Греции — Лаконику.
Победители превратили побежденных в рабов, илотов, и начали думать: как же им организовать жизнь в этой новой земле? Страна — крохотная, нищая, вокруг могучие соседи, да и илоты могут взбунтоваться… Спартанцы, эти восемь тысяч взрослых мужчин, сходились под дубом на площади-агоре, обсуждали важную проблему. Самым лучшим планом из всех был признан план Ликурга.
По «законам Ликурга» спартанец не должен был вообще вести собственного хозяйства. Питаться спартанцы обязаны были вместе и притом — самой простой пищей, дабы нравы их не размягчались. У спартанцев изначально даже не было денег, чтобы не возникало никаких соблазнов. Носить спартанцу полагалось только самую примитивную одежду; и вообще, чем меньше одежды — тем лучше, благо погода позволяет[8].
Ликург очень боялся, что рыночная экономика уничтожит простоту нравов и сделает спартанцев экономически неравными. Конечно, им приходилось торговать с другими народами, но внутри страны они упорно пытались избежать ужасов рынка.
Ян Рокотов, Владислав Файбышенко и Дмитрий Яковлев — самые знаменитые советские валютчики. В 1961 году всех их по настоянию Хрущева приговорили к расстрелу, для чего специально задним числом даже изменили законодательство. Печально известная 88-я статья УК РСФСР предусматривала отныне смертную казнь за незаконные валютные операции
Для этого спартанцы перевернули платежную систему вверх дном; золото с серебром обесценили, а главной валютой приказали считать железо — за фунт его давали 1200 (!) фунтов серебра. Теперь, даже если иностранец или возвратившийся из дальних странствий спартанец и привозил с собой золото с серебром, цена ему была — пара гвоздей. За собирание же золота внутри самой Спарты полагалась смертная казнь — почти как в СССР, где валютчиков тоже ставили к стенке.
Так железной рукой в Спарте была установлена справедливость. Даже самый богатый иноземец, приезжая сюда, оказывался беднее большинства спартанцев.
Вдобавок для полного спокойствия спартанцы завели «монеты» громадных размеров: слитки в 200–300 килограммов. Такую «монету» не украдешь, на рынок с ней не пойдешь.
Спартанские «деньги» невозможно было спрятать или накопить, превращать в сокровища или менять на иностранную валюту. Соответственно, крупные сделки могли быть только публичными, поскольку деньги приходилось бы возить подводами. А в этом случае пришлось бы объяснять, откуда они взялись. Такими деньгами невозможно было брать взятки. Теряли смысл воровство и грабеж — много денег невозможно ни сохранить, ни унести. «Прозрачность» финансовой системы и ее обособленность избавили Спарту от коррупции и мздоимства… Но лишь — внутри страны.
Стоило только спартанцам выбраться за границу, как они мгновенно преображались и начинали соревноваться в праздности и сибаритстве.
Беотийский стратег Эпаминонд говаривал, что любое спартанское посольство надо сначала споить и задарить. А потом уже вести с ними переговоры.
Спартанские послы не могли ничего забрать с собой в Спарту: за попытку ввести в страну золото или серебро их ждала смертная казнь. Внутри Спарты они не могли на свои железные деньги купить ни богатых одежд, ни украшений, ни вкусной еды. Вот и «оттягивались» на чужбине.
Еще одна прямая аналогия с эпохой страны Советов. В СССР властвовала суровая ханжеская мораль и дисциплина. За границей же был стриптиз, рестораны и нейлоновые плащи. И «вырвавшись» в зарубежную командировку, наши люди изо всех сил старались приобщиться к этому раю, компенсируя свой вынужденный аскетизм.
Солдаты оккупационной армии Спарты вели себя еще хуже солдат вермахта или махновцев — и по той же причине. Захватив соседей-греков, они закатывали такие пиры и пьянки, что окружающие впадали в оцепенение. Что не удивительно: ведь их поведение внутри Спарты обусловливалось не воспитанием или сознательностью, а страхом репрессий и полным отсутствием соблазнов.
Через триста лет после принятия законов Ликурга появилась еще одна причина обособиться от всего мира… Заклятые враги Спарты, афиняне, начали разрабатывать серебряные рудники. Афинские драхмы стали своего рода «мировыми деньгами». Быть в «драхмо-вой зоне» считалось выгодным, но означало зависимость от Афин.
Спарта отгораживалась от тогдашнего «глобализма» точно так же, как отгораживаются от современной долларизации Северная Корея и Куба. А неподъемные железные «монеты» спартанцев играли такую же роль, как неконвертируемый советский рубль.
Строители громадной империи, персы нуждались в унификации денег. Римляне, создатели империи еще большей и более цивилизованной, куда сильнее нуждались в хорошей финансовой системе[9].
С 338 по 270 год до н. э. римляне делали только медные монеты — ассы. Со временем вес их — как натуральный, так и экономический — резко снизился. В I в. до н. э. асе обесценился настолько, что возникла поговорка: «Ценою в асе»; читай — «грош цена». Правда, в России грош никогда не был крупной денежной единицей!
Страна постоянно оказывалась перед кризисом неплатежей… Поставщики все отгрузили, легионерам пора давать зарплату… А денег нет! При всех расчетах монеты отмеряли по весу, поэтому, например, жалованье, которое выплачивали воинам, называлось в Риме «стипендиа» (от «пендо» — взвешиваю).
Приходилось и дальше портить свою собственную монету, то есть уменьшать содержание в ней серебра, золота, даже меди. Выгоднейшее дельце, которое первым провернул еще «изобретатель» монет тот самый Федон (не путать с нашенским царем Гвидоном). Первоначально драхма весила 12 граммов… Федон-Гвидон стал выпускать драхмы в 11 граммов… потом — в 10… При этом Федон требовал, чтобы монеты принимали так, словно в них по прежнему 12 граммов полновесного серебра.
А можно совершать и другую форму государственного жульничества: уменьшать пропорцию золота или серебра в монете. Этот способ тоже изобрели хитрые греки. Один из афинских деспотов в VI веке до н. э. сократил содержание драгоценного металла в монете наполовину. Обол — 1/6 драхмы — был обычной поденной платой. Столько же стоили 2–3 килограмма зерна или кило соленой рыбы.
Деньги за работу в порту и за продовольствие выдавались оболами — а они в один прекрасный день стали в два раза дешевле…
То, что у греков было эпизодом, в огромном и могучем Риме стало делом постоянным и даже обыденным.
Митридат VI Евпатор (132-63 до н. э.) — царь Понтийского царства. Постоянно воевал со скифами, греками, армянами, римлянами, покорил Боспорское государство, подчинив все греческие города Черноморья, Малую Армению, Колхиду. Но в итоге римляне, после трех войн, его разгромили
Новый финансовый кризис грянул уже в 211 году до н. э. из-за Второй Пунической войны. Власти Римской республики портили монету так лихо, что пришлось вместо ассов ввести серебряный сестерций (sestertius), приравненный к двум с половиной фунтам меди.
Ограбление колоний давало много — но и снаряжение войск, и плата легионерам стоили громадных по тем временам средств.
И римляне с античным задором продолжали портить монету — теперь уже сестерции!
Новый и очень жестокий кризис грянул в 88 году до н. э.
В результате войн с царями Понта (было такое царство в Малой Азии) «малоазиатские деньги», то есть деньги греческих государств драхмы, оказались ослаблены. И тогда кредитный кризис распространился на всю империю. Вес асса был снова уменьшен вдвое, хотя приниматься он должен был по-прежнему как полноценная монета.
В своих речах римский философ и оратор Цицерон в 66 году до н. э. говорил, что война с греческим тираном Митридатом (правившим на территории нашей страны, в Причерноморье) привела к кризису всей имперской финансовой системы.
Профессор Оксфордского университета Кей считает, что эта ситуация в Древнем Риме напоминает нынешний финансовый кризис, начавшийся в США и вовлекший в себя Великобританию.
«Назовите "малоазиатскими деньгами" американские высокорисковые ипотечные бумаги, а денежной системой Рима — британскую банковскую систему, и вы получите описание текущего кризиса», — уверен Кей.
На протяжении всей римской истории деньги постоянно «теряли в весе» — и золотые, и серебряные.
К концу III века н. э. собственно серебра в сестерции — «серебрянике» осталось менее 4 %. Полновесная серебряная монета, недельный заработок солдата, превратилась в легкую и в медную. То есть в дневной заработок римского солдата.
Разумеется, не одни императоры портили монету. Это пытались делать и их подчиненные, и просто жулики.
При императоре Аврелиане дело дошло до открытого и громкого скандала, переросшего в беспорядки: управляющий монетным двором Фелициссим наладил выпуск серебряных денег, в которые «щедро» добавлялась медь. Тем самым этот «счастливейший» сберег немало драгоценного металла, но не для императорской казны, а для себя. Понятно, что вершить подобные дела в одиночку он не мог и потому действовал в сговоре со многими чиновниками империи, среди которых имелись даже сенаторы.
Одни, выражаясь нынешней терминологией, крышевали злоумышленников, другие — сплавляли медь с серебром, третьи — чеканили «легкие» монеты.
Аврелиан Луций Домиций (214 или 215–275) — римский император с 270 г. Был довольно-таки агрессивным императором. Отбросил готов за Дунай, вытеснил алеманнов из Реции и Италии и воссоединил с империей почти все отпавшие ранее области. Еще он был очень тщеславным. Его первым из императоров стали официально величать господином и богом, был введен даже новый культ «непобедимое солнце». Солнце не солнце, но в итоге Аврелиан бесславно погиб от рук заговорщиков
Проведенное по приказу императора расследование выявило беспрецедентный размах преступной паутины. Тысячи людей оказались за решеткой. В Риме вспыхнули беспорядки. Для их подавления в город были стянуты войска, завязались уличные бои.
Как оказалось, в провинциях действовали тайные монетные дворы и подпольные медные рудники.
Сил полиции не хватало справиться с такой армией фальшивомонетчиков.
Только регулярные войска смогли разгромить вооруженные шайки в провинции Паннония и доставить в Рим порядка семи тысяч преступников разного калибра. Состоялся самый большой в истории процесс над фальшивомонетчиками.
Большую часть казнили, но некоторых, наиболее искусных, отправили на принудительные работы, и притом как раз на монетный двор, ибо уж кто-кто, а они-то отлично разбирались в денежном деле.
Лишь тогда удалось в какой-то мере справиться с опасной эпидемией, угрожавшей полностью разорить Римскую державу.
Наверное, прочитав все эти ужасы, читатель удивится: как же вообще существовала Римская империя? Почему она не развалилась с самого начала?! А ведь, как видите, не развалилась! Более того — на протяжении многих веков процветала.
Римская империя не только стала самой большой и цивилизованной империей в мире. Ее научно-культурные достижения послужили основой для западной цивилизации. В том числе и римская финансовая система.
Крушение Западной Римской империи — конечно, не итог финансового кризиса. Это был системный кризис всей цивилизации, и его следствием оказался полный распад европейской системы хозяйства, и очень надолго.
Частью этого коллапса, охватившего все стороны жизни общества, был и кризис денежной системы.
После гибели Рима в 476 году Европа почти полностью прекратила выпускать собственную золотую монету. Да и серебро чеканилось не везде и в очень небольшом количестве.
Разбираться в монетных системах Европы, всех этих гульденах, дублонах, фунтах, пиастрах, марках, кронах, рейхсталерах и талерах не просто, да нам совершенно и не нужно. Пусть этим занимаются специалисты. Важно, что все монетные и счетные системы восходили к римским.
Мы же отметим две закономерности, без которых не понять главного.
Первое: все денежные единицы рассматривались как единицы веса серебра или золота. Вес монеты строго соотносился с весом драгоценного металла.
Ну и второе: абсолютно со всеми монетными системами в конце концов происходило то же самое, что в Греции с драхмами, а в Риме с сестерциями: они становились жертвами «порчи». Начинали эти денежные единицы как крупные и полновесные, заканчивали — как мелкие и не значительные.
Людовик XIV (1638–1715) — французский король из династии Бурбонов. Правил с 1661 г. более полувека. Как пишут в энциклопедиях, «явился апогеем в развитии французского абсолютизма». Растиражированное выражение, приписываемое Людовику: «Государство — это я». Не отказывал себе ни в чем, вгоняя казну в огромные долги и изнуряя подданных налогами. Экономика достигла при нем практически дефолта; когда он умер, королевская казна была пуста
В XII веке за марку серебра можно было купить стадо коров. В XVIII веке — одну буренку. А в XX — разве что литр молока.
Множество раз с порчей монеты пытались бороться, вводя новые денежные единицы. Но и их постигала та же судьба. Подчеркнем: уменьшалась стоимость абсолютно каждой монеты и каждой денежной единицы. А вслед за этим — то в одной, то в другой стране — вспыхивал очередной кризис.
Французский король Иоанн за 14 лет изменял ценность серебряной монеты 86 раз. Короля Филиппа Красивого подданные прямо называли фальшивомонетчиком. При Короле-Солнце Людовике XIV каждые 3—
6 лет совершался принудительный обмен монеты: старую изымали, новую вводили. Естественно, всякий раз население получало монету менее ценную, чем сдавало. И другие королевские дворы не отставали.
В Вене за 150 лет — с середины ХIII и до конца XIV столетия, порченую монету выпускали 150 раз.
При этом против частных фальшивомонетчиков действовали очень жестокие законы. Ведь хотя бы теоретически чеканить монеты мог всякий… или почти всякий житель Европы. Делать это можно было даже в деревенской кузнице.
В Англии фальшивомонетчиков варили в кипящем масле. И не сразу, а постепенно — подвешивали человека над котлом и опускали в кипящее масло сперва ноги по колено… И поднимали. Потом опускали ноги полностью. И опять поднимали… Потом опускали по пояс… Только с четвертого раза несчастный нырял в чан целиком.
В некоторых княжествах Германии фальшивомонетчику заливали в горло расплавленный металл. В других — заживо замуровывали в стенах.
Во Франции фальшивомонетчиков вешали за ноги, сжигали живьем, перебивали им ребра, хоронили в одном гробу с разлагающимся трупом, отрубали конечности, сажали на кол.
Всей фантазии средневековых палачей не хватало, чтобы остановить фальшивомонетчиков… но все же главными фальшивомонетчиками оставались официальные правительства и короли.
Однако наивно считать королей попросту моральными уродами. Если они постоянно шли на преступления, за которые всех остальных карали такими страшными казнями, — наверное, у них были на то причины. Может быть, такова природа денег?
Жизнь средневековых менял и банкиров не отличалась скукой. Их грабили разбойники, им завидовали бедняки, короли вымогали у них «займы», которые не собирались никогда отдавать.
А кроме того, в монетах и денежных системах сам черт мог сломать ногу. Во Франции параллельно с франком ходили су, де-нье, луидоры, песеты, испанские талеры — пиастры, реалы и дублоны. Когда герои «Трех мушкетеров» называют какие-то денежные суммы — разве что глубокий специалист может понять: много или мало? На одной странице — Д’Артаньян получает двадцать пистолей, на следующей — уже десять ливров.
В германских землях считали в марках, но одновременно расплачивались гульдинерами, гульденами, кройцерами, геллерами, грошенами, талерами разных земель.
В Британии — без пол-литра тоже было не разобраться в хитросплетении денежных систем и монет.
Все очевиднее становилось, что кроме металла нужен какой-то другой эквивалент. Металлические деньги все только запутывают. Кроме того, они дешевеют на глазах.
Сама система биметаллизма, золота и серебра, входила во все более глубокий штопор.
Повторимся в очередной раз — экономические кризисы были всегда; даже до изобретения каких бы то ни было денег. Войны, наводнения, землетрясения, засухи — неизменно их провоцировали.
Но с появлением денег стало наоборот — отныне финансовые кризисы могли вызывать развал экономики, политические катастрофы и войны.
Деньги свалились на человечество как новая стихия, неведомая и беспощадная. Так же точно «свалились» на людей в свое время и огонь, и каменные орудия, и земледелие, и приручение животных.
Но любая прирученная стихия время от времени выходит из-под контроля. Огонь — одна из основ цивилизации. Пожары, однако, уничтожают целые города вместе с жителями.
Деньги постоянно выходили из-под контроля, потому что их никогда не хватало. Типичный кризис — кризис нехватки оборотных средств. Оттого и «приходилось» портить монету.
Мысль человека, желающего обезопасить себя, работала в трех направлениях:
1) Мысль первая. Отменить деньги, как «главное зло». Это пытались сделать еще спартанцы, и без особого результата… Но мысль философов частенько возвращалась к таким простеньким рецептам.
На острове Утопия, придуманном Томасом Мором, денег нет, а из золота «они делают ночные горшки и всю подобную посуду для самых грязных надобностей. Сверх того из тех же металлов они вырабатывают цепи и массивные кандалы, которыми сковывают рабов. Наконец, у всех опозоривших себя каким-либо преступлением в ушах висят золотые кольца, золото обвивает пальцы, шею опоясывает золотая цепь, и наконец, голова окружена золотым обручем. Таким образом, утопийцы всячески стараются о том, чтобы золото и серебро были у них в позоре».
Мор Томас (1478–1535) — британский государственный деятель, писатель и философ. Даром что был канцлером Англии (в 1529–1532 гг.), увлекался идеями социализма (точнее, это его увлечение потом так назовут). Из-за религиозных заморочек отказался присягать королю, за что и был казнен.
Еще один оксюморон — основоположник социализма был причислен католической церковью к лику святых. Его книга-диалог «Утопия» коммунистами почиталась почти как Ветхий Завет; отсюда есть пошло социалистическое учение.
В «Утопии» (дословно с греческого — «Ни-гдения», место, которого нет) Мор описывает фантастический остров, где нет частной собственности, все честно и добросовестно трудятся на благо общества по 6 часов ежедневно, правят — достойнейшие из достойных, которых выбирают открытым голосованием, и даже семья — ячейка коммунистического быта
К счастью, отменить деньги реально так никто и не попытался. Только во время Английской революции в 1649 году нашлось около тысячи адамитов: они хотели жить столь же праведно, как Адам и Ева, не иметь денег и не работать: ведь Господь их и так прокормит. Адамиты ходили голые; ни один из них не пережил зиму 1649/1650 годов.
2) Другой способ всеобщего спасения: упорядочить систему! Сделать так, чтобы монету не портили, а золота и серебра хватало всегда.
Ньютон Исаак (1643–1727) — английский физик и математик.
Помимо того, что был великим ученым, открыл закон тяготения, создал единую систему земной и небесной механики, вывел теорию движения небесных тел, изобрел зеркальный телескоп, в общем — являлся отцом классической физики. Так вот — помимо этого сыскал у современников немалую славу на финансовом поприще.
Поскольку он изучал свойства металлов, ему поручили перечеканить все английские монеты. Назначенный смотрителем Монетного двора, Ньютон справился с задачей превосходно, расстроенное монетное дело было приведено в порядок. За это в 1699 году его назначили пожизненным директором двора и до самой смерти платили очень немало, поверьте, монет
В XVII веке Британия провела очередную денежную реформу. Для ее организации правительство искало человека порядочного, честного и к тому же искусного математика. Директором монетного двора в итоге стал сам Исаак Ньютон.
Считается, что всякая денежная реформа производится за счет народа. Эта — была исключением. Все убытки от перечеканки монет взяла на себя казна. Народ привозил свои старые деньги на монетный двор, где их принимали не по весу, а по номиналу. За каждый фунт плохой монеты человек получал тоже фунт, но новый и полновесный. «Свежая» монета имела правильную круглую форму и зубчики по ободу, чтобы сразу можно было заметить попытки обрезать ее. С тех пор почти на всех монетах и делаются зубчики — не обрежешь.
Реформа прекрасная — но больше денег от нее не стало. Как не хватало золота и серебра, так и продолжало не хватать.
3) Выход третий. Найти неограниченный источник серебра и золота!
Великое множество алхимиков занимались поисками «философского камня»: вещества, способного превращать любые металлы в благородные. Свинец — в золото, латунь — в серебро… «Находили» философский камень великое множество раз. Золота больше не стало.
Своего рода «философским камнем» оказалась Америка. Хлынувший из нее в XVI веке поток золота и серебра заставил европейцев изменить многие свои представления…
В XIV XV веках у европейцев стремление попасть в Южную Азию стало просто идеей фикс. Они мечтали достигнуть блаженных земель, где растут бесценные пряности. Само открытие Америки стало своего рода «побочным продуктом», случайным результатом попыток проложить более короткий путь в Азию.
Колумб до конца своих дней искренне верил, что нашел восточные пределы Азии. Только после кругосветного плавания Магеллана в 1517–1522 годах стало очевидно: это не Азия, а совсем другой материк. И назвали его по имени Америго Веспуччи — итальянца на испанской службе, который первым публично предположил, что Колумб открыл не Азию, а новый континент.
Пряностей в Америке не обнаружилось, но, ворвавшись в нее, завоеватели нашли нечто более ценное: золото и серебро.
«Золото, — говорил Колумб, — удивительная вещь! Кто владеет им, тот господин всего, чего он хочет. Золото может даже открыть дорогу в рай!»
Только из одной провинции в современной Боливии с 1545 по 1800 год вывезли 20 тысяч (!) тонн серебра.
Серебро добывали индейцы, отбывавшие трудовую повинность — миту. Каждый из 5–7 мужчин должен был отработать несколько лет в рудниках. Оттуда мало кто возвращался.
В конце XVII века в городе Потоси жило 160 тысяч человек, рудники давали половину всей мировой добычи серебра, а ежегодно в этих рудниках умирало 13 тысяч полурабов-митайосов. Всего же погибло, по одним данным, 300 тысяч человек, по другим — около миллиона. Желающие могут подсчитать, в какое количество человеческих жизней «обошлась» каждая тонна серебра.
Колумб Христофор (1451–1506) — великий мореплаватель и путешественник. Все время пытался найти кратчайший морской путь из Европы в Индию и все время открывал что-то другое. То — Америку, то — Багамы, то — Гаити, то — Гваделупу с Доминикой, то — Кубу; короче — едва ли не все Западное полушарие. Поразительно, но сам Колумб, чье имя сегодня известно практически каждому умеющему читать жителю Земли, считал себя фатальным неудачником
Золота в Америке было не меньше!
Еще при завоевании Перу Франсиско Писсаро захватил последнего владыку империи инков Атауальпу. Тот обещал за свое освобождение заполнить золотом всю комнату, где его заперли. Комната была площадью в 30 кв. метров и высотой в 2,90 м. А серебра обещал в два раза больше, чем золота.
В конечном счете Писсаро обманул, убил беззащитного пленника. Но его секретарь Херес приводит точные цифры: выкуп за Атауальпу составил 1 326 539 песо золота и 51 610 марок серебра.
Вообще-то все цифры довольно фантастические и к тому же противоречат друг другу. Яснее всего с марками серебра… Марка — порядка 230 граммов (хотя есть разные марки, и мы не знаем, в каких марках считал сеньор с алкогольной фамилией Херес). Соответственно, 51610 марок — это 12 тонн серебра.
А вот золото… Золотой песо —1,6 грамма. 1 326 539 золотых песо — это более 15 тонн. Цифра громадная, конечно, но противоречит весу золота, заполняющего комнату объемом 81 кубических метров. Потому что всего лишь 1 кубический метр золота должен уже весить 19 тонн. И тогда выкуп за Атауальпу составляет совершенно неправдоподобные полторы тысячи тонн золота.
Может быть, Херес считал в песо как в весовых единицах? Принимая песо по 25 грамм?
Тогда получается, Атауальпа дал за себя 33 163,5 кг золота. Тоже немало…
Если исходить из цифры в 33 163,5 кг золота, то в наше время этот выкуп стоил бы больше миллиарда долларов. А ведь покупательная способность золота в XVI веке была в несколько раз выше современной. И стоимость серебра тогда была совсем другая. Наверняка можно сказать одно — захваченные только в одной этой спецоперации трофеи были сравнимы с любым из состояний наших олигархов.
Драгоценные металлы не только отнимали, их добывали по всей Америке. Громадные залежи золота нашли в Бразилии. Аргентина и вовсе называется так потому, что по латыни серебро — арген-тум (argentum); страна серебра.
Золото и серебро свозились к портам, переправлялись в Европу на громадных кораблях-галеонах. Галеоны тонули, их старались перехватить английские, голландские и французские пираты.
Испанские клады ищут до сих пор и не всегда без успеха. В середине 1980-х мексиканец Фишер поднял на поверхность сокровища, оцененные в 400 миллионов долларов. Они покоились на борту испанского корабля «Нуэстра Сеньора де Аточа», затонувшего в 1622 году у берегов Флориды.
Фишеру досталось более семи тысяч золотых слитков, тысячи серебряных, 230 тысяч серебряных монет, а также изумруды и прочие драгоценности.
Но каковы бы ни были потери, с 1526 по 1800 год в Испанию вывезли 2500 тонн золота и около 100 тысяч тонн серебра.
Завоевание Америки — классический пример военной авантюры и сопровождающего ее финансового кризиса. Все как всегда — в начале авантюры денег катастрофически не хватает. Как обычно, для получения нужных денег правительство портило монету.
В 1497 году появилось серебряное peso de a ocho, то есть «восьмерик». Монета достоинством в восемь прежних реалов… Отсюда и слово «песо» для обозначения валют Латинской Америки.
Как водится, удачная авантюра позволила вернуть во много раз больше, чем было затрачено. Прямо в самой Америке стали чеканить монеты. Качество чеканки было скверным, местные монеты часто называли «пластинками из серебра» — piastra d'argento. Или попросту «пиастрами».
Это и есть те самые пиастры, которые в приключенческих романах закапывают на необитаемых островах. Об этих пиастрах и кричал непутевый попугай Флинта.
Кривые и косые пластинки не устраивали Европу, их обычно сразу переплавляли. С 1537 по 1888 год было выпущено порядка трех миллиардов песо. Испанцы даже чеканили монету по заказам королей Европы. Для Франции они, например, производили луидор («золотой Луи»).
Казалось бы — вот она, заветная мечта алхимиков! На крови и костях несчастных индейцев удалось получить «философский камень» — поток золота из Америки, где, как считали доверчивые испанцы, «улицы мостят из золота, и даже бедняки возлежат на ложе из драгоценных камней»!
Если принимать всерьез старые теории богатства и бедности, Испания должна была сказочно обогатиться. Ведь добывая серебро и золото, испанцы добывали деньги. Представьте, что в наше время кто-то смог бы извлекать из рудников запечатанные в банковскую клеенку аккуратные пачки долларов!
…А все получилось прямо наоборот. Поток золота и серебра вызвал к жизни невиданный ранее грандиозный кризис: кризис перепроизводства денег.
В наше время инфляция — настолько обычное дело, что сущность ее понимают все. Нельзя, чтобы денег было слишком много! Когда деньги дешевеют, растут цены.
Но в Средние века никому это было еще невдомек. Поток драгоценных металлов уменьшил стоимость золота в 3 раза, серебра — в 5 раз. И началось то, что позднее историки назовут «революцией цен». С XVI века в Европе все стало катастрофически дорожать.
Заработная плата наемных работников росла намного медленнее, чем цены на продукты и товары. Власти даже специально сдерживали ее — думали таким способом установить справедливость и препятствовать инфляции. Антиинфляционная монетаристская политика — знакомо звучит? Примерно так, как это в наше время предлагал министр Кудрин.
Не только наемные рабочие и прислуга, но и офицеры с чиновниками оказались в трудном положении. Еще вчера высокие доходы обесценивались. Малообеспеченные семьи едва сводили концы с концами. Ведь хлеба больше не стало… стало больше денег!
Конечно, феодальное общество оставалось чудовищно несправедливым. У кого-то похлебка жидковата, в ней горошина за горошиной гоняется. А у кого-то корона узковата, бриллиантов на ней мало, и вообще все время на одном ухе держится.
«В XV столетии социальная стратификация общества стала огромной. В соответствии с расчетами Лютера, годовой доход крестьянина был около 40 гульденов, дворянина — 400 гульденов, графа, принца или короля — 4, 40,400 тысяч соответственно. Около 1500 года нашей эры доход богатого человека равнялся 100–130 тысячам дукатов; среднегодовой доход немецкого ремесленника колебался между 8 и 20 гульденами; доход Карла Пятого предположительно был не менее 4,5 миллиона дукатов. Таким образом, самый высокий доход… превышал средний доход ремесленника в 500 тысяч раз»[10].
Состояние Лоренцо Медичи в 1440 году составляло 235 137 гульденов, банкира Чиджи (в 1520 году) — около 800 тысяч дукатов, папы Юлия Второго — около 700 тысяч дукатов. Золотой дукат весил порядка 3,5 грамма. 700 тысяч дукатов — 24 500 кг золота; 760 миллионов долларов — по нынешним ценам.
Покупательная способность денег до 1500 года была, по крайней мере, раз в 20–30 больше, чем в наши дни. Опять состояние, которых в наше время буквально несколько десятков на всю планету.
Но «революция цен» била по всем. Как и бывает при любой инфляции, обесценивались вообще все виды фиксированных доходов. А это были и доходы от имений, и ренты, которые давало государство. То есть доходы дворян.
Такое люмпен-дворянство описывают в своем когда-то нашумевшем романе «Анжелика и король» Анн и Серж Голон. Огромный замок, где дует из щелей и нечем топить, вокруг — толпы буквально умирающих с голоду людей, разоренных, озлобленных и нищих; сами хозяева ходят в старой, перештопанной много раз одежде; зато поверх — горделиво красуются драгоценные украшения.
Четыре века золото везли из Америки. Это четыре столетия сплошного роста цен, разорения и обнищания дворянства. Такой затянувшийся кризис. Настолько затянувшийся, что к нему просто привыкли.
При этом хуже всех приходилось Испании. Это страшно удивляло современников, они буквально не могли понять: как же так?! Ведь именно в Испанию шел основной поток золота! Уже потом, из Испании, он расходился по другим странам Европы!
В 1576 году француз Жан Боден (1530–1596) заметил, что рост цен всегда начинается с Испании. Все дорожает именно там, а потом уже волна доходит до других стран; и чем дальше она расположена — тем позже доходит.
Жан Боден высказал невероятно смелое для тех времен предположение: причина «революции цен» именно в обилии американского золота и серебра.
В Англии Уильям Стаффорд и Джерард Малейнс сделали еще одно наблюдение: испанское золото обогащало вовсе не Испанию, а Голландию, север Франции, Англию. Гост цен на товары? Вот и выигрывали те, кто их производит. А Испания ничего не производит, а только за все платит. Как ни парадоксально, но этот кризис был вызван богатством!
Английские ученые предположили, что ценность денег не абсолютна. Она определяется соотношением количеств товаров и денег. Эта теория под названием количественной теории денег дожила до нашего времени.
Коперник Николай (1473–1543) — польский астроном и якобы атеист и враг церкви.
О том, что он был еще и экономистом, знают даже меньше, чем о том, что он был, вообще-то, священником.
Еще в 1526 году, в работе «О способе чеканки монеты», он первым в мировой истории поставил финансовый кризис в один ряд по значимости с войнами и неурожаем. По версии Коперника, механизм обесценивания денег заключался в том, что население предпочитает расплачиваться плохой монетой, а хорошую — держит, как сокровища.
Чуть позже лорд Томас Грэшем (1519–1579), министр финансов королевы Елизаветы I, сформулирует эту мысль еще более четко: «Плохая монета вытесняет хорошую».
Но на счету Коперника не только экономическая теория, но и успешно реализованный проект по введению в Польше новой монетной системы. Что же до дела его жизни — гелиоцентрической системы мира, то католическая церковь при жизни Коперника воспринимала ее достаточно благосклонно, вероятно, как забавную математическую шутку. Ведь какая разница, что вокруг чего вращается, важно — кто всю эту систему запустил, не правда ли?
Раньше считалось, что чем больше золота, тем лучше! И монету ведь портили потому, что золота и серебра не хватало.
Испанцы искренне не понимали, что происходит. Они даже старались препятствовать исходу денег из страны. В XVI веке за вывоз золота была установлена смертная казнь. Но деньги все равно уплывали, и платила их сама же казна: Испании нужны были корабли, канаты, оружие, порох, инструменты, ткани. Американское золото оплачивало труд английских ткачей и голландских корабелов.
В Англии в 1440 году приняли похожий закон: об истрачении. Все иностранцы, привозившие в страну свои товары, должны были тратить выручку на покупку исключительно местной продукции. Английские же купцы-экспортеры обязаны были хотя бы часть своих доходов возвращать на родину наличными деньгами.
А в XVI веке Закон об истрачении отменили! В нем больше не было необходимости. Вот и получалось: богатство страны — это вовсе не количество золота! Это род занятий ее народа. Профессиональный и социальный состав населения. Богаты те, кто умеет много и хорошо производить.
Нелегко приходилось и Германии. Там тоже регулярно вспыхивали финансовые кризисы.
Поток американского серебра до берегов Рейна и Одера почти не доходил, а местные рудники истощались. Цены росли, как и везде, хорошего же серебра было мало. В конце XVI — начале XVII века в Германии начался очередной кризис.
Чтобы избежать смуты, германские земли и вольные города начали чеканить разменные монеты из низкопробного серебра. Полновесные талеры и гульдены они пускали в переплавку — чтобы из 10 высококачественных сделать 12–13 порченых.
«Зло чувствовалось ежедневно и ежечасно повсюду и всеми классами населения, на мызе и в риге, на наковальне и у ткацкого станка, на волнах океана и в недрах земли. Ничего нельзя было купить без того, чтобы не происходили недоразумения. У каждого прилавка ссорились с утра до вечера. Между рабочими и работодателем регулярно каждую субботу происходили столкновения. На ярмарке и на рынке непрерывно шумели, кричали, ругались, проклинали друг друга, и было счастьем, если дело кончалось без сломанных ларей и без убийства», — писал об этих временах английский историк Маколей (середина XIX в.).
Во время Тридцатилетней войны (1618–1648) в прибыльнейшей порче монеты приняли участие все враждующие страны.
Война была страшной и кровопролитной, она унесла до трети всего населения. В некоторых землях Германии пришлось даже вводить многоженство: для компенсации численности населения. Кое-где дозволялось торговать человеческим мясом.
Вот это — действительно был кризис…
Между прочим, немецкие историки называют то ужасное время wippen-kippen; Wippe — весы, kippen — отделять. Тем самым давая нам понять, что причина братоубийства и людоедства крылась в первую очередь именно в экономике.
Порча монеты приняла в Германии характер всеобщий. Полноценные деньги отделялись при помощи весов и оплачивались чеканенными из них с добавлением меди испорченными монетами. В полном соответствии с законом Коперника-Грешэма, качество находившихся в обращении денег все более ухудшалось. Их перестали принимать чиновники и наемные войска, начались бунты.
Может, надо поискать другой эквивалент? Не золото? Золото и само по себе товар… Надо найти что-то такое, что было бы еще абстрактнее… Имело бы еще меньшую коммерческую стоимость.
В XVIII веке голландцы решили, что такой эквивалент они нашли. Голландия считалась тогда богатейшей страной Европы, а возможно, и всего мира. Самые современные для того времени производства, торговля, экспедиции за пряностями, золотом, колониальными товарами в Америку и Юго-Восточную Азию давали Голландии громадные барыши. Эти деньги «прокручивались» на крупнейшей в мире Амстердамской бирже[11]…
В 1630-х годах биржи зафиксировали невероятный рост стоимости… тюльпанов.
Тюльпаны в Голландии любили всегда. Разводить их — национальная традиция голландцев, и конечно, луковицы ценных сортов могли стоить дорого. В 1629 году цена за луковичку тюльпана не превышала 1–2 гульденов. Для понимания: пара хороших выездных лошадей обходилась в 100–200 гульденов, каменный дом в центре Амстердама — 1000 гульденов.
Но уже год спустя началось всеобщее умопомрачение, эдакая тюльпанная лихорадка. Луковичка сорта Semper Augustus стала стоить 4500 гульденов, а луковица «Адмирал Лифкен» — 4400 гульденов!
Цены на тюльпаны постоянно росли, стремительно обгоняя даже золото. В 1634–1637 годах за луковицу сорта «Адмирал Эн-кхузиен» платили уже 6 тысяч гульденов, за луковицу «Семпер Аугустус» — 13 тысяч.
Сохранилась старинная гравюра, на которой изображен тюльпан, стоивший 1500 гульденов. Красивый, белый с красными разводами, но ничего особенного. Таких и в наше время очень много на городских клумбах, которыми Лужков украсил всю Москву…
Разумеется, никаких веских причин помешаться именно на тюльпанах у голландцев не было. Те, кто остался в стороне от «тюльпанной лихорадки», с изумлением наблюдали за массовым безумием, не в силах понять совершенно неадекватного, как казалось, поведения людей.
Некий матрос, только что приплывший из колоний, а посему отставший от жизни, взял с прилавка луковицу и съел ее: он перепутал луковицу тюльпана с обыкновенным луком и уничтожил тем самым целое состояние! Мы не знаем ни имени матроса, ни срока тюремного заключения, к которому его осудили. Известно только, что назад растяпа уплывал уже в кандалах.
Выгоднейшим делом стало вырастить новый сорт. При удачном исходе можно было, верилось, обеспечить себя и всю семью на поколения вперед. Создавались компании, деньги вкладывались в будущие сорта тюльпанов…
Валютой стали даже расписки-обязательства садовника или любителя-селекционера вывести к определенному сроку новый сорт (своего рода фьючерсы). Такие бумаги продавали и покупали на биржах, и Голландия оказалась ими просто наводнена. Обязательств насчитывалось во много раз больше самих сортов.
Иногда, конечно, удача улыбалась тогдашним «Мичуриным». Например, жившие в Харлеме негры — африканцы, получившие свободу, — решили вывести черный тюльпан: как символ красоты людей с темным цветом кожи. Они напечатали в газетах объявление — призыв ко всем ботаникам мира, обещая премию в 10 000 гульденов. Город Харлем добавил денег… До 100 тысяч гульденов!
И некий ботаник сумел такой цветок создать! В честь черного тюльпана в Харлеме провели грандиозный праздник — было это 15 мая 1637 года.
Карнавальное шествие возглавлял президент Харлемского общества садоводов М. Ван-Синтес, одетый в черно-фиолетовый бархат и шелк под цвет тюльпана. За ним шел счастливый садовод (мы не знаем его имени, увы!). Следом несли громадный замшевый кошель, в котором красовалась обещанная награда: сто тысяч гульденов золотом (315 кг золота), т. е. по сегодняшним ценам — около 10 миллионов долларов. Замыкал процессию собственно сам виновник торжества — черный тюльпан на носилках[12].
На площади Ратуши тюльпан водрузили на высокий постамент, рядом с троном самого принца Оранского. Принц явился в окружении пышно разодетой свиты и обратился к народу с проникновенной речью…
Вот вам и скучная ботаника…
Вкладывать деньги в будущие сорта и в луковицы нового урожая можно было только с помощью бирж, выписывая векселя и заключая фьючерсные контракты. В Амстердаме, Роттердаме и Харлеме появились биржи, которые специализировались на торговле тюльпанами и на заключении таких сделок.
В Брюгге сам глава фирмы ван дер Берзе первым стал писать названия сортов тюльпанов и цифры котировок мелом на черных досках. Отсюда и пошла традиция писать котировки всех вообще товаров и акций на биржах… Именно так — легко стираемым мелом на грифельных досках. Подобным образом брокеры действовали вплоть до появления в XX веке электронных табло.
В маленьких деревнях и сельских округах, где не было тюльпанной биржи, ее функции выполняла главная таверна. В ней собирались дельцы для торговли бесценными луковицами.
Вера в вечный рост тюльпанных цен стала частью национального самосознания голландцев. Сравнить ее можно только с одним: это как если бы современный россиянин искренне полагал, что под каждым садовым участком в 6 соток таится громадное нефтяное месторождение. И вся нация стала бы лихо торговать фьючерсами — правом на разработку таких месторождений в будущем.
Голландцы приходили заключать сделки, принарядившись как на праздник. Поглазеть на дельцов собирались сотни людей. Таверну украшали вазами с цветущими тюльпанами, устраивали веселые пирушки. Вино лилось рекой, играла музыка… Наверное, голландцы линчевали бы всякого, кто предсказал, сколь печален и скор будет грядущий финал…
Не существуй в Голландии бирж и банков, трудно было бы придать «тюльпанной лихорадке» такой масштаб. А раз были биржи, стоимость тюльпанов могла меняться стремительно, мельчайшие колебания курсов сразу фиксировались, на этих курсах можно было играть.
Существовали банки — и можно было не платить наличностью. А то ведь кошельков весом в 315 кило — не натаскаешься. В банке могли оценить стоимость того, что вы предлагали за луковицу тюльпана. Не надо продавать дом, землю и скотину, возиться с пудами, если не центнерами, золота. Вам назовут стоимость имущества… Банк выплатит владельцу луковицы стоимость цветка и просто заберет у вас вашу собственность. Минимум хлопот, фактический обмен при посредничестве банка.
В 1634 году в Амстердаме на улице Гоора два каменных дома обменяли на 3 тюльпановые луковицы.
В 1637 году за луковицу тюльпана «Вице-король» отдали 24 четверти пшеницы, 48 четвертей ржи, 4 жирных быка, 8 свиней, 12 овец, 2 бочки вина, 4 бочки пива, 2 бочки масла, 4 пуда сыра, связку платья и серебряный кубок.
Некий фермер уступил 38 акров земли и сто голов скота за одну-единственную луковицу «Семпер Аугустус».
Но и люди небогатые — уличные торговцы, матросы, поденщицы — тоже не хотели стоять в стороне. Росли акционерные компании, где десятки людей объединялись, чтобы завладеть буквально несколькими луковицами. (Нечто вроде нынешних потребительских кооперативов.)
Самое удивительное: общество вовсе не считало «тюльпанную лихорадку» опасной и вообще не видело в ней чего-то странного. Все, кто инвестировал в тюльпаны, были убеждены: рост цен будет продолжаться чуть ли не вечно. Вложив безумные деньги, они смогут получить суммы еще более фантастические. Все это очень напоминает классическую финансовую пирамиду типа памятного россиянам «МММ». Или накопление ничего не стоящих бумажек вроде ваучеров.
Только во времена «тюльпанной лихорадки», пожалуй, обмана не было. Все дружно обманывались, но не обманывали друг друга. И правительство Голландии, и ее финансовая элита, и рядовой люд искренне верили, что открыт своего рода «философский камень» и тюльпаны будут дорожать бесконечно.
Приток денег в страну вызвал астрономический рост цен абсолютно на все. Цены на продовольствие взлетели в 3–4 раза… Но у людей были деньги. И общество, и правительство полагали, что бедность в стране вскоре исчезнет вовсе, унесенная тюльпанным ураганом…
Луковицы тюльпанов покупали и иностранцы. Богатые торговцы из Англии или Северной Франции охотно вкладывали деньги, играли на бирже. В газетах писали, что найден ключ ко всеобщему процветанию: голландские тюльпаны будут покупать по все более высоким ценам, богачи со всего мира принесут свои деньги в Голландию.
Самое смешное — правительство старательно регулировало торговлю луковицами. Для надзора за торговлей назначались специальные уполномоченные, появлялись особые «тюльпанные нотариусы». Содержали чиновников на «тюльпанные» доходы — иначе им бы ничего не светило.
Голландцы хотели как лучше, но кончилось все как и всегда. Как всегда, если денег больше, чем товаров, деньги устремляются в какую-то непроизводительную сферу экономики… Эта сфера стремительно «перегревается» — просто потому, что надо же куда-то вкладывать «лишние» деньги.
Так сегодня во всем мире люди кинулись вкладывать деньги в недвижимость. Банки выдавали кредиты, как будто стоимость недвижимости будет расти вечно, политики рапортовали о победе над бедностью, люди скупали квадратные метры на последние деньги. Точнее — на будущие доходы.
Но вот «лишние» деньги иссякли. И вместе с их окончанием начался кризис. Финансовый кризис, вызванный избытком денег в экономике. Причем мы-то уже имеем опыт; умные люди давно говорили, что недвижимость бесконечно дорожать не может. Да и вкладывались деньги во что-то все же более полезное, нежели луковицы даже самых замечательных тюльпанов.
Пусть кризис — жилье-то останется! Конечно, кое-что вы потеряете. Но не все, потому что недвижимость всегда востребована: кризис не кризис, а людям надо где-то жить и что-то есть. Когда же деньги вложены в луковицы тюльпанов, они просто исчезают без следа.
А вот в Испании поток американского золота не привел даже к рождению таких «перегретых» сфер экономики и новых эквивалентов богатства. Все цеплялись за золото, а оно, естественно, постоянно дешевело.
Голландцы поступили интереснее. И у них поток денег шел не из рудников Потоси, а как плата за товары и услуги. Им было лучше — инфраструктура-то оставалась и позволяла заработать новые деньги, взамен потерянных на никому не нужные луковицы тюльпанов.
К концу 1637 года оказалось: все «лишние» деньги в тюльпаны уже вложены. Больше некому покупать луковицы, все хотят их только продавать. Баста! Роста больше не будет. За одни сутки цены упали на 50 %, за неделю — * на 80 %… Через три недели правительство объявило, что нельзя требовать больше 50 гульденов за луковицу тюльпана. Все судебные разбирательства запрещались.
Из кризиса страна вышла быстро — ведь Голландия оставалась центром международной торговли, страной самой передовой промышленности XVII века. Но деньги и ценности, вложенные в тюльпаны, вернуть нельзя было уже никакими силами. Ни легендарные два дома в Амстердаме, ни серебряный кубок, ни землю, ни жирных быков.
А самое главное — луковицы тюльпанов не удалось превратить в новый эквивалент, важнее золота[13].
Уже из истории металлических денег видно три железные (если угодно, златые или серебряные) закономерности.
Во-первых, абсолютно всякая финансовая система подвержена инфляции. Любая монета через какое-то время стоит меньше, чем в момент выпуска. Таков закон природы денег — столь же неизменный и строгий, как закон, согласно которому средняя температура убывает от экватора к полюсам. Людям он может не нравиться, но «бороться» с ним — столь же глупо, как с холодом в Арктике. Жить на полюсе неуютно, а удешевление денежных единиц разоряет — так на то и голова, чтобы думать, где селиться и как инвестировать свободные средства.
Во-вторых, экономические кризисы — нормальнейшая часть экономики. Появляется экономика — возникают и кризисы: хотя бы кризисы перепромысла. С момента зарождения финансовой системы, это — вполне заурядное событие. Каждый из кризисов современникам мог казаться катастрофой и «концом света», но всякий раз финансовая система выходила из кризиса обновленной и улучшенной.
И потому третья закономерность: кризисы — это положительное явление. Они жестокие, грозные — но учителя. Давно известны кризисы личностного роста в жизни всякого человека. Пресловутые кризисы пяти лет, подростковый кризис, кризис «среднего возраста» и так далее — важнейшие условия развития личности. Кризис суров, страшен, слабаков он топчет беспощадно.
Но без этих кризисов мы оставались бы «вечными детьми» — этакими счастливыми дикарями, которые весело плясали под тамтам, но жили вдвое меньше нашего и загибались от всякой пустяковой хвори, которую мы и за болезнь давно не считаем.
Так и финансовые кризисы. Они проистекают потому, что мы просто не понимаем до конца сущности законов экономики и не умеем делать прогнозов. Но каждый кризис заставляет нас учиться делать систему устойчивее.
Преодолевая финансовые кризисы, человек стал использовать золото и серебро как эквиваленты, придумал монеты, усовершенствовал их…
Столкнувшись с переизбытком золота, люди начали искать новые эквиваленты… Как только нашли, тут же «тюльпанная лихорадка» породила новый кризис. И тоже с положительным результатом: развитие финансовой системы вызвало к жизни бумажные деньги… Экономика стала еще динамичнее, активнее… и еще менее устойчивой.
Стоило ввести бумажные деньги, как оказалось: кризисы эпохи металлических денег — были еще цветочками. Ягодки поджидали человечество впереди…