Кротовский, вы последний

Глава 21

А вот перо — оружие колющее, размаха не требует. Замахиваясь, барон выпустил одну мою руку. Это он зря ее выпустил… и получил пером в глаз. С какой-то непонятной мне скоростью и жадностью перо высосало из барончика силу.

С легкостью отбрасываю тело, высохшее до состояния мумии. Перевожу дух. Тянусь к его карману и все-таки забираю футлярчик: «молочный клык теневого странника» — загадочно оповещает меня справка. И тут же крот вылез откуда-то. Принюхался. Посмотрел на футлярчик в моей руке.

— «А ты везучий сукин сын» — сообщил он и снова исчез.

Везучий или невезучий… время покажет… и очень скоро. Поднимаюсь на ноги. Белкинские очки разбиты на мелкие кусочки. Собирать смысла не вижу. Что тут у нас еще. Ага, тесак остался. Тоже родовой артефакт? Вызываю справку: «плантаторский тесак, порченый артефакт. Вы можете забрать его силу»

Брать с собой тесак плантатора, да еще и порченый, смысла тоже не вижу. Мальчики из тайного сыска не обрадуются, если его у меня найдут. Да и крот на этот тесак даже не глянул. А вот силу заберу, пожалуй. Дотрагиваюсь до него кончиком пера. Сила перетекает в перо, тесак на глазах покрывается густой ржавчиной и рассыпается в труху. А в следующий миг меня выкидывает обратно в камеру.

В межмирье я провел много времени, насыщенного событиями. А здесь и секунды не прошло. Дверь камеры со скрипом открылась.

— Обвиняемый, на выход.

Меня отвели в уборную. Позволили умыться и даже как-то почистить уделанную форму гимназиста. Я с наслаждением напился воды из-под крана. Меня больше не били, чему только рад, а отвели в другую камеру. Намного приличней прежней, со столом и двумя стульями. На одном из стульев сидел, поджидая меня, пожилой человек, фактически старик.

Одет он прилично, седая голова аккуратно причесана. Взгляд серых глаз спокоен и внимателен. Не знаю, в какой области он профессионал. Он не маг, он нулевка. Но что он профи — это точно.

— Здравствуйте… Кротовский, — говорит мне седой старик, когда за мной заперли дверь, — Присаживайтесь, времени мало, а обсудить нужно много.

— Вы адвокат?

— Как догадались?

— Вы не назвали меня ни демоном, ни духом, ни иномирцем, а по фамилии. Профессиональная этика. Пока суд не вынес приговор, я остаюсь для вас Кротовским.

— Все верно, — старик едва заметно одобрительно кивает, — Вероника Кондратьевна сразу сказала, что вы очень вдумчивый молодой человек.

— Это еще на суде нужно доказать… что молодой… что человек. Так вы от нее?

— Да. И она просила передать вам слова поддержки. Ну-с, а теперь приступим…

Нам дали чертовски мало времени, чтобы выстроить линию защиты. Но за что я люблю профессиналов — с ними легко и приятно иметь дело.

А минут через сорок меня уже завели в зал суда с имперским гербом на стене и усадили на черную скамью… на скамью подсудимых. В зале людей собралось немало. Я вижу своих: Анюту, деду, даже Кешу… вижу и Белкину… вижу купчину, его рыжую дочь Милу… вижу Кобылкину. Они смотрят на меня настороженно, и я не могу определить по их взглядам, они за меня или против. Скорее всего они и сами пока этого не знают.

А еще вижу много абсолютно незнакомых мне людей, и вот эти однозначно все для себя решили. Они убеждены, что я демон, убивший графа Кротовского и занявший его тело. Не стесняясь, они выкрикавают обличения и оскорбления.

— Всем встать, суд идет! — человек в черной мантии произносит с высокого места и трижды торжественно ударяет деревянным молотком по специальной подставке.

Зал затихает, все поднимаются с мест. Я получаю тычок от охранника, я тоже должен встать. Судья подходит к своему месту, прежде чем сесть, мрачно оглядывает зал, читает по бумажке:

— Дело слушается судьей Горностаевым. Рассматривается дело: тайный сыск против сущности…

Он перечисляет, в чем именно меня обвиняют. Обвинений оказывается неожиданно много. И если убийство графа Кротовского с целью захватить его тело, я могу понять, то попытки подрыва государственности на мой взгляд притянуты за уши. Но адвокат едва заметно показывает кивком головы, мол не волнуйся, мол «так положено». Судья садится на место и нудно зачитывает из уголовного Устава, что у меня есть какие-то права.

— Обвиняемый, вы признаете себя виновным в предъявленных обвинениях?

— Нет.

— Прошу всех садиться. Слово предоставляется обвинителю.

На небольшую кафедру поднимается плешивый мужичок со впалыми глазами. Возложив руку на какую-то колоду, обвинитель клянется не применять магию для оказания воздействия, для склонения на свою сторону, а так же для любых иных действий, могущих увести высокий суд от истины.

Мне остается только порадоваться. Если б они тут еще и ментальную магию применяли, дела мои были бы совсем плохи.

— Для дачи показаний обвинение вызывает Смородинцеву Анну.

Анюта поднимается со скамьи и идет к кафедре. Я думал, будет сильно робеть, но она держится довольно уверенно. Молодец, девочка. Есть в ней воинский стержень. Анюта поднимается на помост.

— Владеете ли вы магией? — строго спрашивает ее судья.

— Нет, ваша честь.

— Тогда вы должны дать присягу простолюдина.

Анюта тоже кладет руку на колоду. Судья говорит слова присяги, она повторяет. Затем к ней обращается обвинитель.

— Как давно вы знакомы с графом Кротовским?

— С самого детства, ваша честь.

— Скажите, он раньше бывал сильно болен? Находился при смерти?

— Да, ваша честь.

— Когда это было в последний раз?

— Недавно, ваша честь, в день его восемнадцатилетия. У Сергея… Николаевича Кротовского не очень крепкое здоровье. А в день совершеннолетия пробуждаются магические силы. Мы очень боялись, что он может это не пережить.

— Прошу занести в судебный протокол, — веско говорит обвинитель, — Что граф Кротовский недавно был при смерти и фактически не мог сопротивляться проникновению в его тело инородной сущности.

Обвинитель снова обращается к Анюте:

— В нем самом, в его характере или поведении в последнее время произошли какие-то резкие изменения?

— Да, ваша честь.

— Какие именно?

— Ну, раньше он был робким, нерешительным… капризным даже…

— А теперь?

— Теперь он повзрослел.

— Что, повзрослел всего за один день?

— Да, ваша честь.

— Прошу и это занести в судебный протокол… у меня больше нет вопросов к свидетелю.

— Защита будет опрашивать свидетеля? — спрашивает судья.

— Да, ваша честь, — мой адвокат поднимается на кафедру, — Анна, вот вы сказали, что граф резко повзрослел.

— Так и было.

— А у него были для этого весомые поводы? Может быть он столкнулся с особыми трудностями, которые заставили его характер неожиданно проявиться?

— Да, нам пришлось продать особняк. Для графа это было большим потрясением.

— Спасибо Анна, — адвокат удовлетворенно кивает, — Я хочу напомнить высокому суду, что подобные случаи не редкость. Столкнувшись с трудностями одни ломаются, а другие закаляются. На войне вчерашние мальчишки в одночасье становятся мужами и воинами. Смею надеяться, граф Кротовский вылеплен из того же теста.

— Больше нет вопросов к свидетелю? … Вы можете вернуться на место.

— Обвинение вызывает следующего свидетеля, почетного члена первой купеческой гильдии Петра Ильича Хоромникова.

Купчина вальяжно проходит через зал, поднимается на помост и повторяет процедуру присяги. М-да. А деда обвинитель пропустил. Видимо понимает, что Филиппыч против меня показаний давать не станет.

— Скажите, Петр Ильич, — обвинитель обращается к купчине подчеркнуто уважительно, — Вам не показалось, что подсудимый ведет себя слишком зрело для столь юного возраста?

— Кротовский показал себя хватким дельцом, — купчина как всегда отвечает взвешенно и без преждевременного навешивания ярлыков, — В делах мы общались с ним на равных.

— Разве это не странно?

Купчина пожимает плечами.

— Пожалуй, что странно, — согласился купчина, — Настолько расчетливые, продуманные решения, какие принимал Кротовский, и в зрелом возрасте встретишь крайне редко, а уж среди молодежи…

— А ведь он еще и идеи подавал? Про сигналку… — напоминает обвинитель.

— И про сигналку… и про сервис… и про мобилеты… — подтверждает купчина, — …идеи имеют блестящие коммерческие преспективы.

— А он не говорил, как ему пришли все эти идеи?

— Не говорил, — отвечает купчина.

— А вы не спрашивали?

— В нашей среде о таком спрашивать не принято.

— Ну что ж, — обвинитель выглядит удовлетворенным, — Никто не станет укорять Петра Ильича за сдержанность. Но я бы попросил внести эти факты в судебный протокол. И не сочтите меня противником прогресса, однако пришельцы из иных миров попадаются как раз на том, что пытаются внедрить технические решения из своего мира. Я окончил опрашивать свидетеля.

— Право опросить свидетеля предоставляется стороне защиты, — оповещает судья.

— Благодарю, ваша честь, — место на кафедре снова занимает мой адвокат и обращается к купчине, — Петр Ильич, если я правильно понял, вы впервые повстречались с графом Кротовским уже после того, как ему исполнилось восемнадцать лет?

— Верно. Я как раз приехал покупать особняк.

— То есть вы не можете дать сравнение, каким он был до совершеннолетия и каким стал после?

— Все верно, не могу.

— Вот вы, Петр Ильич, человек с богатым жизненным опытом. Скажите, часто бывает, что человек, не слишком сообразительный в юности, с годами проявляет все большую смекалку и живость ума?

— М-м… если человек умен, то ум его проявляется рано. Суждения такого человека могут быть незрелыми, но в них сразу видна и острота, и оригинальность, и широта взглядов. А тугодум и до седых волос останется тугодумом.

— То есть вы можете допустить, что молодой человек, имеющий от природы живой и любознательный ум, и при этом получивший знания в различных областях… а наследник графского рода такие знания не просто мог, а обязан был получить… смог бы общаться с вами на равных.

— Я не только могу это допустить. Я могу привести целый ряд примеров, когда младые потомки аристократических родов ведут дела так лихо, что в пору позавидовать.

— Благодарю вас. Будте любезны, Петр Ильич, ответьте еще на один вопрос.

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Вот вы перечисляли поданые графом идеи про… сигналы… миболеты и-и…

— И сервис.

— Да, и про сервис. Скажите, а эти идеи… они технически очень сложные? Они на грани того, что мы можем помыслить?

— Так в том и дело, — купчина позволяет себе усмешку, — Предложенные графом идеи лежат на поверхности. Они кому угодно могли бы придти в голову, но именно граф Кротовский разглядел в них коммерческий потенциал.

— Поясните, пожалуйста.

— Да вот, хоть бы те же свистковые сигналки. В отличие от дорогих и сложных охранных заклятий, они технически просты и недороги. Но сама идея, понимаете? Свисток городового… что может проще? А сигналка себя уже показала. Намедни на фабрике Кротовского изловили вора… в том и дело, для нашего брата коммерсанта самые лучшие идеи не те, как в космос полететь, а те, как заработать при наименьших затратах.

— У меня больше нет вопросов к свидетелю.

Ну что ж, пока все идет неплохо. Мой адвокат умело срезает аргументы обвинения. Но и обвинитель расстроенным не выглядит. Это пока так… разогрев публики… главные калибры в ход он пока не пустил.

— Для дачи показаний вызывается баронесса Ядвига Павловна Гадюкина, — звенящим голосом оглашает обвинитель.

Зал замирает, затаив дыхание. Гадюка эффектно проходит через весь зал. Расфуфырилась по такому случаю. Наверняка приложила немало усилий, чтоб выглядеть так безупречно. Ее «пожирают глазами» не только мужчины, женщины тоже.

— Хочу выразить вам признательность, баронесса, вам пришлось отложить дела для участия в процессе.

— Принимать посильное участие в защите государства от проникновения тварей тьмы — почетный долг любого гражданина, — скромно отвечает баронесса.

— Насколько мне известно, баронесса, вы знали подсудимого и до момента его совершеннолетия и после.

— Именно так, ваша честь.

— Будьте любезны, дайте нам два сравнительных портрета. Они будут сильно отличаться?

— Как небо и земля, ваша честь.

— Расскажите подробней.

— Сережа Кротовский был очень домашним мальчиком, — начала баронесса, — Робким, застенчивым, замкнутым. Увы, ни живым умом, ни знаниями он не мог похвастать. Его родители рано умерли, а дела находились в упадке. Ни о каком дополнительном образовании и речи не шло. Сережа ходил в школу, но…

— Продолжайте, баронесса.

— Мне неловко об этом говорить. Не хочется накладывать темное пятно на светлую память о бедном юном графе…

— И все же, это требуется в интересах установления истины. Рассказывайте.

— Я съездила в пригородную школу, в которой учился граф. И попросила сделать копию его аттестата. Вот взгляните, ваша честь…

Судья взял в руки аттестат, нацепил на нос очки, начал читать.

— М-да, аттестат, что называется, с двойки на тройку. По всему получается, ни умом, ни знаниями юный граф не блистал. Продолжайте, баронесса.

— Благодарю, ваша честь. В день совершеннолетия он, — Гадюка обличительно указала на меня пальцем, — Заявился на фабрику…

— А на фабрике вы… — захотел уточнить судья.

— На фабрике я много лет занимала должность управляющего. Как могла, сводила концы с концами в захиревшем графском хозяйстве… он заявился на фабрику. И это был не робкий Сережа Кротовский, а демон в его обличии.

— В чем это выражалось, баронесса?

— До этого Сережа Кротовский ни разу не появлялся на фабрике и никогда не изъявлял подобного желания. А этот пришел и сразу начал показывать чудеса владения всеми тонкостями документооборота. Он был очень напорист, и даже жесток…

— Жесток?

— Именно. Он полностью подчинил себе волю старого слуги и заставил его избить одного из работников фабрики прямо у меня на глазах. А мне он угрожал и тут же, не сходя с места, уволил с должности. Воля ваша… — Гадюка умудрилась выдавить скупую слезинку, — Этот демон кого угодно способен убедить, даже купец Хоромников попал под его чары. Но только не меня. Я заявляю с полной ответственностью, он — не граф Кротовский.

После этих слов в зале поднялся шум. Люди не могли сдерживать переполняющих чувств.

— На кол его!

— Жечь демона!

— На дыбу… на дыбу…

Судья застучал молоточком по подставке.

— Тишина в зале… я буду вынужден удалять за неуважение к суду.

Кое-как успокоив толпу, судья предоставил слово моему адвокату.

— Госпожа, баронесса, — начал защитник, — Вы сказали, что граф заставил слугу избить одного из работников. Напомните нам, как фамилия того работника?

— Какое это имеет отношение к делу?

— И все же я настаиваю на ответе. Или это какой-то безымянный работник? Или может, вовсе несуществующий…

— Посконников, — сквозь зубы выдавила Гадюка.

— Погромче, пожалуйста, я не расслышал.

Баронесса метнула на адвоката гневный взгляд, но сразу подхватила себя, вернула на лицо прежнюю маску невозмутимости.

— Посконников, — повторила она четко и громко.

— Э-э… а напомните еще, не тот ли это Посконников, которого давеча поймали на краже?

Баронесса промолчала, зато Филиппыч не смог усидеть спокойно.

— Да он это, он! Бесова семя, я бы ему еще раз холку намылил безо всякого стеснения…

Осерчавший судья повелел вывести деду с заседания, но и когда его выводили, тот продолжал кричать:

— К Анютке домогался, гнида… какие зубы на каторге не выпадут, те ему сам выбью.

Ай да «деда». Все же сказал на процессе свое веское слово, хоть его никто и не спрашивал.

— Продолжайте, — нервно бросил судья адвокату и поморщился.

— Благодарю, — адвокат снова повернулся к Гадюке, — Вы, баронесса, сообщили нам, что работали несменной управляющей на фабрике, помогая графу, свести концы с концами в его захиревшем хозяйстве… я верно процитивал вас… ничего не спутал?

— Все верно, так и было.

— А позвольте полюбопытствовать, не та ли это фабрика на тысячу рабочих мест, что обеспечена бессрочным госконтрактом на поставку патронов по линии МВД?

— Та самая.

— Помилуйте, баронесса. Я, конечно, не фабрикант. Но даже мне не пришло бы в голову отнести такую фабрику в разряд «захиревших хозяйств». Или я ошибаюсь?

Тут не выдержал даже купчина, утратив неизменный покер-фейс, и довольно громко хмыкнул на весь зал суда. И не только купчина, многие задвигались, заперешептывались, заухмылялись. Мол это да… мол дали бы мне такое «захиревшее хозяйство», я бы не роптал…

— Тишина, тишина, — снова застучал молоточек, — Продолжайте.

— Вы уж простите мне, если я выскажусь резко, — продолжает адвокат, — Но, имея такую фабрику, «досводить концы с концами» до той степени, чтобы вынудить графа продать усадьбу на покрытие долгов… знаете, тут бы у самого робкого и застенчивого человека чаша терпения переполнилась. Тут бы на месте графа кто угодно превратился, как вы выразились, «в демона».

На этот раз шум в зале поднялся нестерпимый. Гадюку начали освистывать. Как все-таки переменчива толпа. Еще недавно они готовы были сажать меня на кол, а теперь подмигивают мне, машут, выражают поддержку и одобрение. Только я знаю, что радоваться пока нечему. И адвокат это знает. И главное, это знает обвинитель. Он спокойно дожидается, когда судья снова успокит зал, а затем оповещает:

— Обвинение приглашает для дачи свидетельских показаний штатного целителя Петербургского Магического Училища.