Кротовский, вы последний

Глава 7

— А что нам остается… думать, разгребать дерьмо, которое оставили после себя эти двое и… работать, наконец.

— А долги?

— Долги придется закрывать. С этим ничего не поделать… — развожу руками, — …Ершов, озвучьте нам точную сумму долга по аренде.

— Сто сорок восемь тысяч пятьсот шестьдесят четыре рубля…

— Это ж во сколько нам обходится аренда в центре Петербурга?

— Двадцать две тысячи в год, — докладывает бухгалтер.

М-да. А еще недавно я радовался, что фабрика стоит в таком «козырном» месте. Вот и обратная сторона медальки. Аренда просто конская.

— А общие долги по фабрике?

— С учетом предстоящих ближайших выплат сто семьдесят шесть триста.

Тэкс, даже если округлить до ста восьмидесяти, не настолько все и плохо. Особняк продан за двести тридцать. После покрытия долгов у меня еще останется пятьдесят тысяч рублей. Вполне себе приличная сумма.

— Гребенкин, — обращаюсь к старшине, — Сколько рабочих трудится на фабрике?

— Сорок восемь человек, ваше сияние.

— Э-э, погодите-ка. Фабрика рассчитана на тысячу рабочих мест. Почему так мало?

— Нет заказов… — не очень уверенно отвечает старшина, — …сбытом накопителей баронесса занимается.

— Не занимается, а занималась, — поправляю Гребенкина, — Крепко себе уясните. Занималась…

Подталкиваю бухгалтера Ершова к столу, пододвигаю к нему чернильницу и бумагу.

— Садитесь Ершов, будете писать. Так… пишите. Решение собственника за номером… Анюта, какое там по счету пойдет?

— Номер два.

— …решение собственника за номером два. Баронессу Гадюкину освобождаю от исполнения обязанностей управляющего фабрикой и возлагаю эти обязанности на себя…

Ершов послушно заскрипел пером.

— Дальше приказы пойдут. Уже от имени управляющего.

Бухгалтер понятливо кивнул и подтянул чистый лист бумаги.

— Напомните мне, Ершов, Посконников у нас в штате числится?

— Нет, он по доверенности…

— Доверенность аннулировать, — перебиваю бухгалтера, ибо время позднее, расшаркиваться некогда, — Следующий приказ… Смородинцеву Анну принять на должность помощника управляющего с окладом согласно штатному расписанию… готово? Давайте сюда.

Подписываю приказ о приеме Анюты на работу и подзываю ее к себе.

— Анюта… вот здесь напиши: с приказом ознакомлена… дата… подпись.

А что мне остается? Других людей у меня нет. А Анюта далеко не глупа и при этом полностью подтвердила преданность. Да, опыта пока ноль. Но это дело наживное. Обтешется, а я ей в этом помогу.

— Вот тебе, Анюта, первое задание. Завтра обойдешь поставщиков сырья… с ознакомительным визитом. Сообщишь, что на фабрике сменился управляющий, и заодно попросишь… э-э, как там они правильно называются… прайс-листы?

— Прейскуранты, — подсказывает Ершов.

— Во-во. И прейскуранты попросишь. Мол делаем сверки по поставщикам. Уточняем цены на сырье.

— Поняла.

— Завтра зайди в канцтовары и купи себе блокнот и… чем писать… на память надейся, но записывать вернее.

— А что записывать?

— Все записывай. Кого как зовут. Какую должность занимает. О чем договорились… это все пригодиться может.

— Неловко как-то… писать при человеке о нем же…

— Чего ж тут неловкого? Наоборот, человеку будет приятно, что ты к его словам серьезно относишься, а не выкинешь их из головы через пять минут… и да, когда пойдешь к этому Воробьеву… вот там действительно, поосторожней. И вообще, одна не ходи. Возьми с собой Матвея Филиппыча.

— Не извольте беспокоиться, Сергей Николаич, — уверяет меня деда, — Анюту одну не отпущу.

— Вот и прекрасно… и еще, Матвей Филиппыч, не в службу, а в дружбу. Присмотритесь, как на фабрике охрана организована. Что-то мне сторож на воротах не показался образцом бдительности. А чего можно ждать от Гадюкиной…

— Все, что угодно. От этой гадины любой пакости, — деда утвердительно кивает, мол задачу понял, мол на него можно положиться.

— Тогда закончим на сегодня. Всех благодарю за содействие.

Из здания фабрики мы с дедой и внучкой вышли уже под светом звезд. Напоследок Ершов сунул мне в руки папку с общей отчетностью. Но это я уже завтра посмотрю. Деда свистнул извозчика, и тут же подъехал экипаж. Вот что значит, центр города. Активность населения с наступлением вечера почти не снизилась. Здесь бы не фабрику, здесь бы торговый центр устраивать надо.

— Куда изволите ехать, ваш-шсво? — извозчик подтянул вожжи.

— Езжайте-ка туда, где можно прилично, но не слишком дорого поужинать.

— Тогда к Перепелицину, что-ли… — предлагает извозчик.

— Ага, давайте к нему.

Переглядываюсь с Анютой и дедой и пожимаю плечами. Мы все трое в городе новички. Нам, что Перепелицин, что Лисицын. Никакой разницы. А животы у всех троих урчат в унисон.

Извозчик не подвел. У Перепелицина и впрямь оказался ресторан средней руки. Прилично, но без шика. Во всяком случае наш простоватый видок ажиотажа не вызвал. И кухня без экзотики по приемлемым ценам: расстегаи, кулебяки, щи-борщи, пельмешки из рубленого мяса со сметаной. То, что нужно.

Сделали заказ. Я решил, что у нас сегодня имеется повод, и добавил к заказу бутылочку недорогого сухого вина. Деда от сухого отказался и попросил лафитник беленькой. Я взял для него два. Старик заслужил сегодня.

— У нас есть сразу несколько поводов, — поднимаю фужер с вином, — Переезд в Петербург. Начало учебы. Анютино трудоустройство.

— Поводов хватает, — соглашается деда.

Чокаемся, выпиваем, налегаем на еду. Выпиваем еще раз. День выдался сумасшедший. Сегодня не только можно, даже нужно расслабиться. В моей пенсионной жизни за год столько событий не происходило… когда устал смотреть телик, включил древний комп. Устал втыкать в интернет, выключил древний комп, включил телик… и я нисколько не жалею о произошедших переменах.

— За нашу новую жизнь, — поднимаю новый тост, — Пусть она будет непростой, но она будет насыщенной.

— Сережка, а я хочу выпить за тебя, — слегка смущаясь, предлагает Анюта, — Как ты Гадину осадил, как Посконникова на место поставил. До сих поверить не могу, ты ли это?

— Да кто ж еще, я, конечно. Просто пришлось быстро взрослеть.

— А я всегда в вас верил, Сергей Николаич, — заверил меня деда, — У Кротовских кровь! Не водица!

Филиппыч со ста пятидесяти грамм водки ни в одном глазу, поэтому заказал ему еще один лафитничек. Музыканты заиграли канкан. На небольшую сцену вышли танцовщицы. Анюта хоть и смущалась и розовела щечками, но смотрела с интересом, как девчонки лихо крутят юбками и задирают ножки в чулочках.

Одним словом, посидели в узком кругу. Очень неплохо посидели. В доходный дом приехали далеко за полночь. Я, наконец, смог оценить наши новые апартаменты. Если судить по стандартам советского сервиса, примерно соответствуют номеру люкс в трехзвездочной гостинице.

Две комнаты, из которых одна проходная. Ее и заняли Анюта с дедой. Мне досталась вторая комната с двуспальной кроватью. На мой взгляд это нерационально, что я один занимаю большую комнату, а они вдвоем маленькую. Но озвучивать не стал. Здесь другая эпоха. Иные представления. Здесь так положено.

Завалившись на широченную кровать, уснул не сразу. Перед внутренним взором мелькали красные юбки танцовщиц, розовые Анютины щечки, точеная фигурка Белкиной, упругие ягодицы Гадюкиной… «все-все, — сам себе делаю внушение, — спать, Сергей Николаич»… и я уснул.

Разбудила меня Анюта, разумеется, бесцеремонно. Вошла в комнату, раздвинула шторы и распахнула окно. Шаловливый ветер позднего лета тут же ворвался внутрь. Хлестнул по легкому ситцу ее платья и прижал ткань к телу. Обеспечил, гад, плотность облегания тонкой материи на груди и бедрах. Нельзя ж так сразу с утра. Вот зачем мне с утра видеть точные очертания того, что платье должно хоть как-то скрывать?

А тут еще Анюте вздумалось пошалить. Нацепила игриво набекрень мою гимназистскую фуражку и в легкую изобразила несколько движений из вчерашнего канкана: «пам па-па-па па-пам-пам…» — ладно хоть ноги к потолку задирать не стала…

— Сережка, быстро умываться, — Анюта поймала мой взгляд и вдруг застеснялась, сняла фуражку и вернула на стул.

— Встаю-встаю… чего уж…

— И не кряхти как старый дед, — добавила сердито.

И вправду, чего это я. Кряхчу, как дед, на девок смотрю, как дед… отчего девки смущаются и сердятся… вот что значит, инертность мышления. Анюта вышла из моей комнаты, продолжила говорить из-за стенки.

— Завтракать у нас нечем. Придется выходить из дому.

— Уже одеваюсь… а где будем завтракать?

— На углу есть блинная. Там подают чай с блинами.

— Сойдет.

В блинной помимо чая с блинами подавали еще вареную яичницу. Вот не знал, что яичницу можно варить. Оказывается, в подсоленную кипящую воду разбивают яйцо, и оно там варится без скорлупы. Довольно вкусно, а главное быстро и ничего не подгорает. Еще бы майонезику к ней… увы, майонеза здесь не подают.

Эх, хоть бы один гадский автор, пишущий про попаданцев в прошлое, удосужился записать рецепт майонеза на страницах своего нетленного романа, у меня был бы уже готовый план быстрого обогащения. Жаль, что я не знаю рецепт майонеза.

Анюта с завтраком управилась раньше всех. В ней бурлит «служебное рвение», ей не терпится приступить к исполнению обязанностей. Ну что ж, энтузиазм на местах заслуживает только поощрения. Филиппыч тоже рассиживаться не стал. Первый день он собрался сопровождать Анюту повсеместно. Ну, я и это одобряю, моральная поддержка в первый день работы девчонке не помешает.

— Сережка, — Анюта уже поднялась из-за столика, — Ты в магуч не опоздаешь?

— Не опоздаю. Лекционные занятия еще даже в расписание не поставлены.

Анюта с дедой отчалили «в поля» обходить поставщиков, а я подзываю разносчика.

— Любезный, у вас кофе подают?

— Обижаете, ваш-шсво. У нас тут как никак центр Петербурга.

— Ну несите тогда.

— Сахар, сливки?

Едва удержался, чтоб не ляпнуть, что если кофе растворимый, то тогда лучше с сухими сливками…

— Пожалуй с сахаром, сливки не надо.

От зараза, технология изготовления растворимого кофе мне тоже не известна… и сухих сливок тоже… эх, знал бы, что мне уготована судьба попаданца, пошел бы учиться на пищевого технолога. Вот где золотое дно.

Ну да ладно. Будем работать с тем, что есть. Открываю папку со сводными отчетами, что сунул мне напоследок вчера бухгалтер. Уж хотя бы с отчетами я работать умею.

М-да. Динамика безрадостная. Все последние десять лет выручка, объем производства и количество наемных работников снижались год к году. Молодец, Гадюкина, уверенно вела фабрику к полному разорению.

И кстати, этот отчет нисколько не приблизил меня к понимаю того, что моя фабрика производит. По обрывочным данным удалось выяснить только, что сырьем служат макры, они же магические кристаллы, а в качестве готовой продукции выступают таинственные накопители. Что именно они способны накапливать, не имею ни единой подсказки.

Правда, из отчета следует, что единственным покупателем накопителей на протяжение всех этих лет является Министерство Внутренних Дел. Только сей факт ни черта не проясняет, а скорее даже наоборот. Теперь эти накопители кажутся еще более таинственными.

Впрочем, как говорил Штирлиц, все это лирика и игры в романтику. В целом и так понятно, что место расположения фабрики себя оправдывало лишь до тех пор, пока род Кротовских имел освобождение от платы за аренду земли. Даже если мне удастся резко нарастить производство, в чем я сильно сомневаюсь, конская аренда все равно будет висеть, как гиря на шее. С этим надо что-то решать в первую очередь.

От раздумий меня отвлек мальчишка-газетчик, забежавший в блинную.

— Газеты. Кому свежие газеты?

— Что у тебя за газеты? — спрашиваю.

— Обе, — удивляется мальчишка.

Ах, ну да. У него «обе».

— Давай обе… сколько с меня? … на вот, держи.

Такие газеты я уже видел в проданном особняке: «Императорский вестник» и «Светские хроники». Только те были старые и желтые, а эти свежие. Но я не собираюсь их читать. Новости великосветской жизни меня не интересуют. Меня интересует маркетинговая составляющая Петербургских изданий.

Так вот, маркетинговая составляющая отсутствует: рекламы нет, пиара нет. В «хрониках» на последней странице есть небольшой раздел с объявлениями, но… это просто бытовые объявления: «пропала лошадь редкой породы…» — капец, в моем мире максимум собаки пропадали, а тут лошадь… «в дамском салоне оставлен пеньюар, нашедшего просим вернуть за вознаграждение…» — что, блин, такое пень-юар? дурак из южной Африки? Чесслово, я бы не стал награждать за его возврат. С другой стороны, не такой уж он и дурак, если предпочел остаться в дамском салоне…

Отбрасываю газеты на стол. Боюсь, объявление о сдаче помещений в субаренду в газете у меня не примут. Не тот формат. И остается только один вариант. Достаю из кармана визитку. Навещу-ка я купчину. Тем более, что и повод есть.

До торгового дома купца Хоромникова проехал несколько остановок на трамвае. А ничего так развернулся купчина. В качестве конторы имеет отдельный особняк в престижном районе Петербурга. В приемной представляюсь секретарю:

— Граф Кротовский. Могу видеть Петра Ильича?

— Одну минуту, — секретаря не смутила моя гимназистская форма, тут же подорвался с места, — Доложу.

Купчина не стал мурыжить в приемной. Принял практически сразу. Секретарь провел меня в кабинет.

— Здравствуйте, здравствуйте, Сергей Николаич, прошу вас, присаживайтесь… — Хоромников жестом указал на кресло, — Перевод на всю сумму оформил еще вчера. Все ли в порядке? Деньги дошли?

— Здравствуйте, Петр Ильич. Все в порядке. Вчера же и дошли, — опускаюсь в кресло, — А я пришел сообщить, что особняк уже свободен, переходит в ваше полное распоряжение.

Передаю купцу ключ… я не на сто процентов уверен, что ключ именно от особняка, но с другой стороны… какой бы еще ключ мог обнаружиться в куртке Сережи Кротовского? В конце концов важен сам символизм передачи ключа. Замки Хоромников так и так поменяет.

— Благодарю, — купчина ключу даже обрадовался, нацепил на цепочку и бережно убрал в карман. Пожалуй, для него и впрямь передача ключа имеет символическое значение. Знак обретенного статуса. Он же как никак выкупил графскую усадьбу.

Обмен любезностями состоялся. Купчина замолчал и выжидательно уставился на меня.

— Петр Ильич, я в Петербурге человек новый. Знакомствами обрасти еще не успел…

Хоромников слегка приподнял левую бровь, давая понять, что слушает внимательно.

— …мне и за советом обратиться пока не к кому.

— Всегда к вашим услугам, — с готовностью отзывается купчина, — Вы правильно сделали, что за советом пришли именно ко мне. Сейчас такие времена, что не всякому советчику стоит доверять.

— Вот и я так думаю. Тем более, что совет требуется в денежном вопросе.

Теперь купчина даже бровью не повел. Он готов к любому развитию событий. Я думаю, даже к тому, что я начну просить у него в долг.

— У меня есть фабрика, но производственные мощности задействованы мало. Большая часть помещений простаивает без дела.

— Это фабрика на набережной? По производству накопителей? — уточняет Хоромников.

— Она самая. Практически центр города. Так вот. Я хотел бы сдать площади в долгосрочную субаренду…

Хоромников на мгновение утратил неизменный покер-фэйс, даже мотнул головой и крякнул. Поднялся из кресла и прошел туда-сюда по кабинету.

— Удивили вы меня, граф, — решил признаться купчина, — А я грешным делом подумал, что вы будете в долг просить.

— Ну, — решаю немного пошутить, — Я намедни выгодно продал особняк одному весьма нежадному покупателю. Так что недостатка в оборотных средствах пока не испытываю.

— Это была честная цена, — тут же поясняет купчина, — Поверьте, Сергей Николаич, лишнего я вам не переплатил… а что касается фабрики, скажу так, с субарендой у вас скорее всего ничего не выйдет.

— Полагаете, желающие не найдутся?

— Не в этом дело, — купец сел обратно в кресло и полностью вернул деловой настрой, — Ваша фабрика находится в черте красного круга. Исторический центр города. Любые сделки с недвижимостью возможны только через императорскую канцелярию.

— Понимаю, бюрократия.

— Еще какая, — подтверждает купец, — Только на то, чтобы приняли прошение, уйдут месяцы. А уж само рассмотрение вопроса… — купец махнул рукой безнадежно.

— Ну а если…

— Взятки не помогут, — отрезал купец, даже не дослушав, — Могут помочь связи на самом высшем уровне. Но, вы уж простите за прямоту, граф, если б у вас были такие связи, вы бы ко мне не пошли.

— Не нужно извиняться за прямоту. Вы совершенно правы, Петр Ильич. Связей у меня нет.

Я надеялся, купчина теперь предложит свой вариант, но Хоромников снова замолчал. Умеет купчина держать паузу. Ничего не скажешь, умеет. Ведь и выпроводить меня не пытается, и встречных предложений не делает. Вроде как, перепулил мяч на мою сторону поля. И теперь ждет, как я отыграю.

А это значит, что? А это значит, что какой-то вариантик у него все-таки имеется. Просто не озвучивает раньше времени. Ждет подходящего момента, когда я, не видя выхода из ситуации, стану податливым и на многое готовым. Поэтому не показывает своего интереса.

Ну, так и мы не лыком шиты:

— А если такой вариант… — начинаю говорить и… замолкаю, теперь моя очередь делать драматическую паузу.