Россия с ее нынешней политикой плохо вписывается в формирующуюся картину XXI века. Мы в основном ориентируемся на давно прошедшие времена, гордимся былыми свершениями, ищем ориентиры в истории и стараемся отгородиться от того нового и непривычного, что несет с собой текущее столетие.
В основе наших проблем лежит так называемое ресурсное проклятие [Gel’man, Marganiya 2010]. Мы упорно ориентируемся на то, что жили, живем и будем жить за счет продажи энергоносителей. Любое падение цен на нефть воспринимается как временная неудача. Народ затягивает пояса и ждет того благословенного времени, когда нефтедоллары вновь бурным потоком хлынут в Россию. Наша страна существовала за счет энергоносителей в эпоху позднего СССР, затем вновь стала получать нефтяную ренту в «благословенные нулевые», и даже после кризиса 2008-2009 годов ненадолго вкусила радостей импорта, оплаченного нефтедолларами. Мы не хотим видеть, как быстро меняется мировая энергетика, как интенсивно добываются в Америке сланцевые энергоносители и как появляются в Европе альтернативные источники энергии.
Стремление вечно жить на нефтяную ренту стимулирует нежелание понять суть глобализации. Российским общественным сознанием не воспринимается мысль о необходимости конкурировать за привлечение капиталов. Вообще-то экономика XXI века строится на том, что миллиарды долларов кочуют по миру и ищут места, наиболее пригодные для инвестирования. А мы с легкостью упускаем те инвестиции, которые пришли к нам в период высоких цен на нефть, поскольку не осознаем их важности. Более того, часто можно слышать высказывания, будто великая Россия больше нужна международным капиталам, чем они нам. Иностранцы, мол, хотят нас закабалить и расчленить из-за невероятной привлекательности наших ресурсов, а потому мы не нуждаемся в инвестициях.
Ожидания будущего успеха строятся порой на представлениях о грядущем развале США и американской экономики. Мир воспринимается как игра с нулевой суммой. Если Америке будет плохо, то нам — хорошо. Однако анализ показывает, что — нравится нам это или не нравится — современная экономика в значительной мере основывается на американском потреблении, а потому возможный крах системы госдолга США может породить катастрофические последствия для многих стран, производящих товары, и для России, снабжающей их нефтью. Цены на нефть в случае возникновения серьезных проблем у Америки упадут до предела, и наши доходы в нефтедолларах резко сократятся.
Свободный доступ к объективной информации мог бы постепенно трансформировать представления российских граждан о наших мифических возможностях, однако современная система СМИ создает хорошие условия для манипулирования сознанием. Возможности такого манипулирования заложены в саму систему электронных массмедиа, работающих на массовую аудиторию. Манипулировать сознанием широкого телезрителя удается как в России, так и на Западе. Но существует принципиальное различие. В условиях реально функционирующей демократии невозможно дезинформировать людей на протяжении длительного срока, поскольку конкуренция различных СМИ позволяет зрителю обратиться к иному источнику. При отсутствии демократии и полном контроле государства за телевидением поиск альтернативной информации сильно затруднен. В итоге средний избиратель оказывается «зомбирован», что позволяет, в свою очередь, поддерживать недемократический режим.
Эта реальность сильно противоречит популярному в наших интеллектуальных кругах тезису о невозможности отрезать человека от свободы в эпоху интернета. Подобные представления основываются на принципиально неверном тезисе о стремлении рядового обывателя к свободе и к получению объективной информации. На самом деле для обывателя характерно бегство от свободы, поскольку груз жизни без патерналистской опеки для многих невыносим. В итоге выходит, что основная масса избирателей, имея возможность получать информацию и прилагая некоторые усилия, связанные с ее поиском, предпочитает кормиться пропагандой, которая сама идет в дом из телевизора.
В этой ситуации люди, стремящиеся работать в России по стандартам XXI века, оказываются маргиналами. На Западе этих людей сегодня принято называть креативным классом. У нас же зарождающийся креативный класс отторгается системой, основанной на консервативных ценностях. Различные виды свобод, ценимых креативным классом, в России ограничиваются, что порождает утечку мозгов за рубеж. При этом «патриотическая часть» креативного класса неплохо вписывается в существующую политическую систему, стремясь использовать свои таланты для получения той доли нефтяной ренты, которой бюрократия готова с ней поделиться ради общей борьбы с демократизацией.
Проблемы для креативного класса оборачиваются проблемами для креативного города. Мы пока даже не пытаемся развивать такие формы проживания, характерные для XXI века, как мегарегионы. Вяло развивающаяся система скоростного транспорта больше направлена на связывание распадающегося имперского пространства (то есть на удержание «достижений прошлых веков»), чем на поддержание перспективных комплексов, объединяющих динамичные города, населенные креативными людьми.
В целом социально-экономическая система, формирующаяся сегодня в России, способна породить длительный застой. Зарубежный мир XXI века будет быстро меняться, а мы станем все больше отставать от современных тенденций, не имея возможности создавать новые ценности из-за отсутствия креативного класса и покупать современный продукт за рубежом из-за слабости экономики, основанной на нефти и газе. Однако это еще для России сравнительно оптимистическая перспектива. Значительно хуже может складываться дело в случае, если XXI век будет ознаменован крупными международными конфликтами и военным противостоянием разных полюсов мира. Мы дистанцируемся от Запада и отторгаем европейские ценности, а это значит, что волей-неволей Россия будет все теснее примыкать к Китаю как второму полюсу биполярного пространства XXI века.
В перспективе Китай, скорее всего, получит возможность серьезно влиять на российскую внешнюю и внутреннюю политику. Экономическая зависимость от восточного соседа заставит Кремль смириться с доминированием Китая в некоторых наших регионах, богатых природными ресурсами. Более того, существует опасность, что в условиях нарастающей международной конфронтации принятие ключевых решений в Москве будет осуществляться в соответствии со стратегической линией Пекина. Экономический застой и нежелание найти свое место в хозяйственной системе XXI века обрекают Россию на роль сырьевого придатка самой сильной страны восточного полушария.
Можно ли этого избежать? Еще раз хотелось бы подчеркнуть, что будущего мы не знаем и знать не можем. Мы говорим сейчас лишь о тех тенденциях, которые обозначились в первые пятнадцать лет XXI столетия. Если Россия станет развиваться в соответствии с наметившейся линией, то вероятность печального исхода достаточно велика. Если же нам удастся осуществить коренной поворот и сделать современную Россию страной не XX, а XXI века, мы сохраним шанс завершить модернизацию и даже включиться в процесс постмодернизации.