7
156
Отец Алисы погиб второго августа тысяча девятьсот сорок четвертого года, за день до освобождения Монако. Союзники совершили авиационный налет на эшелоны, в которые грузились немцы, чтобы убраться на родину. Мирных монегасков погибло больше, чем вражеских солдат. Впрочем, аборигены были лишь условно нейтральными. Во время войны они хорошо нажились на помощи немецкой промышленности. В то время правил Луи Второй, дед нынешнего князя, который был старым корешем маршала Петэна. Как заведено в аристократических семьях, второй ее член мужского пола после прихода союзников пошел служить в их армию. О подвигах будущего князя Рене Третьего никто ничего не слышал, но вернулся с войны он в звании капитана и с кучей наград от разных стран, которые во время войны мужественно помогали Германии, а после прихода союзников не менее смело стали ее врагами. Все ждали, что наследник свергнет деда за то, что тот сотрудничал с немцами. Они плохо знали, что такое аристократия. Рене Третий занял престол только после смерти предшественника.
Третье сентября в Монако — национальный праздник День освобождения. Они освободились от довольно таки обильной кормушки, так что следовало бы горевать. В этот день в стране на Дворцовой площади проходит парад вооруженных сил, которые состоят из восьмидесяти двух солдат, сержантов и офицеров. Плюс военный оркестр из восьмидесяти пяти человек. Принимал парад князь Рене Третий, стоя на открытой террасе на втором этаже трехэтажного дворца с четырьмя прямоугольными невысокими башнями. Довольно интересное здание — смесь Запада и Востока. Правитель был в военной форме, похожей на ту, что носили в наполеоновской армии. Все еще капитан, хотя запросто мог произвести себя хоть в бригадные генералы, до чего дослужился во французской армии его предшественник, хоть в маршалы. Злые языки утверждают, что мешает этому увлеченность филателией. На почтовых марках звания трудно различить, так что нечего и стараться.
Поскольку я имею вид на жительство в Монако, вынужден был отмечать День Освобождения вместе с остальными. Алиса потребовала, чтобы я одел форму. Она еще не устала хвастаться мужем. В итоге на меня обращали больше внимания, чем на парад. Там все знакомые, которые не нюхали пороха, а тут настоящий американский летчик-капитан, бравый вояка, судя по наградам, которых чуть меньше, чем у самого князя.
К нам подошел пожилой военный в голубом кивере с пучком красных конских волос сверху, черном кителе с белыми воротником-стойкой и эполетами с широкой желтой лычкой и синих штанах с красными лампасами, козырнул по-французски и потребовал:
— Мон(сеньор) капитан, их светлость князь Ренье Третий приглашает вас на террасу.
— Я с супругой, — козырнув по-американски в ответ, попытался я отбиться.
— Князь приглашает вас обоих, — уточнил офицер.
Правитель Монако ровесник Шона Вудворда. У него на эполетах такая же широкая лычка, как у пригласившего нас офицера, значит, тот тоже капитан. Выглядит лопоухим добряком. Усы аккуратно подстрижены. Постоянно шевелит ноздрями крупного и немного загнутого носа, принюхиваясь. Можно было бы предположить, что оценивает людей по запаху, но уж слишком от него самого разило дорогим одеколоном. Он сын внебрачной дочери своего предшественника от певички из кабаре и титулованного гомосексуалиста графа Пьера де Полиньяка, лишившегося княжеского титула после развода с женой и перебравшегося в Париж. Коктейль, конечно, интересный. Все ждут, когда рванет или хотя бы хлопнет.
Козырнув и представившись, я обменялся с ним рукопожатием. Давил он средне, не выпендривался. Плюс ему в карму. Моей жене поцеловал руку. Минус в карму.
— Какими судьбами оказались здесь, капитан? — полюбопытствовал князь Монако.
— Женился на вашей подданной, получил вид на жительство, так что и сам почти гражданин вашей страны, — рассказал я.
— Вы действительно хотите жить в Монако, а не в США⁈ — искренне удивился он. — Насколько я знаю, все норовят уехать на вашу родину.
— В Америку надо уезжать бедным, а богатому лучше жить здесь, — объяснил я и добавил шутливо, чтобы было понятно людям с французским менталитетом: — По крайней мере, здесь не дерут безбожные американские налоги!
— Я рад, что вам здесь понравилось! — произнес он и заявил безапелляционно: — Вы с супругой после парада обедаете со мной!
Что ж, поедим на халяву и посмотрим дворец изнутри.
Парад продолжался часа два. Бедные восемьдесят два солдата ходили туда-сюда, выполняли маневры с винтовками с примкнутыми штыками под бравурные марши военного оркестра. В перерыве проехала старая американская военная техника, которую дешевле было подарить кому-нибудь, чем везти через океан. Монегаскам зрелище понравилось. Ничего интереснее они все равно не видели. Пока не придет телевизор, у таких мероприятий будет публика.
157
Внутри дворец был не менее интересным, чем снаружи. Денег в него вбухали много и сделали всё со вкусом. Высокие сводчатые потолки, лепнина, золотая роспись, панели из деревьев ценных пород, оригинальная мебель и везде, где только можно, росли цветы. В ожидании приглашения к столу приглашенных разместили в большой гостиной. Из присутствующих я ни с кем не был знаком, но некоторых видел в ресторане отеля «Париж», где мы с женой иногда обедали или ужинали, а с одним из них — пожилым и при этом стройным, будто насаженным на кол — еще и в отделении банка «Барклайс», где он был директором. Мы обменялись кивками, опознав друг друга. Нас с женой посадили на красно-золотой диван рядом с широким черным кожаным креслом, в котором, почти утонув, расположился князь Монако, скрестив ступни в надраенных до зеркального блеска, черных полуботинках.
— У нас новый гость капитан авиации Шон Вудворд из США, который выбрал для жительства нашу маленькую страну, — представил меня Ренье Третий. — Расскажите нам о себе.
Я коротко, не вдаваясь в детали, пробежался по якобы своему детству и юности и подробно поведал об участии в войне, что, как догадываюсь, от меня и хотели услышать. Иногда князь задавал уточняющие вопросы. Особенно ему понравилось, что в Новой Гвинее жара еще несноснее, чем в Монако.
— Теперь понятно, почему вам понравился наш климат! — радостно сделал он вывод.
— В Техасе примерно такой же, — сообщил я и рассказал, как учился в университете, стал доктором философии, директором совместного предприятия с «Доу кэмикал», как оказался в Монако и познакомился с Алисой Леруа.
— Прямо, как в фильме «Личный шофер»! — воскликнул Ренье Третий.
О князе говорили, что помешан на кино. Во дворце есть собственный кинозал, где он смотрит фильмы в узком кругу и по несколько раз. Ни один Каннский фестиваль не обходится без него, благо ехать всего пятьдесят пять километров.
— Шон автор сценария этого фильма, и «Девушки из Техаса», и других, — подсказала Алиса.
— Как здорово! В нашем княжестве теперь есть собственный кинодраматург! — радостно воскликнул Ренье Третий, вскочив и замотыляв в воздухе указательным пальцем правой руки, словно прищемил его.
Да, теперь в Монако всё, как у взрослых.
Князь направился ко мне с разведенными руками для объятий. Пришлось мне встать и разрешить потискать себя, похлопать по спине.
— Бог прислал нам талантливого человека! — сделал вывод правитель Монако. — Я имею право каждый год дать гражданство десятерым. К счастью, квота на этот год еще не выбрана. Торжественно объявляю: Шон Вудворд, отважный летчик и талантливый кинодраматург, отныне гражданин княжества Монако со всеми правами монегаска!
— Благодарю за оказанную честь! Надеюсь оправдать ваше доверие! — произнес я.
Ренье Третий отошел к капитану, который пригласил нас с женой на террасу и что-то прошептал ему. Офицер кивнул и удалился.
— Над чем сейчас работаете? Когда нам ждать новый ваш фильм? — вернувшись в кресло, обратился князь ко мне.
— Боюсь, что нескоро, — ответил я и рассказал о строительстве завода по переработке кислого гудрона.
— О, я как раз думал, что не помешало бы и нам завести собственный завод по переработке нефти. Это дало бы много рабочих мест для моих подданных, — сказал он.
— Лучше не делать это, — возразил я. — Нефтеперерабатывающий завод занимает слишком много места и, что важнее, это очень грязное производство, которое убьет Монако, как курорт. Лучше стать тихой безналоговой гаванью для больших капиталов и курортом для их владельцев.
Директор монакского отделения банка «Барклайс» и еще несколько гостей, как догадываюсь, его коллеги, усердно закивали.
— Вы говорите то же, что и мои советники. Я был уверен, что они вступили в сговор с банкирами, но вас в этом точно не заподозришь, — как бы шутливо произнес Ренье Третий.
В это время вернулся офицер с небольшой коробочкой, которую отдал своему правителю.
Князь открыл ее, кивнул, подтверждая, что это именно то, что он просил, после чего торжественно приказал:
— Капитан Шон Вудворд, подойдите ко мне!
Я подошел, козырнул, доложил:
— Ваша светлость, капитан Вудворд по вашему приказанию прибыл!
Он, отдавая честь в ответ, объявил:
— За смелость и отвагу, проявленные во время Второй мировой войны, гражданин княжества Монако капитан Шон Вудворд награждается высшим орденом страны «Сан-Карлу (Святой Карл)» степени «Шевалье (рыцарь)»!
Это был золотой мальтийский крест с покрытыми белой эмалью скрасными каемками перекладинами с золотыми шариками на концах, наложенный на венок из двух, покрытых зеленой эмалью, оливковых веток. В центре медальон с красной эмалью, на котором золотая корона и ниже две буквы С, монограмма Святого Карла, пересекающиеся повернутыми в разные стороны, и все это в белым круге, на котором написано на латыни золотом «Князь и народ». Реверс такой же, только в центре гербовый щит дома Гримальди — два бородатых монаха с мечами в руке и между ними белое поле с красными ромбами в три ряда по пять штук в каждом — и надпись на латыни «С божьей помощью». Сверху над крестом золотая корона, к которой прикреплена красно-бело-красная лента из полос одинаковой ширины.
Как мне рассказал позже капитан Юбер, тот самый офицер, что пригласил нас, имевший точно такую же награду, хотя не воевал ни дня, орден имеет пять степеней. Следующую «Офицер» можно получить только через четыре года, «Командир» — еще через три, «Великий офицер» — еще через четыре и «Рыцарь большого креста» — еще через пять. Получают их практически автоматом. Главное — прожить так долго.
158
Двадцать восьмого ноября была запущена первая линия «Химического завода Ла Мед». К моему огорчению, выход кислоты оказался ниже, чем я предполагал. При одной работающей линии прибыль болталась около нуля, но все же была. Через три недели, когда запустили вторую, вышла на четкий плюс, а еще через полторы, после пуска третьей, я радостно выдохнул. В ближайшие года полтора-два, пока не выгребем все из прудов-отстойников, завод будет очень доходным. Дальше надо будет что-то придумывать, потому что поступлений кислого гудрона от завода хватало для работы одной перегонной линии с редким подключением второй. Я планировал к тому времени переоборудовать третью линию на производство новой серной кислоты. Сырье — сероводород — будет поставлять нефтеперерабатывающий завод и забирать готовую продукцию. Если всю не потянет, покупателей найдем. Серной кислоты много не бывает.
Одним из менеджеров стал мой шурин Серж Леруа. В Монако с дипломом инженера-железнодорожника ему не нашлось работы. Там руководящих должностей меньше, чем желающих занять их. На заводе шурин занимается логистикой сырья и готовой продукции, для чего по большей части используется другой транспорт — трубопроводный. Пусть не по профилю, но запись в анкете появится, что поспособствует при трудоустройстве в дальнейшем. Да и не будет торчать целыми днями в моем доме в Монако. Он по чисто русской ментальности решил, что это теперь его дом.
После Нового года случилось два приятных события: компания «Доу кэмикал» выплатила солидные дивиденды и Алиса обнаружила, что беременна. Благодаря второму, тема получения полного высшего образования отпала сама собой, а благодаря первому, я купил самолет «Фиат-Г55» по кличке «Чентауро (Кентавр)». Это был итальянский истребитель с немецким двигателем, произведенный в Турине семь с половиной лет назад. С самолета сняли три двадцатимиллиметровые пушки и два крупнокалиберных пулемета. Без них, как сообщалось в объявлении, он разгонялся до семисот километров в час и забирался на высоту семь тысяч метров за восемь с половиной минут.
Объявление о продаже самолета я увидел случайно в итальянской газете «Гадзетта делло спорт», которая издается на розовой бумаге и продается в том числе и в Монако, где живет много выходцев из Италии, сохранивших любовь к футболу и авто- и мотогонкам. Видимо, военные, распродававшие морально устаревшую технику, решили, что именно среди таких людей могут быть их покупатели. Аукцион проходил в следующую субботу в двенадцать часов дня в городе Генуя. На продажу так же были выставлены два транспортных «Капрони Ка.133Т» и аэродромная техника, которые меня не интересовали. Стартовая цена истребителя была два миллиона итальянских лир. Курс сейчас шестьсот двадцать пять к одному доллару. Предназначенная для продажи техника стояла на аэродроме Генуи.
Я съездил на машине вместе с Алисой. Надо было преодолеть всего сто восемьдесят километров. На границе Франции и Италии находился небольшой погранично-таможенный пункт — каменное здание и два шлагбаума, которые обслуживали две пары типов в темно-серо-синеватах фуражках и длинных плащах с петлицами на воротнике. Тот, который был на нашей полосе дороги, увидев американский номер на автомобиле, помахал напарнику, чтобы поднял шлагбаум, и показал мне, что могу проезжать. Возможно, они воевали на стороне Муссолини и теперь заглаживали вину или просто шестерили перед новыми хозяевами Европы.
Техника на продажу находились на заброшенном военном полевом аэродроме неподалеку от Генуи. Гражданского в городе пока нет. Самолеты — два транспортника и истребитель — стояли в длинном деревянном ангаре, у которого не было передней стены. Судя по латкам на крыльях, все три успели повоевать. На истребители были опознавательные знаки Республики Сало́.
Это марионеточное государство создали немцы в сентябре сорок третьего года. После того, как в июле союзники высадились на Сицилии, итальянские фашисты решили, что пора подпрыгивать и переобуваться. Они арестовали Муссолини и подписали мирный договор с США и Англией. В ответ отряд Отто Скорцени выкрал у них свергнутого диктатора, а немецкие войска заняли север и центр Италии вместе с Римом, оставив перевертышам сельскохозяйственный юг страны. В городе Сало́находилась фактическая столица нового государства, откуда и пошло насмешливое название.
Присматривали за техникой лейтенант итальянских ВВС — молодой человек с пижонскими усиками на узком смуглом лице, явно окончивший военное училище после войны — и три солдата, вооруженные автоматами «маб-38» компании «Беретта».
— Хотел бы испытать истребитель в воздухе, — сказал я лейтенанту, который восхищенно скалился Алисе, демонстрируя узкие желтоватые зубы, включая все жевательные.
— У вас есть летная лицензия? — спросил он, ненадолго отвлекшись от увлекательного занятия.
— Капитан ВВС США, — коротко ответил я.
— Надо оплатить топливо. За полчаса десять тысяч лир, — потребовал он.
Я дал ему купюру такого достоинства. Итальянские банкноты в пять и десять тысяч лир пока слабо похожи на те, что будут через какое-то количество лет. Это полоски розовой бумаги, на которых прямоугольник другого цвета (у первой серо-синего, у второй темно-розового) с еле заметными женскими головами в профиль по краям, а в центре номер, номинал цифрами и текстовое сообщение, что это билет Банка Италии такого-то достоинства. На реверсе только номинал цифрами и слово «Лир».
— Принести парашют? — спросил итальянский лейтенант.
— Парашют придумал трус, — сообщил я, заставив его улыбнуться и мне.
Солдаты выкатили самолет из ангара. Я залез в кабину, осмотрелся. Обычный набор манометров, тумблеров, рычагов, но расположенных не там, где привык. Двигатель запустился, кашлянув несколько раз. Истребитель оказался легким в управлении, непривычно быстрым и маневренным, особенно на малых высотах, в сравнении с бомбардировщиком. При том вооружении, какое «Кентавр» имел во время войны, наверное, был грозой американских «Летающих крепостей» и не только их. Отработав «воздушную кату» и добавив к ней пикирование с переворота на жену и итальянскую охрану, я благополучно приземлился, подкатил к ангару. Самолет хороший, можно покупать.
— Синьор капитан настоящий ас! — похвалил итальянский лейтенант, позабыв ненадолго о моей жене.
Мы прокатились в центр города к зданию аукционного дома «Ил Джиглионе» на площади Святого Матео, расположенного рядом с дворцами двух Дориа, Джорджо и Лимбы, и домом третьего, Андреа, который был в шестнадцатом веке прославленным адмиралом. В довольно холодной комнате пожилой сопливый итальянский клерк записал меня на аукцион по продаже истребителя, принял двести тысяч итальянских лир наличными, выдал расписку, предупредил, что шаг аукциона будет в сто тысяч лир. Пока что я первый и единственный участник торгов.
— А если никого больше не будет? — поинтересовался я.
— Это уже будут третьи торги. На предыдущие объявления никто не откликнулся, поэтому снизили цену сперва с пяти до трех, а теперь до двух миллионов. Так что отдадут вам по стартовой цене, а если откажетесь, продадут по цене металлолома, — объяснил он.
Мы с Алисой прогулялись по старой Генуе, посмотрели Дворец Дожей и другие, принадлежащие частным лицам. Пообедали на узкой улице Гарибальди в ресторане без названия. Скорее всего, какое-то название он все-таки имел, но вывески нигде не было. Все и так знают, что это за место. Лучшей рекламы не придумаешь. В Монако никого не удивишь итальянской кухней, но здесь нам подали великолепных ачуга (анчоусов) во фритюре, мескию — густой суп из бобов, фасоли и пшеницы, пасту с кальмарами и зеленым соусом песто и мороженое с апельсинами. Вино было местное белое «Верментино». В счете, кроме заказанных блюд, оказались графы «сервировка», «хлеб» и «обслуживание», причем последний составлял шестую часть общей суммы в пятьсот пятьдесят лир на двоих. Не те деньги, чтобы переживать, но мне стало интересно, что это за прибавки? Официант, не смутившись, объяснил, что первая графа — это доплата за скатерть и салфетки, от которых мы не отказались, вторая — за посуду для хлеба, соли, перца, а могли бы на столешницу положить и насыпать, и третья — чаевые ему и хозяину заведения. Добавил официанту пятьдесят лир за честный ответ.
159
На аукцион поехал один на поезде, отходившем в шесть сорок утра, хотя Алиса предлагала отправиться вдвоем на машине, на которой она потом вернется одна. У нее есть права и какой-никакой опыт вождения на трассе и в Монако. В Марселе пока за руль не садится, потому что там, по ее мнению, слишком много машин, которыми управляют исключительно кретины. Я сказал, что теперь нас трое, и рисковать сразу двумя не согласен. Жена отнеслась к этому очень серьезно. Первая беременность — это так ответственно. В вагоне первого класса поезда «Монте-Карло-Генуя» по обе стороны центрального прохода были двухместные мягкие диваны, обтянутые бордовой тканью. На левой были повернуты по ходу поезда, на правой — в противоположную. Проходы между ними широкие, можно вытянуть ноги. Во втором классе диваны били такие же, но проходыу́же, а в третьем — деревянные. Со мной ехала пожилая супружеская пара и парень с девушкой, решивший пустить ей пыль в глаза или продать дым, как говорят итальянцы, потому что, судя по одежде, в одиночку ездил в третьем классе. Старики сели впереди, чтобы быстрее доехать, молодежь — на задний диван, чтобы им никто не мешал, а я посередине, чтобы не слышать ни тех, ни тех.
Сто восемьдесят километров поезд преодолевал четыре часа. В Вентимилье, первой итальянской станции, в наш вагон, прицепленный сразу за багажным, зашли два типа в темно-серо-синеватых фуражках и плащах с петлицами на воротниках. Мимо семейной пары и меня, увидев в моей руке синий американский паспорт, прошли без остановок, а у молодежи проверили багаж.
Железнодорожный вокзал Генуи назывался Площадь Принца. Какого именно, никто не знал. Железно-стеклянная крыша была разобрана во время войны, остались только столбы. На площади стояли с полсотни такси, в основном «фиаты» разных моделей и немного «лянчий». Горячие, крикливые водители, яростно жестикулируя, кинулись навстречу выходящим из двухэтажного здания пассажирам. Первыми появляются самые выгодные клиенты — из первого и второго класса. Я протолкался между ними, остановился перед сравнительно новым четырехдверным «фиатом-1100» и обернулся, дожидаясь хозяина. Его позвал кто-то из коллег, стоявших позади. Водитель был невысоким, худощавым, с тонкими длинными усами, загнутыми кверху. Наверное, именно его будет копировать Сальвадор Дали.
— Куда отвезти синьора? — спросил он, открыв назад заднюю дверцу.
— На площадь Святого Матео, — ответил я.
— Я домчу вас мигом за тысячу лир! — пообещал он.
— Лучше за десять тысяч, — предложил я, садясь на заднее сиденье.
Он тупо уставился на меня, пытаясь понять, шучу или нет.
— Туда ехать пять минут. Хватит и три сотни, — продолжил я,
— Хорошо, синьор! — как ни в чем ни бывало, произнес он и захлопнул дверцу.
До начала аукциона оставалось время, поэтому решил перекусить, зашел в пиццерию по соседству, заказал маленькую с оливками и ачуга и большой бокал белого вина, которое наливали из бочки. Пиццу приготовили у меня на виду, начинив ингредиентами и разместив в дровяной полусферической печи, которые сейчас называют помпейскими. Через минуты три-четыре уже была готова. Вкус офигенный. Вино тоже было очень даже приятным на вкус, добавляло интересные нотки хрустящей корочке пиццы. Иногда в маленьких домашних винодельнях изготавливают намного более насыщенные, ароматные вина, чем в раскрученных, принадлежащих крупным торговым маркам. Объемы не те, чтобы вкладываться в рекламу и выходить на высокий уровень, вот и продают постоянным покупателям или тем же гигантам, которые таким способом улучшают свои марки.
В аукционном зале, рассчитанном человек на сто, было всего пятеро, включая аукциониста, суетливого улыбчивого типа лет тридцати семи, который ходил так, будто в подошвы ботинок вделаны пружины. Вторым покупателем, севшем в первом ряду подальше от меня, оказался густоволосый брюнет с обвислыми щеками и тяжелым подбородком, выбритыми до синевы. Судя по выправке, бывший военный. В задней части помещения сидели полковник и лейтенант в сине-серой форме итальянских ВВС. На улице возле входа в здание их ждал четырехместный темно-синий седан «фиат-1500» с водителем за рулем и черными номерами с белыми цифрами и красными буквами «АМ», цвет которых и буква М обозначали принадлежность к армии, а буква А — к авиации.
— Начинаем аукцион! — тоном жизнерадостного рахита объявил аукционист, заняв место за трибуной, и долбанул по ней деревянным молотком, покрытым коричневым лаком.
Я тут же поднял выданную мне деревянную «лопаточку» с цифрой один, опередив второго покупателя на доли секунды.
— Два миллиона сто тысяч! — объявил аукционист, показав молотком на меня, и сразу перевел его на брюнета: — Два миллиона двести тысяч!
— Три миллиона, — поправил тот.
— Номер два — три миллиона! — объявил жизнерадостный рахит.
И такая цена не казалась мне высокой, поэтому собрался было повысить ее немного, подняв 'лопаточку, но меня опередил второй покупатель:
— Четыре миллиона.
— Номер два — четыре миллиона! — объявил аукционист и посмотрел на меня. — Четыре миллиона раз!.. Четыре миллиона два!
Я пошевелил «лопаточкой», и он напрягся, собираясь объявить новую цену.
— Пять миллионов, — спокойно предложил второй покупатель.
Поняв, что меня загоняют на высокую цену или просто не дают выиграть, встал и пошел на выход.
— Синьор, вы куда⁈ Торги не закончились! — удивленно крикнул аукционист.
— Разве⁈ — насмешливо бросил я.
Полковник и лейтенант смотрели строго вперед, чтобы не встретиться со мной взглядом. У меня появилась мысль, что они как-то связаны со вторым покупателем.
Я зашел в холодную комнату к сопливому клерку и попросил вернуть залог.
— Мне еще не сообщили результаты торгов. Зайдите через час, — отказался он. — Не беспокойтесь, с вашими деньгами ничего не случится. У нас серьезный аукционный дом, работаем с правительством.
— Судя по тому, как проходили торги, вы что-то не договариваете, — раздраженно произнес я.
— Мы выполняем только техническую часть и не несем ответственности за покупателей, — сухо проинформировал он. — К аукционисту у вас есть претензии?
— Нет, — признался я.
Хотел пойти пообедать в ресторан на улице Гарибальди, но с горя решил наказать себя опрощением, во второй раз посетил пиццерию, где заказал большую с ассорти из морских продуктов и пол-литра вина в кувшинчике. Вкусная еда, как ничто другое, помогает пережевать поражение. Добив пиццу, я успокоился и подумал, что сглупил, отказавшись приехать на автомобиле с Алисой. Теперь придется ждать до половины шестого вечера, когда отправится поезд в Монте-Карло.
Через час я зашел в аукционный дом «Ил Джиглионе» за своими деньгами.
Сопливый клерк ухмыльнулся, увидев меня, объявил:
— Победитель аукциона отказались от сделки, потеряв залог в двести тысяч, и потребовал признать торги недействительными. Ему было отказано. Лот достается тому, кто давал вторую цену, то есть вам, — и, шмыгнув носом, спросил: — Готовы доплатить до предложенных на торгах двух миллионов сто тысяч лир?
— Конечно, — согласился я. — Возьмете чеком в долларах или мне сходить в банк?
— Лучше чек, — ответил он.
Часа через полтора я прикатил на такси на полевой аэродром возле Генуи.
— Когда мне позвонили, что истребитель продан, я так и подумал, что это вы купили, — сказал узколицый лейтенант, все еще охранявший самолеты и технику.
Как догадываюсь, все остальное достанется полковнику по цене металлолома.
Баки были заполнены наполовину, поэтому я не стал дозаправляться, вылетел сразу. Вышка не работала, «добро» на взлет дал лейтенант, стоявший неподалеку от самолета. Я помахал рукой, и он козырнул в ответ. Полетел над берегом на высоте три тысячи метров. Не хотел даже случайно оказаться в морской воде. Только не сейчас, когда всё так хорошо! Над своим домом в Монако опустился до высоты метров пятьсот и покачал крыльями: скоро буду. Во дворе, правда, никого не было, но гул услышат. Над Монако редко летают самолеты, а так низко и вовсе никогда.
В Каннах я заранее договорился, что могу прилететь на бывшем военном истребители. У них были каменные ангары, в которых во время войны прятали военные самолеты. Сейчас в двух хранили всякое аэродромное имущество, еще в двух прятали вспомогательную технику в непогоду, а остальные пустовали. Мне с радостью сдали место в одном из них за пять тысяч франков в месяц, то есть около тринадцати долларов по нынешнему курсу обмена. Парни из аэродромной обслуги вручную закатили туда бывший истребитель. Отношение к нему было такое, будто принадлежит им. Теперь у аэродрома Канна тоже всё, как у взрослых — есть даже свой частный самолет.
160
В конце февраля закончили осушение первого пруда-отстойника. Выгребли всё, что имело ценность. Остальное залили бетоном, создав фундамент для вертикального стального резервуара. Заодно надежно похоронили отходы. Наверное, что-то все-таки просочится через почву в грунтовые воды, но это будет намного меньше, чем попадало туда из прудов-отстойников. Конструкцию резервуара на сто тысяч кубических метров согласовали с директором нефтеперерабатывающего завода, который будет арендовать его у нас. Собственных средств не хватало, поэтому взяли кредит у «Доу кэмикал» и разместили заказ в бургундской компании «Чарот». В середине марта на строительную площадку начали прибывать на машинах и железнодорожных платформах стальные конструкции и рулоны, а потом приехали рабочие и занялись монтажом вертикального резервуара.
Как раз в это время на экраны кинотеатров вышел новый фильм продюсера Стивена Сэмпсона. Те, кто вложился, не прогадали. Фильм с успехом прокатился по Западной Европе и еще лучше по США. Газеты были заполнены статьями о нем, в основном ругательными, что привлекало новых зрителей в кинотеатры. Автор сценария опять стал знаменитостью. Критики заговорили о «втором дыхании» человека, который находился на издыхании. Перед смертью он успел насладиться славой. Мне ничего не обломилось, если не считать восхищение жены. Она пыталась затянуть меня на просмотр фильма, а я отбивался.
— Ты что, смотрел его без меня⁈ — возмутилась Алиса.
У нас нормальная семья, поэтому муж всегда в чем-нибудь виноват.
— Нет, — признался я, — но дорабатывал сценарий.
— Ты написал сценарий этого фильма⁈ — не поверила она.
— Не весь, — ответил я и рассказал, как было на самом деле. — Только не болтай об этом. Иначе я буду выглядеть идиотом.
Она и не болтала. Человекам десяти-пятнадцати рассказала — и всё.
Мне вспомнилась история из начала девяностых, как мой однокурсник написал прекрасное стихотворение и продал раскрученной певице за приличные по тем временам деньги. Песня стала шлягером. Я слышал ее по радио через двадцать лет. Все эти годы певица получала гонорары, как автор текста и исполнитель, а мой бывший однокурсник, перебравшись в Израиль, работал охранником в детском саду и, наверное, охреневал от того, каким оказался шлемазлом.
Вышел на экраны и мой вестерн «Одинокий волк». Особого эффекта не произвел, поэтому и не добрался до Западной Европы, но прибыль принес. Написал мне об этом литературный агент Арнольд Гинзбург и намекнул, что пора бы подогнать еще что-нибудь, пока я в фаворе. Если постоянно не напоминать о себе, начнут забывать и платить меньше.
Наверное, горечь от того, что сделал знаменитым другого человека, подтолкнула меня написать сразу два киносценария. На этот раз не стал выпендриваться. В вестерне «Последняя пуля» хороший бледнолицый побеждал плохого бледнолицего. Индейцы мелькали на заднем плане. Оба героя отстреливались от них по очереди и вместе. Второй киносценарий «Золотая жила» был комедией, в которой я стебался над готовностью людей поверить в любую байку, если она обещает сказочное богатство. Житель маленького городка на Диком Западе решает разыграть болтливую жену и показывает ей листок с картой, на которой якобы участок в горах с золотой жилой, и добытый там самородок — маленький кусочек пирита. Мол, в понедельник зарегистрирует эту делянку и поедет добывать драгоценный металл, который сделает их богатыми. За выходные городок пустеет, потому что все, включая его жену, которая вместе с картой сбежала к другому, отправились в горы добывать золото. Герой отправляется следом за ними: если все поехали, может, там действительно есть золото⁈
Выслал я сценарии литературному агенту перед самым отъездом из Марселя. Алиса сдала экзамены, потому что преподаватели были благосклонны к беременной женщине, и получила диплом об общем высшем образовании. Теперь она могла преподавать французский язык и литературу. Сомневаюсь, что будет заниматься этим, но в рамке на стене документ смотрится красиво.
Я задержался ненадолго, чтобы ввести в эксплуатацию первый вертикальный резервуар и благословить сооружение второго. После чего управление заводом перейдет к моему заместителю Жульену Воклиану, тридцатишестилетнему выпускнику факультета инженерной химии Марсельского университета, а я буду приезжать пару раз в неделю, чтобы контролировать его. Мы выбрали кислый гудрон еще из двух прудов-отстойников. На месте одного уже был готов бетонный фундамент, а на другом только начали заливать. Компания «Чарот», сделав скидку, подписала договор еще на два вертикальных резервуара, пообещав заняться третьим после окончания второго или параллельно с ним. За первый нам уже пошли деньги. Раньше «Французская нефтяная компания» получала большую часть нефти из Венесуэлы, а в конце позапрошлого года начала собственную добычу в Катаре. Благодаря более короткому плечу и более легкой нефти, доставлять ее стали быстрее и выход продукции увеличился, поэтому потребовались дополнительные емкости.
161
Сразу по приезду в Монако я получил две телеграммы от Арнольда Гинзбурга. Киностудия «РКО Пикчерс» готова была отвалить тринадцать тысяч баксов за вестерн, а «Коламбия пикчерс» — пятнадцать за комедию. Оба гонорара за вычетом комиссии литературного агента стали частью кредита под семь с половиной процентов «Химическому заводу Ла Мед» на сооружение двух вертикальных резервуаров. Остальное дала компания «Доу кэмикал». Это выгоднее, чем держать деньги под три процента в банке.
Я вел жизнь богатого бездельника: купался, загорал, летал на собственном самолете. Его перекрасили, сделав двухцветным: серебристо-голубым снизу, чтобы был малоразличим на фоне неба, и зеленым с коричневыми пятнами сверху, чтобы на фоне земли сливался с ней. Во мне еще не умер штурмовик. На киле с обеих сторон нарисовали флаг Монако, поскольку самолет был зарегистрирован именно там. Князь Ренье Третий был в восторге от этого. В его стране появился свой воздушный флот, пусть и частный.
Мы с ним часто встречались. Нас с женой, пока это не стало ей в тягость, часто приглашали на официальные или полуофициальные мероприятия во дворец. В последнее время езжу один. У меня даже появилось свое место на стоянке во дворе замка. Мы с князем квазитождества, поэтому легко понимаем друг друга. К тому же, я ничего не прошу, мне хватает того, что имею. Сам был правителем, знаю, каково это, когда каждый ждет от тебя подачки. Единственное, что его расстраивает, это мое равнодушие к автогонкам. В Монако проводится один из этапов чемпионата мира для гонщиков, который позже назовут «Формула-один». Узнав, что я в детстве коллекционировал почтовые марки, Ренье Третий и вовсе счел меня клеевым чуваком, показал свою довольно обширную коллекцию. Я посоветовал ему прикупить марки тех стран, которые заразились социализмом, предположив, что скоро станут редкостью.
— Меня не сочтут коммунистом⁈ — как бы в шутку спросил он.
— Ты (мы с ним в узком кругу переходим на «ты») не поверишь, но в твоей стране коммунизма больше, чем в СССР, — ответил я.
Может быть, именно поэтому мне нравится жить в Монако. Коммунизм в небольших дозах очень хорош. Только вот для его существования нужна сверхприбыль, постоянный источник дохода: богатые залежи полезных ископаемых, как в СССР, персидских монархиях, Скандинавии, или казино, как в Монако, или возможность грабить других, как было с Британией и скоро будет с США. А сдохнет курица, несущая золотые яйца, из нее тут же сварят бульон и начнут вспоминать о прекрасной антисистемной религии, которая якобы и лежала в основе государства всеобщего благоденствия.
Двадцать девятого августа Алиса родила сына, которому дали имя Виктор. Князь Ренье Третий порывался стать крестным отцом, но религия не позволила. В итоге им стал проживавший в Ницце Лев Оболенский, сын бывшего председателя Таврической губернской земской управы, а крестной матерью — Татьяна Мельник-Боткина, внучка известного доктора. Елена Леруа дружили с ними со времен бегства из России. В середине октября до меня дозвонился, что можно считать подвигом при его нелюбви к телефонам, английский продюсер Стивен Сэмпсон. К нему обратился другой, более раскрученный коллега Филипп Брендон и предложил совместно снять кинуху. Нужен был сценарий. Желательно что-нибудь криминальное малобюджетное категории Б. Цена вопроса — четыре тысячи фунтов стерлингов (шестнадцать тысяч долларов). Я пообещал подумать.
Мой мозг устроен так, что может генерировать идеи без шанса их реализации, но, если поступает серьезное предложение, тут же начинает работать с утроенной силой, независимо от того, хочу я этим заниматься или нет. Задумки вертятся в моей голове, поворачиваются разными сторонами, меняются, раскалываются, слипаются друг с другом, пока не вылепится финальная сцена. Конец — всему делу венец. Как только я понимаю, куда должен прийти, появляется точка отправления и несколько ориентиров по пути к финишу. Я могу петлянуть, обойдя некоторые вешки, если герои вдруг заупрямятся, а такое бывает частенько, но доберусь до цели.
Так случилось и на этот раз. Мой мозг заработал без оглядки на меня. Сперва придумал, чем закончится история, а потом всё остальное. Пришлось мне отвлечься от праздной суеты, взяться за дело. Через две недели был готов киносценарий «Косвенные улики», который и был отправлен в Лондон. Я позвонил Стивену Сэмпсону и попросил не тянуть с ответом. Если им не подойдет, поменяю некоторые детали и отправлю сценарий в США, хотя американская версия получится слабее, потому что интрига была завязана именно на английский «аллергический» менталитет. К тому же, американцы хоть и заплатят больше, но после вычета доли агента получу меньше. Через две с половиной недели по почте пришел договор и чек.
162
Французская промышленность оживает. Деньги, вкачанные американцами по плану Маршалла, запустили производственные цепочки. Появились новые рабочие места, увеличились зарплаты, расширились запросы населения. Топлива надо было все больше. Нефтеперерабатывающий завод заработал на пределе своих мощностей, довольно ветхих. Благодаря вводу в эксплуатацию трех новых вертикальных резервуаров, смогли по очереди вывести из эксплуатации и отремонтировать старые. Дальше надо было увеличивать переработку нефти, но денег на сооружение новых у «Французской нефтяной компании» не было. Или были, но вложили в другие проекты. Директор завода Мишель Гарнье обратился ко мне с предложением построить на высвободившихся участках две ректификационные колонны для атмосферной перегонки нефти, в которых будет разделяться на легкую и тяжелую бензиновые фракции, керосиновую, дизельную и мазут, а затем установку каталитического крекинга для производства высокооктанового бензина. На заводе была устаревшая термического крекинга. Если мы построим новые, то нефтеперерабатывающий завод сможет модернизировать старые без остановки производства, и выпуск продукции увеличится более, чем вдвое. Свободные средства у «Доу кэмикал» были, я тоже вложился, и в январе почти одновременно началось сооружение ректификационных колонн и установки каталитического крекинга.
К концу марта «Химический завод в Ла Мед» расплатился по кредитам за вертикальные резервуары и пока на собственные средства начал потихоньку строить цех по производству серной кислоты. Сперва залили фундаменты, потом начали возводить строения. Как будут готовы, закажем оборудование, на которое к тому времени накопим денег. Я подумал, что нет смысла ждать, когда выберем все пруды-отстойники, чтобы переделать третью линию по переработке кислого гудрона под выпуск серной кислоты. Если мощность нефтеперерабатывающего завода увеличится вдвое, примерно на столько же больше будет поступать отходов от очистки масел, так что в деле окажутся все линии. Может, даже придется строить четвертую. Серной кислоты тоже потребуется двое больше.
Как бы подтверждая правильность моего решения, мне подкинули деньжат. В апреле со мной связалась компания «Тексако» и предложила десять тысяч долларов за права на линию по переработке кислого гудрона. Я написал им в ответ, что используя отходы только одного французского, не самого большого, нефтеперерабатывающего завода в Ла Мер она приносит двадцать тысяч долларов дохода в год. Могут прилететь и убедиться в этом. Приврал, конечно, но в торге честных нет. После чего предложил умножить количество их заводов на количество лет, которые будут использовать мое изобретение. Прилетать на смотрины они не захотели, наверное, и так знали примерные цифры, а сразу увеличили до ста тысяч долларов акциями своей компании. Я предпочел наличные на эту сумму и получил их. Эти деньги стали кредитом «Химическому заводу Ла Мер» на создание цеха по производству серной кислоты.
В июне до Монако добрался фильм «Золотая жила». Мы с женой посмотрели его в кинозале князя Ренье Третьего вместе с ним и несколькими приближенными. Американцы пропустили несколько комических моментов, прописанных в сценарии слишком тонко, однако добавили туповатых хохм. Кинокартина опростилась и зашла хорошо нетребовательным зрителям, каковыми оказались и все присутствующие в кинозале.
Сценарий «Последняя пуля» так и не был снят. Незадолго до моего отъезда из США контрольный пакет акций киностудии «РКО пикчерс» купил эксцентричный мультимиллионер Говард Хьюз и начал вмешиваться в управление. Дела пошли через пень колоду — что ни фильм, то убыток. Новый хозяин менял продюсеров, как перчатки. Очередной, пытаясь спасти положение, купил мой киносценарий, как проверенного кассового автора, и начал подготовительный период. Его выгнали до начала съемок, заодно зарубив проект, в который уже было вложено много денег. В апреле этого года Говард Хьюз и вовсе приостановил работу киностудии, чтобы вычистить из нее всех «комми», как сейчас называют коммунистов. Это все мне сообщил литературный агент Арнольд Гинзбург, добавив, что мой проект вместе с продюсером перешел в «МГМ (Метро-Голдвин-Маер)», так что не все еще потеряно.
В начале сентября вышел фильм «Косвенные улики». Англичане сумели заболтать его, не разглядев, наверное, что это не радиопьеса, или я не объяснил это доходчиво. Кассу вытянул жанр. Люди любят смотреть криминальные фильмы. «Косвенные улики» прошли по всей Западной Европе, отметились и в США, но это был первый фильм, снятый по моему сценарию, который там собрал меньше денег. Стивен Сэмпсон написал мне, что те, кто вложился в фильм, результатом довольны, потому что заработали больше и быстрее, чем в любом другом бизнесе. Это для меня фильм был чем-то значимым, а для них всего лишь категория Б, то есть чисто ради денег. Впрочем, они бы не отказались, если бы поучаствовал в кинофестивалях и взял какой-нибудь приз. Продюсер сообщил, что, если напишу еще что-нибудь, они будут рады купить. Особенно, если там будет и про американцев.
163
Литературный агент Арнольд Гинзбург телефонов не боялся, но деньги экономил, поэтому тоже предпочитал общаться со мной с помощью телеграмм и писем. Перед Рождеством я получил от него открытку с поздравлениями с праздником и короткой припиской: «Коламбия военный двадцать пять». Недели за две до этого я подумал, что Стивен Сэмпсон и Со с удовольствием купят сценарий про американских летчиков, которые летали бомбить Германию с английских аэродромов. Собирался добавить любовную линию между пилотом-янки и метеорологом-валлийкой. Писалось ни шатко, ни валко. Чего-то не хватало или что-то было не так, но не мог понять, что именно.
Послание литературного агента встряхнуло меня. Фильм о военных летчиках без воздушных боев ничего не стоит, а снимать слишком дорого и очень трудно. Вряд ли маломощная киностудия, созданная для рубки бабла, заинтересуется таким сценарием. Тут я и вспомнил, как экипаж «Митчелла» из Третьей бомбардировочной группы выбросился на парашютах из подбитого самолета над вражеской территорией и неделю добирался по джунглям до своих. И про военных летчиков, и с одним всего вылетом, и приключений будет больше. В джунглях их особо-то и не надо искать. Плюс японцы могут появиться из ниоткуда в нужное время в нужном месте и исчезнуть, когда станут не нужны. Метеоролог стала австралийкой, причем в качестве одной из вершин любовного треугольника. Она будет разбивать сцены в джунглях своими страданиями на аэродроме и метаниями между претендентами на ее руку и сердце. В тот момент, когда решит, что треугольника больше нет, что надо делать неправильный выбор, и появится главный герой, грязный, небритый и вонючий, как положено супермену.
Через пять дней готовый киносценарий «Я вернусь» отправился через океан ценной авиабандеролью. После Нового года прилетели договора и отправились подписанными обратно, а потом и чек на двадцать одну тысячу двести пятьдесят долларов. Я вложил эти деньги и дивиденды по акциям американских компаний в четвертый вертикальный резервуар. К тому времени уже заработали обе ректификационные колонны и первая очередь каталитического крекинга. На заводе «Французской нефтяной компании» шла модернизация старых колонн и установки по термическому крекингу. Обещали к лету закончить и повысить количество перерабатываемой нефти почти в два с половиной раза. За сдачу в аренду всего вновь построенного мы имели в разы больше, чем от переработки кислого гудрона. По самым скромным подсчетам капитализация «Химического завода Ла Мед» подобралась к полутора миллионам долларов, продолжая стремительно расти по мере погашения кредитов.
Шестого марта пришла телеграмма от Бори Штейна. Латинскими буквами были написаны два русских слова «Усатый сдох». Так бывший командир полка отреагировал на смерть Иосифа Сталина, он же Джугашвили, личность, конечно, неоднозначную. Для кого-то палач, для кого-то герой. Это вопрос веры, эмоций, логика не работает, поэтому переубеждать любую из сторон бесполезно. Кто громче орет, тот и прав. Для меня это типичный манкурт, которому сила воли, феноменальная память, звериное чутье и восточное коварство помогли выжить среди подобных ему, возглавить коммунистическую антисистему в период ее расцвета. Не он, так кто-нибудь другой был бы Сталиным. Как сказал один видный советский историк, если бы Иосиф Джугашвили не забросил учебу в семинарии, то стал бы со временем епископом и в тысяча девятьсот тридцать седьмом году оказался бы в Соловках. Я уверен, что ему плевать было на Россию, но вне антисистемы, даже вне руководства ею, Сталина ждала смерть, поэтому боролся за себя и заодно за нее и зараженную страну. Поддержание жизнеспособности антисистемы требует жестоких мер. Человек не будет долго по своей воле стоять на голове или делать что-либо другое, противное его природе, сущности, желаниям. Придется изолировать или убивать тех, кто пытается ее разрушить, что Сталин и делал с присущей ему системностью. Этим бы занимался и любой другой на его месте, чуть кровавее (Троцкий) или чуть гуманнее (Жданов), иначе бы она развалилась, как и случилось, когда отказались от внутреннего террора. У меня для манкуртов всех мастей и национальностей пожелание одно — земля им стекловатой!
164
Французы умеют считать деньги. К началу лета каталитической крекинг и цех по производству серной кислоты заработали на полную мощность и вступил в строй четвертый вертикальный резервуар. К концу сезона закончили переделку термического крекинга во второй каталитический. Нефтеперерабатывающий завод заработал на полную мощность. Затраты на аренду производственных мощностей у «Химического завода Ла Мед» стали превышать проценты по кредиту, поэтому в конце сентября «Французская нефтяная компания» поставила нас в известность, что собирается выкупить его. Согласно договору, они могли это сделать. Во Францию прилетели аудиторы из американской компании «Туш, Нивен и Ко», изучили документацию акционерного общества «Химический завод Ла Мед» и оценили его от двух миллионов двухсот тысяч до двух с половиной миллионов. Заинтересованные стороны сошлись на цифре ровно посередине. Третьего ноября акционерное общество было поглощено «Французской нефтяной компанией». Плюс мне заплатили сто тысяч долларов за права на линию по переработке кислого гудрона. Французы оценили ее экономическую выгоду и решили соорудить на других своих нефтеперерабатывающих заводах.
Ни «Доу кэмикал», ни меня акции «Французской нефтяной компании» не интересовали, потому что слишком высоки налоги в их стране. Расплатились с нами наличными. Мою долю сразу перевели на счет компании «Мастерские и верфи Франции» в Дюнкерк для оплаты строительства танкера водоизмещением около шестнадцати тысяч тонн.
Я списался с ними еще в сентябре, объяснил, что мне нужен танкер ценой около миллиона долларов. Захотелось мне вернуться на море, но в роли судовладельца. Танкеров сейчас не хватало. «Французская нефтяная компания» готова была зафрахтовать его сразу по вводу в строй. У компании «Мастерские и верфи Франции» был готовый проект танкера за миллион девяносто тысяч — собственный вариант американской серии Т-2А1 дедвейтом шестнадцать тысяч четыреста восемьдесят тонн. Я попросил прислать чертежи, внес в них изменения, добавив много чего, включая двойное дно и балластные танки. Пока что балласт набирают в танки и сливают вместе с остатками нефти. Я знаю, что подобную практику вскоре запретят и после какой-то посадки на мель танкера и сильного разлива нефти потребуют, чтобы у всех было двойное дно. Расчеты сделал сам, а с чертежами помог профессионал.
Судостроительная компания по достоинству оценили мои изменения, попросив продать им права на некоторые предложенные мной изменения. Я согласился. В итоге, несмотря на больший объем работ и расход материалов, цена осталась прежняя. Пообещали управиться за год.
В конце ноября до Западной Европы добрался фильм о летчиках «Я вернусь». Смотрели в кинозале князя Монако, который имел, так сказать, право первой ночи для любого фильма, который показывали в кинотеатрах страны. Якобы цензура. Правда, я не слышал, чтобы хоть какой-нибудь фильма запретили. После просмотра копия возвращалась владельцу. Картина понравилась всем, кроме меня. Идиоты-режиссеры так ни разу и не поняли мои скрытые посылы, заложенные в сценарии, даже написанные заглавными буквами и подчеркнутые. Что с них взять⁈ Режиссером может быть каждый дурак. И только.
На следующее воскресенье мы с Алисой приехали во дворец, чтобы после ужина в узком кругу посмотреть американский фильм «Могамбо» — сопли с сахаром на фоне африканских пейзажей. Впрочем, талантливые талантливее всего обсирают других талантливых. Главную роль исполнял Кларк Гейбл, от которого Ренье Третий без ума. Я даже подумал, не скрытый ли гомосексуалист, как его папаша? В фильме меня заинтересовала актриса второго плана. На имя в титрах я не обратил внимания, но, увидев ее, а девушка очень приметная, вспомнил всё.
— Как тебе актриса, сыгравшая Линду? — спросил я князя.
— Красивая девушка и неплохо справилась с ролью, — ответил он. — Наверное, восходящая звезда Голливуда. Надо будет посмотреть ее имя.
— Грейс Келли, — подсказал я.
— Запомню, — произнес он без энтузиазма.
Еще и как запомнишь, дорогой мой! Это твоя будущая жена. Самая известная свадьбы двадцатого века. Актриса принесет тебе богатое приданое, нарожает детей и, если верить злым языкам, отрастит ветвистые рога.
— Ты знаешь Грейс Келли? — раздраженно спросила Алиса, когда мы ехали домой.
Она опять беременная и вредная. Или наоборот?
— Нет. Литературный агент писал, что она должна была сыграть в моем фильме, но не срослось по какой-то причине, — на ходу придумал я.
Жена почувствовала, что я что-то скрываю, и насупилась.
— Мне кажется, она была бы хорошей парой князю, — сказал я.
— Ты думаешь, такое возможно⁈ — удивилась Алиса.
— Что именно? Что он снизойдет до нее или она до него? — иронично поинтересовался я.
— Оба, — нашлась дипломатичная жена.
— В кинематографе самая невероятная чушь может стать былью, — поделился я жизненным опытом.
165
В моем доме появились голландский катушечный магнитофон «Филипс» и французский телевизор «Томпсон». Первый стоит в моем кабинете, иногда слушаю музыку, чтобы не слышать телевизор, который стоит в холле. Наконец-то в Марселе и потом в Ницце появились телевизионные ретрансляторы, благодаря которым можно было принимать сигнал и в Монако при хорошей антенне. Я мог позволить себе такую. Точнее, жене и теще. Сам это черно-белое убожество на семнадцатидюймовом экране смотреть не желал. Показывает всего один канал «Радио-телевещание Франции». Новости, телеспектакли, цирк, варьете, «Чтения для всех», «Жизнь животных», «Последовательность наблюдателя» о фильмах в кинотеатрах… Работал телевизор с утра до ночи, даже когда никто не смотрел. Создавал эффект наполненности дома людьми — когда ни зайдешь, целая толпа. Ни за что не угадаете, какую комнату чаще и дольше всего убирала горничная.
Двадцать пятого апреля Алиса родила дочку, которую назвали Элен. Теперь земной шар вертелся вокруг девочки, нас с сыном оставили в покое. Я накупил малому конструкторов, сборную железную дорогу и солдатиков, так что не скучает. Обычно приходит в мой кабинет и играет там, чтобы не мешали взрослые. В это время я работаю над сценариями, не отвлекаю его.
Мне пришло в голову, что два танкера лучше одного. Так я смогу набрать три экипажа, чтобы работали шесть месяцев через три, как сейчас принято, или четыре через два, как станет через сколько-то там лет. Пока что французы готовы служить в торговом флоте. Точнее, рады любой хорошо оплачиваемой работе. Начиная с конца двадцатого века их не загонишь на суда, совершающие продолжительные рейсы. Даже под французским флагом экипажи будут сборной солянкой из стран второго мира. Изредка попадаются старшие офицеры предпенсионного возраста, дорабатывающие на достойную старость, и неудачники, у которых не сложилась личная жизнь. Остальным западноевропейцам будет западло шляться подолгу вдали от родного дома. Только на пассажирских лайнерах офицеры будут французами. Так там курорт, а не работа. Некоторые на суше живут хуже.
Компания «Мастерские и верфи Франции» полностью со мной согласна и даже готова сделать пятипроцентную скидку, если закажу у них еще один такой же танкер. Я договорился, что на этот раз платеж будет по частям. Небольшую сумму внесу сразу, а остальное после Нового года, когда получу дивиденды по акциям американских компаний и продам их. Пора распрощаться с американской собственностью, чтобы власти не могли прихватить меня за неуплату налогов. Я для них исчез. Приезжать в США не собираюсь, но все может быть. Что-то получу от «Французской нефтяной компании», которая ускоренными темпами гасит выданный мною кредит «Химическому заводу Ла Мед». Все равно денег на второй танкер не хватит, придется брать кредит под залог его.
Чтобы сумма долга была меньше и что-то осталось на жизнь, я решил написать киносценарий. К тому же, была весна, а это сезон, когда наиболее ярко обостряется маниакально-депрессивный психоз. По крайней мере, мне весной пишется намного легче, чем зимой или летом. Лучше только осенью, когда эта болезнь тоже буйствует. Решил не мудрствовать лукаво, вспомнил вестерн, который смотрел в молодости, и сделал вариацию на его тему. На этот раз индейцы были плохими, но роль их второстепенна, просто одна из преград на пути к цели. Назвал «Меткий стрелок». Не понравится, поменяют.
Присутствие трехлетнего сына в кабинете почти не мешало мне. Наоборот. Закончив вестерн, я подумал, а почему бы не написать комедию об отце, которому оставили на время маленького ребенка? Это же кладезь комичных ситуаций. Я видел несколько фильмов на эту тему. Припомнил самые яркие сцены, скомпилировал их. Получилось очень даже живенько и весело. Легкий беззлобный юмор для семейного просмотра. Комедия должна зайти женщинам любого возраста, особенно бездетным, а они ходят в кинотеатры чаще, чем мужчины, и делают бо́льшую часть кассы. Как заверил меня литературный агент Арнольд Гинзбург, у меня сейчас прочная ситуация кассового автора. Большую прибыль не гарантирую, но и убытка не будет. Надежное вложение денег. Именно такие фильмы и держат на плаву киностудии. Яркие успехи случаются редко и гасятся десятками убыточных картин.
Судя по тому, как быстро литературный агент продал сценарии, он не врал. Комедию «Заботливый отец» купила «Коламбия пикчерс» за двадцать пять тысяч долларов, а вестерн «Меткий стрелок» — «Метро-Голдвин-Маер» за двадцать две тысячи. За вычетом агентских я получил тридцать девять тысяч девятьсот пятьдесят долларов. Для Западной Европы это очень большой доход. Белые воротнички во Франции рады годовой зарплате, эквивалентной двум с половиной тысячам долларов.
166
На рейде Монте-Карло стоит на якоре стометровая яхта «Кристина О». Я бы сказал, что это частный пассажирский теплоход. Раньше был канадским фрегатом. После войны греко-аргентинский авторитетный бизнесмен Аристотель Сократ Онассис купил его, как металлолом, аж за тридцать четыре тысячи долларов, вложил всего-то четыре миллиона и получил дорогую игрушку и заодно плавучую резиденцию. В Монако он оказался не случайно. В прошлом году Аристотель Онассис через подставные панамские фирмы скупил пятьдесят два процента акций «Акционерного общества морских купален и пула иностранцев в Монако», как замысловато называется компания, которой принадлежат казино, оперный театр «Монте-Карло» и отель «Париж» — основной налогоплательщик княжества. Заодно приобрел старый спортивный клуб на улице д’Остенде и переоборудовал под штаб-квартиру.
Поскольку грек был самым богатым судовладельцем в мире, я слышал о нем в свою первую эпоху. В то время, когда я буду учиться в Одесском мореходном училище ММФ, его дочь Кристина, в честь которой названа яхта, выйдет замуж за сотрудника «Совфрахта». Года через полтора они разбегутся, чувак получит при разводе сухогруз и останется жить заграницей. Мы всей мореходкой, включая начальника, посочувствуем ему и произнесем популярную в то время фразу из комедии «Бриллиантовая рука» режиссера Гайдая: «На его месте должен был быть я!».
Родители Аристотеля Онассиса торговали табаком в турецкой Смирне (Измире). После погромов перебрались в Грецию и отправили семнадцатилетнего сына искать счастье в Аргентину. Решение оказалось мудрым. Там он якобы занялся табаком, как родители, причем не американский продавал в Европе, а турецкий в Америке. Выгоднее было только возить на продажу песок в Сахару. К удивлению всех, быстро сколотил миллионное состояние. Правда, завистники утверждали, что поднялся он на торговле наркотиками.
Впервые мы с ним встретились у князя Ренье Третьего. Сорокавосьмилетний грек был кряжист, с властным, рубленным, носатым лицом. Он напомнил мне грузинского вора в законе, с которым пересекался в начале девяностых в Москве, когда в бытность студентом охранял автостоянку возле площади Маяковского. Взгляд тяжелый, давящий. Меня не переглядел, чему удивился.
— Воевал? — спросил он на английском языке, который знал намного лучше французского.
— Да, — подтвердил я.
— Заметно, — произнес Аристотель Онассис.
Как догадываюсь, Монако потребовалось ему в качестве карманной страны с налоговым раем. Он сейчас один из самых богатых людей на планете и именно потому, что не любит платить налоги и вообще платить. Ренье Третий ухватился за него в надежде, что грек вольет большие деньги в экономику страны. Я не стал разочаровывать князя. Пусть сам поймет, что с мошенниками не играют в карты.
Однажды богатый грек пригласил нас с князем на яхту «Кристина О». Точнее, он пригласил Ренье Третьего, а я в то время был в гостях. Сперва отказался, а потом во мне заговорил профессиональный моряк. Захотелось посмотреть, во что за четыре миллиона баксов можно превратить ржавое железо. Получалось по сорок с лишним тысяч на каждый из девяноста девяти метров и скольких-то там сантиметров длины. Убедился, что потратили их не зря. То есть, если бы я хотел пустить пыль в глаза, как говорят греки, повторил бы подвиг Аристотеля Онассиса. Особенно впечатлили меня стулья в баре из пенисов синего кита, которые бывают длиной до трех метров и в диаметре сантиметров сорок, и бассейн в кормовой части с дном в виде копии мозаики Кносского дворца на Крите, на которой изображен ритуал прыжков через жертвенного быка. При необходимости дно поднималось, превращаясь в танцевальный пол. В тот визит на яхту пол был во втором положении.
— Тому, кто скажет, что это за мозаика, я лично сделаю коктейль из метаксы! — пообещал хозяин яхты.
Я подождал, давая другим гостям возможность заработать коктейль, а затем произнес шутливо:
— Я скажу, но при условии, что метакса будет в чистом виде. Считаю преступлением смешивать ее с чем бы то ни было.
— Согласен, говори! — весело заявил богатый грек.
Я рассказал о мозаике все, что помнил, включая то, о чем понятия не имели ни современные историки, ни Аристотель Онассис.
— Надо же! — удивленно произнес он. — Откуда ты всё это знаешь⁈
— Мой друг — доктор философии по всем известным мне наукам! — шутливо ответил за меня князь Монако.
— Всего лишь по химии и теоретической механике, — уточнил я. — История — моё хобби.
Хозяин привел нас в свою каюту. По пути к ней мы поднялись по винтовому трапу, установленному в атриуме и украшенному серебром и полудрагоценными камнями. Я подумал, что только ради него уже стоило вложить столько денег в яхту. Каюта хозяина была круче, чем люксы на лайнере «Королева Елизавета». На те деньги, что в нее вбухали, можно было построить сухогруз такого же водоизмещения, как яхта. На стенах картины современных художников-абстракционистов, в которых ни я, ни, как догадываюсь, хозяин не разбирались. Я бы даже не обратил на них внимания, если бы в то время, когда мы сидели в салоне и пили метаксу, кто в коктейле, кто чистую, туда не пришел секретарь лет тридцати двух, невзрачный, незапоминающийся, но одетый с иголочки.
Я еще подумал, что именно таким должен быть манекенщик, чтобы не отвлекал внимание от товара, или шпион.
— Пришел человек за оплатой, — тихо сказал он боссу на греческом языке.
Аристотель Онассис извинился перед нами, что дела заставляют покинуть на пару минут, и ушел в кабинет, оставив дверь туда приоткрытой. Там на стене он повернул картину с разноцветными кляксами, как обложку книги, а за ней был вмонтированный в переборку сейф с кодовым замком той же английской фирмы «Чабб», что и у меня дома. Слышно было плохо, мешали голоса соседей, но я запомнил примерный порядок всех пяти цифр и заметил, что ключ вставили, повернули на девяносто градусов, а потом еще раз углубили, после чего открыли, то есть сувальдный замок был с разворотом скважины. Скорее всего, в нем, как и в моем, стоит релокер, который блокирует замок, если пытаются открыть отмычкой. Внутри было очень много денег. Пачки сложены ровненько, чтобы больше влезло. Хозяин взял одну, отдал секретарю, после чего закрыл сейф и вернулся к гостям. Когда он заходил в салон, я спорил с Ренье Третьим о Грейс Келли в фильме Хичкока «В случае убийства набирайте 'М». Князю игра актрисы не понравилась. Как догадываюсь, потому, что курила сигару. В этом плане он предельно старомоден.
— Тебе надо жениться на ней. Это очень помогло бы привлечь внимание состоятельных людей к княжеству, — посоветовал ему Аристотель Онассис.
— Вы что, сговорились с ним⁈ — показав на меня, шутливо воскликнул Ренье Третий.
— Советую ему сделать это с прошлого года, но князь отбивается от своего счастья руками и ногами, — признался я.
Мы посмеялись, поговорили о женщинах вообще, вернулись к делам. Аристотель Онассис предлагал превратить княжество Монако в курорт и тихую гавань для богатых. Ренье Третий хотел превратить в зону летнего отдыха для среднего класса, мотивируя тем, что белых воротничков намного больше. Прав окажется грек. Деловая интуиция у него хорошая, иначе бы не разбогател быстро.
Я прогулялся по яхте якобы из любопытства, выяснил всё, что надо было для исполнения появившегося замысла. Оставалось дождаться нужного момента, обеспечить себе алиби. Аристотель Онассис не дурак. Он сразу догадается, кто из его монакских знакомых мог организовать взлом сейфа. Я, конечно, не знаю всех его здешних знакомых, но точно попаду в список подозреваемых всего лишь потому, что слишком не похож на остальных. Белые вороны — предельно подозрительные личности. Для него будет вопросом чести найти и наказать вора, так что денег не пожалеет, а церемониться в таких кругах и вовсе не принято. Убрать его первым я не смогу, потому что знаю, что проживет долго и умрет своей смертью.
167
Удобный случай подвернулся в июле. Мы с князем Монако приплыли на моторной лодке на яхту по приглашению, сделанному за два дня до того. Поднялись по трапу, а там, извинившись, нас обыскали два охранника-англичанина, судя по выправке, бывшие военные из специальных подразделений. Меня эта процедура, которая станет в начале двадцать первого века чуть ли не традиционной, не смутила, а Ренье Третьему показалась унизительной. Его, правителя государства, обыскивают, как какого-то уголовника! На корме и носу яхты стояли еще двое, вооруженные чехословацкими короткостволыми автоматами «Са-23» под девятимиллиметровый патрон от «парабеллума», похожими на израильский «узи», который пока, вроде бы, не изобрели, то есть не передрали у чехов.
— Ари, что случилось? — спросил встревоженный Ренье Третий, когда мы зашли в каюты хозяина яхты, возле входа в которую стояли еще два вышибалы, вооруженные пистолетами «вальтер-п38», скорее всего, греки по национальности.
— У меня возникли недопонимания с некоторыми бизнесменами. Вечером улечу на несколько дней, пока не решу возникшую проблему, — ответил авторитетный бизнесмен.
На яхте на главной палубе в кормовой части стоит английский гидроплан «Скион (Отпрыск)-2» вместимостью шесть пассажиров. Перед вылетом его опускают на воду с помощью судового подъемного крана
Тут у князя Монако и начали открываться глаза. Визит получился скомканным.
На обратном пути я сказал тихо Ренье Третьему:
— С такими людьми надо быть предельно осторожным и ни в коем случае не доверять им, особенно, если обещают очень много. Они думают только о своих интересах и сметают всех, кто встанет на пути.
— Меня предупреждали, но я не поверил, — печально молвил он.
Я сразу поехал домой, расположившись с биноклем на собственном пляжике. Оттуда хорошо просматривалась яхта «Кристина О». Впрочем, она была видна из любой части Монако. В шесть часов вечера на воду спустили гидросамолет, у которого вскоре заработали двигатели. Где-то минут через двадцать в него погрузились Аристотель Онассис, секретарь и четверо охранников. После взлета гидросамолета к берегу отправился катер с еще семью охранниками. Эти, видимо, будут добираться по суше.
После ужина я сказал жене, что ухожу в химическую лабораторию, расположенную через стену с гаражом, вернусь поздно. У меня появилась идея, надо проверить; не успокоюсь, пока не получу результат; вернуться могу поздно; пусть ложится спать, не ждет. Такое бывало не раз. Ей сейчас не до меня. Дочка оказалась плаксой. Дает жизни и маме, и бабушке, и няне.
Я вернулся на пост на пляже и увидел, как после ужина катер с яхты сделал две ходки к берегу, перевезя туда большую часть экипажа и оставшись у мола. Почти все были земляками хозяина, а греки сейчас не дружат с судовой дисциплиной. Кошка из дома — мыши в пляс.
После захода солнца я обмотал весла темными тряпками, чтобы меньше шумели, переоделся в темную одежду. На ногах кожаные туфли без каблука для бесшумного передвижения. На голове кусок черного нейлонового чулка, завязанного с одной стороны на узел, но пока не закрывающего лицо. Взял у жены рваные якобы для того, чтобы использовать, как фильтр, для очистки жидкостей. Пока бандиты не додумались использовать нейлоновые чулки в качестве маски. Может, потому, что это теперь предмет женского гардероба, а еще лет сто пятьдесят назад был чисто мужским. В лодку закинул саквояж с джентльменским набором и погреб в сторону яхты.
Ветра не было. Над морем висел сладковатый запах летнего Средиземноморья: сухой травы, переспелых фруктов, утомленных солнцем цветов… Со стороны пляжа доносились музыка и раскаты смеха — кто-то радовался жизни.
На носу яхты «Кристина О» на гюйс-штоке горел желтоватый якорный огонь, подсвечивая малость верхнюю часть левой якорь-цепи. Клюз был узкий, не протиснешься, поэтому ошвартовался к ней, после чего закинул «кошку» с тросом с мусингами, зацепившись за планширь. Опускаю капроновый чулок на лицо, выравниваю, чтобы вырезанные дырки в нем были напротив рта и глаз. Я молод и в хорошей спортивной форме. Десяток метров по тонкому тросу на одних руках для меня не проблема. Тем более, что сверху уж точно не ударят топором по голове, как иногда случалось с теми, кто поднимался на стену вражеской крепости. Если в ходовой рубке есть кто-нибудь, меня заметят и поднимут шум. Тогда придется спрыгивать за борт и повторять попытку позже или вообще отказываться от нее.
Перебегая к брашпилю, прячусь за него, жду. На яхте тихо. В полусогнутом положении делаю рывок к надстройке. Привязанный сзади к ремню саквояж шлепает меня по заднице. Присаживаюсь под иллюминатором каюты Аристотеля Онассиса, прислушиваюсь. Звуки доносятся только с берега. Я встаю и, двигаясь бесшумно, перемещаюсь на правый борт, который повернут в сторону открытого моря. Проходя мимо прямоугольных иллюминаторов, расположенных парами, толкаю их внутрь. Заперт-заперт. Заперт-нет! Четвертый прикрыли, но не прихватили «барашками». Изнутри несет запахом дыма от кубинских сигар, которые обожает богатый грек. Куба пока что свободная страна по южно-американским меркам. Это когда въезд-выезд открыт, а всё остальное по понятиям.
Надеваю тонкие кожаные перчатки, закидываю внутрь саквояж, залезаю сам, прикрываю иллюминатор, прихватив на один «барашек». Так не откроешь снаружи, а изнутри легко и быстро. Откуда-то снизу доносятся музыка и голоса. Вроде бы по телевизору показывают варьете. Наверное, все, кто оставлен присматривать за яхтой, сидят перед «ящиком», который для них в диковинку. Со мной как-то работал парень из Архангельской глубинки, который в первый раз увидел телевизор в начале восьмидесятых, когда попал служить срочную на военно-морской флот. Устроившись потом работать матросом в торговый флот, в свободное от вахты время смотрел все передачи подряд, даже на шведском или финском языке, когда прижимались к их берегу и советские каналы не ловились.
Подсвечивая фонариком, перехожу в кабинет. Картина с мазней на защелке, расположенной у левого нижнего угла, которую не сразу нашел. Поворачиваю ее нутром наружу. Там тоже авангардный шедевр — «Светло-коричневый прямоугольник». Автор неизвестен. Скорее всего, подельник Малевича.
Я достаю стетоскоп, приступаю к работе, кропотливой, скучной. Поворот диска замка — щелчок — записал показания. Следующим поворот… Лист бумаги заполняется цифрами. Отработав все варианты, снимаю стетоскоп, перехожу за стол, на котором стоит большая коробка сигар «Виллар и Виллар», строю графики, записываю цифры. Прямо не взлом сейфа, а задача по начертательной геометрии. Порядок цифр мне известен, поэтому быстро набираю код, слушая через стетоскоп. Есть подвижка внутри, механический замок разблокирован. С ним было больше возни. Я потренировался на собственном сейфе, у которого такой же замок. Когда делаешь это в расслабленной обстановке, получается запросто. Ночью при плохом освещении и каком-никаком напряжении получается хуже. Я все-таки справился с ним, выматерившись всего раз пять. Теперь был самый интересный момент: увез заначку Аристотель Онассис или нет?
Таки оставил. Пачки купюр были сложены аккуратно. Большую часть составлялиамериканские доллары сотенными купюрами в ленточках банка «Чейз национальный». Всего девяносто шесть целых пачек и одна разобранная почти полностью. Кроме них восемь пачек английских пятидесятифунтовок, семь — французских десятитысячных, четыре — пятитысячных, две и третья початая — тысячных и одна бледно-фиолетовых аргентинских тысячных с мужиком в мундире времен Наполеона, о курсе которых я понятия не имел. Подозреваю, что не очень высокий, раз дело пошло на тысячи. Забрал всё. Я ведь типа мститель, подосланный «недопонимающими бизнесменами».
168
А Монблан и с самолета видно здорово. Я лечу на высоте четыре тысячи метров. Гора выше метров на восемьсот. Заснеженные, холодные, безжизненные пики. Никогда не понимал альпинистов. Бессмысленные рекорды, бессмысленные смерти. Эту бы энергию да мирных целях. Лучше бы тоннели в горах рыли.
От Канн до Лозанны триста тридцать километров по прямой. Мой самолет преодолевает это расстояние за полчаса. Плюс минут десять на взлет-посадку. Хорошо иметь такое транспортное средство. Сказал жене, что поехал полетать немного, а сам смотался за две заграницы. Пока не надо никаких предварительных уведомлений. Лети, куда хочешь. Может быть, на границе со странами, поверившими в социализм, все сложно, а внутри Западной Европы никаких проблем.
Женева остается слева. Она ближе на тридцать километров, но не хочу туда лететь. Не удержусь и загляну посмотреть, как живет моя бывшая жена и дети. Представляю, как старушка Моник удивится, увидев меня, вечно молодого. Наверное, примет за моего сына или внука. Была у меня мысль наведаться к ней и рассказать, что я попал в тюрьму, там сошелся с другой, которая в двадцать третьем году родила сына, сумевшего сбежать из СССР. Интересно, помогла бы ему материально? Впрочем, я не поставлю ее перед непростым выбором.
На карте почти в центре Лозанны отмечен муниципальный аэродром Блешерет. Я связываюсь с диспетчером на французском языке, сообщаю данные о самолете, запрашиваю добро на посадку. Кантон Во, центром которого является Лозанна, франкоязычный. Диспетчер спрашивает о цели прилета. Отвечаю, что деловая встреча. В принципе, так оно и есть. Я привез им деньги, целый саквояж.
— Нужен ангар для стоянки? — спрашивает диспетчер, явно немолодой мужчина.
— Нет, — отвечаю я. — Постараюсь управиться за два-три часа и улететь.
— Хорошо. Взлетная полоса свободна, заходите на посадку, — разрешает он.
Не думаю, что сюда прибывает более пяти самолетов в сутки. Из них, наверное, четыре — почтовые. Взлетная полоса бетонная и в хорошем состоянии. Здесь не было войны. Мужчина-сигнальщик в красной безрукавке поверх серой форменной рубашки с коротким рукавом показывает мне белыми флажками место для стоянки.
— Где здесь можно поймать такси? — спрашиваю у него, выбравшись из самолета.
— На площади возле пассажирского терминала иногда стоят, — отвечает он и спрашивает в свою очередь: — Заправляться будете?
— Нет, — отказываюсь я. — Топлива хватит еще на раз слетать сюда.
На площади возле двухэтажного унылого пассажирского терминала стояло темно-синее такси марки «бмв» довоенной модели. Будущий лидер автомобильной индустрии сейчас в загоне. То, что оказался в советской зоне оккупации, было раздербанено, а здания взорваны, чтобы не достались американцам, если начнется Третья мировая война. То, что оказалось в американской зоне оккупации, восстановили, но сперва запрещали выпускать что-либо близкое к военной продукции. Только три года назад продемонстрировали первый послевоенный автомобиль модели «бмв-501». Я повелся на название, но, когда увидел автомобиль в автосалоне в Марселе, хмыкнул и ушел. Это был не «бумер», а слабосильный рындван.
— Какой у вас в городе лучший банк? — спросил я, сев на заднее сиденье такси.
— Наш, кантонный, — ответил парень лет двадцати трех с сонным лицом.
Видимо, бестолку ждать клиентов возле аэропорта было для него приятным времяпровождением.
— Поехали туда, — распорядился я.
«Банк кантонный Водуаз» выглядел солидно для такой маленькой административной единицы. Водуаз — второе название Во. Три этажа, причем первый очень высокий и с арочными окнами, и мансарда. Вход монументальный, на танке можно заехать. Подозреваю, что именно это и предполагал сделать архитектор, правда, не знаю, по какой причине. Швейцарские банки своих на бабло не кидают. Внутри никакой охраны, тихо и чинно.
Белобрысый молодой человек в черном костюме и зеленом — цвет банка — галстуке поприветствовал меня, спросил:
— Чем мы можем помочь?
— Хочу открыть счет, — ответил я с сильным американским акцентом.
Янки сейчас — самые желанные гости в европейских банках. Прячут здесь деньги от налогов, так что мой визит не вызовет подозрения.
— На большую сумму? — задал он следующий вопрос.
— На очень большую, — показал я глазами на саквояж.
— Пойдемте со мной в отдельный кабинет, — предложил он и показал жестом другому сотруднику по ту сторону барьера, разделявшего зал на две почти равные части, чтобы шел туда же, что и мы.
Ленточки американского банка «Чейз» на пачках долларов окончательно уверили клерков в мысли, что богатый янки прячет деньги от налоговиков. Бумажки разорвали и выкинули, купюры проверили и пересчитали, после чего были отнесены в хранилище. Дальше то же самое проделали с фунтами стерлингов и аргентинскими песо. Последние обменяли на швейцарские франки по курсу шесть целых две десятых за один. Французские франки я оставил дома, перепаковав в свои ленточки. Придержу на мелкие расходы.
— Через месяц или два надо будет перевести значительную часть денег на счет французской компании «Мастерские и верфи Франции». Я сообщу по телефону, когда и сколько. Вот их координаты, — сказал я, передав клерку лист с банковским счетом судостроителей. — Потом будет второй транш и третий. Сперва потратите фунты стерлингов. Я думаю, они будут слабеть. Если сделка вдруг сорвется, деньги полежат у вас, пока не найду что-нибудь интересное или доверю вам разместить их выгодно.
— Будет сделано! — улыбаясь, заверил клерк.
Не каждый день им приносят более миллиона ста тысяч баксов.
Таксист ждал меня у входа. Я ему сказал, что, закончив дела в банке, вернусь на аэродром, но это может занять много времени. То ли в Лозанне такси не пользуется спросом, потому что город маленький, везде пешком можно дойти и курсируют автобусы, то ли, что кажется неправдоподобным в Швейцарии, водитель был лодырем.
Я заплатил за стоянку самолета полсотни швейцарских франков и полетел в Канны. Через сорок минут был на месте. На всё про всё ушло чуть более двух с половиной часов. При этом для жены, знакомых и обслуги каннского аэропорта я просто летал над Францией, как обычно. Никто даже не догадывается, что побывал в Швейцарии. Уже одним этим полетом «Кентавр» отбил все затраты на него.
169
Аристотель Онассис, вернувшись в Монако почти через месяц, ни словом не обмолвился о пропаже денег. Не заметил я и поисков их. По крайней мере, меня не проверяли, хотя на роль организатора такого мероприятия мог потянуть. Или заблуждаюсь, предполагая, что другие считают меня таким же крутым, как я себя, а не яйцеголовым, по-русски ботаном, сумевшим разбогатеть на своих изобретениях.
В августе первый танкер вывели из дока, поставили к стенке для доводки, и начали строительство второго. Я перевел им первый транш из швейцарского банка и занялся подбором экипажа, сняв для этого маленький офис с отдельным входом с улицы неподалеку от порта.
Раньше там был магазинчик. В помещении из двух комнат сделали косметический ремонт, расставили новую мебель, на входной двери повесили табличку с названием «Судоходная компания 'Ла-Кондамин». Князь Монако, узнав, что я строю танкер, предложил зарегистрировать его не под панамским флагом, что избавляло от многих налогов, а под монегаским. Поскольку я числюсь коренным жителем Монако, драть с меня будут не больше, чем в Панаме. В первой, меньшей, комнате сидела секретарша — зрелая женщина со строгим лицом, не забалуешь, во второй было два рабочих места: для приходящего бухгалтера и директора, коим стал мой шурин Серж Леруа. Во «Французской нефтяной компании» после поглощения ею «Химического завода Ла Мед» он продержался всего полгода, да и то из уважения руководства ко мне. Сказать честно, работник он был не ахти. Больше понтов, чем дела. Я отправил его на стажировку в Бордо в судоходную компанию «Морель и Пром». Не знаю, чем он там занимался на самом деле, скорее всего, дегустировал местные вина. Это было не важно, потому что предназначался на роль зиц-председетеля. Главные вопросы решал я. Теперь у Сержа Леруа была громкая должность — директор судоходной компании — и зарплата немаленькая по меркам Монако, что избавило меня от нытья жены и тещи и позволило ему жениться на Жюли Кастиён.
Я был уверен, что в Монако все заточены на обслуживание казино, гостиниц, ресторанов, а моряков и в помине нет. На всякий случай дал объявление в местной газете «Монако-Матен». Оказалось, что я сильно недооценивал своих сограждан. Нашлись толковые моряки всех специальностей. Я нанял капитана, старшего помощника, старшего механика, электромеханика, боцмана и донкермана и отправил в Дюнкерк принимать танкер, который назвал в честь сына «Виктор В». Остальные поехали туда вместе с директором на поезде с пересадкой в Париже к первому подъему флага, назначенному на девятнадцатое октября. На гражданских судах это тоже торжественное мероприятие.
Я прилетел туда на своем самолете. Расстояние в девятьсот километров преодолел за полтора часа, включая взлет и посадку. Аэродром с грунтовой взлетной полосой был в соседнем городке Марк. Там меня ждал новый праворульный английский автомобиль «астон мартин» с шофером, присланный судостроительной компанией «Мастерские и верфи Франции». Мы поехали в бывшую главную гавань французских приватиров Дюнкерк. В центре города стоит памятник самому прославленному из них Жану Бару. Во время Второй мировой войны здесь случился главный позор англичан, которые драпали так стремительно, что оказались в окружении. Если бы Гитлер не приказал остановить наступление, в плен попали бы более четырехсот тысяч солдат. В итоге захватили в десять раз меньше и всю технику, боеприпасы и прочее имущество английской группировки.
Танкер «Виктор В» был длиной сто шестьдесят метров, шириной почти двадцать один и осадкой девять и семь десятых. У него две надстройки: носовая впереди миделя, в которой ходовая рубка и каюты экипажа, и кормовая с машинным отделением. Турбина мощностью двенадцать тысяч лошадиных сил вертит один винт и разгоняет судно до шестнадцати с половиной узлов. Флаг Монако, порт приписки Монте-Карло. За одну ходку танкер может перевезти около шестнадцати тысяч тонн сырой нефти в зависимости от марки ее. Это по нынешним временам середнячок. Есть уже побольше в два с лишним раза, принадлежащие Аристотелю Онассису и его шурину и заклятому другу Ставросу Ниархосу.
По инициативе судостроителей сперва прошла католическая церемония освящения танкера. Я не возражал. Экипаж из монегасков, а они католики, для них это важно. Затем вышли в море на ходовые испытания. В балласте судно разгонялось до восемнадцати узлов. После чего встало на рейде, чтобы пополнить запасы продуктов и с полуночи перейти в распоряжение «Французской нефтяной компании», с которой подписан договор на пять лет. Танкер будет возить нефть из сирийского порта Баниас, куда она поступает по трубопроводу из Катара, в Марсель. Моя, точнее, Сержа Леруа, обязанность — обеспечивать судно снабжением, делать текущий ремонт по потребности и менять экипаж.
Рейдовый катер доставит пассажиром на берег, и меня сразу отвезут в аэропорт. Ужинать буду дома в кругу семьи. Шурин останется на банкет и прочие ритуальные пляски, приедет через три дня. Его будет прямо таки распирать от гонора, словно переночевал в польском местечке.
170
Зимой до Монако добрались комедия «Заботливый отец» и вестерн «Меткий стрелок». Смотрели оба с разницей в две недели в домашнем кинотеатре князя Монако. Присутствовала моя жена, заскучавшая по светской жизни после рождения дочери, и Аристотель Онассис, который теперь бывает у Ренье Третьего чаще меня. К моему удивлению, семейная комедия понравилась греческому мультимиллионеру больше, чем вестерн. Не стопроцентный он бандит, а примазался в нужное время к нужным людям. Кстати, «Заботливый отец» заработал в прокате в два раза больше, чем было вложено в его создание. На моем кармане это никак не отразилось, разве что следующий гонорар будет выше.
С двадцать шестого апреля по десятое мая в Каннах проходил кинофестиваль. Я очень удивился, увидев в жюри фамилию советского режиссера Юткевича, а в конкурсе художественных фильмов были два из СССР и третий совместный с Болгарией и две короткометражки, причем одна — «Остров Сахалин» — Эльдара Рязанова, пока что никому не известного документалиста. Они держались плотной отарой. Шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству, стрельба на поражение. Сейчас творческая и не очень интеллигенция на Западе сочувствует коммунистам, почти все леваки, а в странах социализма мечтает сбежать к капиталистам, показывая своей власти дулю в кармане. Такова ее судьба — плевать в руку, которая кормит.
Ренье Третий получил приглашение на фестиваль от устроителей, а мне, моей жене и еще человекам десяти из ближнего круга князя предоставил Аристотель Онассис являвшийся теневым спонсором этого мероприятия. Еще он организовал встречу будущих мужа и жены, договорившись с агентами Грейс Келли. Как по мне, средненькая актриса, которая становилась всё знаменитей и знаменитей, благодаря папиным миллионам, точнее, той их части, которая тратилась на пиар дочери. Денежная накачка, конечно, играет большую роль, но только до определенной высоты. Дальше надо иметь талант, а его не было. Подозреваю, что это понял ее отец или, что вряд ли, она сама и согласились сменить бесполезную трату денег с грустным финалом на многоточие: вот если бы не стала княгиней Монако, то… Вполне возможно, что в противном случае ее ждала бы судьба другой такой же смазливой посредственности Мерлин Монро — скатывание в наркоту и передоз из-за несовпадения мнения о себе с мнением профессионалов.
Встреча получилась киношная, я бы даже уточнил комедийная. В отеле, где жила Грейс Келли, пропало электричество. Даже в пятизвездочных такое порой случается. Актриса приехала на встречу с опозданием, в помятом платье и с недосушенными волосами, собранными в хвост. Князь тоже задержался. Дожидаясь его, Грейс Келли начала репетировать перед зеркалом роль восхищенной дурочки. За этим увлекательным занятием ее и застукали. Пообщавшись, каждый из этой пары сделал вывод, что второй не так уж и плох, как предполагалось. Дальше заработал западноевропейский прагматизм. Одной стороне при всем ее богатстве не хватало титула, а другой — денег и внимания к государству размером с почтовую марку.
В отличие от «совков» мы ходили порознь. Я под присмотром жены, которая таяла от счастья видеть так много талантливых людей, собранных в одном месте. При этом она не забывала рассказывать всем, что ее муж киносценарист. Как-то мы с ней стояли в фойе и пытались решить проблему.
— Почему ты не хочешь пойти на советский фильм «Большая семья»? — допытывалась Алиса.
— Видел его, — ляпнул я.
— Где⁈ — удивилась она.
— Не помню, — соврал я.
— Ты не мог его видеть. Он не шел у нас в прокате, — возразила жена.
— Тебе виднее, — согласился я.
— Тогда расскажи, о чем он? — потребовала она.
— Вместе живут три поколения и выносят мозги друг другу, как ты мне, — ответил я.
— Ты меня обманываешь! — не поверила она.
— Ваш муж не врет, хотя у него оригинальная точка зрения о фильме, — вмешалсяв наш разговор Эльдар Рязанов — двадцативосьмилетний молодой человек, еще не располневший и не полысевший — и спросил: — Вы русские?
Я узнал его по голосу. Мы пересекались, но представлены не были, поэтому он не узнал меня тогда, а я в то время понятие не имел, что мы уже встречались в Каннах.
— Монегаски, живем в княжестве Монако, но наши родители были гражданами Российской империи, — ответил я, после чего представил его жене: — Алиса, это Эльдар Рязанов. Он станет известным режиссером, когда начнет снимать комедии.
— Мой муж пишет сценарии. Его комедия «Заботливый отец» сейчас идет во Франции, — похвасталась Алиса.
— Обязательно посмотрю, — заверил ее советский режиссер.
Конечно, посмотрит и вставит, немного переработав, в один из фильмов эпизод, который я позаимствовал, немного переработав, из его фильма. Обратный плагиат.
— Откуда вы знаете меня? — спросил он.
— Рязанов! — позвал его мужчина с суровым лицом, явно из тех советских «кинодеятелей», для которых маузер Дзержинского более ценная награда, чем Золотая пальмовая ветвь Каннского фестиваля.
— Извините, мне пора! — смущенно и торопливо откланялся советский режиссер.
— Откуда ты знаешь его? — повторила вопрос Алиса.
— Это связано с моей работой — отслеживать талантливых режиссеров. О нем хорошо отзывались по французскому радио, как об отобранном на Каннский фестиваль, — сочинил я.
В последнее время жена и теща променяли радио на телевизор, поэтому оно служит мне отмазкой во многих ситуациях. То, что по радио не показывают фотографии, не важно.
На фильм Алиса пошла вместе с князем, а я ждал ее в кафе неподалеку.
— Ты был по-своему прав об этом фильме, — сообщила жена, когда мы ехали домой, и поинтересовалась: — Неужели они живут так жутко⁈
— В кино всё намного красивее, — уклончиво ответил я.
171
В начале июля был выведен из дока второй танкер, доводка продолжилась у заводского мола. «Элен В» принадлежит монакской «Судоходной компании 'Ларвотто». Если с каким-нибудь из моих судов случится неприятное, попадет под возмещение нанесенного ущерба, второе не будет нести ответственность вместе с ним, потому что у них якобы разные хозяева.
На «Элен В» были отправлены капитан, старпом, стармех, электромеханик, боцман и донкерман, принимавшие предыдущий танкер. Они отгуляли всем экипажем большую часть полугодичного отпуска. Остальные подъедут позже, перед сдачей судна в эксплуатацию. Сокращу им этот контракт, чтобы три экипажа, меняя друг друга, работали шесть месяцев через три. Рейсы у них «домашние» — переход в одну сторону пять суток, так что каждый месяц, а иногда и чаще, бывают в Марселе, куда к ним приезжают жены. Плюс хорошая зарплата не только по меркам Монако, но и Франции, и пенсионные отчисления идут на родине, что тоже немаловажно. Если моряк работает под флагами других стран, которым плевать на его пенсию, на старости лет может оказаться ни с чем.
Каннский фестиваль раззадорил меня, и за лето, неторопливо, по страничке или даже меньше в день, я накропал следующую комедию, «гангстерскую», под названием «Крестная мать». Девушка получает в наследство от деда-сицилийца кафе в Чикаго, которое «крышуют» его бывшие земляки. Она стравливает их с другой мафиозной семьей. Гангстеры перебивают друг друга. В итоге девушка становится крестной матерью в «сицилийском» районе города.
Гангстерская тема сейчас в моде. «Коламбия пикчерс» купила сценарий за двадцать восемь тысяч долларов. Полученные деньги, как и те, что остались после оплаты танкера, я по просьбе Ренье Третьего потратил на акции «Акционерного общества морских купален и пула иностранцев в Монако». Князь хочет отодвинуть Аристотеля Онассиса от управления компанией, но пока втихаря, не обостряя отношения. Мне их разборки до задницы. Я знаю, что казино «Монте-Карло» еще много-много лет будет доить игроманов со всего мира сутки напролет, делая богаче своих владельцев. Так что вложение денег в акции этой компании разумное. Кстати, гражданам Монако вход в игорные залы казино запрещен, только обслуживающему персоналу. Мне до свадьбы некогда было, а потом нельзя, поэтому так и не побывал внутри, о чем не жалею. Лучше быть удачливым в жизни, чем в игре. Шальные деньги уходят быстрее, чем пришли.
В декабре князь Монако Ренье Третий отправился в США и попросил руку Грейс Келли. Папаша девушки от счастья перепутал и назвал будущего зятя князем Марокко. Для американцев все страны на букву «м» одинаковые. Грейс Келли предложение приняла. Дальше начались интересные моменты, когда ей предложили пройти медицинское обследование на способность родить наследника и наличие девственной плевы. Если к первому пункту у янки отношение деловое, то по второму у желтой прессы был длинный список тех, кто его аннулировал и надежно закрепил результат. Два миллиона долларов приданого помогли закрыть глаза на несовпадение ожиданий и реальности.
Свадьба состоялась восемнадцатого апреля тысяча девятьсот пятьдесят шестого года. Это было закрытое мероприятие, только близкий круг. Я присутствовал на нем в качестве офицера военно-воздушных сил доблестной монакской армии, облаченный в их странную форму с американскими и одной местной наградами. В прошлом году я стал «Офицером» ордена «Святого Карла». Наградили меня, как догадываюсь, за покупку акций. Других заслуг за мной не числилось или я о них даже не догадываюсь. На невесте было белое платье, на которое ушло сто метров кружев, выкупленных у французских музеев. На женихе форма полковника монакской армии. Он решил, что уже взрослый, женится, так что пора повысить себя в старшие офицеры.
На следующий день состоялось бракосочетание в католическом соборе, на которое были приглашены тысячи гостей, начиная с уцелевших членов монарших семей в так называемых демократических странах. Монархия в демократии — это как обрезание и крестик, пора определиться. Я опять был в почетном карауле, а Алисе дали гостевой пригласительный билет. Процедуру венчания она наблюдала, стоя почти у входной двери в собор. Точнее, слушала, потому что ничего не видела, кроме спин стоявших впереди. Журналистов было больше, чем гостей и зевак вместе взятых. Свадьбы будет самой яркой в двадцатом веке. Монако вдруг превратится в очень известную страну. Многие миллионеры узнают, что здесь можно спрятаться от налогов и просто пожить в свое удовольствие на берегу теплого моря в тихом и спокойном пока месте с почти полным отсутствием преступности. И потекут деньги…
172
Двадцать шестого июля правительство Египта национализировало Суэцкий канал, который был акционерным обществом и управлялся англичанами. Акционерам пообещали выплаты по курсу биржи на предыдущий день. Частные лица по большому счету ничего не потеряли, поэтому отнеслись более-менее спокойно. Зато англичанам было обидно потерять контроль над таким важным путем. Из-под них так выходили одна страна за другой, а былое величие не давало спать спокойно. В итоге подлые англосаксы сколотили очередной союз, подключив израильтян, охочих до наживы, территориальных приобретений, и французов, от колониального ига которых тоже избавлялись одна за другой страны Азии и Африки, поэтому требовалось показать себя большими и сильными. Двадцать девятого октября Израиль напал на Египет. Через два дня подключились Англия и Франция. Египтяне затопили в Суэцком канале с полсотни разных плавсредств, парализовав движение по нему. Суда двинулись в обход Африки. Цены на перевозку всего, особенно нефти из Персидского залива, подскочили в разы, а следом и на танкера.
Генеральный директор «Нефтяной компании Франции» Виктор де Мец позвонил мне восьмого января тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года и предложил продать оба танкера.
— Мы готовы предложить за них три миллиона долларов, — сообщил он.
— Я вчера был в гостях у Аристотеля Онассиса, отмечали Рождество по Юлианскому календарю. Он мне тоже предложил продать оба танкера. Наверное, хочет монополизировать этот рынок, чтобы выкрутить руки нефтяным компаниям, — соврал я.
На самом деле в последнее время греческий мультимиллионер охладел к княжеству Монако и его обитателям. В июле прошлого года он подписал с греческим правительством контракт на эксплуатацию всей греческой авиатранспортной отрасли, которую готовили к приватизации. Наверняка ему потребуются на покупку много денег.
— Не спешите продавать ему. Мы готовы обсудить цену, — посоветовал Виктор де Мец.
— Четыре миллиона — и забуду, кто такой Аристотель Онассис, — шутливо произнес я.
— Мне надо обсудить ваше предложение с советом директоров, — попросил он.
— Не затягивайте. Цены на танкера растут каждый день, — посоветовал я.
Перезвонил через шесть дней, в понедельник утром.
— После долгих дебатов мне удалось уговорить их на цену в три миллиона семисот пятьдесят тысяч. Больше вам никто не предложит, — сообщил Виктор де Мец.
Я согласился. Наверное, можно было найти цену лучше, но на это требовалось время. Я помнил, что в первый раз Суэцкий канал будет перекрыт на короткий срок, но позабыл, на какой конкретно. От танкеров надо было избавляться по любому. Приближался день моего появления на свет. Если я исчезну, Серж Леруа не справится с управлением ими. Может и вовсе превратить в личную кормушку. Морально-волевые качества у него сильно подсевшие.
Французы прислали мне образец договора. Я отдал его на проверку опытному монакскому юристу, который ранее помогал мне с подписанием других документов. Подлян не обнаружилось. После чего я позвонил в «Нефтяную компанию Франции» и договорился о дате встречи.
Договор подписывали в штаб-квартире компании в Курбевуа. Я прилетел в Париж на самолете. Там меня ждал вышколенный водитель на новом темно-зеленом автомобиле «ситроен-дс». Французы называют эту модель «богиней», потому что «дэ-эс» звучит так же. На улицах Парижа стало намного больше автомобилей, чем в мой предыдущий визит. Страна быстро восстанавливается. Что не мешает обесцениваться французскому франку: один доллар запросто валит уже четыре с половиной сотни их.
Виктору де Мецу пятьдесят пять лет. Залысины, очки в роговой оправе, лицо заостряющееся книзу, из-за чего длинный загнутый нос с немного вывороченными ноздрями кажется чуть ли не шире подбородка. Со мной поздоровался за руку. Пожатие слабое, как у старика, но деловая хватка та еще, иначе бы так долго не усидел в кресле главы одной из самых крупных компаний Франции. Мы подписали договор. Меня заверили, что в течение часа деньги будут отправлены на указанный в договоре счет в банке «Барклайс».
Обмыли договор в ресторане «Прокоп», которому скоро будет триста лет: витая лестница с ажурными перилами и ковровой дорожкой, панели из деревьев ценных пород, большие зеркала, картины в позолоченных рамах, массивные настенные часы, толстые тяжелые портьеры, хрустальные люстры и фигурные подсвечники.
Не увидев удивления в моих глазах, Виктор де Мец поинтересовался:
— Бывали здесь?
— Да, — коротко ответил я.
В те времена, когда ты еще под стол пешком ходил. С тех пор что-то изменилось, но так и не вспомнил, что именно. Что точно осталось прежним — возраст официантов, которые были не моложе тридцати пяти лет.
Я заказал полдюжины устриц четвертый номер, эскарго по-бургундски — виноградные улитки со сливочным маслом и петрушкой, бурриду — густой суп из белой рыбы разных сортов, тартифлет — картофельную запеканку с беконом и сыром и клафути — открытый фруктовый пирог на основе жидкого яичного теста. Вино выбрал белое бургундское «шабли гранд-крю».
— Для американца вы очень хорошо разбираетесь во французской кухне, — похвалил Виктор де Мец.
— У меня мама-француженка, — соврал я.
— Это многое объясняет! — произнес он радостно.
Французов вгоняет в непонятное любой иностранец, который говорит на их языке без акцента или разбирается в их кухне, а если два в одном, то и вовсе случается ступор.
— Переночуете в Париже? — спросил мой сотрапезник, когда перешли к десерту.
— Нет, полечу домой, — ответил я.
— А я боюсь летать, — честно признался Виктор де Мец.
— От этого есть лекарство — летать почаще, — шутливо посоветовал я.
На обратном пути в районе Лиона попал в зону турбулентности и подумал, что это по мою душу, хотя до моря далеко. Пожалел, что не взял с собой монгольский лук. Пронесло. Приземлившись в Каннах, решил больше не летать без талисмана.
173
Часть полученных денег я потратил на покупку акций '«Акционерного общества морских купален и пула иностранцев в Монако» и американских компаний, которые, как я знал, просуществуют долго, станут гигантами. Алисе ничего не надо будет делать, только получать дивиденды, которых хватит на роскошную жизнь. Заодно купил ей автомобиль и завел шофера. Так будет безопаснее и, что для нее немаловажно, солиднее. Выбрал леворульный седан «роллс-ройс» модели «Серебряное облако» за три тысячи двести фунтов стерлингов. Цвет темно-серебряный. Выглядела немного старомодно, зато очень престижно. Это машина класса «люкс», длинная, сзади свободно вытягиваешь ноги, широкая и высокая. Отличная звукоизоляция и подвеска, глотающая любые неровности. Внутри всё бескомпромиссно роскошно: натуральная кожа, красное дерево, откидные столики и подлокотники, зеркала, пепельницы, радио, кондиционер. Гидроусилитель руля и автоматическая четырехступенчатая коробка передач. Двигатель почти пять литров мощность сто пятьдесят пять лошадиных сил, разгонявший до ста семидесяти километров, хотя для жены это слишком. Ее, особенно с детьми, будут возить потихоньку.
Обе судоходные компании были ликвидированы, аренда офисов прекращена, сотрудники уволены. Они были предупреждены заранее, как только появилось предложение о покупке танкеров. Секретарша нашла новую работу, а бухгалтер просто потерял дополнительный приработок.
— А мне что делать? — спросил обиженно Серж Леруа.
— Может, новую работу найти? — подсказал я. — У тебя есть диплом инженера.
— Директором меня не возьмут, — оповестил он.
— Придется начинать снизу, как это сделал твой отец, — сказал я.
Он пожаловался Алисе.
Не знаю, что сказал ей, но она встретила меня вопросом:
— За что ты так ненавидишь моего брата⁈
— Я дал ему одну хорошую работу, вторую. Это теперь называется ненавистью⁈ Или должен тянуть его за уши всю жизнь⁈ — удивился я. — Не маленький, пусть сам о себе позаботится.
Алиса выхлопотала у Ренье Третьего должность для брата. Князь сейчас добрый. У него двадцать третьего января родилась дочь Каролина. Уже хоть какая-то наследница есть. По договору с Францией, если в Монако не будет прямых наследников рода Гримальди, княжество прекратит свое существование. Теперь Серж Леруа перекладывает бумажки в отделе коммунального хозяйства. Это хуже по деньгам и понтам, чем быть директором двух компаний, но тоже ненапряжно и никакой ответственности.
Весной до Монако добралась комедия «Крестная мать». В США фильм прошел очень хорошо, принес прибыль. Сейчас делает чёс по Западной Европе, где тоже неплохие сборы. Литературный агент написал мне, что киностудия желает еще что-нибудь в таком же духе.
Пережевывать ту же тему мне было скучно, поэтому написал другой сценарий «Тень киллера». Заодно подсказал режиссеру Куросаве название культового фильма. В моем главный герой был типичным американским лузером, эталонным великовозрастным маменькиным сынком, недотёпой, которой умудряется испортить даже то, что невозможно в принципе. Матерый наемный убийца предлагает ему за довольно скромную плату проверить явку, подозревая, что там засада. Исполнитель, как положено, портит всё. В результате тот, кто его послал, погибает, а недотепе достается по наследству чемодан с оружием и репутация отменного киллера, которую приходится поддерживать, чтобы не погибнуть. Как ни странно, ему удается выйти сухим из воды и даже сбежать с красавицей и кучей денег. В общем, в фильме осуществляются мечты всех лузеров, которые составляют большую часть американского общества, хотя пиндосы старательно пытаются убедить весь мир, что они нация победителей. В Голливуде они точно побеждают всегда и всех. Поэтому и штампуют такие фильмы, чтобы ублажить комплекс неполноценности. Вот в русских фильмах очень часто анхэппи энд. Кому чего не хватает, тот о том и снимает.
У меня были большие сомнения, что эта тема заинтересует американские киностудии. Не нравится им жутко, когда тыкают мордой в их любимый bull shit (навоз). Поэтому, когда «Коламбия пикчерс» отказалась от сценария, не удивился. Если не пройдет в Пиндостане, предложу английскому продюсеру Стивену Сэмпсону. У меня хорошая деловая репутация у английских кинобизнесменов, а там это очень важно. Ждал, когда литературный агент откажется от сценария. Не получилось. Арнольд Гинзбург умудрился втюхать «Тень киллера» киностудии «Метро-Голдвин-Маер» за тридцать тысяч долларов. Оказывается, они таки сняли фильм «Последняя пуля», и он именно сейчас делает хорошие сборы. Так что я для них проверенный сценарист, который немного эксцентричен, но борозду не портит.
174
В ноябре, за месяц до своего зачатия, я застраховал жизнь на сто тысяч долларов. Черт его знает, может, исчезну именно в этот момент. Не сподобился. После чего немного успокоился. Вдруг и в день рождения пронесет⁈ Когда был в Японии, получилась ведь накладка, какое-то время одновременно был там и в Голландии. В тот раз места моего обитания разделяло море. Я подумал, что можно будет повторить, перебравшись, допустим, в США. От СССР меня будет отделять целый океан. Глядишь, поживу еще в этой эпохе. Поселюсь в Калифорнии, перетащу туда семью, заведу какой-нибудь бизнес или плотно займусь киносценариями. Хотя, если честно, мне стало скучно. Не создан я для тихой, спокойной, семейной жизни, даже обеспеченной. Не умею беситься с жиру, а без этого богатство не в кайф.
Четырнадцатого марта тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года у четы Гримальди родился сын Альбер Александр Луи Пьер, наследник княжеского титула. Грейс Келли, она же княгиня Монако, свою главную задачу выполнила. Подданные облегченно вздохнули. А я подумал, что в стране появился Александр. Это имя здесь большая редкость. Значит, второму пора сваливать.
До дня моего рождения осталось чуть более полугода. Мне вдруг стало жаль расстаться с Алисой. Приевшиеся постельные развлечения заиграли новыми красками. Жена сразу насторожилась. Если муж вдруг начал вести себя не так, значит, завел любовницу.
— У меня нехорошее предчувствие, что скоро расстанемся, — попытался я успокоить и сделал вывод, что лучше бы любовницу завел.
— Тебя надо лечь в больницу на обследование, — потребовала Алиса.
— Отстань, со здоровьем все в порядке, — отбился я. — Мне кажется, что скоро что-то случится другое, пока не знаю, что.
— Поэтому ты и застраховался? — задала она вопрос.
Я был уверен, что не знает об этом. По крайней мере, в страховом агентстве заверили, что не проболтаются моей жене. В деревне Монако секретам негде спрятаться.
— Да, — подтвердил я. — И написал подробнейшее завещание. Делай все четко, как там указано, и ни в коем случае не подпускай к деньгам своего братца, иначе пустишь наших детей по миру.
Впрочем, сделать это она вряд ли сможет. В завещании четко расписано до две тысячи двенадцатого года, кто сколько будет получать и что имеет право делать. При всем желании и старании просрать быстро всё не получится. Что-то должно достаться внукам и даже правнукам, если такие появятся. Сомневаюсь, что так долго проживет ее братец.
— Не пугай меня и не приплетай к этому Сержа! — потребовала она.
Я не стал переводить разговор в ссору. Постараюсь расстаться на хорошей ноте.
Я написал Боре Штейну, что собираюсь приехать в США. Он все еще вице-президент компании «Доу кэмикал». Несколько раз порывался уволиться и завести свой бизнес, но так и не решился. Все-таки становление его прошло в СССР, где частная деловая инициатива уголовно наказуема. Впрочем, он и наемным работником имел больше, чем многие владельцы собственного бизнеса. В ответ он написал, что давно ждет меня, что есть интересные «нью-йоркские» варианты, то есть сейфы для потрошения. Всё ему мало! Или, как и мне, скучно жить. Прилечу, посмотрим, что там к чему. Глядишь, сработаем вдвоем и станем чуточку богаче.
В начале июля в Москве проходил Четырнадцатый чемпионат мира по художественной гимнастике. Вместе с командой Франции туда поехал представитель Монако Карл Бассет, чтобы посмотреть, как проводятся подобные мероприятия. Князь Ренье мечтал заманить какой-нибудь из следующих чемпионатов в свою страну. Мужик был несостоявшимся автогонщиком, не трусливый. Я попросил его выполнить просьбу одного моего русского друга, который хотел связаться со своими родственниками в СССР. Боря Штейн написал письмо жене и детям, не упоминая никаких имен, только сообщив, что жив и здоров, и указав свой адрес в США для ответа. Вдруг кто-нибудь из его детей сможет переправить маляву? В СССР сейчас хрущевская «оттепель», разоблачен культ Сталина, не сажают за знакомство с иностранцами. Или вырвутся якобы в Израиль, а сами отправятся к богатому папаше в штат Монтана. Карлу Бассету объяснил, что надо купить несколько конвертов на Главпочтамте в Москве, простых и для отправки заграницу. Якобы для князя, который коллекционирует марки, на одном простом написать адреса на русском языке, вложить в него лист с текстом и вкинуть в почтовый ящик, который стоит в зале, вместе с другими с монакским адресом, чтобы не видно было, сколько их всего. Наверняка ящик выпотрошат и проверят. Глядишь, не обратят внимания на письмо с русским адресом, проскочит.
Вернувшись через неделю, Карл Бассет заверил, что сделал все, как я говорил. Получилось или нет, узнаем не скоро, если вообще узнаем. Письма, отправленные князю, добрались благополучно. В его коллекцию добавились советские марки, негашеные и гашеные.
175
Два года назад я узнал, что все еще существует английский журнал «Международный полет». Покупал его время от времени еще до революции и в эмиграции. Был уверен, что это издание не пережило Вторую мировую войну, но случайно увидел в аэропорту Канны. Связался с ними, подписался. Номера присылают мне авиапочтой. В журнале много всякой информации, связанной с авиацией, включая объявления от работодателей и резюме летчиков. В том числе появляются предложения перегнать частный самолет из пункта А в пункт Б. Иногда маршруты бывают очень стрёмные, типа через океан с подвесными баками для топлива, что частенько заканчивается бесследным исчезновением самолета и летчика. Зато оплата приличная, хватит на несколько месяцев сытой жизни.
Некоторые пилоты делятся впечатлениями о таких перелетах и дают дельные советы коллегам. В одной статье описывался маршрут перегона небольшого частного самолета из Европы в США с запасом топлива на тысячу четыреста километров. Уик (Шотландия) — Рейкьявик (Исландия) — Нарсарсуак (Гренландия) — Гус-Бей (Канада) — Галифакс — Нью-Йорк. Самый длинный перегон — третий, тысяча двести пятьдесят километров. У моего «Кентавра» запаса хватало на тысячу двести километров, а с двумя подвесными баками — на тысячу шестьсот пятьдесят. Топливные баки похожи на авиабомбы и подвешиваются на те же крепления. Топливо из них используется в первую очередь, так что можно сбросить пустые, увеличив дальность полета километров на пятьдесят, благодаря подросшей скорости.
Жене сказал, что лечу в США по делу. У компании «Доу кэмикал», акционером которой являюсь, есть для меня очень интересное предложение. Пока не буду говорить, чтобы не сглазить. Если срастется, она с детьми тоже приедет туда. Алиса видела, что в последнее время я получил несколько писем из Америки. Что в них было, не знает, потому что я по прочтению сжигал. Незачем ей знать, что муж — бывший «совок» и действующий «медвежатник». Алисе очень хочется пожить в США. Ее подруги, выжившие после того, как узнали, что она вышла замуж за богатого американского сценариста, точно вымрут от зависти после ее отъезда туда. Так что отнеслась к моему отлету спокойно. Разве что удивилась, что так мало денег и вещей беру с собой. Сказал, что собираюсь продать самолет в США и позже купить новый турбореактивный.
Такие планы у меня, действительно, были, если задержусь в этой эпохе. На самом деле я обирался разжиться деньгами в Нью-Йорке. Мы договорились с Борей Штейном встретиться там и вскрыть пару сейфов с «темной» наличкой, в одном случае используемой на взятки, а во втором — для скрытой помощи на выборах. Обращаться в полицию ни те, ни другие не будут. Я позвоню по прибытию, Боря прилетит в командировку на несколько дней — и провернем операции по перераспределению денежных средств. После чего я полечу в Калифорнию, чтобы быть поближе к Голливуду. Да и климат там нравится. Холодное Калифорнийское течение прибивает жару летом, а зимой наоборот подогревает. Может быть, замучу там какой-нибудь химический завод совместно с «Доу кэмикал». Благодаря мне, они уже дважды нехило заработали, так что приготовились рискнуть и в третий, уже дали предварительное согласие.
В полвосьмого утра я приехал в аэропорт Канны на «роллс-ройсе» с водителем. Свою машину продал. Иначе перейдет бесплатно к Сержу Леруа. Не нравится мне шурин, ничего не могу с собой поделать. Запасные баки были подвешены и заполнены топливом. Я разместил в кабине нехитрое барахлишко, включая спасательный жилет, аварийный набор, швейцарский складной армейский нож и сагайдак с луком и колчаном. Стрелы алюминиевые с искусственным оперением и разными специальными наконечниками: охотничьими на крупных животных и мелкую птицу, срезнями против веревок, игольчатыми для кольчуг и бронебойными для панцирей на тот случай, если попаду в прошлое. Немного еды, воды и презервативов на тот случай, если в полете сильно придавит отлить.
Застоявшийся «Кентавр» загудел радостно, когда я запустил двигатель. Прогрев малость, запросил добро на взлет. Полоса была чистая. Трафик в аэропорту пока слабенький. Оторвавшись от земли, пролетел над Монако, покачав крыльями. Вроде бы кто-то стоял во дворе моего дома и махал в ответ. Стало очень грустно.
176
Перелет до Лилля занял менее полутора часов. Запрашивая разрешение на посадку, сообщил, что на дозаправку, поэтому бензовоз подъехал минут черед десять после того, как я заглушил двигатель. Сходил оплатил стоянку и топливо. Когда вернулся, водитель бензовоза уже укладывал шланг на специальные крюки вдоль борта машины.
Еще час пятнадцать полета — и я в Уике. Это маленький рыбацкий городишко на севере Шотландии на берегу Северного моря. Проходил мимо него в разные эпохи на разных судах (кораблях). В последнее время здесь появилась дополнительная работы — обслуживать малую авиацию, желающую пересечь Атлантику. Самолет заправили, я расплатился фунтами стерлингов и полетел дальше.
До Рейкьявика тысяча двести километров. При средней скорости шестьсот в час долечу за два. Сбиться с пути и пролететь мимо острова Исландия трудно. У меня установлены новый гирополукомпас и радиопеленгатор. Сейчас появилось много радиомаяков. Разве что все приборы откажут, но я смогу ориентироваться по солнцу, пеленг на которое контролирую постоянно.
Рейкьявик с тысяча девятьсот сорок четвертого года столица независимого государства Исландия. Во время войны здесь была перевалочная база, через которую шло снабжение союзников США. Сейчас это тихий сонный аэропорт с бетонной взлетной полосой. Мне дали добро на посадку и через полчаса подогнали бункеровщик. Пока он заполнял баки, я сходил в пассажирский терминал, где в небольшом баре дернул рюмку бреннивина (местная картофельная водка), съел пару бутербродов с лифрапилсом — местной ливерной колбасой, которая сильно отличается от континентальной, запивая скиром — типа густого кислого йогурта — с черникой. Общался с барменом — краснолицым блондином лет тридцати трех — на языке даннов-викингов. В Исландии до сих пор говорят на нем. История здесь придремала.
— Откуда знаешь наш язык? — полюбопытствовал бармен.
— До того, как стать летчиком, учился на историка, специализировался на викингах, — соврал я.
— Эх, славные были времена! — мечтательно произнес он.
Я посмотрел на этого хомячка и подумал, сколько бы минут он протянул, оказавшись в отряде викингов? Наверное, сделали бы рабом и днем использовали на кухне, а ночью…
До Нарсарсуака еще тысяча двести километров и два часа полета. Это военная авиабаза в южной части Гренландии, построенная США во время войны. В журнале «Международный полет» писали, что ее собираются закрыть, потому что появилась дозаправка в воздухе. Диспетчера пришлось вызывать несколько раз. Ответил только после того, как я нарезал круг на малой высоте над аэродромом. Заход на посадку там опасный, по узкому фьорду. Впрочем, для маленького истребителя места было достаточно. Топливозаправщик тоже пришлось ждать с час. Здесь никто никуда не спешил. Такое впечатление, что до сих пор не оттаяли после полярной зимы, хотя уже следующая близко.
До канадской военной авиабазы Гус Бей тысяча двести пятьдесят километров. Погода нормальная, полет отличный. Через два часа я уже заходил на посадку на одну из трех бетонных полос. Здесь жизнь кипит. Говорят, на базе разместили ядерное оружие. При посадке заметил, что строят еще какое-то подземное здание, судя по глубине вырытой ямы. Диспетчер понятия не имел, где находится страна Монако, но сразу успокоился, когда я сказал, что гражданин США перегоняет самолет, который по прилету будет перерегистрирован под американским флагом. Заправили меня быстро, поэтому только размялся прямо на стоянке, пробежавшись и сделав комплекс упражнений.
В Галифаксе гражданские самолеты тоже садятся на военно-воздушной базе, в которую со времен войны превратился местный аэродром. Сейчас строят новый гражданский, но до окончания еще далеко. Уже стемнело, и я чертовски устал, поэтому собирался переночевать здесь, но поблизости не было отелей. К тому же, оставалось преодолеть всего девятьсот шестьдесят километров, меньше двух часов полета, и буду на месте.
Перелет прошел прекрасно, если не считать, что пару раз засыпал ненадолго. Автопилот держал курс, так что не опасно. Проблемы начались в аэропорту Нью-Йорка. Он теперь в другом месте, наискось от старого, на северо-западном берегу залива Ямайка. Открылся года за полтора до моего отбытия из США и получил название Айдлуайлд. В будущем станет международным имени Джона Кеннеди. Раньше был на нем только в качестве пассажира «боинга», следовавшего по маршруту «Москва-Нью-Йорк», делал пересадку на рейс до Нового Орлеана, куда летел на замену капитану контейнеровоза.
Диспетчер ответил сразу, сообщил, что взлетная полоса свободна, огни включены, дал добро на посадку и предупредил, что у земли сильный боковой ветер. Только вот огней было до чертовой матери. Разобраться, какие именно те, что мне нужны, оказалось не просто. У меня мизерный налет ночью. Обычно это были посадки на аэродром Остина, который я знал, как свои пять пальцев. Он был в стороне от города, да и столица Техаса не ровня Нью-Йорку по размеру и количеству самых разных огней.
Я вроде бы определил, где находится взлетная полоса, и, выпустив шасси, пошел на посадку. Мне казалось, что все идет хорошо, до земли оставалась самая малость. Вдруг налетел сильный порыв ветра справа, самолет наклонился и черпнул воду левым крылом. Я попробовал выровнять — и почувствовал, что шасси погрузились в океан. «Кентавр» начал проседать всё глубже и резко терять скорость. Я попробовал взлететь, но тут и пропеллер оказался в воде, залив брызгами лобовой стекло. Остановив двигатель, я открыл фонарь кабины, мигом натянул спасательный жилет, перекинул через плечо ремни сагайдака и сумки с остальным барахлом. Самолет продолжал, теряя скорость, двигаться вперед и при этом погружаться. Я выбрался на левое крыло, которое сразу накренилось, уйдя под воду, дождался, когда «Кентавр» перестанет двигаться вперед, оттолкнулся и поплыл к берегу, который казался совсем рядом, но многочисленные разноцветные огни на нем вдруг исчезли. Надеюсь, их просто скрывает от меня высокий берег.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги