Лида.
– Мерзавка! Так это ты ходила к ней? – вопит Елена Васильевна, упирая руки в бока.
– Я. И я рада, что не отказалась от расследования. Не опустила руки, не испугалась… Вы чудовище, мама. Немедленно отпустите Таисию! Я записала разговор, а запись оправила всем! Теперь вам не отвертеться!
– Антон, оставь ее, – кричит она, повернувшись. – А ты, дрянь, зря думаешь, что победила, – шипит, наступая на меня. – Я отовсюду тебя достану, я…
– Это вы убили Ларису, да? Она узнала вашу тайну и хотела ее обнародовать? – пытаюсь отвлечь свекровь разговорами.
Господи… Никогда еще я не испытывала такого страха… Она по-настоящему опасна. Обезумевшая от чувства собственной непогрешимости и власти. Змея, притворившаяся кроликом…
Как она могла столько лет носить это в себе? Лечить людей, улыбаться близким… Трогать кровавыми руками моего сына…
– Нет, милая Лидочка. Счастливый случай мне помог. Ларочка поскользнулась, а потом ей на голову случайно упал садовый гном. Аха-ха! Мне ничего не пришлось делать. Но сейчас… придется…
Она вынимает из кармана пистолет, а я… Не успеваю увернуться… Вижу бегущую мне навстречу Волошину, Антона Олеговича, кричащего и размахивающего руками.
Будто сквозь вату слышу крик Тимура…
– Лида-а! Не-ет!
На белой ткани моей толстовки расползается красное пятно. Ноги слабеют. Я хватаю воздух ртом, оседая на землю… Вижу тонкий луч солнца, подмигивающий мне из-за плотной, серой тучи… Он прячется, а потом доверчиво мелькает, безуспешно пытаясь разогнать тьму.
Усилием воли держусь за сознание, однако оно стремительно ускользает.
– Лида! Лидочка, родная… Держись, – шепчет Тимур, прижимая к моему плечу свою футболку.
Я пытаюсь что-то сказать, но из горла вылетают нечленораздельные хрипы.
Ищу его взгляда. Цепляюсь за него, как за якорь.
Тимур голый до пояса, испачканный моей кровью…
– Я лейтенант Рогозин, участковый, – склоняется надо мной незнакомый мужчина в форме. – Вы меня слышите? Скорая скоро приедет, потерпите.
– Не закрывай глаза, родная… Лидочка, я люблю тебя, слышишь? Очень люблю, – шепчет Тим, поглаживая мои щеки. – Не уходи…
Ну вот, начались галлюцинации… Прикрываю глаза, проваливаясь в черный колодец бессознательности… Не могу больше бороться. Устала.
В груди нестерпимо печет. Кажется, боль завладела всем моим существом…
Мыслей не остается… В мозгу пустота, туман… Единственное, что я чувствую – пульсирующую боль… Даже паника отступает.
Не понимаю, сколько проходит времени – минута или вечность… Разлепляю глаза, замечая будто сквозь тусклое стекло потолочные светильники палаты. Писк приборов нарушает тишину. Пытаюсь пошевелить руками, но запястья фиксируют бинты…
– Лидочка, очнулась, – сипит Тимур, вскакивая с кресла.
Значит, он был здесь? Заснул, устав сидеть возле моего неподвижного тела?
– Тим… Тима…
– Лидуся, ты нас так напугала. Любимая… Я тебя так люблю, Лид. Я дурак, что раньше не говорил тебе. Все подходящего случая ждал…
– А я думала, мне твое признание привиделось? Тим… Что со мной случилось?
– Она тебя ранила в плечо. Тебя три часа оперировали. Лида… – голос Тимура срывается. Он освобождает мои руки и тотчас притягивает к груди.
– Ничего не помню. А мама как? Ты сообщил?
– В коридоре все. Мама, Мариша и Ванюшка. Не волнуйся, теперь ты будешь единственным опекуном Вани. Елена Васильевна и Антон Олегович задержаны. Таисия дает признательные показания.
– Что было, Тимур? Как погибла Лариса?
– Вадим обещал рассказать подробности. Ее не выпустят из СИЗО. Все кончено, Лид… Мы победили, понимаешь? Добились правды и справедливости. Теперь им не отвертеться.
– Рост ведь не виновен ни в чем? – слабым голосом произношу я. – Значит, он продолжит опекать Ваню.
– Еще как виновен. Он подговорил своего товарища сделать липовый отчет о смерти Ларисы. Думаю, Елена Васильевна оставила ее умирать, а чтобы добить…
– Не повторяй, Тим. Я слышала по случайно упавшую садовую фигуру… Ларисе просто не повезло.
– Он догадывался, что мать причастна. Но ему была выгодна смерть жены. Лариса хотела отсудить квартиру на Рокоссовского.
Слезы против воли текут по моему лицу… Неужели, все это происходит со мной? Это правда? Я свободна теперь… Независима, любима, желанна?
Видит бог, ради такого счастья я бы снова прошла через все это…
Мне хочется зарыться в подушку и плакать… Не могу я сразу столько чувств в себя вместить.
– Лидочка… Милая моя, родная… Я попрошу Вадима оградить тебя от всего этого… Не хочу, чтобы ты вновь переживала это, – шепчет Тимур, поглаживая меня по волосам.
– Нет уж, Тим… Я, можно сказать, ключевой свидетель. Я записала разговор Елены с Таисией.
– Правда? Надо обязательно рассказать об этом следаку.
– Расскажу. Не хочу лежать здесь, Тим… Домой хочу.
– Домой – это куда? – хитро спрашивает он.
– К тебе. В твою квартиру. Я давно считаю ее домом…
– Так это значит «да»? – протягивает он, целуя мою прохладную кисть. – Выйдешь за меня, Лида? Не из-за Мариши… И не из-за Ванечки… И не из-за…
– Лютика и мамы, и… – улыбаюсь я, смахивая выступившие слезы.
– А только потому, что я люблю тебя… Всем сердцем люблю, Лид.
– Выйду, Тим. Потому что и я люблю тебя… И очень давно. Наверное, со дня нашей первой встречи…
Он обнимает меня, опасаясь задеть провода… Гладит по волосам, целует в лоб и щеки. Опаляет взволнованным дыханием шею, щедро делясь со мной порцией дрожи…
А мне взлететь хочется… Парить над миром и кричать во все горло, как мне хорошо. Наверное, только любовь может поднять человека над землей…
Дарит крылья…
– Ты вернула мне их, Лид, – шепчет Тим, ища моего взгляда. – Крылья, которые у меня забрали. Украли или срезали, я так и не понял… Но я жил без них. Дышал, что-то делал, работал, ел и пил… О них напоминали ноющие раны под лопатками.
– Тим, а ты говоришь, что мне надо писать книги! Ты и сам хоть куда. И ты мне их вернул, Тимур. Или подарил… Потому что, кажется, до тебя у меня их не было…