Куба. Страницы истории

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДНАЯ КУБА!»

В начале 60-х годов XIX в. на Кубе все острее ощущали перемены, которые происходили в Америке и Европе, Однако мало что изменилось к тому времени на самом острове. С необычайным упорством Испания сохраняла там жестокий и архаичный колониальный режим. Как и в былые времена, вся полнота власти сосредоточивалась в руках генерал-капитана, местные уроженцы практически не пользовались гражданскими правами. Корона продолжала извлекать из эксплуатации острова баснословные барыши, не заботясь при этом об экономических интересах кубинцев.

Наиболее состоятельная их часть, особенно землевладельцы, все больше убеждалась в невозможности разрешить с помощью метрополии обостряющееся противоречие между вступившим в стадию кризиса рабовладением и сулящим куда большие доходы, набирающим силы капитализмом. Отсюда, как справедливо отмечает современный историк Оскар Пино-Сантос, «стало расти противоречие между землевладельцами и метрополией»^{34}.

К тому же торговая политика Испании искусственно сужала торговлю Кубы с другими странами, лишала нарождающуюся кубинскую буржуазию возможности накопления капитала, дальнейших инвестиций (капиталовложений) в сахарное производство, которое в 1860 г. выросло почти в 6 раз по сравнению с концом 20-х годов^{35}.

И все же ничто не могло остановить объективного хода истории: капитализм, хотя медленно и неуверенно, прокладывал дорогу и на Кубе. Развитие капиталистических отношений поставило вопрос о рынке свободного труда, ибо все больше и больше появлялось предприятий и мастерских, использовавших наемный свободный труд.

Наивысшей концентрацией рабочей силы отличались табачные фабрики. В этой отрасли промышленности наиболее быстрыми темпами шел процесс формирования рабочего класса. Не случайно именно там зародились первые кубинские рабочие организации. В октябре 1865 г. по инициативе рабочих гаванской табачной фабрики вышла в свет еженедельная пролетарская газета «Аурора», годом позже возникла Ассоциация табачников Гаваны.

Однако рабочее движение в те годы еще не могло взять на себя решение таких крупных политических задач, как борьба за независимость Кубы. На политической арене появились иные силы — выходцы из среды землевладельцев, главным образом из центральных и восточных провинций острова, «где независимые крестьяне были более многочисленны, а рабский труд имел несравненно меньшее экономическое значение»^{36}.

Правда, основная часть состоятельных землевладельцев, недовольная существовавшим порядком, при котором ущемлялись их права, сосредоточила свои усилия на проведении реформ. Главные свои требования реформисты 60-х годов изложили в 1865 г. в направленной в Мадрид петиции: замена таможенных пошлин шестипроцентным подоходным налогом, предоставление населению острова равных прав с жителями метрополии (иначе говоря, речь шла о том, чтобы Куба рассматривалась как одна из провинций Испании, а не как колония); отмена рабства с выплатой рабовладельцам компенсации за каждого раба; содействие иммиграции на Кубу белого населения. Однако метрополия ничего не сделала для удовлетворения указанных выше требований. Мало того, в качестве генерал-капитана она направила на остров реакционера и самодура Ф. Лерсунди, объявившего открытую войну любым проявлениям либерализма.

И без того тяжелое положение на острове усугубил экономический кризис, разразившийся в Европе и США в 1866 г. Он вызвал на Кубе волну банкротств, заметно парализовал экономическую жизнь, ухудшил положение трудящихся масс. На острове усилились антииспанские настроения, общее недовольство.

В этих условиях в августе 1867 г. группа крупных землевладельцев и видных адвокатов принимает решение начать подготовку к вооруженному выступлению против колониальных властей. Год спустя они собираются вновь, чтобы уточнить дату восстания. Консервативная часть заговорщиков предлагает выждать до изыскания дополнительных средств на покупку оружия. Наиболее радикально настроенные участники собрания во главе с адвокатом и землевладельцем Карлосом Мануэлем де Сеспедесом^{37}настаивают на немедленном выступлении. В результате ряда отсрочек и переговоров восстание переносится на 14 октября 1868 г. Но власти узнают о заговоре. Чтобы опередить их действия, Сеспедес 10 октября поднимает в своем имении «Демахагуа» знамя освободительной борьбы и бросает клич: «Вива Куба либре!» («Да здравствует свободная Куба!»).

В тот же день он обратился к кубинцам с манифестом, в котором вскрыл соотечественникам и всему миру причины и неизбежность выступления патриотов. Правда, стремясь заручиться материальной поддержкой крупных плантаторов-рабовладельцев, Сеспедес не решился оттолкнуть их радикальными лозунгами. Поэтому требования, выдвигавшиеся в манифесте, носили весьма умеренный характер. В частности, в очень робкой форме излагалась идея постепенного освобождения рабов за выкуп, несмотря на то, что сам Сеспедес незамедлительно освободил своих немногочисленных рабов.

На следующий день в имение Сеспедеса потянулись все, кто хотел выступить за свободу родины. Постепенно формировалась Освободительная армия, основной костяк которой состоял из крестьян, рабов, ремесленников, мелкой буржуазии. Прилив новых повстанцев усилился после попытки отряда Сеспедеса штурмом взять населенный пункт Яра. Этот бой, несмотря на поражение патриотов, возвестил о начале борьбы против испанцев. Позднее повстанцы стали одерживать одну победу за другой. В немалой степени этому способствовали влившиеся в ряды кубинских инсургентов — повстанцев — опытные военные: доминиканцы Максимо Гомес^{38}, братья Маркано и др.

18 октября в результате осады капитулировал важный центр в провинции Орьенте — город Баямо^{39}, ставший столицей повстанцев. В этом городе было создано правительство «Свободной Кубы», возглавил его Карлос Мануэль де Сеспедес. Одержанные победы помогли решить острейшую проблему оружия: колониальные войска, отступая, бросали на поле боя огромное количество военного снаряжения.

Постепенно возникали все новые очаги освободительной войны. В ноябре поднялись на борьбу патриоты провинции Камагуэй под руководством Игнасио Аграмонте^{40}. Он возглавил созданный повстанцами орган — Ассамблею представителей Центра, политическая программа которого отличалась большей прогрессивностью, нежели предложенная Сеспедесом. В частности, она содержала требование безоговорочной отмены рабства. В известной степени это объяснялось тем, что в Камагуэе, районе в основном скотоводческом, было менее заметным влияние крупных плантаторов-рабовладельцев.

Прогрессивность программы Аграмонте и его соратников выражалась также и в их требовании приступить к незамедлительной перестройке всех колониальных институтов, к созданию республики. Разногласия по программным вопросам между патриотами Центра и Орьенте, как отмечал Ф. Кастро, «бесспорно оказали влияние на весь последующий ход событий»^{41}.

Вместе с тем и сторонники менее радикального крыла во главе с Сеспедесом отдавали себе отчет в том, что, только сочетая борьбу против колониального господства с борьбой за отмену рабства, можно рассчитывать на серьезную поддержку со стороны широких трудящихся масс. Поэтому уже в декабре 1868 г. Сеспедес подписывает Декрет о рабстве, который, хотя и не отменял институт рабства как таковой, предоставлял свободу многим категориям невольников, принимавших участие в освободительной борьбе (принадлежавших «врагам родины и революции»; проживавших в труднодоступных районах острова и признававших революционное правительство и др.).

Подобные меры, бесспорно, значительно расширяли социальную базу национально-освободительной войны, представлявшей собой своеобразную форму антиколониальной буржуазно-демократической революции.

Напуганные размахом движения, испанские власти направили в Орьенте 3 тыс. солдат под командованием графа Бальмаседы, известного своим изуверством. Не в силах противостоять испанцам повстанцы оставили Баямо, предав его огню.

Бальмаседа развернул карательные операции на территории всего восточного района острова. Повстанцы перешли к партизанским действиям, укрываясь в труднодоступных местах.

В таких условиях тем более было необходимо единство революционных сил. И представители всех восставших районов приняли решение собраться в апреле 1869 г. в Гуаймаро, где выработали первую конституцию Республики Куба. Она декларировала буржуазно-демократические свободы, объявляла всех граждан республики, в том числе и негров-рабов, свободными.

Карлос Мануэль де Сеспедес был назначен первым президентом Кубинской республики, генерал Мануэль де Кесада — главнокомандующим. Конституционная ассамблея в Гуаймаро в значительной мере содействовала радикализации освободительной борьбы.

Это вызвало ответную реакцию колонизаторов. Испания быстрыми темпами продолжала наращивать свои силы на острове (за 10 лет войны ее армия выросла с 13 тыс. до 250 тыс., Освободительная же армия на протяжении всего периода не превышала 10 тыс. человек)^{42}. К численному превосходству добавлялись политика террора и преследований, проводимая властями. Генерал-капитан издал приказ, согласно которому каждый человек, оказавший какую-либо помощь повстанцам (включая моральную поддержку), независимо от профессии и своего положения — «врач, адвокат, журналист или учитель должен быть расстрелян на месте преступления»^{43}. Стали обычным явлением аресты, высылка, казни.

Своего апогея эта политика достигла в ноябре 1871 г., когда Кубу потрясла кровавая расправа, учиненная над ни в чем не повинными студентами-медиками Гаванского университета. Восемь юношей первокурсников были расстреляны по ложному обвинению, не имея никакого отношения к военным действиям повстанцев.

Поднятию боевого духа патриотов несколько способствовала мужественная акция И. Аграмонте, который во главе небольшого отряда в 35 человек совершил нападение на огромную испанскую колонну и отбил захваченного в плен генерала-патриота X. Сангили. В конце 1871 — начале 1872 г. в боях проявились полководческие способности Антонио Масео^{44}. Много значительных побед одержали и войска под командованием Максимо Гомеса, назначенного на место погибшего Аграмонте в Камагуэй. Эти победы позволили Гомесу преодолеть линию испанских укреплений («троча»), преграждавшую доступ повстанцам в центральные провинции. Только отсутствие единства в рядах патриотов и отмеченные выше разногласия не позволили Освободительной армии развить наступление до Гаваны. Сказалась здесь и недружественная позиция США в отношении воюющей республики, которые, вопреки ожиданиям президента Кубы, так и не прислали ей необходимого оружия. Кроме того, значительная часть территории острова осталась в стороне от освободительной борьбы. Это обстоятельство, а также постоянные внутренние распри рождали в лагере повстанцев пораженческие настроения, несмотря на многие их победы.

В свою очередь в Испании усилились требования прекратить затянувшееся кровопролитие на Кубе. Короне пришлось перейти к иным действиям и тактике.

Новый генерал-капитан Кубы, хитрый и вероломный Мартинес Кампос, приступил к умиротворению острова. Его парламентеры умело использовали непоследовательность и колебания стоявших во главе освободительной борьбы землевладельцев, многие из которых охотно пошли на переговоры с испанцами. Именно под давлением колеблющихся элементов правительство «Свободной Кубы» согласилось обсудить вопрос о заключении мира с Мартинесом Кампосом. Однако последний отказался предоставить острову независимость, что, в силу действовавших на освобожденной территории законов, не позволяло вести переговоры о мире. Поэтому взамен ушедшего в отставку президента и распущенной палаты представителей был создан так называемый Комитет Центра из семи человек.

Представители Комитета заключили в местечке Санхон 10 февраля 1878 г. с Мартинесом Кампосом печально известный Санхонский пакт, согласно которому предусматривались прекращение вооруженной борьбы, всеобщая амнистия, реформы по управлению островом, освобождение рабов, принимавших участие в войне. Пакт содержал также и ряд секретных статей, в одной из которых фиксировалось распределение выданных испанским правительством 5 млн. песо золотом «среди соединений, согласившихся на капитуляцию»^{45}.

Но даже подписание этого пакта свидетельствовало о своеобразной моральной победе кубинцев, ибо испанцы признали повстанцев воюющей стороной (а не просто «мятежниками» без всяких прав).

Вместе с тем возможности для борьбы не были исчерпаны, и наиболее революционно настроенные патриоты во главе с Антонио Масео расценили пакт как недостойную сделку. Они настаивали на продолжении борьбы.

Такую же позицию занял А. Масео и на встрече с М. Кампосом в Барагуа (Орьенте) 15 марта 1878 г., состоявшейся по инициативе генерал-капитана, считавшего, что «у этого Масео ключ к подлинному миру»^{46}. Лидер повстанцев опротестовал Санхонский пакт и сообщил решение революционных сил Орьенте сражаться до безоговорочного признания независимости Кубы. Антонио Масео, «отвергнув идею прекращения огня и заключения мира без независимости, — говорил Ф. Кастро, — стал символом непокоренного духа и неистребимой воли к борьбе нашего народа, провозгласив бессмертный Протест под Барагуа»^{47}.

Однако продолжить военные действия не удалось. Этому помешал целый ряд причин: уже упоминавшиеся колебания многих руководителей повстанцев; политика кнута и пряника, проводившаяся Мартинесом Кампосом; позиция США, так и не пожелавших признать Кубинскую республику и всеми мерами препятствовавших отправке на остров экспедиций с оружием; усталость от многолетней войны и разорение, которые ощущались повсюду. В середине 1878 г. повстанцы сложили оружие.

Но последующие годы явились лишь передышкой перед новыми боями.

Десятилетняя война 1868–1878 гг. сыграла видную роль в кубинской истории, она стала отправной точкой для всей освободительной борьбы кубинцев, пробудила в них чувство патриотизма, способствовала формированию и консолидации кубинской нации.

Основная тяжесть в войне пала на плечи бедных слоев народа, отстаивавших не только независимость родины, но и право на лучшую жизнь, на жизнь без рабства, эксплуатации и нищеты.

Благодаря Десятилетней войне в 1886 г. на острове было отменено рабство. Таким образом, и Куба, последней из испапоязычных стран Западного полушария, покончила с этим позорным институтом.

Следует сказать еще и о таком важном обстоятельстве: в ходе справедливой для кубинского народа войны отрабатывались тактика, приемы и методы борьбы, выковывались кадры, необходимые для достижения будущих побед.

Наконец, произошли некоторые позитивные изменения в политической и административной системе, господствовавшей на Кубе. Был несколько либерализован режим чрезвычайных полномочий генерал-капитана, жители острова получили право иметь политические партии, издавать газеты, книги, получили доступ к участию в судопроизводстве и местных органах власти (правда, правом избирательного голоса могли воспользоваться лишь 4 % жителей кубинского происхождения).

Главный же итог Десятилетней войны заключался в том, что она, бесспорно, значительно подорвала устои колониального режима и содействовала решению объективно поставленной задачи — коренного изменения социально-экономической структуры страны и ее переводу на капиталистические рельсы.

Десятилетняя война получила широкий отзвук за пределами Кубы. Выше уже говорилось о реакции на нее правящих кругов США. Совершенно иную позицию заняли молодые латиноамериканские республики. Правительства восьми из них не только признали Кубинскую республику, но и оказали ей материальную поддержку. Многие граждане стран Латинской Америки отправлялись на Кубу, чтобы сражаться за ее независимость^{48}.

В 1872 г. президент Колумбии, добившись поддержки Мексики, Перу, Аргентины, Чили, Эквадора, Гватемалы и Сальвадора, предложил правительству США присоединиться к коллективному демаршу упомянутых стран, потребовавших от королевской Испании предоставления независимости Кубе. Однако Вашингтон ответил отказом. Из-за подобной позиции США провалился и другой план колумбийского президента — создание 20-тысячной армии в помощь кубинским патриотам.

В защиту независимости Кубы выступила передовая общественность во многих странах Европы. Подняли голос протеста против кровавых злодеяний испанских колонизаторов секции I Интернационала, в том числе в Испании. В одном из журналов, издававшихся в те годы в России, отмечалось: «Упорство и энергия, с которыми кубинские инсургенты отстаивают свою независимость, несмотря на постоянно прибывающие из Испании подкрепления правительственным войскам, имеют полное право на удивление и уважение»^{49}. С большим сочувствием освещал освободительную борьбу на Кубе популярный среди революционно настроенной молодежи России журнал «Дело».

В памфлете, посвященном кубинским событиям, Виктор Гюго писал: «Загнанная, окровавленная, но гордая Куба борется против свирепого гнета. Победит ли она? Несомненно». В памфлете прозвучали пророческие слова: «…прекрасная Куба, свободная и независимая, займет место среди своих благородных сестер, республик Америки»^{50}. Однако до осуществления этого пророчества было еще далеко.