Кукла колдуна

ПРОЛОГ

Белый локон проходит сквозь пальцы как нежный сливочный крем, всполох росы на мочке уха…чернильная, стрелка в уголках глаз. Она стояла перед ним. Очередное его творение. Очередная игрушка. Кукла. Совершенное создание.

Он смотрел на нее, неподвижную, застывшую, готовую исполнить любое его желание. Жженный сахар, который стал кожей на ее губах, таких же горьковато-сладких. Мягкие, плавные движения словно стекающий сыр раклет. Даже немного сарказма в характере — для него уже был выверенный рецепт: горький шоколад и щепоть острого красного перца. Всегда работает. Все было заранее предусмотрено.

Сколько их он уже создал, таких кукол? Таких разных и таких одинаковых…

Взгляд упал на стеллажи тетрадей. Несколько шкафов, содержащих самые потрепанные фолианты — путь его изысканий. И еще парочка, уже с значительно более новыми рукописями — проверенные рецепты. Сочетания ингредиентов и вкусов. Кто бы мог подумать, что у всего есть свой вкус: у цвета, эмоции, в повадках и характере, да даже у прошлого он есть.

В огромном пространстве мастерской царил привычный хаос. Здесь можно было найти все и даже больше: от обычных гастрономических изысков, вроде шафрана или редкого чая, до совсем диких сочетаний змеиного яда с нефтепродуктами. Вот покоятся остатки имбиря — в сочетании с засушенными цветами лаванды они дарили своей носительнице некую жесткую отстраненность, еще не холодность, но и не мечтательную задумчивость. Пара капель венозной крови добавляла адреналина и привязанности к ее носителю, отголоски памяти, неосознаваемые, но влияющие на реакции.

Не всем нравился этот коктейль, им бы хотелось получить одно без другого. Но увы. Некоторые вкусы слишком сложны. Он пробовал вытягивать разные минералы из крови, отделять ее состав — эффект всегда был разным, но никогда предсказуемым. Впрочем, на заказ работать мастер не любил. И мог позволить себе не делать этого. Прихоти богачей и держателей власти его и в самые тяжелые времена трогали мало. Все свои эксперименты он затевал только благодаря исследовательскому интересу. Ничего больше его не волновало. Ничего и никто.

Педантичный до невозможности, влюбленный в свою работу, он собирал вокруг себя массу слухов. Никогда, впрочем, не пытаясь их подтвердить или опровергнуть. Мрачный и, как поговаривают, бездушный от своих экспериментов, он создавал точно такие же творения. И они ему нравились. У каждой из них была неповторимая внешность, комплекция, повадки, характер, взгляд, даже вписанная в подкорку история. Ооо да, писать историю вкусами — это было его любимое развлечение, самая тонкая работа. Больше никому не удавалось такое повторить. Точнее, повторить никому не удавалось и его девочек. А ведь говорят, находились парочку умельцев. Несколько раз даже были попытки выкрасть его тетради. Наивные. Им бы и это не помогло. Тут нужен был талант! Особое чутье! Просто как-то он нанял себе помощника. От скуки или снова эксперимента ради. Главное, что по рецептам он мог воссоздать — внешность, какие-то простые черты характера, поведенческие реакции, но вписывать историю не получалось, сколько не пытался мастер ему втолковать. В конце концов, признал, что это бесполезно. Мальчишка и так с трудом понимал, как определять вкус у той или иной черты. Или не понимал вовсе, а просто делал вид.

Это было что-то сродни дара — видеть вкус, интуитивно угадывать, предполагать и пытаться отыскать. Словно ощущаешь аромат духов и пытаешься их воссоздать — почти нереально, но говорят кому-то с особо тонким чутьем это удавалось.

А еще… сейчас, сидя в полумраке особняка и любуясь очередным творением, со всей отчетливостью он начинал осознавать — они все одинаковые, не смотря на все разнообразие, они все одинаково безвольны. Эту мысль больше невозможно было отгонять, невыносимо сложно ей противиться, и также почти невозможно забыть. Даже уйдя с головой в новые эксперименты, поиски редких ингредиентов или дотошную шлифовку характера. Что бы они не делал, помнил — они все будут идентичны в этом. Двигаться по его приказу. Говорить. Испытывать эмоции. Это удобно. В начале. В какой-то момент даже накрывает эйфория власти и вседозволенности. Начинаешь губить одну за другой, без возможности остановиться. Эротические фантазии, унижение, причинение боли и пускание крови — первое, что всегда приходит в голову людям. Именно это они представляют, как самое страшное, что можно творить с безвольным существом. Ха, это только для тех, у кого совсем нет фантазии и масштаба мысли. Возможность полностью контролировать не только тело, но и эмоции дает гораздо больше пространства для творчества. Нужен только ум и знания, очень много знаний. Например, отдаешь приказы испытывать лютую ненависть к себе, ярость на грани безумия, только так, чтобы глаза выражали любовь, обожание. Тело бьется почти что в конвульсиях от сдерживаемых агрессивных эмоций, мышцы сжимаются, пульсирует венка на шее, а глаза источают нежность и любовь. Страшные в своей нереалистичности картины. Завораживающие. При абсолютной неподвижности фигуры кажется, что она мерцает.

Еще весело отправлять по дому на «поиски секретов». Каждый такой тайник должен быть найден и использован по назначению. Или не совсем по нему. Например, хрустальный бокал наполнялся снегом и взбитыми сливками, а потом должен быть расколот, слишком сильно стиснутый рукой. Осколки, слизываемые вместе с кремом, капли крови, стекающие по руке и девственно белый снег. А в глазах удивление: «ну а где вы видели мороженое без сиропа?». Тихая музыка и движения непослушными пальцами по коже. Своей коже, на которой появлялись рисунки. Наслаждение во взгляде, скрывающее пелену безумия. Страх, который появляется, если приблизиться и попытаться остановить. Это был красивый, возбуждающий и достаточно простой коктейль. Далее фантазия выдавала более извращенные и длительные смеси. Боль и удовольствие — приевшаяся банальность. Любовь и ненависть — тошнотворное клише. А вот ирония и нежность, тревога с ноткой искупления. Уже хоть что-то. Можно ли в жизни расслабляться от ужаса?

Правда, в конце концов приходилось городить такие постановки, что усталость приходила раньше, чем они воплощались в жизнь. Вседозволенность приводит к обычной скуке. Как виртуозно не вкладывай в них матрицу поведения — не заставишь себя забыть, что все искусственное. Даже забывшись. Даже уйдя в работу, запой или наслаждения. И он, конечно, уходил, а потом снова возвращался. Почему возвращался? Может быть, созидание, пусть и такое извращенное, заставляло его чувствовать себя важным, полезным, делающим хоть что-то. Может, это была просто единственная его страсть, единственное, что держало в этой жизни. А может, просто привычка. Уже и не разобрать. Научившись определять сотни оттенков вкуса, он так и не смог понимать собственные эмоции и стремления. В конце концов решив просто следовать им, чего бы они не требовали. Сейчас он мог себе это позволить. Сейчас уже мог…

Гнать мысли от себя больше не было смысла. Пришлось смотреть правде в глаза. Он не знал какой вкус должен быть у воли. У свободы. У жизни. Раньше этот вопрос не возникал в его сознании даже в качестве эксперимента. Кому нужны своевольные куклы? Для этого есть люди. А куклы служили…ммм просто служили, безропотно повиновались любому приказу хозяина. Его заказчики были довольны. Те немногие, которые удостаивались возможности приобрести его работы. Его самого тоже вполне устраивал такой исход, до сегодняшнего дня…

Его последнее творение смотрело на него безразличным взглядом. Над ней он работал долго, даже слишком долго. Кажется, намешал всего, что только мог достать. Только на подготовку ушло года три — приходилось объезжать континент в поисках новых сочетаний, растений и впечатлений. Мускат, посаженный рядом с эвкалиптом. Косточки персика, замоченные в еловой смоле. Иногда его энтузиазм пугал даже его собственную специфическую натуру. Но когда-то это должно было произойти. Все — только попытка оттянуть момент окончания работы, стоило это признать. Момент, когда потребуется столкнуться с реальностью — он не знает вкуса свободы и никогда не «оживит» эту куклу. Никогда не сделает больше ни одной. И эта, последняя, останется навечно незаконченным шедевром его коллекции.

Снова посмотрел в эти совершенно пустые глаза. Там можно было зажечь эмоцию, целый спектр, но они никогда не возникнут сами собой. Она никогда не воспротивится и не будет спорить, если он не заложит это в ее голову или не отдаст прямой приказ. У нее нет своего мнения. Нет сознания.

Он не видел больше смысла получить очередную послушную игрушку, которую можно дергать за ниточки, за ниточки вкусов…Он хотел живую, настоящую, своенравную. Непредсказуемую. С характером. С мыслями. Эмоциями. Но он не знал, как это сделать, перебрал, наверное, все возможные сочетание. Времени у него для этого было достаточно…