Кукла колдуна

Глава 6 — Чем старше скелет, тем меньше кисточка для раскопок

Его детство покрыто слоем пыли и тумана. Маленький мальчик в многодетной семье рабочих. Жили они, как любила утешать себя матушка «довольно скромно, но не хуже других таких же семей». Не хуже других…довольно скромно — да они жили банально бедно, вели полунищенское существование! От уличных бродяг их отличал только собственный угол, выделенный фабрикой отцу да наличие семьи. Одна правда была в словах матери — так жили еще десятки тысяч семей.

Тогда еще просто Рон все больше злился на эти присказки. Дико злился, только поначалу довольно тихо. Злился на мать, что пыталась убедить себя и всех вокруг, что в их положении нет ничего постыдного и даже гордилась, мол вот какая у нас семья, и муж мой работящий. Конечно, работящий, только вот толку! Собственно, злился он и на отца, что уже 20 лет работал за какие-то гроши, не пытаясь что-то менять. На братьев и сестер, которые методично и слепо повторяли судьбу родителей, вырастая и плодя точно такие же обреченные ячейки общества. На окружающих, знакомых, лавочников, мерзкий грязный город, религию. Последняя вообще не давала шансов на выбор даже эмоций, не то, что своей доли: родился бедным, так не порок, неси свои страдания достойно не жалуйся и терпи во имя Господа нашего Всевышнего. Одна только мысль о необходимости так провести всю свою жизнь и врать своим детям, а может и самому себе, претила ему.

Хотелось вырваться, хотелось не думать будет у тебя ужин сегодня или нет, не видеть грязи, не морщиться от неприятных запахов, которыми пропитался на две жизни вперед. Хотелось черт возьми хотеть! Да, банально хотеть и брать, что хочешь. Просто потому, что можешь это! Вон ту красивую безделушку или пирожное с вишнями, покататься на лошади, а может даже купить своего коня, настоящего, вороного или рыжего, как у начальника фабрики. В конце концов маме платьев, папе костюм добротный и целую комнату для жилья. А может и домик. Такой, где всегда есть теплые одеяла и можно спать в тишине хоть весь день. Чтобы никогда не сказать больше, что вот «как у всех, ничем не хуже».

Неет, вот тогда будет гораздо лучше. Вот так, когда он к ним придет и прямо таки кинет правдой в лицо — мол, выбирайте, цена не имеет значения, все, что пожелаете, да побольше, каждому куплю. Твой сын покажет, как можно жить. Даа, от этих мыслей тогда делалось хорошо. Ярость грела лучше дырявого пальто зимними вечерами.

А еще делалось горько. Потому что даже тогда Рон понимал, что скажи им это, покажи, дай выбор — они не выберут, просто не смогут. Этого нет в их мире. У них не бывает лучших коней и платьев с вышивкой, они не едят заморские пирожные и не ездят в обитых красным бархатом экипажах. Если захотят чего-то, то какого-то посредственного, стремясь, скорее сэкономить, чем узнать, что же меня на самом деле порадует. А купив, как им кажется, самое лучшее (выгодное), запрячут в дальний ящик дожидаться черного дня. Совсем не понимая, что вся их жизнь — один бесконечный черный день. И не была бы она столь черна, если бы все это добытое непосильным трудом добро приносило хотя бы половину отведенной ему пользы.

Э, а ведь, пожалуй, и правда, интересно было бы узнать, где и как сейчас живут его родные: и мама, и папа, и братья с сестрами. Помниться, первое время после того, как стал герцогом, он даже пытался их найти, отправлял посыльных на улицу, где они раньше жили, наводил справки среди рабочих, делал выписки из церковных книг. Узнал только, что отца как будто уволили, то ли за пьянство, то ли за то, что хуже стал работать от старости. Они куда-то переехали, кто-то выскочил замуж, кто-то умер от болезни. Или то уже было про соседей. Сам он тоже порывался поехать, посмотреть, да все дела, разработки. Странно даже, что так долго лелеемые мысли просто забылись. Видимо, не такие они были и важные.

Уже в шесть лет маленький Рон твердо уверился, что ему нужна магия (ведь со следующего года брали на настоящую работу, а работать за мелочь, вступая в порочное колесо, перемалывающее людские жизни как жернова, он категорическим не хотел. Тем более что его детский ум никак не желал понять, почему, например, он должен получать за свою работу в три раза меньше, но выполнять норму при этом наравне со всеми. «Дети — это просто слабые взрослые, им меньше надо — они и меньше получают» — твердили газеты, соседи и … к его сожалению, родители, желавшие получить еще одного кормильца, хоть бы его заработок не мог прокормить даже его самого.

А ведь это были всего лишь дети. Дети, с их несформированным организмом, которые помогали по дому, как только научались ходить. Дети, у которых не было детства. Правда, говорят само понятие детство придумали совсем недавно и то только для тех, кто может это детство себе позволить. Тогда они просто не знали, что они дети. Маленькие взрослые — такие же, как все, только чуть менее уставшие и чуть более восторженные.

Сначала, он помогал по дому, ну как дому, их углу — клопов там потравить, последить за маленькими, пока мать где-то добывала ужин (и тогда это считалось удачным днем). Потом носил записки или газеты, если повезет (а ему в этом не везло). Маленький и тщедушный, он не вызывал доверия у господ. У такого все отберут за первым же углом, лишив несчастного и газеты, и монеты.

А дальше маячило два пути: завод или подмастерье. У всех мастеров были свои дети и другие родственники. Поэтому ждала его лишь ненавистная фабрика, угнетавшая жителей города не хуже замков древних феодалов. Ты рождаешься и видишь на возвышении эту громадину, которая давлеет над тобой. Ты растешь и наблюдаешь, куда стекаются все соки, а вытекают только отходы и человеческий жмых. Ты смиряешься, покоряясь ее монументальной силе. Ты медленно умираешь, а она продолжает стоять, нерушимая.

Это место, куда поступает подросток и старается удержаться до самой старости. Нельзя забывать, что таких как ты, голодных и нищих — миллионы, а фабрик — раз, два и обчелся. Уйдешь ты — придут другие и поверь, будут гораздо сговорчивее. Владельцы же, в свою очередь, ищут все новые и новые ухищрения, чтобы платить меньше. Ведь то, что сейчас Аарон знал под словом «безработица» только росло. И все это было на руку хозяевам — спрос на работу рос, предложение по оплате падало. На одно вакантное место были десятки желающих. Рабочий день доходил до 16 часов в день, многие ночевали, не отходя от станка. Самые счастливые получали койку, одну на двоих, а особо отличившиеся — целый угол. В такие периоды могли задуматься и о семье.

Да где ее возьмешь с таким графиком и условиями? Не приведешь же беременную жену на лежак, который вы делите со сменщиком. Только все равно как-то жили… Выживали. Зачем-то плодились и совсем безвестно умирали.

Отдушиной от тяжелого дня была она — рюмочная! Размещалось это заведение чаще всего у ворот завода. Обессиленные после смены работяги мечтали хоть о какой-то отдушине и нет, нет, да заглядывала туда. Нет денег? Это совсем не беда, мы нальем тебе в долг. Не боимся ли мы, что жена или нужда вынет деньги из твоего кармана раньше нас? Не переживай, тут все схвачено: управляющий фабрики заплатит нам вперед тебя. Как это? Очень просто — твой долг вычтут из твоей зарплаты и отдадут нам. И кто ж виноват будет, если окажется, что ты и вовсе не увидишь денег?

Он слышал, что там далеко за морем, такую же роль исполняли притоны. Люди, с узкими глазами, выращивающие так любимый этой страной чай, приходили туда дышать и так говорят, расслаблялись, что больше не вставали никогда.

Такие и были все радости жизни рабочего: рюмочная, где наливали отвратное пойло в немытую тару, бордель, куда могли скинуться бригадой в день получки, да уличные представления, выпадающие на церковные праздники, когда всем давали выходной.

На одном из таких одной дождливой серой весной давали «мистерию». Людей набежало, тьма. Актеры все были какие-то тощие, в грязных тряпках, но говорили складно и странно, для ан-ту-ра-жу. Старину, значится, изображали. И рассказывали про колдуна, великого и всесильного, который исполнял человеческие желания. Маленький Рон смотрел во все глаза. Смотрел и понимал, что он бы, он бы загадал! Он бы не поскупился! Не денег там, не дом, а силу. Настоящую магию, чтобы творить все, что хочешь. Для себя, для других. Все-таки было видимо у него детство, если в его маленьком мире, состоявшем из семьи и трех улиц, он мог себе вообразить что-то такое. Да не просто вообразить, а искренне поверить. Буквально стать одержимым.

Потом пошли слухи, что и правда такие люди есть, но они очень могущественны и потому все при деле, контролируются королем, герцогами, магичат только при них и с их разрешения. Но это же явно был полный бред. Кто удержит таких великих? Нееет, его Рона не проведешь. Это сами колдуны таких слухов напустили, чтобы разный сброд не лез со своими глупыми желаниями — соседку там отравить или сынишке, чтобы должность дали в самой администрации или начальником над бригадой (эти начальники говорят, могли получить комнату, а особо ценные персонажи и трехразовое питание с мясным супом по выходным, что уж совсем явно было выдумкой).

Тогда-то и зародилась мысль найти его, такого колдуна, и загадать что-то поистине стоящее, чтобы поняли, что имеют дело не с обычным простофилей, а с человеком будущего. Что он не один из этих, а другой. Мыслит иначе. Может хотеть. Не боится.

Он ушел. Без сожалений и без прощаний. Для семьи в один день пропал. Не сказать, чтобы было легко. Но грязь везде грязь — чего в ее сортах разбираться, до этого по щиколотку был, теперь по колено — ничего, цель того стоит. Он искал, где-то подрабатывал, где-то воровал. Дрался, конечно, и такое бывало. Никакому городу новые нищие не нужны, снова — своих хватает. Года два промаялся. Методично выискивая и собирая слухи про разного рода странных господ. А еще, старался всегда выглядеть опрятно. Вдруг встретит прямо на улице, увидит Его, а примут Рона за обычную шпану. Опрятно, да уж. Максимум нелепо, а скорее всего, ничем не отличаясь-таких же уличных ребят, сплошь немытых, голодных и озлобленных на жизнь. Но очень бойких.

И сам бы сейчас себе не поверил, как все же его нашел. Да, именно такого, как себе и представлял. Важного господина, про которого все говорили. Просто постучался, сказал так и так, я все знаю, вы не подумайте, я не из тех, мне всякая мелочевка не интересна, у меня великое и прочее, и прочее. Его тогда взяли в дом, подмастерьем, магии учить. Не сразу и не магии, конечно, но в те времена, казалось, что именно так.

Ха, магии. Сейчас то Аарон понимал, что просто удачно подвернулся лорду Дартмуту. Слуги от него разбегались как тараканы от света спички (и это несмотря на царивший кругом беспорядок и сложности). Потом появлялись истории с жуткими подробностями о демонических ритуалах, пропавших людях, а главное, невыносимом характере милорда. Да, да, милорда — так и палятся бездарно простофили. Ведь правильно то говорить мой лорд. Простому люду все по боку, мой лорд — милорд, хозяин и все тут. Пока не порют — значит, верно ведешь себя. Правда, если порют — возможно, просто так, попался под горячую руку.

При этом большое поместье и личные привередливые вкусы хозяина требовали немалого количества рабочих рук. Шли или самые отчаянные или новички, которые еще не успели узнать про странности. Деньги то много кому были нужны, но жизнь бывала дороже — ноги не всегда успеешь унести, особенно если на тебя быстро приходящий в неистовство высокий и несомненно благородный лорд спустит своих «гончих».

Но простой веры в чудо для той «работы», которую требовалось выполнять было мало. Хозяин (а иначе мысленно называть бывшего лорда Дартмута он не мог) постепенно готовил его. Размывал грани дозволенного, добра и зла, морали и чести. Детское сознание пластично и податливо, как нагретая в руках глина. Нужны только умелые руки и терпение — придать получится любую форму. Сложно оказывается получить ориентиры в жизни, если растешь без идеалов и ясных границ, когда нет черного и нет белого, когда не знаешь, проснешься ли завтра. А просыпаясь, и не знаешь — зачем? У всего есть только грани, только точка зрения, только «мнения». Ни истин, ни табу, ни законов.

Можно ли убивать? Конечно, можно! А как же закон? А что закон? Там написано, что убийство карается смертной казнью. Но ни слова запрета. Они ж не дураки! Какой смысл в этом запрете, если люди будут видеть, что убийства продолжают происходить. Грош цена такому закону. Бог накажет? Да есть ли Богу дело до нас, мелких сошек? Вот 11 лет не было, почему вдруг сейчас ты ему понадобишься? Неужто ад может быть хуже «рая» на земле. А там смотри, уже и остальным законам не веришь, например, во власть короля… А коли Богу нет дела до нас, то может, он и не наделил этого человека дарами на царство? Ну помазанник божий (а говорят, как кисточкой проведут, да слова наговорят — сразу все знания на тебя снизойдут, как государством то лучше управлять, и не нужно ни учение, ни смекалка). Так каждый править способен. Эдак можно и династию сменить.

Да, да, потяни за ниточку только. Нельзя давать народу таких ниточек. Вот и сказано, что хочешь убить — вперед, но будь готов лишиться головы, если тебя поймают. Это уж народная молва для удобства сократила все до «убивать нельзя».

Или вот, другой пример. Молоденькая жена, устав терпеть очередные побои супружника, взяла в один день и накормила вместо ужина, отравой. А сверху еще ухватом приголубила. Оправдали, думаете? Говорит, деток защищала, 3х и 5ти лет. Ладно ей уже, но их, маленьких, совсем невмочь видеть в синяках. Разводиться — это церковью запрещено, это грех. Вот наши жены и придумали свой способ «развестись». И что грешнее — разрушить союз благословенный или человека жизни лишить, которому клялся в вечной верности?

И так далее, и так далее. Эти разговоры колдуном велись не за раз. А невзначай. По случаю. По зернышку, между делом и между словом. А ты маленький, тебе всех жалко. Ты сам видел, как пару монет крали — и получали 10 лет на галерах. А другие брали несколько тысяч, предназначенные на строительство храма (да не просто храма, а в память и на месте гибели родного дядюшки), а отвечали за это другие. Потому что кто того «вора» казнить будет. Королевская семья, неприкосновенна-с. А прораб не доглядел за растратой — его и в тюрьму.

Но про галеры то история, если у господ скрал. А коли между собой — так и дела нет. Крысиная возня мало кому мешает. Эти мелкие люди — одним меньше — даже лучше, еды и работы на всех не хватает, уж не знают, куда девать. И на войну отправляли, и новые земли осваивать, а все по городам и весям «лишние» находятся.

И жен таких видел. Это мамке то повезло, что отец вменяемый был, за семью цеплялся, как за последний якорь. Пить некогда было. 11 часов на смене, плюс подработки. Запьешь — опоздаешь, запоришь детали — уволят, глазом не моргнут. Там таких как он еще десяток в очереди стоит и на шиллинг дешевле согласиться, только бы на хлеб хватало да на молоко деткам по церковным дням.