Квартира 302

5

Сердце билось в груди с бешеной скоростью, перед заслезенными глазами расплывались стены камеры, и в ушах ещё стояло эхо собственного отчаянного крика. Но слёзы не помогли, как и крики; дыра была, теперь её не стало. Айлин была одна. Паника стучала ковальным молотком, разбрызгивая раскалённые капли: одна, одна, одна. Она припала к полу, где вместо дыры остался только серый контур углубления, и толкала его рукой за края, пытаясь сдвинуть. Она делала это не потому, что рассчитывала на успех; ей просто нужно было чем-то заняться, чтобы не остаться наедине с чёрной тенью животного страха, накрывшей её. Так прошла минута или две, но усталость взяла своё, и мышцы здоровой руки начали постреливать, бунтуя против бесполезного занятия. Волей-неволей пришлось остановиться, закрыть глаза и представить, что ничего не случилось, всё в порядке

(в порядке? в порядке?!!)

и Генри стоит рядом – да, он здесь, просто молчит, ничего не говорит. Ведь так легко представить – он всегда такой молчаливый… Да. Он здесь. Ничего не произошло. Айлин немного успокоилась, перевела дыхание. Но открыть глаза не осмеливалась. Пока рано…

Рядом капала вода. Скрежет прекратился, сменившись тишиной. Когда с ней был Генри, Айлин как-то не замечала, насколько тихо в этой тюрьме – если бы не назойливая песнь капель, ей пришлось бы признать, что есть ещё на свете места, где царит полная тишина. Она так привыкла к жизни в своей квартире и беспрестанному гулу машин за окном, что такое представлялось невероятным. Тихо…

Она открыла глаза, встала на колени, потом на ноги. Кружилась голова; пол то и дело покачивался сам собою. Вдобавок ни с того ни с сего дико зачесались цифры на спине. Айлин вышла в коридор, увидела прежние кольцевые стены и двери, выкрашенные соскоблившейся белой краской. Почему-то обернулась и впилась взглядом в пол камеры в надежде, что дыра вернётся. Конечно, ничего не изменилось – не могло быть так хорошо. А вот то, что находилось на стене над исчезнувшим отверстием, Айлин раньше проглядела: крохотное углубление глазка, зияющее недремлющим зрачком. Должно быть, так охранники следили за заключёнными. Глазок холодно изучал её, словно насекомое под микроскопом. Айлин наполнилась уверенностью, что кто-то там стоит, за отверстием на стене. Стоял всё время, выжидая удобный момент…

Тут Айлин не выдержала и побежала, насколько ей позволяла больная нога. Вперёд по кривому коридору, оглядываясь, чтобы удостовериться, что никто не выполз змеёй из щели глазка и бежит за ней. Стук её каблуков звучал необычно громко, отражаясь от замкнутых стен. Испуганные слизняки на стенах зашевелились, некоторые грузно плюхнулись на пол и остались там лежать.

Она добежала до двери выхода. Раздумывать не стала – хотя рассудок твердил, что она должна остаться на месте, чтобы Генри мог её найти (если, конечно, он сможет выбраться оттуда), но страх был слишком велик. Скорее наружу, на воздух, где есть хотя бы хлипкая иллюзия свободы. Айлин схватилась за ручку, толкнула дверь. Услышала, как внутри щелкнул язычок замка, натолкнувшись на преграду; дверь была заперта.

– Нет, – она сделала шаг назад, недоверчиво огляделась. – Только не это…

Вдруг стало душно, хотя на этаже было довольно прохладно от пробравшей сырости. Рядом заулюлюкал крупный слизняк; Айлин едва не потеряла сознание от неожиданности. Господи, эти твари могут издавать звуки.

Она попятилась и пошла дальше по коридору, зная, что рано или поздно круг всё равно приведёт её на прежнее место. В груди стало пусто и черно – временный паралич чувств, выжидающий хотя бы самую малую причину, чтобы прорвать плотину. Спокойно. Нужно взять себя в руки. Скоро придёт Генри, и они вместе что-нибудь придумают. Ведь всё шло так хорошо – они находили двери, спускались вниз, шли дальше. Так будет и на этот раз…

Но потом – когда снаружи здания Айлин услышала громкие шаги, спускающиеся по винтовой лестнице – последние попытки удерживать остатки разума обратились в пыль. Ничего не будет хорошо. Она знала, под чьим весом скрипят ступеньки, и знала, что этот человек идёт к ней. Айлин побежала прочь от двери, спеша укрыться, пока ещё возможно, и заглатывая душащие слёзы, чтобы не выдать своего местонахождения.