Глава 22

Событие пятьдесят третье

Поросята радуются, играют, веселятся. Вдруг в свинарник заходит волк.

Все замерли в тревожном ожидании. Волк:

– Ассаламалейкум!

Все облегчённо вздохнули:

– Слава богу, мусульманин…

Озеро стало слышно чуть ли не за километр. Именно слышно, а не видно. Сотни чаек обхохатывали друг друга. Вот дал же бог этим птицам такие противные голоса. Сто процентов, что именно так черти в своём аду гогочут над грешниками. Соберутся кружком, посцепляются хвостами, как герои фильма «Аватар» и гогочут над какими извращенцами, наблюдая, как те лижут раскалённые сковородки. Вздрагивает этот убийца, или педофил, или совсем конченый полковник с девятью миллиардами, от мерзкого чертячьего хохота, но тут же получает трезубцем укол в пятую точку и снова принимается изображать из себя посудомоечную машину. А черти снова гогочут, вот прямо как чайки над озером Далайнор. Далайнор – это монгольское название, указывающее на большие размеры озера: «далай» – очень много воды, «нор» – озеро. Без изысков, что вижу, о том и пою.

Брехт шёл, придерживаясь за ремень, что был переброшен через спину жеребца. С одной стороны висели пулемёты, с другой немного съестных припасов и вода. С водой оказалось всё плохо. Чубарый жеребец утром почти всю выпил. Только себе во фляжках оставили, да пару литров, вот, на вечер прожорливой скотинке. Ещё он опорожнил две торбы с овсом. Теперь и гадай, то ли его неделю не кормили, то ли он каждый день столько сжирает на ужин и на завтрак.

Держался потому, что даже стоя и перебирая лапками, засыпал Иван Яковлевич. Ночью почти не спал. Во-первых, товарищ Пак назначил всем дежурства. Брехту выпало стоять вторую стражу после Васьки. А ещё есть, во-вторых, пока Васька бодрствовал не сильно и Брехт на массу давил. Всему виной волки. Эти, с позволения сказать, хищники, оказались к тому же падальщиками и «каннибалами». Нашли сбросанных в кучу хунхузов и японцев, и собрали своим воем со всей окрестной степи десятки соратников. Поедят вкусной хунхузятины и воют на полную Луну. На пир товарищей зовут. Потом ещё какие-то степные хищники затявкали, много, видно, мяса, ещё ведь лошадь есть. Ан, нет, на всех не хватило, и затеяли грызню. Брехт лежал на Маузере щекой и вздрагивал от особо гнусной песни. А что, если десятки этих хищников не успокоятся поеданием китайско-японского ужина и пойдут посмотреть, а чем там, в рощице, так вкусно пахнет. Оп-па, да там же редкая закуска лежит, настоящий попаданец. Ребята, все сюда, тут вкусненькое.

Так и проворочался до своей смены. Сидя не спать ещё хуже. Вроде и не хочется, а потом, бац, и голова склонилась на грудь, и только очередная серенада не позволила отключиться полностью. Потому, стал дозором ходить. Деревьев не много, пару десятков, каждое по кругу змейкой обошёл дозорный и глянул на часы, в надежде, что скоро Бича будить. Нет, дудки, всего пять минут прошло.

Разбудило окончательно побоище, что устроили разные хищники там, в степи, и рычали, и выли, и тявкали, и чего только не говорили на своём языке. Кто-то победил, так как, поскуливая, часть голосов удалилась.

Иван Яковлевич ещё раз обошёл все деревья. Стрелка на часах послушно пробежала пять минут. Сел, голова стала склонять выю. Опять змейка, опять склонённая выя, так и промучился свои три час. Разбудил храпевшего как медведь гризли Бича и с радости положил голову на подушку из листьев. Хрен. Что-то зашуршало в листьях, и Брехт подскочил, представив себе прозрачненького такого скорпиона с полным жалом качественного свежего яда.

Эх, всё у этих китайцев не слава Богу. То ли дело на Урале, там, в лесу, не то, что скорпионов, вообще ничего нет. Ни ежей нет, ни змей, ни ужей. Жабы и ящерки малюсенькие безобидные, вот и весь животный мир. Ага, теперь понятно, почему китайцам Сибирь до Урала подавай. Устали от своих гадов, хотят в безопасные места переселиться.

Отпрыгнул Иван Яковлевич от кучи листьев, что вечером нагрёб, и пошёл спать под сосну, там берёзовых листьев не было почти. Последние сгрёб подальше, бросил японский мундир под голову и снова попытался заснуть. И ни как, всего ломает, а сон не идёт. Да, ещё корни торчат из земли. Сел Иван Яковлевич, облокотился спиной о шершавую ароматную сосновую кору, и, свесив голову, в очередной раз попытался закемарить. Долго мучился, и вдруг его трясти начали.

– Просыпайся, Иван, сейчас поедим и выходить пора, – Бич тряс. Бичи и бомжи они все неугомонные, ни свет, ни заря мусорки обшаривают. Боятся, что обыватели подтянутся и всё ценное с помоек утащат назад по балконам и гаражам.

Съели остатки корейских невкусных шашлыков, закусили галетами импортными, напоили и накормили Чубарого и пошли. И тут Брехта разобрало. Чуть не падает. Вот ухватился за верёвку и «плетётся рысью как-нибудь».

В обед устроили привал, Пак глянул на Ивана и сказал:

– Прошли километров десять. Время есть. Давайте, вы вдвоём поспите часик, а я подежурю. Потому как ночью ведь спать не придётся, караулить хунхузов будем.

Он ещё это говорил, а Иван Яковлевич уже свернулся эмбрионом на японском кителе и отрубился. Китель не просто так таскали. Для подстраховки. Второй тоже с собой прихватили. Решили перед лагерем надеть их. Один Пак наденет, второй Васька. Немецкий Брехт не сильно на японца походил.

Вот и дошли до озера. Ещё чуть продвинулись, и птиц не только слышно стало, но и видно, прямо стаями, то утки летят, то гуси, то лебеди белыми крыльями машут, словно вентилятор работает. Чайки стаями не летали, они по двое-трое устраивали драки и хохотали. Темнеть только начинало.

– Всё. Пришли. Коня уложите, а то его в степи издалека видно, а я схожу на разведку.

– Я разведчик, – высунул рязанскую курносо-веснушчатую физиономию Васька (А нет, это просто при слове Васька у Брехта такая ассоциация всплывала, ну такая рожица, как в мультике про Антошку). Физиономия обычная китайская, хоть и подстрижена очень коротко.

– В следующий раз, – не стал спорить с китайчонком Бич и, пригнувшись, двинулся к озеру, чуть забирая на восток.

Куда они вышли было не очень понятно. Ни на запад, ни на восток конца берега было не видно. Насколько промахнулись. Всё же ширина озера в этой части больше десяти километров.


Событие пятьдесят четвёртое

Шерлок Холмс и доктор Ватсон отправились путешествовать пешком. В лесу их застает ночь. Поставив палатку, путники легли спать. Ночью оба просыпаются, Холмс спрашивает Ватсона:

– О чем вам говорят звезды над нами?

– Они мне говорят о том, что завтра будет прекрасная погода, а вам?

– А мне они говорят о том, что у нас украли палатку.

Вернулся Пак быстро. И сияющей улыбки на нечёсанной и кудлатой физиономии корейца не наблюдалось. Хотя, Брехт улыбающегося Бича и не видел. Вечно похож на хмурого со сна и растрёпанного индивида.

– Промахнулись. Теперь ещё километров семь-восемь на запад. Давайте быстрее, а то до темноты не успеем.

Первым и пошёл, ведя под уздцы жеребца. Вообще, конь был не конь, а золото, шёл совершенно молча, в прения не вступал, песни не пел, трусил и трусил, даже и не замечая сотни килограмм, что к нему привесили. Васька, в отличие от коня, попенял корейцу и ведь по делу. Теперь, бохатые все, при часах и компасах. Вот, когда выходили, и Пак проложил маршрут, китайчонок высказал отличное от командирского мнение, что нужно бы на пяток градусов взять западнее, чтобы к повороту берега на юг выйти. Кореец он, непоколебимость может с тысячелетним сфинксом посоревноваться. Кивнул и повторил, идём, мол, строго на юг. Вот и пришли.

Теперь не успевая за широкими шагами Пака и Брехта, Васька вприскочку своё: «А я говорил» ввернул.

Самое интересное, что кореец ответил, не проигнорировал.

– Лучше сейчас час ноги побить и выйти к лагерю среди камышей, чем наткнуться на него в голой степи. Там, ведь, хоть и не ждут ни кого в гости, но пленный сказал, что есть пара наблюдателей.

Темнело прямо на глазах, только солнце за горизонт село, как на небо стали звёздочки одна за одной вылазить. Сначала Венера на Западе проявилась, потом всякие Сириусы, а там и Большая Медведица нарисовалась. Южное небо в ясную погоду – это вам не Урал. Тут такие россыпи на небе искрятся, так чётко и зримо виден Млечный путь, что хочется встать, задрав голову, и долго на всю эту красоту смотреть.

Лагерь они увидели издали. Уже почти полностью стемнело, и большой костёр был виден отлично. Километров с полутора различили. Пак опять дал команду положить Чубарого и самим сидеть тихо, как мыши. И, чуть пригнувшись, исчез в камышах. Идти все эти семь километров, прячась в зарослях прибрежных, не получилось. Берег был топкий. Вода, вон, далеко как, а ноги вязнуть начинают, особенно у коня. Пришлось выйти на сухое место в открытую степь и идти с высланным в дозор Васькой. Но не понадобился дозор, костёр виден в сумерках без всяких дозоров.

Долго не было. Ночь вступила в свои права, успокоились почти птицы, не так, чтобы прямо уж тишина, так тишина, но хохот чаек всё реже заставлял вздрагивать. Ссорились ещё самые неугомонные и орали, выясняя, кто круче, но уже без пафоса и вовлечения ещё десятка демагогов в прения. А без зрителей чего связки рвать.

Бич вынырнул из тех же камышей, в которые и нырнул.

– Всё точно, как пленный и сказал. Ждём здесь несколько часов, перекусим немного, отдохнём, даже вздремнём по очереди, а часа в три ночи начнём выдвигаться на позиции.

Да, ждать и догонять – хуже нет. Время просто ползло. Иван Яковлевич проспал свои два часа как убитый. И чуть не подскочил, когда Васька его за плечо тронул. И ведь выспался. Спокойно просидел в дозоре свои положенные часы и разбудил обоих соратников ровно в три часа ночи. Почти всё время на звёзды глазел. Раньше ведь в основном учителя Физики ещё и Астрономию в школах преподавали. Пришлось выучить основные созвездия, и несколько раз в ясные вечера выходил Брехт с учениками на лишённый освещения школьный двор, и там показывал комсомольцам и комсомолкам и медведицы, и Кассиопею и Орла. Не сравнить. Красота на юге. Огромные звёзды, яркие, совсем не те тусклые искорки, что на северном Урале. Лежал, вспоминал. Разные были времена, разные ученики, но те дети, до появления смартфонов, были живее, любознательнее, да и умнее.

Перекусили галетами, запили несколькими глотками воды из фляжек и стали выдвигаться. Позиции обговорили заранее. Всё, как и в рощице. Брехт занимает место слева или на востоке. Васька в центе, а на правом фланге, самом ответственном, себе позицию Пак определил. Почему самый ответственный? Ежу понятно. Если будут драпать хунхузы, то будут именно на юго-запад вдоль берега озера. Там и камыши гуще, да и натура человеческая их туда поведёт, ведь не подумают, что это пришли вражины со станции Маньчжурия. Далеко больно. Подумают, что это с Чжалайнора. Этот городок гораздо ближе, и он на востоке, так что, будут драпать на запад.

Брехта Пак оставил на приличном холме в двухстах приблизительно метрах от лагеря. Его отлично видно было. Полная луна заливала всё серебристым светом и на фоне светлой воды хижины хунхузов были отчётливо различимы. Вдвоём товарищи уползли дальше, а Иван Яковлевич стал обустраиваться. Он решил себе небольшой бруствер сделать из песка и камней. Здесь их в избытке валялось. Сначала попаданец ножом широким и длинным, позаимствованным у хунхузов, ликвидированных у рощицы, разрыхлил почву вокруг, стараясь не шуметь. Иногда лезвие ударяло по камню, и тогда испуганный Брехт надолго замирал. Наковырял. Руками со всех сторон сдвинул полученную землю песчаную перед собой, получился холмик приблизительно сантиметров сорок в высоту и около полумера в ширину. По наружному краю Иван Яковлевич обложил холмик крупными камнями, а потом в промежутки мелочи натолкал. Если по его позиции начнут стрелять из винтовок, то большинство пуль должны попасть в камни и отрикошетить. По окончанию этих фортификационных работ, Брехт водрузил на холмик пулемёт Мадсена. Утопил чуть сошки в рыхлой земле и утрамбовал её. Примерился. Получилось неудобно. Нужно приподниматься, чтобы стрелять. Наковырял снова и нагрёб немного земли под себя. Ну, вот, самое то. Теперь можно спокойно ждать рассвета и сигнала от Пака. Он должен закричать козодоем. Кто это? Шутка. Должен просто начать стрелять первым.


Событие пятьдесят пятое

Мальчик приходит в школу с огромной распухшей губой, его спрашивают:

– В чем дело?

– С папой на рыбалку ездил и на губу оса села.

– Укусила?

– Нет, папа её веслом сразу убил!

На этот раз время медленно не тянулось. Наоборот просто летело. Лагерь вместе утренней зарёй стал оживать. Первым вышел из хижины, надо думать, рыбак. Он разделся до набедренной повязки и полез в воду. Стал за верёвку вытаскивать из воды морды, ну, или как эта снасть называется у братского китайского народа. Вытаскивал плетёные сооружения из воды полуголый китаец, развязывал верёвочку и, разделив пополам конструкцию, высыпал на берег сверкающих в красном ещё, как ошпаренном солнце, небольших рыбёшек. Потом снова собирал морду и уносил в воду, а из озера нёс следующую. Продолжалось это долго и начало Брехту надоедать.

Но тут стали появляться другие действующие лица. Вышли из хижины два китайца. Два – это пара. Пара китайцев вытащила из огромной кучи тростника, сложенной подальше от воды, несколько вязанок и понесла их к кострищу. Вскоре и костерок запалили, над ним повесили на рогатинах небольшой котелок. Ну, для пятидесяти человек это не ёмкость. Ага, это, наверное, чаёк для Голодного Тигра и его барышень. Будь спокоен дорогой товарищ, мы скрасим скудный завтрак аппетитным свинцом. Точно, вон и барышни вылезли из стоящего чуть поодаль вигвама. Хижины были слеплены сикось-накось и прямо в голос кричали, что это временный летний лагерь. А зимой? А зимой добропорядочные граждане вернутся к своим домам в Чжайланоре. Денежки им японцы дадут, да и сами чего награбят. Летний лагерь труда и отдыха у хунхузов. Скауты, мать их.

Между тем действующих лиц становилось всё больше. В этом месте вода не топким берегом заканчивалась, а вполне себя нормальным каменистым берегом, чуть припорошённым песочком. Ничего прицельной стрельбе мешать не будет, ни каких камышей и прочей травы нет. Стоят на берегу семь кургузых домиков и один домище, вообще несуразной конструкции.

Китайцы почти все полуголые. Кто в набедренных повязках, кто в тоненьких хлопчатых коротких штанах. Котелок, видимо, закипел, и одна из барышень, одетая в мешки, унесла его в большую хижину.

Ну, где там, блин, Пак? Почему не стреляет? Всё видно, как на ладони, куча народа тусуется по берегу и рядом с костром. Самое время открыть огонь.

А куда это они все снуют за последнюю хижину, Ну, ни фига себя, да там у них вырыта в земле траншея. Надо понимать – общественный туалет. Ну, что можно сказать, этот Голодный Тигр не совсем дурак и понимает, что если каждый будет гадить, где попало, то лагерь вскоре придётся покинуть.

И тут из хижины выходит невысокий толстый китаец и идёт к этому самому выкопанному рву. Ну, уж нет, решает Брехт и наводит ствол пулемёта на этого упыря.

Ту-ду-дух. Фу, начал Пак стрелять. Иван Яковлевич переводит ствол пулемёта на отведённый ему сектор, выбирает группу замерших китайцев побольше, и тоже нажимает на спусковой крючок.

Ту-ду-дух. Радостно бьётся Мадсен у него в руках. Дух. Дзынь. Патроны в рожке закончились. Брехт суматошно, отстёгивает пустой магазин и вбивает в гнездо следующий. Так, нужно оценить обстановку.

Ту-ду-дух, слышится с края, где залёг Пак.

И рядом заговорил пулемёт Васьки.

Загрузка...