1916 год. Октябрь. Ревель
Как только Непенин услышал в трубку первые слова начальника радиостанции особого назначения, он понял, что это чрезвычайное происшествие.
– Какой флюс, что вы там лепечите, как баба? — резко говорил вице-адмирал.
– Он очень, очень мучился, а где я ему дантиста обеспечу? Только в Ревеле и можно, — со страхом в голосе оправдывался начальник РОН.
– Какого х… бога вашу маман… в три загиба, вы не поставили меня или Ренгартена в известность?
– Так это только зуб, на несколько дней. Я не придал такого значения. Никаких подозрений он решительно не вызывал. Работал замечательно.
– Когда он должен был вернуться?
– Третьего дня.
– Вашу бога… через коромысло, что же вы молчали? Почему только сейчас сообщаете?
– Думал, вернется.
– Он, видите ли, думал! Мыслитель хренов.
– А вы на меня не орите! Что мне было делать? Всех сотрудников проверяли неоднократно, в том числе и вы, и Ренгартен, и Особое делопроизводство. Возражений против кандидатуры Рихтера никто не имел. Что же, мне его надо было оставить помирать с эти флюсом? А по каждому, извините, чиху моего сотрудника докладывать начальству?
– Что входило в его обязанности? — несколько спокойнее спросил Непенин.
– Шифровка радиограмм для флота, иногда перевод немецких радиограмм на русский язык. Только он не знал, что это на самом деле изначально дешифрованные тексты.
– Он не идиот, мог бы и догадаться.
– Сие мне неведомо.
– Вы знаете, к какому дантисту он отправился?
– Нет, но смею предположить, что это немецкий специалист.
– Почему вы так решили?
– Рихтер любит все немецкое.
– Мне еще только патриота Германии на Шпитгамне не хватало. Ладно, паники не поднимать, работать в штатном режиме, для всех Рихтер задерживается по состоянию здоровья. Все понятно?
– Так точно. Разрешите выполнять?
– Выполняйте, мать вашу.
1916 год. Октябрь. Свинемюнде
Капитан Виттинг вышел от командующего в самом приподнятом настроении и даже больше — он был просто окрылен. Еще бы, ему наконец-то доверили серьезную операцию, в его подчинении целая флотилия. Так, на подъеме, он появился в своем кабинете и сразу вызвал своего адъютанта, старшего лейтенанта Регенсбурга.
– Регенсбург, мы идем в пасть к русскому медведю, — объявил с пафосом Виттинг. Он вообще был склонен к некой высокопарности и восторженности в своих речах. При этом он часто вскидывал голову, и его усы начинали комично подергиваться. — В операции будут задействованы одиннадцать миноносцев под моим началом. Вас я назначаю командиром полуфлотилии. Вы довольны?
– Я счастлив! — не уступая своему начальнику в пафосе, чуть ли не со слезами на глазах ответил адъютант.
– Мы должны подготовить все самым тщательным образом. Вызовите к пятнадцати часам командиров кораблей. Я буду ставить боевую задачу. Вот список. К пятнадцати сорока вызовите начальника службы вооружений, к шестнадцати ноль-ноль — начальников служб снабжения.
– Разрешите выполнять?
– Выполняйте.
Ровно в пятнадцать часов Виттинг открыл совещание.
– Господа офицеры, — с уже знакомым пафосом начал он, — имею честь доложить вам, что согласно распоряжения контр-адмирала Лангемака миноносцы, коими вы командуете, назначены к операции у берегов противника. Я являюсь командиром флотилии, старший лейтенант Регенсбург — мой заместитель и командир полуфлотилии. Поскольку нам предстоит действовать сообща, прошу каждого из офицеров представиться по очереди.
– Старший лейтенант Притвиц — «S‑57».
– Капитан-лейтенант Менхе — «V‑75».
– Капитан-лейтенант Заупе — «G‑89».
– Капитан-лейтенант Херинг — «G‑90».
– Капитан-лейтенант Клейн — «S‑59».
– Капитан-лейтенант Крех — «S‑56».
– Капитан-лейтенант фон Редер — «V‑72».
– Капитан-лейтенант Яспер — «V‑76».
– Капитан-лейтенант Стратман — «V‑77».
– Капитан-лейтенант Кранц — «V‑78».
– Капитан-лейтенант Херман — «S‑58».
– Прекрасно, господа. Теперь прошу пройти к карте. Наша с вами задача — разведка боем. Мы должны прощупать возможности прорыва в Финский залив, определить систему построения обороны русских, а также оценить силы и средства этой обороны. Вспомогательной целью является бомбардировка Балтийского порта в Рогервике. Также мы должны безжалостно топить все неприятельские корабли и суда, встреченные флотилией. Дата выхода — двадцать седьмое октября, время выхода — восемнадцать ноль-ноль, курс — ост, строй — кильватер, расстояние между кораблями — триста метров, ход — двадцать один узел.
– Разрешите? — попросил слова Кранц.
– Да, капитан-лейтенант.
– В это время будет темно, при кильватерном строе и таком ходе мы можем упустить друг друга из виду.
– Я понимаю, это неудобно, но залив так нашпигован минами, что необходимо соблюдать предельную осторожность, несмотря на то что свободный от мин фарватер нам будет обеспечен, но, как вы сами понимаете, проход будет узким. Итак, я иду на головном корабле, головным назначаю «S‑56».
– Есть! — громыхнул Крех.
– Далее идут «S‑59», «V‑72», «G‑90», «S‑58», «V‑76», «V‑78», «V‑77», «V‑75», «S‑57».
Замыкающий — «G‑89». Старший лейтенант Регенсбург идет на «V‑78».
– Почту за честь, — ответствовал Кранц.
– Командующим отобраны к походу самые боеспособные корабли, — продолжил Виттинг. — У вас есть четверо суток, чтобы подготовиться к выходу. Соответствующие службы снабжения и вооружения будут обслуживать корабли флотилии в первую очередь. Если какой-то из кораблей не может подготовиться в указанные сроки, прошу сообщить об этом прямо сейчас.
Все промолчали.
– Отлично, господа, я не сомневался. Есть какие-либо вопросы, пожелания?
Опять ответом было молчание.
– Ладно, поскольку времени на долгие совещания нет, прошу приступить к своим обязанностям незамедлительно. И последнее: все сведения о предстоящей операции должны сохраняться в строжайшей тайне.
Так же стремительно и энергично командир флотилии провел совещания с другими ответственными лицами. Сомнений не было, поход начнется в назначенное время, что бы ни случилось.
Среди вызванных к Виттингу был и Шварцер. Все указанные миноносцы и их «болячки» по части состояния минного вооружения он знал очень хорошо, ибо к обязанностям своим подходил с должной ответственностью, а с офицерами, особенно минными офицерами кораблей, старался поддерживать хорошие деловые и в тоже время почти приятельские отношения.
В это утро он прибыл на миноносец «S‑56», где командиром был капитан-лейтенант Крех, а первым минным офицером старший лейтенант Франц Клюге.
– Клаус, дружище, здравствуй, ты прямо ни свет ни заря, только побудку проиграли! — воскликнул Клюге, приветливо встречая Дитриха на борту. — Позавтракаем вместе.
– Я уже позавтракал, а от чашечки доброго кофе не откажусь.
– Вот и славно.
– Только вот что, франц, тут такая катавасия закрутилась, что времени нет совсем. Так что я по делу. Что у тебя?
– Мин — половина боекомплекта, аппараты на товсь, только вот одна труба по левому борту, ну ты же знаешь, давняя «болячка».
– Я говорил тебе, надо менять весь аппарат.
– Нам вчера объявили приказ, до выхода меньше четырех суток. Успеем?
– Не знаю, один аппарат есть, вполне исправный.
– Надо успеть, Клаус, видишь, все уже носятся, вылизывают корабль до последней медяшки, в общем, полундра, командир объявил, что с нами идет командир флотилии капитан Виттинг. Тот еще гусь, заметит неисправный аппарат, считай, трибунал.
– Хорошо, Франц, я постараюсь. А ты донные мины сдай. Приказ получил?
– Получил, не волнуйся, сейчас и займусь.
– Ладно, сразу заявку на пополнение боекомплекта подготовь и сегодня же прими торпеды, и артиллеристов напряги, пожалуйста, по части снарядов. Что у них там с орудиями?
– Штойбах педант, ты же знаешь. Орудия у него всегда в идеале, про боекомплект я у него узнаю, так что не теряй времени. Все сразу и примем.
– Куда идете, в курсе?
– Официально нет, все секреты, секреты. Смешно. На одиннадцати кораблях суета до неба, дурак и тот поймет, что затевается серьезное дело. Но матросский телеграф уже все разведал. Вот пройдохи, всегда все знают, правда, приврать любят. Мой вестовой божится, — Клюге слегка понизил голос, — что идем чуть ли не на главную базу русских. Хотя о какой базе идет речь, он не знает.
– Ладно, Франц, мне тоже еще десять миноносцев сегодня обежать нужно. Так что спасибо за кофе, я тебя на время оставляю. Не забудь, пожалуйста, про заявки.
– Да не волнуйся, Клаус, я же сказал, сейчас займусь. Может, вечером примем на борт шнапсу?
– Какое там, боюсь, что перешел на круглосуточную работу. Однако при первой возможности забегу.
– Ну пока, Клаус, удачи.
К семи вечера Дитрих успел побывать на всех миноносцах согласно списка, и к этому времени ноги гудели от усталости. Проблемы, проблемы, радовало только одно, что все-таки корабли были отобраны лучшие. Однако, несмотря на переутомление, агент русской разведки не позволил себе расслабиться, а пошел и дал телеграмму на адрес берлинского отделения фирмы «Нотариальные услуги фон Лартинг и партнеры» в коей был следующий текст:
«Прошу донести до господина Барле. Встреча известному делу откладывается ввиду сильной занятости. О дате встречи телеграфирую дополнительно. Клаус Шварцер». Это был сигнал для срочной встречи в Свинемюнде.
Шварцер и Барле встретились следующим вечером.
– Добрый вечер, господин Барле.
– Добрый вечер, господин Шварцер. Итак, слушаю вас.
– Сколько у вас времени?
– Я уезжаю этим же поездом через два часа.
– Хорошо.
– Я весь внимание.
– Вечером двадцать седьмого октября выйдет флотилия из одиннадцати эсминцев. Все, что касается этого похода, держится в секрете. Однако кое-что удалось выяснить. По роду своих обязанностей я отвечаю за минное вооружение и доподлинно знаю, что корабли грузятся полным боекомплектом. Однако донные мины сданы на берег, то есть это не заградительная операция. Для похода отобраны наиболее быстроходные и боеспособные эсминцы. Готовится прорыв к военно-морской базе, к какой, выяснить не удалось. Скорее всего, речь идет о Гельсингфорсе или Ревеле. Некоторые офицеры высказывают свои опасения, считая этот поход слишком рискованным, и не совсем понимают его смысла.
– Почему?
– Русские хорошо обложились минами, и флот у них вполне боеспособный.
– Немцы тоже весьма основательны и наверняка готовятся по всем направлениям.
– Согласен.
– Это все?
– Да.
– Ладно, все будет передано по назначению.
– Поторопитесь, до выхода флотилии осталось совсем мало времени.
– Не волнуйтесь, я все прекрасно понимаю. Да, раз уж случилась оказия ехать к вам, то я захватил конверт для вас. Там привет от нашего общего друга.
– Это тоже не помешает. Где конверт?
– Уже в кармане вашего пальто, — хитро улыбнувшись, произнес Барле.
– Но как? — удивился Шварцер.
– Я же профессиональный сыщик и филер, а значит, вполне сносный карманник и неплохой фотограф, — тихо сказал Барле и подмигнул собеседнику.
– Надо же, как ловко. Я ничего и не заметил.
– Значит, навык не утерян. Однако если у вас все, то я пойду.
– Да, это все, до свидания, господин Барле.
– Адье, господин Шварцер.
Придя домой, Шварцер первым делом разулся, потом плюхнулся в любимое широкое кресло и с глубочайшим удовольствием вытянул босые ноги. Он достал из сюртука конверт и не спеша вскрыл его. Кроме денег там была фотография его дочерей, сделанная, как гласила подпись, не далее как два дня назад, и Шварцер понял, почему Барле ввернул про фотографа. Он усмехнулся и подумал: «Вот тебе и привет от Лартинга. Тут и кнут и пряник. Хотя фото действительно отменное». Не понимал прагматичный немец, что Лартинг попросил сделать эту фотографию просто от души, понимая, как Шварцер скучает по своим девочкам.
1916 год. Октябрь. Ревель
Непенин получил срочное радио со Шпитгамна. Судя по данным пеленгации и перехвату переговоров, немцы активно тралили в районе Передовой позиции.
Непенин связался с Ренгартеном по телефону:
– Здравствуйте, Иван Иванович, получили последние данные по радиоперехвату?
– Здравия желаю, Адриан Иванович. Так точно, получил и уже сопоставил с ранее принятыми. Есть некоторые соображения. Разрешите прибыть с докладом?
– Добро, жду вас. У меня тоже кое-что есть.
Вскоре Ренгартен появился в кабинете своего начальника.
– Присаживайтесь, давайте сразу к делу.
– Хорошо, двадцатого октября мы впервые засекли немцев в районе Передовой позиции. Потом, двадцать второго октября, уже восточнее. И вот только что выясняется, что они и сейчас тралят. Работает не более двух тральщиков. Судя по выходам в эфир, тралят в сумерках. Дважды засекли в этом же районе подводную лодку.
– Работают медленно, но верно. Без особого прикрытия. А не кажется ли вам, Иван Иванович, что они готовят проход, а лодка стоит ближе к нам и дежурит, надеясь вовремя засечь наши дозорные эсминцы и предупредить тральщики?
– Да, и у меня сложилось такое впечатление. Стараются работать скрытно, поэтому тралят малыми силами, полагая, что так их не заметят. Если соединить точки пеленга, то получается, что они ведут фарватер в направлении Рогервика. Для кого же они стараются?
– А я вам скажу, для кого, — просияв, сказал Непенин. — Вот, читайте, это шифровка по линии агентурной разведки.
Ренгартен прочитал донесение, полученное от Шварцера.
– Очень похоже.
– Еще как похоже, мать их.
– Только я не пойму, это безумие какое-то. Одиннадцать миноносцев, это, конечно, сила, но надеяться проскочить незамеченными и не попасть при этом под обстрел главных сил флота — это утопия.
– Верно, черт побери. Или они там все посходили с ума и готовы броситься в любую авантюру.
– Не похоже на немцев.
– Да уж, выглядит странновато, или мы чего-то не понимаем и не знаем конечную цель операции. В любом случае, Иван Иванович, это шанс надавать немцам по сусалам, и упускать его не след, а отправив эту флотилию на дно, мы и все планы сорвем, какими бы они ни были.
– Так точно. Надо бы распорядиться, чтобы немцам не мешали. А то дежурные эсминцы могут и потопить.
– Добро, пусть дозором ходят, как бы никого не замечая, а сами поглядывают. Как, Иван Иванович, встретим дорогих гостей?
– Если выход у них двадцать седьмого, то уж двадцать шестого тральщики всенепременно должны закончить. Лодка тоже должна уйти, скорее всего, пройдя новым фарватером, и сообщить, что все в порядке. Так вот это сообщение обязательно надо перехватить, после чего быстро и скрытно поставить мины, причем чем ближе к нам, тем плотнее.
– Все правильно, и я так мыслю. «Новика» пошлем, лучше Беренса никто не справится.
– Еще предлагаю убрать корабли из Балтийского порта, от греха.
– Думаете? Их там кот наплакал. Ладно, от греха можно и убрать. Что ж, на этом закончим, пожалуй.
– Разрешите идти?
– Да, вы идите, Иван Иванович, а я с Колчаком поговорю.
1916 год. Октябрь. Свинемюнде
Непенин и Ренгартен были совершенно правы, когда рассуждали о странностях этой операции германского флота, которую на самом деле задумали вовсе не адмиралы кригсмарине, а германская разведка.
Буквально за несколько часов до выхода флотилии Виттинг был вновь вызван к контр-адмиралу Лангемаку и сильно негодовал по этому поводу. Ведь времени оставалось совсем мало, и кому, как не командующему, опытнейшему моряку, следовало понимать, что в такой момент нельзя отрывать руководителя операции. Но делать было нечего, и Виттинг отправился к начальству. Его сразу пригласили в кабинет, однако встретил капитана вовсе не Лангемак, а человек в штатском, который по-хозяйски расположился в кресле его шефа.
– Садитесь, капитан Виттинг. Здравствуйте. Я понимаю, что отрываю вас от подготовки к важной операции. Посему много времени у вас не отниму.
– Откуда вы знаете, чем я занимаюсь? — довольно раздраженно спросил Виттинг.
– Не возбуждайтесь, капитан. Меня зовут Вальтер Николаи, я руковожу военной разведкой Германии. Операцию эту задумал и провожу я, посему и нахожусь в данный момент здесь. Слушайте внимательно, Виттинг.
Весь ваш поход с фейерверками есть демонстрация, буффонада и бутафория, в которой будет только одна настоящая вещь. Зайдя в акваторию Балтийского порта в Рогервике, вы станете беспорядочно обстреливать его и в это время примете на борт человека, который подойдет на шлюпке и скажет вам и только вам кодовое слово «Ревель». Вы поместите этого человека в отдельной каюте, и он должен будет находиться там вплоть до окончания похода.
– Что? Ради одного человека идут одиннадцать миноносцев?
– Не ради этого человека, а ради тех сведений, которыми он обладает, и ценность этих сведений такова, что я послал бы за ними не только вашу флотилию, а весь германский флот! Вы можете не выполнить ни одну из задач, поставленных Лангемаком, но вытащить этого человека вы должны! Слышите, в любом случае! — с металлом в голосе вещал Николаи.
– Я офицер флота и не привык, чтобы со мной говорили подобным тоном! — взвился Виттинг.
– Капитан, я только хочу, чтобы вы осознали степень важности этого задания.
– Как я могу осознать эту степень, если ничего не знаю ни об этом человеке, ни о тех сведениях, о которых вы так печетесь.
– Вот этого вам знать точно не следует. Все, закончим на этом, — отрезал полковник. — Не смею вас более отрывать от подготовки вверенной вам флотилии.
– Разрешите идти?
– Идите.
Раздраженный и сбитый с толку Виттинг вернулся к своим кораблям.
1916 год. Октябрь. Финский залив
Получив приказ, самый быстрый эсминец Балтийского флота «Новик» стремительно рассекал почти штилевое море, стремясь как можно скорее достичь указанных координат в районе Передовой минной позиции. Несколько человек не отрывались от зрительных приборов. Наконец тральщики были замечены.
– Малый ход, полная тишина, все огни закрыть, на палубе не курить, — скомандовал командир корабля капитан второго ранга Беренс.
– Мы не атакуем? — спросил стоящий рядом на мостике старший лейтенант Граф.
– Напротив, согласно приказа, мы ни в коем случае не должны обнаружить себя. Определите тип кораблей неприятеля.
– Это малые тральщики, переделаны из траулеров.
– Так и должно быть. И откуда Непенин все знает? И впрямь дьявол какой-то, — глядя в бинокль, тихо произнес Беренс.
– Скорее, ангел-хранитель.
– Может, и так. Стоп машины. Наблюдать за противником.
– Скоро совсем стемнеет, — задумчиво произнес Граф.
– Совершенно верно, Гарольд Карлович, но наш «провидец» предсказал не только то, что в этом месте мы встретим тральщики именно этого типа, но и то, что они скоро уйдут.
– Что ж, посмотрим, это даже интересно.
Минут через десять на фоне заката появились тусклые белесые точки, которые, впрочем, почти сразу стали медленно исчезать.
– Никак огни ставят, точно, уходят. Ну, Адриан Иванович, дьявол, и все тут.
– И впрямь что-то мистическое в этом есть, — с удивлением произнес Граф. — А что дальше?
– Дальше ждем, пока не уйдет германская субмарина.
– Ах, там еще и подводная лодка имеется? Впрочем, я уже ничему не удивляюсь.
– Раз Непенин сказал, значит, имеется. Лодка должна уйти вслед за тральщиками. Только вряд ли мы это заметим. Так что ждем два часа. А потом начнется уже наше представление. Непенин не только сообщил нам о кораблях, он передал схему протраленного немцами участка. Понимаете, они еще не успели уйти, а он уже знает. Так вот наша задача — скрытно заминировать этот участок снова. И не просто заминировать, а по определенной схеме.
– Ночью минировать в этом проходе, границ которого никакой маг и волшебник точно определить не сможет? Очень опасно.
– Знаю, но это приказ. И выполнять его, как первому минному офицеру, придется именно вам, Гарольд Карлович.
– Есть.
– Надо справиться до рассвета. Пойдем с тралом, чтобы не нарваться. Обратным ходом поставим мины. Если будем работать четко, времени вполне достаточно. Командующий дивизией подчеркивал, что это задание, наверное, самое важное из тех, что выпали на долю «Новика». Осрамиться никак нельзя.
– Понял.
– Так что идите, Гарольд Карлович, готовьтесь к постановке, только без лишнего шума. У немцев ушки на макушке.
Всю ночь с ювелирной точностью «Новик» ставил мины, а с рассветом в утреннем тумане исчез, как летучий голландец.
1916 год. Октябрь. Ревель
Несколькими днями ранее, как только исчезновение Рихтера стало очевидным, Окерлунд был срочно вызван в Ревель. Получив задание и прочитав личное дело Франца Рихтера, он сразу осознал всю серьезность положения.
Первым долгом он попросил свое начальство оповестить местного полицмейстера и сам направился в городское полицейское управление. По известным причинам моряки и полицейские недолюбливали друг друга. Одни считали других зазнавшимися белоручками, а те в свою очередь почитали своих оппонентов туповатыми держимордами. Иногда у подвыпивших офицеров флота случались небольшие инциденты со стражами порядка. Быть доставленным в околоток считалось для любого моряка величайшим позором. Иногда доходило и до мордобоя. Однако здесь случай был особый.
– Разрешите представиться, старший лейтенант Окерлунд, — отрекомендовался офицер, войдя в кабинет полицейского начальника.
– Очень приятно, подполковник Цицерошин Лев Григорьевич, — мягким баритоном ответствовал полноватый мужчина лет слегка за сорок с пышными, щеголевато загнутыми вверх усами. — Руковожу местным сыском, в основном политическим. Хотя все давно смешалось, господа демократы лихо грабят почтово-телеграфные конторы, а уголовники сыпят политическими лозунгами. Мне уже доложили о вас, Рагнар Ансельмович, как об офицере контрразведки флота, просили оказать содействие. Так что вас привело в полицейское управление?
– Господин подполковник… — начал было Окерлунд.
– Полноте, Рагнар Ансельмович, давайте не будем щеголять званиями. Как вы уже слышали, меня зовут Лев Григорьевич. Давайте обращаться друг к другу без регалий, так, кажется, и на флоте принято?
– Хорошо. Лев Григорьевич, нам совершенно необходимо найти вот этого человека, — сказал Окерлунд и положил на стол фотографию.
– Кто таков будет?
– Это сотрудник секретной радиостанции Франц Рихтер. Семь дней назад он выехал в Ревель для получения зубоврачебной помощи и должен был третьего дня вернуться к месту службы. Однако бесследно пропал.
– Ну, батенька вы мой. Людишки бесследно не пропадают. Ежели он в Ревеле, так сыщем всенепременно. А к какому именно дантисту он отправился?
– Точно это неизвестно, но предпочитал он немецких частных специалистов.
– Что же, это несколько сужает круг.
– Несколько?
– А что вы хотели. Ревель есть город ганзейский и очень давно, так что шведы и немцы еще со времен владычества Ливонского ордена проникли здесь во все сферы деятельности, а немецкие лекари давно в почете. Так что дантистов мы, конечно, проверим, но зайдем и с другой стороны, — с этими словами полицмейстер стал вызывать адъютанта по телефону, но безуспешно.
– Куда же это он запропастился? — недовольно пробормотал Цицерошин. — Извините, вынужден оставить вас на некоторое время, — продолжил он и вышел.
Окерлунд стал рассматривать обстановку кабинета полицейского начальника. На полках в шкафчике за стеклом расположились призы за отличную стрельбу. На стенах в хороших рамках висели несколько личных благодарностей от Его Императорского Величества и министра внутренних дел. За «обеспечение образцового порядка во время открытия в Ревеле памятника Петру Первому 28 сентября 1910 года». За «лично принятые меры к розыску и задержанию чинами Ревельского сыскного отделения опасного преступника Градецкого».
Окерлунд вспомнил, что читал в газетах об этом уголовнике-рецидивисте, натворившем немало бед и даже убившем городового.
В это время вошел хозяин кабинета в сопровождении нескольких человек.
– Господа филеры, — командным тоном объявил полицмейстер, — будьте любезны взглянуть на фотографию. Не встречался ли вам данный субъект?
Филеры посмотрели и только отрицательно покачали головами.
– Что ж, это, и вправду, было бы слишком большим везением, — подытожил Цицерошин.
– Господа, взгляните повнимательнее, — заговорил Окерлунд. — Этот человек страдал зубной болью, у него вполне мог быть флюс, а это искажает черты лица.
Филеры опять стали разглядывать фото.
– Ваше высокоблагородие, — обратился один из них к своему начальнику, — вот уже с неделю я веду наблюдение за конторой «Фабиан-Клингслянд», человека с флюсом я не видел, однако человек с повязкой на щеке туда заходил и очень даже похожий на господина с фотографии. Я извиняюсь, его данные имеются?
– Вот антропометрическая справка, — Окерлунд достал из портфеля листок бумаги.
– Аккурат подходит, — констатировал филер.
– Так вы полагаете, что это он? — спросил полицмейстер.
– Так точно, очень похож, — отрапортовал филер.
– Молодец, Семенов, — похвалил Цицерошин. — Все свободны.
Офицеры вновь остались наедине.
– Вот так, Рагнар Ансельмович, я же говорю, бесследно у нас никто не пропадает.
– А почему вы ведете наблюдение за этой конторой?
– Есть у нас серьезные основания полагать, что господа из данного коммерческого предприятия занимаются не только поставками косметических средств из Швеции, но и самым непосредственным образом связаны с революционной деятельностью. Нам пока не удалось схватить их за руку, ждем удобного случая. Кстати, по нашим каналам на таможне мы получили данные, что контора буквально вчера приняла крупный коммерческий груз, который вызывает у меня некоторые вопросы, хотя таможенники ничего предосудительного не нашли ни в товаре, ни в сопроводительных документах. Другое дело, что по моей просьбе они слишком не усердствовали в досмотре, дабы не вызвать подозрения у получателя груза. Эх, хотел я попозже, дабы дальнейшую судьбу груза отследить. Как срочно вам необходимо найти этого Рихтера?
– Он является носителем секретов, за которые немцы отдадут все что угодно.
– Неужели? Хорошо, Рагнар Ансельмович, пощупаем голубчиков. Чувствую, что толк с этого дела будет. Завтра, в пять утра, и нагрянем, — подвел итог Цицерошин, и огонек охотничьего азарта загорелся в его глазах.
– Я могу участвовать в операции?
– Извольте.
Предрассветным утром полицейские тихо вскрыли склад, расположившийся в отдельно стоящем пакгаузе красного кирпича, и так же тихо разбудили мирно спящего сторожа, сразу заткнув ему рот кляпом, чтобы тот с перепуга не стал орать.
Одновременно провели обыск в самой конторе, и уже в восемь утра заспанную и ничего не понимающую мадам Суменсон привезли в полицейское управление.
– Это произвол, — сходу бросила она, чуть только ее ввели в кабинет полицмейстера.
– Неужели? — с улыбкой ответствовал Цицерошин.
– Да, произвол и насилие!
– Вы забыли добавить про беззащитную женщину, — как бы вторил возмущенной даме полицейский.
Суменсон несколько обескураженно посмотрела на Цицерошина и Окерлунда.
– Неужели вы думаете, милостивая государыня, что мы вот так, ни с того ни с сего, с раннего утра, всеми полицейскими силами бросились на несчастную, ни в чем не повинную женщину? Мы так похожи на каких-то маньяков? Отнюдь нет, смею вас заверить. Основания к вашему задержанию что ни на есть самые серьезные.
– Дайте папиросу, — взвизгнула дамочка.
Окерлунд молча достал портсигар и спички. Суменсон затянулась.
– В чем же меня обвиняют? — с вызовом спросила она.
– Знаете, что это такое? — спросил Цицерошин, поигрывая пальцами с небольшими металлическими детальками.
– Откуда мне знать?
– Действительно. Так я вам объясню, это есть литеры типографского набора.
– И что?
– Мы их нашли вот в этих банках с дамским косметическим кремом, — полицмейстер указал на синюю металлическую банку с надписью «Нивея». — Это хорошо придумано, оригинально, я бы даже сказал, свежо. Ведь консистенция крема такова, что литера не будет предательски брякать даже при сильной тряске. А ежели какой звук и будет, то все подумают, что просто соударяются между собой банки. При этом сама литера в силу закона притяжения останется скрытой под слоем крема.
– Это провокация!
– Конечно, это мы с господином старшим лейтенантом насыпали шрифт в дамский крем с тем только, чтобы скомпрометировать вас и вашу фирму.
– Именно, — брякнула Суменсон.
– Хорошо, мадам. Я вам поясню истинное положение вещей, ибо, как мне кажется, оно до вас не доходит. Сейчас идет война, мы с вами практически находимся на секретном военном объекте, коим является база Балтийского флота здесь, в Ревеле. Посему любые противоправные действия могут расцениваться как военное преступление, которое неминуемо приводит к эшафоту. Даже уголовники это поняли и затихли, уйдя на самое дно. А господа революционеры не поняли.
– Я не знала, что было в этом грузе.
– Неужели? Вот эта баночка была изъята из вашего кабинета, на ней наверняка найдутся отпечатки ваших пальцев.
– Ну и что, я действительно попросила принести одну банку из последней партии в качестве образца новой упаковки. Кстати, никаких лишних предметов в банке не было.
– Конечно, не было, вы зачем-то положили литеру себе в редикюль. Вот она. Кажется, «живете».
– Не докажете.
– Вы знаете, мы оставили людей на складе и за баночками приехали. Их проводили до вокзала, где, с божьей помощью, и взяли. Одним из экспедиторов оказался студент по имени Роман Шиловский, совсем еще мальчик, но уже с револьвером в кармане. Однако он быстро сломался и как-то сразу стал давать показания. Теперь мы, собственно, знаем, что груз должны были отвезти в Петроград. Шиловский в том числе показал, что именно вы заправляли всем, что происходило в конторе, и, конечно, знали о тайном содержимом банок. Вот так, милостивая государыня.
– Врете!
– Отнюдь нет. Вот его собственные письменные показания. Я не ведаю, знаком ли вам почерк Шиловского, но вот извольте взглянуть.
– Запугали мальчишку, — фыркнула Суменсон.
– Не без того. А как вы хотели? Так вот за эти деяния вам грозит высшая мера наказания, но она может быть смягчена и заменена на тюремное заключение, если вы проявите разумную рассудительность и не станете скрывать обстоятельства другого, еще более тяжкого преступления.
– О чем вы, не понимаю?
– К вам приходил вот этот человек? — вступил Окерлунд, показывая фотокарточку.
– Не помню.
– Помните, он был с повязкой на щеке.
– Да, кажется, припоминаю, он искал крем от морщин.
– Он слишком молод, чтобы пользоваться такими средствами.
– Ну, может быть, для родителей?
– Он сирота. Хватит врать! Если вы сию минуту не расскажете обо всех обстоятельствах этого преступления, вас будут пытать самыми изуверскими способами как германскую шпионку, и расстрел вы почтете за великое благо, — железным тоном произнес Окерлунд. — Я из военной котрразведки и цацкаться с вами, как полицейские, не стану. Полномочий у меня для этого вполне достаточно.
– Да, тут я вынужден умыть руки, — подтвердил Цицерошин. — Если вы не станете сотрудничать, то судить вас будет не гражданский суд с адвокатом и присяжными, которым вы можете пожаловаться на тяжелую судьбу женщины в современном мире. Вы даже можете попробовать вызвать сочувствие у общественности рассказом о том, как вас, наивную и простодушную, запутали и затянули в темные дела. А судить вас, милостивая государыня, станет военный трибунал, у которого вызвать жалость тяжелее, чем у булыжника, и приговор у него всегда один.
– Так что вам надо спасать свою нежную шкурку, а не нести околесицу, — докончил Окерлунд.
Евгения Суменсон разрыдалась:
– Да, он приходил, хотел уехать в Германию, просил помощи, говорил, что может быть полезен, обладает секретными данными, — говорила она сквозь слезы.
– Почему он пришел именно к вам?
– Его направил доктор Клозе, дантист, он давно связан с немецкой разведкой.
– Вы не ответили на вопрос.
– Мой шеф в Германии тоже связан с немецкой разведкой.
– Нам известно, что фактическим руководителем компании является ваш брат, бунтовщик, известный под кличкой Куба, ведь ваша девичья фамилия Ганецкая, не так ли? — спросил Цицерошин. — Диву даюсь, насколько спелись эти господа, как сплелись змеиным клубком в союзе против государства Российского.
– Дальше, дальше, — нетерпеливо почти прокричал Окерлунд.
– Рихтер, так он представился, встретился с агентом, и тот согласился переправить его.
– Каким образом?
– Я не знаю, честно, не знаю.
– Где Рихтер?
– У меня на складе работает грузчиком Тынис Петерс, он социал-демократ, ему приказали сопровождать Рихтера. Он по секрету сказал мне, что они едут в Рогервик.
– В Балтийский порт? Но как оттуда попасть в Германию? — недоуменно задавался вопросами Окерлунд.
– Этого я тоже не знаю, — продолжая всхлипывать, ответила Суменсон.
– В любом случае надо оповестить местную полицию и начальника порта. Порт необходимо закрыть и перепотрошить все, там всего полторы тысячи населения. Я вас оставлю на время, — сказал полицмейстер и вышел.
– Расскажите об агенте, — продолжил допрос Окерлунд.
– Я почти ничего о нем не знаю, появляется как призрак, так же исчезает. Он и выглядит как призрак, очень бледный, высокий, называет себя Крейн.
– Как вы с ним связывались?
– Надо с семи до восьми вечера в среду или пятницу бросить пятак в окно полуподвального помещения в доме пять по улице Харью, и он объявлялся через некоторое время. Теперь это бесполезно, он не придет.
– Почему?
– Он всегда все знает. Всегда.
– Ладно, к этому вопросу вернемся позже, а сейчас, извините, вас препроводят в камеру.
Суменсон вывели.
1916 год. Октябрь. Ревель
Окерлунд связался по телефону с Непениным, доложил обстановку и срочно выехал к адмиралу. Туда же был вызван и Ренгартен.
– Ну что же, — обратился Непенин к Окерлунду и Ренгартену, когда все были в сборе, — немцы не идиоты, как мы и предполагали. Благодаря общим усилиям мы с большой долей вероятности знаем о предстоящей германской операции практически все. Чтобы вы были в курсе, Рагнар Ансельмович, ранее мы получили агентурные данные о готовящемся прорыве германской миноносной флотилии в направлении Балтийского порта, что подтверждается и нашей радиоразведкой. Мы даже готовим контрмеры. Только вот цель операции противника до сих пор была неясна. Теперь и это белое пятно перестало быть таковым. Операция, назначенная немцами на двадцать седьмое октября, имеет целью вывоз на территорию Германии опаснейшего перебежчика. Сегодня двадцать шестое октября. Рагнар Ансельмович, берите дежурный сторожевой катер. Я уже отдал распоряжение. Если не найдете Рихтера в городе, то будете перехватывать в море. Упустить нельзя! Никак нельзя. Проверьте вооружение на катере и прожектор обязательно. Осечек быть не должно.
– Я понимаю, Адриан Иванович, все сделаю.
– Может, вам дать кого-нибудь в помощь? — спросил Ренгартен.
– Нет, не надо. Полиция Рогервика получила строжайший приказ оказывать мне всяческое содействие.
– Рад, что вы нашли общий язык с Цицерошиным, очень толковый офицер. Все, отправляйтесь на катер незамедлительно, моя машина ждет вас, — скомандовал Непенин.
– Есть.
Окерлунд вылетел пулей.
Вскоре он уже взбегал по трапу, и командир катера хотел было отдать команду к выходу, но тут у пирса появился еще один автомобиль, из которого выскочил полицмейстер.
– Эй, на катере, погодите! — крикнул Цицерошин, одетый по-походному.
– Что случилось, Лев Григорьевич? — с удивлением спросил Окерлунд.
– Кажется, намечается большая охота, а я и есть охотник, так что пропустить, извините, никак не могу.
– Вы что, хотите отправиться со мной?
– Именно.
– Ну как-то…
– Не почину, хотите вы сказать? Нет уж! Я Градецкого сам скрутил и не его одного, — с задором выкрикнул Цицерошин. — Надеюсь, хороший стрелок вам не помешает? Я призы брал еще поручиком Виндавского резервного полка.
– Добро пожаловать на борт. Отходим немедленно, — пригласил Окерлунд.
– Есть, мой капитан! — весело крикнул полицмейстер и взошел на катер.