«Долина смерти»

С. М. Ивашкин Орудия пришлось уничтожить…

После тяжелейших боев лета 1941 г. 18-й зенитный полк ПВО был выведен в г. Коломну на переформирование. Здесь он получил пополнение и новые орудия — 152-миллиметровые гаубицы образца 1939 г. — и был переименован в 18-й артполк резерва Главного командования.

1942 г. мы встретили в эшелоне по пути на Волховский фронт. Разгрузились в Большой Вишере и маршем двинулись к Волхову для занятия огневых позиций. Здесь 2-й батарее неожиданно повезло: в указанном месте сохранились кем-то оставленные прекрасные блиндажи и землянки, соединенные закрытыми ходами сообщения. Нам осталось только дооборудовать снарядные ровики и орудийные окопы.

Наступление 7 января началось, как всегда, с артподготовки. Но огонь, надо сказать, был слабеньким, и немцы быстро оправились от неожиданности и стали отвечать всеми огневыми средствами, отчего лед на Волхове был разбит и река превратилась в неодолимое препятствие. Наступление сорвалось.

Лишь 13 января после перегруппировки и усиления войск, после полуторачасовой артподготовки части 2-й УА прорвали первый рубеж немецкой обороны и продвинулись на 10 км вперед.

Наш 1-й дивизион также перешел Волхов и занял позиции у Спасской Полисти. Многократные попытки овладеть Спасской Полистью были безуспешными. Левее нашего дивизиона, между Мостками и Мясным Бором, 2-я ударная прорвала вторую линию немецкой обороны и устремилась дальше, на северо-запад.

18-й ап на тракторной тяге при глубоком снежном покрове не мог успеть за наступающими частями и вошел в прорыв вслед за конницей 13-го кавкорпуса. После непродолжительного отдыха в лесу за железнодорожной насыпью полк получил задачу по поддержанию огнем наступающих частей.

Первый дивизион получил предписание занять огневые позиции севернее с. Вдицко и Огорелье. Чтобы добраться туда, пришлось вырубать березовые и осиновые слеги (жерди) и вставлять их между ободами колес, чтобы орудия двигались по ним, как по рельсам. Это было утомительно и держало всех в напряжении. Там, где были полевые зимние дороги, двигаться было легче.

Огневые позиции мы заняли на опушке большой поляны, замаскировав ее под невысокий сосновый лес. НП оборудовали перед платформой Рябово за Красной Горкой. Затем я со своим НП переместился на юго-восток и находился недалеко от дороги, на повороте которой стоял указатель. В стереотрубу была видна надпись: «Nach Luban 16 km» («До Любани 16 км»). Отсюда вторая батарея уничтожала немецкие НП, орудия противника, походные кухни, поддерживала наступающие части.

Наступление 2-й ударной закончилось в начале марта, а 19-го немцы перерезали горловину прорыва, и армия оказалась в окружении. Доставка продуктов и боеприпасов прекратилась. Через какое-то время «коридор» был пробит, но снабжение оставалось недостаточным. К тому же начал бурно таять снег, все залила полая вода, и передвижение сильно затруднилось.

Наш дивизион переместился к Апраксину Бору, где стрелковые подразделения удерживали оборону до 1 мая. Накануне был получен приказ командующего 2-й УА о праздновании 1 Мая и выдаче нам по 50 г сухарей и яичного порошка.

После праздника начался отход к Сенной Керести. Мы возвращались туда старым путем — лежневкой, с помощью тех же, срубленных в пути сырых жердей. Эти 25 км в весеннюю распутицу, да еще голодными, дались нам непросто.

Огневые позиции заняли на поляне за р. Кересть. За нами располагался полевой аэродром. По ночам из-за леса прилетали наши самолеты, сбрасывали продукты и боеприпасы. Малая, очень малая часть продуктов доставалась огневикам. В батарее умер от голода связист Лебедев.

НП мы выбрали в восточной части поляны недалеко от узкоколейки и настильной жердевой дороги на высокой сосне, огороженной вместе с землянкой целыми деревьями от попадания осколков. Для батареи собрали боеприпасы данного калибра со всех артчастей армии. Наша задача состояла в том, чтобы не допустить прорыва танков и пехоты противника вдоль обеих дорог.

В западной части поляны оборудовали еще один НП, благодаря чему удалось отбить две атаки немцев численностью до батальона с танками. Батарея защищала своим огнем узкоколейку и настильную дорогу до тех пор, пока были боеприпасы.

Противник вел прицельную бомбежку и обстрел дальнобойной артиллерией, постепенно сужая кольцо окружения. С 10–12 мая он стал применять массовые ковровые бомбежки. Особенно страдали от них гражданские лица — жители деревень Огорелье, Вдицко, Ольховки и других, пробиравшиеся на восток вместе с армией.

Обстрелы и бомбежки начинались с рассветом и кончались глубокой ночью. Одна волна бомбардировщиков сменяла другую, и так весь день безнаказанно, с самой низкой высоты, фашистская авиация бомбила и бомбила без устали. Так продолжалось более месяца.

В полдень 24 июня пикирующие бомбардировщики произвели налет на КП 1-го дивизиона. В результате упрямых попаданий были разбиты блиндажи и землянки, убиты многие бойцы и офицеры, в том числе командир 1-й батареи Т. Е. Швец.

Я тогда не успел дойти до КП метров 300–500. Когда кончилась бомбежка, глазам предстала страшная картина разрушения, поспешная работа по спасению раненых. Я доложил командиру дивизиона капитану Куликову о прибытии и получил от него записку, написанную от руки, в которой приказывалось вывести из строя всю материальную часть.

С душевной болью мы взорвали орудия и средства тяги, уже погруженные на платформы для транспортировки. К концу дня 24 июня я привел личный состав в расположение штаба полка.

Отсюда часть подразделений направлялась на прорыв, другая, большая часть — для прикрытия отхода войск в район Дровяного Поля. Я был назначен направляющим первой колонны, командир взвода управления моей батареи лейтенант Юра Караваев попал во вторую группу.

Прорыв начался в ночь на 25 июня. Сначала впереди нас шли разведчики, присланные с востока, но потом все смешалось. Немцы встретили нас артиллерийским и минометным огнем; вся местность была охвачена гулом и треском стрельбы и нерасходящимся дымом.

Двигаться пришлось наугад без всяких ориентиров. Я случайно наткнулся на глубокую танковую колею и решил идти только по ней, надеясь, что она выведет к своим. Колея привела к «коридору», прозванному Долиной смерти. Чаще и ближе стали рваться снаряды и мины, громче слышаться крики смертельно раненных.

На рассвете я увидел наши танки в кустах и танкистов, призывающих идти быстрее. Я побежал и вдруг справа слышу: «Рус, сдавайсь!» Вот тут я испугался так, как никогда не боялся. Непроизвольно вскинул автомат и нажал спусковой крючок, а сам закрыл глаза. Открыл их, когда автомат замолк, и увидел свалившегося немца с ручным пулеметом. Я бросил свой автомат и побежал к танкистам, еще не веря, что вышел.

Но это действительно было спасение. Танкисты первым делом дали мне воды, потом пару сухарей и указали дорогу к выходу. Я успел заметить медицинские палатки и стоящих возле них людей. Среди них был заместитель командира нашего полка майор Грицак. Он выслушал мой доклад и направил к командующему Волховским фронтом товарищу Мерецкову, который вместе с членом Военного совета генералом Мехлисом находился тут же. После этого я был направлен на питательный пункт, где получил булку с маслом и какао. С голодухи я с этим разделался быстро и только тогда заметил, что впереди меня и за мной идут такие же счастливчики, как я — пережившие ад и вышедшие из него. Так закончился боевой путь 18-го артполка РГК, начатый им в г. Коломне.

С. М. Ивашкин,

гвардии подполковник в отставке,

бывш. командир 2-й батареи 1-го дивизиона 18-го ап РГК