«Если», 2009 № 03

Уилл Макинтош Шар «Синяя полночь»

Раньше он никогда не видел «бордо». Ким держала его на коленях и постукивала по нему указательным пальцем. Возможно, она делала это, чтобы привлечь к нему внимание, но Джефф не хотел ей подыгрывать и не стал приставать с просьбами, хотя ему очень хотелось взглянуть поближе. Темно-красный цвет (Ким упорно называла его «бордо», когда показывала классу) был большой редкостью. Не такой редкостью, как ярко-розовый «Флайер» или голубовато-зеленый «Красавчик», но все-таки редкостью. С ревом подкатил автобус, изрыгая черный дым. Это был автобус номер семь, автобус на Линден-Корт, не его номер. Детишки поспешно выстроились в очередь у больших желтых дверей, когда автобус с шипением остановился. Одна второклассница запищала и стукнула старшего школьника своей коробкой для завтрака фирмы «Семья Патридж», потому что он наступил ей на ногу. Все младшие дети в этом году носили коробки для завтрака фирмы «Семья Патридж».

— Как ты сказала, что он делает, когда у тебя есть все три части амулета? — спросил Джефф у Ким. Он произнес это небрежно, словно просто хотел поболтать в ожидании автобуса.

— Он управляет временем, — ответила Ким. — Когда тебе скучно, ты можешь заставить время бежать быстрее, а когда тебе весело, можешь потянуть время подольше.

Джефф кивнул, пытаясь выглядеть заинтересованным ровно настолько, насколько этого требует вежливость, но не больше. Вот бы незаметно скоротать целый час в церкви! Или заставить школьный день (за исключением перерыва на обед и большой перемены) промелькнуть, как одно мгновение. Интересно, подумал Джефф, насколько можно ускорить или замедлить ход вещей? Можно ли сделать так, чтобы многослойного брикета мороженого хватило на шесть часов? Это было бы просто здорово!

— Хочешь посмотреть на него? — спросила Ким.

— Давай, — согласился Джефф и, не выдержав, слишком поспешно протянул ладони. Ким отдала ему амулет с довольным видом, ямочки на ее круглом лице стали чуть глубже.

Он был гладкий, будто мрамор, идеально круглый. Большой, словно грейпфрут, и тяжелый, как шар для боулинга. Когда Джефф взял его в руки, сердце забилось сильнее. Насыщенный красный цвет с намеком на пурпурный, но который все-таки оставался именно красным, был прекрасным до невозможности и таким ярким, что его синяя рубашка казалась снимком «полароида», который слишком долго держали на солнце.

— Можешь представить себе, как находишь его на воле? Как перелезаешь через упавшее дерево и видишь его под корнями? — спросил Джефф.

— Да, конечно, — согласилась Ким. — Но это вряд ли случится. — Она тряхнула головой, отбросив длинные каштановые волосы на спину. Она то и дело повторяла этот маневр в классе. Наверное, считала себя неотразимой.

Их окружили несколько детей, желающих взглянуть. Джефф вертел шар, пока не нашел дырку, через которую шар должен крепиться к одному концу древка, когда весь амулет в сборе.

— Ты думаешь, твой отец постарается достать две остальные части? — спросил Рикки Адамо, протянул руку и погладил шар, вероятно, только для того, чтобы потом иметь возможность сказать, что он к нему прикасался.

— Он оставил его только ради вложения денег, — сказала Ким и протянула руки, чтобы взять шар у Джеффа. Когда он отдал его, пальцы вдруг показались ему слишком легкими. — Мой отец купит мне бледно-зеленый амулет целиком, когда мне исполнится восемнадцать, и я его впитаю. Я собираюсь стать врачом.

— Не купит, — покачал головой Джефф. — Большинство найденных раньше бледно-зеленых уже кто-то впитал. А те, что остались… твоему отцу пришлось бы отдать весь ваш дом и все, что в нем, за один только шар.

— А тебе почем знать? — сердито взглянула на него Ким. — Ты даже не знаешь, что человек чувствует, когда впитывает амулет! Наверное, у тебя и одного шара никогда не было, не говоря уже о том, чтобы впитать весь амулет.

Синди Шнайдер и Донна Руиз рассмеялись. Рикки тоже рассмеялся, хотя и он никогда не владел шаром.

— У меня был шар, — возразил Джефф. — Десятки шаров.

— Да? — усмехнулась Синди. — Должно быть, ты их держишь под кроватью в Гарден-эпартментс. — Все захохотали, кроме Рикки, который тоже жил в Гарден-эпартментс.

Ким достала из сумки пачку жвачки «Дабл-бабл». Она демонстративно сунула пластинку в рот и стала жевать.

— М-м-м! Как вкусно! — произнесла она. Показала Джеффу зубки и еще немного пожевала. — Я бы тебя угостила, но это будет пустой тратой. Ты не можешь оценить ее вкус так, как я, потому что не впитал небесно-голубой амулет.

— Смотрите! — воскликнула Синди.

Она выбежала на газон перед школой и раскинула руки. На них опустились птицы — воробьи, дрозды, вьюрки.

— А теперь только желтые, — приказала она.

Все, кроме желтых вьюрков, улетели. Еще четыре или пять вьюрков опустились ей на руки. Один сел на макушку.

— Красивые желтые птички любят меня. — Она закружилась на месте, ее длинные светлые волосы летели по ветру. Птицы держались на ней и весело щебетали.

— Подумаешь! — произнес Джефф, снова поворачиваясь к стоянке. Из всех шаров, которые были у ребят в школе, он больше всего мечтал о каштановом амулете животных. Он любил животных гораздо больше, чем любила их Синди. Только вчера ночью ему снился сон. Ему грезилось, будто он нашел все три части амулета животных в стенах старой автомойки на Самсондейл-роуд. Он собрал его, прижал к себе и почувствовал, как амулет входит в него, а потом отправился в лес, позвал, и к нему пришла рыжая рысь. Эта рысь стала его домочадцем и гуляла с ним повсюду, куда бы он ни пошел. Он брал ее в школу, и она спала на полу рядом с его партой, и все дети смотрели, как он наклоняется и почесывает ей уши.

Когда Джефф проснулся и понял, что это всего лишь сон, ужасное разочарование захлестнуло его. Он два часа лежал в постели и мечтал, чтобы это был не сон, а потом взошло солнце, и ему пришлось вставать в школу.

Пришел делвудский автобус, Ким забралась в него, держа свой шар, а Синди и Донна — следом за ней. И все они смеялись и болтали. Джефф устроился на сиденье рядом с Рикки.

— Ненавижу этих снобов, — сказал Рикки.

— Да, я тоже, — ответил Джефф. — Они считают себя такими необыкновенными.

По дороге домой водитель проехала мимо их остановки. Джефф и еще с полдесятка детишек закричали, чтобы она остановилась. Взвизгнули тормоза; автобус встал перед супермаркетом «Шоп Райт», в нескольких ярдах от Гарден-эпартментс.

— Извините, — сказала водитель.

— Нам придется топать отсюда пешком? — заскулил Дэвид Зимет.

— Пусть эти нищие ублюдки поработают ножками, — крикнул с заднего сиденья Майк Сасс. Джефф увидел, как несколько ребят из их дома повернулись и уставились на Майка. Если бы Майк был поменьше, кто-нибудь вернулся бы назад и задал ему хорошенько, но парень был большой и толстый. Он толкал ядро в команде легкоатлетов.

Мама Джеффа вернулась домой в пять часов, одной рукой она прижимала к себе пакет с продуктами. Джефф щелкнул выключателем телевизора — Фред Флинтстоун съежился в точку и исчез. Пока мама выкладывала покупки (похоже, сегодня у них на ужин будут чизбургеры), он рассказал ей о бордовом шаре, который Ким принесла в школу.

— Твоя бабушка впитала бордовый шар. Она говорила, это было одно из ее любимых умений.

— Что человек чувствует, когда впитывает шар? — спросил Джефф.

— Такое трудно объяснить, — ответила мама. — Определенно появляется то, чего раньше не было, это чувствуешь сразу.

— И это страшно?

— Наверное, страшно, ведь ты понимаешь, что в тебя входит что-то живое и оно останется в тебе на всю жизнь.

— Я всегда представляю себе бабочек, летающих внутри тебя, и они такого же цвета, как амулет.

— Это нечто менее уловимое. Когда я закрываю глаза, — она опустила веки и сосредоточенно зажмурилась, — то чувствую, что там такие маленькие пятнышки… и они наблюдают. Но они тихие и безвредные. Они просто подсаживаются к тебе по дороге, ведь у них нет собственных тел. Им просто хочется жить.

— Симбионты, — произнес Джефф, немного гордясь тем, что знает такое сложное слово. Миссис Питерс рассказывала про них на уроке естествознания.

— Правильно, Джефф, молодец.

Он сел за старое пианино, пока мама просматривала почту. Нажал несколько клавиш. Ему нравились черные клавиши — их звучание напоминало музыку из «Мумии» или «Дракулы».

— Сколько лет тебе было, когда ты получила музыкальный амулет? — крикнул он маме.

— Пятнадцать, — отозвалась она. — Я нашла один шар, застрявший между двумя большими ветками дерева в лесу позади дома бабушки и дедушки в Райнбеке. Дедушке пришлось срубить дерево топором. Я подпрыгивала на месте и кричала ему, чтобы он работал осторожнее. — Она села рядом с Джеффом; он подвинулся, чтобы дать ей место. Она тихо заиграла «Лунную реку». — На следующий день я пошла на рынок обмена и отдала почти все имущество за древко и второй шар, чтобы дополнить амулет. Я знала: «зеленый чай» — это музыкальный цвет, и как только увидела этот шар там, на дереве, поняла, что непременно завладею целым амулетом. Это было самое волнующее событие в моей жизни.

— А какие еще ты находила, когда была маленькой?

Мама нахмурилась, задумавшись.

— Оранжевый — «Красивый почерк». Пурпурный — «Более общительный». Я нашла два серо-голубых шара, «Умение видеть в темноте», и выменяла для них древко: только поэтому я обладаю этим умением. — Она пожала плечами. — Ничего особенно редкого. «Музыкальный» — моя лучшая находка.

— Жаль, что в наши дни уже нельзя найти шары и древко на воле. — Прошлым летом Фредди Кинг обнаружил ржаво-коричневое древко от «Умения разбираться в машинах» под полом склада скобяных изделий дедушки. Это было нечто.

— Знаю. Помнишь ту историю, которую я тебе рассказывала, а мне говорил твой дедушка, о том дне, когда они впервые появились? Можешь себе представить: люди проснулись утром, а они повсюду! Спрятанные в дренажных трубах и под ступеньками крыльца, как пасхальные яйца.

— Это было бы здорово, — сказал Джефф. — Несправедливо, что люди так много использовали. Сколько впитал дедушка?

— О боже, я не знаю, может, дюжину? У него были «Красивая внешность», «Обоняние», «Вкус», «Пение», «Чувство структуры». Ничего редкого, но много. Как у всех в то время. — Мама закончила пьесу эффектным пассажем пальцев по клавиатуре. — Жалко, что я не могу купить тебе амулет. Через два месяца тебе исполнится двенадцать лет, я бы хотела сделать тебе подарок, но просто не могу. Они такие дорогие.

Джефф только кивнул: мама ведь не виновата…

— Когда ты будешь ужинать? — спросила она.

— В полседьмого, наверное… — Джефф встал. — Я ненадолго выйду, посмотрю, дома ли Дэвид.

— Не опаздывай, — сказала мама.

Джефф побежал к дому Дэвида, жалея, что не может впитать горчичный «Быстрый бег». Дэвид открыл дверь, жуя хот-дог. Джефф поражался, как его друг умудряется оставаться таким тощим. Худой, как щепка, он вечно что-то ел.

— Хочешь на рыбалку? — спросил Джефф.

Дэвид пожал плечами.

— Ладно.

Он запихнул в рот остаток хот-дога, вытер губы и побежал за старыми кроссовками. Он оставил их снаружи, на крыльце.

— Мама позвонила в школу и пожаловалась, что водитель автобуса высадила нас перед магазином, — сообщил Дэвид.

— И что они сказали?

— Сказали, примут меры.

Джефф был уверен, что так и будет. Мама Дэвида обладала пронзительным голосом, и казалось, что она кричит, даже когда просто спрашивала, не хочешь ли ты молока с сэндвичем. Когда она действительно сердилась, у тебя лопались барабанные перепонки.

Они стояли на краю ручья, протекавшего вдоль Гарден-эпартментс. По другую сторону ручья со свистом проносились машины по автомагистрали номер 304. Джефф насчитал семь карпов, лениво плавающих среди камней. Вероятно, в туннеле их было больше, там, где ручей протекал под Стивенс-роуд, а потом снова выходил на поверхность и бежал вдоль стоянки у «Шоп Райт». Именно там обычно водились крупные рыбы — в туннеле.

Джефф стянул туфли и носки и вошел в холодную воду, осторожно ступая, чтобы не напороться на битое стекло. Ему нравилось чувствовать напор воды, обтекающей щиколотки. Карпы устремились прочь, к туннелю. Дэвид вошел в воду вслед за ним в своих старых кроссовках. Ему не нравилось ощущать под ногами скользкие водоросли, растущие на камнях.

Они двигались медленно, стараясь, чтобы тень не упала на карпов. Джефф подошел сзади к довольно большой рыбине, погрузил руки в воду так, что по ней даже не пошла рябь, и замер, согнувшись, медленно подводя руки к рыбе. Когда его ладони оказались по обеим сторонам от карпа, он медленно начал сводить их, очень медленно… а потом схватил его.

Карп забился, рванулся вперед, но Джефф держал крепко, вытащил его из воды и с торжеством поднял вверх. Он чувствовал, как мышцы на боках рыбы ходят ходуном, она вырывалась изо всех сил.

— Дай посмотреть! — попросил Дэвид, подходя ближе. Он выпрямил рыбе хвост, оглядел ее. — Я бы сказал — «шестерка».

— Ладно, — ответил Джефф. Он-то думал, что ближе к «семерке». Он расставил ноги и подбросил карпа вверх и вперед. Тот с плеском упал в воду и поплыл прочь, сверкая серебром на солнце.

— Давай попробуем в туннеле, — предложил Джефф и пошел вперед. — Может, там есть и «десятка». — Он чуть не поймал «десятку» пару недель назад; уже ухватил за хвост, но та вырвалась.

Джефф пригнул голову, вошел под мост, и ему стало немного страшно, как всегда, когда он входил с солнечного света в полумрак туннеля. Там было прохладно. И сыро. Бетон над головой грохотал каждый раз, когда проезжала машина. Глаза мальчишки привыкли к сумраку, и теперь он видел трех карпов, плавающих между камнями возле стенки туннеля. Джефф подкрался к ним, Дэвид держался рядом. «Десятки» там не оказалось. Но был один крупный — определенно «восьмерка». Даже по меркам Дэвида. Когда они подкрались к карпу, тот вильнул хвостом и подплыл ближе к стене, потом еще ближе. И исчез за большим камнем, прижатым к самой стене.

— Проклятье! — выругался Дэвид. — Такой крупный!

Джефф попытался выгнать рыбу из укрытия, но трещина между стеной и камнем была слишком мала.

— Иди сюда, давай попробуем сдвинуть этот камень. — Он провел рукой вдоль камня, нашел, за что можно ухватиться. Дэвид схватил камень с другой стороны. Они посчитали до трех и нажали. Туннель огласился эхом от их кряхтения. Даже в полутьме Джефф видел, как багровеет лицо Дэвида. Джефф уперся одной ногой в стену туннеля и дернул сильнее. Огромный камень шевельнулся, подняв тучу ила в воде.

— Тяни! — простонал Джефф. Дэвид закряхтел громче, издал долгий горловой стон, крепко зажмурившись.

И вдруг камень с плеском перевернулся. Джефф и Дэвид заорали от восторга и захлопали в ладоши. Потом наклонились, упираясь руками в колени, напрягая зрение, чтобы разглядеть «восьмерку». Вода была мутная, но ил быстро осел, обнажив черную расселину у основания стены.

— Наверное, «восьмерка» забился туда, — сказал Дэвид.

— Держу пари, там и «десятка» прячется! — воскликнул Джефф. Он опустился на одно колено, вода намочила его шорты, но он не обращал внимания и пытался заглянуть в трещину. Однако там было слишком темно.

— Мы могли бы принести фонарик, — предложил Дэвид.

Джефф посмотрел на Дэвида.

— Или один из нас мог бы сунуть туда руку и пошарить. — Друг улыбнулся и отрицательно покачал головой.

Джефф рассмеялся.

— Понимаю. Страшно сунуть руку в эту дыру, не зная, что там, внутри. — Он еще раз заглянул в щель, потом посмотрел на Дэвида.

— Что? — спросил Дэвид.

— Думаешь, испугаюсь?

Дэвид рассмеялся своим особенным смешком, так он смеялся, когда они задумывали нечто такое, что могло навлечь на них неприятности.

— Ни за что. Ты этого не сделаешь.

— Думаешь, испугаюсь? — повторил Джефф.

Дэвид посмотрел на отверстие.

— Да, думаю.

Джефф потер ладони.

— Ладно, я это сделаю. — Он встал поближе к отверстию, протянул руку и замер, сунув пальцы в темную дыру. Рассмеялся. — Она глубокая, — сказал он, просовывая руку все дальше и дальше, по локоть. Сердце у него колотилось. Он чувствовал неровный камень и грязь и тянулся дальше, пока его плечо не прижалось к бетонной стене. Пошарил вокруг, готовясь к тому, чтобы не испугаться, если его рука наткнется на одного из карпов. Его пальцы прошлись по чему-то гладкому. Он чуть отдернул руку, потом опять протянул ее вперед, пошевелил пальцами, пока они не наткнулись на гладкую штуку. Это не камень.

— Что там? — спросил Джефф. Он сунул плечо глубже в отверстие, напрягая пальцы, чтобы достать неожиданную находку.

— Осторожно, у тебя рука застрянет! — предостерег Дэвид, нависая над приятелем.

— Там что-то есть… Ох! — Он понял, что это. Или ему показалось, что понял. Он надеялся. — Пожалуйста, ох, пожалуйста, ох, пожалуйста!.. — твердил он, выкапывая гладкий шар из грязи.

— Что? Что это? — суетился Дэвид.

Джефф почувствовал, как шар освободился, убедился, что крепко держит его, опасаясь, что он уплывет, исчезнет, будто рысь из его сна. Мгновение помедлил, гадая, не грезит ли он, почувствовал, как холодная вода касается его бедер, подтверждая реальность происходящего. И вытащил шар из отверстия.

— Боже мой! — произнес Дэвид.

Джефф поднес шар ближе к лицу. Он был темно-синий, как морская волна в грозу. Темно-синий — это «Атлетика». Или «Искусный свист»? Не редкий, но все-таки это шар. Он нашел шар на воле! Джефф вышел на дневной свет. Отмыл шар в ручье, вращая его, соскреб прилипшую грязь.

— Какого он цвета? — спросил Дэвид, наклоняясь. — Темно-синий? Это «Искусный свист», да? Не могу поверить, что ты его нашел! Не могу поверить.

Джефф присмотрелся внимательнее.

— Он темно-синий? Почти. Но разве не чуть темнее, чем темно-синий? И немного лиловатый? — Он видел много темно-синих в витринах магазина амулетов.

— Дай посмотреть, — попросил Дэвид. Джефф протянул ему шар. Дэвид поднял его к свету, склонил голову на одну сторону, на другую. — Это, должно быть, темно-синий. Какого еще цвета он может быть? Это ведь не лиловый. Да, темно-синий! — Дэвид вернул шар и взвизгнул от возбуждения.

Они взбежали на берег и помчались домой. Джефф высоко держал шар и кричал:

— Смотрите, что я нашел! — всем, кого они встречали.

Он взлетел по лестнице к свой квартире и изо всех сил крикнул:

— Мама!

Она выбежала из двери, встревоженная, потом расслабилась, когда увидела, что все в порядке.

— Я думала, ты поранился! — сказала она.

— Смотри! Смотри, что я нашел! — Он поднял шар. Мама широко раскрыла глаза.

— Боже мой! — Она взяла его обеими руками. — Где ты его нашел?

— В туннеле под мостом, — ответил Дэвид.

Миссис Масси, старая леди из квартиры напротив, вышла в коридор, отбросив ногой упавшую рекламку из пиццерии.

— О Господи, — сказала она. — Что у вас тут?

— Он темно-синий? — мама сдвинула брови.

— Не знаю, — ответил Джефф. — Думаю, нет.

— Но какой тогда? — спросила мама.

— Не знаю, — ответил Джефф.

— Это должен быть темно-синий, — сказал Дэвид.

Миссис Масси прищурилась:

— По-моему, нет.

— Подождите, — сказала мама. Она скрылась в квартире и тут же вышла с ключами. — Магазин амулетов открыт до семи. Там разберутся.

— Можно мне с вами? — спросил Дэвид.

— Ладно, только предупреди свою маму, — ответила мама Джеффа. Дэвид бросился вниз по лестнице, мелькая костлявыми коленками.

К тому моменту, как Джефф с мамой спустились вниз и вышли из дома, он уже стоял возле их машины. Дэвид бегал быстро.

На двери магазина амулетов задребезжал колокольчик, когда Джефф толчком распахнул ее. Он подошел к прилавку, Дэвид был рядом. Мама осталась у двери. Продавец амулетов находился в дальнем конце, он распаковывал длинную коробку с древками, держа во рту сигарету.

— Извините, — произнес Джефф. Продавец вытащил сигарету изо рта и выдохнул дым.

— Чем могу помочь, приятель?

— Вы не могли бы мне сказать, какого цвета этот шар? — он поднял его вверх.

Продавец открыл рот для ответа, но тут же закрыл его. Прищурился на шар с озадаченным видом.

— Дай посмотреть.

Продавец пристально изучил шар, поскреб ногтем, потом положил.

— Ты нашел его на воле? — спросил он.

— Да. Под водой, в туннеле, — ответил Джефф.

Продавец присел на корточки позади прилавка, достал большую тетрадь на проволочках и раскрыл на прилавке. На ламинированных страницах тянулись полосы разных цветов. Тренированной рукой он легко покатил шар Джеффа по странице с синими полосами, сравнивая с разными оттенками цвета. Остановился на одном, который полностью совпал, и прочел текст под ним.

— Он хороший? — спросил Дэвид.

Продавец кивнул:

— Да, хороший. — И посмотрел на Джеффа. — Вот что я тебе скажу. Даю за него четыре сотни.

Мама и Дэвид одновременно вскрикнули от волнения. Джефф онемел. Сердце его сильно билось, слова эхом отдавались в голове: «Четыре сотни».

Мама схватила сына за плечи и встряхнула:

— Поверить не могу. Просто не могу поверить.

— Что он делает? — обратился Джефф к продавцу амулетов.

Тот снова взял в рот сигарету, затянулся. Руки у него дрожали.

— Я не знаю, — ответил он. И выпустил дым из носа.

Джефф посмотрел на маму. Он не знает? Он же этим зарабатывает на жизнь!

— Что сказано в книге? — спросил Джефф.

— Ничего не сказано. Послушай, я дам тебе пять сотен, — ответил тот. — Это справедливая цена.

— Можно нам заглянуть в книгу? — спросила мама.

Продавец смахнул книгу с прилавка.

— Эта информация только для дилеров. Я не имею права ее никому сообщать. Могу только вам сказать, что шар редкий, и я вам предлагаю за него хорошую цену.

Джефф взял шар с прилавка.

— Я пока не готов… Я только хотел узнать, какого он цвета. — И он повернулся к двери.

— Погоди, — окликнул его продавец амулетов. — Послушай, мне нельзя делиться с тобой информацией для дилеров, но я сделаю одолжение. — Он поднял указательный палец. — Надеюсь, ты вспомнишь об этом, когда решишь продать его.

Джефф кивнул.

— Это «Синяя полночь». Я не знаю, на что он способен, поскольку никто этого не знает. До сих пор существовал только один такой шар вместе с древком. Ты, наверное, нашел самый редкий шар на земле.

Джефф взглянул на маму. Ее рот был широко открыт, лицо застыло. Дэвид выглядел так, будто только что сунул палец в розетку.

Все они начали визжать.

Они поблагодарили продавца амулетов и побежали к машине.

Джеффу не терпелось поделиться новостью со всеми, кого он знает.

Джефф поднял руку, как только миссис Пардо разрешила классу сесть. Он умолял ее позволить ему устроить «Покажи и расскажи», хотя сегодня это не стояло в плане урока.

После нескольких прочувствованных «пожалуйста» она смягчилась. Джефф вскочил с места и встал перед классом. Прислонился к классной доске, заложив руки за спину, и начал рассказывать о своей находке.

— Где он? — спросила Ким со своего места в первом ряду.

— Мама сегодня утром отнесла его в банк и положила в ячейку сейфа. Она сказала, что он слишком дорогой, чтобы носить его в школу. Так что сейчас его у меня нет.

— Ну да, — скривилась Синди. — Ты все врешь!

— Я не вру! — воскликнул Джефф. — Я нашел «Синюю полночь», самый редкий шар на земле! Он мой, и он в банке.

— Джефф, ты уверен? — спросила миссис Пардо. — Конечно, ты не лжешь, — она бросила взгляд на Синди, — но может быть, ты ошибаешься насчет цвета?

В дверь класса постучали. Мистер Маннино, директор, вошел в класс в белых туфлях. Он всегда носил белые туфли.

— Миссис Пардо, можно мне Джеффа Грина на минутку?

Джефф направился к двери.

— Как я понял, ты нашел вчера нечто очень интересное, — начал мистер Маннино.

— Ну да, — ответил Джефф. — «Синюю полночь». — Он бросил взгляд на Синди и Ким. Ему хотелось насладиться этим моментом. Девчонки уставились в стол, стараясь не выдавать зависти.

— Это замечательно, — сказал мистер Маннино.

Джефф шел вслед за мистером Маннино по коридору, не совсем понимая, что сказать. Он никогда раньше не разговаривал с директором и был удивлен, что Маннино знает его в лицо.

— За тобой пришла мама, — сообщил мистер Маннино. — Кое-кто хочет поговорить с тобой. — Маннино посмотрел на Джеффа и улыбнулся. — Ты понимаешь, чем владеешь?

— Не знаю. Думаю, да. — Они прошли мимо фонтанчика. Джефф умирал от желания глотнуть воды, но ему было неловко заставлять директора ждать.

Сквозь стеклянную стенку офиса он увидел маму. Она помахала рукой и встретила его у двери. И крепко обняла его.

— Телефон звонит как сумасшедший с восьми тридцати утра, — сказала она. — Один репортер из нью-йоркской «Таймс» хочет взять у тебя интервью, и еще девушка из «Джорнал Ньюс». И звонил какой-то коллекционер. Он хочет купить шар. Сказал, что сделает тебе очень хорошее предложение. — Она сжала руку Джеффа. — Это все так здорово! О, — она достала из сумочки желтый листок бумаги, — и тебе пришла телеграмма.

— Телеграмма! — воскликнул мистер Маннино. — Вот это да!

Джефф посмотрел на полоску бумаги.

Очень заинтересован, даю хорошую цену за ваш шар. НЕ ПРОДАВАЙТЕ, пока не поговорите со мной! Карл Корнелиус. 011-221-343-9988. Позвоните мне.

Возле их дома уже ждал фургон теленовостей. Джефф отвечал на вопросы в микрофон под прицелом камеры, держа в руках шар, который мама забрала из ячейки сейфа, потом пошел наверх давать интервью репортерам из газет. Он представлял себе парня из нью-йоркской «Таймс» в костюме и мягкой фетровой шляпе, но у того были длинные рыжие волосы и борода. Девушке из местной «Джорнал Ньюс» было лет двадцать, она хорошенькая, с короткими каштановыми волосами и большими круглыми глазами. Джефф чувствовал себя несколько скованно во время интервью. Непрерывно звонил телефон. Мама принимала сообщения. После того как девушка из «Джорнал Ньюс» исчезла, Джефф сказал маме, что хочет ненадолго уйти в свою комнату, а уж потом перезванивать тем, кто с утра набирал его номер. У него кружилась голова; ему требовалось время, чтобы все обдумать.

Он устроился в мягком кресле у окна — на своем любимом месте. Уместил шар на коленях, отложил в сторону книгу, которую взял в школьной библиотеке, перед тем как уйти домой. Его бейсбольные карточки — все лучшие экземпляры — стояли вдоль подоконника, рядом со стопкой комиксов и старомодным фото дедушки, который пел в баре, раскинув руки в стороны и задрав лицо к потолку. В те времена все обладали какими-то особыми способностями. Теперь — только богатые.

Он открыл книгу «Чемпионы амулетов» и стал листать ее, читая подписи под картинками. Только двадцать семь полных ярко-розовых «Флайеров» было найдено за все время, и все, кроме двух, уже кто-то впитал. Восемнадцать человек из них уже умерли. Там был снимок одного из оставшихся в живых — миллиардера, нефтяного магната, который также владел «Кожей, которую трудно проткнуть», «Глушителем боли», «Улучшенным зрением», «Вкусом», «Обонянием» и «Ночным видением». Этот человек забросил свой нефтяной бизнес и носился повсюду, спасая людей, как супермен.

Джефф взял свой шар, провел большим пальцем по гладкой поверхности. Интересно, что он делает? Обычно, чем более уникален амулет, тем более необыкновенными свойствами наделяет он владельца. Так какую же способность можно получить от самого редкого амулета на свете? Возможность жить вечно или, по крайней мере, очень долго? Или лечить больных прикосновением руки?

Почему их должны всегда впитывать богачи? Синди, Ким и их родители всю жизнь дают понять, что у них есть особые способности, а у тебя нет. Это несправедливо. Может, ему следует оставить этот шар в ячейке сейфа, а когда он окончит школу, то будет много работать и экономить изо всех сил, пока не соберет достаточно денег, чтобы купить другие части амулета. Почему ему нельзя получить что-то из способностей?

Если он продаст этот шар, у него появятся деньги, чтобы купить несколько амулетов. Но не «Синюю полночь». Самый лучший амулет на свете.

Даже если он никогда не получит две другие части амулета «Синяя полночь», если он оставит его у себя, его жизнь станет необыкновенной. Он будет тем парнем, которому принадлежит «Синяя полночь». Например, он сможет выступить в шоу Джонни Карсона и рассказать о том, как он его нашел, а Джонни будет держать шар.

Он положил книгу на кровать и вернулся в гостиную.

— Мам? Чтр если я не буду продавать его? Что если я подержу его немного у себя?

Мама готовила яичный салат на ужин. Она остановилась и положила нож.

— Тебе решать, Джефф. Ты его нашел, и никто не может тебе указывать, что с ним делать.

Он обдумал эти слова.

— Но если ты хочешь, чтобы я его продал, я это сделаю.

— Я хочу, чтобы ты был счастлив. Если ты решишь оставить шар, ты всегда сможешь продать его позже. — Она положила ложку майонеза в салат. — Но думаю, тебе следует, по крайней мере, выслушать, что предлагают эти люди, чтобы знать, какие у тебя есть варианты.

— Правда. — Джефф взглянул на кухонные часы. Занятия в школе закончатся через двадцать минут. — Я им позвоню сегодня вечером, после ужина.

Он оставил шар маме, чтобы она вернула его в ячейку сейфа, потом вышел и ждал на крыльце, пока не подъехал автобус.

— Эй, вот и Джефф! — крикнул Рикки. — Привет, Джефф! — Все направились к нему.

Они спрашивали, сколько он получит за шар, и покажут ли его по телевизору, и где он обнаружил свою находку, и одолжит ли он им немного денег. Джефф чувствовал себя кинозвездой.

— Покажи нам, где ты его нашел. Как ты думаешь, там могут быть и другие шары? — спросил Крейг Алеми. Крейг учился в пятом классе.

— Я хорошо все обшарил. Не думаю, чтобы там нашлись другие. Но я покажу вам это место. — Джефф встал, отряхнул штаны.

— Смотрите! — воскликнул Дэвид, показывая куда-то вверх.

Мимо пролетел человек, задевая верхушки деревьев.

Джефф никогда раньше не видел летящего человека. Только по телевизору. Странно было то, что он летел совершенно бесшумно — просто проплыл мимо, затем над автостоянкой и исчез за крышами домов.

— Вот здорово! — произнес Дэвид.

— Наверное, он ищет тебя, Джефф, — констатировал Рикки.

— Меня? — удивился Джефф. — Зачем?

Потом до него дошло. Если этот человек умеет летать, то он богат. Он здесь для того, чтобы купить шар. Конечно. Сердце Джеффа застучало.

Через несколько минут человек появился снова, замедлил полет и приземлился на траву прямо рядом с ними. Джефф его узнал — миллиардер из «Чемпионов амулетов», который впитал все эти знаменитые шары. Он был высокий, со светлыми волосами (с аккуратным пробором, несмотря на полет), с чересчур квадратной челюстью и большими белыми зубами. В книге об этом не говорилось, но Джефф готов был держать пари, что он впитал амулет «Красавчик».

— Возможно, один из вас — Джефф Грин, ребята? — спросил он.

Три-четыре мальчика указали на Джеффа. Они смотрели на летающего человека так, словно тот был Микки Мантлом[1].

— Привет, Джефф. Я — Карл Корнелиус. Я послал тебе сегодня утром телеграмму. — Он был одет в блестящий желто-коричневый спортивный костюм. Это не было одеяние супермена, но в городке Джеффа мужчины таких костюмов не носили.

— Ах, да. — Джефф вытащил из кармана смятую телеграмму и поднял ее вверх. Ему и в голову не пришло, что она от того самого парня из книги. Его это встревожило. Он не хотел, чтобы его запугивали, вынуждая продать шар, а с виду этот человек был настырным.

— У вас есть и другие способности? — спросил Рикки.

— Конечно, — ответил Корнелиус.

Он огляделся, поднял бутылку, лежащую возле крыльца, разбил ее о кирпичную стену дома и поднял зазубренный осколок стекла.

— Осторожно, — предупредил он, вручая осколок Рикки. Корнелиус поднял руку ладонью вверх: — Давай, попробуй порезать меня этим стеклом.

Рикки не стал колебаться, он провел острым краем по руке Корнелиуса.

Осталась маленькая розовая отметина, больше ничего. Дети восторженно завопили.

— Можно мне прокатиться? — спросил Дэвид.

Корнелиус склонил голову к плечу в раздумье.

— Возможно, одного я прокатить успею. Затем мне нужно обсудить дела с моим другом Джеффом.

Он подхватил Дэвида под мышки и взлетел вверх, потом облетел вокруг сосновой рощицы недалеко от Стивенс-роуд. Дэвид смеялся особым смехом, означавшим «весело, но страшно», обычно он приберегал такой смех для ярмарки с аттракционами и для спуска на санках по крутому склону Люсильского холма.

Корнелиус поставил Дэвида на землю, взъерошил его волосы и повернулся к ребятам, сгрудившимся на тротуаре. Теперь их было уже около двадцати, от детсадовцев до старших школьников.

— Пока все, друзья. — Воздух наполнился вздохами разочарования. Корнелиус поднял руки. — Возможно, у меня останется время еще для нескольких полетов, после того как я перекинусь парой слов с Джеффом. — Он повернулся к Джеффу. — Мы можем поговорить в доме?

— Конечно, — ответил Джефф. И повел его в коридор.

— Я только что прилетел из Ирландии, — сообщил Корнелиус, когда они поднимались по лестнице. — Ты не ответил на мою телеграмму, я подумал, что лучше всего потолковать с глазу на глаз.

— Потолковать я не против, но пока не собираюсь продавать шар, — сказал Джефф. — Не обижайтесь, но я подумал, что должен сказать вам это сейчас.

Джефф повел Корнелиуса в их квартиру, представил матери. От кофе Корнелиус отказался. Они втроем сели в гостиной, Джефф с мамой на диване, а Корнелиус в кресле-качалке напротив.

Корнелиус и мама несколько минут поговорили о воспитании детей, потом Корнелиус заметил, что Джефф кажется ему замечательным парнем, и мама Джеффа с этим согласилась. Затем Корнелиус повернулся к Джеффу:

— Итак, Джефф, ты мне сказал, что не уверен, хочется ли тебе продать шар. Можешь мне объяснить, почему?

Джефф посмотрел на свои руки. Глядеть в глаза Корнелиусу было неприятно — его взгляд просто буравил мальчишку.

— Не знаю, я просто хотел оставить его себе. — Он пожал плечами.

— Может быть, когда-нибудь у меня появится достаточно денег, чтобы купить весь амулет.

— Сколько тебе лет, Джефф?

— В июне исполнится двенадцать.

— Дело в том, Джефф, что мне принадлежат две другие части этого амулета. Я не могу представить себе ситуацию, при которой я бы их продал. — Корнелиус посмотрел на маму Джеффа. — Миссис Грин, вы не возражаете, если я поговорю с вашим сыном наедине?

Мама посмотрела на Джеффа. Тот пожал плечами. Он не хотел, чтобы она уходила, но ему было неловко признаться в этом.

— Я подожду на кухне. Джефф… Позови меня, если я понадоблюсь.

— Джефф кивнул, и мама поднялась по лесенке из десяти ступенек на кухню, откуда она, вероятно, все равно слышала, что они говорят.

— Джефф, мне сорок четыре года. Это всего на тридцать лет больше, чем тебе, и я планирую жить долго.

Джефф подумал, что, может быть, Корнелиусу откуда-то уже известны свойства этого амулета. Возможно, он действительно продлевает людям жизнь.

— Поэтому, если ты оставишь шар у себя, тебе от этого будет мало пользы. А я гарантирую, что никто не предложит тебе больше за этот амулет, чем я. Ты мне веришь, Джефф?

— Да, верю, — ответил Джефф.

— Позволь сделать тебе предложение. Лучшего предложения ты не услышишь. Ты мне веришь?

Джефф кивнул.

— Хорошо. Если ты от него откажешься, и я улечу, в следующий раз я уже не буду таким щедрым. А следующий раз будет, я тебе это обещаю. Этот шар не принесет никакой пользы ни тебе, ни твоей маме, если будет лежать в сейфе банка. — Корнелиус нагнулся ближе и понизил голос: — Джефф, ты подумал о маме? Разве будет плохо, если ей больше не придется работать секретаршей? Тебе не хотелось бы купить ей небольшой магазинчик или что-то в этом роде?

— Магазинчик?

— Правильно, Джефф, небольшой магазинчик на Главной улице. И дом. Вы могли бы выбраться из этого многоквартирного муравейника. Могли бы иметь очаровательный пруд на заднем дворе. Купишь себе несколько хороших амулетов — «Атлетику», «Острое зрение». Может, амулет животных?

У Джеффа кружилась голова. Сколько все это может стоить? Он понятия не имел, наверняка десятки тысяч долларов.

— Какие деньги вы мне предлагаете? — спросил Джефф.

Корнелиус улыбнулся.

— Вот теперь мы изъясняемся на одном языке, Джефф. — Он продолжал говорить тихо. На кухне мама как будто складывала в стопку тарелки, но, по большей части, просто стояла там с посудным полотенцем в руках. — Вот мое предложение, и помни, торговаться нельзя. Семьсот тысяч долларов.

На мгновение мир исчез. Все разлетелось на миллион серых точек и стало черным, как на экране телевизора. Потом они опять слились вместе, и Джефф продолжал сидеть у себя в гостиной, напротив мистера Корнелиуса. У него покалывало ладони, кончики пальцев непроизвольно согнулись.

— Миллион, — произнес Джефф онемевшими губами.

Корнелиус добродушно, весело рассмеялся.

— А ты парень не промах! Я предлагаю тебе целое состояние, объясняя, что это — мое лучшее предложение, а ты торгуешься. Молодец, Джефф. — Он хлопнул Джеффа по колену. — Очень хорошо. Первое предложение никогда не бывает лучшим. Вот что я тебе скажу. Я пойду навстречу: восемьсот пятьдесят.

Наверное, это больше денег, чем у родителей Ким и Синди вместе взятых. Он будет богат, он и его мама.

— По рукам, — сказал Джефф.

Корнелиус протянул руку. Джефф пожал ее.

— Я привезу тебе банковский чек к концу дня, — сказал Корнелиус. — Ты можешь попросить маму отвезти тебя в банк и забрать шар?

— Конечно, — ответил Джефф.

Корнелиус встал.

— Ваш сын запрашивает много, миссис Грин, но я думаю, мы наконец договорились, — сообщил он. — Я вернусь в шесть, чтобы уладить все детали, если вас это устраивает.

Мама Джеффа сказала, что ее устраивает. Они проводили гостя до дверей.

— Можно попросить вас еще об одной веши? — спросил Джефф у выхода.

— Если это не будет мне стоить еще денег, — со смешком ответил Корнелиус.

— Нет, я только хотел присутствовать, когда вы впитаете амулет. Я хочу видеть, что он делает.

Корнелиус кивнул.

— Вполне справедливо.

— Сколько? — спросила мама, как только закрылась дверь.

Джефф усмехнулся.

— Ты не поверишь.

— Больше десяти тысяч?

Он кивнул. Мама ахнула.

— Двадцать? — спросила она.

— Немного больше.

— Двадцать пять?

Он ткнул вверх большим пальцем.

— Больше? Не тяни!

Джефф медлил. Мама в нетерпении ломала руки.

— Восемь. Сотен. И еще пятьдесят. Тысяч. Долларов.

Джефф смотрел, как мамины глаза становятся все больше. Она взвизгнула, схватила его в охапку и закружила по комнате.

— Мы богаты! — сказал Джефф.

Джефф прижал шар к щеке, потом поцеловал его. Трудно было поверить, что он обрел его всего лишь вчера. Больно было расставаться с находкой, даже за целое состояние. Он станет богатым, но не будет особенным. На шоу Джонни Карсона не приглашают за богатство. Теперь Корнелиус попадет на шоу Карсона.

Он услышал шаги на лестнице и пошел открывать дверь. Корнелиус нес длинный чемодан. С ним был мужчина, который держал папку.

Этот человек оказался юристом. Он дал Джеффу, его маме и мистеру Корнелиусу подписать какие-то бумаги, потом вручил Джеффу чек, а Джефф отдал Корнелиусу шар цвета синей полночи. Корнелиус взял его двумя руками с легким поклоном, будто Джефф вручал ему святые дары или что-то в этом роде.

— Деньги для меня теперь не имеют значения, — произнес он, глядя на шар. — Я живу ради этих амулетов, ради возможностей, которые они дарят. Вы знали о том, что я собрал больше редких способностей, чем любой человек на Земле? — Никто не ответил, но, кажется, Корнелиус и не ждал ответа. Он потянулся к своему чемодану. — Пора посмотреть, что у нас есть…

— Вы знаете, что он делает? — спросил Джефф.

— Понятия не имею, — ответил Корнелиус. Он достал две другие части амулета. Прикрепил шар Джеффа к одному концу древка, потом другой шар ко второму концу. — Почему бы нам это не выяснить?

Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и сжал древко обеими руками.

Никто не шевелился. Никто даже не дышал. На улице шумели ребятишки. Вдалеке лаяла собака.

Корнелиус нахмурился, открыл глаза.

— Странно, я не ощущаю того… что чувствую обычно.

— Вы чувствуете что-то другое? — спросил Джефф.

— Вообще ничего. Я не ощущаю новый амулет внутри себя.

Пустышка. Джефф не собирался произносить этого вслух. Возможно ли это? Пустышки иногда попадаются среди обычных амулетов; ни один из редких не был пустышкой.

Они ждали. На улице поднялась какая-то суматоха, повсюду кричали люди.

— Может, вы в этом случае просто не должны ничего чувствовать? — предположила мама.

— Может быть, — согласился Корнелиус.

Джефф втайне надеялся, что это пустышка. Он сложил чек пополам и сунул его в задний карман брюк. Как у них было принято говорить, когда он был маленьким, «никаких передумок». Сделка есть сделка.

Мама Джеффа глянула в окно.

— Что там происходит?

Шум нарастал. Люди вопили, словно случился пожар, однако в возгласах не ощущалось испуга. Джефф услышал крик женщины: «На крыше!» Вопил какой-то мальчик. Джефф не разобрал слов, похоже, это был Рикки.

Джефф подошел к окну и поднял жалюзи.

На улице в гаснущих сумерках мелькали человек двадцать или тридцать. Некоторые бежали, другие стояли на коленях и заглядывали под машины на стоянке. Джефф узнал ноги Рикки в черных кроссовках, торчащие из живой изгороди. Шерри Андервуд бежала к двери своего дома, прижимая что-то к груди. Она переложила свою ношу в одну руку, чтобы открыть дверь, и Джефф разглядел: два шара. Было слишком темно, чтобы определить, какого они цвета.

— Я нашел! — закричал Рикки. — Он поднял над головой руки с крепко зажатым в них шаром, кажется, это был темно-оранжевый «Легкий смех».

— Боже мой! — произнесла мама Джеффа, глядя ему через плечо. — Что происходит? Откуда они взялись?

Корнелиус втиснулся между ними. И ахнул. Джефф сунул руку в задний карман, к чеку.

— Кажется, мы теперь знаем, что делает «Синяя полночь», — сказал Джефф. И отошел от окна. Ему до смерти хотелось убежать на улицу, но он не желал казаться невежливым.

— Видимо, да, — согласился поверенный Корнелиуса, глядя в окно.

— Воспроизводство, — констатировал Корнелиус.

Его голос звучал так, словно только что кто-то умер.

Более редкие будут спрятаны лучше. Джефф переминался с ноги на ногу, в нетерпении перебирая в уме вероятные укрытия, о которых не догадаются другие. Через полчаса совсем стемнеет, нужно будет захватить с собой фонарик.

— Я выйду на улицу, посмотрю, — сказал Джефф. Он протянул руку. — Мистер Корнелиус, рад был заключить с вами хорошую сделку.

Корнелиус пожал парнишке руку. У него вспотел лоб.

— Жаль, что я не могу сказать того же.

Джефф выхватил фонарик из ящика кухонного шкафчика и ринулся к двери, пока мама прощалась с Корнелиусом и его юристом.

— Я вернусь поздно, мам! — крикнул он, закрывая за собой дверь, и помчался вниз по лестнице.

Порядок вещей снова стал справедливым. Джефф распахнул входную дверь и впитал в себя гаснущий свет, стрекотание сверчков. И прыгнул с крыльца. Когда-нибудь, теперь Джефф не сомневался, он взлетит с него.

Перевела с английского Назира ИБРАГИМОВА

© Will Mcintosh. Midnight Blue. 2008. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's SF» в 2008 году.

Пол Карлсон Место для стрелка

Телефон зазвонил в три пятнадцать утра. Я взглянул сначала на часы, потом на телефон. Вспомнил, почему чувствую себя таким измотанным. Это приободрило меня ровно настолько, чтобы схватить наушники.

— Алло.

Веки по-прежнему оставались тяжелыми, так что разглядеть имя звонившего не представлялось возможным.

— Привет, Клод, это Дуг.

Мой мозг наконец пришел в действие. Диспетчер Дуг Гонзалес работал в «Аргус Тракинг» в ночную смену и всегда отправлялся домой за два часа до того, как я заступал на работу. Поэтому мы редко виделись.

— Клод, старина, я обзвонил всех парней в списке. Сам знаешь, как это бывает.

Я знал. Обычная процедура, когда диспетчер звонит сотрудникам компании. Большинство водителей грузовиков — люди общительные, любящие повеселиться в свободное время, и чтобы разбудить их, понадобится, по крайней мере, землетрясение. Дугу это известно не хуже меня. Правда, прошло полгода с тех пор, как он в последний раз звонил мне ночью.

— Ну, Дуг, что стряслось? Горящий груз?

— И не говори! Какая-то шарага под названием «Силватроникс» выложила страховку на семь миллионов баксов и за это требует доставить свое добро к трем часам дня. Скажи, что отважишься на это, старина!

— Я никогда не подведу тебя, амиго, — заверил я, потянувшись за рубашкой с логотипом компании. — В этот час на дорогах наверняка нет пробок. Так что жди, увидимся.

Перехватить что-нибудь я мог и позже. До или после того как загружу машину. Там посмотрим. Шишки в головном офисе будут на седьмом небе. Компания получит часть страховой премии, но только от меня зависит обеспечение безопасности рейса.

Я был почти у двери, когда проснулась Лори.

— Дуг звонил? — Дождавшись моего кивка, она добавила: — Смотри там, не лезь из кожи вон.

После сорока трех лет супружеской жизни, она знает меня лучше, чем я сам. Я поцеловал ее в лоб:

— Не волнуйся, может, мне и сверхурочные перепадут.

Пригнав свой старый «камаро» на стоянку компании за пять минут до срока, я вылез и секунду постоял на свежем воздухе. Люблю холодный ночной ветерок, так редко дующий в середине лета здесь, в пустынях Юго-Запада.

Дуг, сидевший в диспетчерской, уже подготовил бумаги. В углу стоял чужой велосипед.

Я опытным глазом пробежал документы. Двадцать девять миль, чтобы взять груз в хай-тек зоне, потом — еще двести тридцать, чтобы доставить его в пустыню. Я слышал о «Силватроникс» и ее роботах, но не знал, что у фирмы есть объект в такой глуши. Ничего не скажешь, многообещающая отрасль эти роботы. Но не по моему карману. Слишком дороги.

— Грузоперевозки никогда еще так не процветали, — заметил Дуг с хитрой улыбочкой, смысла которой я так и не понял. — Счастливого тебе пути.

Экономия электроэнергии неизменно вступает в противоречие с соображениями безопасности, так что в этом году двор компании по ночам не освещался. Но я мог бы найти свою фуру с завязанными глазами, так о чем собственно волноваться?

И тут я вспомнил: сегодня мне должны были дать новенького, с иголочки, практиканта. Но Луи придет только в семь утра, почти через четыре часа.

— Мистер Дреммел? — раздался тихий голос. — Мистер Гонзалес сказал, что я смогу встретиться с вами здесь, у вашего грузовика.

— Это я.

Неужели Луи появился?

— Погоди секунду.

Я открыл дверцу со стороны водителя и включил фары. Стало немного светлее. У грузовика стояла молодая азиатка в комбинезоне и бейсболке. За плечами — небольшой рюкзак.

Похоже, я чего-то недопонял.

— Вы… э-э-э-э… мисс Лу?

Она протянула руку:

— Лу Ай-Линг. Ваш босс велел прийти сегодня на практику. Так что вот она я.

Мы обменялись рукопожатием. Ее ладошка была маленькой. Никаких мозолей. Зато пожатие сильное и решительное.

— Прямо сейчас? — промямлил я. — В четыре…

Потребовалось некоторое усилие, чтобы не пялиться на нее.

Она нерешительно рассмеялась: очевидно, нервничала не меньше меня.

— Понимаю, это может показаться необычным. Но ваш секретарь, миссис Берил, подключила меня к системе компании. Когда мистер Гонзалес дозвонился до вас, мой компьютер меня разбудил.

Она ткнула большим пальцем себе за спину.

— Я живу примерно в миле отсюда.

— Компании нужны преданные служащие.

Знаю, звучит глупо, но я действительно так считал.

Я уселся в кабину и открыл дверцу со стороны пассажира.

Свет обрисовал фигуру Ай-Линг, когда та забиралась на «место для стрелка»[2]. Я готов был пожирать ее глазами, но снова сдержался. Она была просто восхитительной. Я не слишком хорош в определении возраста, но она, должно быть, закончила школу не более пяти лет назад.

Эй, не думайте, я могу быть таким же политкорректным, как наша политическая верхушка. Да, встречаются женщины-водители, как служащие, так и владелицы грузовиков. Большинство путешествует с партнерами. Некоторые работают на собственных автомобилях. Работа эта опасная и требует долгих и непредсказуемо опасных поездок. И совсем уж не согласуется со здоровым образом жизни. Может, поэтому среди водителей так много мужчин. Готов поставить недельное жалованье, что в наше время таких водителей, как Лу Ай-Линг, просто не найти.

Девушка с любопытством дотронулась до микрофона служебной связи:

— Часто пользуетесь?

— Теперь уже не слишком.

Я постучал по корпусу своего Кукольного домика.

— Это блок навигатора со своими каналами данных, предварительным отслеживанием, голосовым интерфейсом и остальными прибамбасами. Не говоря уже о доступе к универсальному мобильнику.

Когда она положила микрофон, я тяжко вздохнул:

— Ремесло водил теперь уже не то, что прежде.

Она разочарованно поморщилась.

— Сначала «предполетный» осмотр. Может, Дуг успел вам рассказать? Сегодня у нас сложная работа. Безостановочная поездка от одного пункта до другого.

— Осмотр? Я изучала все это по руководству.

Она показала профессиональные права, выданные всего пару недель назад.

— Мой двоюродный брат Лим научил меня водить минигрузовик, и я позаимствовала его, чтобы сдать на права.

Обычно «Аргус» нанимает водителей класса А, способных управиться с большегрузными машинами. Если леди всерьез взялась за дело, она может посещать автошколу нашей компании в Талсе. Все, что для этого нужно — записаться и внести деньги за год.

— Поскольку на улице еще темно, ограничимся основными проблемами.

Я схватил фонарик, лежавший около сиденья, и соскочил на землю. Она последовала моему примеру, и я заметил, что она сколола волосы на затылке и заправила их под бейсболку.

— Здорово вы это придумали с волосами, — бросил я, поднимая капюшон. — Приходится засовывать голову бог знает куда. Итак, что мы проверяем?

— Уровень жидкостей, забитые фильтры, оторвавшиеся проводки, утечки, лопнувшие ремни. Что-то еще, но всего я не упомню.

Что же, вполне грамотно.

— Мисс Лу, после пары осмотров вам даже не понадобится список всех слабых мест.

Мы по очереди постучали по шинам.

— Есть еще клапаны и датчики, но знаете что? Сами датчики могут оказаться дефектными.

Я направил луч фонарика на шину.

— Видите это место? Покрышка протирается. Пока еще ничего страшного, но очень не хочется, чтобы она лопнула, когда мчишься по автобану.

— Поняла.

— В таком случае пора в дорогу.

Она впорхнула в кабину и поправила бейсболку.

— Зовите меня Элис. Я хочу, чтобы это стало моим позывным.

— Как ресторан «Элис»? Или, может, Элис Крамден[3]? Неплохая идея.

Предпочитаю классику. Интересно, представится ей сегодня случай использовать свой позывной?

— Привет, Элис, — поздоровался навигатор. — Клод всегда называет меня Кукольным домиком.

Ай-Линг, то есть Элис, ничуть не удивилась.

— Это блок «Келтора 3200»? — спросила она.

Большинство схем, как ей, скорее всего, известно, были закрыты корпусом.

— Хорошие протоколы распознавания голоса, и, бьюсь об заклад, у него есть нейрофазная связь.

Может, и есть, но прежде чем я смог обнародовать собственное невежество в данном вопросе, навигатор подтвердил правоту Элис. Если не считать того, что он — «Келтора 320 °C», с усовершенствованной интеграцией потока данных.

Я мысленно отметил, что должен этой штуке пару новых модулей.

Бензобак полон, так что тут проблем не было. Мы прошли рутинные водительские тесты, включая анализатор дыхания и тест на сонливость, и подтвердили маршрут.

Словом, выехали мы со двора в четыре тринадцать, что не так уж и плохо.

Постоянно молчать было неловко, но и показаться кретином тоже не хотелось. Я верен Лори, и пусть все об этом знают. С другой стороны, идеальное зрение обязательно для дальнобойщика. Сегодня меня наверняка будут сверлить завистливые взгляды.

Шоссе было окутано предрассветным туманом.

— Элис, — спросил я, — ты знаешь здешние дороги? Можешь работать с бумажной картой? Иногда случается, что прибор GPS сдыхает, так что это важно.

Элис открыла свой рюкзак и вытащила карту местности.

— Похоже, мы едем на восток, забирать груз.

Она постучала по карте фонариком-авторучкой.

— Съезд здесь. Сворачивайте налево и помедленнее. Никаких пробок в этом направлении. Верно?

— Абсолютно. Если не встретим никаких аварий или ремонтных зон. Но Кукольный домик предупредит нас о серьезных пробках.

Можно, конечно, слушать по радио о положении на дорогах, но предпочитаю начинать день музыкой. А потом — новости.

— В случае удачи мы будем там менее чем через час. Надеюсь, груз уже готов.

Не успел я договорить, как включились автотормоза. Впереди протянулась гигантская пробка. Я нажал на систему торможения двигателем, чтобы заглушить характерный дребезжащий рев. На той полосе, что справа от нас, машина едва не врезалась в бампер впередистоящей. Наверное, какой-нибудь чертов идиот, отключивший свой ситуационный автопилот.

Кукольный домик никак не прокомментировал случившееся.

Элис включила радио и нашла новостной канал. В обзоре положения на дорогах даже не упомянули то шоссе, на котором мы стояли. Инфонет местных водителей передал несколько вопросов, но ответов пока не было.

— Давайте узнаем, что случилось.

Я настроил Кукольный домик на придорожные видеокамеры, но, как и подозревал, те, что впереди, были отключены. Скорее всего, изрешечены пулями. Даже самые маленькие и неприметные были изуродованы ручными лазерами или чем-то в этом роде. Я редко высказываюсь вслух, но если федералы так зверствуют, трудно осуждать людей за попытки обороняться.

Кукольный домик узнал, что движение на всех полосах остановила патрульная машина. Но больше никаких подробностей.

— Элис, сейчас самое время пустить в ход мое секретное оружие.

— Ваше… что?

— Видите это отделение? Квадратная дверца. Откройте и дайте мне птичку.

Элис, возможно, посчитала это очередным тестом, а может, чем-то вроде посвящения в профессию, поскольку вовсе не испугалась, что это внезапный приступ безумия. Пока не испугалась. В любом случае, она открыла отделение и с такой осторожностью вынула из углубления серую голубку, словно та была сделана из тонкого фарфора.

— Это действительно птичка!

Когда голубка моргнула, Элис поежилась, но не разжала пальцев.

— Вот, возьмите.

Я запустил программу на своем мобильнике, воспользовался беспроводной локальной сетью, чтобы подать команду птице, и, не желая привлекать излишнего внимания, протянул ее Элис:

— Откройте окно и выпустите.

Девушка выпустила голубку, и та упорхнула. Я держал телефон так, чтобы мы оба могли видеть экран и передачу в реальном времени от моего доверенного разведчика.

— Поразительно, мистер Дреммел. А подобные штуки законны?

Я слегка улыбнулся:

— Серая птичка, серый туман. Это так, игрушка. Но если о них пронюхают, непременно начнут контролировать каждое движение.

Моя голубка-робот нашла патрульную машину и полетела дальше. Еще четверть мили — и проблема стала очевидной. Поперек дороги валялся длиннющий электрический столб. К счастью, он никого не придавил.

— Что там? — не поняла Элис.

— В этом столбе куча ценного алюминия. Может, его подпилили воры, — пожал я плечами. — А может, это дело рук очередных занюханных террористов. Если никто не возьмет акцию на себя, ставлю на воров.

— Я слышала о таком раньше, но только не в этих местах. Времена нынче плохи. Верно?

— Мы, водилы, многое повидали. Когда-нибудь сможете рассказывать занимательные истории своим внукам.

Элис снова рассмеялась, и у меня на душе стало хорошо.

Мы наблюдали, как с противоположной стороны подъехал тягач и оттащил столб на обочину. Патрульные остановились рядом, возможно, пытаясь отыскать улики. Машины рванули вперед.

Элис поймала вернувшуюся птичку с ловкостью опытного профессионала.

Когда мы проезжали, все с любопытством глазели в нашу сторону. Столб действительно был подорван: острые зубцы походили на уродливую рану. Я никогда не был в армии, но достаточно часто сталкивался с мелким терроризмом, чтобы распознать последствия взрыва.

— Следующая фура будет иметь автоматическую коробку передач. По крайней мере, босс так обещает. На большегрузных машинах технологии такого рода всегда внедряют в последнюю очередь.

— Класс!

Судя по гримаске, она тоже поняла, что тут поработали террористы.

Товар мы грузили без происшествий. Я велел Элис открыть трейлер: поднять задвижки вверх и повернуть. Наглядный урок пользы применения физической силы. Она прекрасно справилась.

Наш груз был уложен в три дюжины деревянных ящиков, стоявших на пластиковых антивибрационных поддонах. Грузчики не то чтобы молчали, но не выдавали никакой информации. В накладной указывалось только одно: налицо тридцать шесть производственных моделей чего-то там.

— Похоже, это какие-то кибернетические штуки.

Элис изучала накладную в рассветных лучах. Я уже успел снова выехать на шоссе.

— Возможно, новые детали для роботов. Никогда раньше не видела таких маркировок. Кстати, я знаю парня, который работает в «Силватроникс». Может, там мы его встретим.

Значит, она разбиралась в технике. Интересно, что она нашла в профессии водителя? Да все, что угодно: от летней подработки до мятежа против родителей и осуществления детской мечты. Впрочем, у нее вполне может оказаться криминальное прошлое, тогда другую работу просто немыслимо найти. Но я не собираюсь смущать ее вопросами.

— Как насчет того, чтобы пожевать? — спросил я вместо этого. — Времени полно, а впереди — прямая дорога.

— Иногда я беру с собой ланч, но сегодня ничего не успела захватить.

— Со мной то же самое. Может, свернем на большую стоянку для грузовиков? Это на развязке. Еще двадцать миль, а если вы разборчивы, могу заверить, что еда не забьет ваши артерии через три глотка.

— Звучит неплохо. Всегда хотела посидеть в закусочной «Только для водителей».

Одно очко в пользу детской мечты.

Через пять миль нас остановили. Пришлось взвешивать грузовик. Обычно дистанционный прибор пропускает меня без проблем. Моя фура прошла проверку шесть недель назад, значит, все обойдется. Это я и объяснил стажерке, пока мы ехали по размеченной полосе.

Наш вес или груз не потревожил датчики, поэтому дальше мы поехали без помех.

— У нас целый час на завтрак, поскольку выехали мы очень рано.

Я показал Элис, как Кукольный домик обновляет маршрут. Когда я только начинал работать, приходилось все чертить от руки, на специальной карте.

Было всего семь утра, но в закусочной уже толпились посетители, в основном, дальнобойщики, проводившие ночь на стоянке. Элис, конечно, мне во внучки годилась, но парни за столиками пялились во все глаза, недвусмысленно ухмыляясь. Приняв небрежный, даже скучающий вид, мы направились к своему столу.

У нас обоих оказался хороший аппетит. Я подумывал было остановить свой выбор на пироге из кукурузной муки, забивающем мозги жиром, и большой кружке кофе, чтобы нейтрализовать вредоносное действие пирога. Но вспомнил о грузе стоимостью в семь миллионов долларов и, решив держать ухо востро, ограничился овсянкой и чаем «Эрл Грей». Элис слопала «Тракерз Спешл», фирменный завтрак водителей: блинчики, яичница с беконом и так далее.

На выходе мисс Лу обратилась ко мне:

— Мистер Дреммел, я поглотила тонну еды. Не возражаете, если я немного пробегусь, сброшу калории? У нас еще есть в запасе десять минут.

Она, должно быть, прочитала мои мысли.

— Мисс Лу, я хожу в рейсы почти сорок лет, но никто и никогда не просил меня о таком, — отрезал я, но под ее умоляющим взглядом добавил: — Ну, ладно, валяйте. Только…

Она застыла. Мой жест охватил просторную автостоянку.

— Так где мы припарковались, моя дорогая?

В глазах стажерки мелькнула растерянность.

Я нередко разыгрывал подобные спектакли и не собирался сражать Элис своей галантностью. От меня она подсказок не дождется.

Девушка оглядела сотни грузовиков и даже обвела их рукой.

— Нужно идти туда, миновать два ряда, потом налево и отмерить примерно половину этого расстояния.

Далее она описала мою фуру, причем лучше, чем, возможно, смог бы я.

— Не волнуйтесь, я найду.

— Экзамен сдан. Бегите.

И она скрылась из виду.

Ровно через восемь минут, даже не вспотев, она встретила меня у фуры. Вместе мы проверили запоры и пломбы. Никто не покусился на груз.

— Классное место, — ликовала она. — Я видела одну фуру, которая ездит на боро-водородной смеси, много машин с биодизелями, а на соседней площадке есть автопогрузчики с питанием от аккумулятора.

Я широко улыбнулся:

— Видел статью в «Тракерз Роуд» насчет какого-то физика. Хвастает, будто нашел способ закачивать водород в металлические формы.

— Металлические? Как сверхсжатое топливо?

— Полагаю, что так. Говорят, его так и будут продавать в контейнерах. Но пройдут годы, прежде чем оно станет доступным. Может, «Аргус» тоже начнет его закупать.

Если Элис подпишет контракт с «Аргус Тракинг», на премию за «вербовку новобранца» я куплю Лори что-нибудь славное. Получше, чем скромный подарок к годовщине, который я вчера ей преподнес.

Я завел двигатель, и мы на третьей скорости покатились к шоссе.

Элис показала на микрофон локальной связи.

— Можно попробовать?

Локальная связь вышла из моды, но в этом шумном месте… кто знает?

— Конечно. Он сам настраивается на сигнал. И можно разобрать каждый голос.

Тут ожил радиодинамик:

— Эй, Джимми, — позвал неизвестный водитель, — полюбуйся чехлом сиденья в фуре «Аргуса». Выезжает из северных ворот.

Сразу несколько голосов заполнили канал. Последовали восхищенные восклицания, свист и даже не совсем пристойные замечания. Я умудрился не покраснеть, моя спутница — тоже. Хотя я не был уверен, что до нее дошло. Господи, я словно на миг вернулся в школу. Лори действовала на них ошеломляюще. Штабелями валились! Но сейчас я чувствовал себя молодым и старым одновременно.

— Чехол на сиденье? — удивилась Элис. — Это что еще?

— Хотите правду? — спросил я. Она кивнула. — Вы подлинное исцеление для больных глаз. Большинство этих типов безумно ревнуют, и почти все неверно понимают наши отношения.

— Наверное, вы правы.

Она вытащила из рюкзака потрепанный старый буклет, сверилась с ним и включила микрофон:

— Говорит Элис из «Аргуса». Сообщение принято, мальчики. Спасибо за то, что озарили это хмурое утро. — Послала мне улыбку и продолжила переворачивать страницы. — Но сейчас нам не до трепотни. Может, еще увидимся, однако нам нужно доставить груз. Пока-пока.

С этими словами она отсоединилась.

К тому времени мы выбрались на шоссе и направились в пустынную местность — следующий этап нашего маршрута. Еще двести миль по шоссе между штатами, под любопытными взглядами оказавшихся в это утро на дороге.

Элис еще немного почитала буклет и снова взялась за рацию. На этот раз я узнал первый же голос, раздавшийся из динамика:

— У тебя не найдется второй такой, Клод? А кто эта лисичка на борту?

Элис протянула мне микрофон.

— Могу раздобыть тебе фото, Педро. Должен сказать, моя стажерка неплохо работает. Помимо милого голоска у нее еще имеются мозги… Это Педро Оуэн, — сообщил я Элис. — Воображает, что он единственный имеет право занимать канал. Давай потрепись с ним.

Им только дай волю…

Педро был в десяти милях позади нас, с еще одним срочным грузом для «Силватроникс». Он взял груз в другом месте, подальше, чем мы, но пропустил завтрак. Мы слегка притормозили, позволяя ему сократить интервал, но так, чтобы не платить штраф за превышение скорости.

Вскоре в беседу вклинился третий голос:

— Эй, вы, дикари, может, дадите старику хоть слово сказать?

Это оказались отставной водитель и его жена, на трейлере с питанием от солнечных батарей. Некоторое время мы наблюдали за ним в зеркало заднего вида. Но тут сзади появился Педро и потихоньку вытеснил старика.

— Смотрю, у нас конвой? — усмехнулась Элис, опустив микрофон.

Кажется, с вниманием у нее все в порядке. Это хорошо.

— Ничего страшного. Можете болтать дальше.

Они последовали моему совету. Оказалось, что Педро и Элис нравится один и тот же роман: что-то насчет хакеров в кибермире, искусственного интеллекта, андроидов и тому подобного. Я слушал краем уха — пусть себе девочка коротает время.

Около полудня я заметил в зеркале «демона скорости». Какая-то машина мчалась так, словно все остальные стояли. Он промелькнул мимо фуры и перестроился на нашу полосу. Элис тихо вскрикнула. Я резко нажал на педаль.

Псих за рулем промчался мимо нашей фуры справа, потерял скорость и подрезал ее. Бедняга водитель надавил на тормоза и все равно едва не перевернулся.

— Вот он!

Я настроил Кукольный домик на двадцатисекундный видеоклип, снятый вмонтированной впереди камерой с широкоугольным объективом. Впереди показалась машина психа, с ясно видимыми номерами.

— Есть! — сказал я Элис. — Мы перешлем это кино полиции штата.

— А он скажет, что вел машину кто-то другой. Так все обманщики делают.

— Но с Клодом Дреммелом такое не пройдет.

Я проверил пленку задней камеры. И точно, лицо водителя было как на ладони. Пустынное солнце дает хорошее освещение.

Кукольный домик озаглавил оба клипа и переслал электронной почтой. К этому времени в досье наглого типа наверняка появятся и другие жалобы. Если это так, полиция штата отберет у него права, и скотина вполне этого заслуживает. Такие, как он, мало чем отличаются от тех, кто прет на красный!

— А на ланч мы остановимся? — спросила Элис.

Ах, этот юношеский метаболизм!

— Оглянитесь! Вокруг ничего, кроме пустыни. Может, перехватим что-нибудь на развязке.

В два часа ожил офис. Берил спрашивала, велико ли опоздание.

— Опоздание? — не удержался я. Кукольный домик преобразовал мой голос. Я объяснил Берил, что до срока еще целый час и всего тридцать пять миль, так что не понятно, в чем проблема.

— Доставь груз и ничего не говори насчет опоздания, — наставляла она. В этом офисе только штаны просиживают! Конечно, говорить еще рано, — примета дурная, — но насколько я могу судить, все идет, как надо.

— Успокойся, — проворчал я в ответ. — Мы пропустим ланч исключительно ради тебя… Что-то не так, — сообщил я стажерке. — Клиент спрашивает, где мы.

— Но у нас еще целый час в запасе.

— По документам — так. Но знаешь старое изречение «клиент всегда прав»? В нашем бизнесе этот девиз приобретает особый смысл.

Бросив на секунду руль, я воздел руки к небу.

— Что ж, поднажмем!

— Могли бы спросить меня, — вздохнула Элис. — У вас нет НЗ? Сэндвича и какой-нибудь водички? Некоторые фуры снабжены НЗ, как тот трейлер, что позади нас.

Мне оставалось развести руками.

Она вытащила из рюкзака снек-плитку и жадно проглотила.

По правде говоря, завтрака из овсянки оказалось явно недостаточно, и я сам умирал от голода, но мужская гордость не позволяла этого признать.

Педро и Элис сравнили полученные сообщения. Его диспетчер тоже подгонял беднягу. Значит, кое-кто уже дошел до белого каления.

Мы добрались до развязки и вышли, чтобы попрощаться с ветераном. Наскоро заправились и, скрепя сердце, проехали мимо одинокой забегаловки. Элис перебросилась с Педро несколькими словами. Теперь, при встрече, он ей, похоже, понравился. Впрочем, он парень симпатичный и куда в лучшей форме, чем я, учитывая, что он на тридцать лет моложе.

Я, прищурившись, вгляделся в линию горизонта. Двухполосное шоссе уходило на север, превращалось в нитку и исчезало среди всех оттенков коричневого, которыми была окрашена местность. Нечто вроде пустыни, унылой и безлюдной на первый взгляд, но Джон Макфи и Джордж Р. Стюарт в своих книгах вдохнули в нее жизнь.

— Рад, что вы поладили с Педро, — заметил я. В конце концов, парень холост. Может, что и выйдет.

— Он независимый подрядчик, верно? Работает на разные компании?

— Да. Доставляет кучу ценных грузов. Электронику, военное снаряжение, все в этом роде. Словом, вещи, которые могут привлечь нежелательное внимание и требуют дополнительной охраны.

— Вот как?

— У него есть разрешение на такие перевозки. Иногда его сопровождает не только вооруженная охрана, но и вертолеты.

— Вот это да! Но не сегодня?

— Не могу сказать точно. А Педро со мной вряд ли поделится, тем более что сегодня он тоже сильно торопится, — ухмыльнулся я. — Если это вас так интересует, наш Педро — человек непростой. Его настоящее имя — Стенфилд. Стенфилд Питер Оуэн. Его бабка была Бредфорд, состояла в ДАР, и все такое. Самая знатная семья в Новой Англии, вот уже почти четыреста лет.

Элис вскинула брови.

— ДАР? Дочери американской революции?[4] Впечатляет. Так почему Педро не состоит в каком-то шикарном гарвардском клубе или не заседает в совете директоров Дюпона или что-то в этом роде?

— Длинная история. Его отец — Хитклифф Оуэн. Слыхали о таком?

— Нет.

— И неудивительно. Мужик владеет кучей компаний, но держится в тени. Спокойно пережил крах интернет-компаний и неприятности в 2012-м. Словом, вышел сухим из воды, как я слышал. Еще я слышал, он большой поклонник трудовой этики. Не дает сыновьям ни цента.

Я отнял руку от руля и похлопал девушку по плечу.

— Кроме того, вы не единственная, кто хотел посидеть в забегаловке для водителей.

— Полагаю, вы правы, — задумчиво протянула она.

Мы едва не пропустили поворот. Кукольный домик не занес его на карту. На дороге стоял всего лишь маленький знак, почти не видный с наших фур. Еще через полмили показалась будка охранника. На расстоянии виднелось второе здание. Я увидел около него еще нескольких охранников, следивших за нами. Русло пересохшего ручья рассекало почву под дорогой и казалось достаточно глубоким, чтобы заблокировать проезд почти любому транспорту.

— Я видывал военные базы с такой вроде бы неприметной охраной, — заметил я.

Педро остановился позади нас.

— Постройки новые, — сообщила Элис. — Я проверяла в Интернете, но сведений почти нет.

Ее глаза сверкали любопытством.

— Они купили участок в несколько квадратных миль.

Охранники проверили наши удостоверения личности и накладные. Педро спрыгнул на землю и протянул им свои бумаги. Охранник сломал печати грузоотправителя на наших трейлерах и подождал, пока мы откроем их для осмотра. Элис занялась нашим трейлером. Пришлось немного повозиться, но она справилась.

Через несколько минут, показавшихся вечностью, они знаками велели нам проезжать. В «Аргусе» при приеме на работу проверка личности занимает неделю или около того, а здешним охранникам понадобились эти самые несколько минут! Должно быть, особых подозрений мы не вызвали, поскольку получили бейджи с надписью «Посетитель», дополненные снимками. Кроме того, нас заставили подписать обязательство о неразглашении.

Я задался вопросом, что случилось бы, если бы по какой-то причине мы не понравились охранникам. Неужели выдворили бы нас обратно в город? Или позволили бы припарковаться у ворот, пока наше начальство не пришлет кого-то другого? Но это займет несколько часов, если не всю ночь, а они уже заплатили вдвое за срочную работу. Плюс общая сумма риска, покрытая договором страхования, включала и временной лимит. Правила есть правила.

Мы проехали между двумя низкими холмами, и перед нами открылся комплекс «Силватроникс». От гигантского складского помещения веером расходились дорожные петли. Все действительно выглядело новым, не выжженным пустынным солнцем, не исхлестанным кусачими ветрами. Я увидел одинокую машину, петляющую по лабиринту дороги.

Очередной охранник велел нам въехать в здание с одного конца. Поднимающаяся дверь насчитывала в высоту не менее восемнадцати футов, а на погрузочной платформе хватало места для дюжины больших фур. Совершенно непроизводительный расход внутреннего пространства и хороший способ спрятаться от спутников, беспилотных самолетов и других наблюдателей. Остальные погрузочные платформы были пусты.

Я мастерски развернулся, подал машину задом в указанное место. Весьма впечатляющее зрелище, которое могло бы принести мне немало очков на национальных чемпионатах водителей.

Но Педро переплюнул меня, повернув задние колеса своего модернизированного трейлера. Он развернулся на месте, с радиусом поворота меньше, чем общая длина его фуры, и въехал на платформу аккуратнее, чем поезд — в паровозное депо. Ничего не скажешь, высший класс! А вот «Аргус» и его давний владелец Старый Дуг вряд ли раскошелятся на трейлеры последних марок.

Складские грузчики ясно дали понять, что сами управятся с ящиками, но застыли как статуи, когда на сцене появился тип в белом халате. Парень был вооружен так, словно шел на медведя.

Признав во мне водителя, он набросился на меня, как чокнутый профессор, на которого очень походил.

— Почему опоздали? — начал он. — Я велел быть здесь в час!

Продолжая сыпать «приветствиями», он развернулся и атаковал Педро:

— Я отсыпал вам немало тысчонок сверх положенного, чтобы привезти необходимое оборудование строго согласно графику. Как можно работать при такой расхлябанности?!

По взаимному молчаливому согласию, мы с Педро решили позволить парню выговориться. Так шторм скорее утихнет. Элис с ужасом взирала на происходящее, поэтому, когда неизвестный вновь принялся за Педро, я прошептал:

— Такое иногда бывает. Должно быть, у джентльмена выдался неудачный день.

Педро нашел лазейку в автоматной очереди ругательств и предъявил путевой лист. Я втайне радовался, что он выступил первым, поскольку у него больше опыта в общении с нервными специалистами.

— Если соизволите взглянуть сюда, сэр, — начал он, — в декларации ясно написано: «Доставить к трем часам дня». Сейчас три часа девятнадцать минут, и мы остановились у ворот без одиннадцати минут три. Очень жаль, но тут какое-то недоразумение.

— Недоразумение! — взорвался мужчина. — У нас самая эффективная корпоративная система в Северной Америке и современная многоканальная связь. Никакого недоразумения! Ваше начальство услышит о такой некомпетентности… и… и жалких потугах оправдаться.

— Видите ли, — снова прошептал я Элис, — многие люди эмоционально нестабильны. Парень срывает зло на первом, кто подвернулся под руку.

Я тоже показал крикуну свои бумаги.

— Сэр, мне также было приказано рано утром взять груз и благополучно доставить к трем. Полагаю, мы выполнили условия контракта. Если желаете подать жалобу, здесь есть специальная форма.

— Если желаю?! — завопил он. — Мои желания значения не имеют! Главное — проект!

После этого он изругал грузчиков, которые все это время держались на редкость слаженно перед лицом опасности.

— Что вы тут торчите?! Приборы нужны нам немедленно!

Они мгновенно зашевелились, действуя с такой скоростью, какой я в жизни не видел у грузчиков: в этой профессии спешка не поощряется. Тем временем Элис возилась с нашими квитанциями, которые следовало подписать грузополучателю.

Изобразив сияющую улыбку, она сунула бумажки мистеру Белый Халат.

— Сэр, ваши охранники сообщили, что вы лично подпишете квитанции на груз. Уверена, что мистер Оуэн получил те же инструкции. Если будете так любезны…

Полагаю, музыка и ослепительные улыбки могут усмирить даже дикого зверя. По крайней мере, так говорит пословица, которая в этом случае оказалась верной, потому что тип успокоился. Элис показала ему какой-то текст:

— Сэр, это подлинные инструкции, изложенные как по рации, так и на бумаге, и переданные от здешнего объекта нашим диспетчерам в три часа утра. При этом обоим грузополучателям были сделаны отдельные звонки, в которых точно отражено время погрузки.

Мужчина прочел текст, хмурясь так ожесточенно, словно хотел испепелить бумагу взглядом.

— Видите ли, — продолжала Элис, — на этом объекте используют исключительно армейское обозначение времени. Наших диспетчеров известили в три утра, то есть в 03:00. Доставка ожидалась в 13:00 дня, но это не три, а час.

Она забавно вытянула губы.

— Никто не сравнивал время, указанное диспетчерами, с резервной передачей ваших данных, до одного часа семнадцати минут дня. Простое недоразумение, какие иногда случаются среди ночи.

— Хм… — пробурчал мистер Белый Халат, но ничуть не утихомирился. Какому-то ночному диспетчеру «Силватроникс» скоро понадобится стряхнуть пыль со своего резюме.

И тут меня осенило вдохновение:

— Помните, как НАСА уничтожила зонд на Марсе, потому что сотрудники их центра управления перепутали мили и километры? У них было несколько месяцев, чтобы заметить ошибку, но никто ничего не сообразил! Как раз в это время я вез новые компьютеры в «ДжиПиЭл». — Я пожал плечами. — Так или иначе, с вашими приборами все в порядке. Уже через неделю никто и не вспомнит о путанице.

Мужчина сосчитал ящики и сказал, что немного погодя вернется подписать квитанции.

— Если вам нужна компенсация за потерянное время, требуйте деньги с вашего начальства.

Перед тем как удалиться, он обвел нас злобным взглядом:

— Ничего, нам недолго придется мириться с человеческой глупостью!

— И вы стерпите эти оскорбления? — спросила Элис у Педро.

— Я отругивался… время от времени, — признал Педро. — Нам же все равно заплатят, так что какая разница?! — ухмыльнулся он.

— Полагаю, такие испытания закаляют характер, — размышляла вслух Элис. — Интересно, мой друг здесь?

Она подошла к одному из грузчиков, который с радостью прервал работу, чтобы показать ей справочник компании.

Оказалось, что друг Элис действительно был назначен на новый объект. Вскоре на складе появился высокий, тощий парень.

— Ай-Линг! — окликнул он. — Как я рад тебя видеть!

Они обнялись.

— Это доктор Санджей Бишной, — представила Элис. — Он был преподавателем на моих компьютерных курсах. — Она игриво ущипнула парня за руку. — Полагаю, здесь платят лучше.

Бишной мигом оценил ситуацию и не спросил Элис, почему она торчит тут в компании немолодых водителей.

— Бригаде понадобится время, чтобы закончить разгрузку и проверить, все ли доставлено в целости и нет ли повреждений. Вы подписали обязательство о неразглашении? Может, я покажу вам, что вы сегодня нам доставили.

— В целости? Повреждения?

Я решил не обращать внимания на оскорбления, поскольку, судя по виду, мои спутники любопытствовали еще больше меня. Поэтому мы удостоились грандиозной экскурсии с осмотром самых интересных деталей.

— Как вы знаете, мы поставляем промышленные и военные робо-технические системы, — начал Бишной. — Кроме того, мы выпускаем и домашних роботов, но пока нам не совсем даются человекоподобные устройства, которым можно было бы поручить сложное самостоятельное задание.

Он привел нас в другой отсек склада, который открыл собственным ключом.

— Но сейчас мы на пороге прорыва.

Все мы были потрясены увиденным. Робот-гуманоид вел машину по внутреннему треку, обходя мобильные препятствия и подчиняясь дорожным знакам.

— Это только начало! — с явной гордостью объявил Бишной.

В следующем отсеке стояла грузовая платформа. Двуногий робот обозревал сцену, явно готовясь к погрузке. Его каркас был отлит из блестящего металла, и вместо гидравлических поршней у него красовались пластиковые мышцы. Конечности и торс тоже были заключены в жесткий, прозрачный пластик. Мои спутники посчитали, что это «похоже на человека», но «нематериально». Что, по моему мнению, прекрасно вписывалось в образ бескровного корпоративного служащего «Силватроникс».

— Этот робот, — пояснил наш гид, — является прототипом тридцати шести промышленных моделей, которые вы сегодня доставили. Вы, — обратился он ко мне, — привезли тела. А вы… — он обернулся к Педро, — … привезли мозги. Каждое устройство может обучаться и быстро адаптироваться к новым ситуациям.

Повинуясь безмолвному приказу, робот взобрался на автопогрузчик и поднял большой металлический ящик на платформу, после чего бросил на груз два тяжелых нейлоновых стропа и умело затянул. Далее он открыл дверцу платформы и включил зажигание ключом, вделанным в его металлические пальцы.

Бишной пристально наблюдал за роботом, действия которого вроде бы никто не направлял. Робот порулил по треку, выбрав одну полосу, вместе с машиной, въехавшей через боковую дверь, после чего разгрузил ящик.

— Именно это имел в виду мистер Белый Халат, утверждая, что ему недолго придется терпеть человеческие глупости, — вырвалось у меня. Я не хотел высказываться, но изумление развязало мне язык. — Интересно, как они справятся с другими проблемами, которые могут возникнуть.

— Точно, брат, — эхом откликнулся Педро. — Вот уж не думал, что доживу до такого дня.

Одна Элис выглядела не столько удивленной, сколько крайне разочарованной.

— Клод, вы сказали, «Элис Крамден»? Скорее уж, «Алиса в стране чудес». — Она скорбно покачала головой. — С этим идеалом эффективности не поболтаешь по рации.

Закончив демонстрацию, Бишной собрал нас. Я был почти уверен, что он не услышал резкого замечания Элис. Мы направились назад, к фурам.

Мистер Белый Халат появился только для того, чтобы подписать наши бумаги, после чего велел грузчикам перевезти новых роботов на другой испытательный полигон.

— Первый тест начнется в двадцать два часа. Будьте готовы! — велел он и, не соизволив оглянуться, удалился.

Элис пробормотала нечто вроде:

— Тест машины Тьюринга трижды десять…

Я не понял, о чем она, но предпочел не расспрашивать, пока не подвернется подходящий случай.

Когда мы проезжали будку охранника, Элис встрепенулась:

— Мистер Дреммел, нельзя ли нам снова выслать вашу птичку на разведку? Еще раз посмотреть, что они там делают.

Я поборол желание отчитать девчонку.

— Мисс Лу, я прямо сейчас, с ходу готов назвать десяток причин, почему этот поступок может оказаться большой глупостью. Вы особа сообразительная, и уверен, сумеете насчитать еще столько же.

У нее хватило совести смутиться:

— Прошу прощения…

Но, похоже, на самом деле она ни о чем не жалела.

Я позвонил Лори — сказать, что буду поздно. Не заметил, послала ли кому-нибудь моя стажерка такое же сообщение. Мы остановились на перекрестке поужинать, и Педро присоединился к нам. Разговор был оживленным, но я больше слушал. У меня было что порассказать, но я не собирался выкладывать все истории сразу.

На обратном пути Элис заснула. Мы остановились во дворе «Аргуса» в девять вечера. По прежним правилам мой рабочий день уже закончился; что требовало остановки на ночь на попутной автостоянке. Но сейчас я отметил переработку на часах и написал хороший отзыв о моей стажерке.

Только теперь в мою тупую голову пришло, что Элис приехала сюда на велосипеде. Поскольку было уже темно, я уговорил ее пристегнуть его на крышу моего «камаро» и пообещал отвезти домой.

Она жила в многоэтажном доме, мягко говоря, в весьма скромном районе. Я проследил, чтобы она благополучно добралась до своей двери.

У Берил были золотые руки. Ее прикосновение могло быть волшебным. Немного мест на земле можно назвать более убогими, чем двор и здание «Аргус Тракинг», но она сумела придать комнате отдыха почти праздничный вид.

Элис закончила свою четырехнедельную практику блестяще, без сучка и задоринки. Она была прирожденным водилой класса А, и теперь имела право колесить по нашим шоссе и проселочным дорогам. Как раз наступил самый разгар лета, но, клянусь, это ничуть ее не волновало.

«Потому что она хороший парень», — написал кто-то мелом на асфальте, пока механики вместе с теми водителями, которые оказались в городе в этот день, приветствовали нашего нового коллегу.

— Спасибо, парни, — кивала сияющая Элис. — Особенно Клоду, за то, что дал мне такой классный старт.

Взгляды некоторых парней казались мне чересчур оценивающими.

— Она потрясный водила, — объявил я сценическим шепотом, — а если какой-то гад попытается ее доставать, учтите, у нее черный пояс…

Я понятия не имел, сумеет ли Элис дать отпор какому-нибудь сукину сыну, но решил, что распространение таких слухов не повредит. В реальной жизни закон о сексуальных домогательствах иногда действует с опозданием…

Педро тоже был на вечеринке, занявшей весь обеденный перерыв. Должно быть, он понял скрытый смысл моих речей, потому что тайком показал мне поднятые большие пальцы.

По странному совпадению в этот день «Силватроникс» сделала свое сенсационное заявление. Все новостные каналы сообщали о появлении новых роботов-водителей. Полагаю, это было вполне предсказуемо. Люди уже привыкли к домашним роботам. Но делить с ними дорогу… Естественно, что инстинкты, именуемые «это я лучший водитель в мире», упорно поднимали голову в душах обычных смертных.

«Силватроникс» планировала продать несколько роботов разным компаниям по низкой цене, в обмен на обещание эксплуатировать их в хвост и в гриву. Они назвали это бета-тестированием.

Когда вечеринка закончилась, Берил вручила Элис первый путевой лист. Я сразу увидел, что это обычный несложный рейс по городу. Никаких закавык. И, как я понял, особого труда это тоже не потребует.

Элис не жаловалась.

«Аргус» задействовал испытательного робота на основном предприятии в Талсе, но через месяц настала наша очередь. И поскольку я был старше и опытнее всех, руководство выбрало меня ему в спутники. Скорее всего, их соображения были просты: если старый осел вроде меня сможет с ним справиться…

Общая сцена выглядела так, что мог бы позавидовать сам Стивен Спилберг. Восходящее солнце переливалось на полированном металле робота, когда мы начали свой первый день в качестве единой команды.

— Доброе утро, мистер Дреммел, — поздоровался робот. — Рад работать с вами. Начнем?

Я смотрел видео такого же робота за работой в Талсе. В реальности его голос звучал иначе. Не странно-металлический, не вкрадчиво-женственный, не угодливо-лакейский. Обычный человеческий. Что же, и это прекрасно!

На этой неделе Элис развозила грузы по городу и должна была вернуться не раньше чем через час, но она заехала на минуту, чтобы проводить нас. Взгляд у нее был таким проницательным, что я задался вопросом, уж не известен ли ей график испытаний «Силватроникс»? Но такие вещи строго секретны. С другой стороны, мой младший внук мог бы легко взломать компьютерную сеть «Аргус Тракинг».

Кукольный домик и Мегагодзилла прекрасно поладили. Такое прозвище дали роботу наши водилы. Но, говоря по правде, он был грациозен, как балетный танцор из стали и фарфора — так что кто утверждает, будто у водил нет тонкого чувства юмора?

Наш сегодняшний рейс ничем не выделялся, поэтому я решил придать ему немного остроты. Добравшись до склада «Хименес Бразерс», я остался в грузовике и велел роботу отнести в контору бумаги. Задняя камера трейлера давала мне прекрасный обзор. Мэтт, внук хозяина, выглядел так, словно вот-вот грохнется в обморок. Я много лет привозил сюда грузы, и за это время мы успели подружиться.

— Хочешь сказать, что сегодня не первое апреля? — спросил я его.

Мы оба схватились за животы. Будь я проклят, если робот тоже не развеселился!

Вернувшись в гараж, я увидел, что Элис кладет в свой шкафчик ремень грузчика. Я знал, что члены уличных шаек часто крадут эти ремни для тренировок в тренажерных залах, поэтому она хранила свой на работе. Она хромала и пыталась это скрыть.

— Ты в порядке? — спросил я.

«Война полов» давно закончилась, хотя победитель неизвестен. Но Элис не собиралась прямо сейчас требовать своих, женских привилегий.

— Сегодня я доставляла товары, — объяснила она. — В основном, по каталогам. Знаете, что «ГринМарт» до сих пор делает мебельные гарнитуры из ДСП. Дерьмо, и такое тяжелое!

Я сочувственно поморщился.

— Из-за этого хлама я неделю провалялся в постели. Лежал на спине и не мог повернуться на бок. Их компьютерный стол весит не меньше двухсот семидесяти фунтов, и они не позволяют водителям открывать коробки.

— Самый тяжелый груз весил около ста двадцати фунтов. Для милой старой леди, которая живет на третьем этаже. Она так расстроилась! Все твердила, что ее зять обещал приехать, помочь, но его задержала охрана аэропорта, а мне не хотелось ждать, так что…

Теоретически Элис могла позвонить в диспетчерскую и потребовать прислать еще одного водителя, который помог бы ей внести тяжелую коробку на третий этаж. Я знал, почему она этого не сделала.

— У меня чудесная идея, Элис! Старый хрыч Клод прекрасно сработался с Мегагодзиллой. Ты закончила компьютерные курсы и разбираешься в этих роботах. Давай убедим босса, что теперь твоя очередь.

Робот вполне мог помочь ей, ничего не прося взамен. И водилы-мачо не будут приставать к Элис, когда снова понадобится перенести груз. Скажете, я за дискриминацию женщин? Скорее, питаю к девочке отцовские чувства. Разве можно ей в одиночку таскать тяжести?

Начальство согласилось, и к тому времени, когда Элис уезжала домой на своем велосипеде, я не приметил никакой хромоты.

Следующие несколько дней доказали мою правоту. Робот оказался весьма полезным в самых различных ситуациях.

Услышав об этом, босс попросил Элис продемонстрировать возможности робота на следующем совещании водителей.

— Покажите нам, — сказал он. Не «пусть робот покажет нам», что показалось мне хорошим знаком. Правда, он не знал, что Элис давала роботу вести машину, пока сама дремала за рулем. Его руки и ноги оказались настолько длинными, что не было необходимости меняться местами, и это давало возможность одурачить случайных свидетелей.

Полусферические очки с затемненными зеркальными стеклами, как известно каждому водителю, способны испортить любую систему проверки на сонливость.

Элис обучила робота носить по лестнице самые тяжелые, самые неудобные грузы. Наш механик пользуется большой лестницей, чтобы залезать на крыши трейлеров, и Элис позаимствовала ее для демонстрации. Робот нес большую картонку, а она шагала впереди, обеспечивая дополнительное равновесие. Они поднялись на тринадцать футов, пересекли крышу трейлера и перебрались на другую фуру, после чего вернулись тем же маршрутом. Такого, уж точно, не было в руководстве «Силватроникс».

Самые крепкие парни объявили, что никогда не примут подобной помощи, но большинству водителей идея понравилась. Черт, да Дуг Гонсалес стал нашим ночным диспетчером, потому что сорвал себе спину, таская тяжести. По окончании демонстрации он сказал, что подумывает вернуться за руль.

После случившегося «Аргус» взял в аренду по одному роботу на каждый филиал. В других компаниях по грузоперевозкам роботов «Силватроникс» встречали со смешанными чувствами, а иногда — яростным сопротивлением. Остальные производители роботов заняли позицию выжидания.

И все же новые роботы нашли десятки областей применения по всей стране. Начались протесты активистов, основанные на таком количестве юридических, религиозных, экологических, идеологических, социальных, моральных и экономических принципов, что я потерял им счет. Но все протесты были подавлены. Похоже, миллионы долларов по-прежнему остаются самой лучшей смазкой для колес государственной политики.

В сентябре Педро помог Элис выплатить долг «Аргусу», и она вернулась в школу. Я получил по почте красивую, расписанную от руки открытку, и показал Лори.

— Очень похожие рисуют мои малыши в начальной школе, — заметила она. — Только здесь исполнение лучше.

Собственно говоря, это был карандашный рисунок, на котором я стоял рядом со своей фурой. Надпись гласила: «В память о нашей таинственной встрече во тьме и всех последующих приключениях».

Лори не расстроилась. Я не вставил рисунок в рамку, а она его не выбросила. Что еще можно сказать? Я горжусь своей понимающей женой.

К открытке была приложена маленькая записка всего с одной фразой: «Болтовня должна продолжаться».

Интересно, что задумала мисс Лу?!

Хитклиффу Оуэну было явно не по себе. Полагаю, на его месте я испытывал бы то же самое. Миллионеру не место среди синих комбинезонов. Но у него попросту не оставалось выхода.

Свадьба была чудесной. Меня уже сто лет не звали в шаферы. Лори выглядела ослепительной в платье подружки невесты. В последний раз мы присутствовали на свадьбе, когда женился наш младшенький. Эти нынешние дети…

Церемония проходила в церкви недалеко от дома Педро, принадлежавшей к какой-то конфессии, названия которой я так и не запомнил. Правда, никого это не трогало, хотя Хитклифф, вероятно, считал, что подобная церемония ниже его достоинства. С ним была его трофейная жена, на вид чуть старше невесты. Сюда же заявилась куча богатых родственничков. Никаких смокингов напрокат по правую сторону от прохода!

Здесь был и Лим, кузен Элис, свежевыбритый и причесанный. И пара родичей из Азии. Ее друзья по работе и колледжу почти заполнили ряды скамей по левую сторону.

Доктор Битной предоставил робота, который во время церемонии держал кольца на специальной подушечке. Новая модификация домашнего робота, как он объяснял всем, кто спрашивал и даже не спрашивал. Робот был гуманоидом, пусть и не слишком мужественным, но все же в костюме выглядел прекрасно. Представительно.

Конечно же, произошла «досадная утечка», и несколько свадебных снимков сделали грандиозную рекламу «Силватроникс».

У девочки оказалось немало планов. Как я и думал. Через год Элис закончила колледж по специальности «Компьютеры и роботехника» с таким количеством наград, что не берусь их перечислить.

Но на этом она не остановилась.

Кондоминиум Педро выглядел в десять раз лучше прежнего. Сразу видна женская рука!

— Хочу показать вам кое-что. — Элис повела меня в кабинет и показала на полку. — Педро получил их от заказчика, для которого возит грузы. Одно из тех агентств, о которых не принято говорить вслух. Конечно, все это бракованные приборы. Но я сумела их починить.

— Впечатляюще.

То, что лежало на полке, можно было назвать шедеврами. Там отдыхали две птички: голубь для полетов в городе и сокол для деревенской местности. И у каждого дальность полета была в десять раз больше, чем у моей старой доверенной голубки.

Но тут Педро объявил, что ужин готов. Филе трески в соусе из сыра чеддер, заварной пудинг и яблочный сидр. Педро, похоже, помнил детство, и у него классно получались блюда Новой Англии.

Педро и Элис готовили по очереди. А вот я никогда не стряпал даже яичницу. Боялся! Когда Лори нет в городе, счастье, если смогу съесть что-нибудь разогретое, из консервной банки. Заодно и посуду не мыть.

Два раза в неделю мы встречались и обедали друг у друга. Обычно по субботам, но бывало, что не получалось, учитывая наш нестандартный рабочий график. Иногда после обеда смотрели видео или играли в настольные игры.

Детей они решили пока не заводить. Элис помогала Педро перевозить грузы. Она была полна решимости заслужить уважение других водил, а также высокоученых заказчиков мужа. Инфляция продолжала бушевать, но им удавалось понемножку откладывать.

Потом Элис открыла консалтинговый бизнес — для компаний, желающих внедрить гуманоидных роботов в рабочие специальности. Педро говорил, что несколько изготовителей роботов пытались нанять ее, но она всем отказывала.

Мы сидели в комнате отдыха, и кто-то швырнул бейгел[5] в экран телевизора. Как раз передавали новости из Лос-Анджелеса. Робот-водитель собирался в самостоятельный рейс.

Работа в «Аргусе» замерла. Все пытались заглянуть в будущее. Слова «человеческая глупость» пришли мне на ум так, словно все это было только вчера.

— Это конец целой эры! — простонала Берил.

— Чертовски верно, — согласился механик. — Глядишь, они всех водителей вытеснят. Человеку и заработать нормально не дадут!

— Старый Дуг никогда этого не допустит! — возразил какой-то водила, имея в виду хозяина «Аргус Тракинг», упорного приверженца традиций.

Похоже, настала моя очередь просветить их:

— Неприятно разочаровывать вас, парни, но Старый Дуг собирается уйти на покой, и довольно скоро. Возможно, даже в конце этого месяца. Не спрашивайте, откуда я знаю, но новое руководство горит желанием модернизировать это местечко.

Мой голос источал столько сарказма, что я сам поморщился.

Федералам и большим автотранспортным компаниям неизбежно приходилось расширять правила. Пилотная программа начиналась в Лос-Анджелесе, Шейки-сити[6], как называли его фирмы-производители роботов.

Едва оказавшись дома, я включил телевизор и запустил поисковую программу: очень хотелось посмотреть пленку с записью событий.

— Эй, Лори! — крикнул я. — Иди смотреть новости. Сегодня утром проходила демонстрация работы робота-водителя.

Лори влетела в комнату с грудой цветной бумаги в руках: очевидно, она планировала какой-то арт-проект для своих учеников.

Мы завороженно наблюдали, как робот «Силватроникс» новейшей модели усаживается за руль большегрузной фуры. Тут же вертелся мистер Белый Халат (в моей памяти он навсегда останется мистером Белый Халат), а Санджей Бишной толковал с прессой и ВИПами.

— Смотри. Вон там Элис, — показала Лори. И действительно, в задних рядах приглашенных показалось знакомое лицо. — Ей ведь платят за консультации, верно?

— Да, только не знаю, кто именно. Надеюсь, ей оплатили и шикарный гостиничный номер.

Я потребовал крупного плана, и телевизор нашел вторую видеокамеру. Стоп-кадр. Вот оно — лицо нашей юной приятельницы.

— Смотри!

Элис возилась с висевшей на плече сумкой, из которой выглядывал едва видимый шевелящийся комочек. Телевизор нашел еще пару ракурсов, но ничего нового нам не показали.

Я был уверен, что это голубь-шпион. Лори сказала:

— Большинство девчонок в Лос-Анджелесе предпочли бы посадить в сумочку собачку породы бишон фризе[7].

Мы долго весело смеялись.

Я затребовал бюллетень последних новостей. Робот прекрасно справился с задачей, без помех доставив груз. По всему маршруту его снимали теле — и видеокамеры.

Если верить телевизионным аналитикам, Уолл-стрит пришла в экстаз. Тут я призадумался. Может, я действительно устарел и настала пора со мной расставаться, как твердили эти говорящие головы? Освободить дорогу будущему? Похоже, грядут перемены…

Я мог бы в любое время уйти на покой, но что будет с молодыми? Людьми, которых лишили профессии? Однако большие шишки, как обычно, сделали все по-своему. Роботы-водители появились в нескольких других городах.

Все же мне очень хотелось выкачать немного воздуха из шин мистера Белый Халат. Каждый раз, видя его на экране, я вспоминал жесткий взгляд Элис. По сравнению с некоторыми, она весьма сдержанно выражала свои чувства. Что-то непременно должно было случиться.

Три недели спустя, когда любопытство публики несколько улеглось, один из роботов самостоятельно вез контейнер из лос-анджелесского порта в большой магазин электроники в Пасадене. Клиенты хотели, чтобы все было по последнему слову техники, так что груз находился в новом, автоматически загружаемом контейнере.

На этот раз, когда объявили последние новости, мне не терпелось добраться до дома. Я знал все безопасные стоянки, а ведь в современных городах совсем немного спокойных, легальных мест, где можно припарковать большую фуру.

Я оставил машину у большого старого торгового центра, на стоянку которого пускают грузовики, если, конечно, дать служащему немного денег. А потом попросил Кукольный домик нарушить правила «Аргуса», то есть перехватить видеосигнал новостей.

Робот-водитель остановился в Уоттсе, большом негритянском районе Лос-Анджелеса, и сгрузил несколько сотен коробок. В каждой был телевизор с плоским экраном последней модели, изображение в котором выглядит трехмерным даже без специальных очков. Полиция ничего не заметила, поскольку около девяноста процентов камер слежения были испорчены. Навигатор фуры даже не послал сигнала тревоги.

К тому времени как я настроил Кукольный домик, репортеры уже успели собрать домашнее видео и свидетельства очевидцев. Робот, оказывается, произнес речь, обличая капитализм и стремление к обогащению, и предложил телевизоры в дар угнетенному народу района. Был ли это бред сумасшедшего или призывы борца за свободу — неизвестно, но даже Че Гевара или Уго Чавес не могли бы выступить лучше.

Поскольку бояться камер не было нужды, местные жители с энтузиазмом сбросили ярмо угнетения. Уже через несколько минут коробки с телевизорами исчезли. Да и робот действовал на удивление быстро! Он уехал, прежде чем полицейские спохватились, выбрался на шоссе и доставил пустой грузовой контейнер в магазин. Полиции удалось вернуть около дюжины телевизоров.

Потом появились другие сообщения. Очевидно, еще в нескольких городах роботы-водители вышли из повиновения.

Монитор у Кукольного домика очень маленький, поэтому я плюнул на работу и помчался к ближайшей закусочной. Ее владелец, Томми — мой старинный приятель. Везде подают паршивые бургеры из сои, но он, пользуясь связями, иногда достает настоящую говядину.

— Эй, Томми, включи оба телевизора в режим полиэкрана. Происходит что-то невероятное.

Стоило Томми бросить взгляд на экран, как он согласился со мной.

В Денвере робот привез партию замороженных продуктов в забитую людьми столовую Армии Спасения. В Орландо груз дорогих лекарств попал в дом для престарелых бедняков.

— Заметь, — сказал я Томми, — они почему-то действовали одновременно. И уехали до того, как всполошились люди.

Следующие три случая ни в какие ворота не лезли. В Сан-Франциско трейлер, битком набитый бензопилами, был найден в аллее около офиса Совета по защите природных ресурсов. В декларации было отмечено: «Уничтожить. Опасные устройства». Груз противозачаточных таблеток отправился прямо в Оклахома-сити, в здание организации, называемой «Право нации на жизнь».

К тому времени полиция уже спохватилась и принялась останавливать все грузовики с водителями-роботами, какие только появлялись на дорогах. Но даже после этого случился еще один инцидент к югу от границы. Груз игрушек, предназначенный для магазина уцененных товаров в одном богатом квартале, отправился в детскую больницу Мехико-сити.

Не знаю, как остальные, но когда пришло сообщение из Мехико, народ в закусочной Томми вопил, прыгал и свистел, как на футбольном матче в средней школе.

Всю эту неделю я постоянно слушал новости. «Силватроникс» отказалась от комментариев, но слухи множились. Была ли это проделка хакера? Экономический терроризм? Профсоюзные активисты? Завистливые конкуренты? Общий сбой в работе? Никто не знал.

Но хуже всего, что во многих случаях возврат грузов оказался невозможен. Даже самые бессердечные скупердяи понимали это, так что приходилось списывать товары, как благотворительные пожертвования. Но страховые компании запаниковали, и хотя военные грузы никто не трогал, армия едва не объявила боевую готовность.

Уолл-стрит дружно опустила вниз свои предательские большие пальцы[8].

Почувствовав настроение страны, политики заметались. Президент Донна Уайнберг созвала пресс-конференцию.

Она, в частности, сказала:

— Очень многие люди, такие, как старики и инвалиды, зависят от домашних роботов. Могу заверить, что они вполне безопасны и никто их не запретит. Однако мои эксперты считают, что за промышленными роботами необходимо постоянное наблюдение.

Невысказанной оказалась мысль, что люди, в отличие от роботов, имеют право голосовать. В моду мгновенно вернулись водители-люди.

К концу недели роботы, водившие машину самостоятельно, вымерли, как птицы додо.

Несколько дней спустя настала очередь Педро и Элис приглашать нас на обед. Главным предметом разговора, разумеется, стали последние события.

— ФБР утверждает, — начал Педро, — что у них нет никаких свидетельств терроризма или хакерских проделок. Они зашли в тупик. Никто из моих знакомых в правительстве или промышленности не имеет никаких достойных версий.

— Доктор Бишной просил меня держать ухо востро, — вставила Элис. — Основные программы роботов остались в неприкосновенности. Он боится, что это они вложили в механизмы слишком много заботы о человечестве. У нас столько неприятностей, и роботы нам сочувствуют.

Мне показалось или я действительно уловил злорадную ухмылку на лице Элис?

По пути домой Лори рассуждала о случившихся беспорядках.

— Передо мной словно развертывается сама история. Вчера одна из девочек в начальной школе спросила, не собирается ли добрый робот принести игрушки и ей? Малышке всего четыре года! Милый, как ты считаешь: это хакеры или начало захвата власти роботами?

Я не эксперт, но, поверьте, просто удивительно, чему только не научится старый водила, когда оказывается прямо в центре событий.

— Я сказал бы, это необычайно талантливые хакеры. Захват власти роботами начнется позже.

Лори согласилась, и мы заговорили о красоте пустынного заката. Недалеко от нас на шоссе робот вел большую фуру. Человек, по всей видимости, второй водитель, сидел на пассажирском сиденье, оживленно болтая по рации.

Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА

© Paul Carlson. Shotgun Seat. 2008. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Analog» в 2008 году.

Майк Резник Предмет веры

Впервые мы встретились, когда он подметал пол у задних скамеек церкви. Солнечный свет изливался на него через окно, сверкая яркими бликами на его металлической оболочке.

— Доброе утро, сэр, — услышал я, проходя между скамьями по направлению к кабинету.

— Доброе утро, — отозвался я. — Ты здесь новенький, не так ли? Вроде бы я тебя здесь раньше не видел.

— Меня доставили сегодня утром, сэр, — ответил он.

— А что случилось с Харви?

— У меня нет информации, сэр.

— Ладно, — согласился я. — А имя у тебя есть?

— Джексон, сэр.

— Просто Джексон?

— Джексон 389V22М7, если вам угодно, сэр.

— Нет-нет, Джексон — и достаточно, — усмехнулся я. — Когда закончишь здесь, мне бы хотелось, чтобы ты навел порядок в моем кабинете.

— Я уже убрал его, сэр.

— Отлично, Джексон, — похвалил я. — Могу с уверенностью сказать, что мы поладим.

— Надеюсь, сэр, — ответил Джексон.

Пройдя в кабинет, я снял пальто и, поскольку рядом не было прихожан, слегка ослабил воротничок. Потом уселся в старомодное вертящееся офисное кресло, достал пачечку желтоватой бумаги и ручку и принялся за работу над очередной проповедью. Час спустя Джексон постучал в дверь.

— Заходи, — пригласил я.

Он вошел с чайником, чашкой и блюдцем на подносе.

— Мне сказали, что утром вы любите пить чай, сэр, — проговорил он. — Но отказались сообщить, нужно ли вам молоко, сахар или лимон.

— Спасибо, Джексон, ты очень внимателен.

— Всегда пожалуйста, сэр, — ответил он.

— Несомненно, тебя запрограммировали на очень хорошие манеры, — сказал я.

— Спасибо, сэр. — Он помолчал и продолжил: — Как насчет молока, сахара и лимона?

— Не нужно.

— В какое время вы хотели бы прерваться на ланч, сэр? — спросил Джексон.

— В полдень, — ответил я. — И да будет твое умение стряпать много лучше, чем у Харви!

— Мне заложили список ваших любимых блюд, сэр, — сказал Джексон. — Чего бы вам…

— Удиви меня, — перебил я его.

— Вы уверены, сэр?

— Вполне, — ответил я. — Ланч представляется мне чем-то не слишком существенным, после того как все утро думаешь о Боге.

— Боге, сэр?

— Создателе всего, — объяснил я.

— Мой создатель — Стэнли Калиновски, сэр, — сообщил Джексон. — У меня нет информации ни о том, создал ли он всё в мире, ни о том, что он предпочитает называться богом.

Я не смог сдержать улыбки.

— Сядь, Джексон, — кивнул я.

Он поставил поднос на мой стол и спросил:

— Сесть на пол, сэр?

— Нет, на стул.

— Я робот, сэр, — ответил Джексон. — Мне не нужен стул.

— Возможно. Но если ты присядешь, я буду чувствовать себя комфортнее.

— Тогда я сяду, — сказал он, опускаясь на стул напротив.

— Ты был создан доктором Калиновски, — начал я. — По крайней мере, у меня нет причин сомневаться в этом. Но это порождает другой вопрос, не правда ли, Джексон?

Робот некоторое время смотрел на меня и наконец ответил:

— Да, сэр. Вопрос: кто создал Стэнли Калиновски?

— Очень хорошо, — похвалил я. — А ответ будет таким: Господь Бог создал его, как создал и меня, и любое другое человеческое существо, как создал Он и горы, и равнины, и океаны.

Снова пауза.

— Бог создал всё, кроме меня? — спросил он наконец.

— Это интересный вопрос, Джексон, — признал я. — Полагаю, что Бог косвенно ответственен за тебя, ведь если бы Он не создал доктора Калиновски, доктор Калиновски не смог бы сотворить тебя.

— Тогда я тоже являюсь творением Господа?

— Мы находимся в доме Божьем, — ответил я. — И я вовсе не собираюсь говорить кому-нибудь, даже роботу, что он не творение Его.

— Простите, сэр, а где находится кабинет Бога? — спросил Джексон. — Он не указан в загруженных в меня чертежах церкви.

Я усмехнулся:

— Господу не нужен кабинет. Он вездесущ.

Голова Джексона очень медленно обернулась на 360 градусов и снова обратилась ко мне лицом.

— Не вижу, — заявил он.

— Однако Он здесь, — кивнул я и добавил: — Это слишком трудно объяснить, Джексон. Придется поверить мне на слово.

— Да, сэр.

— А теперь, Джексон, мне действительно пора вернуться к работе. Увидимся во время ланча.

Робот поднялся со стула и произнес:

— Извините, сэр, я не знаю вашего имени. Если кто-то будет спрашивать, как вас назовут?

— Преподобный Эдвард Моррис, — ответил я.

— Спасибо, преподобный Моррис, — сказал он и ушел.

Разговор получился интересным, гораздо более занимательным, чем любая беседа с Харви, лязгающим предшественником Джексона. В нашем маленьком городке и приход невелик, промышленные предприятия куда-то переехали, люди последовали за рабочими местами, две другие церкви закрылись, по соседству не осталось богословов. Потому ответы на простые вопросы Джексона освежили мои мысли достаточно, чтобы я мог с новой энергией сочинять оставшуюся часть проповеди.

Над своими нравоучениями я работал очень тщательно. Когда меня сюда прислали, местная церковь была в упадке. В те далекие времена по воскресеньям у нас едва набиралось человек пять, а в другие дни недели крайне редко случайно заглядывал хоть кто-нибудь. Тогда я стал наведываться в дома к моим будущим прихожанам, выступал с речами в местных школах, благословлял футбольные и баскетбольные команды перед региональными соревнованиями и даже добровольно предлагал церковь в качестве избирательного пункта на местных выборах. Единственное, чего я не разрешал делать в храме, это проводить лотереи: святотатственным казалось поддержание церкви на средства, собранные поощрением тяги людей к азартным играм.

Вскоре мои усилия начали приносить плоды. Теперь по воскресеньям я мог ожидать человек тридцать-сорок, а то и пятьдесят, и редко случался будний денек, когда не зашли бы пообщаться с Богом два-три человека.

Ланч был удивительно вкусным. К концу дня я уже закончил черновик проповеди. Джексон тоже славно потрудился: церковь сверкала как новенькая — а храм наш не выглядел новым уже очень долгое время. По одной из стен внутренних помещений тянулся ряд фотографий прежних пасторов. Мне сказали, что двое из них служили в те далекие времена, когда президентами были Бенджамин Харрисон и Джеймс Гарфилд. По большей части строгая компания, возможно, слишком суровая и потому за последние десятилетия сильно сократившая свои ряды. Думаю, одной из причин моего назначения сюда было то, что я не угрожаю адским огнем и проклятиями, а открыто и твердо выступаю на стороне участия, исправления и искупления.

Вечером, когда я уже собирался домой, подошел Джексон и обратился ко мне с очередным вопросом:

— Извините, преподобный Моррис, скажите, следует ли мне запереть здание после вашего ухода?

Я кивнул:

— Да. Думаю, некоторые из этих великих святых, взирающих на нас с икон, оставили бы храм открытым как круглосуточное прибежище страждущих, но не в наше время. Нельзя, чтобы кто-нибудь ограбил церковь.

— Согласно моей базе данных, церковь — это культовое сооружение, предназначенное для совершения богослужений и религиозных обрядов… — начал Джексон.

— Верно.

— Но вы сказали, что здесь дом Господа, а не церковь, — сказал он.

— Церковь — это место, где мы общаемся с Богом, — объяснил я. — И это делает храм домом Его.

— Должно быть, Бог очень большой, если ему требуются такие высокие потолки, — заметил Джексон.

Я улыбнулся:

— Интересное наблюдение, Джексон. Господь, несомненно, может быть настолько большим, каким сам захочет. Но я думаю, внутреннее пространство храма делается таким вместительным не для того, чтобы подстроиться под Бога, ибо надобности в этом нет, а чтобы отразить Его могущество и величие для тех, кто приходит сюда поклоняться Ему.

Робот никак это не прокомментировал, и я прошел к машине. Должен признать, мне понравился короткий разговор с Джексоном, я уже предвкушал новую беседу на следующий день.

На ужин я сделал пару бутербродов — стряпня не входит в число моих талантов — и остаток вечера провел за чтением. К десяти часам я был, как обычно, в постели, а в шесть утра уже встал. Оделся, заправил постель, взял зерен и семечек покормить птиц на заднем дворе и наконец поехал в церковь.

Когда я прибыл, Джексон подметал пол, совсем как вчера.

— Доброе утро, преподобный Моррис, — поприветствовал он.

— Доброе утро, — откликнулся я. — Джексон, ты не мог бы оказать мне одну услугу? Я собираюсь сейчас, с утра пораньше, пока никто не пришел, порепетировать проповедь. Пожалуйста, поставь стакан воды на кафедре.

— Да, сэр. Должен ли я также включить микрофон?

Я покачал головой:

— В этом нет необходимости. Пока еще некому слушать. Это будет просто репетиция.

Он ушел за водой, а я направился в кабинет, повесил пальто в шкаф и вытащил из ящика стола текст. Конечно, у меня есть великолепный, как сейчас говорят, «навороченный» компьютер, который думает в тысячу раз быстрее человека и с которым я недурно управляюсь, но проповеди мне почему-то гораздо удобнее писать от руки, допотопными средствами.

Я сделал пару последних поправок и вышел из кабинета. Через минуту я стоял на кафедре, ухватившись, как обычно, обеими руками (если не зафиксирую их на месте, то стану слишком активно жестикулировать), и начал прорабатывать проповедь.

Когда закончил, сверился с часами. Проповедь заняла двадцать две минуты — вполне приемлемый размер. Из многолетних наблюдений я вывел правило: речь больше 30 минут может наскучить, а короче 15 минут кажется усеченной и недостаточно серьезной.

Подняв глаза от часов, я углядел в глубине церкви недвижно стоящего Джексона.

— Не буду больше мешать тебе, — сказал я, направляясь обратно в кабинет. — Продолжай свою работу.

— Да, преподобный Моррис, — ответил Джексон.

Но тут одна мысль пришла мне в голову.

— Одну минуточку, Джексон.

— Да, сэр?

— Ты слушал мою проповедь?

— Да, преподобный Моррис. Мне не требуется дополнительных усилителей звука.

— Это точно, — согласился я и спросил: — Ну, и что ты думаешь о ней?

— Вопроса не понял.

— Тогда позволь объяснить, — откликнулся я. — Каждое воскресное утро я читаю проповедь своим прихожанам. Моя назидательная речь должна не только приносить им душевный покой, хотя, возможно, это понятие выходит за рамки твоего понимания, но она также призвана наставлять их.

— Что значит «наставлять»?

— Учить, как вести добродетельную и духовно богатую жизнь, — объяснил я. — Проблема лишь в том, что иногда я слишком углубляюсь в тему и потому не вижу никаких логических изъянов или противоречий, которые закрадываются в текст. — Я улыбнулся, не знаю зачем, ведь улыбка ничего не значит для робота. — Мне бы хотелось, чтобы ты слушал мои проповеди, не по воскресеньям, конечно, а когда я репетирую на неделе, и указывал мне на логические несоответствия. Справишься?

— Да, преподобный Моррис. Справлюсь.

— Хорошо, — похвалил я. — На самом деле, думаю, можно прямо сейчас и начать. Ты ее помнишь или мне прочитать еще раз?

— Я могу повторить ее слово в слово, преподобный Моррис, — сказал Джексон. — Я также могу точно передать все ваши интонации, если это необходимо.

— Не нужно ее повторять, — покачал головой я. — Просто вспомни, встречаются ли там какие-то логические ошибки.

— Да, сэр, — ответил Джексон. — Вы упомянули, что некий человек по имени Иона был съеден огромной рыбой, но выжил. Это логическая ошибка.

— Она лишь кажется таковой, — кивнул я. — Не будь Господа нашего, это действительно была бы ошибка.

— Не понимаю, преподобный Моррис.

— Бог всемогущ, — объяснил я. — Нет для Него ничего невозможного. Он способен излечить больного, воскресить мертвого, разделить Красное море, дабы помочь исходу из Египта детей Израилевых, может и вынести Иону из чрева кита.

— Разве желудочная кислота не разрушит плоть Ионы и не растворит его внутренние органы?

— Только если не вмешается Господь, — сказал я. — А тут был Божий промысел.

— Вмешивается ли Господь каждый раз, когда человек съеден большой рыбой? — спросил Джексон.

— Нет.

Джексон немного помолчал и спросил:

— Что определяет, какой человек будет спасен Богом?

— Мне это неведомо, — признался я. — Ни один человек не может знать, как работает мысль Господа. Пути Господни неисповедимы. Мы лишь знаем, что Он благоволит благочестивым и высоконравственным людям, хотя, если поглядеть на современный мир, в это иногда бывает трудно поверить.

— Я должен больше узнать о Боге, поскольку мне придется определять качество проповедей по существу и правильно их оценивать, преподобный Моррис, — сказал Джексон.

— Ты можешь читать?

— Я могу читать и говорить более чем на тридцати основных языках и двухстах диалектах, сэр.

— Тогда сегодня вечером, когда я уйду, возьми одну из библий из ризницы и прочти ее.

— Это даст мне полную информацию о Боге? — спросил Джексон.

Я снова улыбнулся и покачал головой:

— Нет, Джексон, это даст тебе информацию лишь о человеческом ограниченном понимании Господа. Если бы мы знали всё, что знает Бог, мы сами стали бы богами, а Господь только один.

— Почему один?

— Просто прочти Библию, — ответил я.

— Я сделаю, как вы сказали, преподобный Моррис.

— Хорошо, — отозвался я, собирая исписанные листы. — Я иду в кабинет. Принеси мне, пожалуйста, чаю примерно через час.

— Да, преподобный Моррис.

На протяжении следующих трех месяцев предварительное обсуждение проповедей стало нашим обычным делом. Ранним утром в будний день пару раз в неделю я стоял на кафедре и читал вслух проповедь, а Джексон слушал. Потом он указывал на несоответствия и противоречия. Некоторые были результатом его ограниченного понимания сущности Бога и религии (с каждой проповедью таковых было все меньше и меньше), а оставшиеся действительно оказывались грубыми ошибками, которые я, конечно же, исправлял, чтобы не попасть в неловкое положение в воскресенье.

Единственное, что удивляло меня, это полное отсутствие у Джексона вопросов по Библии. Несомненно, он прочитал ее и, случалось, ссылался на определенный отрывок, когда указывал мне на ошибку в проповеди, но — никогда никаких споров или вопросов. Я предположил, что Книга оказалась за гранью его понимания. Несмотря ни на что, он всего лишь робот, созданный для уборки помещения и содержания в порядке храма и подворья.

Обычно, когда кто-нибудь заходил помолиться, Джексон покидал основной зал, но однажды я заметил, что он внимательно наблюдает за миссис Мэтьюз, преклонившей колени. Когда женщина ушла, робот встал в дверях моего кабинета и ждал, пока я не заметил его.

— Да, Джексон, — сказал я. — Что такое?

— У меня есть вопрос, преподобный Моррис, — обратился он.

— Спрашивай, и я постараюсь в полной мере удовлетворить твое любопытство.

— Я видел, как миссис Мэтьюз стояла на коленях у алтаря. Я видел и других людей, стоявших там на коленях, но она плакала, и я решил, что она получила травму. Я предложил помочь ей подняться или вызвать медицинского работника, но она ответила, что физической боли нет, а коленопреклонение при молитве — есть обычай в случае серьезного общения с Богом.

— Так и есть, Джексон, — ответил я. — Мы преклоняем колена, чтобы показать наше уважение Ему. А плакала она потому, что очень тревожится за своих сыновей, которые сейчас служат в вооруженных силах. — Робот стоял молча и недвижно. — Что-нибудь еще?

— Нет, преподобный Моррис.

— Тогда, возможно, ты вернешься к своим обязанностям?

— Да, преподобный Моррис.

Он ушел, а я продолжил расчет церковного бюджета на следующий месяц. Поразительно, что люди даже не подозревают о таких расходах, как счета за чистку облачения хористов или постоянный ремонт асфальта на стоянке возле церкви, а в этом месяце даже пришлось оплатить замену треснувшего цветного стекла в витраже… Наконец я закончил и отложил гроссбух.

Я взглянул на часы — 4: 29. Значит, Джексон появится ровно через минуту, как обычно. За все время работы у меня он никогда не приходил раньше или позже более чем на полминуты и ровно в 4: 30 приносил мне ящичек с пожертвованиями. Там оказалось немного — сказать по правде, редко хоть что-то находилось, — я быстро пересчитал монеты, положил их в конверт и заполнил бланк вклада.

— Спасибо, Джексон, — сказал я.

— Всегда пожалуйста, преподобный Моррис.

— Я узнал, что в «Шелдрейке» предлагают тридцатипроцентную скидку пришедшим на обед до полшестого, — сказал я. — Пойду сегодня пораньше, заскочу в банк, а потом побалую себя чудесной телячьей отбивной. Извини, что оставляю тебя в одиночестве, но…

— Я никогда не бываю в одиночестве, — сказал Джексон.

— Как ты сказал?

— Бог вездесущ, не правда ли?

— Так и есть, — удивленно ответил я.

— Храм является домом Его, — продолжил он. — И потому Он определенно присутствует здесь.

— Отлично сказано, Джексон, — восхищенно проговорил я. — Возможно, в один прекрасный день я позволю тебе написать проповедь.

Я взял заполненный бланк депозита, проходя мимо, похлопал робота по плечу и вышел из церкви. Во время обеда я непрестанно думал над словами Джексона. Конечно, он читал Библию и слушал все мой проповеди, но когда робот считает непреложным фактом вездесущность Бога, да и само Его существование… это, скажем так, весьма примечательно. Даже стало интересно, какую проповедь он сможет написать.

На следующее утро в храме меня уже ждал старый Перри Хендрикс. Он еще не свыкся с мыслью о смерти дочери, которая пыталась выстоять в неравном бою с раком в течение почти трех лет, и следующие полтора часа я посвятил попытке утешить его. Умиротворение — одна из составляющих моей работы, самая неприятная для меня часть, но не из-за нежелания нести утешение страждущим, а потому что я бессилен перед скорбью и ощущаю все свои попытки утешения недостаточными.

Затем зашла миссис Николсон, чтобы удостовериться, что наша церковь — подходящее место для венчания ее дочери, а также обсудить соответствующие финансовые дела. Однако ни она, ни я не коснулись факта, что ее дочь на пятом месяце беременности. Судить их — не мое дело, только помогать и успокаивать.

Когда она ушла, Джексон принес чай.

— Извините, что я пришел позже, — сказал он, — но я не хотел прерывать вашу беседу с прихожанкой.

— Ты проявил деликатность, молодец, — похвалил я. — Если бы я испытывал сильную жажду, когда у меня посетитель, я бы позвал тебя. — Я налил себе полную чашку и отхлебнул глоток. — Чай хорош! Хотел бы я выпить его в компании с тобой.

— Я не употребляю пищу и напитки, преподобный Моррис.

— Знаю. Все равно мне хочется сделать для тебя хоть что-то, дабы поблагодарить за доброту и чуткость, которую ты ко мне проявляешь. Ведь твоя должностная инструкция не предусматривает ни приготовления ланча, ни рецензирования проповедей…

Он стоял абсолютно недвижимо почти полминуты, а потом, когда я уже решил, что у него, возможно, подсел аккумулятор, заговорил:

— Вы можете сделать для меня одну вещь, преподобный Моррис?

— Что же это? — удивился я. Ни один робот никогда раньше не просил меня об одолжении.

— Позвольте мне сидеть вместе с прихожанами по воскресеньям, — сказал Джексон.

Из всего, о чем он мог попросить, этого я ожидал меньше всего.

— Зачем? — поразился я.

— Я хочу стать одним из верующих вашего прихода.

— Но ты же робот! — не сдержавшись, выпалил я.

— Если Господь есть Бог всего, разве не является Он Богом роботов? — вопросил Джексон.

— Мне не стоило рекомендовать тебе читать Библию, — признался я. — Это было ошибкой.

— В Библии написана истина?

— Да, — кивнул я.

— Может, для роботов эта истина менее пригодна, чем для людей?

— Именно так, — сказал я. — К сожалению.

— Почему? — спросил он.

— Потому что у робота нет души, — ответил я.

— А где ваша? — спросил Джексон.

— Душа нематериальна, — объяснил я. — Я не могу тебе ее показать, но я знаю, что она есть и является моей неотъемлемой и очень важной составляющей.

— Почему мне запрещено предлагать тот же самый ответ?

— Джексон, ты все слишком усложняешь, — вздохнул я.

— Я не хочу вызывать у вас душевный дискомфорт или ставить в неудобное положение, — ответил Джексон. Помолчал и продолжил:

— Разве это не проявление души?

— Хорошо, представим чисто гипотетически, что ты прав, — воскликнул я. — Как тебе понравится тот факт, что ни у какого другого робота души нет?

— Я не согласен с этим предположением, — сказал Джексон. — Библия гласит, что все мы твари Божьи.

— Тебя можно выключить, — указал я. — Спроси любого роботехника.

— Вас тоже, — парировал Джексон. — Спросите любого доктора. Или стрелка.

— Это бессмысленный и бесполезный спор, — печально вздохнул я. — Даже если тебе удастся убедить меня, верующие никогда не примут робота-прихожанина.

— Почему? — спросил он.

— Потому что у каждого есть друг или родственник, который потерял работу из-за робота, — объяснил я. — Два наших завода закрылись, молодежь, едва закончив школу, разъехалась в поисках работы… И так сейчас по всей стране. Наблюдается резкая неприязнь к роботам. — Я вздохнул и сделал вывод: — Это знак времени.

Он ничего не ответил, и из-за этого я почувствовал себя еще хуже.

— Пожалуйста, скажи, что ты это понимаешь, — продолжил я.

— Я понимаю, преподобный Моррис.

Снова тяжелая тишина.

— Ты хочешь еще что-нибудь сказать перед моим уходом? — спросил я.

— Нет, преподобный Моррис.

— Тогда увидимся завтра, — сказал я. — И давай больше не будем возвращаться к этому спору.

Ночью беспокойство овладело мною, не давая заснуть. Я предпринял долгую прогулку, надеясь, что она поможет, и случайно оказался перед церковью. Возможно, я подсознательно собирался пройтись в том направлении — не знаю. Но решил, раз уж я все равно пришел, да и сна ни в одном глазу, займусь какой-нибудь бумажной работой. Я вошел через боковую дверь и направился к кабинету, когда услышал тихий голос.

Заинтересованный, я последовал на звук и спустя мгновение оказался у задних скамей темного зала. Джексон стоял на коленях у алтаря, и его голос был едва слышен:

— Господь — Пастырь мой, я не буду…[9]

Я повернулся и пошел домой, не потревожив его.

Ночь прошла без сна, обремененная ощущением собственной вины. Подходя к церкви, я был почти готов к продолжению дискуссии, но когда я вошел, Джексон подметал пол между скамьями и на мое приветствие ответил обыденным: «Доброе утро, преподобный Моррис». Он принес мне утренний чай строго вовремя и ни словом не обмолвился о вчерашнем споре.

Ланч тоже обошелся без происшествий, и послеполуденный чай, и целый день. И следующий, и последующий дни. И наконец я перестал ожидать, когда в стену стукнет второй башмак.

Оказалось, что успокоился я слишком рано.

Спустя четыре дня, воскресным утром, произошло непредвиденное. Ожидая, когда прихожане соберутся, я вносил последние мелкие исправления в текст проповеди и наконец вышел на кафедру к своей пастве.

Начал я, как обычно, с благословения. Затем мы молились, слушали гимны, и наконец пришло время проповеди. Стоило мне произнести несколько слов, как я почувствовал нарастающее беспокойство в зале. Вначале я не мог определить причины волнения людей. Один за другим они поворачивались и смотрели на кого-то, кто только что сел в последних рядах, но я и представить себе не мог, в чем проблема, поскольку любой прохожий был желанным в нашей церкви. Потом вновь прибывший слегка шевельнулся, и я увидел отблеск света, отраженный от его щеки.

Это был Джексон. Он где-то нашел или сделал сам телесного цвета крем и покрыл им почти все лицо, голову и руки. На металлическое тело он нацепил истрепанный кособокий костюм, видимо, выкопанный из помойки в переулке позади церкви. На первый взгляд, в тусклом свете зала, метров с тридцати он мог сойти за человека — но только издалека, и только на первый взгляд.

Я спустился с кафедры, прошел к последнему ряду скамей и остановился перед Джексоном.

— Пойдем со мной, — приказал я ему. — Немедленно!

Он поднялся и прошел за мной в ризницу справа от кафедры. Я закрыл дверь.

— Ладно, Джексон, — вздохнул я. — В чем дело?

— По причинам, которых я пока не могу понять, вы ограничили свой приход только людьми, — объяснил он. — Я подумал, что если буду выглядеть как один из них, то смогу присоединиться.

— Чтобы стать человеком, недостаточно вымазаться косметикой и нацепить на себя тряпье, — строго сказал я.

— А чего достаточно? — спросил он.

— Я полагал, мы уже закрыли эту тему, — ответил я.

— Если Бог создал меня, почему мне запрещено говорить с Ним? — настаивал он.

— Тебе не запрещено говорить с Ним, — сказал я. — Тебе запрещено говорить с Ним в моей церкви по воскресеньям, когда собирается мой приход.

— Если церковь не считается лучшим местом общения с Богом, зачем вы приходите сюда каждый день? — спросил он. — Почему люди собираются здесь говорить с Ним, если они могут делать это где угодно? Если воскресенье не является самым подходящим днем, почему они не собираются, например, по вторникам?

Первым моим побуждением было сказать: «В силу привычки», — но это свело бы на нет всё сделанное мною в жизни, поэтому я попытался сформулировать ответ так, чтобы и он смог понять, и я смог бы с этим жить.

— Говорят, что человек — общественное животное, — начал я. — Ему удобно и покойно рядом с такими же, как и он, людьми. Я мог бы дать тебе определение понятия одиночества, но ты не способен ощутить эмоциональную пустоту, которая его сопровождает. Люди собираются вместе помолиться в церкви, потому что общая молитва несет им чувство единения, взаимной поддержки, общих ценностей. Имеешь ли ты хоть какое-нибудь представление о подобных вещах?

— Что заставляет вас думать, что я не могу постичь эмоциональной пустоты? — только и спросил он.

Я уставился на него, пытаясь — безуспешно — найти ответ.

Вдруг кто-то постучал в дверь, и низкий голос спросил:

— С вами все в порядке, преподобный?

— Если надо помочь с роботом, скажите, — проговорил другой.

— Все нормально, — крикнул я в ответ. — Выхожу через минуту, пожалуйста, садитесь на свои места. — Я повернулся к Джексону: — Ты остаешься здесь. И не уйдешь из ризницы, пока я не вернусь. Ты понял?

— Понял, — сказал он. Никаких «сэров» и «преподобных», просто «понял», и всё.

Я оставил его, запер за собой дверь и вернулся на кафедру. Когда я занял свое место, все увидели, что я вернулся, и злобный шепот быстро стих.

— Что за чертовщина тут творится, преподобный? — требовательно спросил мистер Уиттакер.

— Что это было за существо? — осведомилась миссис Хендрикс.

Я поднял руку, требуя тишины.

— Объясню, — кивнул я.

Вытащив чуть помятые листы проповеди из кармана, куда я их в растерянности засунул, я быстро просмотрел первую страницу. Сегодняшнее нравоучение касалась таких свойственных нам грехов, как чревоугодие и праздность. Вдруг речь показалась мне настолько банальной и ничтожной, настолько далекой от настоящих проблем, возникших в моей церкви здесь и сейчас.

— Я собирался прочитать вам сегодня вот это, — указал я на листки, — но думаю, что нам надо поговорить о гораздо более важном. — Я разорвал их пополам и позволил обрывкам плавно разлететься по полу.

Я понял, что привлек напряженное внимание каждого, и пока сосредоточенность не иссякла, начал говорить, надеясь, что верные слова найдутся сами собой.

— Это кошмарное зрелище устроил нам Джексон, робот-уборщик, которого последнее время многие из вас видели здесь, в церкви. Как и все роботы, он обязан находить дефекты и поломки и исправлять их.

Я помолчал, внимательно оглядывая свою паству. Люди были настроены если не угрожающе, то весьма скверно, но тем не менее слушали. Я продолжил:

— Однажды, несколько месяцев назад, я решил извлечь выгоду из этой обязанности и стал репетировать проповеди в его присутствии. Я просил робота указывать на любые внутренние противоречия. Моя просьба неизбежно заставила его указывать мне на то, что является для нас предметом веры, хотя, на первый взгляд, нелогично и противоречиво. Я дал ему почитать Библию, чтобы он мог понять разницу между Божественными истинами и логическими нестыковками. До недавнего времени я не осознавал, что робот принял ее за непреложную истину.

— Но это и есть истина! — резко проскрипел мистер Ремингтон. — Это же Слово Божье!

— Знаю, — ответил я. — Но он думает, что оно применимо не только к людям, но и к роботам. Он верит, что обладает бессмертной душой.

— Машина? — громко фыркнул мистер Джемисон. — Да это же богохульство!

— Им недостаточно было захватить все наши рабочие места, — возмутилась миссис Уиллоуби. — Теперь они хотят забрать и наши церкви!

— Богохульство! — с нажимом повторил мистер Джемисон.

— Мы должны проявить сострадание, — убежденно предложил я.

— Джексон — существо добродетельное и высоконравственное, и единственное его страстное желание — присоединиться к пастве и молиться Создателю. Потому он и предпринял эту необдуманную попытку появиться в виде человека, только чтобы сидеть рядом с вами и общаться с Господом нашим. Неужели это действительно настолько ужасно?

— Пусть идет в церковь для роботов, если сможет найти хоть одну, — высказался мистер Ремингтон исполненным сарказма и презрения голосом. — Этот храм — наш!

— Так не бывает, преподобный, — заявила миссис Хендрикс. — Если у него есть душа, то почему бы ей не быть у моего пылесоса или у игрушечного танка.

— Я всего лишь человек, — ответил я. — И тоже могу ошибаться. Я не притворяюсь, что у меня есть ответы на абсолютно все вопросы, даже на большинство из них. Я готов рассмотреть все ваши возражения в течение следующей недели, и мне хотелось бы, чтобы каждый из вас спросил свое сердце, есть ли в нем толика сострадания для любого — пусть и не такого, как мы — существа, которое желает лишь одного: славить Господа вместе с нами. В следующее воскресенье вместо проповеди мы поразмышляем на эту тему.

Даже после этих заключительных слов они продолжали ворчать. Они хотели спорить со мной и обсуждать необычную тему тотчас же, но в конце концов я настоял на том, что с этой думой надо заснуть и проснуться, ведь предмет требует серьезного рассмотрения, а не спонтанного и необдуманного вывода. Прощаясь с прихожанами, я стал у двери и как обычно благодарил каждого за посещение, однако трое мужчин отказались пожать мне руку. Когда все до одного ушли, я отпер ризницу и приказал Джексону счистить крем с лица и рук и отправить ветхий костюм туда, где он его добыл.

Добравшись до дома, я был настолько расстроен, что совершенно не чувствовал голода, и решил предпринять долгую прогулку. Вернулся, когда уже стемнело, однако так и не смог разрешить ни одного спорного вопроса. Действительно ли душа — исключительно человеческое явление? А если в один прекрасный день мы наконец встретимся с разумной инопланетной расой, обитающей где-то там, среди звезд? Или придет время, когда дельфины или шимпанзе станут молиться тому же Богу, которому молюсь и я? И если можно инопланетянину, можно дельфину — то почему нельзя роботу?

Не было у меня ответов на эти вопросы, ни по возвращении домой, ни после бессонной ночи.

Утром я пошел в храм. Когда до церкви оставалось метров сорок, я заподозрил неладное: дверь была приоткрыта, а Джексон всегда плотно закрывал ее. Войдя, я сразу понял, что робот даже не приступал к своим утренним обязанностям: пол затоптан, цветы не политы, мусор не вынесен.

Да уж, подумал я, есть у него душа или нет, но своим поведением он все больше напоминает не самого добропорядочного человека. Харви, может, и более примитивная модель, но всегда выполнял повседневную работу, никогда не оказывался не в духе и, уж конечно, не выказывал обиды. Только людям позволена роскошь дурного настроения и скверного поведения.

Потом я увидел, что дверь в кабинет висит на одной петле и разбита в не поддающийся ремонту хлам. Первой пришла мысль об ограблении, и я в панике бросился в кабинет, на мгновение забыв, что красть там совершенно нечего.

И замер на пороге. На полу лежал Джексон. Его металлическое тело покрывали выбоины и царапины, одна нога была выдернута, рука наполовину отпилена, а голова расплющена и искорежена так, что и на голову не походила.

Не надо быть гением, чтобы осмыслить случившееся. Моим прихожанам не понравилась выходка Джексона, еще меньше понравились мои слова, поэтому они решили принять самые надежные меры, чтобы никогда не пришлось делить церковную скамью с роботом. Это были не пришлые чужаки, не пьяные хулиганы. Это моя паства, мои прихожане. Лишь одна мысль завладела сознанием: «Если после всех моих тяжких трудов на их благо они способны на подобные поступки, то как их действия характеризуют меня, дававшего им, как казалось, духовное и нравственное руководство?»

Я опустился на колени возле Джексона. Господи, да его же совершенно испортили! Чем внимательнее я смотрел, тем больше находил вмятин, трещин и царапин. По меньшей мере у одного из атакующих было что-то вроде лома или ледоруба, и он тупо долбил и долбил металлическое тело. Другой притащил циркулярку… Остальные тоже использовали разные инструменты…

Интересно, страдал ли он. Чувствуют ли роботы боль? Думаю, нет. Однако я также не допускал, что они верят в Бога. Так что я могу знать?

Я принялся собирать обломки в одну кучу. Разбросанные куски бывшего разумного существа будто бы оскверняли дом Божий, опошляли святое место. Когда я передвинул остов робота с оставшейся рукой, то увидел единственную фразу, нацарапанную на плитке металлическим пальцем:

На следующий день я подал прошение об отставке. По сути, я полностью отказался от своего истинного призвания. Последние восемь лет тружусь плотником. Большого дохода занятие не приносит, но это честный труд, и, согласно Библии, эту профессию выбирали люди и гораздо более достойные. Весь мой штат составляют роботы. Я постоянно общаюсь с ними, но до сих пор ни один из них не заинтересовался ничем, кроме плотничного дела.

Джексона я вернул на робозавод. Не знаю почему. Он определенно заслужил погребения по-христиански, но я не стал его хоронить. Значит ли это, что где-то в глубине сознания я не верю в душу робота? Не знаю. Несомненно одно: мне до сих пор стыдно за себя. Какова бы ни была его вина, он заслуживал лучшего.

Не знаю, что с ним сделали на заводе. Наверное, разобрали на части. Мне его не хватает, и это гораздо большее, чем дискомфорт, который испытываешь, лишившись какого-то бытового устройства. Каждую Пасху я приезжаю на свалку позади робозавода и возлагаю там венок. Я остался вполне религиозным и верю, что Джексон знает об этом, а может, даже благодарит меня. Я действительно думаю, что если буду вести достаточно добропорядочную жизнь, возможно, в ближайшие годы снова увижу его. А когда увижу, то обязательно скажу, что он был прав во всем.

Он простил других. Наверное, простит и меня.

Перевела с английского Татьяна МУРИНА

© Mike Resnick. Article of Faith. 2008. Публикуется с разрешения автора.

Тони Баллантайн Операционная система «Аристотель»

— Сможешь починить? — спросил я.

Кен созерцал экран с полуулыбкой, в которую его губы складываются всякий раз, как он делает мне одолжение.

— Чинить тут нечего, — фыркнул он. — Ты перестарался, задавая параметры защиты. Небось комп обнаружил в твоей писанине недопустимые выражения.

— Что за намеки?…

Кен хохотнул.

— Не лезь в бутылку. Эта функция добавлена, чтоб закрыть детям доступ ко всякой гадости в Интернете. Конечно, большинство ребятишек легко ее отключит… Не парься. Пять минут, и все в ажуре.

— Замечательно.

Он застучал по клавиатуре, и я перестал для него существовать. Лишь щелканье клавиш нарушало тишину полупустой квартиры. Когда вывозят половину мебели, остается столько места…

В последнее время пустоты, похоже, возникали и в наших с Кеном диалогах. Вот как сейчас.

— Хочешь еще кофе? — нарушил я молчание.

— Да, пожалуйста. — Кен протянул мне кружку в цветочек, которую Дженни, должно быть, проглядела, отделяя свое имущество от моего. — А нельзя капнуть коньячку? — добавил он. — На улице холодно.

Брат откинулся на спинку старого кресла и театрально вздохнул.

— Конечно, — объявил он, — главная закавыка в том, что ты до сих пор сидишь в операционной системе Platonic.

У Кена есть такая манера — забросить в разговоре крючок, устроиться поудобнее и с хитрым видом ждать, пока ты схватишь наживку. Чаще всего я попросту отмахиваюсь, а то и позволяю себе ввернуть что-нибудь едкое, однако (как при общении с налоговиками) вы неизменно вежливы с тем, кто чинит ваш компьютер.

— В операционной системе Platonic? — переспросил я. — Я думал, это обычный Windows, как у всех.

Он рассмеялся.

— Windows, Linux, MacOS… Один черт. Все они воссоздают в твоем компьютере реальность. Неважно, чем ты занят — прогоняешь домашнюю бухгалтерию или играешь в симулятор автогонок, — ты имеешь дело с несовершенной моделью действительности, не более.

Он опять посмотрел на меня: новая короткая многообещающая пауза. Это же ты у нас ходил в университет, — говорил его взгляд. Да, я изучал философию; Кен бросил школу, чтобы стать электриком.

— Хорошо, — сказал я. — Платон считал, что люди познают мир так, как если бы гуртом сидели в пещере, разглядывая пляшущие перед ними на стене тени истинного бытия. По-твоему, и компьютер тоже воспроизводит тени на стене?

— В точку! — Кен достал из кармана и предъявил мне пластмассовую коробочку. — А вот новинка. Опровергает мнение, что компьютер только воссоздает действительность. Эта операционка допускает достоверность любых входящих данных.

Я взял у него коробочку и повертел в руках. Внутри лежал блестящий диск, до половины прикрытый обрывком бумаги с наспех накарябанным: ОС «Аристотель».

— И к чему это?… — спросил я.

— Увидишь. — Он нажал кнопку, и из моего компьютера плавно выехал трей DVD-ROM'а.

— Кен, — начал я, — меня вполне устраивает компьютер в его теперешнем виде. Я хочу только писать статьи и составлять планы занятий. И, пожалуй, отслеживать свои расходы…

Но было поздно. Братец уже вставил диск в дисковод, и его пальцы забегали по клавиатуре.

— Ну, — протянул он, — где мой кофе?

Два часа спустя Кен наконец ушел, пригрозив в следующее воскресенье встретиться со мной на обеде у нашей матушки. Я не слишком обольщался. Непременно что-нибудь да стрясется; где-нибудь в пивной Кена возьмет за пуговицу старый знакомый и примется долго и нудно сетовать на превратности судьбы. Либо братец потеряет счет времени, выкачивая из Сети очередную порцию пиратки. Кен давным-давно не показывался за семейным столом… Я глянул через комнату на свою гитару, которая сиротливо пылилась в дальнем углу. Еще дольше Кен не приезжал ко мне в среду вечером порепетировать. Уж и не помню, когда мы в последний раз играли вместе.

Я взялся наводить порядок на кухне. Нужно было писать статью, но, признаться, я откладывал начало работы. Мне не хотелось видеть, что Кен сотворил с моей бедной машиной. Исходящие от брата преобразования, как правило, осложняли, а не упрощали жизнь. Разумеется, все делалось из лучших побуждений, но порой я тосковал по былым дням, по своему старому ПК для работы с текстами, АМСТРАДу, с его зеленым монитором и простыми командами.

Я охнул: привычный светло-синий цвет экрана сменило оранжевое сияние.

Пожалуй, надо все-таки проверить письменные работы к завтрашним урокам.

Оранжевый прямоугольник беззастенчиво пялился на меня.

— Ладненько, — сказал я, усаживаясь перед ним. — Посмотрим, что Кен наворотил на этот раз.

Помимо ярко-рыжего фона, на рабочем столе моего ПК по сути ничего не изменилось. Я кликнул ПУСК и открыл домашнюю бухгалтерию.

Все было точь-в-точь как я оставил. Аккуратные столбцы с помесячной раскладкой доходов и расходов. Кен давно изводил меня, требуя перейти на программу Money Management, которую он установил, но я предпочитал эту. Понятную. Управляемую. Где я мог выловить ошибки. Вроде такой.

Я копил на машину и ежемесячно переводил на сберегательный счет, сколько удавалось. В прошлый раз я неверно впечатал цифры. £10 вместо £100. Ничего страшного! Я щелкнул по нужной ячейке и внес изменение. На экране выскочило сообщение об ошибке.

— Да знаю, знаю, — пробормотал я. — Виноват.

Я вновь попробовал исправить сумму… и получил прежнее уведомление.

— Чертов Кен.

Я взял пластмассовую коробочку из-под диска — она по-прежнему лежала у клавиатуры — и прочел каракули на вкладыше: «Операционная система «Аристотель». Разумеется, это и был ключ к разгадке.

— Давай, Джон, — велел я себе. — Шевели извилинами. Кен сказал: это тебе не «Платоник». Не моделирует действительность…

Если подумать, определенный смысл тут был. Аристотель полагал, что Платон заблуждается. Действительность не есть нечто существующее у нас «за спиной», предстающее единственно в виде теней и постигаемое исключительно умом. Аристотель твердо верил: мы познаем мир посредством чувственного восприятия.

А из чего складывается чувственное восприятие у компьютера? Ввод данных. Нажатие клавиш и щелчки мыши. Побайтная загрузка в память оцифрованных звуков и изображений. Клавиатура доложила, что объем сбережений в этом месяце составил десять фунтов, — значит, десять. Позднее клавиатура объявила «100 фунтов», и компьютер пожелал выяснить, что же правильно. Обнаружив в бумажнике сотню хрустящими банкнотами, хотя пару минут назад там лежала одинокая десятка, я тоже наверняка захотел бы докопаться до причины подобных перемен.

Я уставился на экран. Почему компьютер так себя ведет? Хорошо, не беда. Я впечатал в ячейку под £10 еще £90. Оп-ля! Теперь на моем накопительном счету числилось 100 фунтов.

Вот бы загладить жизненные промахи было так же легко…

Со временем мне понравился «Аристотель». Когда я писал длинные статьи, он проявлял инициативу. Я привык полагаться на маленькие послания, возникавшие на экране по мере того, как отрывок текста обретал завершенность.

Или:

От «Аристотеля» была и другая польза. Он умел заставить думать, устраивал очные ставки с вашими же посылками и допущениями.

Или:

И верно, зачем? Я решил тратить экономнее. Съедать все, что купил. В холодильнике завалялось полпучка побуревшего латука. Я сварил пару яиц и сделал из него салат.

Впервые я заподозрил, что не все ладно, когда однажды поздно вечером, недели через три после установки «Аристотеля», позвонил Кен.

— Слышь, Джон… — Он еле ворочал языком. В трубке звякали стаканы, приглушенно смеялись люди — попойка в пабе после закрытия.

— Кен, — сказал я. — Два часа ночи, черт дери! У тебя горит?

— Джон, ты на своем компе работал?

— Естественно, я работал на своем компьютере. Позволь узнать: зачем ты звонишь мне среди ночи с подобными вопросами?

— Нет-нет. Пива больше не хочу. Нет. Виски. — Голос Кена звучал сдавленно. Я живо представил, как он стоит в своей обычной позе, зажав трубку между ухом и плечом, и знаком подзывает бармена: налей. — Нет-Нет, Джон. Ага, хорош! Само собой, чего бы тебе не работать на своем компе. Главное, в Сеть не суйся.

— Что? Почему? А почту как прикажешь читать? Эй, Кен, что с тобой?

Связь оборвалась.

Я вернулся в постель и уперся взглядом в потолок. Сон улетучился. Мысли неудержимо сносило к Дженни. Интересно, что она сейчас делает? Промаявшись с полчаса, я поднялся, пошел в гостиную, взял гитару и сдул с нее пыль. Попробовал сыграть, но струны были старые, и подстроить их я не смог.

Картинка на экране моего компьютера изображала нас с Кеном на вершине Бен-Невиса[11]. Холодный суровый пейзаж. Над безжизненными просторами (скалы, камни, развалины неведомой постройки) клубятся серые тучи. Человек в желтом дождевике и толстой вязаной шапке, сидя на корточках, помешивает что-то в кастрюльке на походной печи. От горячего супа валит пар.

Кен был в куртке и тонком джемпере, на ногах — старые кроссовки. Словно вывалился с парой приятелей из форт-уильямской пивной и вдруг вздумал ради хохмы взобраться на гору.

И взобрался.

Кен держал банку лагера, приподняв ее так, чтобы она попадала в кадр. Я в старой крэгхопперовской[12] штормовке стоял рядом — судя по всему, глубоко озабоченный благополучием брата.

Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать… Эта картинка образцово остановила мгновение. Она выкладывала зрителям все, что им следовало знать о моих отношениях с братом.

Единственное «но». Я сроду не бывал на Бен-Невисе.

Как компьютер умудрился вмонтировать меня в этот снимок?

Когда Кен объявился, вид у него был почти сконфуженный.

— Погляди, — сказал я. — Погляди!

И защелкал мышкой, пролистывая на экране изображения. Я перед Тадж-Махалом. Странный город серебристых башен (четко просматривается уютно примостившееся среди них здание британского парламента). Аэроплан невиданной конструкции над разбомбленной равниной.

— Откуда это? — спросил я. — Я их точно не загружал.

— Да, — подтвердил Кен. — Это «Аристотель». Он старается логически увязать противоречивые сведения. Дай объясню. — Брат заозирался в поисках вдохновения. — Ага, знаю; закрой-ка глаза…

Я посмотрел на него. Грязный, помятый…

— От тебя разит, как из бочки, — сказал я. — Когда ты наконец возьмешься за ум?

Он разозлился.

— Не вижу надобности! Закрой глаза. Я попробую объяснить. Ты хочешь, чтоб я отладил твой комп, или нет?

Вечная угроза! Я зажмурился.

— И что дальше?

— Теперь представь себе апельсин. Готово? Представь, какой он на ощупь — чуть восковой, теплый. Представь, что нажимаешь большими пальцами на кожуру, продавливаешь дырки, сок брызжет тебе на руки, знакомый острый запах цитруса щекочет ноздри…

— А смысл? — полюбопытствовал я, не размыкая век.

— Будет тебе смысл. Открой глаза. Погляди на меня. И скажи: откуда известно, что пережитое тобой сейчас — плод твоего воображения, а не подлинный опыт?

— Вопрос философский? «Кто я — бабочка, которой снится, что она император»?

— Нет. Я рассматриваю факты, а не всякую философскую муть. Вот послушай, как ты определяешь разницу: клетки мозга, которые включились, когда ты вообразил апельсин, выдали более слабые импульсы, чем если б ты взаправду держал его в руках. Нейроны те же, величина сигнала другая.

— Ну если так…

— Сто пудов! А компьютер этого не умеет. Для компа ячейка памяти либо фурычит, либо нет. Он держит в базах информацию, принимает входящие данные, но не может распознать, что сохранил: факт или фикцию. Ты подключал комп к Интернету. Там он наткнулся на прорву разнообразных сведений. Игры, симуляторы, приколы… вещи однозначно неправильные. Но у него нет средств отделить истину от фантазий. И он пробует устранить конфликт взаимно противоречащих в его представлении реальностей. Картинки — тому свидетельство.

— Ага. И что ты думаешь предпринять?

Он протянул мне другой диск. С надписью «Кант 2.0».

— На. И все устаканится.

— А почему бы просто не вернуться к Windows?

— Не получится. «Аристотель» фиг снесешь, для него «Платоник» — отстой. Зато он апгрейдится до «Канта». Не спрашивай — почему.

Я мрачно улыбнулся.

— А я знаю. — Мне редко удавалось уесть братца по компьютерной части. — Теория Канта зиждется на материализме Аристотеля. Кант отграничил «вещь в себе» от представления о ней стороннего наблюдателя. По его мнению, мы познаем мир только в формах времени и каузальности, то есть причинной взаимообусловленности событий.

Рискну предположить, что программы обновления с этого диска обеспечат моему компьютеру все необходимое для создания стройной, осмысленной картины мира.

Разворачиваясь от меня к клавиатуре, Кен пошатнулся. От его одежды несло застоявшимся табачным дымом.

— Кому взбрело в голову, что от философии может быть польза? — язвительно хмыкнул он.

— Полагаю, тому, кто разработал записанную на твоем диске программу, — любезно ответил я.

«Кант 2.0», похоже, помог. Фотомонтаж «Мы с Кеном на вершине Бен-Невиса» был успешно разделен на составляющие и отправлен в папку «Сомнительные» вместе с прочими файлами спорного содержания. Эту папку я просматривал в свободные часы, раскидывая файлы, какой куда следовало.

Даты совпадали, поскольку оба файла были созданы заново при копировании с прежнего компьютера. Я по крохам приводил свою жизнь в порядок, высвобождая из облепившей ее паутины вымысла.

И нашел, что это чудесно успокаивает. Не хуже игры на гитаре.

Казалось, все вернулось к норме. Но как-то поздним вечером я вернулся из колледжа и обнаружил на экране монитора послание:

Сообщение оставила Дженни. Сомневаться не приходилось. Отказ от пунктуации и переключения регистров она рассматривала как способ заявить о нежелании серьезно относиться к моей работе. В конце концов, я всего-навсего «что-то там кропал».

Но какую игру она затеяла, вступая в переписку со мной теперь?

Номер Дженни еще оставался в моем мобильном. Я позвонил. Она ответила после третьего гудка.

— Джон, что тебе нужно?

Звук ее голоса по-прежнему причинял боль, особенно когда в нем слышалось столько подозрительности и враждебности.

— Мне? — переспросил я. — Тебе! Как понимать — ты пошла в «Мэллон»?

— А отчего бы мне не пойти в «Мэллон»? — возмутилась она. — У Шарлотты день рождения.

Где-то в глубине музыкальный автомат крутил ресторанную дребедень — вкрадчивые саксофоны накладывались на ритмичный перестук латиноамериканских палочек-клаве. Мягкая попса, которую я терпеть не могу.

— И вообще, — огрызнулась Дженни, — не твое дело. Шпионишь за мной?

— А? — Я опять поглядел на экран компьютера, желая убедиться, что мне не мерещится. — Шпионю? Нет. Получил твое письмо.

— Какое письмо? Джон, не зли меня.

И Дженни дала отбой.

Некоторое время я обалдело смотрел на экран, потом решился отключить сообщение. На экране тотчас всплыло напоминание:

Долгое мгновение спустя я выбрал «Да».

Вряд ли я сумею точно сказать, в какой именно миг понял, что выпал из реальной жизни. Осознание было долгим, картина складывалась постепенно, по мере того как вставали на место различные фрагменты. Я словно наблюдал за загрузкой изображения из Сети при малой скорости соединения.

Электронное письмо от Дженни: «Жду в семь вечера галерея тэйт».

Подтверждение заказа билетов на концерт Криса Смизера[13] в «Полумесяце», в Патни. Два билета: один мне, один Кену.

Фотография — мы с Дженни теплой июльской ночью плывем на пароходике по темной ленте Темзы. По берегам, очерченный красными, желтыми и белыми огнями, встает Лондон. Восхитительная декорация для свадебной церемонии. На втором плане Шарлотта, очень красивая в подвенечном платье.

Уведомление из авиакомпании — места на рейс до Женевы забронированы; позднее появилось и фото: мы с Кеном сидим на террасе альпинистского приюта высоко в горах, в Итальянских Альпах, Кен салютует стаканом воды: «Будем здоровы!» Нос у брата красный, обгоревший на солнце, сам он — здоровый, счастливый, безмятежный, и я вдруг почувствовал: полупустая комната, где я сижу, душит меня. По сравнению с миром на экране Саут-стрит казалась невыразимо скучной и мертвой. Я вновь воззрился на Кена: ишь какой благостный! Когда это я в последний раз видел, чтоб он так веселился со стаканом простой воды в руках?

Постарался компьютер. «Кант 2.0». Пытливо взирая на мир через клавиатуры, сканеры и микрофоны, превратив время и каузальность в свои инструменты, он выстраивал схему людского бытия — оптимизированную, эффективную, свободную от логических ошибок, под стать всему прочему в моей машине. Новая ОС ничего не ведала ни об обуздании чувств, ни о саморазрушении, ни о гордости, ни о прочих свойствах натуры человеческой, которыми мы с Кеном насквозь пропитывали свое существование. Мой ПК проживал за меня на экране мою жизнь так, как ее прожил бы я сам, если бы мне достало отваги и смекалки не упускать свои шансы.

И от этого ныла душа — ведь озарявшая мою сумрачную комнату пляска пикселей не оставляла места извинениям, оправданиям, грезам и «если бы да кабы». Передо мной был негатив моего провала, картина «Жизнь удалась!», выставленная в ее 24-битном великолепии на всеобщее обозрение.

На третий вечер в половине одиннадцатого нагрянул Кен. В пабах дозволялось пить еще целых сорок минут, но, вероятно, у него кончились деньги. Я предложил кофе; он согласился и щедро сдобрил его бренди.

— Кен, — сказал я. — Почему мы не пошли на Криса Смизера?

Он плюхнулся на мой старый диван, уронив на пол вчерашнюю газету, и отхлебнул.

— На Криса Смизера? — В глазах брата вспыхнул и погас огонек. — Да… у него шикарная аранжировка «Стэйтсборо-блюза». Как это там?…

Он поставил кружку на ковер и заиграл на невидимой гитаре.

— Дуу-дн дуу-дн да-да… Просни-ись, мама-а… притуши ночни-и-ик… дуу-дн… — Он тряхнул головой. — Не знаю. Наверное, времени не нашлось.

Он еще немного покривлялся, напевая себе под нос. Кен когда-то много играл на гитаре, очень хорошо играл. Гораздо лучше меня. Я пододвинул свой компьютерный стул поближе.

— А почему? — спросил я. — Почему не нашлось? Ведь ничем особенным не заняты. Я коротаю вечера тут, за компьютером, пишу заметки к урокам и статьи, которые никогда не публикуют. А ты?

— Не знаю. Наверное, занят был. Сам знаешь, как оно…

— Чем занят? Кен, когда-то мы ходили на концерты по меньшей мере раз в неделю. Ты обожал живую музыку.

— И сейчас люблю.

— Черта с два! Кен, мы бы давно сходили на Смизера, если б ты не был «занят».

Я потыкал в клавиатуру и вызвал на экран изображение Кена со стаканом воды в руке на террасе горной хижины в Альпах.

— Славно смотрится, да? — сказал я. Кена картинка, похоже, не удивила. Я гнул свое. — Мы поехали бы тогда в горы, но кто-то решил задержаться в пивной и добавить. Эта штука… — я показал на ПК, — знает: надо было поставить стакан и отправиться со мной в турагентство.

— Да что она понимает? — пренебрежительно скривился Кен.

— Что ты алкоголик.

Я запоздало прикусил язык. Кен довольно долго смотрел мне прямо в глаза, а потом наши взгляды опять перекочевали на экран.

— Ты в последнее время лазил в Интернет? — сменил он тему.

— Только в почту. И за всякими справками.

— А новостные сайты не смотрел? — В голосе Кена зазвучал намек на угрозу.

— Предпочитаю газеты. — Я посмотрел на пол, на смятые и перепутанные листы вчерашней «Гардиан», растерзанные неугомонными ногами Кена. Он вдруг поднялся:

— Иди сюда.

Кен открыл веб-обозреватель и впечатал в верхнюю строку адрес: news.bbc.co.uk.

Соединение с Сетью у меня медленное. Тексты и графика загружались в час по чайной ложке, неспешно являя картину мира в понимании «Канта 2.0».

Город блистающих башен.

Школьный класс, полный улыбчивых черных ребятишек.

Целое поле танков радужной раскраски. В траках проросли цветы.

Космический корабль на красной каменистой поверхности Марса.

Я повернулся к Кену.

— Это ведь липа, верно? Все это ненастоящее.

— Нет, — вздохнул Кен. — А могло быть. Стоило нам по-настоящему захотеть.

Вновь воцарилось многозначительное молчание, которым, похоже, в последнее время были заражены наши жизни. Наконец брат протянул мне кружку.

— Еще кофе? — спросил я.

— Да. И бренди не забудь.

Перевела с английского Катерина АЛЕКСАНДРОВА

© Tony Baliantyne. Aristotle OS. 2007. Публикуется с разрешения автора.