«ДВА ЕВРЕЯ, БОГАТЫЙ И БЕДНЫЙ»

«...Моя музыка должна быть художественным воспроизведением человеческой речи во всех тончайших изгибах ее, т. е. звуки человеческой речи, как наружные проявления мысли и чувства, должны, без утрировки и насилования, сделаться музыкой правдивой, точной, но (читай: значит) художественной, высокохудожественной. Вот идеал, к которому я стремлюсь...

Теперь я работаю гоголевскую „Женитьбу“. Ведь успех гоголевской речи зависит от актера, от его верной интонации. Ну, я хочу припечатать Гоголя к месту и актера припечатать, т. е. сказать музыкально так, что иначе не скажешь, и сказать так, как хотят говорить гоголевские действующие лица».

Из письма М. П. Мусоргского Л. И. Шестаковой от 30 июля 1868 года

«...Мусоргский всегда исходит от зарисовки некоего единичного и неповторяемого характера, в котором отражаются те или иные общечеловеческие черты. Концепции Мусоргского — в высшей степени театрально скомбинированные события, с прочно обоснованной лично-эмоциональной и социальной мотивировкой поступков и переживаний (испытаний)».

Из статьи Игоря Глебова «Введение в изучение драматургии Мусоргского»



Эта пьеса напоминает портрет в живописи. Волшебство музыки как временного искусства дает возможность сначала отдельно представить два образа, а затем совместить их в одновременности — в виде контрастного дуэта. При созерцании любого двойного портрета внимание сначала концентрируется на одном, более ярком объекте, затем переходит к другому, а после этого схватывает уже оба вместе. Точно так же разворачивается «действие» и здесь. Остается только удивляться находчивости композитора и психологической убедительности музыкального результата. Соответственно замыслу складывается и оригинальная трехчастная форма, в которой третья часть — яркий пример контрастной полифонии (одновременного звучания контрастирующих тем).

Картина Гартмана «Еврей в меховой шапке» изображает пожилого человека с густой бородой, с яркими, характерными чертами лица. Психологической глубины в этой картинке нет, художник явно не ставил задачу полного раскрытия внутренней сущности объекта.

У Мусоргского же первая тема, характеризующая богатого еврея,— это не только характер, но и тип. Крепкие, уверенные, повелительные интонации разговорной речи передаются Мусоргским через громкое звучание октавно удвоенной мелодии в низком, басово-баритоновом регистре. Мелодическая линия речитативна, составляющие ее фразы ярки и скульптурно выразительны. Преобладает активно-властная интонация утверждения на устойчивых звуках. Окончание на остро неустойчивой интонации звучит как вопрос, смягчение ритма и распевность мелодики — как лирический мотив во властной речи. Период складывается из фраз, все более развернутых,— как пояснение и развитие мысли. Мелодические фразы вырастают, отталкиваясь от первоначальной интонации.

Мусоргский пунктуально точен в вопросах музыкально-этнографических, сделать стилистическую ошибку в национально-характерном музыкальном облике для него — большой грех. Еще более десяти лет назад он упрекал А. Н. Серова за его неточность в опере «Юдифь» и писал в письме к Балакиреву: «В ней (опере.— Е. А.) много промахов, которые я назову музыкальными анахронизмами. Например: евреи (я часто слышал эти штучки) валяют без церемонии католические органные секунды... Пора перестать обращать евреев в христианство или католицизировать их». В теме богатого еврея Мусоргский использует характерный для еврейского фольклора минорный лад с двумя увеличенными секундами, звучащий по-восточному пряно и выразительно. Эффект достоверности и национальной характерности достигается этим блестяще.

Совсем по-иному показан бедный еврей — его речь звучит подвижнее, в слабом верхнем регистре, мелодия начинается с последнего звука фразы богатого еврея и как бы продолжает, подхватывает ее. Тема бедного еврея на всем протяжении однотипна по фактуре: дрожащая, трепещущая линия мелодии на неизменном басу, почти без гармонического движения. Характерно использование пониженных ступеней лада — как параллель приниженности в облике этого персонажа. Все фразы бедного еврея одинаковы по длине — он не развивает своей самостоятельной мысли, а только повторяет что-то, соглашаясь с собеседником.

Музыка Мусоргского значительно глубже живописного прототипа. У Гартмана показан старый бедный человек, возможно — нищий. Он явно погружен в свои мысли, его лицо полуопущено, и на нем нельзя прочесть ничего, кроме усталости, одиночества, старческого бессилия. Композитор же создал свой образ, яркий и сам по себе, и особенно — в сопоставлении с контрастным ему типом.

Третья часть пьесы дает слушателю возможность услышать в одновременном разговоре речь обоих, уже знакомых лиц. Тема богатого еврея звучит еще уверенней, крепче, она перенесена вниз на октаву, а от темы бедного еврея осталась лишь характерная дрожащая, жалобная интонация нисходящей малой секунды. Заключительная реплика (это вариант лейтинтонации из «Прогулки») явно принадлежит богатому еврею, последнее слово осталось за ним.



В. А. Гартман. «Еврей в меховой шапке»



В. А. Гартман. «Сандомирский [еврей]»


Возвращающаяся после этой пьесы «Прогулка» переводит нас к объективности основной мысли цикла, к восприятию жизни во всем ее контрастном многообразии. Интересно, что «Прогулка» здесь звучит в первоначальном виде и масштабе, как развернутая пьеса. Этим создается репризная арка с началом сюиты и как бы завершается ее первая половина, что облегчает восприятие столь контрастных картин.


Загрузка...