«М» - значит молчание

18 ЧЕТ

Пятница, 3 июля 1953 года

Чет Креймер сидел в своем четырехдверном седане «бель-эйр» и курил сигарету — это удовольствие он откладывал на конец дня. Все окна, включая два задних, были открыты, в салоне было свежо. Он любил свою машину. Серия «бель-эйр» была лучшей; она включала четыре модели: двухместный спортивный автомобиль с двумя дверями, кабриолет с откидным верхом и двумя дверями и седаны с двумя и с четырьмя дверями. У всех были автоматическое переключение скоростей, магнитола и обогреватель. Его машина весила две тонны; верх был зеленый, а нижняя часть — золотистой. Такую комбинацию цветов он выбрал сознательно. Она напоминала ему старую пачку сигарет «Лаки страйк». Во время Второй мировой войны правительство нуждалось в титане, используемом в зеленых чернилах, и в бронзе, дающей золотой цвет, так что «Лаки страйк» утратила свои цвета и сделалась белой пачкой с красным бычьим глазом. Когда он только начал курить, то отдал предпочтение «Лаки страйк» из-за ее слогана: «Будь счастливым, будь везучим», который теперь казался ему смешным. Он не был ни счастливым, ни везучим после смерти отца в 1925 году. Недавно он сменил марку сигарет, решив полностью отказаться от «счастья и везения». Новые сигареты «Кент» с фильтром рекламировались как «самые безопасные для здоровья». Он не особо заботился о своем здоровье, но считал, что не будет вреда оттого, что он сократит употребление дегтя и никотина.

Чет открыл бардачок и вынул тяжелую серебряную фляжку, которую унаследовал от отца. Он наполнял ее водкой в офисе и употреблял каждый день для того, чтобы «подкрепиться», прежде чем идти домой. Он предпочитал пшеничное виски, но не мог допустить, чтобы при встрече с Ливией от него пахло, как от ломтя деликатесного хлеба. Чет открутил крышку и сделал глоток. Он почувствовал, как по жилам разлилось тепло, но водка не могла унять боль в груди. Он посмотрел на приборную доску: на часах было 17.22. В 18.15 он будет ужинать со своей женой и дочерью, после чего, возможно, вернется на работу. Он хотел воспользоваться выходным днем Четвертого июля, чтобы объявить о «фейерверке распродаж». Во время таких специальных мероприятий Креймер посвящал долгие часы компании, что было само собой разумеющимся, а теперь, когда он уволил Винстона, ему придется еще взвалить себе на плечи и его обязанности. Он считал работу благословением — погрузившись в нее, можно отвлечься от рутинной семейной жизни. Сейчас же он выполнял привычную работу, зная, что это легче, чем постараться разобраться в том, что с ним произошло.

Он оставил машину на Нью-Кат-роуд, «лицом» на юг, на полдороге между 166-м шоссе и тем местом, где закачивалась стройка. Перед ним возвышался дом Тэннье. Слева проходила покрытая гравием дорога, ведущая к старому Олдрикскому заводу картонной тары. Его ворота уже много лет были на замке, что делало это место очень удобным для разворота. Стояла середина лета, было влажно. В зеркало заднего вида Креймер видел, как легкий ветерок колыхал темно-зеленую ботву сахарной свеклы. Впереди урчал трактор, таща на платформе бульдозер, — это был единственный транспорт, который он видел за последний час. Водитель трактора коряво развернулся и приготовился освободиться от своего груза. Чет сделал еще один глоток водки, размышляя о пустяках, чтобы не зацикливаться на главном.

Ему казалось, что среда была сто лет назад, хотя прошло только два дня. Он лишь теперь осознал, что и не жил вовсе, пока Виолетта не поразила его как удар молнии. Она была потрясающа, и впервые в жизни его захлестнуло желание. Словно она зарядила его газолином и воспламенила. В ту минуту, когда она предложила выпить, он понял, к чему она клонит. Как во сне, он последовал за ней к своей машине, на ходу что-то бросив Кэти. Сейчас он не мог вспомнить, что именно он ей сказал, какую-то чушь, на которую она отреагировала пожатием плеч. В первый раз он был рад тому, что его дочь такая тупица. Несмотря на ее романтические увлечения кинозвездами, в сексуальном отношении она была неразвита и слишком наивна, чтобы понять ту «химию», которая так внезапно возникла между ним и Виолеттой.

Покинув салон, Виолетта уже не говорила о выпивке. Они сели в машину, и она велела ему ехать в мотель «Сэндмен», находившийся в двух кварталах от фирмы. Он раньше никогда его не замечал, но Виолетта явно бывала здесь и раньше. Она посоветовала ему зарегистрироваться как одинокому мужчине под вымышленным именем. И ждала на улице, пока он регистрировался под именем Уильяма Дюранта — человека, который в 1908 году основал «Дженерал моторс». Чет боялся, что администраторша разгадает его шутку, но она и глазом не моргнула. Он назвал вымышленный домашний адрес и подробно объяснил, зачем ему понадобился номер. Чет сам удивлялся собственной изобретательности и продолжал лгать, флиртуя с девушкой, пока она не сделалась пунцовой. Потом заплатил за номер, взял ключ и вернулся к своей машине.

Виолетты не было, но он заметил ее в дальнем конце парковочной площадки: она прислонилась к ограждению, окружавшему бассейн. Она ждала, пока он поставит машину, а затем ногой затушила сигарету и легкой походкой пошла в его сторону, наслаждаясь производимым ею эффектом. Она знала, что восхитительна — солнечный свет играет в рыжих волосах, пурпурно-фиолетовое платье обрисовывает ее стройную фигуру. Он задрожал при мысли об обладании ею.

Поравнявшись с ним, она протянула руку. Он бросил ключ в ее ладонь и смотрел, как она отпирала дверь. Затем вошел в комнату вслед за ней, поражаясь своему спокойствию. Он не знал наверняка, что будет дальше. Виолетта положила ключ на прикроватный столик и повернулась к нему.

— Я купила бутылку водки, но забыла ее дома. Я подумала, что тебе может понадобиться пара стопок, чтобы успокоить нервы.

— Вы это планировали?

— Милый, разве я похожа на идиотку? Я видела, как ты смотришь на меня. Думаешь, я не знаю, что творится в твоей голове?

— Наши пути почти ни разу не пересекались.

— Не по моей вине. Если бы ты не был таким непоколебимо верным мужем, это произошло бы давным-давно. Я устала ждать, пока ты сам сделаешь шаг навстречу. Так что просто удивительно, что мы наконец здесь.

— Но зачем все это?

Она рассмеялась.

— Не недооценивай себя. Ты красивый мужчина и чертовски сексуальный. Я скажу тебе кое-что еще. Ты слишком много работаешь. Я вижу это по твоему лицу. Когда в последний раз ты расслаблялся и получал удовольствие?

— Я… я не знаю, что сказать.

— Кто тебя просит говорить? Разве я говорила что-нибудь о болтовне, Чет?[8] — Она подшучивала над его именем, но он не возражал. Она села на кровать и похлопала ладонью по покрывалу. — Посмотри на себя. Такой напряженный. Иди сюда, и я помогу тебе расслабиться.

Он очень медленно подошел к кровати, словно его тащили на поводу. Когда он оказался рядом с ней, она потерла ладонью у него в паху.

— О Боже! Это будет здорово.

Она была нежной и ласковой, руководя им в течение всего процесса, который был для него настолько новым и требовал такого напряжения, что он боялся, что его сердце остановится. Ничего подобного с Ливией у него никогда не было. Виолетта подумала, что он робеет из-за того, что был груб с ней раньше, и сказала:

— Большой крутой мальчик.

Тон, которым это было сказано, заставил его рассмеяться. Как она могла в одно и то же время насмехаться над ним и доставлять ему такое удовольствие?

Позднее, продолжая руководить им, она пробормотала:

— Так, так, милый. О, как приятно. Еще, еще…

Ей как будто нравилось направлять его. Время от времени она больно щипала его, и он чувствовал себя на седьмом небе. Нравилось заставлять его стонать от проделываемых ею маленьких трюков. Они занимались любовью целый час, наконец она отстранилась от него, смеясь и задыхаясь.

— Хватит с тебя, жеребец.

— В чем дело?

— Ни в чем. Просто мне пора идти. Я оставила Дейзи с соседкой и должна вовремя забрать ее. Фоли психует, когда расспрашивает меня, где я провела день. Кроме того, моя соседка стерва, и я не хочу, чтобы она сказала ему, что я опоздала. Как ты себя чувствуешь?

Он засмеялся.

— Замечательно! Не могу шевельнуться.

— Отлично! Я рада. Значит, я обращалась с тобой так, как надо.

Он оставался лежать голым на постели, пока она натягивала трусики и надевала платье. Она подошла к нему и присела на краешек кровати, подняв вверх волосы, чтобы он мог застегнуть на ее спине молнию. Когда он справился с этим, она продолжала сидеть спиной к нему.

— Я знаю, что люди считают меня дешевкой, но то, что случилось сегодня между нами, совсем другое. Это то, чего мы оба хотели. Жаль, что я не могла это сделать как-то иначе, но ты бы ведь не согласился. Стал бы думать о Ливии и о Фоли, бояться, что нас застукают. Я не хочу, чтобы ты плохо обо мне думал. Просто если бы я не проявила инициативу, мы бы никогда здесь не оказались.

Она обернулась, и он увидел в ее глазах слезы. Чет протянул руку и коснулся ее лица. Она смущенно рассмеялась, смахивая слезинки. Потом накрыла его покрывалом.

— Надо тебя накрыть, а то ты опять меня возбуждаешь. — Он начал было приподниматься, но она положила руку ему на грудь. — Нет, нет. Лежи так. Мне нравится, когда у тебя взъерошены волосы. Это выглядит очень привлекательно. Всегда так и делай.

— Не уходи.

— Мне надо идти.

— Дай мне еще десять минут. Час. А лучше давай останемся вместе до конца жизни.

Она быстро обдумала его предложение.

— Тридцать секунд, и все. — Она снова села. Достала сигарету и закурила ее, передав ему. — Ты просто прелесть!

Он дотронулся до ее обнаженного плеча, восхищаясь шелковистостью ее кожи.

— Ты очень красивая.

— С тобой я чувствую себя красивой.

— Когда мы снова увидимся?

— Ты знаешь, что это непросто. Это опасно.

— Мне нравится риск. Я об этом даже не догадывался, пока не встретил тебя.

— Хватит, жеребец. Я ухожу. — Она поцеловала свой указательный палец и приложила к его губам. Надела босоножки и встала, сунув сумочку под мышку. — Как насчет того, чтобы встретиться завтра днем? У меня будет меньше часа, но это самое большее, на что мы можем рассчитывать.

— Хочешь, я подвезу тебя до твоей машины?

— Я пройдусь. Это недалеко, и так будет лучше.

Она ушла, закрыв за собой дверь. Он слушал затихающий стук ее каблучков по тротуару и мечтал о новой встрече.

Возвращаясь домой поздно вечером, он поймал себя на мысли, что вовсе не мучается от ощущения своей вины, а наоборот — чувствует себя счастливым. Он сел за стол, и его просто переполняли любовь и доброжелательность ко всем окружающим его людям. Ливия приготовила на ужин заливную лососину, возможно, самое отвратительное блюдо, которое он когда-либо ел, за исключением куриной печенки. Тем не менее он смотрел на жену с симпатией, которую редко проявлял к ней в последнее время. Он считал себя хорошим человеком, но сейчас понял, что всегда был сердитым и мрачным. Но теперь все, с этим покончено. Даже Кэти не казалась ему такой уж скучной. Про себя он посмеивался — Боже, она даже не представляет, на что способен ее отец. Он и сам верил в это с трудом — он словно вернулся к жизни или очнулся после долгой спячки. Если бы она завела разговор о том, что он уехал с Виолеттой, он бы что-нибудь придумал и выкрутился. Перед ним открылся совершенно новый мир. Он включал ложь, адюльтер и другие действия, запрещенные Библией и потому еще более возбуждающие. Он попросил вторую порцию консервированных бобов, стараясь не рассмеяться вслух той картине, которая все еще стояла перед его глазами.

Все утро в четверг он не сводил глаз с часов. В 11.50 он ушел с работы, сказав, что идет на ленч. Когда Кэти спросила куда, он ответил, что еще не решил, но скоро вернется. Он снял тот же номер в «Сэндмене». Теперь все было так просто. Скоро пришла Виолетта, и через несколько минут они погрузились в водоворот лихорадочных поцелуев, агонизирующих стонов и страстных объятий. Повсюду валялась их разбросанная одежда. Ее дыхание пахло красным вином и сигаретами, но он не стал спрашивать, что она делала в «Луне» так рано утром. Какое это имело значение?

Секс на этот раз был даже лучше, хотя он считал, что лучше и не бывает. Он почувствовал уверенность в себе. Это была уже не случайная любовная связь чужих людей, а близость двух родственных душ. Виолетта шокировала его своей непристойностью, но она пробудила в нем чувственность. Она была то груба, то действовала языком, становясь нежной настолько, что ему хотелось плакать.

Потом они вместе выкурили сигарету, как любовники в кинофильмах. Его захватило новое чувство. Виолетта свернулась клубочком у него под мышкой, положила голову ему на плечо и стала смотреть на него. Он наклонился к ней и спросил:

— В чем дело?

Она засмеялась.

— Откуда ты знаешь, что у меня на уме?

— Ты не единственная, кто обладает телепатическими способностями.

— Это хорошо. Мне нравится. — Она стала серьезной, улыбка сошла с ее лица.

Он потряс ее за плечо.

— Ну, давай говори.

— Я думала о том, что ты вчера мне сказал. Ну, ты знаешь, о том, чтобы вместе провести нашу жизнь в этой комнате. Это было очень мило. Я почувствовала, что кое-что для тебя значу, что я не просто дешевка.

— Ну перестань! Не говори так о себе.

— Это правда. Ты знаешь мою репутацию. Я невоспитанная, вульгарная, но знаешь что? Несмотря на площадную брань и беспорядочные связи, я как будто мертвая внутри. И только когда я вдрызг пьяна и не контролирую себя, то чувствую себя живой. Понимаешь?

— Господи, ты в точности описала мою жизнь. Я не веду себя так, как ты, но со мной происходит то же самое. Ты думаешь, что я счастлив, потому что зарабатываю много денег и живу в хорошем доме. Но это не так. Всю свою жизнь я заботился о других. Сейчас я впервые что-то позволил себе. Когда я сказал о том, что хочу провести остаток моей жизни вместе с тобой, я не лгал.

— Спасибо. Мне это очень приятно. — Она, казалось, колебалась. — Эта машина… Мне в самом деле жаль, что так вышло. Мне не следовало ее брать. Я знаю, что поступила плохо, проехав на ней столько миль, но на меня что-то нашло. Как будто я сбежала из тюрьмы и очутилась в раю, где есть и солнце, и океан. Было так прекрасно мчаться по дороге. Я опустила все стекла, и ветер трепал мои волосы. Я ехала со скоростью сорок миль в час…

— Замолчи, Виолетта! Не говори мне этого! У меня будет сердечный приступ.

— В общем, это было потрясающе, и я тебе благодарна.

Он мгновение помолчал и заговорил:

— Знаешь, я могу это сделать.

— Что?

— Машина будет твоей.

Она засмеялась.

— Брось говорить чепуху. Ты что, шутишь?

— Я серьезно. Скажи Фоли, чтобы пришел ко мне завтра. Я заключу с ним сделку.

— У Фоли нет ни цента за душой.

— Я знаю, но мы что-нибудь придумаем.

— Ты сделаешь это ради меня?

— Да.

— Ты не вешаешь мне лапшу на уши?

— Я для тебя все сделаю. Честное слово. Я от тебя без ума.

— Тебе незачем это говорить только потому, что мы переспали.

— Ты не знаешь, что ты для меня сделала. Теперь все иначе. Я стал другим человеком.

— Вовсе не другим. Ты наконец стал самим собой.

— Скажи мне, что мы завтра увидимся. Иначе я не доживу до следующей недели.

Она снова замолчала, внимательно вглядываясь в его лицо, прежде чем ответила:

— Хорошо. Завтра в четыре. Мне нужно будет сначала кое-что сделать, так что обещай, что не станешь злиться, если я опоздаю.

В пятницу в 15.45 он снял номер в «Сэндмене». В среду утром, когда он зарегистрировался в первый раз, он сказал администраторше, что в его доме сломалась водосточная труба и затопила квартиру. Он выдумал эту историю, не подозревая о том, что на следующий день будет снимать номер снова. В четверг он сказал ей, что ждал сантехников, но они подвели его. В первый день она проявила сочувствие, а на второй отнеслась к его объяснениям скептически. Сегодня она была не очень любезна и сказала, что если он собирается регистрироваться снова, то вместо того, чтобы снимать номер на час и приходить на следующий день, не лучше ли оставить его за собой. Он не думал, что она следит за ним. Он был вынужден объяснять, стал говорить о запахе плесени, о том, что ему пришлось отдать всю мебель на хранение. Зазвонил телефон. Она сняла трубку и повернулась к нему спиной. Администраторша стала болтать с подругой, и Креймер понял, что она не собирается больше выслушивать его. Тогда он взял ключ и отошел. Какая сука! Он был респектабельным бизнесменом. Не ее забота, что он делал или чего не делал и с кем. Не надо было вообще ничего объяснять. Были и другие мотели. В следующий раз они найдут какое-нибудь другое место.

Он вернулся к машине и проехал через автостоянку, припарковавшись возле своего номера. Там он остановился и купил Виолетте огромный букет цветов — ему хотелось, чтобы она увидела цветы сразу же, войдя в комнату. Он взял букет и отпер дверь номера. Они дважды были в номере 14. Это был номер 12, и Чет заметил, что он немного хуже обставлен. Но ей будет все равно. Машина уже принадлежит ей, потому что Фоли уехал на ней с выставочной площадки сегодня в 10.30. Чет встретился с ним в 8.45 и заключил более выгодную для себя сделку, чем предполагал. Во время переговоров он был весел, поскольку знал, что в 16.15 дня будет заниматься сексом с женой этого человека. Раньше он презирал Фоли, но теперь жалел его — он был слишком глупым и слишком грубым, чтобы оценить Виолетту по достоинству. Она явно была не для него — молодая, чувственная, красивая, одухотворенная. Фоли пытался контролировать ее с помощью кулаков, но тем самым лишь все больше отталкивал ее от себя. Чет знал, как обращаться с леди, и у него были деньги, чтобы делать это хорошо. Он уже обдумал полдесятка планов, как вызволить ее из дома Фоли и поселить где-то поблизости. Сначала он решил, что ему придется оставить Ливию, чего ему очень хотелось. Развод, безусловно, будет болезненным и грязным, но ему было сорок семь лет и он имел право на счастье. Его дочь, конечно, расстроится, но дети быстро забывают о своих огорчениях — так все говорят. Дети чувствуют, когда их родители несчастливы, и вы делаете только хуже, скрывая это от них и притворяясь, что все в порядке. Лучше открыто сказать об этом.

Потом его первое импульсивное желание развестись показалось ему эгоистичным. Чем больше он об этом думал, тем больше понимал, как жестоко было бы заставить Ливию пройти через все это — публичное унижение, разборки с криками и руганью, не говоря уж о том, что после развода она окажется в худшем материальном положении, чем сейчас. После пятнадцати лет брака она останется на бобах. Лучше вести себя благородно и избавить ее от позора и положения брошенной жены. Его отношения с Виолеттой будут его и только его бременем, и он понесет его как мужчина.

Он просмотрел объявления о съеме квартир в Санта-Терезе и отметил подходящие — чистенькие, с видом на океан. Он будет приезжать к Виолетте при каждой возможности. Он наполнит ее жизнь удовольствиями — красивой одеждой, путешествиями, всем тем, чего она пожелает. Сначала она, возможно, будет сопротивляться: не захочет быть ему обязанной, но теперь, когда «бель-эйр» принадлежит ей, она понимает, что он готов на многое.

Он наполнил ведерко для льда водой и поставил в него цветы, уже обдумывая, что сделает потом. По сравнению с Виолеттой он был неопытен в любовных делах и потому чувствовал себя скованно. На работе он всегда был, фигурально выражаясь, наверху, но здесь оказался в подчиненном положении, позволяя ей делать с собой все, что она захочет. Виолетта была боссом, и он предоставил ей всю власть. Такая перемена давала ему возможность расслабиться, которой у него раньше не было. С Ливией он иногда занимался сексом. У него были физические потребности, но с тем же успехом он мог бы удовлетворить их сам. С Виолеттой же он чувствовал себя как бы заряженным сексуальной энергией и почти терял рассудок, предвкушая свидание.

Как ни странно, он увидел ее в тот день раньше. Вскоре после полудня он поехал в Санта-Марию по банковским делам, которые совершал в конце недели, забыв, что Четвертого июля банк будет закрыт. Припарковался возле отеля «Савой» и, проходя мимо витрины чайной лавки, заглянул внутрь. Там сидела Виолетта со своей маленькой дочерью и Лайзой Меллинкэмп, и было видно, что им весело. Чет улыбнулся тому, какой счастливой она выглядела, возможно, потому, что машина теперь была ее собственной. Он почувствовал искушение постучать по стеклу и помахать ей рукой, но решил, что лучше не стоит. С этого момента на людях он будет вести себя так, словно не знает, кто она такая.

16.20. Она опаздывала, о чем предупредила его заранее. В 16.26 он снова проверил свои часы, испугавшись, не случилось ли с ней чего-нибудь ужасного. Даже если бы она сильно опаздывала, то все равно не могла бы позвонить, потому что не знала, под каким именем он зарегистрировался в мотеле. В том случае, если бы Фоли неожиданно пришел домой, она вряд ли могла бы извиниться и воспользоваться телефоном. Фоли ревновал ее до безумия. Накануне, когда они занимались любовью, она поведала ему кое-что из того, что он делал с ней, а также о его угрозах, если она опять ему изменит. Чет пришел в ужас, но она отмахнулась, как будто это не имело никакого значения. «Но знаешь что, — сказала она, — в следующий раз, когда он устроит скандал, я уйду от него».

16.29. Чет чувствовал, как у него внутри нарастает тревога. Что, если Фоли узнал об их свиданиях? Но он не мог уйти. Если Виолетта в конце концов появится, а его не будет, она придет в ярость.

В 16.36 он услышал легкий стук в дверь. Он раздвинул шторы, ожидая увидеть Фоли с пистолетом в руке. Но, слава Богу, это была Виолетта. Он открыл дверь, и она вошла без извинений. Он был уверен, что она объяснит свое опоздание: дела, Дейзи, пробка на дороге.

— Господи, что случилось? Ты сказала в четыре!.. — Он знал, что говорит обвинительным тоном, но чувствовал такое облегчение, что не владел собой.

— Это все, что ты можешь мне сказать? Я рискую жизнью и всеми потрохами, чтобы сюда приехать, а ты взъелся, что я опоздала. Я сказала тебе, чтобы ты не злился.

— Я не злюсь. Просто я очень волновался. Прости, если я говорил резко.

— Откуда цветы? Ты купил их для меня?

— Нравится?

— Конечно, но это чересчур дорого. У нас не больше тридцати минут. — Она бросила сумку на стул и скинула туфли.

— Так мало? Ты же говорила про час!

— Правильно. У меня был час, но теперь полчаса уже потеряны, так что не препирайся со мной, ладно? Мы можем заняться кое-чем получше. — Она начала раздеваться. Платье. Трусики. Расстегнула бюстгальтер и выпростала груди. Он не мог понять ее настроения. Она старалась вести себя непринужденно, но чувствовалось напряжение, которое ему не нравилось. Он ждал, что она заговорит о машине, но она и не упомянула о ней. Должно быть, ей было неловко выражать благодарность. Она пристально посмотрела на него. — Ты собираешься раздеваться или будешь стоять и весь день пялиться на меня?

Он быстро разделся, а Виолетта откинула покрывало и нырнула в постель. Они стали заниматься любовью, но не с такой страстью, как накануне. У него случилась осечка, но Виолетта была великодушна и сказала:

— О, перестань переживать по пустякам. У всех бывают неудачные дни. Ты великолепен.

Потом она села, свесив ноги с кровати. Несмотря на ее слова, ему хотелось как-то реабилитироваться. Он обнял ее сзади, зарывшись лицом в ее волосы, целуя гладкую кожу шеи, чувствуя, как снова возрождается к жизни.

— Перестань меня слюнявить! — передернула она плечом. — Ты действуешь мне на нервы.

Он потянул за прядь ее волос.

— Как тебе нравится иметь собственную «бель-эйр»?

Это вызвало у нее улыбку.

— Хорошо! Замечательно! Когда Фоли сегодня утром, придя домой, позвал меня посмотреть в окно — он припарковал ее у входа, — я не поверила своим глазам.

Это прозвучало так, словно покупка машины была заслугой Фоли. Чет мог бы пошутить на сей счет, но он чувствовал, что ее что-то гнетет.

— Эй, Хенни-Пенни, в чем дело? На тебя что, небо свалилось?

— Все нормально.

— Я же вижу. В чем дело?

— Я просто не знаю, смогу ли продолжать встречаться с тобой. Мы с Фоли вчера вечером сильно поругались, и этот негодяй порвал мои занавески. Как будто он о чем-то догадывается. Он толком еще не пронюхал, но за этим дело не станет. Как только он берет след, то превращается в настоящую борзую.

— Он что-нибудь сказал?

— Нет, но его взгляд пугает меня до смерти. Я как на тонком льду. Одно неверное движение и…

— И что тогда?

— Не знаю, но что-то плохое.

— Перестань. Не может быть все так серьезно.

— Тебе легко говорить.

Он почувствовал холодок страха.

— Ну давай сделаем небольшой перерыв, пока он успокоится. Завтра праздник. В любом случае я буду занят, так что мы не сможем встретиться. В этот уик-энд ты сможешь побыть с ним побольше. Пойти вместе на фейерверк, устроить пикник, придумать еще что-нибудь. Он будет есть с твоей ладони.

— Ну да, ты ловко придумал. Хочешь меня подставить… Давай, добрая старушка Виолетта, вывеси белый флаг и умилостиви его: целуй ему задницу, делай все, чтобы утихомирить этого негодяя, который с рождения был маньяком.

— Я не подставляю тебя.

— Ты с ним не живешь и не знаешь, какое он чудовище. Это не тебя он через день колотит. Смотри, у меня до сих пор синяк на том месте, куда он запустил в меня этим чертовым кофейником.

— В таком случае почему ты от него не уйдешь?

— А куда я пойду? Как далеко, ты думаешь, я могу уехать?

— Куда захочешь. Если это вопрос денег, я могу тебе помочь.

— Дело не в деньгах, Чет. Ты что, только о деньгах и можешь думать?

— А о чем мне думать?

— Черт побери, как мне тебе объяснить? Просто у меня такое чувство, что… как будто я одна на свете. Кому до меня есть дело? В этом городе я ничто, хуже уличной грязи.

— Мне есть до тебя дело.

— Хм…

— Я серьезно. Ты мне очень нужна.

— Я знаю, что тебе нужно: переспать со мной.

— Постой…

— Я не дразню тебя, я просто стараюсь понять. Кто мне когда-нибудь сделал что-нибудь хорошее, кто пожалел?

— Виолетта, я на твоей стороне. Я стараюсь тебе это втолковать. Я думал об этом и решил, что тебе нельзя оставаться под его крышей. Так что я хочу найти тебе другое жилье…

— Не волнуйся, я сама справлюсь.

— Но почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе, если я серьезно беспокоюсь о тебе?

— Брось, Чет. Серьезно беспокоишься? Ты думаешь, я не вижу, что происходит? Ты беспокоишься не обо мне. Ты беспокоишься о себе и о том, чего ты хочешь. За эти два дня ты ни о чем не спросил меня, кроме как принимаю ли я пилюли. Как будто ты такой жеребец, что я могу сразу забеременеть и погубить остаток твоей жизни.

Его лицо приняло непроницаемое выражение.

Виолетта заметила это и смягчилась.

— Извини, я не хотела тебя обидеть. Я сама не знаю, что говорю. Почему бы нам не перенести свидания на другие дни месяца?

— Так дело в этом? Так бы и сказала. Послушай…

— Брось этот фальшивый тон. Это не решит мою проблему. Неужели ты не понимаешь? — Виолетта встала и прошлась по комнате, прежде чем снова села. Она наклонилась вперед, опершись локтями о колени, и, закрыв лицо ладонями, тихо запричитала: — Ты меня не слышишь, но я сама виновата. Я должна была объяснить понятнее. Что может меня спасти, Чет, так это если я буду держаться подальше от тебя. Ты хороший и умный мужик, но когда доходит до секса, ты начинаешь плохо соображать. Если я окажусь в опасности — а я уже оказалась! — то из-за тебя.

— Но я как раз и пытаюсь это тебе втолковать. Я могу вытащить тебя отсюда.

— Нет, не можешь. Ты ничего не понимаешь ни во мне, ни в наших отношениях. Ты думаешь, что со мной будешь как в раю, но на самом деле я — самый быстрый путь в ад. Я знаю, тебе неприятно это слышать, но я говорю правду. Ты не можешь так жить, все время таясь. Это не в твоем характере. По природе ты благопристойный человек, тебе трудно хитрить и изворачиваться. Ты совершишь какую-нибудь глупую ошибку, и тогда я пропала. Лучше положить этому конец прямо сейчас.

— Ты так не думаешь.

— Вот видишь? Я о том и говорю — ты меня не слышишь. Ты не только кладешь меня на железнодорожные пути, но и привязываешь к шпалам. Если тебе есть до меня дело, если ты меня действительно любишь, почему тебе не дать мне шанс сразиться с Фоли, а самому держаться подальше от меня? Я справлюсь, если ты не будешь мешать мне. Однажды ты войдешь в «Луну» с идиотской усмешкой на лице, и Фоли сразу все поймет. И тогда первой жертвой буду я, потом ты и в конце концов он.

— Этого не случится. Он никогда не узнает. Виолетта, я разговаривал с ним сегодня утром. Мы сидели за одним столом. Клянусь, он ни о чем не догадывается.

— Хочешь знать почему? Потому что стоял вопрос о деньгах, и он старался получить кое-что от тебя. И еще потому, что мы с тобой вместе только три дня и ты еще не успел оступиться, но это непременно произойдет.

— Постой-постой, давай подумаем. Не нужно спешить. Как насчет того, чтобы снять для тебя квартиру в Санта-Терезе под вымышленным именем? Если тебе не нравится эта идея, мы можем вместе уехать и поселиться где-нибудь еще. Клянусь, я все сделаю для тебя.

Она улыбнулась и покачала головой.

— Это твое решение? Надо отдать тебе должное — у тебя богатое воображение. — Она нашла свой бюстгальтер, надела, застегнула. Потом поправила груди в чашечках. Натянула трусики. Грациозно проскользнула в платье и подняла молнию. Это было стриптизом наоборот. Подойдя к прикроватной тумбочке, она достала из пачки сигарету и помяла ее ногтем большого пальца. — Дай мне прикурить!

Он молча поднес ей зажигалку и смотрел, как Виолетта нагнулась к пламени, придерживая рукой волосы. Затянулась и выпустила в потолок облачко дыма.

— Спасибо.

Взяла пепельницу и сумочку и пошла в ванную комнату. Через открытую дверь он видел, как она красилась.

Чет дошел до двери и поймал в зеркале ее отражение.

— Ты хочешь сказать, что между нами все кончено?

— Да. Не обижайся, но так будет лучше.

Он молчал, думая о трех последних днях.

— Ты сделала это ради машины, ведь так?

Она обернулась к нему.

— Что ты сказал?

— Ты сделала это только для того, чтобы получить машину, а теперь, когда она твоя, ты меня покидаешь.

— Значит, ты так считаешь? Большое спасибо. Ты считаешь меня шлюхой? То ты не хочешь, чтобы я говорила о себе всякие гадости, а то сам говоришь их.

— Прости меня. Прости…

— Если ты просишь прощения, почему бы тебе не перестать оскорблять меня? — Она достала помаду и обвела губы. — Если хочешь ругаться, возьми номерок и встань в очередь. По части оскорблений Фоли даст тебе сто очков вперед.

— Ты просто сумасшедшая! Не жалуйся на то, как плохо твой муж с тобой обращается. Я предложил тебе новую жизнь.

— Послушай, босс, это моя жизнь. Возможно, тебе она не нравится, но я живу, как умею, и не нуждаюсь в твоей благотворительности.

— Виолетта, не… — Он не смог продолжить, в горле как будто застрял комок, и его голос сорвался.

— Господи Иисусе, Чет, веди себя как большой мальчик. Нам было очень хорошо, но давай смотреть на жизнь трезво. Это секс. Сейчас он феерический, но сколько это может продлиться? Через два месяца огонь потухнет, так что не придавай нашим отношениям больше значения, чем они того заслуживают. Ты ведь не собираешься убежать со мной. Ты полон дерьма.

Чет последний раз затянулся сигаретой и выбросил ее в окно. Он сделал еще один глоток из фляжки и убрал ее. Трактор, теперь без прицепа, снова проехал мимо него, направляясь в сторону 166-го шоссе. Около дома Тэннье стоял ярко-синий бульдозер рядом с двумя другими, выглядевшими огромными, как танки. Чет не работал на бульдозере с восемнадцати лет, с того проклятого лета, когда погиб его отец. Он тогда трудился на стройке, думая, что сможет скопить деньги на первый год обучения в колледже. Теперь эта компания готовит операторов для работы с тяжелой строительной техникой, но тогда управляющий нанимал землекопов и надеялся, что самому не придется лезть в котлован.

Чет повернул ключ в зажигании и нажал на экстренный тормоз. Потом сделал U-образный разворот через две полосы пустынной дороги. То, что произошло у него с Виолеттой, было равносильно трехлетнему роману, сжатому до трех дней. Начало, середина и конец. Запредельный накал чувств и финал. Он не мог не думать о том, что она сделала из него полного дурака. Его обманули, одурачили. Ей нужна была машина. Теперь это было ясно, но она здорово разыграла его, и он почти что восхищался ее ловкостью. Стоило ей поманить его пальчиком, и он опрометью помчался за ней, как щенок. Он еще не испытывал стыда, но скоро, когда алкоголь выветрится из его головы, это начнется. К его унижению примешивалось и чувство радости, но он знал, что радость постепенно исчезнет, в то время как ярость год от года будет все сильнее разгораться в его душе, подобно пожару в недрах угольной шахты. Его больше всего ранило то, что Виолетта оказалась такой бездушной. Теперь каждый раз при виде ее машины, каждый раз, когда Фоли будет делать взнос, он будет сжиматься, чувствуя себя бессильным и маленьким. Он вернется домой к Ливии, а что дальше? Его жизнь была и до этого почти невыносимой, но какой она будет после того, как он почувствовал разницу?

Подъехав к своему дому, Чет Креймер поставил машину в гараж и попытался справиться с собой. Ему надо было продолжать играть роль. Он не мог позволить Виолетте разрушить его семейную жизнь. Он вошел в дом. В прихожей пахло капустой, которая варилась полдня. Чет чуть не зарыдал. Ему не хотелось и думать о домашней еде. О том, как Ливия с ее смутными представлениями о кулинарии своей тяжелой рукой положит ему на тарелку какую-нибудь гадость вроде куска скумбрии и политого сметаной цыпленка на вафлях — нечто похожее на сгусток слизи с плавающей в нем рыбой и кусочками сладкого мяса. Обычно он съедал все до крошки, не смея спросить, как называется это блюдо.

— Папочка, это ты?

— Да.

Он заглянул в гостиную. Кэти сидела в кресле, положив на подлокотник полные ноги. На ней были белые шорты и футболка — и то и другое слишком маленькое для ее габаритов. Она держала во рту кончик пряди волос, уставившись в телевизор, там шло какое-то дурацкое шоу. По экрану скакала кукла-марионетка: ковбой с веснушками и хлопающим ртом. Видны были веревочки, с помощью которых управляли его движениями, и большие башмаки на болтающихся ногах.

Чет снял спортивный пиджак и криво повесил его на плечики. Что ему за дело до того, если пиджак деформируется? Опустившись в кресло, он расстегнул воротничок рубашки и ослабил галстук, собираясь осмыслить свое положение. Через пятнадцать минут он сидел за ужином, и Ливия сделала глупое замечание о том, как странно, что южнокорейский президент Сингман Ри призвал христиан и нехристиан молиться о мире.

Он уставился на нее, моментально придя в ярость.

— Ты считаешь странным, что война может закончиться? После того как мы потеряли тридцать три тысячи американских солдат? Где у тебя мозги? Менее двух недель назад Ри отказался выпустить на свободу тридцать семь тысяч северокорейских военнопленных, саботировав переговоры о перемирии. Теперь он смягчил свою позицию, а ты тут сидишь и насмехаешься над ним?

Ливия поджала губы так сильно, что он удивился тому, что она может говорить.

— Я хотела сказать, что нет смысла нехристианам молиться о мире, когда они не верят в Бога.

— Нехристиане не верят в Бога? Это ты так думаешь. Все, кто не ходит в твою персональную церковь и не молится твоему персональному божеству, по-твоему, язычники? Ливия, нельзя быть такой идиоткой.

Он видел, что она обиделась, но ему было все равно. Ее щеки залились краской негодования, она швырнула тарелку на стол перед ним с такой силой, что чуть было не расколола ее вдребезги. Он взглянул на еду, представлявшую собой смесь капусты, варившейся так долго, что она сделалась совершенно бесцветной, и еще чего-то непонятного. Он указал на тарелку:

— Что это?

Ливия села и положила на колени салфетку.

— В первую пятницу каждого месяца готовит Кэти, и я думаю, что это блюдо очень вкусное.

— Это валлийский кролик,[9] — охотно объяснила Кэти, уже поднося вилку ко рту.

— Валлийский? Ты с ума сошла? Это не кролик. Это расплавленный сыр на тосте.

— Попробуй кусочек, ведь Кэти так старалась.

— Это дерьмо! Я не могу целый день работать и садиться за стол с подобной едой. Здесь нет мяса.

— Следи, пожалуйста, за своей речью. Здесь присутствует юная леди.

Чет отодвинул тарелку.

— Извините. — Он встал из-за стола и спустился в кладовку, где достал с полки фляжку и в шесть глотков допил остававшуюся в ней водку. Этого было недостаточно, но, возможно, ему удастся прожить следующие пятнадцать минут, контролируя себя.

Он вернулся к столу и начал есть, стараясь вести себя как нормальный мужчина. Мужья по всей Америке, должно быть, садились за ужин именно так, с женами и дочерьми, похожими на тех, которые сейчас были перед ним. И что они делали? Разговаривали? Ну что ж, он тоже может. Ясное дело, не было смысла обсуждать мировые проблемы. Он взглянул на Кэти, которая в это время жевала, и сказал:

— Я видел сегодня твою подругу.

— Кого?

— Лайзу.

— О… — Дочь так старалась придать своему лицу равнодушное выражение, что он подумал, что она не расслышала.

— Что случилось?

Кэти бросила на него быстрый взгляд.

— Ничего. Почему ты спрашиваешь?

— Шесть месяцев назад вы были как сиамские близнецы. Вы поссорились?

— Нет, папа.

— Тогда почему вы больше не видитесь?

— Мы видимся. Все время. Она была сегодня занята. Это что, незаконно?

— Она не показалась мне занятой. Если, конечно, не считать занятием обед в городе.

— Лайза не обедала в городе.

— Я подумал, что сегодня ее день рождения. Разве ты не упомянула об этом за ужином вчера вечером?

— И что из того?

— Ничего. Просто я думал, что она весь день проведет с тобой.

— Мы разговаривали по телефону. Она сказала, что ее мама заболела и, может быть, даже заразна, иначе бы она пригласила меня отпраздновать.

— О-о-о… — произнес он. — Ну что ж, возможно, это все объясняет.

— Что объясняет?

— То, что она делала вся разодетая с Виолеттой Салливан. Они наслаждались коктейлем из креветок.

Кэти положила вилку на стол и уставилась на него.

— Не может быть.

— Может.

— Где?

— В отеле «Савой». В чайной комнате на первом этаже. Я видел их через окно.

— Чет! — вмешалась Ливия.

— Очень смешно. Ха-ха. А где была в это время Дейзи? Ты забыл о ней?

— Она сидела там же с большой чашкой лапши.

— Ты говоришь это только для того, чтобы подразнить меня. Потому что ты в плохом настроении. Лайза могла куда-нибудь пойти, но никак не с миссис Салливан.

— Почему бы тебе не спросить у нее самой и не услышать, что она скажет?

— Чет, хватит!

— Я не могу опять звонить ей. Я только что говорила с ней. Она ухаживает за своей матерью, которая очень больна.

— О'кей. Прекрасно. Если тебе хочется в это верить, продолжай верить. Мне будет неприятно, если вы поссоритесь.

Кэти снова замолчала. Тем временем Ливия бросала на него мрачные многозначительные взгляды, предполагавшие предстоявший серьезный нагоняй. Чет не собирался его дожидаться. Он вытер рот салфеткой и бросил ее на тарелку. Потом встал, еле сдерживаясь. Он чувствовал, как в душе закипает ярость. Что с ним такое? Он ведь не собирался из-за Виолетты доставлять неприятности другим людям. К чему ссорить свою дочь с ее лучшей подругой? Низость того, что он сделал, только разжигала его гнев. Ему казалось, что он близок к безумию, безрассуден и не владеет собой.

Он снял с вешалки спортивный пиджак. Ливия проводила его в прихожую.

— Ты уходишь?

— Да.

— Но я жду гостей. Сегодня заседание нашего общества. Девочки придут в восемь часов. Ты обещал взять Кэти и куда-нибудь пойти.

Он вышел из дома и захлопнул за собой дверь, настолько задыхаясь от ярости, что не мог вымолвить ни слова.