1 ЛАЙЗА

Суббота, 4 июля 1953 года

Когда Лайза Меллинкэмп вспоминает последний день, проведенный с Виолеттой Салливан, перед ее глазами сразу же встает японское шелковое кимоно голубовато-зеленого оттенка, который, как она позднее узнала, называется лазурным. На спине был вышит дракон. Его странная, похожая на собачью, морда и изогнутое тело были лаймово-зеленого и оранжевого цвета. Из пасти дракона вырывалось пламя в виде извивающихся кроваво-красных полос.

Накануне она пришла в дом Салливанов в шесть часов вечера. Виолетта выходила из дома в шесть пятнадцать и, как обычно, была еще не одета и не причесана. Входная дверь была открыта, и, когда Лайза уже собиралась войти, Бэби, трехмесячный шпиц Виолетты темно-коричневого окраса, начала отрывисто тявкать визгливым щенячьим голоском, поставив лапы на дверь-ширму от комаров и продирая в ней когтями тут и там дырки. У нее были крошечные черные глазки и черный нос пуговкой; шерсть на голове была собрана в симпатичный султанчик и завязана розовым бантиком. Щенка подарили Виолетте меньше месяца назад, она безумно привязалась к нему и повсюду таскала с собой в соломенной корзинке. Лайза его не любила и дважды, когда Виолетта оставляла щенка дома, запирала в бельевом шкафу, чтобы не слышать лая. Ее этому научил Фоли, который невзлюбил его еще больше Лайзы.

Лайза постучала, но тут же раздался оглушающий лай.

— Заходи! Я в спальне! — крикнула из глубины дома Виолетта.

Лайза распахнула дверь, оттолкнула ногой щенка и прошла через гостиную в спальню Виолетты и Фоли. Лайза знала, что Фоли часто засыпает на кушетке, когда бывает пьян, что случается с ним теперь почти каждый день, особенно после того, как он ударил Виолетту по губам и она не разговаривала с ним несколько дней. Фоли терпеть не мог, когда она наказывала его молчанием, но в этот раз он чувствовал себя виноватым из-за того, что поднял на нее руку, и поэтому помалкивал. Всем, кто соглашался его выслушать, он говорил, что она сама виновата. Во всем плохом, что случалось с Фоли, был всегда виноват кто-то другой.

Бэби просеменила за ней в спальню — пушистый комочек энергии, приветливо виляющий хвостиком. Она была слишком мала, чтобы вспрыгнуть на кровать, поэтому Лайзе пришлось ей помочь. Кудрявая дочка Виолетты Дейзи лежала на кровати и читала комикс «Маленький Лулу», который Лайза дала ей в последний раз, когда оставалась с ней. Это было два дня назад. Дейзи, словно кошка, всегда находилась рядом с вами, притворяясь, что чем-то занята. Лайза присела на единственный стул в комнате. Когда она заглядывала в спальню несколько дней назад, на стуле стояло два коричневых бумажных пакета. Виолетта сказала, что собирается отдать некоторые свои вещи в благотворительный фонд, но Лайза, скользнув по ним взглядом, очень удивилась, что она решила избавиться от своих любимых вещей. Сегодня этих пакетов уже не было, и Лайза благоразумно промолчала — Виолетта не любила лишних вопросов. То, что считала нужным, она говорила вам без обиняков, а остальное — не ваше дело.

— Ну разве она не лапочка?! — воскликнула Виолетта. Как ни странно, но ее слова относились к собаке, а не к семилетней дочери.

Лайза оставила ее вопрос без ответа. Она раздумывала о том, сколько времени потребуется для того, чтобы задушить шпица, пока Виолетты не будет дома. Та сидела на пуфике возле трельяжа в своем ярко-голубом кимоно с драконом на спине. Лайза с интересом наблюдала за тем, как Виолетта ослабила поясок и спустила с плеч кимоно, разглядывая синячище размером с кулак Фоли, который красовался чуть повыше левой груди. Лайза видела сразу три синяка, отразившихся в трельяже. Виолетта была маленького роста, но ее спина была очень красивой и прямой, а кожа — безупречной. Ягодицы с симпатичными ямочками слегка расплющились от сидения.

Виолетта не стеснялась того, что Лайза видела ее нагишом. Часто, когда Лайза заходила посидеть в ее комнате, Виолетта появлялась из ванной голая и, сбросив полотенце, наносила под колени по капельке фиалковых духов, которыми обычно пользовалась. Она расхаживала по спальне, останавливалась, закуривая сигарету, а Лайза не могла оторвать взгляд от ее голого тела. Тонкая талия, слегка отвислые, полные груди похожи на мешочки, до краев наполненные песком. Груди же самой Лайзы едва заполняли чашки бюстгальтера АА, хотя Тай закрывал глаза и начинал тяжело дышать каждый раз, когда дотрагивался до них. После того как они какое-то время целовались, он ухитрялся, несмотря на ее сопротивление, расстегнуть на ней блузку и спустить бретельки бюстгальтера, чтобы иметь возможность взять в ладонь ее расцветающую грудь. Потом он хватал руку Лайзы и сжимал ее между своими бедрами, издавая что-то среднее между поскуливанием и стоном.

В церкви жена пастора часто предостерегала девушек от страстных ласк, которые могут спровоцировать молодых людей на более решительные действия. Лучшая подруга Лайзы, Кэти, состояла в Движении морального перевооружения, проповедующего абсолютную честность, абсолютную чистоту, абсолютный альтруизм и абсолютную любовь. Последнее больше всего импонировало Лайзе. Они с Таем встречались с апреля, хотя и не часто. Он боялся, что об их встречах узнает его тетя — из-за того, что случилось в школе. Лайза никогда раньше не целовалась, никогда не делала ничего из того, чему учил ее Тай во время свиданий. Конечно, она очертила границу, за которую они не должны были переступать, но не видела большого зла в том, чтобы Тай поиграл с ее сиськами, если это делало его счастливым. Так же думала и Виолетта. Когда Лайза рассказала ей об этом, Виолетта сказала: «Да брось, милая, тебе что, жалко? Пусть позабавится. Он красивый парень, и если ему не дашь ты, то даст другая».

Волосы Виолетты были выкрашены в необычный оттенок рыжего цвета — скорее оранжевый, чем красный, даже отдаленно не напоминающий натуральный. Глаза были светло-зеленые, а помада на полных, прямых, как кромка на отрезе шелка, губах — бледно-розовая. Прозрачная кожа имела золотистый оттенок, как у страничек какого-нибудь манускрипта. У Лайзы же на лице были веснушки, а в критические дни она покрывалась противными прыщами. В то время как волосы Виолетты казались шелковыми, как на рекламе шампуня, кончики волос Лайзы выглядели абсолютно безжизненными в результате неудачного перманента, который неделю назад ей сделала Кэти. Кэти не вняла инструкции и здорово передержала волосы Лайзы. От них до сих пор воняло тухлыми яйцами, несмотря на все лосьоны, которыми она пыталась заглушить этот запах.

Виолетта любила развлекаться, и Лайза оставалась с Дейзи три или четыре раза в неделю. Фоли не бывало дома по вечерам, он проводил время за кружкой пива в «Голубой луне» — единственном баре в городе. Фил работал строителем и в конце дня должен был «промочить горло», как он это называл. Он не собирался сидеть с Дейзи, а у Виолетты тем более не было желания торчать дома с ребенком, пока муж развлекается. Во время учебного года Лайза готовила уроки в доме Салливанов, после того как укладывала Дейзи в постель. Иногда ее приходил навестить Тай или забегала Кэти, и они вдвоем читали глянцевые журналы о кино. Лайза бы предпочла журнал «Искренние признания», но Кэти боялась, что у них появятся нехорошие мысли.

Виолетта улыбнулась Лайзе, и они смотрели друг на друга через зеркало, пока Лайза не отвела глаз. (Виолетта предпочитала улыбаться с закрытым ртом, потому что один из ее передних зубов обломился, когда Фоли однажды толкнул ее и она ударилась о дверь.) Виолетта любила Лайзу. Лайза знала об этом, и это согревало ей душу. Благосклонности Виолетты было достаточно для того, чтобы Лайза бегала за ней, как бездомный щенок.

Проинспектировав грудь, Виолетта накинула на плечи кимоно и завязала его на талии. Глубоко затянувшись сигаретой, она положила ее в пепельницу, чтобы закончить макияж.

— Как твой бойфренд?

— Хорошо.

— Будь осторожна. Он не собирается серьезно ухаживать.

— Я знаю. Он сам мне сказал, и это так несправедливо.

— Справедливо или нет, но его тетка упадет в обморок, если узнает, что у него есть девушка, особенно такая, как ты.

— Ну спасибо. А чем я ей не угодила?

— Она думает, что ты дурно на него влияешь, ведь твоя мать в разводе.

— Это она вам сказала?

— Ну да, — призналась Виолетта. — Я встретила ее на рынке, и она вытянула из меня информацию. Кто-то видел тебя с Таем и поспешил донести ей об этом. Не спрашивай, кто насплетничал, потому что я не знаю. Я сказала ей, что она дура. Конечно, другими словами — повежливее, но так, чтобы она поняла. Во-первых, заявила я, мать не позволит ей бегать на свидания — девочке только что исполнилось четырнадцать. А во-вторых, Лайза не могла встречаться с Таем, потому что проводит все свободное время у меня. Она вроде успокоилась, хотя я уверена, что нравлюсь ей не больше, чем ты. Тетка считает, что мы недостаточно хороши для нее и ее драгоценного племянничка. Поджав губы, она сообщила, что в школе, где он раньше учился, какая-то девчонка попала в беду. Ты понимаешь, о чем я?

— Да. Он сказал мне, что ему жаль, что так вышло.

— А по-моему, он сделал ей большое одолжение тем, что трахнул ее. Разве ей не повезло?

— В любом случае теперь с этим покончено.

— Не скажи. Нельзя доверять парню, одержимому одним только желанием — залезть тебе в трусики.

— Даже если он любит тебя?

— Особенно если любит, и еще хуже — если ты любишь его.

Виолетта начала красить ресницы, придвинувшись к зеркалу поближе.

— В холодильнике кола и коробка с ванильным мороженым, если вам с Дейзи захочется полакомиться.

— Спасибо.

Виолетта взяла широкую кисточку и несколько раз провела ею по лицу. Открыв шкатулку с украшениями, достала шесть браслетов — тонкие серебряные кольца, которые одно за другим надела на правую руку. Потрясла кистью, и они зазвенели, как крошечные колокольчики. На левое запястье Виолетта надела часы на узком черном ремешке, потом встала и босиком пересекла комнату, направляясь к шифоньеру.

В спальне почти не было следов проживания в ней Фоли: он держал свою одежду в стенном шкафу в углу комнаты Дейзи. Лайза продолжала наблюдать за Виолеттой — вот она повесила кимоно на внутреннюю дверь шкафа, оказавшись в одних только прозрачных белых нейлоновых трусиках, сунула ноги в сандалии и наклонилась, чтобы застегнуть ремешки. От этого движения ее груди заколыхались. Затем она натянула бледно-лиловое летнее платье в белый горошек, которое застегивалось на спине на молнию. Лайзе пришлось ей помочь. Платье плотно облегало ее фигуру, но Виолетте было наплевать, что ее соски расплющивались под ним и становились плоскими, как монеты. Лайза же стеснялась своей фигуры, которая начала формироваться, когда ей исполнилось двенадцать лет. Она носила свободные хлопчатобумажные блузки и смущалась, если сквозь ткань просвечивал лифчик, особенно в школе в присутствии мальчиков. Таю было семнадцать лет, и, будучи переведенным из другой школы, он не вел себя так глупо, как другие мальчишки с отвратительным запахом изо рта и дурацкими жестами, имитирующими мастурбацию.

— Когда будет салют? — спросила Лайза.

Виолетта еще раз провела по губам помадой, а затем сжала их, чтобы выровнять цвет.

— Когда стемнеет. Думаю, часов в девять. — Она наклонилась, промокнула губы салфеткой и затем указательным пальцем аккуратно стерла помаду с зубов.

— Вы с Фоли сразу после салюта вернетесь домой?

— Не-а, мы, наверное, посидим в «Луне».

Лайза и сама не знала, зачем спросила. Так было всегда. Они возвращались домой в два часа ночи. Лайза, сонная и нетвердо стоявшая на ногах, получала свои четыре доллара и плелась в темноте домой.

Виолетта, подхватив копну своих волос, скрутила ее и подняла вверх, на макушку, глядя на себя в зеркало.

— Как, по-твоему, лучше: заколоть или распустить? Еще чертовски жарко.

— Лучше распустить.

— Красота требует жертв. — Виолетта улыбнулась. — Я рада, что чему-то научила тебя. — Она распустила волосы, встряхнув головой, и они рассыпались у нее по спине.

Такова была последовательность событий, хорошо запомнившихся Лайзе, — начало, середина и конец. Она мысленно прокручивала их, словно пленку, снова и снова: Дейзи, читающая комиксы, обнаженная Виолетта, которой она застегивает молнию на платье в горошек, Виолетта, приподнимающая свои ярко-рыжие волосы и откидывающая их на спину. Мысль о Тае Эддингсе вклинилась в этот «фильм» из-за того, что произошло позднее.

В ее памяти запечатлелся один эпизод, по времени протяженностью примерно минут двадцать: Лайза в тесной, не совсем чистой ванной комнате с пахнущими плесенью полотенцами. Дейзи с заколотыми красивыми светлыми волосами принимает ванну. Она сидит в облаке мыльных пузырей, сгребая их и набрасывая себе на плечи наподобие роскошной шубы.

Всякий раз после купания Лайза облачала девочку в пижаму и давала таблетку, которую оставляла для нее Виолетта, когда уходила. Воздух в ванной влажный и теплый, пахнет хвойной пеной. Она сидит на унитазе с опущенной крышкой, следя за тем, чтобы Дейзи не сделала какой-нибудь глупости, например, не утонула бы или не помыла бы глаза мылом. Лайзе скучно, потому что сидеть с ребенком, после того как ушла Виолетта, ей уже неинтересно. Она делает это только потому, что ее просит об этом Виолетта. Разве можно ей отказать? У Салливанов не было телевизора; единственными его обладателями в городе были Креймеры — семья Кэти. Лайза и Кэти смотрели телевизор почти каждый вечер, хотя в последнее время Кэти дулась — отчасти из-за Тая, отчасти из-за Виолетты. Она бы хотела вообще не расставаться с Лайзой. С Кэти вначале было весело, но теперь Лайзе казалось, что в ее обществе она задыхается.

Виолетта заглянула в ванную, держа на руках Бэби. Щенок тявкнул, сверкая глазенками. Виолетта сказала:

— Пока, Лайза, я ухожу. До встречи, детки.

Дейзи подняла голову и выпятила губки:

— Поцелуй!

Виолетта сказала:

— Я целую тебя отсюда, солнышко. У мамы на губах помада, и она не хочет ее размазать.

Она послала Дейзи воздушный поцелуй, а девочка сделала вид, что поймала его, и ответила ей тем же. Ее глаза засияли, когда она увидела, какая красивая у нее мама. Лайза помахала Виолетте рукой, и, когда дверь закрывалась, в ванную вместе с прохладным воздухом ворвался запах фиалковых духов.

Загрузка...