«Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

1. Трудно переводимое выражение — "сошиал воркер"

Одно из наблюдений, которое я сделал, поселившись в Америке, состояло в том, что профессий в этой стране чуть ли не вдвое больше, чем у меня на родине. А одна из прежде неведомых мне профессий — social worker — имеет десятки вариантов. Сущность этой службы даже перевести трудно. Социальный работник? Но такой перевод почти ничего не объясняет, ибо сошиал воркеры занимаются самыми различными делами в больницах, школах, детских домах, в домах для престарелых, во множестве государственных и частных организаций. Дело сошиал воркера — помогать рядовым гражданам ориентироваться в социальном механизме своей страны, защищать права того, кто не знает, как защитить себя. Рассказать об этой своей профессии согласилась Ольга Борисовна, сошиал воркер, работающая в одном из госпиталей Нью-Йорка, в котором лечится много русскоязычных пациентов.

В прошлом Ольга Борисовна — учительница. По её словам, она всегда любила общественную работу, контакты с людьми. "Когда я приехала в Нью-Йорк, моя кузина сказала мне, что по своему характеру я больше всего подхожу к должности сошиал воркера. Я о такой профессии даже не слыхала." Сегодня, пять лет спустя, бывшая учительница уверена в том, что выбор профессии в Америке был сделан правильно. Она любит своё дело, увлечена им.

У этой дамы, в возрасте под пятьдесят, явственно видны признаки сильной личности. О том же свидетельствует и выражение лица и манера, с которой она рассказывает о своей работе. В юности один поклонник, расставаясь с ней, бросил: "Мне не нужен комиссар в юбке." Не исключаю, что та комиссарская психологическая конструкция сохранилась в ней и доныне. Но вместе с тем я уловил в её рассказах много точных наблюдений и к концу интервью убедился: Ольга Борисовна — человек ответственный и строгий к себе и к другим. Особенно занятными показались мне её наблюдения, касающиеся русских пациентов. Работая в госпитале, она имеет возможность наблюдать наших соотечественников в сложных и подчас острых ситуациях. Итак, чем же занимается моя собеседница у себя на службе?

— Нас, сошиал воркеров, в госпитале целая группа, семь человек. В то время, как врачи лечат и прогнозируют болезни, мы тоже должны определить, что ждет больного после выписки из больницы. В основном мы должны заниматься людьми старыми и сильно разрушенными своей болезнью. Я встречаюсь с их родственниками и обсуждаю ситуацию: нужен ли им человек по уходу за больным (home attandent). Нет ли необходимости направить пациента в реабилитационный центр или в дом для престарелых. По роду своей деятельности я связана со всеми этими и многими другими учреждениями, в частности, с центром, ведающим выплатой велфера, с так называемым SSI, с организацией, занятой защитой детей, и с другой, которая охраняет права стариков. И даже с полицией. Чтобы сделать для покидающего госпиталь пациента всё необходимое, я должна детально разобраться в истории его болезни. Если врач вставил больному трубочку в пищевод, я обязана поместить пациента именно в тот дом престарелых, где с такими трубочками умеют обращаться. И подобных вариантов множество. Для того, кто не способен сам добраться до дома, я должна заказать транспорт, снабдить нуждающегося палочкой или вокером.

— С чего начинаются ваши контакты с больным?

— Со знакомства, разумеется. Я прихожу в палату и представляюсь. Спрашиваю, чем могу быть полезна. Узнав, что я сошиал воркер, американцы, даже тяжелобольные, спешат встать и приветствуют меня. А русскоязычные чаще всего спрашивают, что это за штука такая — сошиал воркер. Моя цель — расположить к себе пациента, вызвать его доверие. Это необходимо для его же пользы. Берешь его за руку, и уже возникает чувство доверия, улыбнулся — и уже становишься близким человеком.

— Ваш рабочий день длится с 9 утра до 5 вечера?

— У меня постоянно 35–40 пациентов, так что день напряжён до крайности. Контакты с пациентами и их родственниками порой не завершаются и после того, как я возвращаюсь домой. Если люди обращаются ко мне даже во внеурочное время, я не могу отказать им в помощи.

— Надо полагать, вас радуют далеко не все контакты с больными?

— К сожалению, не все. Больше всего меня огорчает требовательность наших эмигрантов: "Дай! Ты обязана дать!" Это касается любых благ, начиная с велфера и SSI до перевода в палату, которая кажется пациенту более подходящей для него. Другая неприятная черта нашей публики, резко отличающая нас от американцев, — зависть. "Почему она это имеет, а я нет!?" Такие претензии возникают всякий раз, когда речь заходит о женщине по уходу за больным на дому (home attendant). Наши люди привыкли злоупотреблять льготами, которыми их обеспечивает Америка. "Дайте мне человека по уходу на 24 часа", — твердят многие наши пациенты, покидая госпиталь. — Раньше у меня такая женщина работала полные сутки." Я объясняю: времена переменились, Нью-Йорк переживает финансовые трудности. Расходы на обслуживание больных сокращаются. Если у больного есть нужда в круглосуточном уходе, то часть забот о нём должна принять на себя семья или его нужно поместить в дом для престарелых. Некоторые пациенты считают, что это моя злая воля. Сердятся. Обижаются….

Другой тип конфликта возникает в связи с тем, что люди в возрасте 50–55 лет, получающие велфер, по закону обязаны отрабатывать это пособие. В течение 20 часов в неделю им надлежит убирать парки, служебные помещения и совершать другую, столь же немудрёную и не тяжёлую работу. Они приходят ко мне с требованием: "Дайте бумажку, что физическая работа мне запрещена." Я отвечаю, что подобный документ может выдать только врач. Опять обида. "Бюрократы! Чиновники!” Есть и другие случаи, когда наши соотечественники просят снабдить их свидетельствами не совсем чистого характера. Я отказываюсь, говорю этим людям правду в глаза. И опять обида….

— А каким людям, кроме тех, что лежат в госпитале, вы можете помочь? И чем?

— Время от времени к нам попадают алкоголики. Мы направляем их в организацию, где их могут полечить психотерапевты ("Общество анонимных алкоголиков"). Мы защищаем также жен этих пьяниц, если женщины оказываются жертвами своих нетрезвых мужей.

— А среди евреев тоже есть алкоголики?

— Конечно. И не так уж мало. Другая группа россиян, которым я также стараюсь помочь, люди в тяжелом депрессивном состоянии. У нас в госпитале психотерапевтического отделения нет, но я посылаю их к специалистам в другой госпиталь. Склонных к депрессии людей, одиноких и подлинно несчастных, в эмигрантской среде очень много. Главная причина их душевной подавленности видится мне в том, что люди эти, собираясь в эмиграцию, не представляли себе куда и зачем они едут и какие резкие перемены ожидают их в другой стране. Потеря любимой профессии, родных, друзей, того культурного строя, к которому они принадлежали — вот что делает этих, как правило пожилых, людей несчастными.

К той же категории я бы отнесла также этнически русских женщин и девушек, которые буквально толпами едут сейчас в Америку в поисках "сладкой жизни". Они поступают к нам в госпиталь чаще всего в связи с беременностью. Что побуждает их, людей без всяких средств и перспектив, как правило незамужних, обзаводиться ребёнком? Боюсь, что чаще всего это расчёт и расчёт ошибочный. Девы эти слышали, что по американским законам ребёнок, рожденный в Америке, сразу обретает права гражданина этой страны. Ему полагаются все здешние социальные программы. Юные мамы приходят ко мне с вопросом: "Что мне полагается, когда ребёнок родится?" Объясняю, что им не полагается ничего. Социальные блага распространяются в таких случаях только на ребёнка. Мать тут не при чём. В ответ — слёзы, истерика, крики: "Как жить буду?"

— Вы можете что-нибудь сделать для этих несчастных?

— Мне искренне жаль их. Я считаю, что уважения достойна любая женщина, которая хочет стать матерью. В надежде помочь им и, несмотря на то, что женщины эти русские по крови, я обращаюсь в еврейские организации. Кое-какую помощь организации эти моим подзащитным оказывают. Пыталась несколько раз выйти на русские православные церкви, но от них помощи ни разу получить не удалось. Наш госпиталь принимает у таких мам роды бесплатно. Бесплатно же медики наши наблюдают их в течение девяти месяцев. Поток девушек такого рода продолжается и меня это серьёзно расстраивает. Очевидно, в российской глубинке нет никакой достоверной информации о том, что ждет этих людей в Америке. Приезжают в наш госпиталь рожать и жёны так называемых "новых русских". С этими всё в порядке, у них и денег достаточно и собственные квартиры в Нью-Йорке и окрестностях имеются.

— А как видится вам эмигрантская молодёжь? Ведь юноши и девушки тоже попадают иногда в госпиталь?

— К нам доставляют время от времени российских подростков 14–15 лет, пытавшихся покончить с собой. Чаще всего врачам удаётся вернуть всех этих мальчиков и девочек к жизни. Разбираясь в их документах, я пыталась понять, что же толкает этих неоперившихся птенцов к самоубийству. Мне видятся здесь несколько причин, вызванных опять-таки эмиграцией. Человек в подростковом возрасте более всего беспокоится о том, каким видят его ровесники, приятели. В американской школе юный эмигрант наталкивается чаще всего на антипатию аборигенов. Его часто третируют. Он чувствует себя никому не нужным, одиноким. У родителей в первое время по приезде в чужую страну мало времени для общения с потомством. Им нужно зубрить язык, искать службу. Отсюда одиночество юнцов, их мысли о смерти. Когда я общалась с этими девочками и мальчиками, то не раз слышала от них вопрос: "А зачем меня родители сюда привезли? Я их не просил об этом".

Случается, что к самоубийству наших ребят толкает также первая любовь. Они не могут её высказать, не могут понять, что с ними происходит. Это усиливает чувство пустоты, одиночества. Мы стараемся вовлечь таких детей в какую-нибудь общественную деятельность. Например, вводим их в дискуссионную группу, которую ведет психотерапевт. Здесь юноша или девушка могут пообщаться со своими ровесниками, получить некоторую поддержку окружающих. Одновременно я связываюсь со школой, где есть свой сошиал воркер, мы консультируемся. Несколько раз я переводила таких детей в другие школы. Это тоже помогало им выйти из тяжёлого душевного состояния. Меня, однако, пугает тот факт, что попыток к самоубийству становится всё больше и больше. Я беседую с родителями, но вижу, что далеко не все из них понимают корни этих трагедий. Гонка за американским успехом часто заслоняет папам и мамам серьёзность той беды, которая свершается в их доме.

— В каких ещё ситуациях, по вашему мнению, эмиграция проявляет свои негативные стороны?

— Эмиграция сотрясает наши семьи по самым различным поводам. Бедой номер один я бы назвала разводы. Причин для развала семьи множество, но главная видится мне в том, что женщины наши в эмиграции врастают в американскую жизнь быстрее мужчин, получают профессию и скорее начинают зарабатывать. Неактивность мужа в этих случаях вызывает раздражение жены, недовольство, развод.

— Но ведь это та сфера, в которой вы для успокоения раздражённых супругов уже ничего сделать не можете? Не так ли?

— Да, разбитый сосуд склеить трудно. Разумеется, пытаюсь говорить с обеими сторонами по отдельности и вместе. Пытаюсь смирить накал негативных страстей. Но тут ни мои профессиональные навыки, ни опыт психотерапевта, чаще всего успеха не имеют.

Другой узел, который развязывать также бывает нелегко, это проблемы, связанные с домом для престарелых. Время от времени ко мне приходят люди и говорят, что вынуждены отдать отца или мать в старческий дом.'Просят помочь им. Я знаю: для пожилых людей из России такое переселение видится бедствием. Иногда за просьбами младших я угадываю откровенное желание эгоистов избавить себя от лишних забот. В таких случаях приходится умерять пыл этих жестоких холодных людей. Я напоминаю им о их долге по отношению к родителям.

В некоторых ситуациях я вынуждена обращаться в американскую организацию, занимающуюся защитой прав стариков.

— Насколько я понимаю, служба сошиал воркера требует немало эмоциональных усилий.

— Это верно. Но главная трудность — сохранять при всем том полное внешнее спокойствие. Мое лицо не должно отражать никаких внутренних душевных неурядиц. Надо быть открытым, готовым к улыбке, руки должны быть свободными и обращенными к пациенту. Это целая школа, назначение которой побудить собеседника к доверию и спокойствию.

— Вы расходуете на каждого пациента немало сил. Понимают ли они это? Склонны ли соотечественники к благодарности?

— Как кто. Некоторые в знак признательности приносят мне деньги. Как они их приносят, так и уносят. Я денежных даров ни от кого никогда не принимаю. Те, кто поделикатнее приносят конфеты. Я не отказываюсь и угощаю своих коллег. Но дороже всего для меня, когда я слышу от человека прочувствованное "Спасибо!" После такого "спасибо" хочется работать еще лучше….

— Спасибо вам, Ольга Борисовна, и от меня и от наших читателей. Но, простите, мне показалось что вы как-то уклонялись от разговора о конкретных личностях. Я не услышал от вас ни одного имени. Это случайность?

— Нет, закономерность. Моя профессия, кроме прочего, обязывает меня сохранять в тайне от посторонних все то, что я слышу от моих пациентов и их близких. Когда я разговариваю с семьей, дверь в моем кабинете закрыта. Я предупреждаю своих собеседников: наш разговор строго конфиденциален. Если во время беседы я что-то записываю, то обязана сообщить собеседнику, что именно я пишу. Профессия сошиал воркера обязывает нас уважать права и интересы доверившейся нам личности.

— А свою личную жизнь вы скрываете от посторонних столь же строго?

— Отнюдь нет. Спрашивайте — отвечаем.

— Вы начали с признания, что остаетесь пока незамужней. И как будто даже гордитесь той оценкой, которую слышали о себе в юности: "Комиссар в юбке". Значит ли это, что семья и всё с ней связанное не представляет для вас никакой ценности?

— О, семья — это прекрасно! Скажу откровенно, я подчас устаю быть сильной. Этого требует от меня моя профессия, но иногда хочется опереться на чьё-то более сильное плечо. Увы, я не встретила пока мужчину, который бы духовно и душевно оказался сильнее меня. Не случалось встречать и мужчин, так сказать, на равных. Ну что ж, если семья не предвидится, пусть всё идёт так, как шло до сих пор. Мои пациенты и впредь будут находить опору в моём характере, в моей верности их проблемам.

— Благодарю вас за беседу. Позвольте, тем не менее, пожелать вам обрести и семейное счастье.

2. Быть человеком

Одно из печальных следствий моей профессии состоит в том, что где бы я ни жил, дом наш всегда переполнен огромным количеством исписанной бумаги. Копятся письма читателей, копии уже опубликованных очерков и книг, тексты взятых интервью и множество другого бумажного мусора. Жена, разумеется, ворчит. Я с ней соглашаюсь, обещаю расчистить полки в своём кабинете. Но дел много и без того, так что расчистка откладывается, а бумаг становится всё больше и больше… Но есть в этой ситуации и положительная сторона. Время от времени, копаясь в бесчисленных папках и пакетах, я обнаруживаю кое-что давно забытое, но не потерявшее ценности. Так, недавно обнаружил я целую пачку фотографий героя одной из моих книг. Случилось это как раз в тот момент, когда готовилось второе издание этой книги. Удалось таким образом иллюстрировать её интересными снимками. Случалось сыскать в бумажных завалах рукописи и письма дорогих людей, подчас уже покойных или оставшихся по другую сторону океана. А на днях обнаружил я у себя газетные вырезки многолетней давности. Оказывается, году примерно в 1989-90 собирался я провести анализ брачных объявлений наших эмигрантов и собрал для этой работы две сотни такого рода призывов о любви и браке. Очерк почему-то написан не был, и теперь я с лёгким сердцем собирался выбросить всю эту пожелтевшую газетную бумагу в мусорную корзину. И вдруг мелькнула занятная идея. А что, если сравнить старые объявления с теми, что публикуются в русских газетах сегодня? Идея вроде бы с первого взгляда странная. Любовь, браки, поиски близкого человека — явления вечные и однозначные, что может измениться за считанные годы в этой игре Его с Ней и Её с Ним? Тем не менее я перелистал несколько свежих газет, выстриг из них опять-таки двести объявлений и принялся сравнивать их с тем, что публиковалось в начале 90-х. Даже при первом взгляде удалось заметить: характер брачных объявлений изменился. В этих интимных призывах явно отразились перемены наших вкусов и нравов, вызванных приездом в Америку.

Вооружившись микрокомпьютером, я принялся выявлять ту информацию, которой наполнены крохотные вроде бы призывы наших мужчин и женщин. Информации оказалось даже больше, чем я полагал. Итак, что же пишут о себе люди, жаждущие найти подходящую пару, и как описывают они свою желанную (своего желанного)?

В брачных объявлениях и та и другая сторона, как правило, не скупится на восторженные эпитеты. "Ищу симпатичную, внимательную, скромную, порядочную, добрую,” — пишет он. Она взывает столь же ласково и нежно: хотела бы встретить "серьёзного, доброго, заботливого человека, мужчину с глубокими чувствами, человека, способного понимать чужую душу". В этом потоке славословия себе и ей довольно часто мелькает эпитет интересный, интересная. "Ищу интересную, да и сам я интересный." Выражение это кажется мне, честно говоря, вульгарным и свидетельствует скорее всего о провинциальном, южноукраинском происхождении подателя объявления. Помните? "В ответ, открыв "Казбека” пачку, ответил Костя с холодком: вы интересная чудачка, но дело, видите, не в том.” Нетрудно заметить, что сегодня "сладких" эпитетов типа "интересный", "симпатичный" в объявлениях стало значительно меньше. Ощущается даже некоторая суховатость в оценке той (того), кого надеется встретить податель объявления. Сегодня появился тип мужчины, желающий получить даму "без иллюзий", а женщины акцентируют своё внимание на "надёжных" и "ответственных". Похоже, что романтизм прошлого постепенно покидает тех, кто добрался и обжился на американских берегах. "Красивая", конечно же, необходима, желательна также "худощавая", "стройная", "некурящая", "склонная к хозяйствованию". Но это уже разговор по делу, отбор реальных качеств.

Почему процент эмоциональных призывов упал и заменился вполне конкретными требованиями? Мне кажется, что эта закономерность отражает перемены в нынешнем составе российской эмиграции. Общество наше пополнилось за последнее время людьми более приземлёнными, теми, кто в прошлом не спешил за океан, годами приглядываясь и присматриваясь к "про" и "контро” американской жизни. Не исключаю и другое: освоив английский язык, часть наших соотечественников принялась в своих брачных объявлениях копировать американский стиль, чёткий, суховатый и до предела материализованный.

В объявлениях прошлых лет моё внимание среди прочего привлекли слова "интеллигент", "интеллигентный". Поразило, что 38,5 процента мужчин и женщин называли себя интеллигентами и жаждали найти опять-таки интеллигентного партнёра. В сегодняшних объявлениях слово это употребляется в два с половиной раза реже (15 процентов). Такой резкий перепад кажется мне также не случайным. Напомню: в семидесятых — начале восьмидесятых годов евреи Прибалтики, а также из российской, украинской и белорусской глубинки предпочитали эмигрировать в Израиль. В Соединённые Штаты в те годы старались попасть представители политической оппозиции, диссиденты из Москвы и Ленинграда. Какое-то время именно этот тип российского интеллигента был подателем брачных объявлений в Америке. Постепенно, однако, интеллигентов, людей творческих профессий в общей массе нашей эмиграции становилось всё меньше. Соответственно менялись и идеалы. Понятия: "интеллигентная", "духовно богатая", "желательно уроженка Москвы" отступали перед спросом на "интересных" и "симпатичных”. Это не значит, что сегодня наших женщин не интересуют мужчины высокой духовности, а мужчинам не нужны больше подруги образованные, читающие и склонные к интеллектуальному общению. В нынешних объявлениях мы по-прежнему обнаруживаем спрос не только на телесный, но и на духовный "товар". Пропорции, однако, заметно сместились. Боюсь, что женщине-профессору, чей призыв я обнаружил несколько дней назад в одной из газет, будет труднее сыскать себе друга жизни, нежели той, которая, говоря о себе в объявлении, всячески подчёркивает признаки соблазнительной самки ("Я дважды женщина, женственная женщина").

Довольно явственны и другие перемены, произошедшие за последние годы в наших "сексуальных" вкусах. Мужчины всё чаще подчёркивают в брачных объявлениях свою материальную обеспеченность. Сообщение об этом повторяется так часто, что оно начинает выглядеть, как некий крючок с особо вкусной наживкой. Появилась даже такая слабо прикрытая формулировка: если ты мне отдашься, то я, может быть, даже поправлю твои финансовые дела. Речь идёт не о браке, а о своеобразном мужском благодеянии, выплате за постельные радости. Дескать, покупаю и плачу наличными… Но одновременно, в недавнем номере газеты, я обнаружил и откровенный пример мужской проституции. Как иначе назвать такое вот предложение: "Молодой человек… познакомится с состоятельной дамой." Подобных предложений в сегодняшних газетах не слишком много, но несколько лет назад они и вовсе бы показались русскому читателю дикостью. Не знаю, как для кого, а в моём понимании женщина, ищущая мужа "живущего в собственном доме”, выглядит всё-таки более прилично, нежели откровенное предложение молодого человека, готового продать себя "состоятельной даме”.

Вмешательство материального момента в брачные дела, разумеется, не новость. Оно присутствовало всегда, и в том числе в пору нашей "советской" жизни. Но, судя по полученным мною цифрам, денежки сегодня играют при избрании спутника жизни всё большую роль. Обеспеченных мужчин и женщин в нашем эмигрантском обществе за последние годы становится всё больше. Среди тех, кто давал брачное объявление в 1990 году, обеспеченными и материально устроенными заявляли себя 31,5 процента. Сейчас о своём материальном благополучии пишут уже 39,5 процента мужчин. Но и женщин, надеющихся сыскать для себя "богатенького", становится всё больше. Их число за десятилетие возросло с 13 до 18 процентов. Цифры такого рода явственно свидетельствуют о том, что при всей привлекательности счастливого брака или сладкого секса в эмигрантской среде нарастает расчётливость и потребительство. И это несмотря на то, что работающих женщин, судя по тем же брачным объявлениям, стало больше. Обобщение, конечно, дело рискованное, но чем дальше шли мои подсчёты, тем убедительнее выступала печальная закономерность: дамы наши, особенно молодые, давая объявление о браке, жаждут не только семейного тепла и не столько стремятся избавиться от одиночества, сколько ищут мужика с кошельком. Формула "ищу обеспеченного" становится всё более главенствующей.

Но оставим низменные материальные помыслы некоторых наших соотечественников и обратимся к тому главному, из-за чего люди вообще дают брачные объявления. Будучи человеком семейным, отметившим тридцать три года благополучного супружества, я с пониманием и симпатией отношусь к тем землякам, которые мечтают обрести в этом мире домашний уют. С таким настроением принялся я разделять лежащие на столе объявления на те, где Он (Она) четко говорят о семье и браке, и на те, где явственно виден поиск партнёра (партнёрши) для секса. В 1990 году подавляющее большинство мужчин и женщин писало о том, что мечтают о создании семьи. Таких было 64 процента, то есть почти две трети. Сегодня такие намерения привлекают лишь 52 процента. Для 48 процентов мужчин и женщин, письменно взывающих о любви, речь идёт лишь о любви сугубо постельной. Правда, некоторые объявления завершаются неопределённым замечанием: "возможен брак". Но первый этап знакомства представляется этим людям вполне откровенно в виде испытания друг друга так сказать в натуральном виде.

Нынешнее племя "одиноких" в отличие от прошлых лет при разъяснении своих сексуальных стремлений абсолютно не стесняется. В 1999 году уже нисколько не стыдно сообщить, что ты женат, но хотел бы вместе с тем заиметь для развлечения "замужнюю женщину, миниатюрную и игривую". Двое парней, опять же ничуть не смущаясь, пишут, что им необходимы две столь же бойкие девушки, якобы "для создания семьи". Какой семьи? Из четырёх человек? А один молодой человек совершенно спокойно заявляет, что хочет познакомиться с "двумя смазливыми девушками". С двумя сразу?

Говорить о нравственном лице всех подобных субъектов нет смысла. С ними всё ясно. Могу лишь отметить, что ничего подобного 8-10 лет назад в русской эмигрантской прессе не появлялось. За всеми этими "раскованными” заявлениями видится новый тип эмигранта, привезшего свою вседозволенность из постгорбачевской России.

Извечная российская привычка жульничать, дабы любыми средствами вырвать у государства свой кусок, не покинула нас и в Америке. Один из таких Примеров — "деловой брак". Беру в руки свежий номер русской ньюйоркской газеты, читаю: "Молодой порядочный мужчина ищет гражданку США для делового брака." Суть предложения дошла до меня не сразу. Между тем всё очень просто. Такие вот "порядочные” мужчины из числа незаконно въехавших в страну предлагают женщинам-эмигранткам, уже получившим американское гражданство, расписаться и тем самым дать своему псевдомужу право якобы законного проживания в Соединенных Штатах. Объявлений, призывающих к заключению "деловых браков", опубликовано в нашем городе за минувшую неделю не менее десятка. Среди двухсот брачных объявлений 1990 года я ни одного "делового" не обнаружил. Похоже, что за последовавшее десятилетие представление нашей публики о порядочности сильно изменилось.

А вот ещё одна "новинка", опять-таки возникшая в последнее время. "Очень привлекательная, тридцатипятилетняя украинка из Полтавы" хочет познакомиться в Америке с мужчиной возрастом постарше. Такие же очаровательные (примерно в том же возрасте) женщины просят нашего брата-эмигранта вытащить их из Ижевска, Пятигорска, Калининграда и других провинциальных городов России. Подобных призывов в 1990 году я не обнаружил, сегодня же они раздаются всё чаще и чаще. На двести объявлений я обнаружил таких почти два десятка. Похоже, что тридцатипятилетним женщинам из российско-украинской глубинки уже ничего не светит. Остаётся одно: искать мужчину на другой стороне планеты.

Национальные чувства, сотрясающие территорию бывшего Советского союза, находят своё отражение и в сегодняшних брачных объявлениях. В каждом десятом теперь упоминается национальность желанного друга или подруги. Есть спрос и на украинцев и на русских. Но чаще всего в эмигрантских газетах 1999 года упоминается еврей и еврейка. Мне видится в этом возросшая раскованность бывших советских граждан. Нам уже нет нужды скрывать, какой именно национальный характер мы хотели бы видеть в лице своего мужа или жены.

Из брачных объявлений последнего времени явственно вылезают также признаки нашей постепенной американизации. Мужчины теперь всё чаще ищут девушку, родившуюся под тем или иным знаком Зодиака. Кому-то мила Дева, кому-то требуется Рак или Телец. Ни о чём таком мы в прошлой нашей жизни не слыхивали. А вот ещё один "дар" Америки. Сколько я себя помню, российская (как интеллигентная, так и простая) публика считала гомосексуализм чем-то чуждым и отталкивающим. Сегодня восемнадцатилетний юнец, сын или внук семьи "беженцев", открыто объявляет, что он "в силу своей неординарной сексуальной ориентации нуждается в друге". Среди подателей брачных объявлений таких геев (так, нисколько не смущаясь, они называют себя сами) уже немало. Догнали-таки Америку.

Попробуем подвести итоги. Как и все эмигранты, оставившие позади один мир нравов и представлений и осваивающие другой, мы, разумеется, пребываем на распутье. Культурная мешанина захватывает все сферы эмигрантской жизни, и в том числе область отношений семейных, сексуальных. Советский режим до конца 70-х годов относил брачные объявления к буржуазным мерзостям, аморальным по самой своей сути. Нам твердили, что безнравственность таится за каждой строкой такого объявления. Некоторые мои знакомые и до сих пор не могут освободиться от этой вздорной идеи. А между тем, в десятках прочитанных мною объявлений я уловил искреннюю тоску по близкому человеку, надежду на семейное тепло, уют. Сочувствие вызывают старики, обращающиеся к соотечественникам с просьбой как-то скрасить им оставшиеся годы жизни. Такую же симпатию я ощущаю, когда держу в руках объявление мечтающей о семье молодой изуродованной горбом женщины. Она мечтает о семье. Шансы её на успех невелики. Но не будь в наших газетах колонки брачных объявлений, шанс этот и вовсе упал бы до нуля. Хотелось бы верить, что дождется своего счастья и другая женщина, та, что объявила: "Мне только пятьдесят". Эта пятидесятилетняя "невеста” ждет телефонного звонка от "устроенного рыцаря еврейской национальности". Ну, что ж, среди нашей почти миллионной еврейской эмигрантской колонии, возможно, есть и рыцари. Кого только среди нас нет!

Поселившись в чужой стране, мы оказались рассеянными по огромной территории, разделёнными так, что найти друг друга, как это было в России, попросту невозможно. На помощь приходят брачные объявления. Нет, я решительно не против такой формы знакомств, хотя и подозреваю, что удача приходит к подателям всех этих призывов не так-то часто. Хотелось бы только, чтобы, призывая будущую подругу, молодой и не слишком молодой человек яснее видел свой собственный портрет и заодно и лицо той, которую он ожидает. Хотелось бы также, чтобы материальные расчёты не заслоняли бы людям радость счастливой встречи, а жажда интимной близости не превращалась в поиск какой угодно самки или любого физиологически функционирующего самца.

Знаю, знаю, найдётся немало читателей, которые осмеют мой романтизм. Но хочется верить, что эмиграция не всех нас лишила традиционного российского романтизма, того, что многократно воспет от Пушкина и Лермонтова до недавно ушедших в мир иной Давида Самойлова и Юрия Левитанского. Разумеется, кому-то по душе "интересная чудачка", а кому-то — "Прекрасная Дама". Это дело личного вкуса. Но есть в процессе поисков сердечного друга и нечто единое. Каждому жаждущему радостной встречи мужчине, мечтающей о любви женщине всего важнее в эту пору оставаться просто Человеком.

3. "Когда я стану американским генералом…

Слова эти произнёс молодой человек, лишь несколько дней назад отметивший своё шестнадцатилетие. Нет, он не шутил. Более того, юноша, сын российских эмигрантов, имел ввиду генеральство именно в американской армии. Среди наших соотечественников, поселившихся в последние годы в Соединённых Штатах, мне не раз приходилось встречать всякого рода карьеристов, от писателей, безумно влюблённых в своё творчество, до политиков, уверенных в том, что их ждет впереди кресло конгрессмена, представителя русской общины. Но в высказываниях спокойного и вполне разумного Митчела Черняховского никакой самовлюблённости я не заметил. Просто год назад, избрав профессию военного лётчика, этот школьник сдал экзамены в Военную Академию. Он уже получил первое воинское звание — старший сержант. После двух часов беседы с Митчелом и его родителями я убедился: фраза о генеральстве членами этой семьи воспринимается как нечто вполне реальное.

Но сначала несколько слов об Академии, где учится Митчел. Это учебное заведение, расположенное неподалёку от города Филадельфия (штат Пенсильвания), отметило недавно свои 70 лет. Но прославились эти места ещё раньше. Две сотни лет назад будущий первый Президент Соединённых Штатов Вашингтон готовил в окрестных лесах американские боевые отряды, которым предстояло сражаться с англичанами. Лес тот, ныне превращенный в пригородный парк, именуется Valley Forge. Тут и раскинула свои корпуса Valley Forge Military Academy. По сути учебное заведение это в полном смысле слова Академией не является. В парке расположилась частная школа, где на руководящих постах пребывают отставные генералы и адмиралы. В качестве учителей сюда берут лишь специалистов высшего класса. Высокий уровень знаний, который получают здешние ученики, прославил Академию на весь мир. Среди её выпускников немало людей, сделавших блестящую карьеру. В частности, Академию окончили в своё время генерал Норман Шварцкопф, сенатор Варен Рудман, писатель Дж. Селлинджер. Сегодня сюда прислали своих сыновей Президент Республики Никарагуа и посол Саудовской Аравии в США. Кстати, учиться в Академии совсем не дёшево: годовая стоимость обучения переваливает за двадцать тысяч долларов.

О существовании "военной школы" Митчел услыхал, ещё будучи школьником второго-третьего класса. "Я был лентяем, — признаётся он, — учился неплохо, но не выполнял домашних заданий, за это получал в классе двойки. Родители пугали меня: будешь бездельничать — пошлем тебя в военную школу, там лентяев наказывают очень строго." В двенадцать лет Митчел заявил маме, что хочет. Наконец, посмотреть, что это за место, которым его постоянно пугают. Родители повезли сына в Академию. Ничего страшного для себя мальчик там не обнаружил. Наоборот, парк с красивыми зданиями среди зелени понравился, а ещё больше расположили к себе дружелюбные, корректные мальчики-кадеты, с которыми довелось познакомиться. Возникла мысль перейти из обычной городской школы в Академию. Прошло ещё три года, и пятнадцатилетний Митчел в этом своём решении дозрел окончательно. Сказал родителям, что хочет получить действительно хорошее образование, да к тому же и стать военным лётчиком. Родители не возражали, хотя мысль о сыне-военном лётчике маму, конечно, обеспокоила. Зато приятели отнеслись к решению Митчела резко отрицательно. У них были свои аргументы: во-первых, в Академии нет девочек, да и товарищеские связи прервутся, ведь девять месяцев в году "академик" будет жить в казармах. Митчел, однако, от решения своего не отказался.

Возможно, я выскажу несколько странную мысль, но мне кажется, что на нашем характере сказывается среди прочего место рождения. Очень явственно это заметно на моих друзьях-одесситах. Знакомые москвичи по душевному складу опять-таки не похожи на ленинградцев. И так далее. Родители Митчела — россияне — произвели его на свет в Америке, и американизм явственно проступает в характере мальчика. Он страстный спортсмен, обожает футбол и каратэ. Но для него это не просто развлечение, а область, в которой он постоянно добивается побед. Так, на всеамериканских соревнованиях по каратэ двенадцатилетний в ту пору Митчел занял третье место и сегодня у него "чёрный пояс". Таково же его отношение к музыке. На рояле и кларнете он играет с четырёх лет, и это опять-таки не область личного развлечения. Едва поступив в Академию, он начал пробиваться в оркестранты всемирно знаменитого тамошнего оркестра. И пробился. Уже побывал вместе с оркестром в нескольких странах Европы. Обучение в Академии мой собеседник опять-таки рассматривает, как рывок к своей будущей нерядовой карьере. Чем не американский характер?

"Путь наверх" даётся, однако, нелегко. Особенно тяжкими были первые шесть недель в Академии. Этот американский "курс молодого бойца” значительно более жёсток, чем тот, что я испытал в советской армии. От подъёма в 5:45 до отбоя в 10 вечера юный воин пребывает в постоянном напряжении. Строевая подготовка, уборка помещений, изучение Устава (на память!), занятия музыкой. Ни поесть толком, ни выспаться начинающему кадету в те дни не удавалось. Надо было привыкать к строгому режиму, умению работать вместе со всем подразделением. В те шесть недель начальство рассматривало новичков как плебеев, период этот так и назывался: "плиб-систем".

Митчел вспоминает. "Новички были разделены на группы по десять человек. Нам было объявлено: "Отныне забудьте слова "Я", "Мне", "Моё". Есть только "мы" и "наше". Вы — братья, каждый отвечает за всех и все за одного". Если сделаете что-либо запретное — наказание будет нести всё подразделение. Запретов же оказалось немало: нельзя выходить из помещения одному, только в сопровождении старшего; нельзя звонить домой и встречаться с родителями, нельзя курить, нельзя ни на минуту опаздывать, ни на шаг отставать от остальных. Надо научиться подчиняться старшим. Если тебе 14 лет, а ты встретил шестнадцатилетнего, знай, он имеет право командовать тобой…" Отец Митчела добавляет: "Переход от спокойной семейной жизни к жизни армейской — дело непростое. Некоторые мальчики пытались сопротивляться и тем весьма усложнили себе шестинедельный период. А Митчел быстро уразумел смысл и суть "плебейской системы” и перенёс испытание очень спокойно. Идёшь в генералы — не спотыкайся…”.

"За этот год Митчел сильно изменился, — добавляет мать. — Он уже не мальчик, а юноша, взрослый человек." У родителей есть достаточно оснований радоваться за сына. Недавно Лариса Черняховская получила письмо-поздравление от одного из руководителей Академии. Бригадный генерал в отставке Джо Фразар сообщил, что по своим отметкам и поведению Митчел признан лучшим кадетом Академии. "У вас есть все основания гордиться той степенью активности и трудолюбия, которые ежедневно проявляет ваш сын," — писал генерал. Мать со счастливой улыбкой показывает мне недавнюю фотографию Митчела: он в мундире, с левого плеча свисает золотая лента — знак избранности. Из 850 учащихся Академии за год такой ленты удостаиваются только трое.

Довольны родители и условиями, в которых учится и живёт их сын. Учителя — великолепные. В классе всего лишь десять учеников. Спят кадеты в комнатах на двоих. У каждого свой шкаф, где развешаны девять академических форм: школьная, спортивная, парадная, камуфляжная и т. д. Одежду свою мальчики сдают в рядом расположенную прачечную и чистку. Одежде в Академии вообще придаётся особое значение. Достаточно сказать, что здешний портной еженедельно подгоняет форму каждого юноши. В столовой кадеты не стесняются, в соответствии с аппетитом каждый берёт себе, сколько хочет и чего хочет. На территории Академии свой магазин, почта, спортивный зал, бассейн, участок для конного спорта. На это и время выделено: два часа ежедневно. В субботу и воскресенье родители имеют возможность провести время в обществе сына. И ещё одна деликатная деталь: все учителя живут на территории Академии. Так что, если вы чего-то не поняли на уроке или у вас не ладится домашнее задание, можете вечером отправиться за консультацией на квартиру учителя.

Как уже было говорено, все эти блага (и в том числе довольно дорогие учебники) стоят немалых денег. Отец со вздохом констатирует, что решив дать сыну образование высшего класса, они с женой вынуждены были не только отказаться от покупки дома, но даже от привычных развлечений, поездок на курорт, отпусков. Грустно, конечно, но менять своё решение супруги не намерены. Надеются, что их скромный семейный бизнес — табачный магазин — позволит им осуществить свою цель: прочно поставить парня на ноги. Митчел уважительно говорит о жертвах, на которые идут родители. На вопрос, как он в Академии справляется с ненавистной ему математикой, он по-военному четко рубит: "Зубрю! Другого выхода нет!"

А как складываются в Академии отношения между потомками богачей и всякого рода знаменитостей и детьми таких скромных семей, как Черняховские? "Мы все равны, — уверенно заявляет Митчел. — У нас одинаковая одежда, причёски, мы едим одну и ту же пищу. Никаких разговоров о папочкиных миллионах я никогда не слышал. Выделяться по происхождению не подобает. Строго-настрого запрещены также выпады национального характера. "Нам объяснили: тот, кто позволит себе антисемитские высказывания или недоброжелательство по адресу чернокожих, будет немедленно исключен и внесённые за него родителями деньги пропадут."

Всеобщее равенство подчёркивается в Академии также через церковь. Посещать церковную службу по воскресеньям обязаны все учащиеся, независимо от национальной принадлежности и веры. Еврей по крови и по вере, Митчел Черняховский не видит для себя ничего странного в том, чтобы в воскресенье провести полтора часа в обществе православных, мусульман, протестантов, индуистов, и выслушивая католическую службу. "Нам просто напоминают о Боге и о том, как надлежит себя вести в этом мире”, — комментирует Митчел. После службы в церкви, как правило, выступают знаменитые американцы, толкующие с молодёжью о моральных проблемах: как укрепить свою волю, отказаться, от алкоголя, научиться уважать ближнего. "Мне-особенно понравилась речь еврея-генерала, — вспоминает Митчел. — Этот рабай командовал всеми религиозными службами в американской армии. Более всего он призывал нас к терпимости…".

Должен признаться: брать интервью у молодого человека мне было непросто. Он хорошо понимал мои вопросы, но для ответа ему явно не хватало слов. Приходилось переходить на английский. Митчел родился в Америке и, как это частенько случается с нашей публикой, родители не сумели сохранить у мальчика язык оставленной родины. И тем не менее он и сегодня неплохо говорит, читает и даже пишет по-русски. "Виновата" опять Академия. Среди других предметов юноша получил курс русского языка. Его учителем оказался полковник Миллер, в прошлом советник Президента Картера по российским делам. Американец Миллер влюблён в русскую классическую литературу и историю. Теперь, когда его студенты овладели основами языка, он намерен прочитать им курс истории и познакомить с российской классикой. Митчел уже начал читать "Войну и мир" и другие книги о периоде Наполеоновских войн.

В характере этого парня меня особенно привлекает чёткость его планов. Он планирует свою жизнь на недели, месяцы и даже на годы вперёд. Ближайшие два года уйдут на окончание школы (хай скул). В 18 лет он предпримет попытку перейти из этой Академии в Академию военно-воздушную. Оттуда он выйдет уже лётчиком-офицером. Да, он знает, что в Военно-воздушную попасть нелегко. Туда ежегодно подают заявления 20 тысяч желающих, а принимают туда всего лишь полторы тысячи. Но Митчел уже сейчас предпринял шаги, которые повысят его шансы стать лётчиком: он сдал первый экзамен и провёл неделю в летнем лагере той Академии, чтобы присмотреться к ней, да и к нему чтобы пригляделись. Ведь всего через 18 месяцев предстоит подавать бумаги туда. Хотя до завершения Военно-воздушной академии ещё далеко, Митчел уже сегодня рассчитывает своё будущее. Став лётчиком, он посвятит военной службе десять лет. Дальнейшая его судьба будет зависеть от того, в каком чине он окажется после первого десятилетия. Если достигнет высокого ранга (в этом месте нашей беседы снова прозвучало слово "генерал"), то останется служить в армии до конца своих дней. А коли мечта не сбудется, ну что ж, пойдёт в какой-нибудь бизнес.

Может показаться, что за всеми этими расчётами молодого человека кроется лишь жажда быстрой и успешной карьеры. Но Митчел видит в своей будущей службе нечто более значительное. "Быть в армии офицером высокого звания — значит не просто служить, ожидая очередной звёздочки на погонах, — говорит он. — Для меня это служба стране, моей стране. Я тут родился, это моя родина." Отец и мать вспоминают: подобные высказывания они услышали впервые, когда сыну было всего лишь 8–9 лет. В доме тогда ещё новоприезжих Черняховских время от времени собирались гости-россияне. За столом недавние эмигранты обсуждали и осуждали страну, в которой предстояло начинать жизнь сначала. Преуспевшим страна нравилась, неудачники её поносили. Последних было, как правило, больше. Звучали фразы о "тупых американцах", о "бездуховности и сребролюбии здешнего общества". Мальчик слушал всё это и однажды, после ухода гостей, решительно заявил: "Америка — самая лучшая из всех стран мира." В устах ученика третьего класса такой "приговор" звучал несколько наивно, но Митчел и позже никогда не менял своего отношения к стране, где ему довелось родиться….

Сейчас Митчел дома, на летних каникулах. Вроде бы можно расслабиться. Но принятый им темп не меняется. Летом предстоит вернуться в академию раньше других. Ему будут вручать воинское звание, что-то вроде старшего сержанта. Звание предполагает, что отныне он будет кем-то командовать. А коли так, то надо будет ещё более урезать летний отдых и пройти курсы командиров. На тот случай, если не удастся попасть в Военно-воздушную Академию, предстоит идти учиться в колледж. А это тоже требует семинедельной подготовки. Нет, каникулы отнюдь не время безделья. Скучать не приходится. Ведь ко всему прочему он ещё и оркестрант Академического оркестра. Оркестр — гордость Академии, его выступления ждут по всему свету. Королева Британии пригласила оркестр приехать в Англию, чтобы открыть Новогодние торжества. Есть приглашения и от правительств других стран. Так что оркестрантам приходится репетировать и репетировать….

Знакомые и приятели жалуются: "Мы тебя месяцами не видим. Что ты носишься как угорелый? Обижена и подружка Митчела, его ровесница, как и он, родившаяся в Америке. Девушке явно не хватает внимания своего друга. Но похоже, что и приятели, и подруга — сегодня уже не главные лица его жизни. Обязательств выше головы. На днях Митчел сдал шофёрский экзамен. Хочется посидеть за рулём подаренной родителями машины, но и на это занятие времени не хватает…

… Я не знаю, до каких именно чинов дослужится мой юный собеседник. Не берусь гадать, грозят ли ему в конце концов генеральские эполеты. Кстати, таких российских мальчишек, как он, в Академии немало. О чём они мечтают там, догадаться не трудно. Но в судьбе Митчела Черняховского меня занимает другое. Есть такое понятие: "НАЙТИ СЕБЯ". Найти смысл и назначение своей жизни удаётся не каждому, даже очень богатому и знаменитому. Старший сержант военной Академии Митчел Черняховский может гордиться: он себя нашёл. И в этом его главное достижение.

18 июля 1998, Нью-Йорк

4. Любовь

Тот незначительный эпизод из московской жизни всплыл в моей памяти по аналогии с тем, с чем я столкнулся в Нью-Йорке.

Событие вроде бы банальное: Он нашёл Её, они понравились друг другу, сошлись, зафиксировали рождение новой семьи. Такое происходит в мире каждый час, каждую минуту. Но в московском и нью-йоркском случаях внимание окружающих привлек необычный возраст жениха и невесты. Ему исполнилось 86, её возраст приближался к восьмидесяти.

Пожилые москвичи эти много лет жили в нашем доме. Люди тихие, спокойные. У него недавно умерла жена. Она жила одиноко многие годы — муж погиб на войне. После регистрации брака соседи стали всё чаще видеть их гуляющими по улице и разговаривающими о своих делах. Казалось бы, что тут вспоминать, но за двадцать с лишним лет жизни в иммиграции я не забыл печальную сторону этого эпизода.

Как только в доме услыхали о "свадьбе" (в действительности никакой свадьбы не было), так при встречах начинали осмеивать и даже издеваться над старичками. Запомнились ядовитые замечания пожилого инженера с третьего этажа и его ровесницы, работавшей в сберкассе. "Тоже мне жених и невеста, — громко ворчал инженер. — Что, им больше заняться было нечем? Телевизор у него что ли сломался? Я бы рекомендовал провести общественный суд над этими "молодожёнами”. Чтоб не позорили институт брака." Кассирша из сберкассы на общественном суде не настаивала, но в разговоре едко замечала: "Старые — они и есть старые. В консультациях венеролога и гинеколога, скорее всего, не нуждаются, но к психиатру я бы их сводила…".

Повторяю, я вспомнил ту давнюю историю в связи с тем, что в Нью-Йорке состоялась свадьба (настоящая свадьба) пары столь же почтенного возраста. Иммигранты из России, Яков и Наталья, нашли друг друга в "нёрсингхоуме", или в переводе на русский, в доме для престарелых. Двадцать пятого октября минувшего года в просторном зале этого дома, при большом стечении публики состоялся обряд венчания.

Дочь Якова закрепила события того исторического дня в любительском фильме. Я с интересом дважды посмотрел этот фильм и обнаружил немало трогательных деталей. Было заметно, что бесконечно длинная процедура венчания изрядно утомила немолодых новобрачных. Жених свою роль выдержал, а Наталья, простояв под хупой, в какой-то момент выдохлась и попросила дать ей стул. Забавно выглядела и сцена, когда одесситу Якову предложили на иврите повторять за раббаем слова молитвы. Язык предков оказался для него чуждым и непроизносимым. Яков не выговорил правильно ни одного слова.

Но свадебное торжество определили не эти мелочи. Более всего порадовала меня дружеская атмосфера, царившая на бракосочетании и свадебном ужине. Фильм зафиксировал десятки лиц, но ни в одном из них ни на миг не мелькнула гримаса скепсиса или насмешка. Родные, сотрудники "нёрсингхоума", россияне из соседнего дома — все тепло приветствовали Наталью и Якова. Звучали дружелюбные шуточки, кто-то за ужином, обращаясь к Наталье, назвал её невестой. Она, хитро подмигнув, пояснила, что отныне она уже не невеста, а молодая жена. Яков в ответ на многочисленные добрые пожелания несколько растерянно признался: "Это всё-таки необычная ситуация для меня." Окружающие кинулись убеждать его, что ситуация, хотя и необычна, но чрезвычайно мила. "Я счастлива, что папа нашёл себе такую замечательную женщину", — подняв бокал, сказала дочь Якова. Наташа отпарировала: "Мы оба нашли друг друга!" Выступили сыновья, дочери, внуки. Мальчик на вопрос, радуется ли он за своего деда, закричал: "Да, дедушка, я конечно рад за тебя!"

Короче, как зритель фильма, я убедился: собравшиеся отнеслись к соединению немолодой пары вполне положительно. Присутствовавшая на свадьбе знакомая рассказала мне несколько эпизодов, не нашедших отражения в киноленте. За несколько месяцев до свадьбы Наталья навестила свою мать в доме для престарелых, призналась ей в том, что собирается выйти замуж. Надо полагать, что она пошла на такое признание не без стеснения. Но мама, в свои без малого сто лет сохранившая ясную голову и память, ни на минуту не задумываясь, благословила дочь. "Нравитесь друг другу? Вот и прекрасно! Главное, брак спасёт тебя от одиночества…".

А фильм продолжался. Звучали тосты, поздравления. Кто-то предложил выпить за некоторые преимущества немолодого возраста. Почтенный возраст позволяет людям время от времени совершать нестандартные поступки. "Яков и Наташа! — прокричал автор тоста, — вы молодцы, вы смело, творчески подошли к делу!”

Я слушал речи друзей и родных новобрачных, глядел на горы букетов и с горечью вспоминал московский вариант такой же свадьбы. Что вызвало тогда недоброжелательство соседей, их ядовитые шуточки и злобные комментарии? Говорят, дело в советском воспитании. Но ведь большинство людей в окружении Якова и Наташи тоже оттуда. Очевидно, годы, проведённые в иммиграции, нас всё-таки кое-чему научили. Мы уже не рассматриваем чужую удачу, чужое счастье как своё бедствие…. Спасибо Америке и за это….

Одессит Яков Григорьевич Школьник и ленинградка Наталья Григорьевна Оксман приняли меня в своей комнате на пятом этаже "нёрсингхоума”. Тесноватую эту комнатку получили они ещё до своего бракосочетания. Сегодня вид жилища подчёркнуто семейный. Настенах множество фотографий: предки, дети, внуки. Фото перемежаются с тёплыми Натальиными акварелями. Есть телевизор, видеомагнитофон. В изголовье кровати хозяйки — книги, в основном классика. Читать сегодня ей приходится с увеличительным стеклом, но от этого любимого занятия Наташа пока отказываться не хочет. Яков предпочитает газеты.

Мы уселись, и пока супруги по моей просьбе вспоминали о российской жизни, я вглядывался в их лица, отмечая, как они смотрят друг на друга, как муж реагирует на высказывания жены, а та откликается на его замечания. Всё, что я увидел, подсказывало: эти двое сошлись не случайно. Петербургская художница со всё ещё привлекательной внешностью, очевидно, неплохо дополняет не слишком разговорчивого инженера-механика. Он же принадлежит к породе тех верных семейных мужиков, для которых, как говорится, "мой дом — моя крепость". "Когда я себя плохо чувствую, — говорит Наталья, — Яков ни на шаг не отходит от меня. Я ведь тяжело больна".

Рак у неё распознали не сразу. Американские врачи проглядели страшную болезнь дважды, а когда разобрались при третьем обследовании, то женщина-доктор по здешней традиции напрямик заявила пациентке: "Проживёте ещё месяца два. Так что не ходите к нам, не отвлекайте медиков попусту. Вы ведь уже немолоды, прожили изрядно…". Самоуверенная докторша, однако, ошиблась, после той беседы прошло более двух лет. Наталья верит: семейное благополучие продлевает её жизнь.

Яков о болезнях своих говорить не любит. В Америке ему прооперировали сердце. Что-то туда вставили. Жив пока. Хорошо, что не застрял в Советском Союзе, там бы его давно доконали.

Советское прошлое не оставило у супругов приятных воспоминаний. Наталье было десять лет, когда арестовали её отца-юриста. Правда, не расстреляли. Погиб он от голода в ленинградской блокаде. Мог бы выехать, но отказался, твердил: "Эвакуация — та же эмиграция." Эмиграцию советский юрист, в полном соответствии с тогдашними взглядами, считал политическим преступлением. Наталья вышла замуж в 19 лет, за полгода до начала войны. Блокаду она пережила, да и муж на войне не погиб, но семейная жизнь их после войны не заладилась. Муж-физик оставил жену-художницу с двумя маленькими детьми. Вырастить их одной было нелегко. Но она одолела и это. Иммигрировала в Америку несколько лет назад, когда ей было почти 75. Поехала следом за дочерью и сыном.

Супружеская жизнь Якова в России сложилась, напротив, очень удачно. Первый брак его продолжался 47 лет. Была в том браке деталь, многое объясняющая в характере Якова. Он провёл всю войну на фронтах, был тяжело ранен и до 32-х лет о создании семьи не помышлял. Уже после войны, заканчивая в Риге службу, познакомился молодой еврей-офицер с молодой полькой. Одинокая женщина с двумя малышами пребывала в растерянности: мужа её кагебешники расстреляли якобы за сотрудничество с немцами, а её с детьми, как жену "врага народа", должны были выслать в Сибирь. Жениться на такой политически неблагонадёжной советскому офицеру не рекомендовали, но Якова это не остановило. Он предложил польке руку и сердце, вырастил и дал образование четырём детям: двум своим и двум потомкам "врага народа". Потом дети отправились в Соединённые Штаты, и доброму папе не оставалось ничего другого, как последовать за ними. Любимой жены к этому времени в живых уже не было, она умерла незадолго до эмиграции.

Дом для престарелых вызывает у нас, россиян, реакцию, как правило, негативную. Но Наталья и Яков говорят о своём "нёрсингхоуме" с симпатией. Здесь они живут уже три года. Обслуживают пожилую публику, в основном, чернокожие девушки, но расовых проблем не возникает, девушки дружелюбны и заботливы. Здешние медики не болтают с больными о близкой смерти, а наоборот, всеми средствами пытаются продлить их жизнь. Более того, одна из сотрудниц, заметив, что русская женщина страдает от душевного уныния, познакомила Наталью с Яковом. А вскоре кто-то из администраторов позаботился, чтобы паре выделили отдельную комнату. Русскоязычных в доме очень мало, и тем не менее именно среди них возникли страсти, которые сотрудники успешно погасили. Одна прибывшая из России дама заприметила Якова и, пользуясь его мягкостью и уступчивостью, стала напористо добиваться взаимности. Когда же на горизонте появилась Наталья, дама стала атаковать своего приятеля ещё более агрессивно. Досталось от неё и "конкурентке".

И тут одна сотрудница "нёрсингхоума" предприняла разумную акцию. Она собрала заинтересованных лиц: двух "русских” дам и "русского" джентльмена и с помощью переводчика попросила Якова напрямик ответить, какая из двух ему милее, с кем он собирается и впредь оставаться близким другом. Яков назвал Наташу. Конфликт был исчерпан, и мечты о браке обрели для ленинградки и одессита реальность. Разговор о том "треугольнике" был единственным моментом, когда Яков выразил несогласие с женой: "Ну зачем говорить об этом?" — уныло спросил он.

Сегодня жизнь уже обрела спокойный семейный ритм. Время от времени их навещают его и её дети: привозят кассеты с кинофильмами, угощения. И это приятно. Супруги любят гулять в садике возле дома. Разговорчивая Наташа охотно вспоминает свою прошлую, довольно пёструю, как она сама её определяет, жизнь. Яков слушает эти истории с неизменным интересом. Рисовать профессиональной художнице уже не удаётся, немеют пальцы, да и со зрением не всё в порядке. Но, собираясь в парикмахерскую, она всё-таки берёт в руки карандаш, чтобы набросать, как должна выглядеть её причёска. Яков почтительно разглядывает эти наброски. В талантах и художественном вкусе жены он не сомневается. Но особенно радует его, когда супруга проявляет интерес к нему лично, берёт, например, нитку с иголкой и зашивает на одежде прорехи.

Всё это прекрасно. Хотя как мужчина с полувековым семейным опытом, я не забываю о том, что в любом супружестве, удачном и неудачном, всегда присутствуют элементы тайной и явной войны. "Сражение" идёт между различным жизненным опытом мужа и жены, воспитанием и культурой. Тут нет ни правых, ни виноватых. Кроме всего прочего, в семье раскрывается вечная мужская и женская несхожесть в видении мира. Так как же обстоит с этим у Наташи и Якова?

"Нет, нет, — почти хором закричали супруги. — Мы всегда во всём уступаем друг другу. Не спорим, если даже фильм одному понравился, а другому нет. Мы больные, нам надо беречь друг друга. К тому же, не забывайте, в "нёрсингхоуме", кроме нас, почти нет русскоязычных. Поссоришься — не с кем слово будет сказать".

Тут интервью замедлилось. Я спрашивал ещё о чём-то, а сам готовился к главному вопросу, задавать который мне всегда нелегко: что именно — романтическая любовь или здравый расчёт — их объединило? Одна российская газета, обсуждая недавно, как преобразит любовные чувства XXI столетие, привела высказывание весьма осведомлённого специалиста. Генеральный секретарь сексологической ассоциации России заявил: "Любовь — высокомотивированное чувство, основанное на расчёте. Мы всегда оцениваем потенциальный объект любви: подходит ли он по возрасту, статусу, сексуальной ориентации и т. д. Любовь никогда не бывает бескорыстной, потому что людям всегда что-то нужно друг от друга.” По этому поводу Яков, нисколько не смущаясь, признался: "Когда мы познакомились, я сразу увидел: она умная, красивая. И одевается со вкусом, и говорит интересно. Вот и выбрал её. А теперь, когда случается, что Наташу на целый день забирают в госпиталь на обследование, я места себе не нахожу. Когда её нет рядом, мне страшно".

Наталья выразилась ещё более темпераментно: "Я его люблю и даже более того — обожаю. Он для меня самый дорогой человек на свете.” Природный дамский рационализм, тем не менее, проскользнул и в её ответе: "Я понимаю, что настоящего дома в нашей теперешней жизни нет. Это иллюзия дома. И всё же я согласна сколько угодно продлевать эту иллюзию. С Яковом нам действительно хорошо".

…Яков пошёл меня провожать. Молча спустились лифтом, вышли на крыльцо. И тут проронил он вдруг фразу, которая обнажила его душу гораздо в большей степени, чем двухчасовое интервью: "Если Наташа умрёт, я не проживу и десяти минут…".