«Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

1. "Мне тут тепло…”

На исходе декабря, когда впереди начинает маячить Новый год и Рождество, у нас, россиян, поселившихся в Америке, возникает то, что я зову Рождественской ностальгией. Мы начинаем с грустью вспоминать прелесть усыпанных снегом полей. Идя по улице, застреваем возле выставленных на продажу ёлок. Их свежий запах пробуждает в душе картинки далёкого детства: сани, летящие с ледяной горы, новогодние подарки… людей постарше — верующих и не очень, — в эти дни начинает тянуть в церковь. Разумеется, в православную, где мягко, по-домашнему, колеблются огни свечей, где молитвы и хор звучат на родном языке. Рождественская служба на добрые полтора часа возвращает обамериканившимся эмигрантам симпатии и даже нежность к оставленной за океаном родине.

Меня в эти декабрьские дни тоже что-то встряхнуло: захотелось рассказать о таком вот православном храме, переполненном в Рождественские дни. С настоятелем церкви Христа Спасителя отцом Михаилом у нас давнее знакомство и в каком-то смысле даже общие корни: мы оба были друзьями ныне покойного священника о. Александра Меня. Трагический конец этого блистательного человека читатели наши, возможно, ещё помнят: священник Мень 7 сентября 1990 года был зарублен неподалёку от своего дома "неизвестными лицами". Российские кагебешники до сих пор делают вид, что не знают, кто эти "лица". Так вот, отец Александр Мень крестил в своей церкви студента Московского университета, историка Михаила Меерсона-Аксёнова. И не только крестил, но так увлек его своей личностью, книгами, делами веры, что юный москвич тогда же решил посвятить себя служению церкви. Священник Мень сыграл немаловажную роль и в моей жизни. Я не смог бы написать главную книгу свою "Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга", если бы не продолжавшиеся пять лет (1970-75 гг) консультации священника Меня. Под влиянием всё того же Меня о. Михаил, а в ту пору просто Миша, решил, что ему следует заняться духовным просветительством. В семинарию его не допустили, так что стать священником в Советском Союзе надежды не было. Тогда неуёмный молодой человек организовал подпольную типографию, в которой начал размножать религиозную литературу и произведения русских философов-эмигрантов. Чтобы не попасть в руки кагебешников, юный просветитель вынужден был метаться по всему городу, снова и снова меняя квартиры и перетаскивая свои главные ценности: пишущую машинку и запретные рукописи. На Запад выехал он в 1972 году буквально за несколько недель до того, как "органы” разведали подробности его просветительской деятельности.

За годы, прожитые на Западе, Михаил Меерсон-Аксёнов ни на шаг не свернул с пути, который наметил себе сразу после крещения. Он закончил Духовную семинарию в Нью-Йорке, продолжил учение в Библейском институте в Иерусалиме. Ныне он — доктор богословия и уже более двадцати лет возглавляет церковь Христа Спасителя в Манхеттене. Имя это, ассоциирующееся у нас, москвичей, с недавно восстановленным в столице храмом, мало что говорит о реальном облике манхеттенской церкви. Внутри она более чем скромна, а снаружи выглядит, как обычный жилой дом. Склонный к юмору о. Михаил мимоходом заметил как-то, что в излишне скромном облике его церкви виноваты большевики. Я посмеялся, но оказалось, что элемент реальности в шутке той всё-таки присутствовал.

Как известно, православие существует на американской земле уже более двух столетий. После большевистского переворота на Западе оказалось два миллиона русских, несколько тысяч из них осели в Соединённых Штатах. И, конечно же, церковь православная стала для этих изгнанников главным прибежищем на чужой земле. Большевики, однако, не ограничились массовым истреблением священнослужителей в Советском союзе. Они заслали за рубеж так называемых обновленцев — людей, якобы совмещающих христианскую веру с коммунистической идеологией. Свою деятельность в Нью-Йорке эти "большевики" с крестиками на шее начали с того, что захватили и присвоили здание православного собора. Православные россияне таким образом остались без молитвенного дома. В ответ на большевистский трюк белоэмигранты, хотя и не без труда, собрали деньги и на эти пожертвования воздвигли в 1924 году в центре города церковь Христа Спасителя. В 20-х — 40-х годах это величественное здание с золотым куполом посещала вся российская элита. В частности, до конца своих дней прихожанином её оставался А. Ф. Керенский. Но после Второй мировой войны район Нью-Йорка, именуемый Гарлемом, заселили негры, в нём участились преступления, так что пожилые к этому времени россияне сначала перестали посещать вечерние субботние службы, а затем и воскресные литургии. Отстаивая свои религиозные чувства, люди "первой волны" эмиграции ещё раз поднатужились, за полцены продали храм в Гарлеме и купили скромное помещение в более спокойном месте на той самой Семьдесят первой улице, где и сейчас продолжает свою жизнь церковь Христа Спасителя.

"За эти годы, — рассказывает о. Михаил, — состав молящихся уже несколько раз менялся. Ушла в лучший мир "первая волна" эмиграции. Почти не осталось в церкви и её потомков. Выброшенная на американский берег в конце 40-х и начале 50-х годов так называемая "вторая волна" русских, тех, кто перенёс немецкий плен и лагеря Ди-Пи, тоже постепенно рассеивается. Начиная с 1970 года, из Советского союза в Америку устремились новые людские потоки эмиграции, обозначающие себя, как "третья", "четвёртая" и "пятая" волны. "Я самый старый прихожанин этого храма, — с улыбкой говорит 55-летний священник. — Нет, не по возрасту, а по времени пребывания тут. Я принял приход в 1978 году. Сегодня здесь уже нет никого из прихожан той поры".

Почему? Причин несколько. В Америке человек вынужден селиться там, где есть работа. Прихожане, прожившие некоторое время в Нью-Йорке, получают подчас приглашение на работу в другой штат. И — прощай, родная церковь. Многие, правда, храм свой не забывают: пишут письма, звонят, присылают по праздникам подарки. Так, семья математиков, переселившаяся из Нью-Йорка в штат Аризону, прислала к Рождеству в подарок церкви чек на сто долларов. Другая причина, отрывающая подчас верующих от дома молитвы — неспокойная обстановка в Нью-Йорке. Приезжие из России папы и мамы не хотят, чтобы их маленькие дети воспитывались на улицах непредсказуемой "столицы мира". Как только такая семья финансово крепнет, она покупает дом в соседнем более спокойном штате. И тем не менее приход в последние пять лет растет, пополняется. Сейчас постоянно бывает на службах пятьдесят-шестьдесят человек, в основном, новоприезжие. Кто-то приехал в Штаты учиться, кто-то жениться, есть и специалисты, приглашенные американцами на работу. Приход многонационален: русские, украинцы, евреи, англосаксы, есть китаец, француженка, арабка. Часть верующих не знает русского языка, у других проблемы с английским, так что служить приходится на двух языках.

Что же священник думает о своей службе, о столь различном сообществе, посещающем церковь по субботам и воскресеньям? Я задал этот острый вопрос, зная отца Михаила, как человека искреннего и достаточно откровенного. Думаю, что отвечая, он не покривил душой. "Я действительно служу здесь, но это не служба, это моя жизнь, — говорит отец Михаил. — Лёгкая? Не очень. Церковь — место, где сталкиваются люди не только различных национальностей и происхождений, но, что важнее, разных нравов и мировоззрений. Дело священника — постоянное разрешение внутренних конфликтов. Мне приходится приноравливаться к людям разного воспитания и образования. Это не просто. И тем не менее я люблю их".

Отец Михаил знает, как нелегко даются новоприезжим первые годы в чужой стране. Слушая многочисленные рассказы об одиночестве, он вспоминает, что и сам когда-то пережил то же самое. "Моя миссия — дать им ощущение дома в нашем храме и более того — научить, как пускать корни в американскую землю. После нескольких месяцев церковного общения я нередко слышу от этих людей, что под сводами церкви у них возникает ощущение родного дома, куска России. Но и на американской улице они уже не чувствуют себя чужаками".

Освобождение от одиночества — лишь малая часть того, что происходит с недавними эмигрантами, обретающими веру, церковь, круг близких единоверцев. Неудивительно, что прихожане постоянно осаждают священника своими проблемами земными и духовными: как получить легальный американский статус, как развязать узлы, возникающие внутри семьи, что делать, если в душу закрадывается неверие. Отец Михаил готов обсудить любую сферу эмигрантской жизни: советует, помогает. Постоянные контакты с прихожанами приводят к ещё более значительным результатам. "Происходит невидимый извне процесс — вырастание личности в присутствии Бога, — говорит отец Михаил. — Моя служба состоит в том, чтобы способствовать этому росту. Православного священника не случайно называют ОТЕЦ. Я ощущаю паству, как свою семью, и знаю: даже взрослые люди в какой-то момент жизни нуждаются в присутствии рядом отцовства, родительства".

Того, кто впервые переступит порог церкви Христа Спасителя, очевидно, как и меня, удивит возраст большинства прихожан. В массе своей это молодые женщины и мужчины между 25 и 35 годами. Стариков и старух, которых мы привыкли видеть в российских церквях, здесь почти нет. Поговоривши с людьми, я отметил для себя ещё одну не совсем обычную для церковной публики деталь: преобладание интеллектуальных физиономий. Позднее узнал: в приходе много студентов и людей с высшим образованием. Как возник такой приход? Конечно, священник-интеллигент привлекает к себе прихожан определённого типа, но, может быть, молодых просвещённых соотечественников влечёт сюда ещё что-то?

"Наша церковь притягивает молодёжь не случайно, — говорит о. Михаил. — Разумеется, влияет на прихожан и общая атмосфера интеллектуализма и принятое у нас серьёзное отношение к вере. Но, кроме того, мы стремимся сделать богослужение осмысленным, хотим, чтобы люди понимали, что здесь происходит, о чём молится священник, о чём поёт хор. Для этого в церкви вот уже несколько лет проводятся занятия по богослужению, по вероучению. Мы обсуждаем библейские тексты с тем, чтобы люди сознательно воспринимали свою веру, всё происходящее в храме и в мире." Побывав во многих молитвенных домах России, Америки и других стран, о. Михаил убедился: прихожане его церкви — вполне образованные православные христиане. Семинары, проходящие после каждой службы, способствуют также сохранению прихода: молодёжь дорожит возможностью столь серьёзно приобщаться к пониманию Слова Божьего.

Есть в церкви на Семьдесят первой улице ещё одна довольно громко заявляющая о себе категория посетителей. Дети. Молодые мамы и папы приводят их с собой на воскресную службу. Отца Михаила упоминание о детях оживило: "Да, да, размножаемся стремительно. Я это по числу крещаемых замечаю. Крестим до десятка в год. Вот и прекрасно. Американское детство послаще сегодняшнего российского." Но священник не ограничивает свой интерес к малышам одним лишь актом крещения. Он создал при церкви воскресную школу для детей. Сегодня в этой школе художник-профессионал учит детей рисованию, певица с большим опытом обучает их пению и в том числе исполнению псалмов, а будущий священник, пока ещё семинарист, обсуждает с детишками содержание Писания на уровне "Библия для детей".

Отец Михаил считает присутствие детей в церкви благом и даже необходимостью. Одна из бед эмиграции — разрыв между поколениями. Наши дети уходят в американские детские сады и школы и очень скоро отрываются от тех идеалов, на которых возрастали их отцы, матери, дедушки и бабушки. Такой разрыв (а он поражает две из каждых трёх эмигрантских семей) вносит в жизнь старших поколений немало горечи. "Я знаю по собственному опыту, — говорит о. Михаил, — что церковь — единственная сила, способная сохранить эмигрантскую семью от разрушения. Только там, где родители и дети ежевоскресно проводят вместе несколько часов в храме и где младшее поколение получает основные религиозные понятия и русский языковой опыт, сохраняется семейная преемственность, общие вкусы, взгляды, общая культура.”

Не сомневаюсь, что о. Михаил Меерсон-Аксёнов рассказал бы о церкви ещё немало интересного, но мне захотелось выслушать также мнение его прихожан. Около десятка из них, в основном молодые люди, приехавшие в Америку от двух до пяти лет назад, охотно и дружелюбно ответили на мои вопросы о том, что привело их именно в эту церковь, что им тут мило, а что не очень.

Сорокалетняя Татьяна так объясняет причину, по которой приходит в церковь каждое воскресенье: "Каждодневная служебная да и бытовая домашняя жизнь грязнит нас, подталкивает ко греху, к нечистоте. Церковная исповедь, причастие — своеобразная "баня", которая возвращает нам чистоту и даёт энергию на всю следующую неделю." Татьяна дорожит церковью также потому, что в эти дни встречается здесь с людьми своего круга, с которыми можно говорить с открытым сердцем. Так искренне, как в церкви, она не может себе позволить разговаривать ни на работе, ни дома со своими неверующими родственниками.

Студент Павел видит наибольшую для себя притягательность в личности священника. "Отец Михаил — очень значительная, нестандартная фигура, — говорит Павел. — Я постоянно прихожу к нему за советами. Он человек большого опыта и ума, а главное, всегда готов выслушать и помочь. Ещё одна молодая прихожанка со смзчцённой улыбкой призналась: церковь мила ей тем, что здесь совершенно неожиданно у неё начал меняться характер. Уже после полугода пребывания в храме она почувствовала, что нрав её смягчился, она стала менее амбициозной. Об этом ей говорят и домашние и знакомые.

Мои собеседники с явной гордостью и удовлетворением отмечают, что в их церкви много людей творческих профессий: художники, поэты, писатели, музыканты, актёры. Люди эти не вздуваются от гордости, а наоборот, охотно одаривают храм своими талантами. Американка Дженнифер пишет большую икону для алтаря. Бесплатно, разумеется. Также бесплатно несколько лет назад художница Елена проделала огромную работу, написав новый иконостас. Время от времени в церкви выходит бюллетень со стихами и статьями прихожан.

Но собеседники мои, многократно превозносившие своего священника и свой храм, не скрывали и грустных сторон церковной жизни. Церковь Христа Спасителя бедна. Эта бедность объясняется тем, что большинство прихожан только-только начинает свою американскую карьеру. Скромные заработки не позволяют им вносить сколько-нибудь крупные вклады в церковную кассу. Мои собеседники не скрывают: их любимый священник, отец троих детей, при всём своём трудолюбии получает слишком скромное жалованье. Впрочем, сам о. Михаил по природному своему оптимизму о материальных трудностях говорить не стал. Отмахнулся, процитировав строку из Библии, призывающую верить, что Бог верных своих не оставит.

Недовольство некоторых верующих вызывает также то, что служба идёт на двух языках. Священник повторяет по-русски то, что только что произнёс по-английски. Это вполне естественно для церкви, расположенной в центре Нью-Йорка, где среди прихожан не менее десятка коренных американцев. Большинство русских к двуязычной службе привыкло. Но одна женщина средних лет с грустью сказала, что скорее всего из церкви Христа-Спасителя уйдёт. Перепрыгивание с одного языка на другой, по её словам, отвлекает её от молитвы, от того духовного погружения, которое так важно сохранять в минуты церковного богослужения.

И ещё одна собеседница, молодая дама, держащая за руку своего пятилетнего сына. Да, она рада, что сыскала эту церковь, которую посещает уже не первый год. Чем этот храм лучше других? Женщина пожимает плечами, стеснительно улыбается: "Я как-то не задумывалась. Просто мне здесь тепло…”.

2. Барьер разрушен

Попробуйте, уважаемый читатель, представить себе деревянную "коробочку" длиной в шесть метров, а в ширину и высоту по три метра. По существу это целая комната — 18 квадратных метров. Коробочка-комната, о которой зашла речь, не пуста: большая половина её от пола до потолка набита книгами. И не какими-нибудь, а исключительно русскими, теми, что написаны литераторами-эмигрантами и изданы в Америке. Сколько их тут? Да немало, тысяч десять, а то и больше. В тот момент, когда я пишу эти строки, та "коробочка" плывёт в трюме океанского корабля из Нью-Йорка в Санкт-Петербург. Там её перегрузят на железнодорожную платформу и доставят в Москву. "Коробочка" — подарок российских эмигрантов своим землякам.

Идея этого несколько необычного подарка созревала одновременно в Москве и Париже, на Западном и Восточном побережье США. Как известно, в последние годы на Руси расплодилось немало всякого рода общественных и политических организаций. Далеко не все они, на мой взгляд, достойны внимания и уважения, но возникший года три назад Библиотека-Фонд "Русское зарубежье" мне, как литератору-эмигранту, очень даже по душе. Цель этой общественной организации, насколько я понимаю, состоит в том, чтобы разъяснить сегодняшнему российскому обществу, как и почему миллионы русскоязычных оказались за рубежом, какие политические идеи эмигранты исповедуют, какую они создали литературу, философию, общественную жизнь. Разъяснить всё это не совсем просто. Эмигрантских волн за восемь десятков лет после событий 1917 года сменилось несколько. И каждая — на свой образец. С другой стороны, жителю сегодняшней России, очевидно, всё ещё нелегко изжить в себе остатки советской пропаганды, которая изображала каждого покинувшего страну, как врага и предателя.

"Русское зарубежье” ставит своей задачей преодолеть советскую легенду, и делает она это весьма активно. Создано издательство, которое перепечатывает книги писателей-эмигрантов, открыта библиотека эмигрантской литературы, начат сбор эмигрантских архивов, всякого рода документов, свидетельствующих о реальной, а не легендарной жизни уроженцев России, при разных обстоятельствах оказавшихся на Западе. Идею эту поддержал А. Солженицын. Попытки сблизить российское общество с эмиграцией горячо одобрил и мэр Москвы. Он уже выделил в столице для библиотеки эмигрантских книг два здания, а в ближайшее время обещает передать "Русскому зарубежью" ещё один дом. По всей видимости, инициатива Библиотеки-фонда "Русское зарубежье" встречает положительную оценку и среди окружения Бориса Ельцина. Передо мной письмо Д. Шевченко, консультанта администрации Президента РФ, помеченное 25 августа 1997 года. Среди прочего, он считает возникновение библиотеки, состоящей из присланных из-за границы книг, "верным политическим шагом, способствующим процессу примирения и согласия внутри российского общества…”.

Призыв москвичей побудил откликнуться и эмигрантов Америки. В Вашингтоне родилась организация "Книги для России", та самая, что собрала и заполнила вышеупомянутый контейнер. Кстати сказать, в Москву пошли далеко не все книги, пожертвованные нашими эмигрантами. В ближайшее время предстоит отправить на родину ещё столько же.

Основателем и первым Президентом общества "Книги для России" стала Людмила Сергеевна Оболенская-Флам. Её интерес к российско-зарубежным отношениям не случаен. Семья её бежала от большевиков во время Второй мировой войны и большую часть своей эмигрантской жизни — 40 лет почти — Людмила Сергеевна проработала в "Голосе Америки". Радиожурналистка Флам показала себя также талантливым писателем-документалистом. В Москве вышла её книга "Вики". Пользуясь большим количеством собранных документов и личных свидетельств, автор восстановила трагическую судьбу молодой русской женщины-эмигрантки, принявшей активное участие во французском антифашистском Сопротивлении. Гитлеровцы не просто приговорили мужественную Вики к смерти, но казнили её так, как это делалось в XVIII столетии — обезглавили с помощью гильотины. По словам литературного критика, опубликовавшего свою статью в "Новом журнале", приведённые Оболенской-Флам факты и документы вызывают у читателей настоящее потрясение. Готов подтвердить: книга потрясающая.

Наша беседа в Вашингтоне, где живёт г-жа Флам, приоткрыла мне ещё одну сторону её личности: Людмила Сергеевна — страстный книголюб. Ценность книг, особенно тех, что вышли из-под пера русскоязычных литераторов-эмигрантов, видится ей прежде всего, как источник мало кому ведомой истории эмигрантской духовной жизни. Она и сама собиратель такой литературы и почтительно говорит о соотечественниках, накапливающих в своих американских домах и квартирах русскую литературу. В то же время она с грустью отмечает, что дети в семьях "первой" и "второй" волн к таким домашним библиотекам относятся чаще всего безо всякого интереса. Отцы и матери уходят в мир иной, а их родившимся за океаном детям и внукам весь этот "иноязычный мусор" ни к чему. Русские книги в лучшем случае сваливают на чердаки и в подвалы, а то и просто выбрасывают на помойку. Людмила Сергеевна переживает гибель таких собраний чрезвычайно остро. Она и сама пережила тяжёлый стресс, когда несколько лет назад пожар уничтожил её многие годы любовно собираемую библиотеку.

Как же начинал свою деятельность Комитет "Книги для России"? Как восприняли соотечественники саму идею "книжного подарка"?

"Я разослала сто писем своим знакомым и знакомым своих знакомых. В основном, это были люди "первой" и "второй" волн эмиграции, — рассказывает Людмила Сергеевна. Шестьдесят из них (что немало) предложили книги из своих библиотек. Для меня это был настоящий праздник: какую книгу из присланных ни возьму в руки, все в той или иной степени знакомы. Или я её читала, или автора знаю. Книжный поток воскресил в памяти наше нелёгкое прошлое, когда русские люди в Европе метались между "красными" и "коричневыми". Не менее драматичный характер носят воспоминания перебежчиков, книги-дневники, книги-письма.”

— Всё ли удовлетворило вас в откликах соотечественников?

— К сожалению, не всё. Я просила не только присылать книги, но и поддержать деятельность нашего Комитета материально. Ведь расходы на отправку контейнера вроде того, что отплыл недавно в Россию, достигают пяти-семи тысяч долларов. Но, увы, к просьбе о пожертвованиях россияне отнеслись довольно прохладно. А без денежной помощи наше начатое столь успешно дело может попросту захлебнуться. Мы ведь организация благотворительная….

Людмила Сергеевна скромно умолчала о том, что из-за недостатка средств на погрузку и перевозку книг даже внутри одного города она и её муж вынуждены были, как говорится, на своём горбу перетаскивать довольно тяжёлые коробки с книгами. Об этом мне рассказали другие члены Комитета. Она же зато с явным удовлетворением отметила дружественный жест посла Российской Федерации в Вашингтоне Ю. М. Воронцова, который предоставил их организации бесплатное помещение для хранения уже собранных и ожидающих отправки изданий. Если бы не эта помощь, то на оплату помещения потребовалась бы куча денег.

На призыв отправлять русские книги откликнулись прежде всего друзья и вдовы умерших литераторов. Они лучше других предвидели печальный конец оставленных без призора личных библиотек. Так, среди полученных посылок оказалось более ста книг талантливого писателя и поэта Иоана Шаховского, известного также, как архиепископ Иоанн Сан Францисский. Я многие годы переписывался с этим выдающимся коллегой. Горжусь, что в своё время получил от него в подарок несколько его автобиографических произведений, труды философские и среди них поистине классический труд "К истории российской интеллигенции". Особый интерес представляли сборники стихов Шаховского, которые он подписывал псевдонимом "Странник". Уверен, что произведения этого блестящего писателя и поэта найдут в современной России немало благодарных читателей.

В том же контейнере, что отплыл из Нью-Йорка в Санкт-Петербург, оказалось и несколько сот томов произведений покойного писателя "первой” волны Василия Семеновича Яновского. Не скрою: я завидую тем нашим землякам, кто получит возможность прочитать замечательное повествование Яновского о жизни русской эмиграции в Париже двадцатых-тридцатых годов ("Поля Елисейские") и его остросюжетные повести и романы вроде "Челюсть эмигранта".

Среди дарованных книг немало библиографических редкостей. Например, комплект выходившего в шестидесятые годы в Нью-Йорке альманаха "Воздушные пути", опубликованная небольшим тиражом в сороковых годах книга "Встреча с Россией", где среди прочего воспроизведены письма, найденные на телах красноармейцев, убитых во время войны СССР с Финляндией. Большой интерес представляют собой воспоминания князя Г.Трубецкого, а также мемуары последнего Председателя дореволюционной Государственной Думы М.Родзянко.

Большинство жертвователей, как я уже отмечал, наследники прошлых поколений, но откликнулся на призыв Людмилы Сергеевны и кое-кто из литераторов, осевших в Америке в сравнительно недавние годы. Из города Дэвис (Калифорния) прислал экземпляры своих романов, повестей и публицистику писатель Юрий Дружников. Из штата Айова поступили произведения известного литературоведа и поэта Вадима Крейда. Он же, будучи главным редактором выходящего в Нью-Йорке "Нового Журнала”, распорядился отправить на родину сотни номеров этого весьма содержательного издания. Благодаря активности г-жи Флам и её коллег российская публика сможет теперь познакомиться также с поэтическим альманахом "Встречи", который уже много лет издаёт в Филадельфии поэтесса Валентина Синкевич, с прозой Владимира Матлина и (извините за нескромность) с книгой Марка Поповского "Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга", только что вышедшей в Америке вторым изданием.

Не могу не упомянуть о ещё одной части "книжного подарка”. Друзья недавно скончавшегося талантливого историка и архивиста Александра Серебренникова выполнили его последнюю волю: богатая библиотека и архив покойного отплыли в Россию на том же корабле. Не стану никому навязывать свою точку зрения, но думаю, что многим моим коллегам-эмигрантам следовало бы присоединиться к тем, чьи имена перечислены выше. По некоторым подсчётам между Иерусалимом и Лос-Анджелесом живёт и творит не менее четырёх сотен людей, считающих литературный труд делом своей жизни. Найти зарубежного читателя, как известно, нашему брату нелегко. Тем, кто желает найти читателей на родине, следует вступить в контакт с президентом Комитета "Книги для России". Адрес Людмилы Сергеевны Оболенской-Флам:

He забывайте только, коллеги, о пожертвованиях. Без материальной поддержки с нашей стороны добрая эта идея попросту рухнет.

Я не имею возможности перечислить всех наших литераторов, чьи произведения уже находятся на пути к российскому читателю. Важнее, как мне кажется, та удивительная закономерность, которая открылась мне при знакомстве с документами и перепиской Комитета "Книги для России". Впервые, может быть, за многие десятилетия люди из России и эмигранты разных волн нашли общий язык. Директор "Русского зарубежья" (Москва), объясняя назначенье своей организации, пользуется сугубо политической формулой. По его мнению массовой переброской эмигрантских книг, документов, архивов "можно поддержать слабую ещё российскую демократию и уменьшить шансы на установление в России нового "красного" или "коричневого" режима". Аргументация Людмилы Флам, готовой тратить своё время и силы на собирание и отгрузку русских книг из Америки в Россию, базируется на логике человека доброго и неравнодушного к своей родине. "Библиотеки тамошние обнищали, а библиотеки школьные, библиотеки домов престарелых и вовсе в ужасном состоянии. Мы должны им помочь", — говорит она. Людмилу Сергеевну особенно вдохновляет то обстоятельство, что дубликаты присланных книг будут рассылаться по библиотекам пятидесяти городов страны.

Мне понятна и симпатична точка зрения и директора "Русского зарубежья" В. А. Москвина и Людмилы Флам. И тем не менее я отправляю и собираюсь впредь отправлять свои произведения с помощью "Книги для России" по другой причине. Думаю, что профессиональные литераторы, оказавшиеся как и я в эмиграции, позицию мою поймут. За сорок с лишним лет, прошедших со времени выхода моей первой документальной книги ("Когда врач мечтает", 1957 г.), я никогда не мог рассказать читателю всю правду о судьбе своих героев. Цензоры и редакторы терзали авторский текст, как только хотели. Три последние книги в 1977 году были выброшены по команде КГБ уже после завершения типографского набора. Иными словами, как и у всякого порядочного литератора, у меня не было прямого пути к моему читателю. Казалось бы, эмиграция должна была разрешить эту проблему. Да, на Западе вышло полдюжины книг без цензурных помарок, Но и живя в Америке, прорваться к массовому российскому читателю не удавалось. Лишь после наступления "горбачевской весны" мы обрели возможность послать несколько экземпляров своим друзьям. Комитет "Книги для России" со своими контейнерами разрушает наконец этот последний барьер и соединяет нас с нашим читателем. За что поклон ему до земли.

Конечно, нелёгкие проблемы эмигрантского "самиздата" никто, кроме нас самих, разрешить не может. Приветствуя открытие в Москве первой эмигрантской библиотеки, это точно отметила Наталья Солженицына: "Книги, изданные в эмиграции, коммерческими никак не назовешь. Их было очень трудно издавать. Причина — бедность, нищета эмиграции. За каждой вышедшей книжкой стоит какая-то суровая необходимость и мощный духовный посыл. Поэтому этот книжный ручеёк, как родник: он чище, быстрее, сильнее реки, в которую впадает". ("Известия", 24 октября 1997 г.).

Итак, все три подхода к "книжному подарку" — политический, гуманитарный и творческий — объединились. Не станем льстить себе: далеко не всё из того, что уже уплыло из нью-йоркского порта в Россию, окажется гениальным и даже просто талантливым. Но, может быть, авторов наших утешат слова английского философа Френсиса Бэкона (1561–1626): "Пусть люди критикуют и порицают вашу книгу, лишь бы они имели возможность внимательно и вдумчиво прочитать то, что в ней говорится".

Пост Скриптум. На наш вопрос о том, что изменилось в жизни организации "Книги для России" за последние месяцы, Людмила Флам сообщила следующее. "Год назад мы отправили 400 ящиков книг и уже заготовлено примерно столько же для отправки этой осенью (1999 г.). Так что более тысячи ящиков и в каждом ящике в среднем 35 книг! Материально мы продолжаем работать за счёт бесплатного труда и благодаря небольшим пожертвованиям добрых людей. Нам очень помогло посольство США в Москве, покрывшее расходы по прошлогоднему (1998 г.) транспорту, благодаря чему у нас есть средства на отправку книг в дальнейшем”.

3. Потанцуем?!

Впервые имя Леночки Фроловой прозвучало для меня в доме моего доброго нью-йоркского знакомого. Этот успешный бизнесмен в возрасте за сорок решил жениться. Среди прочих хлопот, связанных со свадьбой, вспомнил он, что последний раз танцевал чуть ли не два десятка лет назад. Решил обновить своё мастерство и вместе с будущей женой стал посещать уроки танцев, где они и познакомились со своей учительницей, прибывшей из России Леной Фроловой. Жених-бизнесмен, весьма дельный в своей области, большого таланта в танцевальном искусстве не проявил. Ему более всего полюбился вальс, и какую бы музыку на свадьбе не исполняли, он неизменно пытался вальсировать. "Нет, Лена не виновата, — шутила по этому поводу невеста, — она учила нас очень хорошо, но мы заупрямились и застряли на Венском вальсе".

Другая моя знакомая, живущая в Бруклине, водит свою дочь-школьницу на уроки танцев всё к той же Елене Фроловой. Детям занятия эти очень нравятся, особенно выступления на конкурсах, где случалось им даже получать награды. "Мы с мужем сопровождаем нашу девочку на эти конкурсы, но, как и другие родители, мы несколько раз попадали в неудобное положение, — вспоминает моя знакомая. — В какой-то момент устроители конкурса объявляют: "Дженерал дане" — танцуем все — и дети, и мамы, и папы!" Мы с мужем на приглашение не откликались, танцевать не умели. Дочь сердилась, тащила папу на середину зала. Он упрямился, дело доходило до слёз. Вот и решили мы с мужем не позориться и взять у Лены Фроловой несколько уроков. Теперь мы ходим в группу "взрослых студентов" и призывом "дженерал дане" нас уже не испугаешь".

Школа танцев для взрослых…. Как это странно звучит для российского уха! С тех пор как моя одноклассница шестьдесят лет назад научила меня основам вальса и фокстрота, усовершенствоваться в танцевальной науке мне и в голову не приходило. Никаких "курсов по повышению квалификации в танцевальном деле" на нашей родине я не встречал. Скорее всего их и не было вовсе. А американцы, оказывается, в возрасте за сорок, пятьдесят и шестьдесят, сотнями и тысячами после рабочего дня отправляются в такого рода школы, где постигают тайны румбы, танго и фокстрота. Зачем это им? В надежде получить объяснение этой социальной загадки я разыскал Лену Фролову. Наши беседы с ней открыли мне личность весьма нестандартную.

Предельно тоненькая, изящная танцовщица прибыла в Америку из России три года назад. "Я русская по крови и месту рождения, эмигрировать не собиралась, — заявила она. — За пределы России меня вынесла моя главная любовь — танцы." Танцы увлекали Лену с раннего детства. В школе её, активистку-отличницу, охотно приглашали в кружки спортивные и музыкальные, она занималась гимнастикой, метала гранаты, играла в волейбол, но танцы всегда оставались главной страстью школьницы Фроловой. Бальные танцы впервые увидела в Артеке, куда попала опять-таки за свою пионерскую активность. К концу школы мечтала о театральном училище, но тут девичий фанатизм столкнулся со здравым смыслом родителей. Рядовые советские граждане — мама врач и папа инженер — понимали, как трудно будет их дочери пробиться на театральные верхи и настаивали на высшем техническом образовании. Особенно бурно атаковала внучку бабушка: "Танцы? Кому они нужны? Ты позоришь нашу семью!…” Советская старушка считала профессию "инженер" наиболее достойной из всех возможных. Лена уступила и стала студенткой института, в названии которого присутствовала автоматика, радиотехника, электроника и ещё что-то абсолютно чуждое ей. Училась тем не менее хорошо и распределили (помните это словечко?) её не куда-нибудь, а в "Почтовый ящик". Из того "ящика” удалось выскочить и заняться любимым делом. Но в институте упорная Леночка продолжала руководить танцевальным кружком и даже побывала со своими танцами в Японии, Польше и республике Шри-Ланка. В 1995 году друзья пригласили её в гости в Соединённые Штаты.

В посольстве объяснила почти правдиво: "Собираюсь открыть в Москве школу танцев имени Фреда Астера. Хочу поглядеть, как такие школы работают в США". Фред Астер, знаменитый танцор, актёр, герой множества фильмов, ушёл из жизни, оставив своё имя целой системе танцевальных школ. Аргументация молодой русской красавицы показалась американским дипломатам достаточно убедительной. Танцевальное искусство ещё раз оказалось ключом, отпирающим замки международных границ.

Начинать американскую жизнь на голом месте, как хорошо известно нашим читателям, дело непростое. Особенно когда нет хорошего английского. Но русскую девушку выручил международный язык танца. Уверенная в себе, Лена отправилась наниматься не куда-нибудь, а в крупнейшую в Нью-Йорке танцевальную школу, расположенную в самом центре Манхеттена. Владелец протанцевал с русской вальс, фокстрот, что-то ещё и не без удивления произнёс нечто вроде: "Да вы, сударыня, как ветер летаете" и тут же принял её на работу.

Следующие месяцы ушли на постижение механизма взаимоотношений между американским учителем и его взрослыми и даже пожилыми студентами. Механикой этой Лена Фролова, хотя и не без труда, сегодня овладела. Учитель должен нравиться учащимся, иначе они уйдут к другому преподавателю. Нужно владеть личным обаянием, умением терпеливо выслушивать собеседника. Вот одна из типичных историй, сопровождавшая её первую службу.

Случайно зашёл в школу немолодой юрист кореец. Поговорили. Человек замкнутый и немногословный, он тем не менее с интересом выслушал рассказ Лены о том, как занятие танцами улучшает настроение студентов, как немолодые люди обретают здесь знакомых и даже друзей. Кореец тут же заплатил за двадцать уроков и стал постоянным учеником Лены. Через несколько месяцев на вопрос учительницы, нравится ли ему здесь, признался: среда, день недели, когда он приходит на урок, самый радостный день для него. На службе он имеет дело с уголовниками, которых вынужден осуждать к серьёзным подчас наказаниям, но по-человечески он жалеет их. Этот душевный конфликт облегчают лишь встречи по средам…. Два года спустя, когда Лена перешла работать в другую школу, кореец кинулся искать её. Он обзвонил по телефону несколько ньюйоркских танцевальных школ и в конце концов разыскал любимую учительницу. Сейчас этот человек по служебным делам находится в России. На днях прислал ей открытку с надписью: "Мне Вас не хватает…".

Случай с корейцем — не исключение. Эмоциональный момент почти всегда присутствует в отношениях учительницы со своими студентами. Американцы постоянно делятся с ней своими служебными и семейными проблемами. Лена старается на темах негативного характера не задерживаться и по мере сил отвлекает учеников от печальных мыслей. Сложнее русской учительнице утихомиривать тех, кто в неё влюбляется. Таких за годы её американской жизни было уже немало. Открывать мужчинам свою личную жизнь она не склонна, объяснять, что она замужем, не хочется, возникает риск потерять студента. Впрочем, покидают её уроки очень немногие, большинство дорожит возможностью потанцевать и поговорить с миловидной русской.

Поиски общения, пожалуй, и есть та главная причина, которая приводит в школу танцев мужчин и женщин в возрасте от тридцати пяти до старости. В этом откровенно признался ей в своём недавнем письме молодой венгр-учёный. Уроки Лены скрасили ему несколько месяцев, когда он по роду своей службы находился в Нью-Йорке. Других знакомых он, иностранец, так и не обрёл.

То же самой говорят ей коренные американцы. Тяжёлый рабочий день не останавливает их перед тем, чтобы поздно вечером всё-таки приехать на занятия. Таков, в частности, шестидесятилетний хорошо обеспеченный американец-компьютерщик, работающий в одном конце города, а живущий в другом, на Лонг Айленде. Человек этот тем не менее трижды в неделю прибывает на её уроки. Он признался учительнице, что одинок, недавно потерял последнего близкого человека — мать, и теперь танцы для него — главное спасение от тоски.

Уроки танцев облегчают душевное состояние не только мужчин, но и женщин. Студентка-японка поделилась с учительницей историей своего знакомства с мужем-американцем. Они разыскали друг друга по компьютеру. Два года переписывались, потом американец приехал за ней в Японию. Возник брак, казалось бы, вполне благополучный. Они любят друг друга. Но муж-предприниматель очень уж захвачен делами бизнеса и не уделяет супруге достаточно внимания. Японка впала в депрессию, но потом, зайдя в школу танцев, почувствовала, что уроки здешние явно исправляют её семейную ситуацию. Жена нашла себе приятное занятие и располагающую к себе учительницу, занятость мужа её больше не травмирует.

Американский опыт подсказал Лене, что занятие танцами способно даже исправлять природный характер человека. Пессимист Джим, с юных лет склонный к ворчанию и раздражению, после года в школе танцев, по общему мнению, стал спокойнее и жизнерадостнее. Танцует он сегодня лучше и в ответ на это слышит комплименты своих партнёрш. Комплименты эти его ободряют, так что в отношениях с окружающими Джим, несомненно, потеплел. Но особенно преобразился за последний год студент Ричард. Человек от природы несильный, он боится всего, что повышает его ответственность. В частности, на службе он несколько раз отказывался от повышения по должности и по этой причине терял работу. Страх, нерешительность были заметны у него и на первых уроках. В ритме вальса Ричард не мог решить куда — направо или налево — ему следует в следующую секунду повернуть свою партнёршу. Сегодня он уже преодолел в себе эту нерешительность и, более того, признался учительнице, что теперь его отношения и на службе приобрели большую устойчивость и прочность.

Но, разумеется, взгляды русской учительницы и её американских студентов совпадают не всегда. Однажды дело даже дошло до спора. Лена объясняла группе женщин принципы бальных танцев. Среди прочего сказала: "Мы, уважаемые дамы, следуем в танце за нашим партнёром. Каждый следующий шаг определяет он." "Как? Почему мы должны следовать за мужчинами?" — обиженно откликнулась 35-летняя американка с явно феминистическими наклонностями. Лена ещё раз объяснила, что таково основное правило бальных танцев, существующее уже не первое столетие. Она призвала слушательниц в процессе танца расслаблять себя, спокойно следить за партнёром и получать своё удовольствие. Политически накалённые женщины с учительницей не согласились. И хотя она умолкла, продолжали твердить о своих несправедливо утесняемых правах….

"В Америке я уже отвыкла от вторжения политики в моё любимое занятие, но это неожиданное столкновение с политиканствующими дамами напомнило мне дела давно минувших дней, — говорит Лена. — Оказывается, ныне покойное министерство культуры СССР, контролировавшее идеологию писателей, художников и музыкантов, не оставляло своим вниманием также и танцоров. В частности, на сцене и на танцевальных конкурсах запрещалось исполнять танго, рок-н-ролл, румбу и чачу. В них партийные чиновники обнаруживали "тлетворное влияние Запада". Зато настойчиво рекомендовался танец "сударушка", сочинённый якобы неким слесарем завода имени Лихачева. В конце концов любителям западных танцев удалось договориться с министерскими чиновниками о том, что концерты, содержащие западные элементы, будут уравновешиваться советской программой, включающей пролетарскую "сударушку". Мастерам танца заранее приходилось договариваться с "культурным" начальством о дозволенных пределах эмоциональности на сцене и длине юбок для танцовщиц.

Рассказы Лены Фроловой о своей американской жизни убедили меня: лёгким её здешнее бытие не назовешь. Она преподаёт в трёх школах. Кроме детской в Бруклине и взрослой в Манхеттене, неутомимая "миссис Фролофф" по воскресеньям занимается также с группой негров. Уроженцы Карибских островов, они создали в Нью-Йорке своеобразный клуб, куда пригласили русского педагога. У членов клуба, чёрных мужчин и женщин, Лена с удовольствием отмечает повышенное чувство ритма. Они великолепно исполняют свои национальные танцы, но хотят также с помощью Лены освоить танцы бальные, пришедшие в Америку из Европы. Занятия проходят в одной из церквей чёрного района. Здешние студенты Лене нравятся: они деликатны и внимательны к тому, что говорит и показывает белая учительница. В каком-то отношении они являются даже антиподами вчерашних советских граждан, поселившихся в Америке. Наши, как правило, "всё знают" и склонны поучать учительницу.

Но моя собеседница не только преподаёт, но и учится сама. "Останавливаться в нашем деле нельзя. — говорит она. — Стоит остановиться, как немедля покатишься назад." Для неё это не пустые слова. Она постоянно читает американский журнал, посвященный танцевальному искусству и посещает специальный танцевальный центр, где берёт уроки джаза. Джазом называют здесь направление в танцах, находящееся как бы на пересечении классического балета и гимнастики. Джаз можно танцевать и в одиночку. Основанное Айседорой Дункан направление сегодня стало в Америке даже более популярным, чем классический балет. Лена собирается со временем передать накопленные знания джаза своим воспитанникам в Бруклине.

Собственная школа тоже требует к себе немало внимания. Прежде чем открыть её, хозяйке пришлось в поисках наиболее удобного зала перебрать полдюжины различных помещений. Немало сил и времени требует от танцовщицы также изготовление соответствующей одежды. "Костюм помогает мне создать необходимый образ", — говорит Лена. Образ этот постоянно меняется по цвету и по форме. В прошлом году любимым цветом моей собеседницы был чёрный, в этом — жёлтый и оранжевый. Хозяйка школы позаботилась и о том, чтобы со вкусом одеть приходящих на занятия детей. Она разработала для них несколько вариантов одежды. Родители поддержали этот проект, и теперь мальчики и девочки приходят в её школу в специальной форме.

Преподавать танцы, кстати сказать, отнюдь не такое лёгкое занятие, как может показаться при взгляде со стороны. Среди студентов есть люди более и менее способные, есть публика спокойная, а случаются и порядочные капризули. Так что от учителя постоянно требуется изрядная степень терпения. Одного такого капризулю Лена вспоминает с горькой улыбкой. Ох, и намучилась она с этим Лёвой! Повышенно эмоциональный, болезненно реагирующий на каждое замечание, Лев случалось даже обиженно плакал на уроках. Но в конце прошлого года этот неуравновешенный юнец прислал учительнице нечто вроде просьбы извинить его. В присланную открытку Лёва вписал английский стишок на две строчки. В русском переводе звучало это так: "Учить меня был сущий ад, но гляньте же на результат!" И действительно, после многих месяцев обучения в группе скандалист Лёва стал танцевать совсем неплохо. Спасибо терпеливой учительнице!

Итак, третий год жизни Лены Фроловой в Америке завершается. Довольна ли она итогами? "Не то слово — смеется танцовщица. — Я счастлива! Моя служба — одновременно и моё хобби, дело, которое я люблю. Я буквально лечу на свои занятия…" Нет, миллионершей она не стала, да и не стремится к большим деньгам. Один студент как-то спросил её, почему она не играет в лото. "Ведь, купив удачный билет, можно одномоментно разбогатеть. Что бы вы сделали, заработав несколько сот тысяч?" — полюбопытствовал этот типичный американский мечтатель. И получил от русской учительницы ответ, который, надо полагать, изрядно удивил его. "Если бы денег оказалось так много, я бы открыла бесплатную танцевальную школу и танцевала бы там в своё удовольствие…".