«Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали

Глава 33 SOS НАД ЛА-МАНШЕМ

Бз-з-зык!

Новая пуля высекла сноп искр из чугунных перил ограждения. Похоже, «маки» вознамерились расстрелять лампу. Интересно, как им это удастся? Идея-то довольно сомнительная, хотя и вполне очевидная… Но под таким углом и с такого расстояния?.. Что ж, ребята решили попытаться… А пока будут пытаться, вполне могут и нас задеть…

Теплый июньский вечер, берег моря и свежее дыхание ветра с пролива. На западе за изгибом побережья, за расчерченными, как по трафарету, полями горизонт озаряется узкой зеленовато-оранжевой полоской. И они одни на этой уникальной смотровой площадке. Идеальное место для свидания. Только вот над головой иногда свистят пули…

— С тобой так спокойно… — прошептала Марта. — Это удивительно. Так спокойно не было никогда и ни с кем…

— А я добрый, — усмехнулся Ройтер. — Если не злить…

— Ты знаешь, мы не учли еще одного варианта… — задумчиво произнесла Марта.

— Какого варианта?

— Ну того варианта, если вдруг ты погибнешь, а я останусь жива.

— В таком случае я тебе не завидую… — поморщился Ройтер. — «Маки» — зверье бешеное. Попадать к ним в плен — никому бы не пожелал…

Пуля просвистела над ними и ударилась в черепицу крыши. Оттуда дождик бурой пыли просыпался на рукав куртки. «Ведь они скоро пристреляются, — мелькнуло в голове у Ройтера. — А в темноте все преимущества у них. В темноте мы не продержимся и получаса…» Нечисть чурается света… Свеча гаснет — нечисть торжествует. А эта свеча когда-нибудь погаснет обязательно, ибо никакой источник не вечен, за исключением Солнца. Арийского Солнца в круге… м-да что-то меня на эпитеты потянуло, не рановато ли репетировать траурную речь? Ведь пока у нас есть в аппаратах хотя бы одна торпеда — мы сражаемся, заканчиваются торпеды — палубное орудие, выведено из строя и оно — личное оружие, дальше идут в ход ножи, гаечные ключи, багры, ломы, монтировки… И хотя в этой длинной цепочке мы находимся на стадии частично израсходованного боекомплекта личного оружия, это далеко не конец, потому есть еще руки. Руками можно душить, зубами кусать… Так что битва еще не закончилась.

Только вот эта дочь Сатурна здесь явно лишняя. Ну не место ей на передовой под пулями. Вот уж действительно, как говорят англичане, «в неправильное время, в неправильном месте». Но самое удивительное было то, что Марту, похоже, все это совершенно не беспокоило. Она не плакала, не ругалась, не билась в истерике «…о-о-о-о-о! что же с нами будет?!». Надо будет оказать первую помощь — она это сделает спокойно и деловито, может быть, даже будет стрелять. А пока она предпочла не мешать.

— Все будет хорошо, — Ройтер похлопал ее по коленке и подмигнул. — Мы победим!

— Ты нужен мне, — Марта вцепилась в воротник его куртки. — Слышишь?

Она в упор смотрела на него, и в ее глазах играло какое-то веселое бесовское пламя, как будто она придумала самую эксцентричную и веселую шутку в своей жизни. Она потянула его к себе и впилась своими губами в его губы. Ну, конечно, лучше места не нашлось… Хотя маяк, почему бы и нет? Место вполне романтическое… Даже можно сказать — символическое для моряка. Маяк — это близкий берег, это дом, это жизнь… В общем, леди права, если мне судьба дает шанс, то последнее хорошее, что я в своей жизни увижу и что должно, по идее, запомниться, то пусть это будут сиськи. Совершенное воплощение абсолютной идеи сисек как таковых. А то, что хлопает там внизу — это всего лишь смерть. Кстати, хлопки в последние несколько минут стали звучать все чаще. Видимо, французы вот-вот соберутся атаковать повторно… Они, наверное, попытаются обойти по мелководью…

— Большего бы ты не смог для меня сделать, — сказала она, когда все закончилось. Это, наверное, был самый короткий половой акт в его жизни. Но надо было спешить.

Темноту прорезала вспышка и звук, похожий на разрыв гранаты…

— Свет! — Прожектор вспыхнул и осветил пространство перед маяком. Опять залп с нижнего яруса, кратковременное усиление активности со стороны французов, и несколько минут тишины. Фара гаснет. Так долго продолжаться не может. Фара вспыхивает — фара гаснет. Длинный — короткий… Короткий — длинный.

— Погоди-ка… Помоги мне с этим зеркалом, — мелькнула у Ройтера спасительная мысль. — Перенаправим его в сторону моря. Боюсь, ваши расчеты оказались не верны. Может быть, даже мы и не умрем, причем оба не умрем. Так что смотри, хорошо ли ты подумала. Как бы обратно забирать не пришлось… — пошутил Ройтер.

— Не-е-ет! — хитро улыбнулась Марта — Это теперь мое…

Три длинных — три коротких — три длинных.

Любой, кто сейчас находится в море, даже самый завалящий рыболов, не может не обратить внимание на маяк. Он тут такой один. И работа маяка в режиме «SOS» не сможет остаться незамеченной.

Три коротких — три длинных — три коротких.

Бз-з-з-зык! Бз-з-з-зык! Еще две пули пролетело рядом.

— Держитесь, фельдфебель! — крикнул с башни Ройтер. — Время теперь работает на нас!

Раз-два-три… еще раз-два-три…

— Тебе отвечают! — толкнула его в плечо Марта, грызя ноготь…

Действительно, из мрака фиолетовой пелены отвечал корабельный прожектор. Курсом на маяк резал волну форштевень патрульного эсминца типа «1936А».[122] Это 4 артиллерийских ствола 150 мм и три сотни хорошо вооруженных немецких моряков. Маяк — прекрасная точка для корректировочного поста. Наступает последняя ночь населенного пункта с названием Гаттевиль. Утром от него останется гора битого кирпича и головешек. «Маки», конечно, не были готовы к столь кардинальному изменению расклада, так что, когда с моря взвыл ревун и на берегу разорвался первый снаряд, упрямые французы бросились врассыпную. Город был спасен. Он и сейчас еще не исчез с географической карты.

Это были прекрасные дни раннего лета. Лета гроз и мокрой свежей листвы в парке Шербурга, лета страсти и молодости, лета надежд. Но, когда их команда покидала госпиталь окончательно, Марта не пришла его провожать. Он написал письмо — ответом была открытка. Открытка, содержащая текст в несколько строк, выведенный старательным, почти ученическим почерком.

Хельмут долго разглядывал этот кусочек картона. Трогательно. Фленсбургский собор. Не поленилась разыскать открытку с видом его родного города. Две шестипфенниговые марки «Присоединение Австрии» Ein Volk, ein Reich, ein Fuehrer.

Что могло случиться? Ведь все же шло гладко. Казалось, что нет на свете человека, который настолько точно знает, чего хочет от жизни именно он, Хельмут Ройтер. Не оберлейтенант Кригсмарине, не командир подлодки, не кавалер рыцарского креста с дубовыми листьями, а просто он, обычный парень Хельмут, веселый и добрый, любящий подурачиться…

То, что искать объяснения бесполезно, он понимал очень хорошо. Марта — это не Анна, она не будет говорить «Нет», когда хочет сказать «Да», для этого она слишком проста и близка к природе.

25 июня 1943 года в «Федеральных кораблестроительных сухих доках» города Ньюарк произошло событие в общем-то вполне заурядное в масштабах не только мировой войны, но даже военной промышленности одной отдельно взятой воюющей державы. Кэптен Дональд Фукс разбил бутылку калифорнийского шампанского о борт конвойного эсминца DE-173. Флот США пополнился еще одной боевой единицей. Причем так себе единицей. Эсминец очень средних кондиций. Длина корабля составляла 102 метра, стандартное водоизмещение — 1240 тонн, полное водоизмещение 1520 тонн. Командование кораблем было передано капитан-лейтенанту Чарлзу Р. Гамильтону. Потом американцы утверждали, что спустили на воду корабль месяцем позже, а пока эсминец, загрузив в Монтауке более 300 тонн различной аппаратуры, на полном ходу проследовал на военную базу в Филадельфию.

Пост радиоэлектронной разведки в Норфолке на ушах стоял от постоянных взаимоисключающих приказов из Монтаука. То от них требовали постоянно докладывать значения «чистого» электромагнитного фона, то вдруг приказывали активировать все системы создания радиопомех, то одновременно и то и другое. Приборы, надо сказать, хоть и американские, но были не очень точные, и график, который требовало от них начальство, получался похожим на «пилу»: то пусто, то густо. А из Монтаука все неслись указания. Уже две метеостанции фактически перестали заниматься возложенными на них обязанностями, а производили замеры солености морской воды и устанавливали взаимосвязь с активностью северных сияний. Вообще-то задача не совсем бессмысленная. Морская вода ведь электролит. А раз есть электролит — есть и ток (где-то), а раз есть и он, то есть и электрическое поле. Руководство очень часто использовало понятие «электромагнитный пузырь», впрочем, у них там в Монтауке семь пятниц на неделе. Бери конденсатор да разряжай в воду. Все зависит от мощности этого конденсатора. И если он достаточно мощный — вот вам и оружие. Так ведь можно и Португалию потопить. Вот только зачем? Вроде не с ней воюем…

Но вообще-то нет более надежного и тонкого инструмента взаимодействия с различными электромагнитными полями, чем человеческий мозг. Весь вопрос лишь в том, как им управлять. Вернее, надо просто уметь управлять. Вот древние германцы — умели. Они умели, взаимодействуя с магнитным полем земли, мгновенно переноситься куда угодно. А древние индоарийцы? Махабхарата и так далее. Как такой крохотный объект, как человеческий мозг, мог создавать поле такой силы, что оно взаимодействовало с полем земли? Вполне вероятно. Если найти точку. Это же может быть совсем микроскопическая точка, которую можно разглядеть, используя гигантскую «линзу» океана. Найти ту самую задницу, в которую воткнуть иголку. Этим-то и занимался в своей лаборатории оберштурмбаннфюрер СС Леопольд Майер. Он просил Ройтера тщательно документировать все «глюки», которые ему приходилось видеть на суше ли, в море. Неважно. Важно было четко указывать место и время. Таких за год набралась целая толстая тетрадка. Майер был не старше Ройтера, а если и старше, то на год-два, а уже оберштурмбаннфюрер, а это равняется фрегаттенкапитану — уже можно соединением эсминцев командовать. За какие такие заслуги так стремительно двигался по службе этот явно не глупый человек, было непонятно Ройтеру. Тем более что особенного он ничего и не делал. Ну, бумажки перекладывал у себя в Страсбурге… Он появился во флотилии как раз в тот момент, когда решался вопрос расформировать команду Ройтера или дать ей новую лодку. Многие считали полезным для дела именно расформирование. И их можно было понять. Подводники Дёница несли потери. Все больше и больше, молодежь не могла соперничать со «стариками», как бы Фридебург гениально не организовывал обучение, но отсутствие опыта — есть отсутствие опыта. А тут! Это целых три (!) готовых командира, мичмана вполне могли претендовать на следующую ступеньку, вот вам уже и полтора комплекта офицеров! Да каких офицеров! У Ройтера уже почти каждый имел награды. Они подошли вплотную к отметке 200 000 БРТ! То есть при минимальном добавлении свежей крови на низшие должности получалось не одна, а целых три боевых единицы. Правда, возникала неприятная коллизия. Ладно, не командир, пусть первый помощник — еврей… Все равно, две лодки — не одна лодка! Тем более что Редера турнули, вместо него — Папа. Наконец-то он получил то, что по праву заслуживал! Сейчас лодки поступать начнут, как с конвейера!

Карлевитц снова попал под раздачу. Очередной виток антиеврейских чисток создал довольно глупую ситуацию. Решением ответственного от партии, а он, видимо, хотел быть правильнее самого фюрера, была введена раздельная парковка для евреев и арийцев. В связи с этим всевозможные транспортные средства команд подлодок — велосипеды, мотоциклы (может, не такие, как у Ройтера, но тоже были и DKW, и NSU) толпились по одну сторону воображаемой линии, а велосипед Карлевитца торчал на пустом поле по другую ее сторону в гордом одиночестве. Несколько французских евреев-разнорабочих, которые были в базе, транспортных средств не имели.

Майер настоял, чтобы экипаж сохранили. Странное решение. Непонятное. Хотя… Ройтер к ним уже привык, как к родным. Как-то раз вместо того, чтобы посмотреть в Берлине на номер дома, чуть было не сказал: «Унтерхорст, доложите координаты!» Итак, Берлин… Все дороги ведут в Берлин… В Потсдам…