«Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали

Глава 5 ФУТБОЛ В ПОЛОВИНЕ ДЕСЯТОГО[23]

С Берлином связаться не получалось. Вернее, не с самим Берлином, а с Потсдамом. Именно там жили Демански. Несколько раз к телефону подходила Магда — горничная Анны, но самой Анны дома не оказывалось. Магда была очень доброй, но слегка туповатой чешкой средних лет, которую отец Анны нанял еще в Рейхенберге.[24] Магда симпатизировала Ройтеру, но ее «протекция» не имела особого значения. Ее даже толком нельзя было использовать как «шпионку». Вытаскивать крупицы информации из ее бессмысленного многословного кудахтанья было почти невозможно.

Тем более что это был один-единственный источник. По сумме разговоров Ройтер понял, что Анна в поездке по стране. Она работала на «Немецкое информационное бюро» — отдел финансово-экономической информации, и в общем-то вполне могла быть и вне Берлина, но по возбужденно-заискивающему тону Магды он понял, что его просто не хотят слышать. Анна скорее всего стоит у нее за плечом и сверлит своим ледяным взглядом.

В офицерском клубе флотилии Ройтер появился в новом кителе, на котором красовался «Знак подводника». Пять походов, из них четыре в качестве командира. Такой знак во флотилии далеко не у каждого. Вот у Шепке, например — тоже нет. Его U-19 только что вернулась из первого похода. Иоахим завидовал. Впервые Ройтер обошел его. Но это не была черная зависть. Друзья соревновались, а спорт на то и спорт — кто-то на промежуточном финише показал лучшие результаты, но до финала еще далеко. Товарищи активно расспрашивали об особенностях тактики, ведь Ройтер уничтожил уже два боевых корабля противника, причем не просто боевых, а именно охотников за ПЛ. (Кстати, пятитысячник оказался бельгийским.) Ройтер охотно делился опытом. Но командование не торопилось пересматривать регламенты подготовки. Слишком рискованно, слишком авантюрно. Да, в этот раз повезло, но рекомендовать поступать так всем? Мы растеряем половину флота!

— Не пойму, чего ты так в нее вцепился, — удивлялся Шепке после очередного бесполезного телефонного звонка. — Говорят, женщины любят настойчивость… Не знаю… По-моему, уж я бы, наверное, согласился… — Он разразился раскатистым хохотом.

Ройтер злился. Ему было не до смеха… А ведь прав был, наверное, старый друг. Что в ней такого? Она же ничем особо не выделяется. Встретишь на улице — через пять минут забудешь… Папаша? Да папашу-то он видел раз-два. Анна была очень самостоятельна и жила отдельно. Да и чем он ему особо может посодействовать в карьере? Ройтер же не банковский служащий…

— Есть тема для разговора, — шепнул Шепке. — Короче, я познакомился с такими замечательными сестричками и сегодня намерен к ним наведаться. Пошли со мной.

— Подожди, — у Ройтера закралось смутное сомнение — все эти ни с того ни с сего возникающие проекты Шепке, как правило, не заканчивались хорошо. — Что за сестрички? Где? Я так быстро не могу переключаться. А вдруг мне не понравится?

— Объясняю. Две очень милые сестрички. Они близнецы, так что понравится. Раз мне понравилась одна. Они только и ждут, уверяю тебя, как бы согрешить, но есть одно «но»: у них очень бдительный и строгий папаша. Никуда их без сопровождения не отпускает.

— Ну и чего же ты предлагаешь? — недоумевал Ройтер.

— У меня есть план. Все будет чики-пуки! Это недалеко. Ближе, чем от старой водокачки до церкви Святого Мартина.[25]

Наступил вечер. Дивный весенний вечер в Киле. Солнце укатилось за шпили соборов, и отблески его упали в волны бухты, улицы опустились в полудрему. Только порт лениво ворочался и вздыхал. По извилистой улочке в богатом тихом центре шли два офицера. Один из них, худой и длинный, с острыми чертами шлезвиг-гольштейнца, держал в руках большой мешок. Другой, еще длиннее и шире в плечах, постоянно озирался по сторонам. Если бы не их идеально отутюженная форма и белые перчатки, их бы могли вполне забрать в полицию. Очень уж подозрительная была парочка.

— Вот, здесь, — остановился Шепке у аккуратного двухэтажного домика с небольшим садиком. Через минуту они перемахнули через ограду, и инструктор-торпедист наконец продемонстрировал содержимое мешка. Это был небольшой лодочный якорь с длинными изогнутыми рогами. К якорю был надежно привязан конец в полтора пальца толщиной.

— Выдержит, если что, и тебя и меня одновременно. Не ссы! — отчеканил Шепке.

— Ты хоть точно знаешь, где их окно? — неуверенно спросил Ройтер.

— Да вот, второе от угла. Учись, пока я жив! — С этими словами Иоахим размахнулся и отправил якорь по большой дуге в сторону окна. Получился недолет. Якорь шмякнулся в клумбу. Шепотом матерясь и изрядно перепачкавшись, подводники вытащили его на позицию, и Иоахим повторил попытку, только на этот раз размахнулся значительно сильнее. Якорь с диким грохотом ударился о черепичную крышу. Тишину ночи разорвал звон разбитого стекла, лай собак и проклятья, изрыгаемые откуда-то сверху.

— Валим! — мгновенно сориентировался Шепке. Как будто такое развитие событий им изначально предвиделось и просто сработал «план „В“».

— Твою мать! — выругался Ройтер. Бегали они оба хорошо. Ройтер не видел ничего вокруг — он несся, слегка нагнув голову, чтобы ветки кустарника не хлестали по глазам. Вдруг раздался гулкий звон. Так примерно бьют корабельные склянки, только тон много ниже. Он почувствовал, что что-то ему мешает бежать. Он поднял глаза и увидел фонарный столб. Боли не было. Было головокружение, как будто он поплыл на огромной карусели.

— Быстрее давай. — Шепке подхватил товарища, кустарник вдруг закончился, и они оказались на параллельной улице. Перед глазами Ройтера вращалось изображение домов, редких прохожих, вывесок, опустившихся в полутьму, — светомаскировка. Шепке быстро привел себя в порядок и принял респектабельный вид капитан-лейтенанта на прогулке. Степенно перенося вес с ноги на ногу, он пошел вниз по улице в направлении порта. Он сгреб в охапку покачивающегося Ройтера, который ступал очень неуверенно. Внезапный визг тормозов раздался как будто из пустой бочки. Рядом затормозила машина полиции. Дальше Ройтер слышал отрывочно фразы, которыми Шепке общался с полицией.

— Господа, все нормально. Нет никакого повода беспокоиться. Это мой товарищ, да, ну выпил чуть больше положенного. Так что ж вы хотите! У нас работа нервная, да-да… Ха-ха-ха. Не-е-е… зачем патруль? Конечно, уверяю вас, я не позволю ему валяться на улице. До свидания! Успехов вам в вашем нелегком деле.

— Говорят, на соседней улице совершено нападение на дом помощника бургомистра…

— Ройтер! Вас вызывает Эккерманн!

— Бл…ь! Командир флотилии! Все-таки влипли!

— Нормально все! Меня уже таскали. Не беспокойся, все будет чики-пуки!

В кабинете командира флотилии сидел Рёстлер. Он снова вел себя так, как будто это Эккерманн сидел в его кабинете. Ну занимайтесь, чем вам надо, только не мешайте, казалось, говорил весь его вид. Ройтер старался держаться как можно более церемонно. По уставу, чтоб ни одна падла не подкопалась.

— Вчера… — Эккерманн закашлялся. — Вчера имела место чудовищная хулиганская выходка, — начал он. — Два морских офицера проникли в дом помощника бургомистра, нанесли ущерб имуществу, повредили садовые посадки.

— Это ужасно, герр корветтенкапитан!

— Еще бы! — подал голос из-за журнального столика Рёстлер. — Это просто свинство!

По голосу было непонятно, издевается ли он или действительно считает происшествие таковым. Рёстлер сидел против света, и Ройтер никак не мог понять, что же такое он читает.

— Ройтер! Отвечайте, где вы были вчера после 22.00!

— Как обычно, в офицерском общежитии. После 22.00 я спал.

— О как! — отпустил в своей манере комментарий Рёстлер. Он встал, бросил на столик журнал. Теперь стало понятно, что это был «Widerstand»[26] за 1936 год, запрещенный, насколько Ройтер мог судить. Он повернулся в сторону воспитателя и нарочито щелкнул каблуками.

Рёстлер медленно подошел к нему и аккуратно снял с лейтенанта фуражку.

— А это вы с кровати упали, как я полагаю? — Глаза Рёстлера, серые и водянистые, ничего не выражали, но это была маска. И Ройтер понял, как надо себя вести.

— Никак нет! Это я вчера упал с брусьев в спортивном зале. Есть свидетели. — А действительно, утром во время упражнений на брусьях он неудачно выполнил один элемент и немного поцарапал бровь.

— Кто это видел?

— Оберлейтенант Ринкельманн! Можете его спросить.

— Угу, — кивнул Рёстлер. Видно было, как он утратил интерес к теме.

— Ройтер! Вы весьма успешно провели последний поход, — вдруг перевел тему Эккерманн.

— Да… — вставил Рёстлер. — А знаете ли вы, что нам предстоит очень ответственное событие? Во Фленсбург с дружественным визитом прибывает военный корабль СССР.

— Теперь знаю, господин ответственный по партии…

— Мы тут подумали… Вы с этим вашим «Чики-Пукиным», с Шепке — известные затейники. Вот вам и карты в руки. Разработайте культурную программу этой встречи.

— Осмелюсь спросить, герр Рёстлер, какой это корабль?

— Это подводная лодка. Надо ли говорить, что международная обстановка более чем сложная и в этой ситуации каждый, даже самый незначительный инцидент может иметь самые неблагоприятные последствия. Вы понимаете, какая это ответственность!

— Так точно! Понимаю…

Они просидели ночь с Шепке и решили, что лучшим наполнением культурной программы будут спортивные состязания. А если учесть, что обещал прибыть сам гросс-адмирал,[27] то практически однозначно выбор падал на футбольный матч. Уже хорошо. Официальная часть, банкет… Оказалось, не так уж оно и сложно…

Ранним воскресным утром русская лодка причалила к третьему пирсу, куда обычно швартовались лодки 1-й флотилии. Мероприятие было очень торжественным. Оркестр исполнил Deutschland über alles и… «Интернационал». За сутки до этого Рёстлер провел беседу с музыкантами, чтобы во избежание международного скандала они не заиграли по привычке, случайно, Хорста Весселя. Действительно, «красных» у них там, на лодке, хватает, не дай бог кто-то знает немецкий и переведет, и на свой счет примет…[28]

Торжественная часть началась с появления на пирсе автомобилей с черными вымпелами, на которых на синем треугольнике был изображен имперский орел.[29] Первой шла машина гросс-адмирала. Мотоциклетный эскорт отстал, когда она вырулила на пирс. Следом шел автомобиль «папы». Чуть далее следовала машина с белым треугольным вымпелом с якорем на черной полосе.[30] Адмиралы по этикету приветствовали русских. Ройтер не понимал, с чего бы вдруг такая помпа. Потом объяснили. Речь идет о строительстве нашей базы подлодок в Западной Лице недалеко от Мурманска. Это меч, занесенный над головой Британии. С нее Северная Атлантика становится достижима куда быстрее. Вроде бы туда уже командировали несколько экипажей. Теперь-то понятно, почему подлодка…

Слово предоставили молодому парню, очевидно, младшему политруку, судя по характерным золотистым шевронам с голубой полосой. Он начал не очень уверенно, заметно волнуясь, но быстро совладал с волнением. Переводчик заметно напрягался, переводя русские пропагандистские конструкции. Словосочетание «товарищ Сталин» в его речи повторилась более 30 раз. Потом Ройтер сбился.

— «… Коварным планам англо-французских поджигателей второй империалистической войны не суждено было сбыться! Товарищ Сталин в своем докладе на XVIII съезде партии разоблачил провокационные замыслы политиканов Англии и Франции, стремившихся столкнуть лбами наши народы. Товарищ Сталин еще тогда поставил вопрос о возможности добрососедских отношений между СССР и Германией. Заявление товарища Сталина было должным образом понято в Германии, которая не замедлила сделать из него практические выводы. По предложению Германии были начаты советско-германские торгово-кредитные переговоры. 19 августа 1939 года они, как известно, завершились подписанием соглашения, выгодного для обеих сторон. Германия выразила желание улучшить и политические отношения с Советским Союзом…»

— С ума сойти, — шепотом заметил Шепке, когда младший политрук перешел к обличению двурушнической позиции английских империалистов. — Как он англов ненавидит… Если так, то почему они еще не с нами? Может, в совместное патрулирование выйти?

Его прервал строгий взгляд Эккерманна. Он вообще был очень сосредоточен и хмур. Как будто ожидал чего-то очень неприятного. А с другой стороны, приезд командующего, да целых двух! — всегда мало приятного. Вообще-то вся эта затея напоминала плавание по заминированному фарватеру. Одна ошибка — и ба-бах! Поэтому-то с немецкой стороны и выступал сам фюрер по партийной линии Ганс Рёстлер.

— «История нас учит не повторять ошибок. Этот век начался с того, что наши народы были ввергнуты в трясину братоубийственной войны. Но они извлекли из той войны горькие уроки. Пожалуй, главный урок — тот, что никогда больше ни в этом столетии, ни в следующем русские и немцы не будут стрелять друг в друга. И сегодня, когда решается судьба мира, когда весь германский народ во главе с фюрером ведет тяжелейшую борьбу, мы ощущаем товарищескую поддержку всех арийских народов…»

Этому-то не привыкать выкручиваться. И язык у него подвешен, да и если ошибется, то поправить его вроде как и некому. Геббельс — в Берлине. Другое дело — этот лейтенантик… Хотя его начальство еще дальше. Ройтер на секунду представил, как бы он говорил в подобной ситуации. Плохо. А этот вроде вещает вполне убежденно.

И искренне верит в то, что он говорит. Честно говоря, русские оказались здесь в явно невыгодном положении — и людей у них меньше, наши-то с трех лодок команду собирали. Можно, конечно, предположить, что у них все матросы — великие футболисты… но это вряд ли…

Рёстлер говорил не больше семи минут, причем казалось, что это его последняя в жизни речь. Он умудрился приплести сюда все, что только можно: и Ватерлоо, и Достоевского, упомянул он об успехах РКК в польской кампании, и ещё, и ещё, чего Ройтер и упомнить не мог. Да так складно все получалось, как будто и не было в советских газетах гнуснейших оскорблений в адрес фюрера и партии, как будто не из советских средств финансировался Коминтерн… Политика… Да уж…

А вот футбол был отменным. Немцы сразу стали плотно атаковать, но наткнулись на серьезную оборону (впечатление было такое, что русские специально тренировались). Как им это удалось на подлодке? Они так хорошо опекали бомбардиров, одним из которых был Эрнст Акерман — ремонтник-моторист с ПЛ Ройтера. Сам Ройтер встал в полузащиту. Шепке — правый нападающий. На 40-й минуте немцам удалось-таки распечатать ворота противника. Ответ последовал в самом начале второго тайма. Кок с U-19, назначенный голкипером, после кинжальной атаки русских ничего не мог противопоставить младшему политруку, который вышел один на один. Больше ни той ни другой команде не удалось добиться успеха, хотя второй тайм прошел за явным преимуществом русских. Ройтер бился самоотверженно. Однажды он даже удостоился одобрительного взгляда командующего, когда он в падении вытолкнул мяч из-под ног русского нападающего. Счет оставался 1:1. Гросс-адмирал на последних минутах серьезно занервничал. Это передалось по цепочке сверху вниз. Один только Рёстлер оставался невозмутимым. «Герр гросс-адмирал, — твердо подвел он итог. — Счет политически корректен».