«С» - значит сыщик

27

Он стоял на пороге кухни, с коричневым мешком с покупками в руках. На нем была темно-зеленая спортивная рубашка и джинсы, подпоясанные ниже талии. Он тяжело дышал от напряжения, лицо вспотело. Его взгляд был прикован к полосе виниловых обоев, которая, свернувшись, лежала на полу. Он посмотрел вверх, на стену, а затем — на меня.

— Для чего вы это сделали?

— Настало время обсудить старые дела, мой друг.

Он подошел к столу и поставил мешок. Вытащил из него покупки — туалетную бумагу, дюжину яиц, фунт масла, буханку хлеба, и положил на стол. Я видела, как он пытается выбрать правильную линию поведения, верный тон. Он репетировал в уме этот момент годами, наверное, уверенный, что может вести разговор с идеально невинным видом.

Проблема была в том, что он давно забыл, что такое невинность и как она выглядит.

— Какие старые дела?

— Для начала, кровь на стене.

Пауза была неправильной длины.

— Какая кровь? Это политура. Я обновлял мебель для веранды и столкнул на пол банку.

Эта штука разлилась повсюду. Никогда не видел такого беспорядка.

— Артериальная кровь делает такие вещи. Работает, как фонтан.

Я наступила на свернувшийся кусок обоев, со скрипучим звуком, и вымыла руки над кухонной раковиной.

Он положил в морозилку коробку мороженого. Поправил упаковки с морожеными овощами.

Он сбился с ритма. Опытный лгун знает, как важно время для выражения беззаботности.

Я вытерла руки кухонным полотенцем неясного происхождения. Это мог быть кусок наволочки, тряпка маляра или подгузник.

— Я ездила на Маунт Калвари и искала могилу Энн.

— Понятно. У меня дела. Она похоронена с семьей, на склоне холма.

— Вовсе нет.

Я облокотилась о стол, наблюдая, как он выгружает консервные банки.

— Я сходила в офис и получила информацию. Вы купили могильный камень, но тела в могиле нет. Энн уехала из города вместе с Айрин в январе 1940.

Он попытался рассердиться, но не смог.

— Я заплатил, чтобы ее привезли из Тусона. Если ее не было в гробу, не говорите мне об этом. Спросите того парня, который сказал, что положил ее туда.

— Ой, да ладно. Давайте не будем ходить вокруг да около. Не было никакого мужа в Аризоне и никаких детей. Вы все выдумали. Вы убили Шарлотту и Эмили. Вы убили Шейлу тоже.

Энн была жива до прошлой ночи, и она мне рассказала почти все. Она сказала, что Эмили хотела продать дом, а вы отказались. Она заупрямилась, и вы должны были избавиться от нее, просто, чтобы прекратить спор. После того, как вы убрали с пути Эмили, осталась только Энн, о которой надо было волноваться. Объявить ее мертвой, и все наследство ваше.

Он замотал головой.

— Вы сумасшедшая. Мне нечего вам сказать.

Я подошла к телефону на стене, около двери в коридор.

— Прекрасно. Мне все равно. Вы сможете поговорить с лейтенантом Доланом, как только он приедет сюда.

Теперь он хотел поговорить, что угодно, лишь бы задержать меня.

— Я никого не убивал. Зачем мне это?

— Кто знает, какие у вас были мотивы? Могу предположить, что деньги. Не знаю, почему вы это сделали. Просто знаю, что сделали.

— Я не делал!

— Конечно, сделали. Кого вы пытаетесь обмануть?

— У вас нет никаких доказательств. Вы ничего не можете доказать.

— Я не могу, но кто-нибудь сможет. Полицейские очень умные, Патрик, и упрямые. Господи.

Вы и понятия не имеете, как они упорны в том, что касается убийств. Будут привлечены все современные технологии. Лаборатории, оборудование, тесты. У них экспертов до черта, а что у вас? Ничего. У вас нет шансов. Пятьдесят лет назад вы могли бы их одурачить, но не в наши дни. Ты в глубоком дерьме, приятель…

— Погоди-ка, юная леди. В моем доме так не разговаривают.

— Ой, извините. Я забыла. У вас высокие стандарты. Вы не будете терпеть нехорошие разговоры, так?

Я вернулась к телефону. Сняла трубку, когда окно разлетелось на кусочки.

Два события произошли так быстро одно за другим, что выглядели как причина и следствие.

Я сняла трубку, и окно разбилось. Ошеломленная, я подпрыгнула на полметра, уронила трубку и подпрыгнула еще раз, когда она ударилась о стену. Я увидела руку, просунувшуюся через разбитое окно и шарившую в поисках замка, чтобы открыть дверь. Один жестокий пинок, и дверь с шумом распахнулась, врезавшись в стену. Я схватила сумку и потянулась за пистолетом, когда появился Марк Мессинджер, с пистолетом, направленным на меня.

Из-за глушителя ствол казался чуть ли не в полметра длиной.

В этот раз не было никакой улыбки, никакой сексуальности. Его светлые волосы торчали влажными сосульками. Голубые глаза были холодными и пустыми, как камень.

Патрик развернулся, поспешно направляясь к передней двери. Мессинджер небрежно выстрелил в него, даже не помедлив, чтобы выразить свое намерение, выстрелил так просто, как показал пальцем. Фью! Звук полуавтомата 45 калибра с глушителем был почти утонченным по сравнению с эффектом выстрела. Сила пули отбросила Патрика к стене, где он подскочил и упал. Кровь и разорванная плоть расцвели на его груди, как хризантема, обрывки рубашки, как чашечка цветка. Я уставилась на него, как загипнотизированная, когда Мессинджер схватил меня за волосы, подтащив мое лицо почти вплотную к своему. Он сунул дуло пистолета мне под подбородок, больно надавив. Я хотела протестовать, но не осмелилась пошевелиться.

— Не стреляйте!

— Где Эрик? — выдохнул он.

— Я не знаю.

— Ты поможешь мне забрать его назад.

Страх пронзил мою грудь, как осколки. Весь адреналин ударил в голову, вытесняя мысли.

Я представила Дица с Рошель. Видимо, им удалось извлечь ребенка из папашиного захвата.

Я чувствовала запах хлорки из бассейна, который смешался с дыханием Мессинджера. Наверное, он не смог взять пистолет в бассейн, чтобы не привлечь к себе внимание. Я представила себе его в воде, Эрика на берегу, собирающегося прыгнуть в бассейн. Если появилась его мать, он побежал прямо к ней, с радостным визгом. Сейчас они, наверное, на пути в аэропорт. Самолет должен прилететь в девять. Я отбросила все мысли. Оставила голову пустой.

Мессинджер отвесил мне тяжелую пощечину, от которой зазвенело в голове. Я — мертвец. Мне не выбраться из этого живой. Он потащил меня к задней двери, отшвырнув с дороги стул. Я заметила Эрни, шаркавшего в направлении кухни. Он выглядел ошарашенным, особенно, когда увидел на полу Патрика, с корсажем из крови на груди. Марк Мессинджер повернулся и навел пистолет на старика.

— Не надо! — крикнула я.

Мой голос звучал странно, высокий и хриплый. Я зажмурилась и ждала очередного «фью!»

Оглянулась. Старик развернулся и в панике зашаркал назад. Я слышала его крики в конце коридора, слабые и беспомощные, как у ребенка. Мессинджер с сомнением наблюдал его отступление. Потом потерял интерес и переключил внимание на меня.

— Возьми ключи.

Я увидела свою сумку, там, где бросила ее, на полу у телефона. Показала на нее, временно лишившись дара речи. Я мечтала о своем пистолете.

— Возьмем мою машину. Ты поведешь.

Он схватил меня за голову и опять вцепился в волосы, крутя меня с такой яростью, что я в страхе вскрикнула.

— Заткнись, — прошипел он. Его лицо было совсем близко к моему, когда мы спускались с заднего крыльца. Я споткнулась, ухватившись правой рукой за перила, чтобы удержать равновесие. Мой каблук поскользнулся на ступеньке, и я чуть не упала. Я думала, он вырвет мне все волосы, снимет с меня скальп своим зажатым кулаком, которым он держал меня, как в тисках. Я не могла смотреть вниз, не могла повернуть голову. Я чувствовала под ногами гравий подъездной дорожки. Я шла, как слепая, вытянув руки, используя ощущения вместо зрения. Машина стояла недалеко от сарая. Интересно, могли ли соседи увидеть нашу неуклюжую процессию? Уже почти стемнело.

Мысленно я представляла себе лицо Рошель. Пожалуйста, будь в самолете. Пожалуйста, будь в воздухе. Пожалуйста, забери с собой Дица навсегда и держи его где-нибудь в безопасности. Я представила себе его нетерпеливость, его энергию и силу. Я хотела, чтобы он ехал в такси, увозившем его от опасности. Я не могла его спасти, не могла спасти даже себя на этот раз. Мессинджер распахнул пассажирскую дверцу и толкнул меня вдоль переднего сиденья. Это был желтый «роллс-ройс», с ореховой приборной доской и кожаными сиденьями.

— Заводи машину, — сказал он.

Он уселся следом за мной, придвинувшись поближе. Приставил дуло пистолета к моему виску. Он тяжело дышал, его напряжение сконцентрировалось на пистолете. Если он выстрелит, я ничего не почувствую. Я буду мертва до того, как боль дойдет до нервных окончаний и пошлет сигнал в мозг. Мне этого хотелось, хотелось, чтобы все кончилось.

— Давай, — сказал он. Я подумала, что голос был моим, настолько это выражало мои мысли.

— Заводи машину, твою мать!

Его ярость была беспорядочной, иногда пламя, иногда лед, его поведение необъяснимо меняло направление от необузданной импульсивности до жесткого контроля.

Я нащупала ключи в зажигании.

— Куда они увезли моего сына?

— Они мне не сказали.

— Лживая сучка! Тогда я тебе скажу.

Он понизил голос, и я чувствовала силу его слов своей щекой. Сексуальность вернулась, такая же щекотка желания, которая поднимается, когда ты танцуешь с мужчиной в первый раз. Ощущение плоти и все возможности, которые ждут. Он снова был спокоен, уверен, его горловой смех был почти торжествующим.

— У Рошель есть брат-близнец, он летчик. Она понимает, что не может отвезти Эрика к себе, потому что я сразу найду его, и она будет мертва до того, как закроет дверь. Она попытается увезти его по воздуху, забрать и спрятать где-нибудь, пока все не успокоится.

Он убрал пистолет от моей головы, жестикулируя.

— Назад по улице и налево. Поедем на аэродром, там есть место для частных самолетов.

Поезжай осторожней, ладно?

Я тупо кивнула, мое настроение изменилось так же резко, как его. Пока что я жива, не покалечена и не выведена из строя. Я была благодарна за это, счастлива, что не умерла.

Я делала, что он говорил. Я нелепо радовалась, что его манеры такие приятные и тон почти дружелюбный. Он понизил мою обычную дерзость и самоуверенность до смирения и покорности. Еще была надежда. Еще был шанс. Может быть, они уже улетели. Может быть, я смогу убить его раньше, чем он убьет меня. Я представила себе Рошель, которой выстрелили в грудь. Он убил бы ее так же небрежно, как Патрика Бронфена, с такой же легкостью и беззаботностью. Диц может погибнуть. Мессинджер предложит обменять меня на Эрика, а потом убьет нас всех. Рошель, Дица и меня, в любом порядке, который увеличит ужас.

Я сосредоточилась на дороге, внезапно осознав, что веду машину. Я чувствовала запах кожаных сидений и свежей розы в хрустальной вазе. Машина скользила в молчании.

Я свернула на 101 и поехала на север. Нигде не было видно патрульных машин.

Во рту пересохло. Я прочистила горло.

— Как вы узнали, где я?

— Я поставил жучка на «порше» в первую ночь, когда он стоял у твоего дома. Видишь? Это мой приемник. Я следил везде за вами, ребята, в разных машинах из проката.

— Зачем ты убил Патрика?

— Почему бы и нет? Он поганец.

Я с любопытством посмотрела на него.

— А почему отпустил Эрни?

— Того старого пердуна? Черт его знает. Может, вернусь и прикончу его, раз уж напомнила.

Его тон был дразнящим. Небольшой юмор наемного убийцы.

Он убрал пистолет от моей головы, тепрь он покоился на его колене.

— Откуда взялся этот телохранитель? Он меня достал. Пару раз я чуть до тебя не добрался, а он помешал.

Я не отводила глаз от дороги.

— Он хорошо делает свою работу.

Он взглянул на меня.

— Ты с ним трахаешься?

— Это не твое дело.

— Да ладно…

— Я с ним знакома только четыре дня! — сказала я с праведным негодованием.

— Ну и что?

— То, что я не прыгаю в кровать к мужикам так быстро.

— Ты должна была, пока была возможность. Теперь он покойник. Я предлагаю тебе сделку. Ты, или он. Нет, лучше, Рошель или он. Выбирай. Если не выберешь, я убью всех троих.

— Тебе заплатили только за одну меня.

— Правда, но скажу тебе, деньги не значат так много. Когда ты делаешь то, что любишь, ты делаешь это бесплатно, правильно?

Он наклонился к проигрывателю.

— Хочешь, включу музыку? У меня есть джаз, классика, рок-группы. Кроме тяжелого металла и рэгги. Ненавижу это дерьмо. Хочешь Синатру?

— Нет, спасибо.

Я увидела съезд к университету и аэропорту и свернула направо. Дорога пошла вверх и влево, пересекая шоссе, которое теперь оказалось внизу. До аэропорта оставалось минуты две, и что мне было делать? Часы на панели управления показывали всего 8.02.

Еще немного, и показался поворот на Рокпит роуд. Я повернула. Мне было известно, что океан близко, но я чувствовала только запах тухлых яиц от болота, которое окружало дорогу.

Поднимался туман, густой белый сугроб на фоне чернеющего неба.

Университет стоял на утесе, как город, окруженный стеной, огни и желтые башни.

Я никогда не ходила в университет. У меня была рабоче-крестьянская родословная, как и у этого парня, как ни крути. Как у Дица.

Я ехала по Рокпит, пока слева не появились ангары и здания Нептун Эйр.

— Здесь, — сказал он.

Я притормозила и свернула. Мессинджер наклонился вперед, глядя через ветровое стекло, забрызганное каплями тумана.

На стоянке было несколько машин, но машины, взятой напрокат Рошель, не было видно.

Мессинджер велел мне припарковаться под укрытием металлического ангара.

Под перевернутой V крыши, освещенное единственной лампочкой, висело объявление: Инструктаж для пилотов, ремонтная мастерская, полеты 24 часа. По периметру шла ограда из металлической сетки, с колючей проволокой сверху. Голубые огоньки слабо светили у пустой взлетной полосы.

Мы вышли из машины. Было холодно, ветер раздувал мои волосы во все стороны.

Когда мы шли через стоянку, Мессинджер взял меня за локоть, жест, настолько похожий на Дица, что у меня воздух застрял в горле.

Офисы Нептун Эйр были закрыты, внутри было темно, только одна слабая лампочка светила через стекло. Мы обошли здание. Сзади располагалась широкая деревянная площадка. Там стоял стол для пикников и две скамьи, для тех, кто ждал своих полетов. Я заметила трех служащих Нептуна, ужинавших там и наблюдавших за садящимися самолетами. Они пили колу из банок, купленных в автомате. Справа выстроились несколько маленьких частных самолетов. За ними, вдали, виднелся аэропорт Санта-Терезы, верхняя часть его башни, выглядывающая из-за ряда складских помещений. По одной из взлетных полос медленно двигался Юнайтед 737, готовясь к взлету.

Мы уселись по разные стороны стола для пикников.

— Блин, холодно, — сказал он.

Я услышала голоса позади себя и обернулась. Двое рабочих, наверное, заправщики, закрыли дверь в ангар и двинулись в сторону стоянки. Мессинджер встал, глядя им вслед. Достал пистолет и навел на них, делая ртом звуки…пуф, пуф. Сдул воображаемый дым с дула и усмехнулся.

— Они даже не знают, как им повезло.

— Думаю, что нет.

Он опять уселся.

Его волосы высохли и завились колечками, ветер игриво раздувал их. Его глаза блестели в свете лампочки. Он смотрел на меня с интересом.

— Твой папа когда-нибудь приводил тебя сюда, смотреть на самолеты?

— Он умер, когда мне было пять.

— Меня мой тоже не приводил. Засранец. Неудивительно, что я вырос таким плохим.

— Что, он даже не приходил смотреть, как ты играешь в футбол?

— Он мало чего делал, кроме того, что пил, шлялся по бабам и убивал людей. Вот откуда я получил свой талант. От него.

Мой страх отступил, и вместо него я начала ощущать раздражение. Одно дело- умереть, и совсем другое, когда тебя заставляют сидеть на холодном ветру и вести светские разговоры с такой поганой задницей, как Мессинджер. Раньше я думала, что лучше вести себя хорошо. А теперь размышляла — зачем?

В данный момент он уставился на мое лицо, а я уставилась на него, просто чтобы посмотреть, что будет.

Он покивал.

— Твой фонарь под глазом выглядит лучше.

Я провела пальцами вокруг глаза. Все время забываю, как я должна выглядеть для постороннего наблюдателя. В последний раз, анализируя свои многочисленные травмы, я отметила, что синяки значительно поменяли свой оттенок. Лимонно-желтый перешел в ярко-зеленый, со сливовой каемочкой.

— Ты почти поймал меня в тот раз.

Он отмахнулся от комплимента.

— Это была разминка. Ничего серьезного.

— Что Эрик об этом подумал?

— Это его не беспокоило. Посмотри на мультфильмы. Дети видят насилие все время, и это не считается. Люди на самом деле не умирают, это все спецэффекты.

— Не думаю, что он будет так чувствовать, если ты убьешь его мать.

— Нет, если я застрелю ее, когда..

Я заметила, что его взгляд переместился.

На летное поле приземлился крошечный самолет, со звуком, который издает «фольксваген», нуждающийся в замене приводного ремня. Он исчез за каким-то зданием, потом появился снова, двигаясь в нашу сторону. Мессинджер поднялся на ноги.

— Спорю, это он. Пошли. И держи рот закрытым, пока я тебя не прикончил.

Самолет достиг цементной площадки у ангара, и пилот сделал миниатюрный разворот, так что самолет оказался повернут в сторону взлетной полосы. Он выключил мотор и огни.

Мессинджер схватил меня сзади за шею и быстро потащил к самолету. Я представила, как пилот снимает свой шлем, пишет в бортовом журнале, отстегивает ремень. Если это брат Рошель, он узнает Мессинджера сразу, как увидит.

Страх поднимался вдоль моего позвоночника, как дым. Я пыталась задержаться, сопротивляться, но пальцы Мессинджера впились в мою шею с мучительной болью. Мы почти бежали, плечом к плечу, пока не достигли хвоста самолета. Прямо перед нами открылась дверь кабины и вышел пилот. Мы были меньше, чем в двух метрах.

Мессинджер сказал:

— Эй, Рой?

Я предупреждающе вскрикнула.

Пилот с удивлением оглянулся.

Фью!

Рой упал на колени. Повалился лицом вниз. Его нос разлетелся от пули, которая отколола кусок черепа на выходе. Я кричала от ужаса, отпрянув в сторону. В воздухе запахло порохом. Я оперлась рукой о самолет. Мессинджер тащил мертвеца за руки в тень от ангара.

Я оттолкнулась от самолета и бросилась бежать изо всех сил. Я бежала к стоянке, надеясь добраться до дороги.

— Эй!

Я слышала, как Мессинджер бежит за мной, тяжело топая. Я не оглядывалась. Он бежал быстрее, и он догонял. Я почувствовала толчок, который послал меня на землю. Я попробовала перекатиться, но действовала недостаточно быстро, чтобы спастись. Я была на земле, и он был сверху, взвинченный и разъяренный. Он перевернул меня на спину. Я пыталась защититься руками от ударов, которые он мне наносил.

Что-то отвлекло его внимание, его лицо дернулось. Машина ехала со стороны болота. Он поднял меня на ноги и потащил под прикрытие здания. Он прислонился к стене, мое тело притиснуто к нему, почти у него подмышкой. Одной рукой он закрывал мне рот, и дуло пистолета снова было у моего виска. Я почти задыхалась, мы оба тяжело дышали.

Машина заехала на стоянку. Я слышала, как хлопнули дверцы, одна за другой, потом послышались голоса. Сначала я увидела Рошель, услышала стук ее каблучков, увидела бледные щеки и светлые волосы поверх поднятого воротника ее плаща. Эрик шел рядом с ней, лицо повернуто в ее сторону. Они держались за руки. Диц шел позади, близко к ним, вглядываясь в окружающую темноту. Увидев самолет, он заколебался. Я почти видела его озабоченную гримасу. Он протянул руку, чтобы остановить Рошель, и Эрик остановился.

Мессинджер шагнул вперед, вытолкнув меня.

— Эй, приятель. Здесь. Посмотри, что у меня есть.

На мгновение мы впятером составили немую сцену. Я чувствовала, будто мы были частью спектакля, любительская театральная группа, представляющая известную сцену из истории.

Никто не шевелился. Мессинджер убрал руку с моего рта, но никто из нас не сказал ни слова.

Наконец, Эрик очнулся.

— Папа?

— Привет, дружок. Как дела? Я пришел забрать тебя.

Рошель сказала:

— Марк, оставь его со мной. Я тебя умоляю. Он был у тебя восемь месяцев. Дай ему побыть со мной. Пожалуйста.

Несмотря на расстояние между нами, голоса были слышны хорошо.

— Ни за что, детка. Это мой ребенок. Хотя, вот что я скажу. Заключим сделку. Я получу Эрика. Вы получите Кинси. Достаточно честно?

Диц взглянул на Рошель.

— Он не причинит вреда Эрику…

Рошель набросилась на Дица.

— Заткнись! Это между нами.

— Он убьет ее, — сказал Диц.

— Мне плевать! — выпалила она.

Мессинджер вмешался.

— Извини, Диц, что прерываю, но ты ее никогда не переспоришь. Это упрямая стерва. Поверь, я знаю.

Диц молчал. Рошель обхватила Эрика руками и прижала к себе, почти так же, как Мессинджер держал меня.

Мессинджер наблюдал за Дицем.

— Ты молодец, приятель, что достаешь свой пистолет. Можешь ты это сделать? Я пока не хочу вышибить этой леди мозги. Я думал, вы захотите сначала попрощаться.

— Насколько серьезно ты предлагаешь сделку?

— Давай сначала разберемся с пистолетом, ладно? Потом будем торговаться. Должен тебе сказать, я нервничаю. У меня а.45, снятый с предохранителя и на курок надо надавить с силой всего килограмм. Тебе, наверное, лучше двигаться неторопливо.

Диц двигался, как в замедленной съемке, доставая пистолет из кобуры, которая была у него под спортивной курткой. Он извлек магазин и бросил на землю. Я слышала, как металл скрежетнул о цемент, когда он оттолкнул его ногой. Он бросил пистолет через плечо, в темноту. Поднял руки, ладонями наружу.

Мы с Дицем обменялись взглядом. Я чувствовала спиной, как напряжен Мессинджер. Мне было теплее стоять, прижатой к нему, и, если не шевелить головой, я почти не чувствовала дула у виска. Длина, его вместе с глушителем, мешала ему, он был вынужден держать пистолет под углом. Интересно, скоро он устанет?

Мессинджер, видимо, внимательно следил за Дицем.

— Очень хорошо. Теперь, почему бы тебе не убедить Рошель сотрудничать. Посмотрим, сумеешь ли ты ее уговорить, потому что, если нет, я собираюсь выполнить этот заказ на полторы тысячи.

Рошель сказала:

— Почему ты не спросишь Эрика, чего он хочет?

Тон Мессинджера был снисходительным.

— Потому что он слишком мал, чтобы принимать такое решение. Господи, Рошель. Я не могу поверить. Такое поведение делает тебя ужасной матерью, ты знаешь это? Если он останется с тобой, ты сделаешь его фруктом. Ладно, хватит молоть ерунду, давайте заключим сделку. Просто пошлите сюда Эрика, и посмотрим, что можно сделать.

Диц посмотрел на Рошель.

— Делайте, как он говорит.

Она ничего не ответила. Она смотрела на Мессинджера, потом перевела взгляд на меня.

— Я тебе не верю. Ты все равно ее убьешь.

— Нет, не убью, — отозвался он обиженно. — Я привез ее сюда, чтобы обменять. Я бы никогда не стал мошенничать в сделке, куда вовлечен мой ребенок. Ты что, с ума сошла?

Диц сказал Рошель:

— У вас будет другой шанс вернуть Эрика. Я обещаю. Мы вам поможем. Только сделайте это сейчас.

Даже на расстоянии было видно, как осунулось ее лицо. Она слегка подтолкнула Эрика.

— Иди…

Она начала плакать, держа руки в карманах плаща.

Эрик колебался, переводя взгляд с ее лица на лицо отца.

— Все в порядке, ангел, — сказала она.

Он быстро пошел к нам, голова опущена, лица не видно.

Мессинджер ухватил меня крепче, я почувствовала запах пота, сочившегося из его пор.

Казалось, время замедлилось, пока ребенок пересекал площадку. Я слышала только свист ветра.

Эрик подошел к нам. Я никогда не видела его так близко. Его личико было как с открытки, розовые щеки, голубые глаза, длинные ресницы. Такой уязвимый. Его уши слегка оттопыривались, а шейка казалась слишком тонкой.

— Не обижай ее, папа.

— Я не буду. Машина стоит с той стороны ангара. Подожди меня там. Вот ключи.

— Марк?

Голос Рошель звучал слабо, на фоне звука приземляющегося вдали самолета. Слезы текли по лицу.

— Можно мне поцеловать его на прощанье?

Я слышала, как он пробормотал — Боже.

Он повысил голос.

— Тогда иди сюда, только быстро.

Эрику он сказал:

— Подожди здесь маму, а потом иди в машину, как я сказал. Ты ужинал?

— Мы заезжали в Макдональдс, и я ел Биг Мак.

— Не могу поверить. Ты помнишь, что я говорил тебе про вредную еду?

Эрик кивнул, его глаза наполнились слезами. Было трудно понять, кого из родителей слушаться. В данный момент Рошель шла к нам, по прямой линии, ставя свои высокие каблучки один перед другим, как в школе моделей. За ее плечом Диц встретился со мной взглядом и ободряюще улыбнулся. Я не хотела видеть, как Диц умрет, не думала, что смогу это перенести, мне самой не хотелось жить, если до этого дойдет.

Я посмотрела на Рошель. Она стояла в нескольких метрах от нас. Эрик подошел и уткнулся в нее лицом. Она наклонилась и прижалась щекой к его макушке. Она плакала, не скрываясь.

— Я тебя люблю, — прошептала она. — Будь хорошим мальчиком, ладно?

Он молча кивнул, отодвинулся и побежал к машине, не оглядываясь. Отец окликнул его.

— Эй, Эрик? Там в бардачке есть кассеты. Поставь себе, что хочешь.

Рошель смотрела на Марка. Она вынула из кармана деррингер, прицелилась ему в голову и нажала на курок. Выстрел был удивительно громким для такого маленького оружия.

Я услышала его крик. Он уронил пистолет, прикрыл обеими руками правый глаз и упал набок, корчась от боли. Рошель, с оперативностью, которой она, должно быть, научилась у него, подошла ближе и выстрелила еще раз.

— Ты, сукин сын. Ты ни разу не сдержал слова в своей дерьмовой жизни.

Мессинджер лежал неподвижно.

Диц бежал ко мне через площадку. Я двинулась ему навстречу.