«Управляемый хаос» и образование СССР

II. Государство Гражданской войны

Многие советские общественные и политические институты, возникшие во время Гражданской войны, сохранялись десятилетиями, а некоторые их элементы — в трансформированном виде — существуют и сейчас. К их числу относится и федеративное устройство России. Далеко не всегда эти инновации соответствовали первоначальным замыслам создателей этого государства. Сейчас нам представляется, что однопартийная политическая модель изначально доминировала в планах большевиков. Но на первых порах это было просто невозможно: у большевиков не было нужного количества образованных сторонников, готовых стать управленцами, поэтому все сколь-либо подготовленные члены партии направлялись в органы государственной власти; это умаляло значение партийных организаций, предлагалось даже сделать их подчиненным органом Советов, задачи которого ограничивались бы пропагандой. Недостаток же лояльных кадров делал для большевиков особенно важным союз с левыми эсерами, которые имели сильное представительство и в Красной армии, и в Советах, и в органах государственного управления, включая и ЧК.[5] В планы большевиков не входила первоначально и масштабная национализация промышленности, но логика политической борьбы и военная необходимость способствовали ее проведению.

В ходе Гражданской войны создавался и аппарат террора, игравший впоследствии огромную роль в контроле над населением в СССР. Другим важнейшим инструментом власти стал мощный партийно-государственный пропагандистский аппарат: его большевики создавали особенно азартно и — в отличие от многих других структур — со знанием дела; некоторые историки даже пишут о создании «пропагандистского государства».[6] Наконец, важным инструментом политической мобилизации стали со времен Гражданской войны массовые общественные организации — профессиональные, молодежные, женские, культурные и др. — которые первоначально пользовались автономией, а со временем всё более контролировались партией и подвергались огосударствлению. В свою очередь и партия, милитаризованная во время Гражданской войны, все более централизовывалась и бюрократизировалась.

В какой степени большевики были импровизаторами, осуществляя свою политику военного времени? В какой степени они руководствовались своей идеологией? Были ли большевики оригинальны, проводя свою политику?

Первая мировая война потребовала сверхнапряжения от воюющих стран, везде наблюдались процессы мобилизации и ремобилизации. Везде была заметна милитаризация государственных структур и некоторых сфер экономики. Везде усилилось вмешательство государства в народное хозяйство, в отношения между рабочими и предпринимателями. Везде практиковалось регулирование, планирование и рационирование в производстве и потреблении, действие рыночных механизмов ограничивалось. Везде к решению государственных задач привлекались структуры гражданского общества, росло их взаимодействие с государственными органами власти. Везде государства брали на себя дополнительные социальные обязательства, прежде всего по отношению к беженцам, фронтовикам и их семьям.

Проводя политику «военного коммунизма», большевики заимствовали многое из опыта воюющих стран, особый интерес для них представляла система «военного социализма» в Германии. Эта система воспринималась радикальными социалистами не как комплекс чрезвычайных мер, вызванных войной, а как последнее слово экономической и общественной организации, создающей необходимые предпосылки для социализма. После окончания мировой войны в большинстве стран отказались от чрезвычайных мер военного времени, но на советской территории ситуация была иной, даже переход к НЭПу не ликвидировал некоторые институты «военного коммунизма», а с конца 1920-х наблюдается возрождение и тех практик военного времени, от которых коммунисты временно отошли.

При этом некоторые инновации Первой мировой войны — вмешательство правительственных структур в экономику, контроль над населением, создание новых аппаратов насилия и пропагандистского воздействия и др. — использовали во время Гражданской войны не только большевики, но и их противники.[7] Частью общественной мобилизации эпохи Первой мировой войны была патриотическая мобилизация: государства побуждали своих граждан добровольно вступать в ряды вооруженных сил и дисциплинированно следовать указам о мобилизации, покупать облигации военных зай­мов, поддерживать солдат действующей армии и членов их семей, помогать беженцам и раненым, выявлять вражеских агентов.[8] Особенно сложной ситуация была в противостоящих друг другу империях, которые стремились обеспечить лояльность своих подданных, принадлежащих к разным этническим и религиозным группам, которым обещались уступки. Одновременно, стремились расколоть лагерь врага, побуждая меньшинства выдвигать свои требования, а то и открыто выступать против имперских властей.

В некоторых регионах такая политика проводилась и до войны: Османская и Российская империи ослабляли друг друга, поддерживали в пограничных районах то армянских революционеров, то курдские племена, стремясь использовать их как инструмент давления на соседа.[9] Во время Русско-японской войны Токио поддерживал российских социалистов-революционеров, финских сепаратистов и польских революционеров.[10] Но начало Первой мировой войны придало такой политике совершенно иной масштаб.

Россия стремилась захватить польские провинции Австро-Венгрии и Германии, обещая полякам автономию, а также побуждала народы империи Габсбургов, прежде всего славян, к независимости. Из австрийских военнопленных — чехов, словаков, южных славян — формировались в российской армии добровольческие части.

Германия стремилась «революционизировать» Россию, поддерживая не только русских противников войны, но и национальные движения сепаратистского толка — прежде всего финские и украинские. Это не означало, впрочем, официальную поддержку всякого сепаратизма Берлином, так как немецкое правительство надеялось на заключение сепаратного мира с Россией и использовало сепаратистов как инструмент принуждения к нему. Сторонники признания независимости Украины в германском правительстве, например, добились своего лишь во время переговоров в Бресте в 1918 году.

С помощью же турецкого султана, который был одновременно и халифом, духовным главой всех суннитов, Берлин пытался поднять восстания в мусульманских провинциях Российской империи, Французской и Британской колониальных империй. Султан объявил священную войну, джихад, этим государствам, хотя данный призыв к исламской революции не нашел большого отклика. Не очень результативными были и попытки вести такую пропаганду среди военнопленных-мусульман.[11] Более успешной была Британия, которая с помощью своих агентов способствовала распространению антитурецкого восстания в арабских провинциях Османской империи, которую поднял правитель Мекки.

Число таких примеров можно умножить. Везде наблюдались процессы мобилизации этничности.[12] Повсеместно выдвигались противостоящие друг другу планы национально-государственного строительства. Везде правительства государств раздавали разным религиозным и этническим группам трудновыполнимые, порой исключающие друг друга обещания. После окончания войны по всем этим счетам надо было платить: неудивительно, что завершение мировой войны вовсе не привело к окончанию военных действий; во многих регионах они лишь начались… Официально «Великая» война закончилась 11 ноября 1918 года подписанием Компьенского перемирия, но неудивительно, что часть историков расширяет хронологические рамки глобального конфликта, доводя его до 1923 года.[13] СССР был создан в эпоху «большой» мировой войны. Вызванные войной процессы «мобилизации этничности» влияли на ход Российской революции и Гражданской войны и испытывали воздействие этих грандиозных событий.