«Управляемый хаос» и образование СССР

IV. Гражданская война. Союзы и союзники

Почему Красная армия победила своих противников в ходе Гражданской войны?

Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо сделать две важные оговорки.

Во-первых, Красная армия не победила всех своих врагов, иногда она терпела тяжелые и унизительные поражения.

Неудачей закончилась война с Польшей, которая — по замыслам большевиков — должна была стать первой фазой революционной войны в Европе. Не только с Советской Россией воевала эта возрожденная страна: поляки сражались с украинцами, литовцами, немцами, чехами и словаками, определяя тем самым рубежи нового государства, и только в последнем случае они не добились своего: Тешинская Силезия до 1938 года осталась за Чехословакией. Этнические конфликты переплетались во время этих войн с социальными и региональными, а проекты патриотической мобилизации были невозможны без масштабной внешней помощи и радикального социального реформирования; все это дает возможность описать этот клубок противоречий как «гражданскую войну в центральной Европе», именно так его характеризуют некоторые современные исследователи.[27] Польша в итоге стала важной региональной полиэтничной державой, возникшей на обломках трех империй.

Неудачей обернулись и попытки большевиков советизировать Прибалтику, продолжавшиеся до 1924 года (попытка коммунистов организовать восстание в Эстонии). Пограничные конфликты с Финляндией в основном закончились подписанием в октябре 1920 года мирного договора, который был более выгоден Хельсинки, хотя финские добровольцы участвовали в восстаниях в Карелии в 1921—1922 годах.

Во всех этих случаях большевики предлагали свои варианты национальных проектов, желая создать социалистические республики с помощью Красной армии, но эти планы были сорваны вооруженным сопротивлением внутренних сил, получивших существенную внешнюю поддержку (германская армия, немецкие добровольческие корпуса, британский флот).

Во-вторых, на вопрос, поставленный в начале этого параграфа, очень сложно ответить. Историки редко могут точно выявить причины каких-то событий: нередко хронологическая последовательность событий субъективно воспринимается и описывается как причинно-следственная связь, а сосредоточение внимания на каком-либо одном факторе заставляет недооценивать иные. Наши ответы на вопрос «Почему?» всегда уязвимы для критики, да порой они определяются нашими взглядами.

И все же мы с большой долей уверенности можем дать ответ на вопрос о причинах побед красных, и его давали уже многие современники, принадлежащие к разным политическим лагерям: успехи Красной армии определялись ее значительным количественным превосходством.

Мы знаем немало случаев, когда в ходе Гражданской войны, особенно на ее начальном этапе, сравнительно небольшие соединения добровольцев могли с успехом действовать против многочисленных сил врага и даже атаковать его — сказывалась боевая подготовка бойцов, слаженность частей и подразделений, профессионализм командования, боевой дух… Но все же численное превосходство Красной армии со временем становилось таким, что это обстоятельство становилось решающим фактором. Уже в 1918 году большевики, даже не предполагая первоначально, что им придется вести масштабную гражданскую войну, поставили задачу создания миллионной армии — ввиду того, что нельзя было исключать нового наступления Германии. Наступление это не последовало, но формируемые полки пригодились на фронтах Гражданской войны. В 1920 году у красных была уже пятимиллионная армия. Не все эти обладатели красноармейских пайков были настоящими бойцами, но в действующей армии находилось достаточно, чтобы успешно наступать, имея количественное превосходство. В армии адмирала А. В. Колчака было 350 тысяч, и немалую часть этих войск он должен был использовать против нарастающего партизанского движения, которым руководили полевые командиры разного толка: эсеры, левые эсеры, максималисты, анархисты. Были, разумеется, среди сибирских партизан и большевики, но порой они весьма отличались от коммунистов европейской части России: неудивительно, что часть из них впоследствии участвовала в антисоветских восстаниях. Но во время борьбы против Колчака эти разнообразные полевые командиры сотрудничали.

В армиях А. И. Деникина, наступавшего в 1919 году на Москву, было всего примерно 150 тысяч бойцов. Из них только треть действовала на главном московском направлении, где им противостояли элитные соединения Красной армии, включая латышскую стрелковую дивизию. Оппоненты из стана белых критиковали Деникина за то, что он не сконцентрировал силы на главном направлении, но во многом его действия были вынужденными.

На Украине Деникину противостояли украинские войска, достичь соглашения с С. Петлюрой было невозможно. В тылу белых действовали партизанские отряды Н. Махно, угрожающие не только базам, но и штабам белых, против них были брошены весьма боеспособные части, которые пригодились бы на московском направлении. Вооруженный конфликт белых с Грузией из-за Сочинского округа привел к тому, что и там нужно было держать значительный заслон. Многочисленные дезертиры пополняли всевозможные отряды зеленых, которые также создавали проблемы для тылов белых. Борьба с горцами в некоторых районах Северного Кавказа отвлекала тоже немало сил. К горцам присоединялись отступавшие красноармейцы и дезертиры из Белой армии. Даже с кубанскими казаками, войсковые части которых составляли не менее трети сил белых на Юге, Деникин вступил в конфликт (один из политических лидеров кубанцев был казнен белыми), что сказалось на боеспособности кубанцев, которые и так не хотели уходить далеко от родных станиц и дезертировали из действующей армии.[28] Политические задачи, стоявшие перед Деникиным, нельзя назвать простыми. Ни кубанские, ни грузинские, ни украинские, ни кубанские политики не были простыми партнерами по переговорам, их не отличали ни опытность, ни терпение. Сложными переговорщиками были и поляки, которые фактически установили вре´менное перемирие с красными, что позволило последним перебрасывать резервы на более опасные фронты. Поляков Деникину, казалось, легче было понять: полькой была его мать, и сам он хорошо говорил по-польски и дружил в детстве с польскими одноклассниками. Однако и его собственные взгляды русского патриота-державника, и убеждения его офицеров не позволяли ему идти на уступки, даже на уступки вре´менные. Они пришли в Белую армию, чтобы сражаться за «единую и неделимую» Россию, это было стержнем их мировоззрения, тут никакие компромиссы были невозможны. Немалая часть белых офицеров была уроженцами малороссийских губерний, для них сторонники украинской независимости были «мазепинцами», врагами чуть ли не более опасными, чем большевики. Даже если «мазепинцы» были их собственными родственниками… Их патриотическое сознание было более острым, чем у уроженцев центральных русских губерний.

Большевики же, в отличие от белых, создавали разнообразные союзы разного уровня, иногда это были вре´менные соглашения со вчерашними противниками, которые вскоре вновь становились врагами. На время они забыли про убитых махновцами и другими атаманами комиссаров, чекистов и продотрядовцев… На время забыли про «реакционную сущность» «мусульманского духовенства», коммунисты деньгами и оружием поддерживали отряды горцев, возглавляемые муллами, а ученики исламских религиозных школ записывались в них целыми классами. В Шариатской армии, созданной религиозными авторитетами, появилась особая дивизия, которую возглавляли большевики, ушедшие в горы во время наступления белых.[29] Вре´менным союзникам Москва поставляла оружие и деньги, в последних недостатка не было: экспедиции заготовления государственных бумаг, находившиеся на советской территории, без остановки печатали и «керенки», и пользовавшиеся еще большим спросом «николаевские» деньги…

Особым испытанием для большевиков была ситуация на Украине. Им приходилось бороться и с армией Украинской республики, которую именовали «петлюровской», и с разнообразными атаманами, контролировавшими немалые территории, и с бандитами разного толка. Некоторые полевые командиры переходили на сторону красных, а потом меняли фронт, некоторые проделывали эту процедуру не единожды. Даже с радикально настроенными украинскими социалистами, враждовавшими с Петлюрой, которого те называли «контрреволюционером», местные коммунисты не смогли сначала наладить отношения, и они участвовали в антисоветских восстаниях, иногда используя «советские» лозунги.

И среди самих украинских коммунистов не было единства. Одни даже употребление украинского языка считали проявлением «буржуазного национализма», другие мечтали о независимой советской Украине, а третьи желали видеть Украинскую компартию равноправной секцией Коммунистического интернационала, имеющей такие же права, как и РКП(б). Споры эти происходили очень остро, дело доходило до роспуска руководящих партийных органов республики.[30]

О некоторых таких разногласиях писал в 1919 году Ленин: «Среди большевиков есть сторонники полной независимости Украины, есть сторонники более или менее тесной федеративной связи, есть сторонники полного слияния Украины с Россией. Из-за этих вопросов расхождение недопустимо».[31] Интересно, что в условиях войны председатель Совнаркома считал вопрос о будущем государственном устройстве Украины чем-то второстепенным. Показательно, однако, что о сторонниках создания независимой компартии Украины Ленин не упоминал: это требование было неприемлемо для московского руководства. Большевики готовы были к разнообразным экспериментам в области государственного устройства, но вопрос о единстве партии не подлежал обсуждению: все национальные коммунистические организации на советской территории должны были оставаться частью единой партии.[32] Нарастание общей опасности подталкивало к объединению: о выборе того или иного украинского национального проекта можно было спорить до бесконечности, но в случае победы Деникина ни один такой проект не имел бы шансов на осуществление.

Украинские коммунисты на время отложили внутренние споры, к ним примыкали и те украинские социалисты, которые критически относились к Петлюре и считали Деникина главнейшим врагом. Так, «боротьбисты», украинские левые социалисты-революционеры, выступавшие за независимость Украины и ранее боровшиеся с большевиками, сначала заключили союз с коммунистами, а затем вступили в компартию Украины. К решающим должностям их лидеров не допускали, но они были достаточно влиятельны, чтобы оказать большое воздействие на общественное и культурное развитие советской Украины. Других представителей «национальных кадров» большевики также усиленно рекрутировали для работы в государственном аппарате еще до официального провозглашения политики «коренизации».[33]

Некоторые же украинские атаманы, изрядно боровшиеся с коммунистами, становились затем преподавателями Харьковской школы червонных старшин, среди них был и знаменитый Ю. Тютюнник, который был арестован ГПУ в 1923 году при переходе польско-советской границы, он вел занятия по тактике партизанской и контпартизанской борьбы…[34]

Как видим, в решающий момент большевики смогли заключить важные тактические союзы. Некоторые подобные соглашения оказались краткосрочными, но иногда они имели длительное воздействие, их следствием было создание новых советских политических институтов.

Упомянутые примеры говорят прежде всего о попытках создания союзов с различными партизанами и повстанцами. Но следствием политических союзов было и увеличение численности Красной армии.

Мобилизация представляла собой сложную логистическую задачу, которая нередко превращалась в настоящую военную операцию. Некоторые призывники не без охоты шли в армию: перспектива получать регулярное питание и новое обмундирование казалась заманчивой для многих парней из голодающих губерний. Но часто мужчины призывного возраста не желали служить ни в какой армии. Они прятались в лесах, собирались в группы. Иногда последние могли превратиться в шайки бандитов, иногда — стать ядром крестьянских восстаний, направленных против продразверстки, мобилизаций и других непопулярных действий властей. Уклонисты порой были вооружены и пользовались поддержкой населения.[35] В национальных районах проводить мобилизацию было особенно сложно: так, Деникин, наступая на территорию Украины, надеялся значительно увеличить там свою армию. Эти надежды не оправдались.

Пополнение можно было провести силой, большевики фактически вели настоящие военные действия, для того чтобы мобилизовать людей, необходимых для ведения еще более масштабных военных действий. Такая тактика приносила плоды: когда мобилизованных увозили из родных мест, они нередко превращались в неплохих солдат (находясь в чужой, порой враждебной обстановке, выжить имел шанс тот, кто принадлежал к какому-то вооруженному сообществу, способному обеспечить снабжение и пропитание).

Но не только насилие и пропаганда обеспечивали приток новых бойцов. Очень важна была позиция авторитетных местных лидеров разного уровня.

Заки Валидов в 1917 году приобрел известность как один из лидеров общероссийского мусульманского движения, а затем возглавил сторонников Башкирской автономии. Важнейшим ресурсом этого движения было изрядное число боевых ветеранов мировой войны, готовых поддержать лозунг автономии с оружием в руках; сказалась давняя традиция несения военной службы башкирами. Валидов и другие лидеры движения вступили в конфликт с большевиками, а после образования противосоветского Восточного фронта им удалось сформировать несколько башкирских полков. Тогда даже несколько тысяч хорошо вооруженных и мотивированных людей могли влиять на исход военных операций, и башкирские войска, добивавшиеся успехов в боях с красными, приобрели широкую известность. Но в ноябре 1918 года в Омске произошел переворот, антибольшевистские силы на востоке возглавил адмирал А. В. Колчак, который негативно относился к идее национальных автономий.

Это означало крушение планов автономистов, к тому же наступление большевиков могло привести к тому, что башкирские полки вынуждены были бы уйти с родных территорий. При посредничестве башкирских коммунистов, с которыми Валидов сохранял отношения, даже воюя с Красной армией, он начал переговоры с Москвой. Переговоры были трудными и затяжными, но в итоге был создан Башкирский ревком, провозглашена автономия Башкирии, а башкирские войска переходили на сторону красных.[36] Большевики применили свою тактику, напоминавшую политику империй: они перебросили башкирские полки на другой фронт, оторвав солдат от родной территории. Башкирские войска воевали на Украине, под Петроградом, сражались с поляками. Ориенталистский образ воинственных и беспощадных азиатских всадников использовался и в большевистской, и в антикоммунистической пропаганде.[37] Мемуары Валидова свидетельствуют о том, как большевистские руководители — Ленин, Сталин, Троцкий — ухаживали за идеологически чуждым им лидером, которого они хотели «большевизировать». Ему льстили, предлагая почетные должности, его одаривали (Валидову был, например, выделен автомобиль). Башкирские солдаты захватывали трофеи разного характера, производили реквизиции. Жена Валидова облачилась в конфискованные меха, а сам он с гордостью слал в Башкирию научное и медицинское оборудование.

Но в особое положение были поставлены не только башкирские солдаты, но и вся Башкирская автономия, руководство которой проводило свою экономическую политику: многие аспекты политики «военного коммунизма», включая продразверстку, в республике некоторое время попросту игнорировались, автономия стала каким-то оазисом «протоНЭПа». Неудивительно, что территория привлекала деловых людей из других регионов, а жители соседних татарских и даже русских деревень просились в Башкирию… Это раздражало коммунистов сопредельных территорий, но до поры до времени Москва терпела башкирскую вольницу.[38] Подобная политика кнута и пряника проводилась и по отношению к другим территориям и местным элитам.

Между тем сам Валидов вскоре перестал сотрудничать с большевиками, после того как они отвергли его амбициозные планы создания большой тюркской автономии и особой тюркской коммунистической партии. Чтобы реализовать свой пантюркистский проект, он тайно бежал в Туркестан, где стал одним из лидеров басмаческого движения. После поражения значительных сил басмачей Валидов в 1923 году удалился за границу.

Интересны страницы его воспоминаний, посвященные тайным совещаниям руководителей басмачей; они показывают, насколько пористыми, проницаемыми были границы между советским и противосоветским: на этих встречах можно было встретить руководителей местных советских структур, которые тайно сочувствовали басмачам, а иногда и переходили на их сторону. Некоторые же участники этих секретных совещаний становились в будущем известными советскими писателями и уважаемыми академиками…