«З» - значит злоба

Глава 5

Я посмотрела на часы. Поскольку в моем расписании ничего не значилось, я могла отправиться прямо сейчас. Было всего 9.30. Поездка в Марселлу займет немного больше часа в одну сторону. Если дать себе час на поиски Гая Малека, у меня будет полно времени, чтобы пообедать и вернуться назад еще до вечера. Я открыла нижний ящик и достала карту Калифорнии. Марселла находилась примерно в 130 километрах к северу и обладала населением в полторы тысячи душ. Поиски Гая не должны занять и часа, если только он до сих пор там. Сам разговор с ним займет не больше тридцати минут, что значит, я могу закончить всю работу к концу дня.

Я позвонила Дицу и рассказала, что происходит. Мне был слышан звук телевизора, канал непрерывных новостей, разбавленных рекламой. Через час вы знаете больше о собачьем корме, чем о мировых событиях. Диц сказал, что у него нет определенных планов. Я не знала, ждет ли он приглашения сопровождать меня, но, поскольку он ничего не спросил, я ничего не ответила. В любом случае, я не обязана его развлекать. Я сказала, что вернусь часам к трем и приеду прямо домой. Тогда и решим насчет ужина.

Я заправила свой «фольксваген» и отправилась на север по шоссе 101. Солнечная погода не продлилась долго, спустился туман и небо стало молочно-белым, с уплотняющимися облаками. Вдоль дороги стояли темные вечнозеленые деревья. Движение было ровным, в основном легковушки, иногда попадались фургоны для лошадей, которые, должно быть, направлялись в долину Санта Инес. Дождей прошло мало, и холмы выглядели как унылые курганы цвета сена, с немногочисленными буровыми вышками, застывшими в раболепных поклонах.

Дорога свернула от берега и, в течение часа, облака снова рассеялись, небо стало бледно-голубым, исчерченным остатками тумана, тонкими, как гусиные перья.

Около Санта Марии я свернула на восток по 166 дороге и проехала 15 километров вдоль реки Гуйама. Здесь, наверху, тепло январского солнца почти не ощущалось. Пахло сухой землей, и череда лысых коричневых холмов возвышалась передо мной.

Обещали дождь, но погода дразнила нас высокими облаками и намеком на ветер.

Городок Марселла располагался в тени горы Лос Кочес. По дороге я чувствовала незримое присутствие большого разлома Сан Андреас, трещины в 1200 километров, которая пересекает побережье Калифорнии от границы с Мексикой до тройного пересечения около Мендосино. Тихоокеанская и Северо-Американская плиты трутся друг о друга с начала времен. Под тонкими слоями гранита и осадочных пород земная кора растрескана, как череп.

В этом районе разлом Сан Андреас пересекается с разломом Санта Инес, с Белым Волком и Гарлоком неподалеку. Говорят, что горы в этой части штата когда-то протягивались с севера на юг, как другие горы вдоль побережья. Согласно теории, южный конец горной цепи был зацеплен Тихоокеанской платформой много миллионов лет назад, утащен в сторону, и развернут таким образом в направлении с востока на запад.

Однажды я оказалась за рулем во время небольшого землетрясения и чувствовала себя так, будто мимо на большой скорости проехала восемнадцатиколесная фура. Машину наклонило вправо, как будто ее засасывало в неожиданный вакуум. В Калифорнии, где погода меняется так незначительно, мы рассматриваем землетрясения как драму, которую в других местах предоставляют торнадо и ураганы.

На перекрестке я заметила скромный указатель и свернула к Марселле. Улицы были широкими и почти пустыми. Вдоль дороги росли редкие пальмы и можжевеловые деревья.

Домов выше двух этажей не было. Несколько магазинов с окнами, забранными железными решетками, отель, три мотеля, контора по недвижимости и большой дом в викторианском стиле, окруженный строительными лесами.

Единственный бар располагался в здании, похожем на почтовое, лишенном сейчас всех официальных функций, в окне была видна реклама «будвайзера».

Чем жители Марселлы зарабатывают на жизнь и почему решили осесть здесь? Других городов не было на километры, и все занятия здесь, похоже, сводились к питью пива и отправлению в койку после этого. Если вам понадобится быстрая еда, или автодетали, или вам нужно выписать лекарство, посмотреть кино, позаниматься в фитнес-центре или купить свадебное платье, придется ехать в Санта Марию или дальше на север, в Атаскадеро и Пасо Роблес.

Земля вокруг городка казалась бесплодной. Я не заметила ничего, что бы хоть наполовину напоминало цитрусовую рощу или вспаханное поле. Может, земля была предназначена под ранчо, или шахты, или автомобильные гонки.

Я нашла бензоколонку на боковой улице и остановилась навести справки. Появившемуся парнишке было лет семнадцать. Он был худой, с бледными глазами и разнокалиберными зубми, напоминая кого-то из первых эпизодов «Сумеречной зоны». Я сказала:

— Здравствуйте. Я ищу своего друга, его зовут Гай Малек. По-моему, он живет где-то на дороге № 1, но он не объяснил мне, как доехать.

Ну да, я сочиняла, но все же не совсем врала. Мы с Гаем станем друзьями, когда он услышит новость о пяти миллионах баксов.

Парень ничего не сказал, но указал куда-то дрожащим пальцем, как привидение. Я оглянулась через плечо.

— По этой дороге?

— Вот этот дом.

Я повернулась и уставилась в изумлении. Участок был окружен сетчатой оградой. За воротами был виден маленький домик, сарай, большой амбар, обитый ржавым металлом, отстающим на швах, старый школьный автобус, одинокая бензиновая помпа и вывеска, слишком выцветшая, чтобы ее прочесть с любого расстояния. Ворота были открыты.

— О. Спасибо. Вы не знаете, он дома?

— Нет.

— Его нет?

— Нет, я не знаю. Не видел его сегодня.

— А. Ну, наверное, можно постучать.

— Можете попробовать.

Я отъехала от заправки и переехала через дорогу. Заехала в ворота и припарковалась на полосе земли, которую расценила как подъездную дорожку. Вышла из машины. Двор был покрыт белым песком, обрамленным бурой травой. Дом был одноэтажным, когда-то выкрашенным белой краской, с деревянным крылечком. Решетчатые ставни на окнах с левой стороны щеголяли только одной голой поперечиной, которая извивалась, как удав. Решетки с правой стороны обвалились под грузом сухой коричневой растительности. Разнообразные провода свисали с крыши, соединяя жителей с телефоном и давая электричество.

Я поднялась по деревянным ступенькам и постучала в ветхую дверь. Дверь была закрыта, и не наблюдалось никаких признаков жизни. Все было покрыто слоем копоти, как будто рядом находился сталелитейный завод. Пол на крыльце начал дрожать, что свидетельствовало о том, что кто-то двигался по деревянному полу внутри дома. Дверь отворилась, и я оказалась лицом к лицу с мужчиной, который, очевидно, был Гаем Малеком. Если не обращать внимание на трехдневную щетину, он не выглядел на свой возраст. Его волосы были темнее и прямее, чем на школьной фотографии, но черты до сих пор были мальчишескими: зеленые глаза, опушенные темными ресницами, маленький прямой нос и крупный рот. Кожа была чистой, хорошего цвета. Годы оставили пару морщинок у глаз и пару складок у губ, но я бы не дала ему больше тридцати пяти. В пятьдесят и шестьдесят он, без сомнения, будет выглядеть так же, годы придадут лишь небольшую корректировку его приятной внешности.

Он был в джинсовом комбинезоне, надетом поверх того, что выглядело как рабочий костюм.

Он надевал джинсовую куртку и остановился, чтобы поправить воротник, прежде чем сказал: — Здравствуйте.

Подростком Гай выглядел по-дурацки, как и все мы. Он был плохим мальчишкой, нарушал законы и разрушал свою жизнь, одна из потерянных душ. Он, должно быть, был привлекательным, потому что так нуждался в спасении. Женщины не могут сопротивляться мужчине, которого нужно спасать.

Сейчас, видимо, его взял под покровительство добрый ангел, придавший его лицу выражение безмятежности. Казалось странным, что он и его братья повзрослели так по-разному. Мне он уже нравился больше, чем они. Несмотря на некоторую неухоженность, Гай не выглядел так, будто он хрюкает, сопит или колется наркотиками.

— Вы — Гай Малек?

Его улыбка была нерешительной, будто я могла быть кем-то, кого он встречал раньше, и чье имя хотел бы вспомнить.

— Да.

— Меня зовут Кинси Миллоун. Я частный детектив из Санта-Терезы.

Я протянула ему свою визитку. Он изучил карточку, но не протянул руку для рукопожатия. Его рука была замаслена, как у автомеханика. Я видела, как перекатываются мускулы его челюсти.

Его глаза встретились с моими, и все его тело замерло. Улыбка исчезла.

— Вас наняла моя семья?

— Ну да.

Я приготовилась завести дипломатический разговор о смерти его отца, когда увидела слезы в его глазах, замутняющие ясную зелень его взгляда. Он поморгал и глубоко вздохнул, прежде чем вернуть свое внимание ко мне. Хлопнул себя по щекам, смущенно рассмеявшись.

Сказал: — Ух, — вытирая глаза пальцами, помотал головой, стараясь успокоиться.

— Извините. Вы застали меня врасплох. Никогда не думал, что это будет что-то значить, но, видимо, да. Я всегда хотел, чтобы они послали кого-то, но почти потерял надежду. Как вы меня нашли?

— Это было не так уж сложно. Я проверила в Управлении автотранспорта и вышла на ваше удостоверение. Пыталась найти в телефонном справочнике, но вас там нет. Наверное, у вас нет телефона.

— Не могу себе позволить. Хотите зайти?

Его манеры были неуклюжими, и он казался неуверенным в себе. Он отвел взгляд, потом посмотрел на меня снова.

— Да, спасибо.

Он отступил, давая мне пройти, и я зашла в комнату, которая выглядела так, как можно было ожидать. Интерьер был грубым — необработанные деревянные полы и окна, которые толком не закрывались. Предметы старой мебели, возможно, были принесены с городской свалки… если таковая имелась. Все поверхности были завалены грязной одеждой, книгами, журналами, инструментами, посудой и консервными банками. Там еще было что-то, напоминавшее сельскохозяйственный инвентарь непонятного назначения. В углу высилась башня из старых шин и унитаз, который не был ни к чему присоединен. Гай заметил мою озадаченность.

— Я его держу для одного приятеля. У меня здесь есть настоящий туалет, — сказал он, застенчиво улыбаясь.

— Рада это слышать, — сказала я, улыбаясь в ответ.

— Хотите чашку кофе? Он растворимый, но неплохой.

— Нет, спасибо. Вы собирались уходить?

— Что? О, да, но не волнуйтесь об этом. Я должен скоро быть в одном месте. Садитесь.

Он достал носовой платок и остановился, чтобы высморкаться. Я почувствовала в груди тревогу. Было что-то трогательное в его открытости. Он показал в сторону потертого комковатого дивана с торчащими пружинами. Я пристроилась с краю, надеясь не нанести серьезного ущерба своим приватным частям. Мой дискомфорт был связан с фактом, что Гай Малек, видимо, решил, что его семья наняла меня для поисков из сентиментальных побуждений. Я знала их настоящее отношение, которое было враждебным. Провела сама с собой быстрые дебаты и решила сказать ему всю правду. Чем бы ни кончился наш разговор, для Гая было бы слишком унизительно, если бы я позволила ему лелеять напрасную надежду.

Он выдвинул деревянный стул и сел напротив меня, изредка вытирая глаза. Он не извинялся за свои слезы, которые продолжали течь по щекам.

— Вы не знаете, как много я молился об этом, — сказал он дрожащими губами.

Он посмотрел вниз, на свои руки, и стал складывать в несколько раз носовой платок.

— Пастор из моей церкви… он много раз клялся, что это случится, если ему предназначено случиться. Нет смысла молиться, если на это нет божьей воли, говорил он. А я говорил: «Если бы они хотели, они бы уже нашли меня.»

Меня поразило, что его обстоятельства странно напоминали мои, мы оба пытались приспособиться к оборванным семейным связям. По крайней мере, он хотел восстановления этих связей, хотя неправильно понял причину моего визита. Я чувствовала себя скотиной, потому что должна была сказать правду.

— Гай, вообще-то, все более сложно. У меня для вас плохие новости.

— Мой отец умер?

— Две недели назад. Я не знаю точной даты. Насколько я знаю, у него был инсульт, и еще он боролся с раком. Ему пришлось многое перенести, и, наверное, тело просто отказало.

Гай какое-то время молчал, уставившись в пространство.

— Ну, наверное, я не удивлен. Он… вы знаете, это он хотел найти меня?

— Понятия не имею. Меня наняли только вчера. Адвокат занимается завещанием. По закону вас должны официально известить, потому что вы являетесь одним из наследников.

Он повернулся ко мне, до него вдруг дошло.

— О. Вы здесь с официальным визитом, и это все, так?

— Более-менее.

Я заметила, как краска медленно залила его щеки.

— Какой я дурак. А я-то подумал, что вас послал кто-то, кому есть до меня дело.

— Извините.

— Вы не виноваты. Что еще?

— Что еще?

— Мне интересно, есть ли у вас другие новости.

— Вообще-то, нет.

Если он обратил внимание на факт, что он наследует деньги, это было незаметно.

— Я не думаю, что есть какой-то шанс, что мой отец хотел меня найти.

— Я бы хотела помочь, но мне не сообщили детали. Уверена, что это возможно, но вы можете никогда не узнать. Вы можете спросить у адвоката, когда будете с ней говорить. Она знает об обстоятельствах его смерти намного больше меня.

Гай мимолетно улыбнулся.

— Папа нанял женщину? На него непохоже.

— Ее нанял Донован. Она училась вместе с его женой.

— А Беннет и Джек? Они женаты? — Он произнес их имена так, как будто эти звуки не выговаривались много лет.

— Нет. Только Донован. Я не думаю, что у него с Кристи уже есть дети. Он руководит компанией, которая, как я понимаю, сейчас третья по величине в штате.

— Хорошо для него. Донни всегда был помешан на бизнесе. Вы говорили с остальными двумя?

— Немного.

Его выражение лица полностью изменилось в течение разговора. То, что началось со счастья, теперь перешло в болезненное возбуждение.

— Поправьте, если я ошибаюсь, но у меня такое впечатление, что, на самом деле, я их не интересую. Адвокат сказал, что это нужно сделать, вот они и делают. Правильно? То-есть, эти трое не испытывают глупых теплых чувств, когда речь идет обо мне.

— Правильно, но это, возможно, вытекает из ситуации вашего отъезда. Мне сказали, что у вас были большие неприятности, так что их воспоминания о вас не слишком лестные.

— Думаю, что нет. Мои о них тоже, если уж говорить.

— Кроме того, никто особенно не верил, что я найду вас. Сколько лет прошло, восемнадцать?

— Около того. Видимо, недостаточно долго, с их точки зрения.

— Куда вы отправились, когда ушли? Не возражаете, что я спрашиваю?

— Почему я должен возражать? В этом нет ничего особенного. Я пошел на шоссе голосовать.

Собирался в Сан-Франциско, был почти в отключке от кислоты. Человек, который меня подобрал, был проповедником, которого пригласили в церковь, в миле оттуда. Он взял меня с собой. Я был в таком состоянии, что даже не понимал, где нахожусь.

— И вы были здесь все это время?

— Не совсем. Это не было так, что я сразу завязал и все. Я все портил, больше, чем один раз.

Я брался за старое… ну, знаете, напивался и убегал… но Пит и его жена всегда меня находили и забирали обратно. В конце концов, я понял, что они не отступятся. Что бы я ни делал. Они ко мне приклеились, как клеем. И тогда я нашел Иисуса в своем сердце. Это действительно перевернуло мою жизнь.

— И вы никогда не связывались со своей семьей?

Он покачал головой, с горькой улыбкой.

— Они тоже не слишком обо мне скучали.

— Может быть, это изменится, когда я с ними погворю. Что еще я могу рассказать? Вы работаете?

— Конечно, работаю. Я поддерживаю порядок в церкви и делаю всякую работу в городе. Покрасить, починить, сантехника, электрика. Почти все, что угодно. Платят немного, но я единственный, кто это делает, так что без работы не сижу.

— Звучит так, что у вас все хорошо.

Он огляделся.

— Ну, я не имею много, но мне много и не нужно. Дом не мой. Церковь предоставляет мне жилье, но на остальное я зарабатываю. Еда и коммунальные услуги, такие вещи. Я не вожу машину, но у меня есть велосипед, и я могу доехать в любое место в городе такого размера.

— Вы сильно изменились.

— Иначе я бы умер. — Он посмотрел на часы.

— Послушайте, я не хочу вас торопить, но мне нужно быть в церкви.

— Тогда не буду вас задерживать. Спасибо за ваше время. Вас подвезти?

— Конечно. Мы можем поговорить по дороге.

В машине Гай поросил меня вернуться на шоссе. Мы опять повернули на восток. Проехали немного в дружелюбном молчании. Он взглянул на меня.

— Так в чем состоит ваше задание? Найти меня и доложить?

— Вроде этого. Теперь, когда у нас есть ваш адрес, Таша Ховард, адвокат, пришлет вам извещение о завещании.

— О, точно. Я и забыл. Я теперь наследник, как вы говорите.

Его тон стал легким и почти насмешливым.

— Вас это не интересует?

— Не особенно. Я думал, что мне что-то нужно от этих людей, но, выходит, что нет.

Он указал на приближающийся перекресток, и я свернула направо, на маленькую проселочную дорогу. Она была покрыта гравием, и я видела в заднем окне поднимающиеся за нами струйки белой пыли. Церковь находилась в конце луга, вывеска гласила: «Юбилейная Евангельская Церковь».

— Можете остановиться здесь. Хотите зайти и посмотреть? Если у вас почасовая оплата, я вам устрою полную экскурсию. Уверен, что Донни может это себе позволить.

Я немного поколебалась.

— Хорошо.

Гай поднял голову.

— Не волнуйтесь. Я не буду пытаться обратить вас.

Я остановилась, и мы вышли из машины. Гай ничего не сказал, но по его манере было видно, что он гордится этим местом. Он достал ключи и открыл дверь.

Церковь была небольшой, каркасное здание, немногим больше одной комнаты. Было что-то в ее скромном облике, что говорило о достоинстве. Витражные окна были совсем простыми.

Каждое было разделено на шесть бледно-золотистых частей с цитатами из Библии, написанными внизу. Впереди слева на приподнятой, покрытой ковром платформе, стояла простая деревянная кафедра. Справа располагался орган и три ряда складных стульев для хора. С прошлого воскресенья остались цветы, ветки белых гладиолусов..

— Церковь полностью сгорела лет десять назад. Приход восстановил ее с нуля.

— Как же вы изменили свою жизнь? Это, наверное, было тяжело.

Он присел на одну из передних скамей и огляделся по сторонам, возможно, увидев церковь такой, как увидела я.

— Я благодарю за это Бога, хотя Пит говорит, что я все сделал сам. Я рос без направления, без каких-либо ценностей. Я никого не виню, просто так было. Мои родители были хорошими людьми. Они не пьянствовали, не били меня, ничего такого, но они никогда не говорили о Боге, или о вере, или о своих религиозных верованиях, если у них были таковые.

Мы с братьями… даже маленькими детьми… никогда не ходили в воскресную школу или церковь.

Мои родители не любили «организованную религию». Не знаю, что это определение значило для них, но они гордились тем, что никто из нас не имеет к этому отношения. Как будто это болезнь. Я помню, у них была книга этого парня, по имени Филип Вайли. «Поколение змей».

Он приравнивал методы церкви к интеллектуальному разложению, замедлению развития юных умов.

— Некоторые люди так думают.

— Да, я знаю. Не понимаю этого, но сталкивался. Это как люди думают, что, если ты ходишь в церковь, ты не блещешь умом. Но то, что я — «рожденный вновь», еще не значит, что мой IQ понизился.

— Уверена, что нет.

— Дело в том, что я рос без морального компаса. Я не мог почувствовать, в чем состоят правила, так что я просто метался. Пересекал черту и ждал, что кто-нибудь скажет, где проходит граница.

— Но у вас были неприятности с законом, как я слышала. Вы должны были знать правила, потому что каждый раз, когда их нарушали, оказывались в суде. Донован говорит, что вы проводили больше времени в суде, чем дома.

Его улыбка была застенчивой.

— Это правда, но вот что странно. Я не слишком возражал, чтобы побыть в суде. По крайней мере, я был с такими же испорченными ребятами. Ох, я был совсем неуправляем. Я был бешеным. Я был маньяком, который не признавал ничего. Сейчас тяжело об этом думать. Мне трудно связать себя с тогдашним собой. Я знаю, что происходило. Я знаю, что я делал, но не могу представить себя, делающим это. Я много об этом думал, и вот лучшее объяснение, к которому я пришел. Мне было плохо, и я хотел, чтобы стало лучше. Мне казалось, что травка — самый быстрый путь этого достичь. Я не притрагивался к наркотикам и крепкому алкоголю больше пятнадцати лет. Могу иногда выпить пива, но я не курю, не играю в карты и не танцую. Не употребляю Божье имя всуе и не сквернословлю… слишком много.

— Ну, это хорошо.

— Для меня, да. Тогда я качался на краю пропасти. Думаю, я надеялся, что мои родители наконец проведут черту и будут стоять на этом. Как если бы они сказали: «Это все. На этот раз ты пошел и сделал это.» Но знаете что? Мой отец был слишком мягким. Он только болтал попусту. Даже когда он выгонял меня до следующего вторника, даже когда он выкинул меня из дома совсем, он говорил: «Подумай об этом, сынок. Можешь вернуться, когда поймешь.» Но как? Понять что? Я понятия не имел. Я был совсем без руля. Я был как катер, идущий на полной скорости, но без направления, с рычанием наворачивающий круги.

Понимаете, о чем я?

— Конечно, понимаю. В старших классах я сама была такая. В конце концов стала полицейской.

Он улыбнулся.

— Вы шутите? Вы пили и курили травку?

— Кроме всего прочего, — скромно ответила я.

— Да ладно. А что еще?

— Не знаю. В моем классе все дети были паиньками, кроме меня. Я была хулиганкой. Прогуливала занятия. Тусовалась со всякой шпаной, и мне это нравилось. Мне нравились они. Думаю, потому, что я была странной и они тоже.

— Где вы учились?

— В Санта-Терезе.

Он засмеялся.

— Вы были из сидящих на стенке?

— Точно.

Так называли ребят, которые любили сидеть на низкой ограде позади школы, много курили, носили странную одежду и обесцвечивали волосы.

Гай смеялся. — Ну, это здорово!

— Не знаю, насколько это было здорово, но это то, что я делала.

— Как же вы изменили свою жизнь?

— Кто сказал, что я изменила?

Он поднялся, как будто принял решение.

— Идемте, я вас познакомлю с Питером и Винни. Они должны быть на кухне, готовить ужин для вечерних занятий по Библии.

Я прошла за ним через центральный придел и через заднюю дверь. Я чувствовала первые признаки сопротивления. Мне не хотелось, чтобы кто-то пытался меня обращать. Избыток добродетели так же настораживает меня, как и греховности.