Рижский мир 1920 г. между Латвией и Советской Россией ознаменовал начало новой жизни на территории, ранее не имевшей опыта государственности. Признание независимости Латвии со стороны одновременно и России, и Германии вызвало в латвийском обществе небывалый подъем национального самосознания и активизировало строительство национального государства. В мае 1921 г. путем голосования в конституционном собрании был избран первый президент Латвийской Республики — Янис Пакете, представитель праволиберальной партии «Союз крестьян». Через год, летом 1922 г., в Латвии прошли первые выборы в Сейм. (Их результаты будут рассмотрены отдельно, ведь именно первые выборы в стране после гражданской войны и установления независимости показали реальное распределение политических сил в Латвии.) Явка на выборы составила 82,2 % и показала реальный расклад политических воззрений латвийского общества. Таким образом, уже в первые годы самостоятельной политической жизни Латвийской Республики сформировалось противостояние между левыми и правыми силами, которое продолжается и в современной Латвии, но об этом речь пойдет позже.
Ознакомиться с результатами выбором можно на сайте ЦИК Латвии, где предложен оцифрованный вариант отчета о выборах 1922 г. под редакцией Маргерса Скуениекса[17]:
В данной таблице представлены все партии, участвовавшие в выборах в Риге, Курземе, Земгале, Видземе и Латгале. Общую победу в парламентских выборах с практически двойным перевесом от ближайшего преследователя одержала Социал-демократическая рабочая партия Латвии. Причем нужно заметить, что победа одержана в каждом регионе страны, однако количество голосов преследователей радикально изменяется в зависимости от местности. В столице основная борьба развернулась между социал-демократами и либеральной партией Демократический центр, но социал-демократы все равно победили с большим перевесом.
Ранее упоминавшийся Союз крестьян не получил большой популярности в столичном округе, что показывает демократический, левый настрой населения Риги. Партия была более популярна в сельских регионах Курземе, Земгале и Видземе, где процент латышского населения выше, чем в Риге или Латгале. Латгале стоит особняком среди регионов Латвии. Часть страны с преимущественно русским и еврейским населением на этих выборах сделала ставку на «свои партии». Можно заметить, что фаворитами в Латгале стали Латгальская рабочая партия, Русское объединение, Польская организация, а также Комитет староверов Латвии. Примечательно, что именно в Латгале популярность набрали национальные партийные образования: польские, русские, еврейские.
Наиболее «правым» регионом ожидаемо стало Видземе, где СК набрал наибольшее количество голосов — более 60 000. О том, что такое «правые» и почему СК можно и нужно к ним отнести, следует сказать отдельно.
Одной из главных отличительных черт праворадикальных движений всегда была нетерпимость к другим национальностям, и в межвоенный период эта нетерпимость выражалась в антисемитизме. В работе Александра Малнача «Холокост в Латвии летом 1941 г.: характер, предпосылки, планы, практика» особое место отведено зарождению антисемитизма в латышском обществе. Автор указывает, что антисемитизм появился в Латвии в последней трети XIX в. вместе с развивающейся латышской буржуазией. Главными распространителями антисемитизма в то время были латышские газеты «Balss» (латыш. — «Голос»), «Rlgas avlze» (латыш. — «Рижская газета») и «Latviesu avlze» (латыш. — «Латышская газета»), где нередко встречались заголовки типа «Евреи грабят латышских крестьян»[18].
Впервые на официальном уровне в Латвии антисемитизм начал пропагандировать именно Союз крестьян. В 1921 г. в очередном выпуске газеты «Bnva zeme» (латыш. — «Свободная земля») прозвучал призыв сформировать народный фронт из всех национальностей, кроме евреев, для достижения «более энергичного отмежевания общества от жидов» — то есть по сути апартеида. Бывший социал-демократ Мар-герс Скуениекс пошел еще дальше, написав, что «большинство евреев в Латвии лишние и продуктивная часть жителей по этой причине возражает против них»[19].
В 1922 г. антисемитизм в Латвии стал обретать организованную форму. Был создан Латышский национальный клуб (ЛНК) — первая экстремистская ультраправая организация в Латвии, которая поставила цель — полностью выдавить евреев из общественной жизни Латвии. Связи этой организации с СК были временными, ибо по политическим соображениям СК не решился уходить в экстремизм. На первом собрании Латышский национальный клуб поставил следующие цели:
— пробудить и развить активное латышское государственное самосознание;
— поддержать и развить использование латышского языка во всех заведениях;
— защитить особенную латышскую национальную культуру в борьбе против внешних и внутренних захватчиков;
— а также отзываться на каждое нелатышское проявление в жизни Латвии, борясь с ним как на словах, так и активными действиями[20].
Подобные стремления, высказанные членами клуба, ясно дают понять шовинистическую направленность данной «патриотической» организации. ЛНК достаточно успешно для своих целей просуществовал до 1925 г., когда был распущен государственным решением. Это решение было принято под давлением крайних обстоятельств и стало результатом потасовки, инициированной членами клуба, во время которой был застрелен 19-летний рабочий, еврей по национальности. До этого государство неофициально поддерживало антисемитизм своим бездействием. В 1922 г. в Латвийском университете начались массовые беспорядки под лозунгом «Все жиды вон!». В 1923 г. студенческий совет инициировал введение национальной квоты на количество евреев в университете, и квота в конечном итоге была принята большинством совета, а также де-факто поддержана и одобрена министром образования Гайлитисом, представителем партии СК[21]. Ректором Латвийского университета в то время был Мартиньш Зиле, отец белоэмигранта и террориста Романа Зиле, будущего секретаря националистического публициста Ивана Ильина.
В 1924 г. в Латышском национальном клубе произошел внутренний раскол: к тому времени часть членов клуба выступала за политический подход к реализации идей ЛИК, однако верхушка организации была более радикальна. К концу 1924 г. ЛИК уже был обвинен в организации взрывов в типографии социал-демократов и синагоге. Дела так и не были раскрыты, преступники не были наказаны, но в народном понимании ЛНК постепенно перешел в разряд террористов, а дорога в официальную политику для организации была полностью закрыта. Свою роль в распаде ЛНК сыграл и запрет со стороны министра обороны на участие латвийских военнослужащих в данной организации, что лишило Клуб большого количества участников. Все эти факторы привели к тому, что 18 февраля 1924 г. история этого экстремистского объединения закончилась, но фашизм в Латвии продолжил развиваться.
Уже в 1924 г. по инициативе бывшего участника ЛНК Озолиньша была предпринята попытка зарегистрировать официальную политическую организацию «Латвийский орден фашистов»[22]. Однако Министерство внутренних дел ответило отказом по причине несовместимости термина «фашизм» с латвийской политической системой. После попытки переименовать клуб в «Орден патриотов Латвии» МВД дало более четкое обоснование отказа: «В латвийском законодательстве не предусмотрено существование орденов». По мнению латвийского исследователя Улдиса Креслинь-ша, подобный отказ мог свидетельствовать лишь о том, что именно радикал Озолиньш не устраивал МВД. Доказательством этого можно считать факт, что уже осенью 1924 г. та же самая организация, но без Озолиньша, прошла регистрацию под названием Лига патриотов Латвии.
Лига патриотов Латвии (ЛПЛ) была уже более предметной задумкой со стороны ультраправых сил Латвии, нежели ЛНК. Лига предусматривала милитаризацию своих членов до 25 лет по всей Латвии, а также создание подобия легиона (аналога фашистских чернорубашечников и гитлеровских штурмовиков) с опорными пунктами в основных городах страны для быстрой мобилизации в случае начала боевых действий. Несмотря на всю серьезность планов, их реализация была куда скуднее, чем это получалось у ЛНК. Общая численность организации на пике составила… всего 30 членов. Даже оголтелым националистам была очевидна непопулярность их ультраправых идей и необходимость изменить концепцию внедрения.
Тем временем в противоборствующем социал-демократическом лагере все чаще пользовались неразберихой и раздорами в рядах националистов. Иронично, что обвинения в радикализме и фашизме в отношении клубов и представителей аналогичных по политическому спектру организаций звучали в унисон с обвинениями в пособничестве коммунистам и шпионаже в пользу СССР. Так, социал-демократы предъявляли претензии лидерам JIHK И. Пона, В. Смарена-Савинскису и К. Мерту, полагая, что они не утратили связей с советской властью после революции 1905 г. в Риге и гражданской войны[23]. Согласитесь, достаточно странно слышать обвинение лидеров правых объединений в их работе на Советский Союз.
Годы, когда социал-демократы были на пике популярности и могли с полной уверенностью забыть о существовании националистических сил, быстро прошли. Развал ЛНК и возникновение множества мелких фашистских организаций, незначительных по численности и не имеющих консолидированной идеи, не позволяли латышскому фашизму встать на ноги. Однако начало 1930-х гг. и мировой экономический кризис, также затронувший и Прибалтийские страны, многое изменили. В январе 1932 г. на основе бывшего ЛНК была создана организация под названием «Латышское народное объединение Угунскрустс» («Огненный крест»), которая являлась откровенно фашистской организацией с красноречивым лозунгом «Латвию — латышам! Латышам — работу и хлеб!». В 1933 г. организация получила новое имя — Перконкрустс («Громовой крест»), но руководящий состав и программа остались прежними. Поменялисьлишь ориентиры. Если изначально организация за образец брала фашистский режим в Италии, то после переименования ее идеалом стала нацистская партия, пришедшая к власти в Германии. Не удивительно, что и символ у организации был соответствующий — свастика.
Обложка программы организации «Перконкрустс» 1933 г. «Что есть? Чего хочет? Как работает?»
Источник иллюстрации [24]
На фотографии изображена обложка первого собрания программных документов организации «Перконкрустс». Документов на самом деле не так много, и они носят очень общий характер. Выдвинута идея построения исключительно аграрной экономики, поддержки титульной нации и ее выделения на фоне других народов, проживающих на территории Латвии. Основной же целью называлось построение союза трех Прибалтийских государств в военной, хозяйственной и внешнеполитической сферах.
Все то, о чем фашисты из «Громового креста» мечтали в 1930-х гг., воплотилось 100 лет спустя.
Главой организации стал Густав Целминьш — один из лидеров латышского национализма. В 1917 г. он учился в Москве, однако после прихода к власти в Латвии большевиков вернулся и вступил в ряды армии Ульманиса, с которой дошел до конца войны. После войны, уже в независимой Латвии он недолго отслужил в армии, работал в МИД, затем — в Латвийском университете и за это время успел поучаствовать в создании огромного количества националистических организаций, в том числе и Латышского национального клуба. После раскола в ЛНК он примкнул к более радикальному лагерю, чьи идеи легли в основу идей «Угунскрустса», а затем перекочевали в «Перконкрустс». Будучи избранным лидером «Перконкрустса», Целминьш всегда оставался верным организации, и даже после ее запрета по инициативе социал-демократов в 1933 г. продолжал проводить собрания и руководить ее деятельностью.
Густав Целминьш в довоенной форме латвийской армии.
Источник иллюстрации[25]
В подполье организация под его руководством долго не проработала. В 1934 г. во время очередного заседания Целминьш был арестован и отправлен в тюрьму, где отбывал наказание за участие в незаконной организации до 1937 г., после чего был изгнан из Латвии и осел в Швейцарии. Там он открыл бюро внешних связей организации «Перконкрустс», а бразды правления в Латвии передал еще одному важному персонажу — Адольфу Шилде, с которым читатель познакомится позже. В 1940 г. Целминьш участвовал в Зимней войне против СССР в составе Иностранного легиона финской армии [26].
В Германию Целминьш попал еще в 1940 г. и тогда же предложил свои услуги рейху. В Латвию он вернулся в 1941 г. с немецкими оккупационными войсками. По данным ЦРУ, на оккупированной территории Целминьш в 1942 г. возглавлял Главный комитет латышских добровольческих организаций. Это управление занималось вербовкой местного населения в национальные батальоны СС и отряды полиции[27]. В 1944 г. Целминьш попал в немилость германского командования за «излишнюю поддержку идеи независимой Латвии» и прошел несколько концлагерей, пока в 1945 г. не оказался в плену у американской армии, откуда после фильтрации был отправлен в Италию. Можно предположить, что арест и содержание в концлагере были связаны с его идеями, ведь программа «Перконкрустса» отражала также отчетливые антинемецкие взгляды[28], которые после государственного переворота 1934 г. позаимствовал Ульманис.
После войны Целминьшем заинтересовались в Америке. Полковник Вилис Янумс, в прошлом офицер вермахта, на тот момент один из лидеров всей латышской эмиграции в США, решил привлечь Целминьша в свою организацию бывших латышских эсэсовских легионеров «Даугавас Ванаги» («Ястребы Даугавы», ДВ). Привлечение Целминьша к деятельности ДВ позволило перетянуть в эту организацию и множество его последователей[29]. В 1947 г. Целминьш эмигрировал в США, где прожил долгую и насыщенную жизнь, о которой поговорим позже, рассматривая эмигрантские организации.
Биография Целминьша не является редкостью в истории Первой Латвийской Республики. Многие выходцы из националистических и открыто фашистских организаций межвоенной Латвии во время оккупации становились коллаборационистами, а после войны скрывались под видом беженцев на Запад в целях избежать заслуженного наказания. Однако об этом чуть позже.
Вернемся в предвоенную, еще демократическую Латвию. За время существования Латвийской Республики в первой половине XX в. парламентаризм в стране находился в постоянном кризисе. За годы до 15 мая 1934 г. в Латвии сменилось 18 правительств (все они были коалиционные)[30]. Принятие решений в парламенте также затруднялось огромным количеством партий, представленных как в Сейме, так и в региональных органах законодательной власти. Так, на лето 1934 г. в Латвии было официально зарегистрировано 109 партий, что являлось явным признаком отсутствия внятной, хотя бы отчасти единой внутренней политики и структурированного общественного мнения.
Политическая жизнь Латвии кипела, но вхолостую, ибо реальных действий для решения имеющихся проблем не предпринималось. Безвыходность ситуации была очевидна. Это привело к образованию ряда группировок, готовивших силовой захват власти для ее консолидации в своих руках. Подобный план готовил и упомянутый Густав Целминьш вместе с Перконкрустсом. Однако его опередили.
Как и в любом государственном перевороте, ключ к победе — это силовые структуры государства. Каждая группировка старалась заполучить доверие офицерского корпуса армии и склонить его на свою сторону. В конечном итоге победу в этой гонке одержал Карлис Ульманис. К тому времени он был уже высоко во властных структурах, имел достаточные связи и множество лояльных ему людей как в армии, так и в политических кругах. 15 мая 1934 г. при содействии генерала Балодиса, министра обороны Латвийской Республики, Ульманис совершил бескровный государственный переворот и стал де-факто единоличным авторитарным лидером в стране.
Почтовая марка Латвии 1939 г. «Президент Ульманис».
Источник иллюстрации[31]
В сегодняшней Латвии личность Ульманиса не имеет однозначной оценки. Современная латвийская историография, полностью контролируемая из Рижского замка — дворца президента, — не дает четкой оценки «режиму 15 мая» и придает этому периоду истории компромиссный оттенок. Латвийская политико-идеологическая модель отказывается признать режим Ульманиса фашистским, называя его авторитарным. При этом создается образ «расцвета латышского национального общества» при Ульманисе, а в общество даже была внедрена поговорка, которую дословно можно перевести как «времена Ульманиса — золотые времена».
Но, оценивая объективно, нельзя не отметить, что при явном развитии государственной власти и экономики при Ульманисе его режим имел явно фашистский уклон. В монографии «Политическая система Карлиса Ульманиса в Латвии (1934–1940)» латвийский ученый Айваре Странга приводит примеры того, как Ульманис выражал свое стремление подражать режиму Муссолини в Италии. Например, в речи 26 апреля 1935 г. Ульманис прямо призывал народ Латвии «учиться у Италии»[32]. Странга также отмечает культ личности Ульманиса, усугублявший сходство его режима не только с фашистскими режимами Европы, но и с нацистской Германией. Общественный контроль во всех сферах жизни осуществляла как полиция, так и полувоенные организации сродни чернорубашечникам или нацистским штурмовикам — так называемые айзеарги (латыш, «защитники»), также имевшие свастику в своей символике.
Все политические партии были запрещены после 15 мая 1934 г., однако гонениям подверглись в основном левые партии. Главная партия правого толка, Союз крестьян, фактически стала источником управленческих кадров. Такую же роль играла и консервативная националистическая партия «Прогрессивное объединение», возглавляемая бывшим социал-демократом Маргерсом Скуйениексом, который в 1934 г. занял пост первого помощника главы Кабинета министров.
Фашистский характер режима Ульманиса прослеживается также и в идеологии, установленной после 15 мая 1934 г. Взяв за идейную основу итальянский фашизм, добавив щепотку германского национал-социализма и обильно приправив все это латышским национализмом с шовинистическим уклоном, была выработана главная идея государственного развития в период диктатуры Ульма-ниса — построение моноэтничной Латвии.
Крест заслуг айзсаргов, 1930-е гг.
Источник: Интернет-аукцион «Vitber»[33].
Реализация этих идей началась с выдавливания нетитульных наций из экономической сферы Латвийской Республики. Инструментами стали принудительная национализация производств, передача производств в собственность латышам, лояльным власти. В первую очередь от подобных действий пострадало еврейское население, в отношении которого проводилась «ариизация» имущества по нацистскому образцу, и прибалтийские немцы, которых немало было в латвийских деловых кругах. Русское же население подвергалось насильственной леттонизации, было запрещено использование русского языка в образовании и политике[34]. Похоже на современность, не так ли?
Несмотря на то что немцы в Латвии также «попали под раздачу», контакты с нацистской Германией налаживались в ускоренном режиме. Ульманис неоднократно лестно отзывался о фюрере и «новой Германии», но при этом подчеркивал, что образцом государства считает Италию Муссолини. По примеру кумиров рижский диктатор старался сохранить «латышскую Латвию» и избавиться от конкурентов, поэтому самые активные пронацистские элементы в государстве были изолированы либо ликвидированы. Так, например, под репрессии попала и организация «Перкон-крустс» со своим лидером Целминьшем, история которого была рассказана ранее.
Однако был ли Целминьш единственным, кто желал Латвии пути германского нацизма? Разумеется, нет. Большинство пронацистских ячеек возникали в Латвии не по удачному стечению обстоятельств, а под четким руководством немецкой разведки, проникшей во все сферы деятельности латвийского государства.
Процесс создания немецкой шпионской сети в Латвии отлично описан в ранее упомянутой книге Б. Аркланса «Они без маски». Автор отмечает, что главным партнером в проходившей во времена Ульманиса активной индустриализации Латвии была именно нацистская Германия. Лретий рейх был основным поставщиком технологий и готовил высококвалифицированные кадры для латвийской экономики. Через крупные частные корпорации, сотрудничавшие с Латвией, создавалась шпионская сеть, распространившаяся не только в индустриальном секторе, но и в высших чинах армии. Такие высокопоставленные военные времен Ульманиса, как Вилис Янумс, Оскаре Данкерс, Артур Силгайлис и другие, еще до начала непосредственно боевых действий на территории Латвии перешли на службу рейху. Латвийские военные также проходили обучение в Германии[35], а договор о ненападении с нацистской Германией был подписан Латвией накануне нападения Гитлера на Польшу, гарантируя безопасность северного фланга агрессора.
Впоследствии именно высокопоставленные военные — выходцы из латвийской армии — станут основой Латышского легиона СС, будут заниматься его организацией, вербовкой новобранцев и командовать войсками под надзором немецкого начальства. О том, как и на основе чего создавались в первые годы нацистской оккупации национальные легионы в Прибалтике, можно узнать из свидетельств эмигрантов, сотрудничавших с ЦРУ в послевоенное время. Сегодня множество документов подобного характера хранится в свободном доступе в оцифрованном виде, и каждый может ознакомиться с ними в электронной библиотеке Центрального разведывательного управления.
Так, из показаний эмигранта Павилса Кравалиса подробно известно о том, кто первым записался в добровольцы и кто заправлял организацией Латышского легиона СС. С самого начала его основой стали те, кто после прихода советской власти первыми сел в тюрьму или прятался по лесам — националисты, разумеется. Участники профашистских организаций типа «Перконкрустс» после вхождения Латвии в состав СССР летом 1940 г. преследовались и, несомненно, имели свои счеты с новой властью. После оккупации именно они стали костяком карательных батальонов и полиции. Они также причастны к массовым убийствам евреев в самом начале войны. Кравалис также называет конкретные имена тех высокопоставленных военных Латвийской Республики, которые проходили службу при Ульманисе, а затем оказались на службе у немцев. Полковник Янумс, майор Арайс, старший лейтенант Калниньш, генерал Бангерскис, генерал Оскаре Данкерс — до войны лично Розенберг наградил его нацистским орденом Заслуг германского орла и др.[36] Эти личности и их деятельность черным пятном останутся в истории Латвии, но суть этого длинного списка в том, что большинство из тех, кому немцы доверили роль «управляющих» оккупированной Латвией, — выходцы из армии Ульманиса, в которой старательно боролись с наличием балтийских немцев. Ирония истории, на первый взгляд. Но в действительности — дело принципа, «чистоты нации».
Стоит отметить, что межвоенная Латвия стала пристанищем не только для крайне правых сил местного разлива, но и для представителей русского националистического и монархического круга. Целью этой группы, разумеется, была борьба с советской властью. Латвия была тихой гаванью, в которой Москва не могла преследовать своих противников. С другой стороны, здесь сохранились привычные жизненные устои и компания единомышленников, поддерживаемая государственными структурами.
Одним из важнейших персонажей русской эмиграции в Латвии был Роман Мартынович Зиле[37]. Латыш по происхождению, Роман родился в Одессе в семье профессора медицины. С 1919 г. находился в Белой армии, после поражения которой в 1922 г. приехал в Латвию. Здесь он сразу поступил на юридический факультет Латвийского университета, где ректором работал… его отец.
Отучившись, Роман Зиле до 1932 г. работал по профессии, а затем с головой ушел в деятельность антисоветских эмигрантских организаций. Он вступил в монархическое Братство русской правды. По заданию Братства он создал в городе Резекне радиостанцию для вещания на близлежащие регионы СССР. Одновременно Зиле-младший участвовал в молодежно-националистическом Народно-трудовом союзе (НТС), в военном Русском общевоинском союзе (РОВС) и других эмигрантских организациях.
Несмотря на множество представленных названий, цель их была одна — нанесение как можно большего урона советской власти. В основном деятельность Зиле носила пропагандистский характер, но это не исключало террористического «активизма». В 1931 г. Зиле был одним из организаторов подпольной мастерской по изготовлению взрывчатки. Один из зарядов лишь по случайности не сработал в советском железнодорожном составе, подготовленном к отправлению из Риги[38].
Зиле был лично знаком с Иваном Ильиным, ставшим идеологом радикального крайне правого крыла русской белой эмиграции. Он был главным организатором лекций Ильина в Латвии, некоторое время служил его секретарем, а также помогал после смерти Ильина вывезти его рукописи в США. Вот такие «кадры» расцветали в период националистической диктатуры Ульманиса.
Он боролся за «чистоту» латышского государства и общества, и естественным следствием этого стала радикализация фашистской составляющей идеологии именно в рядах силовых структур, на которых покоилась его власть. Таким образом внутренняя идеологическая и правовая политика Ульманиса, ориентированная на идеалы шовинистического национализма, вскормила будущих палачей латышского и многих других народов Советского Союза.
С другой стороны, несмотря на последовательную националистическую внутреннюю политику и пронацистский курс дипломатии, Ульманис не стал оказывать сопротивления инкорпорации Латвии в СССР. Во время ввода советских войск на территорию страны он заявил следующее:
«Граждане, гражданки! События последних 24 часов взволновали все умы, посему я считаю своим долгом, как и всегда делал в значимые моменты, рассказать вам всем, что же правительство в этот момент думает и делает. В нашу страну с утра вошли советские войска. Это происходит с ведома и согласия правительства, что, в свою очередь, вытекает из существующих дружественных отношений между Латвией и Советским Союзом. Поэтому я хочу, чтобы и жители нашей страны на ввод воинских частей смотрели дружелюбно. <… >
Я убежден, что вы поймете распоряжения, которые дает и будет давать правительство, пусть они в том или ином случае будут строгими и даже суровыми. Исполняйте их добросовестно, так как они не имеют иных целей, кроме вашего собственного мира и благополучия. Пусть вами всеми руководит сознание долга и упорство в труде. Мое сердце с вами, и я чувствую, что ваши сердца тоже бьются с дружественным откликом. Так мы пойдем вперед и будем выполнять свою работу. Я остаюсь на своем месте, вы остаетесь на своих!»[39]
Тем примечательней и несуразней выглядят попытки современных латвийских властей представить Ульманиса борцом против советского строя.
В следующей главе мы познакомимся с историей латышского коллаборационизма и кадрами, воспитанными режимом Ульманиса и вставшими на одну сторону с немецко-фашистскими оккупантами.