Латвийский национализм на службе Западу

5.1. Антисоветские силы и их главные действующие лица

События конца 1980-х — начала 1990-х гг. в Советском Союзе стали по-настоящему трагическими для всех народов Советского Союза. «Парад суверенитетов», начавшийся еще в 1988 г. с Декларации суверенитета Эстонской Республики, положил конец самой яркой, но далеко не последней попытке человечества построить государство всеобщей справедливости. Процессы, сопутствовавшие выходу Эстонской Республики из состава Союза, несомненно, имеют глубокие исторические предпосылки и множество объективных и субъективных факторов, повлиявших на их ход. В пятой главе мы рассмотрим процессы, сопутствовавшие выходу Латвии из состава Советского Союза, а также первые годы второй Латвийской Республики.

В современной латвийской историографии события 1987–1991 гг. называют «поющей» или «песенной» революцией. В официальной повестке эти события характеризуются как процесс национальной «Атмоды» («Пробуждения»), то есть подъема национального самосознания и воли латышского народа к свободе и независимости, выражавшимися в протестных движениях и борьбе против централизации власти в Советском Союзе.

Значок Народного фронта Латвии. Начало 1990-х гг.

Источник иллюстрации[125]

Одну из главных ролей в «поющей революции» в Латвии сыграл Народный фронт Латвии (НФЛ). Эта националистическая общественная организация была официально создана в ЛатССР в 1988 г. Аналогичные организации возникали не только в Латвии, но и в Литве (Саюдис, Литовское движение за «перестройку») и в Эстонии (Народный фронт Эстонии).

НФЛ был основан 9 октября 1988 г. Тогда же был выпущен первый документ, который описывал цели и задачи Народного фронта и то, каким образом он собирается их достигать, — устав Народного фронта [126]. Давайте рассмотрим этот документ подробней, ведь именно он описывает те лозунги и идеи, под которыми проходила «песенная революция».

В преамбуле своей программы НФЛ вынужденно упомянул о поддержке всех идей «перестройки» и о желании бороться за волю латвийского народа, а также о следовании «ленинским принципам федерализма», которые, по их мнению, были разрушены сталинизмом и его последствиями. Сделав реверансы всем тезисам «перестройки» (а фактически — оттепели-2.0), главный документ НФЛ сосредоточился на критике «сталинского деспотизма», который, по их словам, разрушил связь между бюрократическим аппаратом и населением Советского Союза. Внедряясь в перестроечную политическую жизнь, Нарфронт Латвии, конечно же, еще не мог отречься от идеологии социализма и советской символики[127]. Это на следующем этапе сделают его наследники, приравняв пятиконечную звезду, серп и молот к нацистской свастике.

Впрочем, и слова о «ленинском социализме» и возврате к «чистому ленинизму» были не более чем необходимым условием для постепенного внедрения в общество националистической идеологии и пошагового сепаратизма. Программный документ НФЛ зафиксировал предложение реформы избирательной и законодательной систем, предусматривающее увеличение роли латышского (в ущерб другим) народа. «Ленинские принципы федерализма» предлагалось реализовывать путем принятия закона о суверенитете Латвийской ССР, внесения соответствующих изменений в Конституцию СССР и трансформации Советского Союза в конфедеративное государство.

Есть в программе Нарфронта и отсылки к идеям латвийских национал-«коммунистов», появившихся в 1960— 1970-е гг. Среди них было немало представителей номенклатуры: председатель Совета министров Эдуард Бер клаве, второй секретарь Компартии Латвии Вилис Круминып и др. Это движение выступало против строительства в Латвии крупных предприятий, официальной причиной было противодействие приезду в Латвию большого количества граждан из других республик, чтобы «сохранить чистоту нации». И другие идеи упомянутой коллаборантской газетки «Tevija» и ее главреда Артурса Кродерса в «адаптированном» виде.

Обложка устава НФЛ 1988 г.

Источник иллюстрации[128]

В 1972 г. представители национал-«коммунистов» даже написали «Протестное письмо 17 латышских коммунистов», где призывали наделить приоритетным значением развитие титульных наций в республиках СССР [129]. Интересно, как этот юридический шовинизм в их головах сочетался с партбилетами КПСС в карманах?

НФЛ так же, как и национал-«коммунисты», ратовал за «национальную очистку» Латвии, и это выражалось во многих предложениях, высказанных в уставе организации. Вот, например, 5-й пункт третьей главы с просьбами содержать преступников из Латвии именно в тюрьмах Латвийской ССР и не допускать заключения на территории ЛатССР преступников из других союзных республик. В пункте втором шестого раздела, где говорилось о культуре, науке и образовании, подчеркивалась значимость латышской нации на территории ЛатССР и обосновывалось официальное присвоение ей статуса титульной. По мнению НФЛ, это должно выражаться в распространении латышского языка, поддержании латышской культуры на территории Латвийской ССР, что якобы выполнялось в недостаточном объеме. Это национальное чванство, конечно, не имело никакого отношения к федерализму по Ленину.

Лрудно поверить, но деятельности этой организации не препятствовала, а даже способствовала на высшем государственном уровне власть в Москве. Так, по словам свидетеля тех событий, первого секретаря Рижского горкома Компартии Латвии Арнольда Клауцена, соратник Горбачева секретарь ЦК КПСС Александр Яковлев оказал неоценимую помощь НФЛ и предоставил на XIX Всесоюзную партийную конференцию записку, в которой полностью поддержал деятельность Народного фронта и назвал ее максимально соответствующей идеалам «перестройки»[130]. Несмотря на явную антисоветскую направленность организации и признаки экстремизма в ее деятельности, местные органы КГБ не пресекали деятельность НФЛ, а молчаливо закрывали на нее глаза.

В чем же на самом деле был смысл Народного фронта, спросите вы? Все очень просто: НФЛ был идеологической и организационной базой всех антисоветских движений в перестроечной Латвии. Вся протестная деятельность, антисоветская литература, агитация и пропаганда, а также легальные антисоветские инициативы во властных структурах проходили через НФЛ.

У Народного фронта было и свое печатное издание, «заряженное» их идеологией: еженедельная газета «Atmoda» (латыш. — «Пробуждение»), выходившая в период с 1988 по 1992 г. Еще раз отметим: молчаливое, а иногда и открытое покровительство перестроечного партийного аппарата и КГБ деятельности НФЛ привело к абсурдным вещам.

Выпуск газеты «Atmoda» на латышском языке от 7 октября 1988 г.

Источник иллюстрации[131]

В 51-м выпуске газеты «Атмода» от 13 ноября 1989 г. цитируется фрагмент из «Бермонтиады» Улдиса Берзиньша, где большевиков прямым текстом обвиняют в преступлениях против мирного населения, а правительство Ульманиса, режим которого, я напомню, советская историография считала фашистским, представляется борцом за свободу и независимость Латвии[132]. Действия НФЛ, очевидно, подогревали сепаратистские настроения у населения с угрозой последующего выхода Латвии из состава Союза, хотя и противоречили самому уставу НФЛ, который не декларировал отделения республики от Советского Союза и разрыва политических связей. К тому же это нарушало действовавшую Конституцию СССР. Несмотря на все это, партийные и государственные органы времен «перестройки» бездействовали, а идеи национализма крепко въедались в умы реакционно настроенных слоев населения.

На изображении мы можем видеть, что газета хранилась в Государственной библиотеке ЛатССР имени Вилиса Лациса. Содержание первого информационного листа под заголовком «Всем жителям Латвии» практически полностью совпадает с ранее описанным уставом НФЛ. На фотографии мы видим митинг возле памятника Свободы в центре Риги, где в центре изображения флаг далеко не Советской Латвии. Мы видим уникальное сочетание призывов к восстановлению настоящего ленинского социализма с флагом государства, которое никогда в своей истории социализм не признавало, а в определенные периоды (в том числе и ныне) считало социализм запрещенной и даже преступной идеологией. Разве сочетание националистических символов с текстом о ленинском социализме не наводит на мысль о том, что слова являлся лишь прикрытием настоящих идей?

Абсурдность ситуации подчеркивает тот факт, что при одобрении деятельности НФЛ государством газета «Atmoda» изначально печаталась в Доме печати в одной редакционной комнате с газетой «Советская молодежь»[133]. Тираж газеты на латышском языке на пике ее популярности в 1989 г. составил 165 тысяч экземпляров еженедельно, что являлось очень внушительным числом даже на то время.

Отдельно стоит упомянуть, что газета выпускалась не только на латышском, но и на русском и даже английском языках. Русская газета НФЛ носила название «Балтийское время» и распространялась не только в Латвии, но и в России и других союзных республиках. Тираж русскоязычной газеты не был столь значительным, но достаточно крупным, — от 60 до 80 тысяч экземпляров в разное время. После 1990 г. на русском газета больше не выпускалась. На английском языке газета называлась «Awakening» (англ. «Пробуждение») — лозунг, очень популярный у националистов начиная с 1920-х гг. Так, слова «Германия, проснись!» (нем. «Deutschland erwacht!») был одним из девизов гитлеровской партии. Англоязычный вариант газеты выпускался ежемесячно тиражом в 10 000 экземпляров и был рассчитан, разумеется, на зарубежного читателя и представителей латышской диаспоры за рубежом.

История Народного фронта оказалась достаточно короткой — структура быстро выполнила свои задачи. Данное объединение стало отправной точкой для создания политической системы в будущей Латвийской Республике, а также базой для антисоветского движения в еще Советской Латвии. После достижения своей главной цели — выхода Латвии из состава СССР — партия вошла в состояние идейного политического кризиса. Волна националистического угара потихоньку стала сходить на нет, и актуальность объединения, идеи которого носили строго деструктивный характер, терялась на глазах. Сразу на первых же выборах в сейм независимой Латвии в 1993 г. НФЛ провалился с треском, набрав чуть более 2 % голосов избирателей. После этого провала партия прекратила свое существование.

5.2. Кто стал преемником НФА?

Так почему же нам так важен этот короткий период и организация, просуществовавшая на политической арене всего 5 лет? В процессе своей борьбы НФЛ привлекал к своей деятельности огромное множество кадров, которые в сегодняшней Латвии находятся у власти. И самое примечательное: большинство из ярких представителей Народного фронта, находящиеся или находившиеся у власти в независимой Латвии, — иностранцы. Достаточно взглянуть на нескольких активных политиков современной Латвии и их биографии.

Нынешний премьер-министр Латвии Кришьянис Кариньш.

Источник иллюстрации[134]

Вот, например, Кришьянис Кариньш, нынешний премьер-министр Латвии и фактический глава государства. Родился Кариньш родился в семье эмигрантов в Вилмингто-не, штат Делавэр [135]. Его дед был успешным предпринимателем времен первой Латвийской Республики Ульманиса.

Семья бежала из Риги в Швецию в 1944 г. по так называемому еврейскому коридору, по которому в Швецию вывозили за деньги американских евреев далеко не только представителей этой национальности, но и военных преступников из числа местных[136]. Образование Кариньш получил в Университете Пенсильвании по специальности лингвистика (его профессия очень сильно повлияла на его политические идеи, как окажется позже). В дальнейшем в университете Кариньш активно участвовал в деятельности местных эмигрантских организаций. Начиная с 1988 г. он неоднократно, будучи гражданином США, посещал ЛатССР и участвовал в деятельности Народного фронта.

После обретения Латвией независимости Кариньш переехал на историческую Родину и стал вести предпринимательскую деятельность, совмещая ее с преподаванием в Латвийском университете. В политике Кариньш лишь с 2002 г. За это время он фактически не менял партийной принадлежности, оставаясь членом своей партии «Новое время», которая в 2011 г. вошла в состав партии «Единство», создав сильнейшую в Латвии на тот период праволиберальную партию. Как ни странно, но все это время Кариньш сохранял американское гражданство, вплоть до вступления в должность премьер-министра страны в 2019 г.

За время своей политической карьеры Кариньш произнес много громких слов в отношении как Латвии, так и России. В 2019 г., выступая перед Европарламентом уже в качестве премьер-министра Латвии, Кариньш говорит о населении Латвии и проблемах миграции следующее:

«Моя страна тоже имела дело с эмиграцией. В период 50 лет советской оккупации более 700 000 человек — мигрантов — прибыли в нашу страну. Это треть всего населения. Нас всего 2 миллиона, и 700 000 из них приезжие. Наше правительство этому не препятствовало, ибо у нас не было правительства. Все решения принимались в Москве полностью, без общего принятия решений с местными властями»[137].

Оказывается, советских людей других национальностей, которые вместе с латышами строили благополучие республики, Кариньш считает «мигрантами». При том, что он сам из семьи эмигрантов в США и вчерашний эмигрант из США.

Сегодня для Европы ребром стоит вопрос получения российского газа, и многие из недружественных для России стран уже перестали этот газ получать. Можно с уверенностью сказать, что Кариньш приложил немало усилий, чтобы разрушить сотрудничество его страны с Россией. Вот еще одна из его цитат в рамках работы с Европарламентом, датируемая 2017 г.:

«У нас в Европе существует асимметрия. Треть нашего газа мы закупаем у одного поставщика — у России. В свою очередь, в России существует одна монополистическая газовая компания — Газпром. Одно предприятие. С европейской стороны мы разделены. 28 стран-участниц имеют гораздо большее количество газовых компаний. У них вся информация, у Европы — нет. У них — контроль за ценами, у Европы его нет. С введением регламента (речь идет о предлагаемом им общем европейским регламентом покупки газа) Еврокомиссия сможет полноправно вести контроль за заключаемыми договорами, за этими значимыми договорами, для обеспечения исполнения европейских законов и, главное, обеспечивать высокую безопасность для европейских потребителей и отсутствие переплаты за этот природный ресурс»[138].

Еще в 2016 г. господин Кариньш выступал против строительства «Северного потока — 2», называя его «наркотической зависимостью для Европы». Таким образом он внес свою лепту в современный «газовый кризис» во всей Европе и в Латвии в частности. Это, несомненно, играло на руку его родине — Соединенным Штатам, которые стремятся заместить российские энергоресурсы на европейском рынке.

Нынешний президент Латвии Этиле Левите.

Источник иллюстрации[139]

Аналогичной и даже более примечательной биографией обладает нынешний президент Латвийской Республики Эгилс Левите. Латвия по конституции — парламентская республика, и принято считать, что президент обладает скромными полномочиями по сравнению с премьером и не влияет на курс государства. Однако личность президента в Латвийской Республике является символом власти и «национальной идеи». Личность Эгилса Левитса является для современной Латвии невероятно важной и с точки зрения его поста, и с исторической точки зрения.

Родился Левите в семье латышского еврея в Риге в 1955 г. Уже в 1972 г. семья Левитсов эмигрировала в ФРГ по израильской визе.

В Германии будущий президент получил образование сначала в Мюнстерской латышской гимназии, которой на тот момент заведовал нацистский преступник эсэсовец Янис Цирулис[140], ранее убивший не одну тысячу евреев. Высшее образование Левите получил в Гамбургском университете на юрфаке, а позже получил второе высшее образование на филфаке.

Начиная с 1988 г., будучи гражданином ФРГ, Левите вместе с американцем Кариньшем неоднократно приезжал в ЛатССР для организации деятельности Народного фронта. Для понимания важности его участия в работе НФЛ нужно знать, что именно Левите стал автором концепции Декларации независимости Латвии 1990 г. Фактически он являлся «главным юристом» выхода Латвии из состава СССР.

С момента переезда Левите являлся активным участником эмигрантских организаций, причем достаточно авторитетным. Вспомним документ, о котором мы говорили ранее, — брошюру Европарламента о деятельности эмигрантских организаций[141]. В этой брошюре есть раздел «О политическом семинаре представителей латышской эмиграции во Фрайбурге в 2010 году». На семинаре присутствовали многие самые активные деятели эмигрантского движения. Среди них, например, был один из отцов-основателей «Даугавас Ванаги» бывший легионер СС Имантс Балодис, ответственный за работу с молодежью в «Даугавас Ванаги» Мартиньш Берзиньш и другие личности и их потомки, связанные с деятельностью латышских эмигрантских организаций в Германии. Особым гостем на «семинаре» был тогдашний судья ЕСПЧ от Латвии Эгилс Левите, которого почему-то не смущало соседство с военными преступниками.

Эгилс Левите слева.

Источник иллюстрации[142]

На семинаре Левите выступал с докладом на тему «Воспитание советского человека» и рассказывал о том, как два поколения жителей Латвии выросли в повсеместной физической и интеллектуальной изоляции. И вот дюжину лет спустя тот же самый судья Левите в августе 2022 г. фактически заявит о необходимости создания гетто для русского населения.

Экс-президент Латвийской Республики Вайра Вике-Фрейберга.

Источник иллюстрации[143]

Логика его заявления, не получившего никакого опровержения властей, проста: если появилась «одна часть русского общества, нелояльная к государству», то «наша задача — разобраться с ней и изолировать ее от общества» [144]. Тесное общение с нацистскими преступниками, видимо, заменило этому представителю древнего народа историческую память.

Истории с эмигрантами во власти в Латвии не заканчиваются на участниках Народного фронта. После развала Советского Союза в Латвию вернулись (или впервые приехали) многие представители эмигрантского сообщества за рубежом, которое на протяжении всей «холодной войны» боролось против советской власти. Еще одной подобной личностью в высших кругах латвийской элиты стала Вайра Вике-Фрейберга.

Родилась будущая президент Латвии в 1937 г. в Риге[145]. В 1944 г. ее семья бежала от советской власти и оказалась в Марокко, где было немало скрывавшихся от советского правосудия нацистских пособников (в том числе и русских коллаборантов из Народно-трудового союза). Отсюда путь ее семьи лежал в другую «тихую гавань» для военных преступников Второй мировой войны — Канаду.

С самого детства Вайра (как и будущая «первая леди» Украины Кэтрин-Клэр Чумаченко) активно участвовала в жизни диаспоры, с юности изучая, как лучше всего сохранить национальную идентичность в странах Балтии. В 1953 г., еще в Касабланке, она отметилась первой публикацией под названием «Страна, где Латвии не знают». Ее статью напечатали в газете «Латвия», выходившей в ФРГ для эмигрантского сообщества. Неправда ли, весьма высокий старт для 16-летнего подростка?

Вике-Фрейберга обладает по-настоящему уникальной историей карьерного роста, сопоставимый разве что с упомянутой украинской «первой леди» из эмиграции, также принесшей национализм на свою историческую родину. Переехав в 1954 г. в Лоронто, Вике-Фрейберга уже в 1955 г. сдала экстерном экзамены на знание английского языка и поступила в Лоронтский университет. Получив степень бакалавра на общем курсе, Вайра поступила на факультет психологии. К 1960 г. она уже была магистром психологии Лоронтского университета, а в 1965 г. получила степень доктора экспериментальной психологии в Макгильском университете. После она перешла в университет Монреаля, где работала до 1998 г. С 1976 по 1982 г. являлась членом правления Федерации объединений общественных наук Канады и Объединения психологов Канады, в 1980–1981 гг. занимала должность президента в этих организациях.

Психологические «штудии» в стране, где во время Второй мировой войны базировались школы подготовки «черных радиостанций», не должны вводить нас в заблуждение. В 1982–1988 гг. Вике-Фрейберга входила в правление Ассоциации поддержки балтийских исследований. С 1978 по 1981 г. будущий президент Латвии занимала должность представителя Канады и председателя канадской делегации в комиссии научной программы НАТО «Человеческие факторы» в Брюсселе. Эта военно-прикладная программа рассматривает возможность программировать, предсказывать человеческое поведение и управлять им при помощи методов психологии[146], то есть является логическим продолжением концепции психологической войны.

В 1980-е гг. исследовательница «национальной идентичности» и психологии информационных войн, Вике-Фрайберга была включена генерал-губернатором страны в состав Научного совета Канады, а в 1984–1989 гг. была его вице-президентом. После обретения независимости Латвии Вике-Фрейберга продолжала свою трудовую и научную деятельность в Канаде. Незадолго до своего полувекового юбилея Вике-Фрейберга смогла быстро освоить ядерную физику. Причем в таком объеме, что в 1995–1996 гг. входила в Консультативный комитет правительства Канады по вопросам безопасности хранения ядерных отходов[147]. Талант, спросите вы? Нет, хорошие связи с НАТО.

В 1998 г. Вайра Вике-Фрейберга впервые приехала в Латвию, чтобы через год занять Рижский замок (резиденция президента Латвийской Республики), а в 2004 г. подписать документы о вступлении республики в Североатлантический альянс. На этом «славном пути» некоторые формальности можно и проигнорировать. Например, Конституцию Латвийской Республики. В 1998 г., будучи все еще гражданкой Канады, Вике-Фрейберга была заявлена кандидатом на пост президента страны от фракции ТБ/ДННЛ (правые консерваторы). 17 июня 1999 г. Вике-Фрейберга была избрана Сеймом президента Латвийской Республики. Через два дня 19 июня газета «Suddeutsche Zeitung» (нем. — Южногерманская газета) написала, что еще утром 17 июня 1999 г. Вике-Фрейберга не была гражданкой Латвии. В течение одного дня, за несколько часов до инаугурации ей было присвоено гражданство, организован и одобрен отказ от канадского паспорта[148]. Уникальный случай молниеносной работы латвийской и канадской бюрократических систем!

С первых лет постсоветской Латвии и до сих пор у руля страны стоят люди, которые большую часть своей жизни в Латвии даже не жили и до последнего сохраняли гражданство тех государств, где они выросли и сформировались. Эти и многие другие подобные истории подчеркивают важность работы западных спецслужб в деле поддержки латышских реакционных эмигрантских организаций на Западе. Они воспитывали лояльные кадры, давали им лучшее образование и предоставляли все возможности для ведения борьбы с советской властью из-за границы. В свою очередь, халатность или даже предательство небольшой части советских элит времен «перестройки» позволили этим подготовленным кадрам вступить в борьбу против советской власти в Советской Латвии. Тихий ужас, по-другому и не сказать.

Итогом деятельности этих и других выходцев из эмигрантской среды стал не только кризис после развала Советского Союза, но и все последующие кризисы, корнями уходившие в конфликты прошлого. Националистическая повестка, заложенная в их идеях, способствовала радикализации событий будущей «поющей революции». Обрела ли Латвия независимость во главе с зарубежными ставленниками? Думаю, ответ на этот вопрос очевиден.

5.3. От «песенной революции» — к рижским баррикадам

Выходу Латвии из состава СССР сопутствовало множество драматических событий, трактовка которых сегодня во многом отражает официальную позицию государства того периода времени. Вывод советских войск из Латвии, инцидент с рижским ОМОНом, расстрел на Бастионной горке в центре Риги и баррикады на улицах Старого города — эти ключевые события до сих пор нуждаются в непредвзятой оценке. Оценке, официально утвержденной Российской Федерацией как правопреемницей Советского Союза, ибо все эти акты также встроены в общий антироссийский исторический нарратив официозных латвийских историков и являются обоснованием «исторических» претензий современной Латвийской Республики к нашей стране.

Градус напряжения в Риге постепенно и неуклонно возрастал со старта «перестройки». Показательным стал скандал со строительством рижского метро в 1988 г., когда от высшего руководства Компартии Латвии и националистически настроенной части населения поступил протест против строительства метрополитена в Латвии. Суть протеста была удивительной, особенно для советского времени. Протестовали не против метро, а против рабочих, которые приедут из других республик Советского Союза и, вероятно, останутся жить в Латвии, тем самым еще больше уменьшив процент латышей в республике. Это выступление проходило без участия НФЛ, но идея построения моноэтничного латышского государства, как видим, находила сторонников и во властных сферах, и в обществе. После того как к подобным акциям подключился Народный фронт, масштаб провокаций и накал антисоветской риторики в латвийском обществе стал расти в геометрической прогрессии.

Акции и лозунги подобного характера получали широкое распространение в Латвии того времени. Вот еще несколько примеров:

— «Рижское взморье теперь уже превращено в курорт союзного значения, и местных жителей почти там уже нет»;

— «За исключением сельской местности в Курземе, Зем-гале и Видземе, в Латвии уже осталось совсем мало латышских детских учреждений и школ»;

— «Раньше в Латвии, как и в любом государстве, были свои кулинарные блюда, свои марки конфет, шоколада, папирос, а теперь только союзные марки: “Белочка”, “Ласточка”, “Кара-Кум”, “Казбек”, “Беломорканал”. В столовых, кафе и ресторанах готовят блюда только по союзным, русским рецептам»;

— «Около половины периодических изданий Латвии издаются на русском языке. В Латвии не хватает бумаги для издания трудов латышских писателей, школьных учебников, но несмотря на это, здесь издаются произведения русских писателей и школьные учебники на русском языке»[149].

Но наиболее серьезные последствия имели события в Риге, когда Народный фронт попытался развязать вооруженный конфликт местного населения с Советской армией, находившейся на территории республики. Как свидетельствует упомянутый ранее Арнольд Клауцен, после провокации на Бастионной горке, когда было обстреляно здание МВД ЛатССР, Народный фронт четко и ясно обозначил «врагов латышской нации». Ими, само собой, стали советская власть и рижский ОМОН, который принимал непосредственное участие в эксцессе[150]. Эта ужасная провокация рассматривалась с разных точек зрения, однако было ясно на кого она была направлена и для чего задумывалась.

События, связанные с рижским ОМОНом, до сих пор не имеют однозначной трактовки. Их история началась 2 января 1991 г., когда главой МВД СССР Борисом Пуго был отдан приказ занять Дом печати в Риге[151]. После того как ОМОН выполнил приказ, работа в Доме печати продолжилась, и лишь одно издание прекратило выпуск — то, что выпускал Народный фронт. Это означало, что МВД взял на себя исполнение полномочий других органов власти. Фактически Пуго пошел против правящей элиты Компартии Латвии и попытался своими силами пресечь угрозу, которую местные «коммунисты» видеть отказывались. 5 января Минобороны СССР направило в Прибалтику дополнительные военные части.

8 января Верховный Совет ЛатССР, уже тогда не подчинявшийся центральной власти в Москве, наделил одного из лидеров НФЛ Дайниса Иванса правом представлять Латвию за рубежом в случае силового исхода накалявшейся ситуации. События обострялись. Но только по одной причине — поздней реакции органов госбезопасности и отсутствия политического решения на усмирение националистических движений у тогда еще председателя Верховного Совета СССР Михаила Горбачева. 13 января противники советской власти вышли на улицы города и начали возводить баррикады в центре Старой Риги. Уже 15 января ЦК КПЛ во главе с Альфредом Рубиксом (в независимой Латвии он отсидит 6 лет в тюрьме за свои действия) объявил о создании Комитета национального спасения. 16 января выяснилось, что единственный путь к баррикадам в центре города блокирован митингующими, и ОМОН приступил к демонтажу баррикад, что вызвало стрельбу с обеих сторон. В ходе перестрелки погиб министр путей сообщения ЛатССР, и эта «сакральная жертва» стала спусковым крючком для «горячей» фазы конфликта. Глава МВД Латвии Алоиз Вазнис разрешил милиции открывать огонь по ОМОНу.

20 января события стали принимать драматический оборот. После задержания одной из групп митингующих с холодным оружием ОМОН конвоировал их на свою базу в Дом печати. В ходе перевозки по бульвару Яна Райниса со стороны Бастионной горки начался обстрел. ОМОН решил искать укрытия в здании недружественного республиканского МВД, но там его вход в здание был воспринят как попытка штурма. В результате здание было взято ОМОНом. В ходе перестрелки погибли 5 человек, четверо из которых вблизи Бастионной горки, один — у здания МВД.

По словам Клауцена, многие факты свидетельствуют о том, что бой на Бастионной горке не был спровоцирован ОМОНом со стороны бульвара Райниса, а на любительских кадрах с места событий было четко видно, что огонь велся со стороны Бастионной горки, также об этом свидетельствуют и следы пуль на здании МВД. Один из погибших в тот день, лейтенант милиции Владимир Гомонович, был убит выстрелом сверху, что означало: огонь велся со стороны Бастионной горки, ведь бульвар Райниса находится в низине по отношению к ней.

О том, что столкновение было спланировано заранее, также свидетельствует «потрясающая» оперативность как республиканских, так и всесоюзных СМИ, которые по «счастливой случайности» оказались на месте событий прямо в начале перестрелки.

Схема событий на Бастионной горке 20 января 1991 г.

Стрелка 1 — направление движение рижского ОМОНа по бульвару Райниса.

Стрелка 2 — направление стрельбы мятежников.

Стрелка 3 — направление движения ОМОНа после начала стрельбы.

Похожий сценарий разыгрывался и в Вильнюсе во время штурма Телецентра 13 января 1991 г. Вся эта провокация была на руку лишь Народному фронту, который благодаря ей окончательно сформировался как политическая элита Латвии на время обретения независимости.

Клауцен также описывает еще один процесс, запущенный в марте того же года, — всесоюзный референдум за сохранение Советского Союза[152]. Новый состав Верховного совета республики, который был созван 3 мая 1991 г., после принятия Декларации независимости Латвии отказался проводить этот плебисцит, само собой, сославшись на эту самую Декларацию независимости.

Это шло вразрез с мнением еще действовавшей на тот момент Компартии Латвии, и совместно с Интерфронтом трудящихся ЛатССР было решено все же провести референдум на территории республики. Несмотря на подготовку, он так и не был проведен в полной мере по многим причинам, которые сводились к одному: советская власть на территории Латвии потеряла свои позиции. Референдум состоялся лишь частично, на территориях военных частей, на предприятиях и в профсоюзах[153].

По словам Клауцена, январские события в Риге и Вильнюсе стали первыми предвестниками августовских событий в России, а первопричиной этого была окончательная потеря авторитета М. Горбачева как главы государства. В действиях Горбачева очевидно было стремление сохранить свою власть путем преобразования СССР в конфедерацию и отказа от Прибалтийских республик, но эта наивная мысль в конечном счете привела к краху всего Союза. После вильнюсских событий рижские депутаты понимали, что следующий акт распада государства произойдет именно в Латвии. Самопровозглашенный 18 августа 1991 г. ГКЧП бездействовал, и в конце концов случилось неотвратимое. Создание отрядов Бесхлебникова, о которых также упоминает Клау-цен[154], знаменовало полный захват власти НФЛ. Деятельность этих боевиков, набранных в основном из жителей сельской местности, была направлена на провокации и диверсии, захват политработников и провоцирование конфликта между государственной властью и населением. Не правда ли, очень напоминает украинских футбольных фанатов из западных, тоже сельских и националистически настроенных регионов, доставленных в Киев для обострения ситуации на майдане осенью 2013 г.?

Ге трагические январские события также известны благодаря хорошо распиаренным «рижским баррикадам». Они сегодня в Латвии преподносятся как невероятный подвиг настоящих патриотов Латвии, которые сдерживали натиск «имперских» войск и боролись за волю и независимость латышского народа. Однако подобные красочные описания не совсем уместны в данном случае. Это всего лишь попытка героизации людей, которые способствовали приходу к власти нынешней элиты во главе с националистическим движением, а некоторые из них действовали в прямом противоречии со своими партбилетами и законами, давшими им власть.

По словам очевидцев, основной размах строительства баррикад пришелся на конец января, когда вывод советских войск из Латвии уже почти завершился. То есть мятежники хорошо рассчитали время выступления (или были осведомлены в силу своего служебного положения), сделанного в тот момент, когда у общесоюзной власти не осталось опоры, кроме ОМОНовцев. Кстати, от передачи республиканскому и сепаратистскому МВД рижских ОМОНовцев спасла только отставка Вадима Бакатина и назначение Бориса Пуго главой общесоюзного Министерства внутренних дел. Заняв это кресло 1 декабря 1990 г., Пуго шел против Горбачева, который фактически решил отпустить Прибалтику, так и не признанную США в составе СССР. В отличие от Горбачева, после Мальтийского саммита 1989 г. самоустранившегося от событий в трех северо-западных республиках СССР, Пуго «превратил ОМОН в боевой отряд латвийской Компартии»[155].

Отмечу, что «прибалтийский вопрос» стал предметом конфиденциальной дискуссии, последовавшей за первой встречей двух лидеров на Мальтийском саммите 2 декабря 1989 г. В ходе этой дискуссии, как свидетельствуют рассекреченные американские документы, Горбачев заявил, что «не настаивает на отказе Литвы от декларации о своей независимости [принятой 26 мая 1989 г.], а [настаивает] только на том, чтобы приостановить ее и вести переговоры в рамках советского законодательства», а вчерашний директор ЦРУ и действующий президент США Дж. Буш-старший заявил, что он не отказывается от «политики непризнания и поддержки стремления прибалтийских народов к самоопределению»[156]. Вы можете себе представить, чтобы Сталин обсуждал, как ему быть с сепаратистами, с президентом Рузвельтом? Да еще бы американец имел наглость в глаза заявлять, что он поддерживает этих сепаратистов? Но для Горбачева обсуждать территориальную целостность своей страны с ее врагом было в порядке вещей. Таким вот оно было, это «новое политическое мышление»!

В связи с рижскими событиями примечательны слова современной латвийской пропаганды о «коммунистическом империализме». Их можно напрямую отнести к акту о «порабощенных народах», принятому Конгрессом и президентом США в 1959 г.[157] при активной поддержке эмигрантского националистического лобби.

Стоит так же обратить внимание на расположение баррикад, и какие именно направления они перекрывали. Большая часть баррикад пришлась на центральный район Риги, в частности на Старый город. С тактической точки зрения он не имел, по сути, никакого значения. Другое дело символизм исторической «борьбы против восточного захватчика», на которую якобы поднялись все латыши. Было ли это так на самом деле? Давайте обратимся к противоположной стороне, а ведь она была.

5.4. Интерфронт и его идеи

7 января 1989 г. был создан Интернациональный фронт трудящихся ЛатССР (Интерфронт, ИФ). Организация, которая, по словам очевидцев событий и исходя из ее основных документов, была очень неоднозначной.

Устав Интерфронта до боли напоминает устав НФЛ. Поддержка «перестройки», отрицание сталинизма, путь к демократизации, борьба с бюрократией, даже продвижение латышского языка — все это в точности совпадало с идеями НФЛ. Было лишь одно ключевое отличие — Интерфронт ратовал за Советскую Латвию, не имея претензий на большую автономию Республики в рамках Советского Союза[158].

Несмотря на идею, которая должна соответствовать интересам советской власти и государственного строя, главным препятствием для деятельности Интерфронта стал не НФЛ, а ЦК Компартии Латвии. Обратимся снова к уже знакомому нам секретарю рижского горкома Компартии Латвии Арнольду Клауцену: «Как член бюро ЦК Компартии Латвии я могу свидетельствовать, что инициатива образования ИФ не исходила из ЦК, секретари Центрального комитета, отделы аппарата никаких документов по этому вопросу не готовили. Более того, общая атмосфера в ЦК партии была более благоприятной к НФЛ, нежели к ИФ. Неслучайно на учредительном съезде Интерфронта выступил А. Горбунов — член бюро ЦК КП Латвии, председатель Президиума Верховного Совета Латвийской ССР, а не первый секретарь ЦК Я. Вагрис, также принявший участие в работе съезда».

Одной поддержкой на словах и внутри Компартии не обошлось. Многие члены ЦК активно поддерживали НФЛ и даже выступали на его митингах, об этом также говорит Клауцен: «Несмотря на то, что с самого начала своего появления ИФ провозглашал необходимость укрепления руководящей роли КПСС в обществе и, в отличие от НФЛ, не претендовал на взятие власти в республике, отношение секретарей ЦК к Интерфронту нельзя назвать товарищеским, скорее — холодным. Более того, некоторые из них с самого начала заняли критическую, а вскоре и откровенно недружественную, даже, пожалуй, враждебную позицию.

Секретари ЦК не воспринимали Интерфронт как помощника и политического партнера в борьбе за сохранение и укрепление руководящей роли КПСС в обществе. В то же время с Народным фронтом Центральный комитет КП взаимодействовал более тесно и системно прежде всего через члена ЦК и члена Думы НФЛ Я. Петерса. Члены ЦК не только появлялись на митингах и других мероприятиях НФЛ, но и выступали на них»[159].

Очень важным являются личности тех, кто отдавал предпочтение Интерфронту и кто двигал его деятельность. В учредительном съезде 7 января в Риге участие принимали абсолютно разные люди, однако выступали с докладами вполне определенные. Среди них были глава оргкомитета Анатолий Белейчук, проректор Краснознаменного института инженеров гражданской авиации, доцент ЛГУ Татьяна Жданок — именно эти люди положили начало Интерфронту. Через короткое время главами оргкомитета стали полковник запаса Игорь Лопатин и директор завода Анатолий Алексеев. Как мы можем видеть, целевой аудиторией Интерфронта должны били стать рабочие, военные, инженеры и другие представители нетворческих профессий. Интерфронт приобрел популярность на таких крупнейших предприятиях страны, как ВЭФ, «Альфа», РАФ и др.

В 1980-е гг. «коммунисты на бумаге» (руководство Компартии Латвии) занимались антикоммунистической деятельностью. Используя тезисы «перестройки», националисты (НФЛ) вели Латвию к отделению, а пролетариат и его интеллигенция (Интерфронт) были грубо отодвинуты на второй план главными соучастниками сепаратистов — республиканскими властями.

Выход Латвии из Советского Союза и дальнейший развал страны не был исключительной виной коллективного Запада или националистических формирований внутри страны. Комплекс проблем в экономике и социальной сфере вкупе с фактическим предательством высших кругов Компартии гарантировал успех для НФЛ и аналогичных националистических организаций по всему Союзу.

При этом капитулянтство и сепаратизм республиканских властей опирались на двусмысленность в Кремле. Ведь знаменитое горбачевское «новое политическое мышление» по факту означало капитуляцию перед своим геополитическим противником в надежде на то, что тот из-за океана признает существование СССР в редуцированном (без Прибалтики) виде. Позволяя бесцеремонно вмешиваться во внутренние дела СССР, Горбачев практически передавал суверенитет над Союзом в руки Соединенных Штатов.

Дальнейшие события показали слепоту и наивность тех, кто полагал, что сможет удержать Советский Союз в новом виде. Главный геополитический противник не собирался допустить этого, и за Бастионной горкой последовал август 1991-го, а затем и Беловежские соглашения.