Лавка ужасов (СИ)

Глава 3 ПРОКЛЯТИЕ ПЬЮЩИХ

«Четыре заявления о пропаже детей поступили в милицию Санкт-Петербурга всего за один день…».

Дома я телевизор не смотрю. У меня даже каналы не настроены — использую свой Sony только для видеоигр. Но сейчас, стоя в очереди за коктейлем в небольшом магазинчике, волей-неволей вынужден слушать бестолковую болтовню дикторов и корреспондентов. Должно быть, хозяин установил здесь «ящик», чтоб продавщицам не было скучно. Скука — она порой ведет к рассеянности, а рассеянность — к недостаче в кассе.

— Какой ужас! — всплескивает руками пожилая женщина, стоящая в очереди передо мной.

«Знали б вы, бабушка, что такое истинный ужас», — внутренне усмехаюсь я.

Очередь медленно продвигается, и я получаю возможность увидеть происходящее на экране. Там как раз показывают портреты пропавших детей. Трое из четверых — детдомовцы. Хмурые, неприветливые, невыразительные лица. Четвертый — из обычной семьи, проживающей в Выборге. Как говорят, не в первый раз сбежал из дома. Довольно симпатичный мальчик.

Нет, вы не подумайте, я не в этом смысле. С ориентацией у меня более чем порядок. Просто у этого пацана, в отличие от предыдущей троицы, лицо было честным и… чистым. Сразу было заметно, что он еще верит в справедливость этого мира. Вполне возможно, он и бежал раз за разом от родного порога, чтоб где-нибудь ее отыскать.

Где они сейчас, эти дети? Что с ними? Ведь мир далеко не справедлив, нет. Он хитер, коварен, расчетлив. И предельно жесток.

Недавно я читал в газете «Вне закона» документальный рассказ о маньяке-педофиле, насиловавшем детей в городских подъездах. Один эпизод той статьи врезался в память навечно — тот, где описывалось, как этот гад, надругавшись над очередной жертвой — одиннадцатилетним мальчиком, — решил как следует над ним поиздеваться. Не могу без содрогания вспоминать об этом. В общем, маньяк сунул руку мальчишке в задний проход и вырвал ему кишечник.

После таких известий начинаешь даже радоваться тому, что собственное детство прошло под неусыпным контролем родителей. А ведь когда-то сам хотел сбежать из дома… Кто знает, чем это все могло закончиться?

Меня зовут Максим. Мне двадцать пять лет. Я живу в Санкт-Петербурге. Учусь на юриста. Свободное время обычно провожу со своими друзьями около станции метро «Проспект Ветеранов». Изредка захаживаю в рок-клуб «Порт». Да, я люблю рок. Но я совсем не тусовочный персонаж. Многие питерские неформалы почти ежедневно торчат на площади Искусств, а к середине ночи переползают на Марсово поле. Меня там можно встретить не чаще, чем раз в полгода. Не люблю чересчур уж большие и шумные сборища.

Сейчас я на Ветеранов. Зашел в магазин купить выпивку для всей нашей компании. Мои друзья — уличные музыканты. Весьма неплохие музыканты, скажу я вам.

Небольшой крытый рынок в пяти шагах от выхода из метро — очаг местной культурной жизни. Днем здесь часто можно услышать игру дуэта слепых — гитариста и саксофониста. Чуть позже собирается молодежь, и лирические инструментальные композиции сменяются боевиками из «золотого фонда» русского рока.

А вот и моя очередь подошла. Покупаю семь больших банок «Черного русского» и, подмигнув симпатичной продавщице восточной наружности, выхожу.

— О, а вот и Вампир! — весело кричит Серж, ударив по струнам. — Вампир, тебя только за смертью посылать.

— А я ее и принес, — ухмыляюсь. Подхожу к друзьям и начинаю раздавать банки: Сержу, тезке Максу, Мелиссе, Люцику, Волче и ее парню Смарту. — Вот, пожалуйста, коктейль «Черная смерть».

Кличку Вампир мне дали за чересчур уж мрачный имидж. На улице меня частенько принимают за гота, но я таковым не являюсь, хоть многие из готических групп мне нравятся. Да, я не отрицаю, что мой внешний вид может показаться мрачноватым и даже зловещим. Я всегда одеваюсь в черное, и очень часто на моих футболках и балахонах присутствуют перевернутые пентаграммы и демонические лики. Ну сатанист я, тут уж ничего не поделаешь! На пальцах — массивные серебряные перстни (в какой манере они выполнены, вы, я думаю, угадали). Шевелюра, длина которой составляет семьдесят сантиметров, собрана в хвост, перехваченный в нескольких местах кожаными шнурками. Добавьте к этому нос, получивший свою уникальную форму после семи переломов (что делать, такова цена черного пояса по каратэ). В сочетании с моим ростом (ровно два метра) и тем фактом, что я снимаю солнечные очки, лишь когда вхожу в помещение (да и то не всегда), все это действительно может произвести пугающее впечатление на чересчур чувствительных граждан.

Но это меня мало беспокоит. Как хочу, так и выгляжу, мое дело.

— Ну что, ребята, может споем? — говорю я, открывая банку. Волча берет гитару из рук Сереги, Макс подтягивает струны на своем инструменте. Со стороны может показаться, что музыканты собрались здесь, чтобы подзаработать деньжат на пиво (ну, или на запись альбома). Да, несколько лет назад все начиналось именно так. Но уже давно мои друзья играют больше для собственного удовольствия, а то, что прохожие дают им за это деньги, покупают сигареты и выпивку — это, как говорится, пустячок, а приятно.

Волча поет, я, время от времени прихлебывая коктейль, подпеваю. Те, кто не принимает участия в исполнении, стоят чуть в стороне, чтобы не мешать людям, что, заинтересовавшись, остановятся, чтобы дослушать песню до конца. А таких бывает много — голос у Волчи золотой.

К нашему дуэту присоединяются трое молодых ребят далеко не рокерской внешности. Ну что тут скажешь — эта музыка действительно будет вечной! Не верьте хит-парадам журналов «COOL» или «Молоток». Дерьмо, о котором там пишут, не стоит и одной строчки из любой песни «Арии» или Кипелова.

Небольшая пауза, которую заполняют гитарным звоном ловкие пальцы Макса, а после…

Слова взлетают в небо, словно молитва:

Я давно заметил — даже среди закоренелых фанатов «Арии», знающих наизусть все песни любимой команды, полным-полно индивидуумов, которым невдомек, о чем на самом деле рассказывает эта.

Как вам, например, такие строчки:

Допев, Волча отходит в сторону и закуривает. Конечно, сначала выслушав благодарности и аплодисменты троицы спортивных парней. Двое из них уходят, а третий, похоже, решил остаться. Начинает знакомиться с нами, после каждой фразы повторяя, как же мы, все-таки, здорово играем и поем.

Макс начинает наигрывать что-то в стиле «фламенко». Качок подходит ко мне и протягивает руку:

— Олег.

— Максим.

— Два Максима? О! Желание нужно загадать, — он что-то беззвучно произносит, глядя вверх, потом снова переводит взгляд на меня. — А вы к шансону как относитесь?

— Ну, смотря, к какому шансону, — пожав плечами, говорю я. — Если песня спета искренне, от души — как у Круга, например, — то нормально. А если человек вырос в интеллигентной семье и даже в «обезьяннике» не побывал ни разу, а поет при этом про зону и воровскую жизнь, — это уже попсой попахивает.

— Чертовски верно, дружище. Я тоже так думаю. Мочи! — Олег подставляет ладонь, я несильно хлопаю по ней. — Вообще, ты знаешь, я не из «блатных». В армии к шансону привык.

Мы погружаемся в сугубо «мужской» разговор. В армии я не служил, но имею за плечами богатый опыт ролевых игр и поездок по долинам и взгорьям России в экспедициях «черных археологов». Ну и спорт, конечно же. Так что «лохом», которого, в принципе, можно заподозрить в долговязом длинноволосом парне, я не являюсь.

— А знаете что-нибудь из шансона? — интересуется новый знакомый.

— Ну, разве только Серега. Он у нас самый старший.

Вообще, специализация Сержа — классические русские романсы. Но, как оказалось, он знает не только весь репертуар Круга, но и несколько хитов Ивана Кучина.

— Только что-то снова в горле пересохло, — жалуется он, взяв гитару.

— Сейчас исправим, — Олег достает из кармана мятый полтинник. Я вызываюсь сходить в ларек.

Снова очередь, но уже не такая длинная, как в магазине пятнадцать минут назад. И уж, конечно, никакого телевизора.

— Господин, — кто-то трогает меня за рукав. Повернувшись, я вижу мальчика лет десяти. Что-то в его лице кажется смутно знакомым. Глаза… Ого! Это ж тот самый пацан из Выборга, о котором рассказывали в телерепортаже. Значит, пока с ним все порядке.

— Слушаю, — улыбнувшись, говорю я.

— Вы не купите мне что-нибудь поесть? — странно, что из всех стоящих в очереди людей он выбрал именно меня. Мной же детей пугать можно.

— Ладно. Только — услуга за услугу.

— В смысле? — мальчик насторожился, но не слишком. Вряд ли ему доводилось иметь дело с теми, кто желает особых «услуг».

— Сейчас, — я отдаю продавщице деньги, получаю взамен две бутылки «Клинского» и протягиваю их мальчишке. — Отнеси одну бутылку гитаристу, а другую — вон тому, лысому, — кивками обозначаю Сержа с Олегом. Парень идет выполнять поручение. Я тем временем вспоминаю, что мне бы тоже не помешало утолить голод.

Беру себе гамбургер. Мальчик возвращается и смотрит на меня.

— Из дома убежал? — спрашиваю я.

— Ага, — кивает пацан. — Родители пьют, не могу я с ними.

— Хреново это, когда родители пьют. Так что тебе взять?

Мальчишка погружается в раздумья. А это может продолжаться очень долго.

— Слушай, дружище, мне ведь ждать особо некогда, — выуживаю из кармана сторублевую купюру. — Вот тебе деньги, купи сам, что захочешь. Да, шаверму большую возьми, ею точно наешься. Вон там продают, за углом.

— Спасибо, я знаю, — мальчишка, улыбаясь, топает к ларьку, где крутится на вертикальном вертеле мясная пирамида.

Я возвращаюсь к музыкантам. Но мысли мои уже далеки от веселого времяпрепровождения. Тем более, что Серж, глотнув пива, начал петь «Исповедь» Михаила Круга, к творчеству которого я отношусь без особого интереса. Если уж говорить о шансоне, то мне гораздо больше по душе песни малоизвестного барда Александра Михайлика. Но их в этой компании знаю только я.

Да и не о музыке я сейчас думаю. О тысячах, десятках тысяч российских семей, где сложилась ситуация, подобная той, что выгнала из дома этого голодного мальчишку. Неужели мимолетное счастье пьяного забытья этим людям дороже человеческого счастья собственных детей? Неужели и мы со временем станем такими же? Я как-то по-другому взглянул на банки и бутылки в наших руках…

— Можно я с вами постою? — это снова он. Сбежавший из дома парнишка.

— Конечно. Что, песни нравятся?

— Ага. Я вообще рок люблю.

— Ну, то, что Серега сейчас поет, — это не рок. Это…

— Я знаю. Это Михаил Круг. Но песня хорошая. И обычно вы ведь рок играете.

— Так ты что, не в первый раз нас видишь?

— В третий. Я здесь каждый раз бываю. Мы с семьей раньше в этом районе жили.

— Каждый раз, как из дома убежишь?

— Да.

— Тебя родители ищут, ты знаешь об этом? Уже милицию подключили.

— Я вернусь домой. Только пусть они сначала из запоя выйдут.

Он одет неброско, но не сказать, чтобы очень бедно. Видно, его предки еще не настолько опустились, чтобы экономить на всем подряд ради пары-тройки лишних бутылок. Они, возможно, и не задирают ребенка. Скорее всего, он убегает как раз от недостатка внимания.

— Зовут-то тебя как?

— Женя.

Серж допевает песню до конца. Олег сердечно благодарит, пожимает всем руки (кроме Волчи — ей он, проявив себя галантным кавалером, руку целует) и удаляется. Серега торжественно передает гитару мне.

— Ну, Вампир, теперь твоя очередь. Спой что-нибудь запредельное.

Он не просто так сказал это слово. Я стараюсь избегать стандартного репертуара неформальных компаний и если уж пою, то такие песни, которые мало кто раньше слышал. Самым известным из исполнителей, к творчеству которых я обращаюсь, является Сергей Калугин[9] — слышали про такого? А песня, которая прозвучит сейчас, создана группой, у которой еще и названия-то нет — ребята собрались совсем недавно. Я занимаю место рядом с картонной коробкой для денег и начинаю петь:

Последний куплет непременно должен исполняться визжащим вокалом, именуемым также «скримингом». Представляю, какое «милое» зрелище я являю собой для прохожих. Ведь вся сатанистская амуниция и сейчас при мне. Но ничего, пусть терпят. Бог ведь терпел…

Разумеется, за эту песню никто не бросил в короб ни гроша. Вот если бы я сбацал «Звезду по имени Солнце» — ее в Питере орут дурными голосами на всех углах — деньги посыпались бы как из рога изобилия.

— А эта песня тебе понравилась? — спрашиваю я у Жени, отдав гитару Волче.

— Да. Только я не понял, о чем она.

— Ну и хорошо, что не понял, — усмехнувшись, говорю я. — Рано тебе еще об этом думать.

Долог день до вечера, если делать нечего. На часах — двадцать два, на улице стемнело и заметно похолодало. Конец февраля — не самое злое время, но это ведь Питер, не забывайте.

На точке нас осталось только четверо. Я, Серж, маленький Женя и неожиданно вернувшийся Олег. Качок вернулся не один, а с бутылкой водки, которой мы втроем и согрелись. Я заметил, что мальчик при этом смотрел на нас весьма неодобрительно.

«Да, пьянство — это своего рода русское национальное проклятие, — думаю я. — Как для пьющих, губящих свою жизнь, так и для непьющих — ведь невозможно нормально существовать, будучи трезвенником среди „высокого собрания“ пьяных рож. Остается только нажраться самому — просто чтоб быть на одной волне с окружающими».

Скоро уже разойдемся. Но что же делать с мальчишкой? Он, возможно, и нашел бы себе какой-нибудь ночлег, но вот, увлекся нашими песнями. Не оставлять же его на улице. Кто возьмет на себя благородную миссию защитника детей? Серега, думаю, не будет против, он и живет ведь буквально в двух шагах. Но вот жена его… Она вряд ли это поймет. А Олег… Олега я слишком мало знаю.

— Женя, тебе есть, где переночевать? — спрашиваю я у пацана.

— Нет. Я к тетке хотел поехать, но… адрес забыл, — смущенно отвечает он.

— Ко мне поедешь?

Он сомневается, но отвечает согласием.

В вагоне метро кроме нас почти никого. Мы молча трясемся на сидении в ожидании нужной станции.

Питерский метрополитен похож на гигантский организм, живущий собственной жизнью отдельно от города. Здесь особая метафизика, подземные коридоры пропитаны некоей странной энергией, способной заставить человека мыслить и действовать иначе, нежели всегда.

Я не сказал бы, что это — положительная энергия.

Только в питерских поездах можно услышать сквозь стук колес хриплый визгливый голос, изрыгающий ужасные, чудовищные проклятия. Если бы прочие пассажиры слышали их, — на ходу повыскакивали бы из поезда, разбив стекла.

Только в питерском метро можно обернуться, почувствовав, как чья-то рука ловко расстегивает твой рюкзак. Обернуться — и обнаружить зал позади себя абсолютно пустым, а рюкзак — застегнутым.

И только здесь можно встретить человека, разговаривающего сквозь футболку с собственным животом. Сумасшедших везде хватает — скажете вы. Да, но я-то слышал эти беседы, и знаю — то были полноценные диалоги с участием двух говорящих сторон.

Вот в таком «веселом» мире нам приходится жить. Выхода три — покончить с собой, сойти с ума или спиться.

Женя еще не знает, куда попал. Он думает, что жизнь на Земле — волшебный подарок, предназначенный доставлять радость, а омрачающие эту радость неприятности когда-нибудь закончатся сами собой.

Смогу ли я наставить его на путь истинный? Сумею ли правильно объяснить Суть?

Будь я ему отцом или старшим братом, я воспитал бы мальчика так, чтобы он всегда понимал истинный смысл происходящих в мире явлений.

Его отцом я стать, конечно, не смогу. А братом — почему бы и нет? Пока еще не поздно, пока он не озлобился и не стал одним из них.

Мы уже почти приехали.

Я живу в коммунальной квартире. И, как бы мне ни хотелось, не могу оставить мальчишку на ночь у себя в комнате. Соседи наверняка подумают черт знает, что, а я и без того с ними не в ладах. Только и ждут повода, чтобы начать строчить анонимки в милицию.

Мы уже подходим к дверям подъезда, и я ненавижу себя за то, что мне придется сейчас сказать.

— Женя, ты извини, но в квартиру тебе нельзя.

— Почему? — в глазах недоумение и тоска.

— Мои соседи — настоящие сволочи. Ты знаешь, кто такие педофилы?

— Да. Это такие нехорошие дядьки, которые детей ловят и… — Женя смолкает, не в силах произнести запретное слово. Кто же его воспитывал? Явно не родители-алкаши.

— Правильно, — я протягиваю руку к домофону, набираю код. — Так вот, если соседи увидят, что я привел маленького мальчика, они подумают, что я и есть педофил. Такой скандал будет, что чертям в Аду станет тошно, — мы входим в подъезд. Дверь хищно щелкает позади.

— Так куда же мне идти? — мальчик едва не плачет. Возможно, думает, что я не просто так вспомнил о педофилах.

— Есть одно место. Идем.

В квартиру не могу, но вот подвал… Там у меня оборудовано специальное место для отправления культа. Звукоизоляция, радиатор. Там, внизу, он будет в полной безопасности.

— Здесь же нет постели, — удивленно произносит Женя.

— Я принесу.

— Интересно тут, — он смотрит на стены, оклеенные постерами музыкантов-сатанистов. — А это что? — подходит к алтарю.

— Алтарь.

— Чтобы молиться Богу?

— Да, — киваю, стоя в дверях. — Чтобы молиться.

— Какой-то странный у тебя Бог, — трогает пальцем серебряную фигурку Дьявола. — Он точно добрый?

— К тем, кто в него верит — да. Сейчас я принесу тебе постель, чай в термосе и что-нибудь поесть, — делаю шаг в коридор.

Поесть. Мне нужно утолить голод.

Передо мной — две дороги, но на развилке стою не я, а Женя. От того, на какую из них он ступит, зависит его судьба. А вот куда пойдет мальчик — зависит уже от меня.

Направо — простая человеческая жизнь, опасная, безрадостная и серая.

Влево — о, это будет совсем другое. Жене больше не навредят ни родители-алкоголики, ни потенциальные уличные агрессоры. Напротив, он сам сможет определять их судьбу.

Почему бы не сделать мальчишке этот поистине бесценный подарок?

Есть еще один фактор, оказывающий весьма существенное влияние на мой выбор.

Голод.

И я решаюсь.

Захлопываю дверь, оставшись внутри. Одним шагом пересекаю крохотную комнатку и склоняюсь над мальчиком.

— Что ты де… — моя ладонь ложится на его лицо лишив возможности закричать.

Прости.

И попробуй понять.

Утром я спускаюсь в подвал. Женя сидит на полу, прислонившись спиной к алтарю. Видно, что он ожил совсем недавно. Возможно, еще не до конца осознал, что я с ним сделал.

— Я теперь такой же, как ты? — спрашивает, трогая себя за шею. — Я теперь вампир?

Значит, осознал.

— Да. Ты теперь вампир.

— Зачем ты это сделал?

— Чтобы дать тебе силу. Не забывай — ты стал бессмертен.

— Но ведь мне придется пить кровь! Человеческую кровь! — чуть не плача, говорит он.

— Что ж, такова цена бессмертия. Вставай. Соседи ушли. Пойдем, поиграем на приставке.

— Не хочу.

— А чего ты хочешь? Может быть, крови? Я могу поймать тебе кошку.

— Не надо кошку! Ты укусил меня потому, что был голоден! Ненавижу тебя!

А есть ли смысл в том, чтобы юлить и отпираться?

— Ты прав, Евгений, — я подаю ему руку и помогаю подняться. — В первую очередь — поэтому. Как человек, я очень силен, а вот как Бессмертный — не слишком. Голод куда сильнее, чем мы.

— Я понимаю, — говорит он. — Извини. Я нормально к тебе отношусь.

— Ты тоже столкнешься с этим в своей будущей вечной жизни, — продолжаю я. — Узнаешь, что это такое — Проклятие Пьющих.

— Я никогда не вырасту, да?

— Почему же? Вырастешь, если захочешь. Даже быстрее, чем вырос бы, оставаясь человеком.

— А кровь вкусная? — все, приехали, теперь я — его отец.

— Давай не будем сейчас об этом. Пойдем лучше позавтракаем как люди. Я тебе обязательно все расскажу. Целая вечность впереди.

— Ты действительно его знаешь? — изумленно спросила Ангелина. — Вампира этого, Макса.

— Можно было и не уточнять, — улыбнулся Эйнари. — Воочию я с ним не общался, но вот в астрале…

— Ох, еще и астрал, — готесса выглядела совсем замученной. — У меня сейчас голова пойдет кругом.

— Почему? — удивился скандинав.

— Слишком многие сейчас говорят об астрале, чтобы воспринимать это всерьез, — пояснила красавица. — Мои друзья-готы иначе как «атсралом» эту штуку не называют.

— Я думал, среди готов как раз должно быть много увлеченных, — промолвил Тойвонен. — Ну, шарлатанов, конечно, хватает. А тех, кто занимается самообманом и с самыми благими намерениями обманывает окружающих — еще больше. Но много также и тех, кто занимается этим серьезно.

— Ты, например. Я угадала?

— Не нужно этой иронии, Ангелина. Это во-первых. А во-вторых — тебя ведь интересует Максим, а не что-то еще. Вот я и рассказываю о том, как с ним познакомился.

— Я поняла. В астрале.

— Именно там.

— Что-то не очень верится. Ну да ладно. Рассказывай дальше. В астрале он тоже вампир?

— Ты знаешь, нет. Там у него другой облик. В астральном мире ему ведь не нужно питаться кровью.

— А на Земле, стало быть, обитает великое множество тех, кому нужно…

— Я не назвал бы это великим множеством, но их действительно немало. Вампирская диаспора Москвы, к примеру, насчитывает около трехсот тысяч кровососов, принадлежащих к самым различным ответвлениям этой расы.

— Постой, откуда ты знаешь? Максим не мог тебе этого рассказать. Он же из Питера, — девушка говорила сейчас с таким жаром, точно разом бесповоротно поверила и в вампиров и в астрал.

— Да, но он ведь и не единственный вампир, с которым я знаком. И, в отличие от него, для общения с москвичами мне не нужно выходить в астрал…

— Жуть, как интересно, — зачарованно произнесла готесса.

— Только не проси, чтобы я тебя с ними познакомил, — сказал Тойвонен, поняв, о чем она думает. — Это не игрушки, даже для взрослых девочек.

— А я как раз об этом и хотела попросить, — рассмеялась Ангелина. — Ну ладно, нельзя, значит нельзя. Но ты хотя бы расскажешь мне о них чуток подробнее?

— Для серьезного рассказа понадобилось бы несколько недель, — промолвил Эйнари. — В общих чертах можно сказать следующее — сами вампиры ведут свой род от библейского Каина. У того, согласно вампирским летописям, было тринадцать внуков, каждый из которых основал из своих потомков клан, унаследовавший силу и способности своего прародителя.

Толща тысячелетий, полных недомолвок и откровенной лжи, скрывают от нас всю правду об этой легенде. Но мы никак не можем отрицать, что вампиры живут по соседству с нами. Даже если поднять обычную криминальную хронику последней четверти века, можно найти массу косвенных доказательств.

— Я слышала об изуродованных трупах, которые иногда находят в городе, — задумчиво произнесла Ангелина. — Возможно, этих людей убили вампиры. Но ведь в таком случае жертвы сами должны были присоединиться к ним.

— Вовсе нет, — покачал головой Эйнари. — Ритуал создания нового вампира, именуемый также Высвобождением, подразумевает, что обращаемый должен получить хотя бы каплю вампирской крови. В этом отношении Энн Райс права…

— О, ты читал, — на лице готессы отразилось понимание. — Что ж, теперь с вампирами все ясно. Оказывается, все дважды не так, как я думала, — девушка, похоже, сумела слегка расслабиться — по крайней мере, улыбка ее больше не выглядела приклеенной. — Мне только одно непонятно — почему вампиры помогают людям? Макс ведь укусил мальчика не только потому, что был голоден. Он отыскал оправдание для своего поступка. И, на мой взгляд, оправдание весьма достойное…

— Темные территории таят гораздо больше сюрпризов, чем мы можем даже представить, — хитро прищурившись, промолвил Эйнари. — Часто бывает так, что существа, в которых трудно бывает даже заподозрить светлые намерения — все те же вампиры, скажем — совершают очень честные и добрые поступки. Это не только кровососов касается. Порой на помощь людям приходят столь часто упоминаемые тобою силы Ада…