Леди Джейн

У ЛЕДИ ДЖЕЙН ПОЯВЛЯЕТСЯ УЧИТЕЛЬНИЦА МУЗЫКИ

Посетив первый раз загадочный дом за зеленым забором, леди Джейн до того заинтересовалась изящными безделушками, сделанными мадемуазель Дианой, что не обратила внимания на клавикорды и цветы в другой комнате. Но придя к своим новым друзьям во второй раз вместе со своей любимицей — голубой цаплей, которая теперь служила моделью, леди Джейн внимательно осмотрела старинный инструмент. А потом робко спросила у мадемуазель Дианы:

— Скажите, пожалуйста, это фортепиано?

Мадемуазель Диана, в эту минуту лепившая из сургуча длинную ногу цапли, ответила, не поворачивая головы:

— Да, душенька, фортепиано. Ты когда-нибудь видала такое?

— Я даже играла дома! Меня мама учила. Но наш инструмент гораздо больше, он не похож на ваше фортепиано.

Мадемуазель Диана обменялась взглядом с матерью.

— А где ты, милочка, жила? — спросила она.

— В прериях.

— Где эти прерии?

— Не знаю, — ответила девочка. — Далеко отсюда… Там поля и луга, поля и луга, и еще много-много лошадей и овец. У меня там были свои маленькие барашки.

— Значит, та дама, с которой ты живешь, не твоя мама? — спросила мадемуазель Диана.

— Она просто тетя Полина. Моя мама уехала и вернется к Рождеству, теперь уже недолго ждать. — Девочка радостно зарделась при этих словах.

— А ты любишь музыку? — спросила мадемуазель Диана, догадавшись, что лучше сменить тему.

— Разве вы не слышали, как я пела под вашими окнами? — Джейн лукаво улыбнулась. — Я нарочно пела как можно громче, чтобы вы меня услышали и позвали к себе в гости.

— Милая моя! — воскликнула мадемуазель Диана и погладила девочку по голове; затем обернулась к матери и сказала ей по-французски: — Вот, мама, вы боялись пригласить ее к нам, думали, она будет мешать мне работать, перепутает всю шерсть. А ведь ребенок такой милый! Мне бы очень хотелось учить ее музыке, если найдется время!

Леди Джейн переводила взгляд с матери на дочь.

— Я учусь говорить по-французски, — наконец сказала она. — Мне Пепси дает уроки. Скоро со мной тоже можно будет говорить по-французски: я уже знаю много слов.

Мадемуазель Диана рассмеялась.

— Значит, ты поняла, что я сказала maman, — что хочу учить тебя музыке?

— Так вы научите меня играть на вашем фортепиано? — воскликнула девочка.

— Играть и петь — всему научу.

— Хотите, я вам сейчас спою? — спросила, раскрасневшись от волнения, леди Джейн.

— Да, пожалуйста! А я пока долеплю ногу цапли. Потом и я тебе спою.

— Спеть вам «Спи, моя крошка, усни»?

— Пой что хочешь.

Леди Джейн слегка откинула голову, подняла глаза, и из детских уст полилась тихая песня, до того дивная, что мадемуазель Диана всплеснула руками от восторга. Она забыла про ногу цапли, про постоянно крошившийся сургуч и слушала, как зачарованная. А старая графиня покачивалась в своем кресле в такт нежной колыбельной песне.

— Душенька, да у тебя ангельский голос! — воскликнула мадемуазель Диана, когда леди Джейн смолкла. — Ты обязана учиться! Я непременно буду давать тебе уроки! Это просто грех не развивать такой чудный голос.

— Мне кажется, — произнесла вдруг с легкой досадой старушка-графиня, — что голос пропадает, если его слишком усиленно обрабатывают. И ты, Диана, тому пример: какой у тебя был голос, когда ты пела на домашнем концерте для твоего кузена, маркиза д'Отрев. Он тогда пришел в восторг от спетой тобою арии и прямо сказал мне: «Никогда в жизни не слыхал столь восхитительного пения». А потом начались эти уроки, упражнения — и голос твой совсем сломали!

— Maman, вы забываете, что тогда мне было шестнадцать лет! Голос был молодой, свежий!..

— Нет, нет, нет! Ты потеряла голос от всех этих уроков и упражнений. С тех пор ты никогда уже так не пела!

— Maman, да ведь я была молода! Молодости не вернешь, как не вернешь и голоса. — Мадемуазель Диана отвернулась, чтобы скрыть блеснувшие в глазах слезы.

Слова матери вызвали у нее воспоминания о тех светлых днях юности, когда они жили пышно, окруженные обществом богатых родственников и друзей, и все восторгались ее пением, предвещая ей блестящую будущность. Куда делись все ее приятельницы, друзья, знакомые? Мадам д'Отрев с дочерью давно уже будто умерли для них; целых двадцать лет в дом за зеленым забором не заглядывала ни одна душа. Правда, старушка-графиня утешала себя тем, что не свет их забыл, а они удалились от света. Домик они сняли в глуши, добираться непросто…

— Мне кажется, Диана, — сказала мадам д'Отрев, будто откликаясь на мысли дочери, — мы сделали большой промах, отменив приемный день. В нашем кругу всем было известно, что в такой-то день мы дома. Стоит ли удивляться, что нас все забыли! Если бы мы принимали хоть раз в неделю, ты могла бы своим пением привлекать большое общество.

— Подождем немного, maman, — робко возразила дочь. — Если с утятами в нынешнем году будет так же хорошо, как и в прошлом, тогда, может быть, возобновим приемы. Разошлем карточки старым друзьям и напишем, что мы живем там-то и дома бываем тогда-то.

— Прекрасно! — старушка просияла. — Не надо забывать, что мы из рода д'Отрев. — Вдруг на лице графини появилось смущенное выражение. — Диана, душенька, но как нам быть?.. Ни у тебя, ни у меня нет шелковых платьев. Как же можно принимать посетителей без них?

— И верно, maman, я совсем забыла. Нет, мы не можем принимать гостей! — мадемуазель Диана, грустно опустив голову, вновь принялась лепить из сургуча птичью ногу.

Пока мать и дочь обсуждали свои планы, Джейн вышла в сад и наслаждалась прогулкой среди душистых цветов. Внимание ее привлекла поющая канарейка. Птичка сидела в изящной клетке, которая висела на роскошном розовом кусте. Леди Джейн сразу догадалась, что эта любимица мадемуазель Дианы служила моделью для всех ее искусственных птичек. Сад д'Отрев был прелестным уголком. Перед домом росло множество дорогих цветов и тепличных растений, а подальше был разбит огород; несколько фруктовых деревьев высились у забора позади дома. Все вокруг было ухожено и вычищено: словно здесь трудилась какая-то волшебница-невидимка, успевавшая за всем присмотреть, даже вымыть скамейки возле дома.

Мадемуазель Диана довольно долго не выходила в сад: у нее завязался с матерью спор о том, сколько раз в месяц следует давать уроки музыки леди Джейн. Графиня, против обыкновения, с раздражением твердила, что эти уроки могут поставить их в очень неприятное положение.

— Душенька, — говорила она дочери, — ведь мы же не знаем, что за люди ее родственники. Ты начнешь обучать малышку, а ее тетушка ворвется к нам в дом! Мы не нуждаемся в новых знакомых. Да, мы очень бедны, но зато мы из рода д'Отрев, и поэтому нам должно держаться на расстоянии от остальной публики. Иначе с нами начнут фамильярничать!

— Не бойтесь, maman! Если тетушка Полина такая же благовоспитанная, как наша маленькая гостья, она не будет нам надоедать. Судя по всему, леди Джейн из хорошей семьи. Разумеется, мне придется нанести им первой визит, чтобы завязать знакомство. Но искренне говорю вам: я давно не встречала такого кроткого, воспитанного и красивого ребенка, как моя будущая ученица!

— Согласна, малышка — прелестное создание. Но ведь все дети болтунишки, а леди Джейн для своих лет удивительно умна. Теперь она может выболтать нашу тайну — что ты делаешь искусственных птиц. Слух разнесется по всему городу!

— Хорошо, maman, если вы считаете, что она нарушит наше спокойствие, я не буду давать уроки. Но мне очень, очень хочется хотя бы два часа в неделю заниматься с ней музыкой. Это придаст разнообразие нашей отшельнической жизни, и потом, меня воодушевляет этот ангельский, чистый голос.

— Что с тобой делать, Диана! Ты всегда настоишь на своем! Нынешняя молодежь ни капельки не уважает старость. Остается только подчиниться и принять новомодные идеи, иначе обвинят в тирании и деспотизме…

— Maman, maman! Уверяю вас, вы несправедливы! Но я готова отказаться от своего плана, если он вам не по душе; впрочем, мне кажется, девочка-сирота и вас занимает. К тому же фигура цапли отлично получается. Неужели вы пожелаете лишить меня модели?

— Конечно, нет! Если цапля тебе нужна, пусть девочка приносит ее. А что касается уроков музыки и пения… если они будут тебе в тягость, ты всегда сможешь немедленно прекратить их.

Добившись разрешения, мадемуазель Диана поспешила в сад сообщить леди Джейн, что если ее тетка не против, то она может приходить каждую субботу на урок музыки от часа до трех.

Джейн бросилась бегом к Пепси, чтобы поделиться радостной новостью. И была очень удивлена тем, что всегда веселая и благоразумная Пепси вдруг залилась слезами и приникла лицом к столу, усеянному ореховой скорлупой.

— Пепси! Милая Пепси, что с вами? — вскричала девочка, не на шутку испуганная. — Скажите, в чем дело? — Опустив цаплю, малышка тоже расплакалась.

— Я… я… ревную вас! — проговорила всхлипывая Пепси и принялась усердно вытирать глаза платком. — Это очень глупо, я знаю, но ничего не могу поделать!.. Мне не хочется, чтобы вы ходили к этим аристократкам… Они такие важные, гордые, у них вы научитесь нас презирать! Мы бедные люди, мама торгует конфетами, и эти важные дамы за зеленым забором не желают смотреть на нас. Они живут здесь, сколько я себя помню, и никто не видел, чтобы они хоть разок прошли по улице, так им все мы противны!.. Теперь же, когда я вас полюбила, они завладеют вами и научат презирать нас! — Пепси вновь зарыдала.

— Перестаньте, Пепси, перестаньте! — уговаривала ее леди Джейн. — Я люблю вас гораздо больше, чем мадемуазель Диану, но только мне хочется учиться музыке и пению. Пепси, миленькая, позвольте мне учиться музыке! Я вас никогда не разлюблю!

— Да, я не хочу, чтобы вы меня разлюбили! Не хочу, чтобы кто-нибудь был вам ближе, чем я! — всхлипывала раскрасневшаяся Пепси.

— Пепси, неужели вы на меня обиделись? Не обижайтесь, пожалуйста! Хорошо, я не буду учиться музыке! Пепси, дорогая моя, хотите, я подарю вам цаплю?

Эта самоотверженность малышки так тронула Пепси, что она тут же перестала плакать.

— Ангел мой бесценный! — воскликнула она, обнимая девочку. — Какая вы добрая! А я — злая эгоистка! Мадемуазель Диана хочет вам добра, а я только о себе думаю! Не стою я вашей любви, душенька! С моей стороны это низко — мешать вам учиться музыке!

В эту минуту в комнату влетела Мышка. Увидев заплаканную Пепси, она сердито затараторила:

— Мисс леди, что вы такое с моей-то мисс сделали? Отчего она так горько плакала? Ее мама приказала мне приглядывать за вами, чтобы с вами чего-нибудь не случилось, а вы разобидели нашу Пепси! Да как же это так?!

— Тише, Мышка, — остановила ее Пепси. — Ты не должна осуждать леди Джейн, я сама виновата. Я приревновала ее к мадемуазель Диане, я не хотела, чтобы она училась у мадемуазель Дианы музыке.

Леди Джейн, не понимая толком, почему Мышка так рассердилась, начала оправдываться:

— Я Пепси не обижала, Мышка! Она думает, что я ее разлюбила. Видишь ли, в чем дело: мадемуазель Диана и ее мать — знатные, гордые француженки. Пепси думает, что если я буду к ним ходить, я тоже стану гордячкой. Вот поэтому она и расплакалась.

— Это мадемуазель-то Диана — знатная француженка?! — кипятилась Мышка. — Скажите, пожалуйста! Худая, бледная, будто из могилы встала! Тоже мне, знатная француженка!.. Ни свет ни заря выйдет на улицу в шляпе с вуалью и давай тереть скамеечку перед домом! Уж она трет ее да моет, как последняя работница! А лицо густой вуалью закутано. Нечего сказать, аристократы!

— Если мадемуазель Диана сама моет свою скамейку, значит, они очень бедные, — рассудила благоразумная Пепси. — А если бедные, значит, не гордые. Но ты, Мышка, не смей осуждать мадемуазель Диану! Ведь это ты разболтала всем соседям про вуаль, а это очень нехорошо! Если вуаль была густой, то как же ты можешь сказать наверняка, что скамейку мыла сама мадемуазель Диана? Может, это была их служанка.

Но никакие доводы на свете не помогали, и упрямая Мышка твердила, что она видела за таким унизительным занятием не кого-то, а саму внучку графа д'Отрев.

Пепси наконец отправила на кухню успокоившуюся негритянку, когда дверь за ней затворилась, разговор об уроках музыки возобновился с прежним жаром.

— Послушайте, Джейн, что я придумала, — сказала Пепси. — У мамы в банке хранятся небольшие сбережения — конечно, все на мое имя. И мама исполняет любое мое желание: мне захотелось читать и писать — мама тотчас же наняла учителя. Если теперь мне захочется, чтобы у меня было фортепиано, мама купит и поставит его вот тут, рядом с моей кроватью.

— И я смогу играть на нем! — воскликнула леди Джейн, всплескивая руками от восторга.

— Ну, конечно! Раз вы будете брать уроки, вам надо много упражняться. Кузина Мари, когда училась в монастыре, играла каждый день часа по три; и вы так должны будете делать. А когда вы станете взрослой, вас пригласят петь в городской собор и много-много денег заплатят. Тогда вы купите себе белое атласное платье, спереди все в кружевах, и дадите концерт во французской опере. Публика засыплет вас цветами, и вы будете точно королева.

— Меня посадят на трон и на голову наденут корону! — замирая от восторга, размечталась леди Джейн.

— Да, да! — подхватила Пепси, не в силах удержать разыгравшееся воображение. — На улицах народ будет падать перед вами на колени, а вы будете ехать в открытой голубой коляске, запряженной восемью белыми лошадьми, и на все стороны кланяться.

— Вы тоже будете ехать вместе со мной! — воскликнула леди Джейн. — И нам будет так хорошо, как в повозке тетушки Моди.

— Даже лучше! — возразила Пепси. — За городом у вас будет большой дом, прекрасно обставленный мебелью. Вокруг дома — сад с цветами и зелеными лужайками; а посреди сада будет бить фонтан!..

— Вы и мама Мадлон поселитесь у меня! — объявила леди Джейн.

Вдруг легкое облачко грусти пробежало по ее лицу, и на глазах выступили слезы.

— Может быть, Бог вернет мне папу и маму, тогда мы будем жить все вместе, — вздохнула малышка.

— Кто знает? Может быть, — дрогнувшим голосом отвечала Пепси. — Будем молиться об этом Богу утром и вечером.

— Помните, Пепси, вы мне говорили, что мама вернется к Рождеству. До Рождества уже недалеко, мне так хочется, чтобы она вернулась! Попробуйте погадать на картах. Может быть, мы тогда узнаем, приедет мама или нет.

— Что ж, погадаем, но ведь карты часто врут…

Когда леди Джейн попросила у мадам Жозен разрешение брать уроки музыки, старая креолка с радостью согласилась; это был для нее приятный сюрприз. Шутка ли, сама мадемуазель д'Отрев будет учить ее племянницу! Это честь! В глазах соседей ее репутация только укрепится: раз девочка запросто принята в доме таких знатных особ, как д'Отрев, никто не посмеет относиться холодно к ее тетке. Несомненно, что рано или поздно и она, мадам Жозен, получит доступ в этот аристократический дом.

Но как же ошибалась мадам Жозен, рассчитывая на дружбу с семьей д'Отрев!