МАЛЕНЬКАЯ УЛИЧНАЯ ПЕВИЦА

Это было в самый канун Рождества. Уже стемнело, когда мадам Ланье проезжала по бульвару Святого Карла. Ее изящная коляска была полна подарков, предназначенных детям, друзьям и знакомым. Вдруг, на повороте, ей бросилась в глаза маленькая детская фигурка на тротуаре и она даже успела рассмотреть девочку лет шести, в грязном, измятом белом платьице. Длинные черные чулки были все в дырах, башмаки стоптаны. Она куталась в тонкую, полинялую шаль. Золотистые, заплетенные в косу волосы небрежно закреплены на затылке. На худеньком, бледном личике отпечаталось такое горе, что девочка сразу же пробуждала сочувствие. Пусть и в грязной одежде, но она не выглядела нищенкой, и ее приятная наружность невольно привлекла внимание мадам Ланье.

«Бедная малышка, — подумала она, когда коляска свернула за угол, — в этом лице есть что-то необыкновенно благородное. Надо было велеть кучеру остановиться и спросить у нее, кто она такая».

Это была леди Джейн. Но как же она переменилась!

После страшной ночи, когда мадам Жозен грубо разбудила спящую малышку и приказала «немедленно встать и одеться, потому что им нужно сейчас же ехать», леди Джейн утратила былую живость. В ту ночь девочка сначала не хотела повиноваться и громко заплакала. Она звала на помощь Пепси, Диану, Жерара, но — тщетно. Креолка напустилась на нее, ударила и до того запугала, что бедняжка покорилась.

Страшная гроза в ту ночь, физиономии чернокожих возничих, толчки и брань от тети Полины — все это так ошеломило девочку, что она сделалась подобием марионетки и слепо исполняла, что велят…

Вот как за четыре месяца изменилась жизнь бедной леди Джейн. Изнеженная вниманием, ласками и заботами своих недавних друзей, теперь она стала круглой сиротой.

В ночь бегства мадам Жозен сильно простудилась: от ревматизма начались боли в ногах, и она лежала в постели почти целыми днями. Те небольшие деньги, что у нее оставались, быстро таяли. Им грозил голод, они мерзли, потому что не на что было купить угля. С бедностью мадам Жозен была знакома, но тут пришла нищета. Креолка была вынуждена скрывать, где живет. Ничего удивительного, что никто из прежних ее знакомых ни разу не навестил ее и не помог им. Больная, измученная, она осталась совсем одна на белом свете!

С помощью Пита она распродала уцелевшие пожитки. А однажды, отправив леди Джейн собирать милостыню, жестокая старуха продала за два доллара какому-то итальянцу даже голубую цаплю.

Цапля была единственной отрадой девочки, единственным живым напоминанием о недавнем счастье. Когда леди Джейн под вечер вернулась в свое убогое жилище и увидела, что Тони нет, она пришла в такое отчаяние, что даже мадам Жозен перепугалась.

С того дня девочка утром и вечером бродила по окрестным улицам, отыскивая свою любимую цаплю. Когда креолка в первый раз послала Джейн петь и собирать милостыню, она не возразила — до такой степени она привыкла слушаться деспотичную старуху. После бегства с улицы Добрых детей креолка совсем перестала заботиться о девочке и просто возненавидела ее. Старуха считала, что это леди Джейн виновата во всех бедах, обрушившихся на Жозенов. Отправляя в первый раз ее на улицу, мадам сказала:

— Не смей никому говорить, где мы жили. Не рассказывай, что ты знакома с Мадлон, Пепси, с графинями д'Отрев, с семьей Пэшу, со стариком Жераром. И вообще не смей разговаривать с чужими людьми. Никому не называй своего имени и не сообщай наш теперешний адрес. Пой, пой и протягивай прохожим руку. Можешь плакать, если тебе будет грустно, но смеяться не смей.

Девочка исполняла все эти приказания, за исключением одного: она никогда не плакала на людях. Как бы тяжело ни было у нее на сердце, она не выдавала своего горя — до того была горда. За ее дивное пение ее всегда вознаграждали — столько мелких монет сыпалось в ее руку! Иногда она возвращалась домой с туго набитым кошельком.

Если бы мадам Жозен не была такой скаредной и не предала голубую цаплю, она могла бы получать хорошие деньги; но когда леди Джейн лишилась своей любимицы, она перестала петь. И если на улице ей напоминали про ее ангельский голосок и просили спеть, теперь она отвечала рыданиями.

Как только старуха уже не могла видеть ее из окна, леди Джейн тотчас переставала просить милостыню и бродила по дворам в поисках своей голубой цапли. Однако девочка трепетала от ужаса, если ее кошелек к вечеру бывал пуст. Осторожно пробравшись в дом, она пряталась где-нибудь за дверью, чтобы подольше не попадаться на глаза старухе.

Однажды утром в сильные холода, леди Джейн было велено идти на улицу зарабатывать пением им обеим на хлеб насущный. Девочке нездоровилось, и когда мадам Жозен сказала, чтобы она не смела возвращаться без денег, малышка горько заплакала. В первый раз она начала умолять, чтобы ей позволили остаться дома, потому что она совсем не может петь в такой холод, а главное, боится злых мальчишек, которые забросали ее грязью накануне и пригрозили, чтобы она не смела показываться на улице.

Неожиданное неповиновение привело креолку в бешенство. Она доковыляла до угла, где стояла дрожащая девочка, схватила ее за плечи и начала трясти изо всех сил, а потом размахнулась и так сильно ударила по лицу, что у бедняжки зазвенело в ушах.

— Убирайся вон! — взвизгнула свирепая старуха. — И не смей возвращаться, пока не наберешь побольше денег!

Леди Джейн получила пощечину первый раз в жизни. Тут же перестав плакать, она вытерла слезы и с изумлением посмотрела на свою мучительницу, а затем вышла из комнаты с достоинством королевы.

Спускаясь по лестнице, оскорбленная девочка прикладывала холодную руку к пылавшей щеке и старалась успокоиться. Выйдя на улицу, она с несвойственной ребенку твердостью пошла вперед без оглядки. Уйдя довольно далеко от ненавистного переулка, а значит, и от злых мальчишек, леди Джейн очутилась на улице, на которой до сих пор не бывала. Дул резкий ветер, но солнце светило ярко. Леди Джейн закутала голову ветхой шалью и зашагала быстрее.

«Если я буду долго-долго бегать и ходить по улицам, — думала девочка, — я обязательно попаду на улицу Добрых детей. А там буду всех спрашивать, где живет Пепси или мадемуазель Диана. Я их попрошу, чтобы они взяли меня к себе, потому что я никогда, никогда больше не вернусь к тете Полине».

Мало-помалу леди Джейн начала уставать, но вот она свернула на незнакомую широкую улицу. Это был роскошный бульвар; по обеим его сторонам возвышались богатые дома с палисадниками у ворот. Деревья почти совсем закрывали окна фасадов. Воздух был напоен ароматом цветов, хотя стоял декабрь и дул холодный ветер. Прелестные маленькие дети, разодетые в шелк, бархат и дорогие меха, прогуливались с нянями вдоль бульвара, по которому катили щегольские экипажи. Господа и дамы раскланивались, улыбались друг другу; со всех сторон слышались смех и голоса. Казалось, что всем здесь весело, все счастливы. Этот бульвар был наряднее и оживленнее, чем скромная улица Добрых детей.

Леди Джейн присела на скамейку и невольно вспомнила Пепси.

«Вот где бы ей побывать, — подумала девочка, — это будто волшебное царство! Как бы она обрадовалась, если бы вдруг увидела из окна, что к ее крыльцу подъезжает нарядная коляска, а в коляске я… Солнце светит, в воздухе запах цветов!»

Ее мечты прервал порыв сильного ветра, и леди Джейн задрожала от холода.

Она перебежала на солнечную сторону бульвара и приютилась на паперти ближайшей церкви. Присев, леди Джейн старалась согреть ноги и прикрывала их своей потрепанной юбкой.

Спустя несколько минут мимо нее прошли какие-то дети.

— Завтра Рождество, — весело говорили они, — и нам подарят много игрушек! У нас будет елка!

У леди Джейн радостно встрепенулось сердце. Она вдруг поверила, что завтра же отыщет Пепси, а Пепси давно обещала устроить для нее елку. И конечно, подруга не забудет своего обещания; наверно, елку уже приготовили. Ах, если бы кто-нибудь подсказал ей, как добраться до улицы Добрых детей! Но страшно обратиться к незнакомым людям…

Прошло еще несколько минут. Перед папертью остановилась женщина приятной наружности. В руке она держала корзину с провизией. Заметив голодный взгляд леди Джейн, она спросила:

— Ты хочешь поесть, милая?

— Очень, — робко ответила леди Джейн.

Добрая женщина протянула ей мягкую булку и румяное яблоко, улыбнулась и пошла дальше. А леди Джейн с аппетитом принялась есть.

Четверть часа спустя мимо проехала повозка молочницы и свернула к дому за церковью. Девочка встрепенулась от радости. Уж не тетушка ли Моди?.. Увы, нет. Леди Джейн знала, что у тетушки Моди много заказчиков на богатых улицах; значит, нужно только потерпеть… И она спокойно уселась доедать яблоко.

Между тем время шло. Начинало темнеть, солнце скрылось за крышами домов, серый туман заволакивал небо. Малышка уже жалела, что так долго оставалась на одном месте. Вернуться домой ей и в голову не приходило, да она бы и не нашла дороги… Она тронулась в путь. Пройдя немного, леди Джейн в раздумье остановилась на углу улицы. Именно тогда ее заметила проезжавшая мимо мадам Ланье. Пораженная обликом леди Джейн, мадам Ланье хотела крикнуть кучеру, чтобы он остановился и узнал, кто эта девочка. Но мысль эта, как мы уже сказали, мелькнула у богатой женщины и сменилась другими мыслями.

Мадам Ланье покатила дальше.

Первый раз в жизни леди Джейн очутилась ночью одна на улице. Девочка дрожала от страха. Она прошла еще немного, но тут на нее зарычала и едва не бросилась большая собака. Девочка кинулась в ближайший подъезд, чтобы спрятаться, однако грубый лакей безжалостно вытолкал ее.

Идя все дальше и дальше по улицам, Джейн нередко останавливалась перед большими окнами роскошных домов. В особенности ей понравился один дом: комнаты его были ярко освещены и нарядно убраны; на стенах висели картины, на подоконниках стояли комнатные цветы. Из дома доносились голоса взрослых, детский смех, музыка… И вдруг послышалось женское пение, мгновенно напомнившее малышке Джейн о ее друге — мадемуазель Диане. Тяжкий вздох вырвался из груди девочки, она закрыла лицо руками и заплакала. Потом леди Джейн оказалась перед другим красивым одноэтажным домом. Кружевные занавеси в окнах были высоко подняты, зал был залит светом. На рояле играла мадам Ланье, а две хорошенькие маленькие девочки — ее дочери — в белых платьях, с алыми поясами, завязанными большим бантом, кружили по комнате. Леди Джейн прижалась к чугунной решетке и неотрывно смотрела на детей. В зале раздались звуки знакомого вальса — мосье Жерар научил леди Джейн именно тем па, которые исполняли в эту минуту прелестные девочки. Ах, именно этот вальс насвистывал старичок, когда давал уроки своей ученице! Забыв обо всем на свете, малышка сбросила старенькую шаль, сделала пируэт, скачок в сторону… Приподняв обеими руками подол поношенного платья, она грациозно и самозабвенно танцевала. Свет электрического фонаря освещал ее оживленное личико; волосы ее растрепались, щеки разрумянились, и малышка, будто фея, плясала вокруг фонаря, кружилась, порхала, играла со своей тенью.

Вдруг музыка смолкла; за детьми явилась няня. Свет в зале погас, занавеси опустились, и леди Джейн вновь осталась совсем одна. Подняв с земли свою шаль, она закуталась в нее и вновь побрела дальше. Танец ее утомил, хотя на время придал бодрости. Холод усилился, и несмотря на то что она согрелась от быстрых движений, ноги у нее вскоре заныли. Раза два она даже споткнулась — колени подгибались, а сон так сильно одолевал ее, что она готова была упасть на скамейку и заснуть. Но как только приближался какой-нибудь запоздавший прохожий, девочка подбадривала себя и прибавляла шагу. Во что бы то ни стало нужно было добраться до улицы Добрых детей… Наверно, теперь это уже недалеко… И леди Джейн даже не смотрела по сторонам — она ждала, что ей вот-вот встретится Мадлон или что она издали увидит освещенное окно Пепси.

Загрузка...