В последнюю минуту ни Элинор, ни Себастьяну не хотелось отправляться в замок Итон. Накануне ночью Тег убежал и ввязался в драку с тремя бродячими собаками. Когда пес вернулся домой, он представлял собой такое жалкое зрелище, что Элинор пришлось накладывать швы на его уши и бранить садовника за то, что тот забыл запереть черный ход.
В тот самый день, когда чете Боскасл предстояла поездка в замок Итон, у их горничной скончалась тетушка — скоропостижно, от неизвестной болезни. Старушка завещала своей любимой племяннице все свое имущество. Разумеется, наследство не было настолько большим, чтобы позволить служанке больше никогда не работать. Но она так искренне оплакивала свою потерю, что к ней подходили совершенно незнакомые люди, движимые сочувствием — будь то клерк из юридической конторы или продавец горячих каштанов, — чтобы утешить девушку добрым словом и предложить ей помощь.
— По крайней мере, — говорил Себастьян своей жене, — это не толпа одержимых благодетелей человечества, которая ищет мифического Мейфэрского незнакомца.
Элинор никак не могла найти свой дорожный плащ. А также маскарадный костюм, в котором она должна была появиться на балу в замке. Вместе с экономкой, миссис Бинди, Элинор перерыла весь дом, пока не обнаружила под кроватью большой дорожный чемодан, где лежали обе эти вещи. Себастьян сказал, что этот чемодан всегда там валялся, и добавил, что сам собой он не мог туда попасть. Слуги стали слишком рассеянные, добавил он с досадой.
А потом расстегнулся дорожный чемодан мужа, когда лакей старался погрузить его в экипаж. И все вещи, которые лежали внутри: одежда Себастьяна, нижнее белье, дорогие шелковые галстуки, ночная пижама и книги, — вывалились в грязную канаву, открытые для всеобщего обозрения.
— Я не верю в дурные предзнаменования. Никогда не была суеверной, — сказала Элинор, размышляя про себя, почему ее тошнило даже от чая, который она обычно пила по утрам.
— Зато ты веришь всяким колдунам, хиромантам и прорицателям, — заметил Себастьян.
— Это совсем другое, — возразила она. — Тем более что я верю только в хорошие предсказания. Хочу быть счастливой.
— А разве сулили и что-то дурное?
— Ну вот. Я так и знала, что в глубине души ты сам суеверен.
Себастьян посмотрел на решительное лицо Элинор, а затем перевел взгляд на ее служанку. Мэри Стерджез стояла на верхних ступеньках с таким обреченным видом, словно приближался конец света. Суеверен ли он? Скорее, осторожен.
Скажем так: если бы Себастьян был моряком и отправился сегодня в дальнее плавание, он бы, пожалуй, повернул свою шлюпку назад к берегу, чтобы переждать волнение на море. Береженого Бог бережет.
Но Себастьян знал, что Элинор имела твердое намерение вернуть герцогине последнее из писем. Поэтому, даже если бы приближалось светопреставление, он чувствовал себя обязанным помочь жене сдержать слово. И при этом сделать все, чтобы обеспечить безопасность своей драгоценной супруги.
Элинор была в плохом настроении. Она посмотрела из окна экипажа на серое небо с таким страхом, словно боялась, что из свинцовых туч на землю польется дождь и начнется Всемирный потоп. А затем начала перебирать в памяти, что она забыла сделать перед отъездом.
Элинор с недовольным видом жаловалась на то, что в салоне экипажа неприятно пахнет скипидаром и уксусом — этой смесью лакеи протирали кожаные сиденья. Затем она разглядела пятно на перчатке и отказывалась верить утверждению Себастьяна, что никто ничего не заметит.
— Вот увидишь, — пробормотал муж, не поднимая лица от газеты, — никому, с кем ты встретишься, не будет никакого дела до такой ерунды.
Элинор положила голову ему на плечо.
— Ты просто равнодушен ко всему на свете. В том числе и ко мне.
— Я могу обидеться на такое обвинение, — заметил Себастьян. — Не думаю, что оно соответствует действительности. Кстати, когда я увижу вещи, которые ты приобрела в том фривольном магазинчике? Твои покупки вряд ли оставят меня равнодушным.
— Когда их доставят в наш дом в Суссексе.
Они оба замолчали — не потому, что им нечего было сказать, а потому, что сейчас им не нужны были слова для того, чтобы понимать друг друга.
Экипаж катился по улицам Лондона, но уже скоро шумный город останется позади.
— Мы почти сбежали, — сказал Себастьян, откладывая газету в сторону. Радость, которую Элинор увидела на его лице, заставила ее улыбнуться. Она замечала, что в последнее время достаточно было одного взгляда на мужа, чтобы у нее становилось легко на душе.
— Примерно через неделю ее светлость направляется с детьми в деревню, — напомнила Элинор, когда они проезжали мимо особняка герцогини. — Она бы уехала раньше, но Беллисанту нужно еще несколько дней, чтобы закончить портрет мальчиков.
Себастьян мрачно улыбнулся:
— Зря я его не придушил.
— Я счастлива, что ты проявил благоразумие, — поддразнивая супруга, сказала Элинор. Собственнические инстинкты мужа тешили ее самолюбие. Глупый ревнивец!
— Что-то не верится, что ты этому и вправду рада.
— Кстати, герцогиня была признательна за то, что тебе удалось завладеть письмами, не поднимая шума. Еще один скандал в газетах она бы не пережила.
Себастьян хитро улыбнулся:
— Эти письма словно с неба упали. Они буквально чудом попали мне в руки.
Элинор недоверчиво вздохнула и закрыла глаза. Мерное поскрипывание экипажа и негромкий голос мужа действовали на нее умиротворяюще.
— Надеюсь, больше Тег не убежит от Бертона во время прогулки. Бедный пес! Ему так досталось.
— Думаю, строгое внушение, которое ты сделала слугам из-за того, что они не заперли ворота, заставит их не спускать глаз с собаки.
— Мэри выглядела такой расстроенной, когда мы уезжали. И Уилл тоже был сам не свой, пока не получил приглашение в замок.
— Вот как? От кого же? — насторожился Себастьян.
— Мне кажется, от графа Итона. Очевидно, он попросил Уилла выступить на вечере со стихами. Кузен очень обрадовался.
— А я-то думал, что наконец-то ты будешь принадлежать только мне, и больше никому.