Леди в красном

15

Апрель, 1943

Как только стемнело, они закопали тело. Взвалили его на ручную тележку и отвезли так далеко, как только смогли, пока заросли не стали совсем уж непроходимыми. На дне глубокого оврага, где туристы и любители пикников вряд ли бы очутились, они вырыли могилу. Уильям и Йоши копали яму, а Элеанор стояла и смотрела, стараясь не обращать внимания на брезентовый сверток у ног.

Позже, когда все будет кончено, она позволит себе подумать об этом, позволит жутким, разрозненным картинкам, мелькающим у нее в голове, сложиться в одно кошмарное целое. Но пока они не завершат это чудовищное дело, ей нужно сохранять спокойствие. Никто никогда не должен об этом узнать! И в первую очередь Люси. Не обезуметь от случившегося Элеанор помогала мысль, что произошедшее никак не отразится на дочери. Немного раньше она позвонила Саре Донован, матери лучшей подруги Люси, попросила ее забрать девочек из школы и оставить Люси у себя ночевать, объяснив все тем, что у нее неожиданно наметилась важная деловая встреча.

«Кровавое дельце», — подумала Элеанор, прикусывая губу, чтобы подавить рвавшийся наружу истерический смешок. Она слышала, как далеко отсюда лаяли собаки, словно услышали что-то или учуяли запах крови. Она знала, что собаки очень хорошо во всем разбираются. Может, именно поэтому она предпочитала их компанию обществу большинства людей. А еще потому, что, несмотря на все твои ошибки, они навсегда останутся преданными тебе. Таким же был и ее муж. А теперь Джо мертв. Мертво было и существо, лежащее у ее ног. Элеанор не могла заставить себя думать о нем как об отце Люси, как о человеке, которого она когда-то, как ей казалось, любила…

При виде крови она начала осознавать, что произошло. Она свернула ковер и, опустившись на колени, принялась оттирать пол, после чего бросила свои вещи в ведро с водой, которая тут же окрасилась в красный цвет. Ее муж не отошел спокойно в мир иной — он застрелен, или утонул, или был оставлен на медленную и ужасную смерть.

Теперь, глядя на уже вырисовывающуюся внизу яму, Элеанор начала без остановки дрожать. Она почувствовала головокружение и вспомнила, что не ела с самого утра, но от одной только мысли о еде ее затошнило. Дрожа, она сосредоточилась на фигурах на дне оврага, то появлявшихся, то исчезавших в свете фонаря, который она направляла в их сторону. Один высокий, второй пониже… Сейчас, согнувшись в три погибели и делая свое ужасное дело, они не особо отличались друг от друга.

К тому времени, как они закончили, погасли последние кровавые сполохи заката, и овраг уже не был виден с той стороны залива, из города, где зажглись фонари и на улицы опустилась темнота. Этим вечером, когда Элеанор услышала сигнал воздушной тревоги — три длинных и три коротких телефонных звонка, — это показалось ей знаком свыше, словно кто-то на небесах сжалился над ней. После сигнала мало кто станет выходить из дома, поэтому вероятность того, что их поймают на горячем, невелика. Но когда она помогала мужчинам тащить труп вниз по крутому, поросшему кустарником склону, ей было уже не до мыслей об этом — она чувствовала только, что тело немеет и силы на исходе.

Она споткнулась о корень дерева и сидя съехала бы дальше по склону, если бы Уильям в последний момент ее не подхватил. Он сжал ее руку так крепко, что она на миг почувствовала биение его сердца.

— Еще совсем немного, — прошептал он. — Ты справишься?

Она знала, что он имел в виду не только расстояние до дна оврага, а долгий и опасный путь, который ей предстояло пройти, прежде чем ее жизнь снова обретет некое подобие нормальной. Она кивнула и прошептала в ответ:

— Думаю, что да.

Она подсветила фонариком, когда мужчины подтаскивали брезентовый сверток к яме. Эта картина запомнится Элеанор на всю жизнь: сырая свежевырытая могила, корни деревьев с налипшими комьями грязи, торчащие из неровных стенок, словно костлявые пальцы, тянущиеся к тому, что принадлежало им по праву, и тело Лоуэлла, с глухим стуком упавшее на дно ямы.

Мужчины засыпали яму, стараясь как можно сильнее утрамбовать землю. Ночную тишину нарушал лишь скрежет лопат и звон металла о камень. Когда работа была сделана, они присыпали могилу листьями, уничтожив все следы своего пребывания здесь.

На обратном пути, продираясь сквозь заросли кустарника, все трое молчали. Полумертвая от усталости Элеанор вцепилась в руку Йоши, чтобы не упасть. Уильям фонариком освещал им дорогу. Она жалела, что втянула Йоши в эту историю, и с радостью обошлась бы без него, но он настоял на своем участии. И она была благодарна этому мальчику, которого многие сочли бы врагом и который показал, на что способен. И это было больше, чем просто преданность.

Когда они добрались до дома, была уже почти полночь. Элеанор настолько устала, что едва не валилась с ног, но необходимо было сделать еще кое-что — избавиться от машины Лоуэлла. Йоши остался дома, а Уильям погнал «кадиллак» к причалу. Элеанор ехала за ним. Благодаря воздушной тревоге им не встретилось ни одной машины. А случайному прохожему, учитывая непроглядную тьму и незажженные фары, было бы достаточно сложно их узнать.

На причале Уильям остановил машину и вышел. Она видела, как он, хромая сильнее, чем обычно, дошел до воды и швырнул ключи в воду — она только успела заметить серебристый отблеск, появившийся на секунду и исчезнувший, словно падающая звезда. «Бедняга Уильям!» — подумала она. Его единственным преступлением было то, что он защищал ее. А теперь ему придется провести остаток жизни в страхе. А что, если его поймают? Расплачиваться придется не только Уильяму, его жена и сын тоже не останутся в стороне. Он даже утратит свое заслуженное место в истории — его запомнят не как замечательного художника, а как убийцу.

Она тоже будет считаться причастной к убийству, будет соучастницей. Да и кто вообще поверит, что Лоуэлл пытался ее изнасиловать? У нее не было ни одного свидетеля, кроме Уильяма и человека, покоившегося в неизвестной могиле на Спринг-Хилл.

От этих мыслей у нее по спине побежали мурашки. Это ее вина! Она оказалась такой наивной, что позволила Лоуэллу обмануть себя. Она думала, что с ней ничего не случится. Но несмотря на пережитый ужас, она не жалела, что он мертв.

По дороге назад Уильям сел за руль, и Элеанор тут же заснула. Она спала до самого дома, и даже когда они приехали, Уильяму не сразу удалось ее разбудить. Он поддерживал ее, пока они шли через двор, который вдруг стал бесконечным. Проходя мимо сарая, она увидела, что свет в окнах не горит — Йоши, наверное, лег спать. Она надеялась, что ему удастся заснуть. Им всем нужно было выспаться в преддверии будущих бессонных ночей.

Стоя на пороге и пытаясь найти ключи, она задумалась над тем, как пережить эту ночь, — это наверняка будет самая долгая ночь в ее жизни. Уильям, наверное, прочитал ее мысли, потому что мягко спросил:

— Хочешь, я останусь?

Она попыталась заглянуть в его глаза.

— А как же твоя жена?

— Я скажу ей, что у меня отказала машина. — Судя по усталой усмешке, на фоне того, что они сегодня сделали, его мало волновала эта маленькая ложь. — Она ничего не заподозрит. Она, может, даже и не знает, что я уехал.

Элеанор засомневалась. Насколько нужно быть поглощенной собой, чтобы поверить столь нелепому объяснению? Марта наверняка поинтересуется, почему он не позвонил раньше и что это за поломка такая, из-за которой он целую ночь не мог добраться домой. Нет, подумала она, это было бы слишком рискованно. Он и так уже достаточно рискует. И все равно она продолжала стоять на пороге.

— Я не могу тебя об этом просить, — сказала она. — Не после… того как… — Она судорожно сглотнула, не в силах закончить свою мысль.

Он мрачно кивнул. Казалось, за этот день он постарел лет на десять: лицо осунулось, глаза ввалились.

— Давай обсудим это в доме, — сказал он, беря ее за руку.

На этот раз Элеанор не сопротивлялась и покорно позволила провести себя за руку, как ребенка, через коридор в кухню. И только когда они проходили через гостиную, у нее подкосились ноги. Теперь это место навсегда останется обагренным кровью ее бывшего любовника, пусть даже в воспоминаниях.

— Думаю, нам нужно выпить, — сказал Уильям, доставая из шкафа виски и разливая его по стаканам.

— Еще больше мне сейчас нужно в душ, — ответила она. — У меня такое чувство, что я не была там целую неделю. Ты не против, если я помоюсь?

— Конечно. Я никуда не исчезну, — согласился он.

Раздеваясь в ванной, она слышала, как он набирает номер телефона и что-то бормочет в трубку. Она навострила уши, готовясь уловить перемены в его голосе, которые указывали бы на то, что на другом конце провода раздраженная жена. Но этого не случилось, и Элеанор вздохнула с облегчением.

Стоя в старенькой кособокой ванной, которую Джо снабдил душем, и чувствуя, как струи горячей воды стекают по коже, Элеанор поразилась тому, какое удовольствие она получает и как легко ей удалось снова вернуться к привычному укладу жизни после всего, что пришлось пережить сегодня. Она подумала, что и у Джо на корабле среди ужасов войны наверняка случалось затишье, когда ничего не нужно было делать, кроме как травить байки и играть в карты. И скорее всего, тогда он думал не о том, как остаться живым, а как набрать побольше взяток. Интересно, сможет ли она жить дальше так, словно ничего не произошло? Ей придется это сделать. Ради Люси. И ради себя тоже.

Насухо вытершись полотенцем, она надела поношенные «левайсы» и старую фланелевую рубашку Джо. К тому времени, как она присоединилась к Уильяму, он выпил уже как минимум четверть того, что оставалось в бутылке, хотя на нем это никак не отразилось. Если спиртное на него и подействовало, то только позитивно. Лицо его порозовело, он выглядел не таким напряженным. Он слабо улыбнулся и придвинул к ней стакан.

— Вот. Выпей. Это поможет тебе уснуть.

— Не думаю, что что-то может заставить меня уснуть, — ответила она, но стакан взяла.

Они сидели молча. Элеанор потягивала виски. Ее окружали обычные домашние ночные звуки: шум печи в подвале внизу, гудение холодильника и тиканье часов над печью. Трудно было поверить, что буквально час назад они рыли могилу.

— Что сказала тебе жена? — наконец отважилась спросить Элеанор.

— Думаю, больше всего ее расстроил тот факт, что ее разбудили. Что совершенно не означает, что мне не влетит позже. — Он пожал плечами, но она видела, что он обеспокоен.

— Я не хочу, чтобы что-то встало между тобой и Мартой, — твердо сказала она.

— Боюсь, уже слишком поздно об этом думать.

Он посмотрел на нее. И в этом неприкрытом воспаленном взгляде, суровыми испытаниями дня лишенном всякого притворства, она увидела истинную глубину его чувств.

И Элеанор обрадовалась, пусть даже за это ее душа будет трижды проклята! Она была рада и в то же время напугана, поскольку считала, что уже и без того принесла ему достаточно несчастий.

— Ты еще можешь все исправить, — сказала она. — Ты ведь даже не пытался…

— Возможно, я устал пытаться.

— Сейчас ты говоришь так, а утром будешь чувствовать совершенно иначе, — настаивала она. — Сейчас ты не можешь размышлять трезво.

— В моей голове ясно, как никогда, — сказал он странным, пустым голосом, который словно поднимался со дна колодца. Он не сводил с нее горящих глаз.

Элеанор перевела взгляд на темное окно и вздрогнула. Ей почудилось там искаженное злобой лицо Лоуэлла. Она одним глотком осушила стакан, и жидкость потекла в желудок, согревая ее изнутри.

— Боюсь, это все, что было из выпивки, если только у тебя не припрятана еще бутылочка, — сказал Уильям.

— Все равно. Еще немного, и меня уже не примут в светском обществе.

Мысль о принадлежности к тому или иному обществу, будь оно светским или каким-то еще, показалась ей забавной, и Элеанор хихикнула. Вскоре она истерически хохотала, задыхаясь от икоты.

Уильям поднялся и взял ее за руку, поднимая со стула.

— Пойдем, уложим тебя в кровать.

Внезапно веселье покинуло Элеанор, сделав ее слабой и безвольной. Уильям проводил ее через холл в спальню, Элеанор шаталась, словно старуха. Она упала на кровать, даже не сняв одежду. Он укрыл ее одеялом, целомудренно поцеловал в лоб и уже собирался выйти из комнаты, когда она схватила его за руку. В свете, падающем из коридора, она прочла в его глазах тревогу. Это был взгляд человека, который знает, что в его жизни грядут перемены. И что эти перемены не к лучшему.

— Не уходи, — прошептала она.

Он покачал головой и мягко сказал:

— Тебе нужно немного отдохнуть. Я посплю на диване.

— Нет. Пожалуйста. Я не хочу оставаться одна.

Он молча кивнул, сел на край кровати и разулся. Когда он забрался под одеяло и лег рядом, близость его тела согрела ее, словно глоток виски. Он обнял ее и прижал к себе. Его запах напомнил ей о совершенном сегодня вечером преступлении. От него пахло потом, грязью и смолой от сосновых веток, которыми они накрыли могилу Лоуэлла, но это почему-то лишь усиливало ее любовь к нему.

Она прижалась к нему сильнее и нетвердым голосом сказала:

— Странно, правда? Ты и я вместе в постели. Я много думала об этом, но не представляла, что все будет именно так.

— Я тоже.

— Значит, ты тоже об этом думал?

— Даже больше, чем тебе стоит знать.

— Как ты считаешь, с нами что-то не в порядке, если мы вот так общаемся после того, как только что похоронили человека?

— Думаю, мы уже давно живем не по правилам, — сказал он, в темноте поглаживая ее по щеке. Его голос был хрипловатым от усталости, изо рта пахло виски. — А теперь почему бы не поспать? Мы можем поговорить об этом утром.

Она хотела что-то сказать, но Уильям уже спал, слегка похрапывая. Через несколько минут Элеанор тоже задремала.

Она проспала до утра и проснулась от лая собак. И в момент, пока глаза ее были закрыты, она задержалась где-то между блаженным неведением сна и темнотой, в которую было погружено ее сознание. Внезапно воспоминания о событиях вчерашнего дня вторглись в ее полусон. На короткий миг, не успев еще до конца проснуться, она поверила в то, что все это ей лишь приснилось. Но открыв глаза и увидев Уильяма, который лежал рядом в грязной помятой одежде, с отросшей за день щетиной, она осознала, что все было даже слишком реально.

— Это действительно произошло, да? А мне вдруг показалось, что это всего лишь сон, — сказала она.

Он угрюмо кивнул, и она с тихим стоном откинулась назад. Все, что казалось возможным в затуманенном прошлой ночью сознании, при свете дня поразило ее своей абсурдностью. Это никогда не сойдет им с рук. С чего она взяла, что они могут остаться безнаказанными?

— И что мы теперь будем делать?

— То же, что и обычно. Просыпаться, одеваться, завтракать. Если только у тебя нет идеи получше.

— Не думаю, что есть смысл идти с признанием в полицию.

— Точно.

— Но они могут вычислить нас, ты же знаешь.

— Если у них это получится, то арестуют меня. Ты не сделала ничего плохого.

— Кто в это поверит?

Уильям поднял руку и провел пальцем по ее щеке.

— Не волнуйся. Они ни о чем не узнают. Лоуэлл никогда бы никому не рассказал, куда собирается, поэтому никто не знает, что он был здесь, — сказал он, стараясь говорить как можно убедительнее, хотя она чувствовала, что он сам не до конца в это верит.

Элеанор, отчаянно искавшая любую соломинку, за которую можно было бы ухватиться, сказала себе, что он прав. Она должна в это поверить! Только это могло удержать ее от умопомешательства.

— Но даже если мы не попадем в тюрьму, нам прямая дорога в ад, — сказала она. — Люди назвали бы наш поступок грехом.

В ее памяти всплыл образ отца, его праведное выражение лица и руки, лежащие на Библии.

Уильям поймал ее взгляд и провел пальцем по ее подбородку.

— Вчера, нажимая на курок, я думал только об одном: если я промажу, он может причинить тебе боль. Я смогу жить с тем, что сделал, Элеанор, а вот то было бы невыносимо.

Она видела любовь в его взгляде, но была слишком слаба, чтобы думать об этом. Горло ее перехватило, и она заговорила сдавленным шепотом:

— Ох, Уильям… Когда я представляю, что могло бы случиться, если бы ты не пришел…

Она спрятала лицо у него на груди. Он нежно поцеловал ее в макушку, а затем, когда она подняла голову, в губы, но уже настойчивее. Прикосновение его губ пронзило Элеанор подобно вспышке молнии, пробудив в ней что-то, чего не выразить словами, и это было сильнее нежных слов.

Позже Элеанор даже не смогла вспомнить, как они разделись. Они одновременно испытали оргазм, и это было настолько естественно, словно они заново родились в объятиях друг друга. В свете утреннего солнца, согревающего их обнаженные тела, они так безудержно и самозабвенно предавались любви, словно она была живым существом, жившим своей жизнью, Элеанор тонула в ее глубинах. Она кусала Уильяма и выкрикивала непристойности, которые шокировали бы Джо.

Кардинальные перемены произошли и в Уильяме. Исчез тактичный, заботливый человек, которого она полюбила, и на смену ему пришел человек, едва сдерживающий себя. Дикое создание, которое не видело ничего зазорного в том, что они делают, и которое даже приветствовало это. Они вцепились друг в друга, словно боялись, что что-то может их разлучить. Их пот смешался, его руки гладили каждый дюйм ее тела, который не был накрыт его телом, его ногти, под которые набилась грязь, впивались в ее плоть, заставляя ее корчиться от удовольствия.

И даже когда все закончилось и Элеанор была утомлена до предела, она все еще не насытилась им. Через несколько минут, очевидно, то же самое почувствовал и Уильям. Теперь они делали это медленно, изучая каждый дюйм тела друг друга, получая удовольствие от любого прикосновения, малейшего движения языка, ощущения губ на обнаженной коже… Скоро Уильяму нужно будет идти, но сейчас они были в собственном мире, потерянные для мира за этими стенами…

В конце концов они больше не могли оттягивать неизбежное. Он поднялся с кровати, и Элеанор неохотно последовала его примеру. Она приготовила завтрак, а он пока принял душ и надел вещи, которые она ему дала: старую рубашку и брюки, принадлежавшие Джо. Рубашка была велика и болталась на нем, словно на вешалке, а брюки едва доставали до лодыжек, но Уильяму, казалось, было все равно. По крайней мере, они были чистыми.

Они съели завтрак в полной тишине, но это было не напряженное молчание, как раньше, а скорее интимное безмолвие любовников, которые понимали друг друга без слов. Да и что можно было сказать? Слова бы ничего не изменили. Вчера на ее глазах был убит человек, а сегодня утром она занималась любовью с женатым мужчиной. Эти события были не из разряда тех, что сулят добро…

Обнявшись, щека к щеке, они стояли в дверях. Уильям медленно и глубоко дышал, словно не мог надышаться ее ароматом.

Он попытался хоть как-то сгладить тягостные мысли:

— Так не будет продолжаться вечно.

Элеанор отстранилась от него, ее глаза наполнились слезами.

— Не надо. Так ты только сделаешь хуже.

— Я мог бы попросить развод, — сказал он как можно беспечнее. — Марте я не нужен. Уже давно.

— А как же твой сын? Ему-то ты нужен.

— Дэнни и так знает, что я его люблю. И ничто не в силах этого изменить. — И все же в его голосе послышалось сомнение.

— Да, и это означает, что ты скорее отрежешь себе руку, чем решишься причинить ему боль, — сказала она, думая о том, на что оказалась способна сама, чтобы защитить Люси. — Так что возвращайся домой, к жене и сыну.

Она оттолкнула его. Возможно, даже сильнее, чем нужно, опасаясь, что еще немного — и она размякнет, не сможет сопротивляться.

— Я еще увижу тебя? — спросил он, вглядываясь в ее лицо.

Элеанор ужасно хотелось сказать ему то, что он мечтал услышать, но она знала, что это будет ложью.

— Я не уверена, что это хорошая мысль, — сказала она.

— Может, и нет, но кого это волнует!

— Меня. И будет волновать тебя, как только у тебя появится возможность все обдумать.

Он покачал головой и почти грубо притянул ее к себе. Он держал ее так крепко, что она едва могла дышать.

— Ты действительно в это веришь? Что мне стоит все хорошенько обдумать? — Он хрипло рассмеялся. — Господи, да я практически уверен, что ты права. Все стало бы гораздо проще. Но разве ты не видишь?.. Уже слишком поздно. Я люблю тебя, Элеанор. Я люблю тебя так сильно, что мне невыносимо даже думать о том, что мы не будем вместе. Я хочу, чтобы мы были вместе всегда.

Больше всего на свете Элеанор хотелось, наплевав на последствия, остаться в его объятиях, но она печально посмотрела на Уильяма:

— Мы не можем позволить себе такую роскошь. Я думаю не только о твоей семье. Если мы не решим все прямо сейчас…

Ему не нужно было напоминать о том, что после случившегося с Лоуэллом они должны были быть очень осторожны. Если поиски увенчаются успехом и его тело найдут, люди могут сложить два и два. И тогда их подозрительное поведение не останется незамеченным.

Они даже не попрощались, когда он уходил. Это был конец. Элеанор заставила себя смириться с тем, что они больше никогда не увидятся, и все же глубоко внутри нее теплился слабый огонек надежды. Если хорошенько выждать, прежде чем подавать на развод, чтобы никто ничего не заподозрил, возможно, у них все получится. Тоненький голосок где-то в глубине ее сознания неустанно повторял: «И не такое бывает».

Он вернулся домой и никого там не застал. Он бродил по комнатам и чувствовал, как в голове умирает так и не произнесенная речь, которую он репетировал по дороге домой, готовясь выслушать долгую тираду от жены. Дэнни и собаки тоже не было видно. Это еще не было основанием для беспокойства — Марта вполне могла уехать куда-то по делу, оставив Дэнни у соседки, — но, вслушиваясь в тишину, царящую в доме, которая словно упрекала его, Уильям чувствовал, что что-то здесь не так.

В конце концов он решил проверить гараж, где обнаружил маленький стильный красный «остин» жены на привычном месте. Озадаченно нахмурившись, он вышел на улицу. Ему пришло в голову, что Марта могла просто пойти прогуляться. Хотя погода не особенно к этому располагала — на улице лил дождь, — но где она еще могла быть? Он проходил по дорожке через сад, когда заметил, что дверь в мастерскую приоткрыта. На мгновение он остановился, ощутив глубоко внутри зарождающееся смутное чувство тревоги. Он был уверен, что закрыл ее, когда уходил вчера. Но с тех пор столько всего произошло, что он едва ли чувствовал себя тем же человеком, который вышел из этой двери менее двадцати четырех часов назад. В голове у него проносились картины вчерашнего, и среди всего этого, как островок спокойствия среди разыгравшейся бури, была мысль об Элеанор.

Он толкнул дверь. Поначалу он разглядел только холсты, прислоненные к стене, и один на мольберте, который был закрыт. Только потом он заметил жену. Она сидела, съежившись в старом кресле, поджав под себя ноги и обхватив их руками, словно брошенный ребенок под дверями чужого дома. В мягком сером свете, падающем с затянутого тучами неба, он увидел, что Марта плакала.

Его первая мысль была о сыне.

— Марта! Что случилось? Что-то с Дэнни? — спросил он, бросаясь к ней.

— С ним все в порядке. Хотя я удивлена, что ты вдруг решил об этом спросить. — Ее голос звучал холодно и твердо, словно дождь, льющийся с неба. — Собственно говоря, я даже не знаю, почему это ты решил заглянуть домой.

— Так, значит, все дело в прошлой ночи. — Он почувствовал, как на его плечи опускается тяжесть, смешанная со странным облегчением оттого, что больше нет нужды скрываться.

— Я знаю, где ты был. — Лицо Марты исказилось. — О, я давно это подозревала, но твердила себе, что это происходит лишь с теми женами, которые не следят за собой и отказывают мужьям в постели. Но после того как ты позвонил вчера ночью, я полезла в твои вещи. И нашла то, что искала. Это ведь она, правда? — Она ткнула пальцем в холст на мольберте, и он только сейчас заметил, что ткань, закрывавшая его, висит неровно.

Он не стал ничего отрицать.

— Мне жаль, что ты так обо всем узнала, — тихо сказал он.

— Значит, ты собирался когда-нибудь обо всем мне рассказать? Думаю, это было бы весьма благородно с твоей стороны, — сказала она, с презрением глядя на него. — Ты, наверное, воображаешь, что любишь ее, и считаешь, что это тебя оправдывает. Великий художник и его муза… — Она с издевкой махнула рукой. — Ну, по крайней мере на всеобщее посмешище ты меня не выставишь. Об этом я позаботилась.

Его охватило плохое предчувствие. Он встал на колени перед креслом и сжал плечи жены, едва сдерживаясь, чтобы не начать ее трясти.

— Марта, что ты сделала?

— Что я сделала? — Она посмотрела на него и коротко, резко хохотнула. — Я доверяла тебе, вот что. Я должна была знать тебя лучше.

Он понимал, что сейчас до нее невозможно достучаться, что она не настроена выслушивать его объяснения, но все равно предпринял неуклюжую попытку все объяснить.

— Я не искал этого, — сказал он. — Все случилось… само собой. — Он хотел рассказать о Йоши, чтобы она знала, что вначале его мотивы были чисты, но это только усугубило бы ситуацию.

— И что теперь? Я полагаю, ты хочешь развода. — Она вскинула голову, и он увидел в ее покрасневших глазах вызов. Она хотела, чтобы он умолял ее о прощении, чтобы пообещал больше никогда не видеться с Элеанор.

Но он не мог этого сделать, и, очевидно, ответ на все ее вопросы был написан у него на лице, потому как она расплакалась.

— Марта…

Он потянулся, чтобы утешить ее, но она оттолкнула его руку.

— Ты трус, Уильям. Ты не способен исполнять свой долг, ты не годишься в мужья. Ты не можешь даже побороться за то, чтобы спасти свой брак.

Что бы она сказала, подумал он, если бы узнала, что прошлой ночью он хладнокровно убил человека? Он мрачно улыбнулся собственным мыслям. Бедная Марта! Она действительно совсем его не знает…

— Я не вижу, что между нами осталось еще что-то, за что можно было бы бороться, — устало сказал он.

Он просто сказал правду, вовсе не задаваясь целью ее ранить. В сущности, он был удивлен, узнав, что Марта считает, что им есть за что бороться. Тем не менее он увидел, что не стоило этого говорить.

Его жена, дрожа от негодования, вскочила с кресла.

— Ты хочешь сказать, что это я тебя до этого довела? Да как ты смеешь! Это все твоя вина, Уильям.

Он вздохнул.

— Честно? А вот я уже и не знаю, кого винить. — И в тот момент ему было абсолютно все равно. Голова раскалывалась, и он больше всего хотел просто лечь на ковер и закрыть глаза.

— Зато я знаю. И не собираюсь ждать, пока ты сделаешь из меня еще большую дуру. — Она схватила свитер, который аккуратно висел на спинке кресла — даже в отчаянии Марта бережно относилась к вещам — и накинула его на плечи. — Я уже позвонила родителям. Они с удовольствием предложили нам пожить у них столько, сколько понадобится.

Нам? Уильям мгновенно занял боевую позицию.

— Ты не заберешь Дэнни с собой. — Он был не в том положении, чтобы возражать, но с болезненной уверенностью осознавал, что если не предпримет решительных шагов сейчас, то может потерять сына навсегда.

— Только попробуй меня остановить! Мой адвокат тут же забросает тебя всякими бумагами, да так, что у тебя голова пойдет кругом.

Ее глаза сверкали. Уильям отнюдь не думал, что это были пустые угрозы. Окажись Марта на его месте, война бы давно уже подошла к концу, подумал он.

— Где он? Где мой сын? — спросил он твердо, но в голосе его послышалась нотка отчаяния.

Игнорируя его вопрос, она холодно сказала:

— Я передам ему твое «до свидания». — Она гордо прошествовала мимо него к двери и остановилась на пороге, чтобы нанести последний удар. — Я не стану посвящать его во все грязные подробности, но, будь уверен, Дэнни узнает, что за человек его отец.

После ухода Марты Уильям еще какое-то время не двигался с места, глядя в пустоту и слушая быстрый стук ее каблуков по направлению к дому. Все происходящее казалось ему нереальным. Вчера он выстрелил в человека и убил его, а сегодня утром они с Элеанор занимались любовью. Если бы сейчас ему на голову сбросили бомбу, он бы ничуть не удивился.

Он поднялся, подошел к мольберту и сдернул с него ткань. У него упало сердце, когда он увидел, как Марта отомстила.

Портрет Элеанор было не узнать. Он был изрезан чем-то острым, и от холста остались одни лохмотья. Из груди его вырвался тихий стон, и он медленно опустился на колени, чувствуя, как стало нечем дышать. Она с тем же успехом могла вонзить нож ему в сердце.