Пролог

Девять лет назад


— Всем встать!

Вокруг с шумом и шарканьем вставали люди, скрипели стулья. Эллис же отреагировала с небольшим запозданием — за два дня дачи свидетельских показаний ее реакция притупилась. Два дня сухих, подробных бесед о тормозном пути, оставленном колесами автомобиля, о содержании алкоголя в крови и степени повреждения транспорта по отношению к травмам тела… Казалось, все это имеет к ее сыну Дэвиду такое же отношение, как обведенные мелом контуры тела на асфальте — к живому человеку, жизнь которого оборвалась столь жестоко и нелепо.

Упершись ладонями в стол, словно это был рычаг, Эллис поднялась. Адвокат Уоррен Брокмен бросил на нее теплый, полный участия взгляд серых глаз. Она едва заметно кивнула в ответ, давая понять, что в порядке. Хотя на самом деле это было далеко не так. Кровь отхлынула от головы, и она чувствовала, что все плывет перед глазами. В ушах что-то слабо, но настойчиво жужжало, а мышцы ног дрожали так, словно она милю пробежала.

«Ложь!» — беззвучно выкрикнула она в лицо убийце своего сына, который предстал перед судом в качестве свидетеля. Изобразив на лице угрызения совести, которые терзали бы любого невиновного человека на его месте — или того, кто хотел таковым казаться, — он рассказал свою исковерканную версию случившегося. Выслушав его, Эллис издала про себя вопль негодования, прикусив щеку с такой силой, что та стала кровоточить и уже невозможно было раскрыть рот и выплеснуть в зал суда всю переполняющую ее ярость.

Теперь присяжные вернулись, готовые вынести приговор. Адвокат Оуэна Уайта, коренастая, непривлекательная женщина в таком же неприглядном бледно-зеленом платье, стояла рядом с клиентом, положив руку ему на плечо. Все ее действия были направлены на то, чтобы представить его как жертву — невиновного человека, затравленного обезумевшей от горя матерью. Внешним видом он отлично вписывался в свою роль — такой мягкий и безобидный, с бледным, незапоминающимся лицом и невинными голубыми глазами; его редеющие волосы сливались по цвету с кожей, кроме того, на нем был какой-то затрапезный сюртук, который не допускал и мысли о том, что у этого человека могут водиться деньги. Он вполне мог сойти за одного из тех безымянных, безликих мужчин среднего возраста, с которыми так часто приходится сталкиваться в повседневной жизни — в банках, страховых компаниях, агентствах по прокату. Эти люди улыбаются вам и перекидываются парой-тройкой ничего не значащих слов, пододвигая очередной бланк на подпись.

Со свидетельского места он отвечал на вопросы ее адвоката тихим, исполненным достоинства голосом. Его лоб не блестел от пота, а глаза за стеклами очков в проволочной оправе были чистыми, как слеза младенца. И лишь изредка, когда он натыкался взглядом на Эллис, их застилала пелена скорби, словно ему было небезразлично ее горе.

Но она знала, как все обстояло на самом деле. Именно поэтому она потратила восемнадцать месяцев и практически все их с Рэнди сбережения на то, чтобы привлечь этого человека к ответственности за смерть сына.

Ах, если бы только Рэнди был сейчас здесь! Со дня смерти Дэвида муж практически не отходил от нее, помогая пережить эти тяжелые времена. Но стоило только расследованию закончиться, как в нем стало копиться раздражение оттого, что время идет, а Эллис все никак не оставит борьбу за справедливость. Когда она настояла на том, чтобы оспорить заключение о смерти и заново возбудить дело, он поддержал ее, но лишь пару раз посетил зал заседания, сославшись на то, что не может так часто пропускать работу.

И она не могла его в этом винить. Все, чего он хотел, — это тихо и мирно оплакивать погибшего сына. Рэнди не был даже уверен, стоило ли вообще возбуждать уголовное дело. «Разве ты не могла ошибиться?» — мучил он ее одним и тем же вопросом. Тогда уже начинало темнеть, и Дэвид находился достаточно далеко, на расстоянии не менее ста ярдов… Они оба знали, что мальчик любил рисковать, поэтому спокойно мог выскочить на велосипеде на дорогу, как и утверждал Оуэн.

Но она была уверена, что никакой ошибки быть не могло. И теперь неожиданно поняла, что презирает мужа почти также сильно, как и человека, по вине которого все произошло. Почему Рэнди так быстро опустил руки? Каким надо быть отцом, чтобы позволить убийце сына разгуливать на свободе? Отсутствие Рэнди на заседаниях суда бросалось в глаза и могло даже склонить некоторых присяжных на сторону Оуэна. В каком свете это виделось им? Сумасшедшая дамочка, которая не смогла убедить даже собственного мужа…

«Неужели я действительно напоминаю ненормальную?» — размышляла Эллис. Нет, решила она, мысленно окинув себя взглядом. На сегодняшнее судебное разбирательство она надела темно-серый костюм с синим кантом и синие туфли-«лодочки» на низком каблуке. Ее каштановые волосы были собраны на затылке в конский хвост и заколоты черепаховой заколкой. Из украшений — только нить жемчуга и крошечные бриллиантовые серьги-«гвоздики» в ушах.

Во время судебных разбирательств она была образцом сдержанности, так что родители могли бы ею гордиться. Она не позволяла себе выплескивать злость наружу и ни разу не разрыдалась, не считая того, что тихо всхлипывала, закрыв руками лицо, когда коронер описывал увечья Дэвида. Это выглядело так, словно она всю жизнь только к этому и готовилась. То, чем она занималась, и то, в чем преуспела. И даже на похоронах она чувствовала, что обязана утешить остальных. Она предпочитала горевать наедине с собой, привлекая минимум внимания.

Она обернулась и посмотрела на родителей. Ее мать смотрела на присяжных сияющим, исполненным надежды взглядом, словно была уверена, что судья, крупный мужчина с одутловатым лицом, который как раз усаживался на свое место, позаботится о том, чтобы присяжные приняли верное решение. Люси Гордон верила, что все можно преодолеть, нужна только правильная установка. Например, когда в детстве Эллис укачивало в машине, то мать не сомневалась, что эта болезнь скорее психологическая, нежели реальная. Поэтому во время долгих поездок она заставляла дочь петь вместе со всеми и играть в игры вроде «селедки»[1] чтобы девочка могла отвлечься от морской болезни. (Однако если Эллис и не тошнило, то только потому, что глубоко внутри нее засел страх нарушить порядок, и позитивное мышление здесь было совершенно ни при чем.) И даже сейчас на ее лице вечной школьницы застыла немеркнущая улыбка в обрамлении седеющих рыжеватых волос. Люси снова не давала пессимизму победить.

Отец Эллис стоял рядом с женой, но в отличие от Люси его суровое лицо было искажено гримасой. Был ли он зол на Эллис за то, что она причинила их семье столько страданий? Сказать сложно. Он был весьма немногословным мужчиной, архитектором, которому ближе язык линий и пространства. Лишь однажды она видела, как он плачет, — когда гроб с телом внука опускали в могилу. Но даже тогда она не стала бы с полной уверенностью этого утверждать, если бы сама не видела слезы, текущие из-под черных очков.

Ее сестра Дениз, на шестом месяце беременности, стояла рядом, опустив руку на темноволосую голову младшего сына Эллис, Джереми. Эллис знала, что многие из присутствующих не одобряют ее решения привести семилетнего мальчика на чтение приговора, но чувствовала, что для Джереми важно ощутить свою причастность к происходящему в момент, который так или иначе определит дальнейшую жизнь каждого из них.

Она отвернулась и, чтобы справиться с собой, принялась сосредоточенно разглядывать картину в витой раме на стене слева от скамьи. По иронии судьбы это был портрет Лоуэлла Уайта, отца Оуэна, который пожертвовал землю, где было построено здание суда, и она искренне надеялась, что этот исторический факт не повлияет на решение присяжных. Это был привлекательный румяный мужчина с густыми черными бровями и темными вьющимися волосами, тронутыми на висках сединой, — у них с сыном было мало общего. Казалось, во взгляде его таилось смущение, словно он знал что-то, о чем Эллис и не догадывалась. Ей вспомнилось его таинственное исчезновение, когда Оуэн был еще совсем маленьким. Эта загадочная история передавалась из поколения в поколение и вскоре вошла в историю Грэйс Айленда.

— Готовы ли присяжные вынести приговор? — спросил судья.

Поднялся старшина присяжных — здоровяк с коротким «ежиком» волос, в прошлом обладатель мускулистого телосложения, но сейчас заметно оплывший.

— Готовы, Ваша честь.

Эллис знала его в лицо, как и большинство присяжных. Он был менеджером в банке, где у них с Рэнди был открыт счет, и она могла любезно улыбнуться ему, проходя мимо и не придавая этому ровным счетом никакого значения. Судья велел приставу принести приговор присяжных. Старшина передал свернутый лист бумаги с написанным на нем приговором, коренастому, крупному мужчине в форме, который тут же отнес его судье. Судья взглянул с бесстрастным лицом и огласил приговор:

— Мы, присяжные заседатели, выносим вердикт в пользу ответчика.

Эти слова ударили в сердце! У Эллис перехватило дыхание, в глазах замелькали черные мушки. На секунду показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Но внешне она никак не выказала своих переживаний — ни один мускул не дрогнул на ее лице, его выражение было таким же ровным, как поверхность стекла. Ее сознание в тот момент тоже было как стекло — эти слова налетели на него и скатились, словно капли дождя по окну. Она подумала: «Если я буду очень, очень спокойна, то окажется, что ничего не произошло».

Уоррен приобнял ее за плечи и вполголоса сказал:

— Мне так жаль, Эллис… Мы сделали все, что могли.

Она была не в состоянии что-то ответить. То же самое она испытывала, когда рожала: огромное, растущее напряжение под маской внешнего оцепенения.

А потом рядом с ней оказалась Дениз. Эллис поняла это, ощутив присутствие чего-то большого и влажного. В платье для беременных, щедро украшенном рюшами и оборочками, Дениз напоминала слишком беременную Холи Хобби[2]. В ее карих глазах, занимавших едва ли не все лицо, стояли слезы: сестра, как ребенок, совершенно не умела скрывать свои чувства. Дениз только лишь покачала головой — она была достаточно умна, чтобы понимать, что не может сказать или сделать ничего такого, что помогло бы в данной ситуации.

Мать бросилась обнимать Эллис, в то время как отец остался стоять с тем же суровым выражением лица, но теперь Эллис понимала, что его ярость направлена не на нее — он сверлил взглядом спину Оуэна так, словно хотел всадить в него кинжал.

— Милая… — Голос Люси срывался от переполнявших ее эмоций. — Не принимай это слишком близко к сердцу. Ищи положительные моменты. Теперь вы с Рэнди можете жить дальше.

Как будто это возможно…

И только когда взгляд Эллис упал на Джереми, который стоял рядом с дедушкой и смотрел на нее измученным, встревоженным взглядом, она смогла подняться и заговорить.

— Я в порядке, — произнесла она спокойным голосом, который шел словно откуда-то извне. Так врач говорит, что пациент идет на поправку. — Мне только нужно добраться домой.

— Давай я отвезу тебя, — предложила Дениз.

— Не стоит. Я в норме, — заверила ее Эллис. В том ужасном состоянии, в котором она находилась, Дениз гораздо больше рисковала попасть в аварию, чем Эллис.

Сестра хотела было настоять на своем, но передумала. Она была младше на четыре года, и так повелось с самого детства, что Эллис за ней присматривала. Когда ученики в школе дразнили Дениз жирной, Эллис всегда давала насмешникам понять, с кем им предстоит иметь дело. И даже при первых родах Дениз, которые выдались довольно сложными, за ней присматривала Эллис, а не муж, который в это время лежал в постели с грыжей межпозвоночного диска. Теперь, когда им пришлось поменяться ролями, обе были в растерянности и не знали, как себя вести.

Эллис выдавила из себя горькую усмешку, как человек, потерпевший поражение, для которого это хоть и послужило тяжелым ударом, но все же не было неожиданностью. В какой-то степени она даже не была удивлена. Оуэн Уайт был уважаемым членом общества, наследником одного из крупнейших состояний острова, в то время как она… Что ж, она превратилась в местную взбалмошную дамочку. Даже те соседи, которые в первые дни после смерти Дэвида выказывали ей свое участие, теперь смотрели косо. Их глаза говорили, что да, произошла трагедия, но не стоило заходить так далеко. Разве справедливо наказывать человека, чьим единственным преступлением стало то, что он оказался не в том месте не в то время?

Направляясь к машине и крепко сжимая руку Джереми в своей руке, она думала о том, что если ад существует, то это он и есть. События того ужасного дня прокручивались у нее в голове, словно лента кинофильма, повторяясь снова и снова… И всякий раз она надеялась, что финал будет иным, но этого не происходило.

Это случилось ранним вечером. Рэнди как раз позвонил сообщить, что будет работать допоздна и чтобы они его не ждали. Но когда она вышла из дома, чтобы позвать Дэвида к ужину, то на баскетбольной площадке рядом с домом его не обнаружила, хотя когда она последний раз выглядывала, то видела сына именно там. Мальчика нигде не было видно. Начинало смеркаться, и на пешеходную дорожку перед домом наползли тени деревьев гинкго, которые окаймляли улицу. И все же она не встревожилась, пока еще не встревожилась… Вместо этого она чувствовала легкое раздражение. В свои восемь с половиной Дэвид был чересчур независим, и это могло плохо закончиться. В то время как Джереми мог часами играть в своей комнате, Дэвид не мог усидеть на месте с тех самых пор, как научился ходить. Порой казалось, что поиски его занимают столько же времени, сколько и уход за ним.

Эллис вышла на пешеходную дорожку, окликая сына. Она успела пройти почти полквартала, прежде чем увидела его — Маленького светловолосого парнишку в белой футболке и джинсах, который яростно крутил педали велосипеда, мчась ей навстречу. И только он поднял руку, чтобы помахать ей, как из-за угла вылетела машина — серебристый «мерседес», скорость которого многократно превышала дозволенную. Эллис открыла рот, чтобы крикнуть и посоветовать водителю сбавить скорость, но слова застряли у нее в горле, потонув в визге тормозов и последующем глухом ударе, звук которого едва не сбил ее с ног, словно это она пережила столкновение.

«Дэвид!» — подумала она и бросилась бежать.

Она увидела его лежащим на тротуаре лицом вниз, застывшим в неестественной позе. Его велосипед, старенький «роли», на котором катался еще Рэнди и который Дэвид любил больше всего, отлетел на середину дороги, превратившись в результате удара в помятую вешалку для одежды. Позже Оуэн заявит, что мальчик выскочил на проезжую часть и он не смог вовремя притормозить. Однако Эллис видела совсем другое. Дэвид ехал по велосипедной дорожке, как настаивала она сама и те из соседей, у которых были маленькие дети. И с того места, на котором она стояла, все было прекрасно видно.

Но это было ее слово против слова Оуэна. К тому времени, как на шум вышли соседи, все было кончено. Когда Эллис заявила, что водитель был пьян, этому тоже никто не поверил. У Оуэна Уайта, в отличие от его опального отца, который частенько опрокидывал рюмашку-другую, была репутация прилежного прихожанина. Тем не менее Эллис почувствовала, что от него разит спиртным, даже стоя на коленях и прижимая к груди изувеченное тело сына. Она крикнула Оуэну, чтобы он помог, но мужчина стоял на месте и смотрел на происходящее застывшим взглядом, словно не понимая, какое все это имеет к нему отношение. А затем он просто залез в машину и укатил прочь.

Лишь спустя пару часов полиции наконец удалось выйти на Уайта, но к тому времени он уже успел протрезветь и подготовить складный рассказ. Если его поведение и могло показаться несколько странным, пояснил он, то только по причине пережитого шока. И покинул он место преступления лишь затем, чтобы найти телефон и вызвать подмогу. После поверхностного расследования, которое больше походило на чистую формальность, официальной причиной смерти был признан несчастный случай. Просто очередной трагический пример того, что бывает, когда маленькие мальчики катаются на велосипедах там, где не положено…

— Мамочка, почему мы не едем?

Эллис очнулась от горестных мыслей и обнаружила, что сидит за рулем своей машины, а рядом пристроился Джереми, пристегнутый ремнем безопасности. Маленький мальчик с мрачным лицом, белокожий, как она, с темными волосами, одетый в костюм, купленный специально по случаю похорон брата, из которого он уже успел вырасти. Сын смотрел на нее с оттенком недоумения, с выражением глубочайшей обеспокоенности, которое в последнее время слишком часто появлялось на его лице. Из них двоих Джереми всегда был более задумчивым и впечатлительным, но с тех пор как Дэвида не стало, временами он выглядел так отрешенно, что Эллис порой казалось, что она потеряла обоих сыновей.

Она выдавила из себя улыбку.

— Сейчас поедем, милый. Мне просто нужна была минутка, чтобы собраться.

— Мы сейчас домой? — спросил он, когда Эллис завела машину.

— Да, милый. Сразу домой.

А куда еще она могла податься? В магазин за квартой молока? На почту, чтобы забрать все, что пришло на ее имя? Она даже представить себе не могла, что когда-нибудь сможет заниматься этими повседневными хлопотами, а о том, чтобы браться за это сейчас, даже речи быть не могло.

— А папа будет? — В голосе, выдающем крайнюю обеспокоенность, прозвучала жалостливая нотка.

Эллис четко осознала, что не стоило брать его сегодня с собой. Но она настолько верила, что присяжные войдут в ее положение и посмотрят на вещи с нужной точки зрения, что приняла неверное решение. Теперь, помимо всего прочего, она оказалась еще и плохой матерью. Эта мысль пронзила ей сердце, словно пуля.

Она ответила, стараясь, чтобы голос ее не дрогнул:

— Папа на работе, ты же знаешь. Но мы позвоним ему, как только доберемся домой.

Она говорила, и в ней закипала злость. Где был Рэнди, когда она так в нем нуждалась? Где он сейчас?

Эллис сдавала назад, выезжая, когда на другом конце парковки увидела Оуэна. Она остановилась, надавив на тормоза. Он шел через стоянку вместе с женой, Элизабет Уайт, которая сопровождала его на каждое заседание суда. Это была высокая, худая как шпала женщина, которая вытянутым узким лицом, длинной изогнутой шеей и далеко расставленными глазами навыкате напоминала Эллис борзую. Они выглядели умиротворенными, довольно улыбались, радуясь своей победе, и шли не спеша, рука об руку. Сейчас они поедут домой и устроят праздничный ужин, а потом хорошенько отдохнут ночью, в то время как Эллис вынуждена будет как-то налаживать свою жизнь. Она наблюдала за тем, как, подойдя к машине, миссис Уайт направилась к пассажирскому месту, в то время как Оуэн замешкался, доставая из кармана ключи от того самого серебристого «мерседеса», который сбил Дэвида.

Позже Эллис не вспомнит практически ничего из того, что происходило дальше. Однако в тот момент каждая деталь воспринималась с особой остротой: тускло поблескивающая на тротуаре жирная лужа, возле которой стоял Оуэн; отражения деревьев, проплывающие в лобовом стекле «Шеви Малибу», выезжающего за ним; детский галдеж в маленьком сквере рядом со зданием суда. Это были последние вехи нормального, знакомого ей мира, вслед за которыми действительность перевернулась, а ее закружило, завертело и унесло в никуда.

Эллис даже не осознавала, что ее нога жмет на газ. Казалось, машину разгоняет какая-то неведомая сила, над которой она не властна. А потом было только перекошенное от страха лицо убийцы ее сына и пронзительный крик Джереми.

Загрузка...