Ледяная синева

Глава 8

Вскрикнув, Саммер схватила отброшенное полотенце и завернулась в него.

— Уходите!

— Не говорите ерунды. — Такаши пересёк комнату, схватил полотенце за край и дёрнул. — Как вы поранились?

— Дайте мне одежду…

— Мне абсолютно наплевать, одеты вы или нет, — отрезал он. — Нужно осмотреть раны и убедиться, что вы и дальше сможете ехать со мной.

Саммер обхватила себя руками в бесполезном усилии оградиться от равнодушного взгляда. Она знала, что её непримечательное пухлое тело вряд ли заинтересует Такаши. И не то чтобы — Боже упаси! — она хотела чего-то подобного. Просто эти безразличные тёмные глаза не должны видеть её голой!

Но Такаши был сильнее, решительнее и нетерпеливее. Значит, чем дольше она будет сопротивляться, тем дольше ей придётся оставаться в неловкой ситуации.

— Я была на кухне в лапшичной, когда туда пришли братья. Пришлось опрокинуть чан с кипятком, чтобы их остановить. Видимо, вода случайно выплеснулась и на меня, хотя тогда я ничего не почувствовала.

— Дайте ваши руки.

Если она протянет руки, то больше не сможет прикрываться. Но нельзя сказать, что даже сейчас ей это хорошо удавалось, поэтому Саммер втянула живот и выставила ладонь.

— Обе.

Она решила не перечить, по крайней мере, пока, и вытянула руки. Они не тряслись, так что можно собой гордиться. Учитывая, что она сидела в одном белье перед незнакомцем — очень красивым незнакомцем — и что недавно её пытались убить, это было большое достижение.

Такаши взял её руки в свои, перевернул, чтобы получше рассмотреть ожоги… Увидел шрамы. Пояснений не понадобилось — даже дурак распознал бы следы неумелой попытки самоубийства. Как ни странно, но он воздержался от замечаний.

— Когда мы приедем, то я найду какое-нибудь лекарство.

— Куда приедем?

О’Брайен не обратил внимания на вопрос, выпустил её руки и присел на корточки, чтобы осмотреть лодыжки. Саммер с трудом подавила порыв отпрянуть. Мужчина, стоящий перед ней на коленях, вызывал странные и непривычные эротические мысли.

Она готова была отдать десять лет жизни, лишь бы оказаться одетой.

Раньше ей удавалось жить осмотрительно, избегать страстей. Саммер знала, что может заниматься сексом: три месяца со Скоттом наглядно это продемонстрировали. Хотя, конечно, нельзя сказать, что она жаждала предаваться любви, так что последние несколько лет прошли совсем без постельных утех. Но по какой-то совершенно безумной причине этот мужчина будоражил в ней чувства, которые либо давно умерли, либо никогда раньше не существовали. И Саммер это не нравилось.

Такаши же, казалось, ничего не замечал. Или просто вся эта ситуация его вообще не волновала.

— Здесь чуть похуже, но это не должно помешать. — Он посмотрел ей в лицо, не меняя положения, его руки всё ещё обхватывали её лодыжки.

Не смей об этом даже думать!

— Скажите мне, где на самом деле урна, и мы уберемся отсюда до того, как кто-нибудь появится.

— Не знаю.

Он молниеносно поднял руку и пугающе крепко обхватил её шею.

— Не хочу опять это слушать, — спокойно сказал он. — Больше никаких увёрток.

— Это правда. — Голос Саммер звучал приглушённо из-за того, что Така сдавил ей горло. — Мика изготовил копию. Я думала, он оставит оригинал где-то в доме.

Така немного ослабил хватку.

— Но он не оставил. Поверьте мне, если бы урна была здесь, я бы её нашёл. Куда ещё он мог её деть?

— Я не… — Мужская рука опять сжалась, и её голос пресёкся. Саммер нервно сглотнула. Ладонь на горле ощущалась очень остро. — Он мог отдать вазу кому-то ещё, чтобы спрятать.

— Нет.

— Мне тяжело дышать, — с трудом прохрипела Саммер.

— Может, вы отдали урну младшей сестре, — размышлял тем временем Такаши. — Никто бы не подумал, что вы способны подвергнуть её опасности, но иногда люди могут удивлять. Может, вы волнуетесь о ней не так уж сильно, как думаете, особенно если на кону триста тысяч долларов?

— Вы отвратительны, — прошипела она в ответ.

— Тогда скажите, где урна. Или придётся спросить вашу сестру?

Их взгляды встретились. Глаза Такаши были тёмными, холодными, неумолимыми, и Саммер спросила себя: как она могла хоть раз подумать о нём как о спасителе? Не будь она такой уставшей и напуганной, не сиди в одном белье, то, возможно, и поборолась бы с ним. Но сейчас она ему не ровня, и самое важное — нужно любой ценой не впутать в это дело сестру. Чёрт, да зачем вообще с ним бороться? Она проиграла, и ставки оказались выше, чем она изначально предполагала. Теперь речь шла не просто о сохранении вазы почти неземной красоты — подарка от человека, который больше других любил и защищал Саммер, — но и о безопасности младшей сестрёнки. И тысяча бесценных ваз — ничто по сравнению с её жизнью.

— Я могу найти вазу, — прошептала Саммер.

Такаши сразу же ослабил хватку и опустил руку.

— Так сделайте это.

— Я могу сначала одеться?

Он позволил взгляду пройтись по её телу с головы до пят.

— Если хотите.

Конечно, Такаши не собирался оставлять Саммер одну. Как и не думал отводить от неё глаз. Саммер натянула джинсы, закусив губу, — лишь бы не вскрикнуть, когда мягкая ткань прошлась по ожогам. Резким движением надела футболку. Та была слишком лёгкой; лучше было бы взять что-нибудь потеплее. Но один взгляд на его непреклонное лицо, и вопрос отпал сам собой.

Такаши загораживал дверь в спальню. Странно, он такой стройный… а занимает столько места.

— Мне нужны туфли, — заметила Саммер.

— Кроссовки. Может, придётся побегать. И наденьте свитер — на улице холодно.

Подумать только! Саммер до сих пор чувствовала его руку на горле. В какой-то момент она подумала, что Такаши может легко задушить её. И сделает это, если она вздумает сопротивляться. А теперь он беспокоится, как бы она не замёрзла!

Такаши отодвинулся, и Саммер, кивнув, направилась к шкафу. Хоть следов обыска не было заметно, она знала, что он и там искал. Саммер взяла старые кроссовки и мешковатый свитер. От тщеславия, которое и так никогда не входило в перечень её недостатков, теперь не осталось и следа. Такаши уже видел её практически голой и остался равнодушным. Не то чтобы она хотела произвести на него впечатление — это последнее, что ей сейчас было нужно! — но так грустно чувствовать свою неуклюжесть и заурядность, столкнувшись с подобной красотой.

А Такаши был красив. У неё не было времени задуматься об этом — она спасала свою жизнь. Но со своими шелковистыми прямыми чёрными волосами, тёмными непроницаемыми глазами, сочным ртом он был почти столь же великолепен, как и предмет его отчаянных поисков.

Но в его красоте было что-то тревожащее. Саммер провела среди голливудских красавчиков большую часть жизни и знала, что хорошие внешние данные обычно служили лишь своего рода валютой. Скотт был одним из самых привлекательных мужчин, которых она когда-либо встречала, и, будучи ценительницей прекрасного, она потому и выбрала его в качестве партнера — чтобы переспать и побороть страхи.

Такой план, конечно, не мог привести к чему-то хорошему. Она использовала Скотта, одновременно надеясь, что влюбится, но в конце концов поняла, что разрешённый «взрослый» секс сильно переоценивают, и неважно, насколько нежен партнёр. Можно спокойно прожить и без постельных утех!

Так почему же сейчас она смотрела на необычное, прекрасное лицо Такаши О’Брайена и неожиданно чувствовала себя потерянной? Но, в конце концов, всё это неважно: когда он получит вазу, то — если повезёт — оставит её в покое. И наверняка будет счастлив, что избавился от неё. А она позабудет все неразумные желания, которые, по её собственному мнению, была не способна чувствовать.

Поскорее бы!

— Ваза не здесь.

Такаши выключил свет, и комната погрузилась во мрак. В коридоре продолжала мягко гореть лампа.

— Вы же не собираетесь играть в кошки-мышки? Это было бы не очень мудро.

— Ничего не знаю насчёт своей мудрости. Что вы собираетесь сделать с вазой?

— Я уже говорил — отвезу в Японию.

— А со мной? Убьёте?

Саммер удалось его удивить.

— Разве в последние двадцать четыре часа я не делал всё возможное, лишь бы спасти вашу жизнь? Даже несмотря на все ваши усилия помешать этому?

И ведь не поспоришь!

— Я готова, — отозвалась Саммер.

— Тогда давайте заберём вашу чёртову урну.

Конечно же, её придётся убить. Такаши всегда это знал, но ему совсем не нравилось, что Саммер, кажется, тоже. Пару раз он был близок к цели, но в последнюю минуту раздумывал. Но как только урна окажется у него, разумнее всего будет прикончить Саммер. Быстро, безболезненно… Она даже не поймёт, что случилось.

К сожалению, Саммер уже подозревала его. Будет ли она бороться, когда придёт время? Така надеялся, что нет, ведь только ей же будет больнее. Пусть лучше просто сдастся! В случае борьбы он с лёгкостью победит: ей свойственна мягкость, ему — твёрдость и решительность. Тогда, в ванной, он позволил себе отвлечься и из-за этого чуть переборщил с силой. Не нужно было так крепко хватать её за горло.

Наблюдательность у Таки была развита гораздо лучше, чем у обычных людей, и тем коротким взглядом, что он себе позволил, он впитал каждый сантиметр её обнажённой кожи. Шрамы на запястьях его не удивили: он знал, что подростком, вскоре после гибели Ханы Хаяси, Саммер пыталась покончить жизнь самоубийством. Но неожиданно бледная, кремовая кожа Саммер — гладкая и мягкая — его прямо заворожила. Над левой грудью у неё была родинка, и будь он проклят, если татуировка, выглядывающая из-под белья, была только плодом воображения. Кто бы мог подумать, что такие девушки делают татуировки! Интересно взглянуть на рисунок. Конечно же, он сможет посмотреть… после её смерти.

При этой мысли Така почувствовал непривычную ему лёгкую тошноту. Виновато ли его последнее задание в том, что он никак не мог решиться устранить Саммер? Возможно. Может, сам побывав на волосок от смерти, он стал больше уважать её… и бояться.

Нет, не совсем так. За последние сутки он убил четырёх человек, и эти преступления вряд ли оставили след в его душе, точнее в том, что от неё осталось. Эти люди были опасными животными, которых необходимо было убрать. Так что совесть его по-прежнему спала.

Саммер Хоторн — другое дело. Да, она тоже опасна, но понятия не имеет, почему. Не знает о тайне, что скрыта в её голове и может привести к гибели тысячи людей. Не подозревает, что Така просто не может оставить её в живых.

Он последовал за Саммер через дом, выключая по дороге свет. За ними вырастала тьма.

Было уже далеко за полночь. Если бы Саммер привела его прямо к урне, Така смог бы закончить дела и вылететь первым утренним самолётом, проследив, чтобы Сиросаме передали, что именно Такаши забрал с собой и что — точнее кого — уничтожил. До этого дня они не представляли, кто помогает их жертве, но теперь Генрих Мюллер сможет его описать, а людей, которые с легкостью сложат дважды два, в «Братстве торжества истины» достаточно. Его начнут искать, и, хотя он легко мог трансформироваться в иные свои ипостаси, — к тому же с ним уже не будет Саммер, которая привлекает внимание, — всё же нужно быть очень осторожным.

Нет, Така не мог себе позволить разводить сантименты с мягкой маленькой гайдзинкой, в которой было больше ума, чем здравого смысла.

Похолодало. Саммер вздрогнула, когда они вышли из дома. Така подавил порыв дать ей свою куртку. Нельзя было рисковать запачкать одежду кровью. Он не задавал вопросов, когда Саммер повела его вокруг дома. С кем-нибудь другим Така мог бы и заподозрить ловушку, но не в этом случае. В их отношениях он — воплощение опасности, не она.

Формально, конечно, у них не было никаких отношений… разве что охотника и добычи. Поработителя и угнетённой невинности. Преступника и жертвы, как говорят в полицейских телесериалах. Убийцы и трупа.

Они пришли к старому гаражу Мики, у которого уже частично отсутствовала черепичная крыша. Что бы ни находилось внутри, оно подвергалось воздействию непогоды. Очередная ложь?

Внутри стояла только одна большая, непонятной формы машина, закрытая брезентом, да ещё лежала кучка опавших листьев.

Саммер пошла прямо к машине и стянула брезент. На мгновение Така замер от благоговения. Вообще ему особо не было свойственно приходить в восторг от вида машин. Он всегда больше интересовался мощностью, нежели красотой. Но дураком он не был и распознал представшего его глазам зверя.

— Машина досталась Мике вместе с домом. Тогда это была просто куча ржавчины, однако Мика работал над ней последние пять лет. — Голос Саммер прервался, но в нём не слышалось слёз — только боль. — Бедный Мика, — прошептала она.

— Побеспокойтесь лучше о себе, — отрезал Така.

Это был «дуйзенберг», где-то тридцать пятого года выпуска, прекрасно сохранившийся, с сияющей поверхностью, тёмного, насыщенно-синего цвета, с кожаными сидениями в тон.

— Он на ходу?

Саммер открыла боковую дверь, даже не взглянув на него.

— Не всё ли равно? Мы же не собираемся никуда ехать. Если повезёт, из него, наверное, можно выжать восемьдесят километров в час. — Саммер исчезла на заднем сидении, только ноги торчали из машины, и Така мог видеть движения её ягодиц. Она явно что-то искала. И по какой-то грёбаной причине он возбудился. В ожидании Така прислонился к стене. Злиться на себя — пустая трата времени: у него здоровое отношение к женскому телу. И хотя он не считал себя любителем женских задниц, не было смысла отрицать, что её даже в этих выцветших чёрных джинсах восхитительна.

Но возбудиться из-за женщины, которую намереваешься убить, — двигаться в таком направлении Така совсем не хотел. Он знал мужчин и женщин, которые наслаждались сексом и смертью, заводились при мысли о том, чтобы соединить приятное с полезным — занятия любовью и убийство. Такие мысли и реакции — первый шаг к неизлечимой болезни души. Саммер Хоторн была работой, запретным плодом, и если она выберется из этой машины-бегемота с урной Хаяси, то станет очередной невинной жертвой этой войны.

И тогда, после завершения всей этой истории, он подумает, а не найти ли ему обманчиво хрупкую гайдзинку со светлыми волосами, бледной кожей, веснушками и прелестным задом, чтобы утолить свою страсть. Так будет разумнее и полезнее для здоровья. Проще, в конце концов. Он ведь практичный человек!

К счастью, Саммер полностью залезла в машину, так что Таке больше не пришлось наблюдать за её виляющей пятой точкой. Через мгновение она перевернулась и села на пол «дуйзенберга».

— Она у меня.

Ему везло как утопленнику. Они могли бы проискать урну всю ночь, и он был бы доволен. Могли бы поехать на юг и выследить её сестру. Но урна — вот она, прямо здесь, и больше нет причин медлить. Есть распоряжения, работа, и он её сделает.

Така оттолкнулся от стены и подошёл к «дуйзенбергу», заполнив дверной проём и закрыв свет. Увидел, что давно потерянная урна Хаяси стоит на сиденье. Даже в темноте она была прекрасна. А потом Така посмотрел на Саммер, и все мысли о старинном сокровище, за которым он охотился несколько месяцев, а другие — века, вылетели у него из головы.

У неё были голубые глаза — не такого насыщенного цвета, как глазурь урны — но всё же ярко-голубые. Мокрые волосы начали высыхать. Саммер неподвижно сидела на полу машины, будто бы зная, что случится теперь, когда она наконец отдала ему то, что он хотел.

Выбора не было: Така залез в машину, а Саммер попыталась отползти к задней двери. В её глазах плескалась паника. Она всё понимала.

Но он не мог позволить этому остановить его.

Джиллиан Мари Ловиц, единственная дочь Рафаэля и Лианны Ловиц, вытянула руку и подняла большой палец. Саммер пришла бы в ужас при мысли, что её младшая сестренка путешествует автостопом, но нищим выбирать не приходится. А сейчас Джилли определённо была нищей — в её кармане лежало ровно тридцать семь центов.

Почему кто-то хоть на мгновение мог подумать, что она так вот запросто отправится к Питерсенам, — этого она никак не могла понять. Автор этого маленького плана совсем её не знал.

Её сводная сестра Саммер относилась к небольшому числу людей, которые по-настоящему разбирались в характере этого бесёнка в юбке. Родители слепо обожали Джилли, и она их тоже любила. По-матерински. У её родительницы был интеллект тостера, отец зациклился на деньгах, и оба думали, что их милая доченька — невинная принцесса. Джилли лишилась иллюзий, когда в двенадцать лет случайно увидела, что с матерью делал садовник… и что отец за ними наблюдал.

Слава Богу, никто тогда её не заметил. А Джилли повела себя как ребёнок: убежала, чтобы побыть у Саммер, пока во всём не разберётся. Саммер всегда была для неё как мать, хоть разница в возрасте у них — всего двенадцать лет. Лианна видела в старшей дочери обузу, мешающую ей молодиться, а в младшей — модный аксессуар. Ральф вообще особо не обращал на Джилли внимания — только давал деньги.

Что было неплохо: они полностью ей доверяли и не доставляли хлопот. Тем временем Джилли тщательно распланировала свою жизнь. Она была одной из тех пугающе умных подростков, которые в шестнадцать лет уже переходили на второй курс в колледже. А ещё Джилли была намерена переехать в собственную квартиру через несколько месяцев. Единственной проблемой было вынудить аспиранта, своего напарника в лаборатории, соблазнить её, но работа в этом направлении активно продвигалась!

Но тем временем её выдернули с занятий и отправили на юг с весьма сомнительными объяснениями. Мол, Питерсены — друзья отца Джилли (хотя она даже не помнила, чтобы встречалась с ними раньше) и что они уберегут её от преследований какого-то ненормального, о котором она никогда и не слыхала. Уберегут, как же! Глядя на Питерсонов, никому бы и в голову не пришло такое ляпнуть.

Ей даже не дали шанса возразить и воспротивиться! Добравшись до отдалённой хижины в пустыне, Питерсены следили за ней, словно коршуны. Джилли пришлось ждать два дня, чтобы те расслабились и подумали, что она им верит.

Преодолеть запертые двери и собак, особо не шумя, оказалось очень трудно, поэтому и не получилось порыться в кошельке Милдред и взять такие нужные деньги. Сейчас же главной её целью было убраться отсюда и вернуться в Лос-Анджелес.

Джилли решила, что, как только доберётся до телефона-автомата, то позвонит родителям и узнает, что происходит. Или — так даже лучше — позвонит Саммер, которая тотчас же приедет и заберёт её. У Питерсенов были только мобильные, которые они всё время держали при себе, поэтому ей не представилось возможности позвонить из хижины. Когда же она в открытую попросила телефон, они лишь сказали «слишком опасно» и предложили ещё шоколада.

Ей не понадобилось много времени, чтобы понять, что в конфетах наркотик. Питерсены знали о её слабости к «Ролло», и первые два дня Джилли провела как в тумане, просыпаясь на время, достаточное лишь, чтобы вновь наесться шоколада. А потом в ней проснулась паранойя. В её жизни было много жертв, но выплёвывать «Ролло», когда Питерсены отворачивались, было сложнее всего. Вернувшись домой, она станет есть любимое лакомство снова и снова, пока не заболит живот.

Но прямо сейчас Джилли была на пустынном участке шоссе, причём даже непонятно где. Она замёрзла, проголодалась и была дико зла. Джилли запретила себе бояться; её вообще было не так легко напугать. Но если, когда она поймает машину, у водителя окажутся какие-то нехорошие мысли, она с этим справится. Саммер зачем-то училась самообороне и в свою очередь научила Джилли, как в считанные секунды вырубить человека весом с центнер. Зачем сестре понадобились такие уроки, Джилли не знала, но подозревала, что это как-то связано с детством сестры. Когда придёт время, Саммер сама ей всё расскажет.

Увидев вдалеке фары машины, Джилли облегчённо выдохнула. Спасение близко, даже если придётся за него побороться. Когда машина была совсем рядом, Джилли опустила палец и подождала, пока белый лимузин остановится рядом. Водитель опустил стекло и высунул из окна бритую голову.

— За тобой приехал его святейшество, малышка.

Джилли терпеть не могла, когда её называли «малышкой», а одутловатый белый Сиросама казался ей омерзительным. Но, как она уже решила, нищим выбирать не приходится.

— Слава Богу, — сказала Джилли и забралась на заднее сиденье лимузина.