Ледяной принц

4.

Моей наивности мог позавидовать тот самый нанайский мальчик. Я во всю готовился к сборам, когда где-то в Испании случилась очередная проблема, и маман срочно укатила решать дела фирмы. Мы едва посадили ее на самолет, как я убедился, что никто не забыт, ничто не забыто.

Довезя меня до комплекса, отчим наклонился, и прежде чем прикрыть пассажирскую дверь мягко пообещал:

— Вот мы и снова одни. Жду тебя дома, Антон!

Не знаю как для кого, может, внешне это смотрелось даже мило, а вот меня прошиб холодный пот. «Еще повторим, сучка» — да?

Я же что-то могу сделать, точно? Придти в какую-нибудь гребанную службу и сказать, помогите-спасите, отчим хочет меня изнасиловать… Ага, не в нашей реальности! Телефон доверия 02, фак-фак-фак… И я заслуженно получу славу истеричного маменькиного сынка, которому не дает наслаждаться жизнью «злой дядя». То есть, только новые проблемы. А позволить трахнуть себя еще раз только чтобы заполучить нужные анализы и прочее, — тогда я еще не был готов на что-то подобное.

Да мне даже в голову не могло такое придти! Мне было просто страшно. До оторопи. Меня трясло настолько, что с трудом вообще доходило, где я нахожусь. Я впервые (да, в этот год со мной многое случилось «впервые») не помнил, как оказался на льду.

…Первый шаг на уже изрезанную предшественниками твердь. Потом круг, — чтобы просто почувствовать поверхность и слиться с ней. Еще один на шассе, потихоньку раскатываясь и переходя на спирали. Разворот, тулуп, разворот на дугу и моя любимая «бабочка». Полет… Только лед и я, соединенные тоненьким, острым, режущим лезвием… Почему так не может быть вечно, почему мне надо идти куда-то еще?

«Жду тебя вечером, Антон!»

И я упал. На отработанной до абсолюта программе, больше того — на каскаде сальхов-ритбергер. Кто не понял, спросите — этот элемент легко выполняют даже малолетки, а не то что претендент на призовое место. Нет, я встал, разумеется, — иначе нельзя. И продолжил. Вот только как — лучше не описывать.

Как же орал Казаков на мою больную голову!

— Антон, ты опять не выспался?! Ты чего, вчера пил опять?! Ты в своем уме вообще?! О чем думаешь? О девочках?! О гульках?! Где мои 16-ть лет… Ты на своей жизни крест уже сейчас поставить хочешь?! Я вместо тебя бабуина могу на лед вывести, и то лучше получится! Ты у меня ночевать здесь будешь, принц недоделанный!!

Господи, спасибо тебе за малые милости твои! Уж не помню, где услышал, и откуда взялось, — но в белые от бешенства глаза я посмотрел как в свое единственное спасение и самым проникновенным тоном буквально пролепетал от облегчения, что думал:

— Игорь Сергеевич, простите, пожалуйста! Правда, расслабился неудачно. Я нагоню! И хоть сейчас на базу…

Он как-то только очень тяжело вздохнул:

— Мне что, тебя все время под замком держать?

Я радостно закивал головой, и подозреваю, что улыбка отличалась повышенной дебильностью. Казакова аж перекосило, и он вышел из раздевалки, звучно хлопнув дверью.

А мне захотелось расплакаться от облегчения!

Следующий месяц я прожил в раю. Правда Казаков действительно взял меня в оборот, и разве что в туалет не провожал. Обыскал вещи, и кажется, был очень разочарован, когда не нашел ни пива, ни сигарет, ни резинок. Ну, вот такой я скучный пай-мальчик из хорошей семьи.

Зато со злорадством отобрал нетбук, который мама подарила на Новый год специально для разъездов. Гонял он меня до седьмого пота, но я не обижался. Какие уж тут обиды, когда во-первых, это ж не отчим, во-вторых, напросился сам, а в-третьих, было бы свинством обижаться с золотом на шее. Я выше бронзы никогда не поднимался, и честно, даже не был уверен, что способен. Какой из меня чемпион, так, старательный среднячок… когда объявляли результаты у меня, кажется, провал какой-то случился, а тискающего меня на радостях тренера только что в засос не поцеловал.

Да, обалдевшие мы были оба, и соревнования вышли «зачетные» не только для меня, но и для Казакова уже как тренера.

— Можешь ведь, когда хочешь! — никогда не видел, чтобы он так сиял на подведении итогов. — Теперь понятно, что с тобой нужно не работать, а просто драть в три шкуры.

Я тогда посмеялся вместе с ним, напрочь забыв в каком смысле меня могут драть еще.

Между тем, сказка закончилась чересчур быстро. Дома отчим не давал мне прохода, не упуская случая облапать, зажать или хотя бы ущипнуть за… да, за зад. Я посылал его куда подальше, я отбивался, за что однажды получил такой удар, что он сам испугался, что сломал мне ребро. Лежа ночами без сна, я слышал, как он нагло, не скрываясь, дергает ручку моей двери, которую я теперь всегда запирал на защелку.

И думал, чего я все-таки боюсь больше — славы истерика, клички пидораса или, что он снова сможет сделать со мной Это, даже если потом отправится далеко в Сибирь… Дело дошло до того, что я почти перестал появляться дома, все время после школы проводя на секции, а после просиживая в интернет-клубах, и изредка отсыпаясь у кого-нибудь из случайных пацанов-гамеров. У них не принято задавать лишние вопросы, если способен отладить «контру». Они сами ночные жители.

Я привык носить с собой мыло, зубную щетку, и смену белья. Зная наизусть часы работы тети Вали и отчима, я заезжал домой, только если очень было нужно. Стараясь не оставлять следов своего присутствия. Я не отвечал на телефон. Вырубил бы звук совсем, но иногда звонила мама. Слава богу, что хоть деньги она регулярно клала на каточку, так что с этим проблем не было…

Понятно, что при таком образе жизни учеба моя звучно покатилась под откос. Учителя словно соревновались в продолжительности нравоучительных бесед и количестве дополнительных занятий, единодушно признав, что я «попал в дурную компанию».

Знал бы кто, насколько дурную! Но я лучше бы умер, чем сказал кому-нибудь, так мне было стыдно.

И еще они очень злились, потому что большую половину занятий, — я посылал нах, любыми путями пропадая на тренировках почти до закрытия комплекса. Зато Казаков почти не орал на «золотого мальчика», даже когда у меня ничего не получалось…

А потом заново — клуб, комп, чья-то хата, утро, школа.

Мать вернулась перед самыми экзаменами, а я — вернулся домой. Отчим ко мне не лез, больше того, едва ли не демонстративно не замечал. Я… я отоспался.